Текст книги "Сплав'"

«Пилорама»

Женщины очень неохотно заняли свои места в автобусах.

Для улучшения настроения Голясов приказал всем клюкнуть граммов по двести сухого вина.

Водители газанули. Проехали еще минут пятнадцать-двадцать, и вот справа от дороги показался указатель «Пермь-36».

Голясов удивленно уставился на водителя:

– Ты что плетешься как черепаха?! Мы уже три часа едем, а тут всё еще до областного центра рукой подать!

– Всего тридцать шесть километров отъехали? – запорхала ресницами Элеонора Тушканчикова. – Невероятно!

– Что кругами ходим? – возмутился Голясов. – Или дорогу не знаешь? А может, из-за того, что у тебя почасовая оплата, ты решил банк разорить? Лучше сразу признайся!

– Помилуйте! – испугался водитель. – Мы в тридцати километрах от Чусового, а это знаменитый на весь мир лагерь диссидентов. Летом здесь проводятся ежегодные международные фестивали правозащитников под названием «Пилорама». А название «Пермь-36» в свое время власти специально придумали, чтобы сбить с толку западные спецслужбы.

В доказательство к сказанному из кустов внезапно появились организаторы «Пилорамы». Они бросились к первому автобусу и, заскочив на ступеньку, протрубили:

– Мсье, вэрэ ю фром? (Вы из какой страны к нам прибыли? – англ.)

Видимо, их ввели в заблуждение автобусы-«Мерседесы».

– Фром Раша, Перм, – ответила также по-английски Лана.

– Из областного центра, но не к вам, – обратила внимание на собственную персону Элеонора Тушканчикова.

Голясов дипломатично расшаркался с представителями фестиваля, пообещав «непременное, непременное, непременное» (ага, ждите!) финансовое участие в следующем сезоне.

Те, однако, остались чем-то недовольны.

В Чусовом

Через некоторое время появились первые признаки Чусового, старинного города (1878), построенного на слиянии трех рек. Вид на город со стороны трассы весьма живописный: трубы заводов, отвалы горной породы, холмы, реки, утопающие в зелени дома и серпантины дорог.

– Щас завезем «попутчика» в вытрезвитель, из-за него, межеумка, такая задержка по времени, и во весь опор до катамаранов! – скомандовал Голясов.

Пока искали, куда сбагрить связанного скандалиста прошло достаточно много времени. Всё-таки воскресенье да еще летом. Всем хочется отдохнуть. Наконец, на окраине города нашли дежурную часть и, поблагодарив служивых коньяком, тронулись дальше.

К сожалению, в милицейском участке пожертвовали еще и одним охранником (его сотрудники горотдела оставили для «выполнения процедурных формальностей – составления протокола» в качестве главного свидетеля).

Итого после потери охранника и «попаданца» состав будущих сплавщиков уменьшился до двадцати семи человек.

– Откуда вы надыбали сего чудика! – метал молнии Кофейня.

– Мы полагали, это зять Аблекимовны, – пожимал плечами Мигель Сабантуевич, – нашего учредителя.

– А кто у нас учредитель? – повернулся Шура к Бычкову.

– Да ты ее не знаешь, – отмахнулся Жорик. – Варвара Аблекимовна. Начинала, по слухам, простым челноком в Латвию. Туда медь, обратно нижнее белье. Одела пол-Перми. При этом разула до нитки металлургический комбинат. Далее создала команду единомышленников, привлекла специалистов, и вот результат: самый крупный региональный финансовый центр.

Несмотря на фуршет, в Чусовой Кисельков приехал полностью голодный. Пока охранники сдавали незадачливого «попутчика» в местный вытрезвитель, Шура рыскал по близлежащим улочкам в поисках съестного. Наконец, ему удалось найти киоск, в котором продавали горячие чебуреки. Счастливый Кисельков уселся на свое место и достал выпечку из кулечка.

– Не поделишься? – посмотрел на Шуру голодными глазами Бычков.

Выходит, он также нагулял зверский аппетит во время поездки.

Кисельков сделал вид, что не заметил желания Жорика присоединиться к трапезе.

…Радик снова взялся петь под свою гитару, радуясь, что больше никаких заминок и остановок на пути к точке отплытия не должно было быть…

Шура широко открыл рот, но не от удивления, а от желания заглотить кусок побольше, и вонзился зубами в чебурек. Из выпечки во все стороны брызнул жирный мясной сок, причем сначала на аниматора, который зашелся в верхнем голосовом регистре и там и остался с открытым «забралом», полным мясного бульона, а затем на Кофейню, уделав того брызгами с ног до головы.

Затейник одномоментно подавился собственной слюной и вытянул голосом что-то невразумительное.

Кофейня же засыпал Шуру многоэтажными проклятиями. Чувствовалось, что всё его раздражение, накапливавшееся за время поездки, выхлестнулось наружу потоком сквернословия.

Шура, поглощенный поеданием чебурека, пропустил мимо ушей (они были попросту заложены хрустом собственных челюстей) колкости древнего старикана.

…Пока у Киселькова шла острая борьба за желудок, автобусы с туристами мирно проехали по Чусовому мимо старого кирпичного здания металлургического завода, миновали железнодорожный переезд, и дорога снова пошла круто в гору, вдоль выстроившихся в цепочку фур, которые из последних сил пытались выползти наверх.

– Зимой здесь вообще вавилонское столпотворение. Вытаскивают машины тягачами, – натужно просипел прокашлявшийся после бульонной атаки Радик.

– Вы, смотрю, здесь хорошо ориентируетесь, – откликнулся Алик Фраерман, в очередной раз навернувшись на пол.

– Так не вы первые, не вы последние у меня! – засмеялся затейник.

Дорога к реке

Через пару крутых спусков и подъемов шоссейное полотно разделилось надвое. Водитель свернул вправо на Горнозаводскую трассу.

Дорога стала значительно хуже, местами на асфальте возникали огромные ямы. Особо не разгонишься. Не доезжая несколько километров до районного центра, снова свернули направо, на грунтовку.

– Скоро доберемся! – широко улыбнулась Янина Люциферовна.

На лесной трассе ям было на порядок больше. Микроавтобусы болтало из стороны в сторону. Даже Алик прекратил отплясывать коленца твиста, достал из кармана очки и присел. Картежницы спрятали колоду. Радик тоже «заземлился».

Периодически на пути попадались гигантские лужи, и в них, казалось, утонуть проще простого.

Водители тут же останавливались, выходили и прощупывали дно водоемов шестами.

Но вот равнинная часть грунтовки закончилась, и дорога повела круто вниз.

– Мне кажется, нашим люксовым автобусам обратно не выехать, – заметил Шуран.

– Если только с помощью трактора, – усмехнулся Симон Вехотко, профессиональный водитель.

– Там есть объездной путь через брод, – вмешался в разговор Радик. – Но переправиться на противоположный берег возможно, если полмесяца не было дождей. Да и расстояние по екатеринбургской трассе значительно больше.

Снизу на полном газу показался «уазик». Чтобы уступить дорогу, автобусу ничего не оставалось, как круто свернуть вправо в лес и упереться почти в самый ствол сосны.

Маневр был настолько резким, что некоторые пассажиры очутились на полу.

Шофер встречной машины, напряженно вцепившийся в руль, лишь кивнул головой в знак благодарности.

Минут через двадцать заехали в Усть-Мойву. Поселок располагался террасами на скалистом склоне.

Кривуляли по узким улочкам зигзагом: где-то слишком крутой спуск, где-то дорога не вызывала доверия.

Чувствовалось, что водитель автобуса знал маршрут как свои пять пальцев, потому что уверенно резко поворачивал то вправо, то влево. От этого слалома у многих туристов началась морская болезнь.

Наконец, выехали на мост над рекой, которая находилась внизу, метрах в двадцати.

Туристам представился живописный вид: приветливо светило июльское солнце, голубело летнее небо, река искрилась перекатами, и повсюду, повсюду сновали разноцветные катамараны с туристами-сплавщиками.

– Вот это да!

– Красотища!

– Здесь?! – радостно заголосили туристы.

– Нам дальше, – откликнулся Радик. – Это еще не Чусовая.

– Сколько же еще колбаситься по ухабам? – взревел Голясов.

– Минут пятнадцать, и мы на месте! – зевнул затейник.

И, действительно, через четверть часа спустившиеся с очередной горы автобусы остановились в двадцати метрах от воды.

На берегу

Все высыпали на твердую почву, хотя вру, не все. Остались водители и Леопольд Тушканчиков, начохраны (на крыше).

Оставив свои вещи в салонах («а пусть автобусы подъедут поближе, мы не железные»), туристы кинулись к реке. Хороша водичка! А пейзаж!!

Воистину места выглядели феерично: ярко-синее, кое-где приправленное белоснежными облачками небо; хрустальная, переливающаяся гранями бриллиантов на порогах вода; матово-серые скалы, испещренные глубокими трещинами, на которых гнездились сосны и березы; разноцветные галечные наносы с пышными островками болотной травы. Воздух, о-о-о! Журчание потока! М-м-м!! Всё создавало ощущение сказочности происходящего.

На берегу компанию сплавщиков поджидало трое провожатых. Из местных. Молодые парни: Валериан, Тимоха, Питирим. Нанятые турагентством. Сезонные сотрудники. «Змееловы», одним словом. А не исключено, «змеи». Тимоха к тому же назвался поваром.

Ребята деловито готовили катамараны. Двухцветные гондолы-бананы уже были надуты, металлические рамы свинчены. Но было видно, что основную часть работы (обвязку) провожатые припасли для туристов.

– Господа, одни мы и до вечера не соберем! – вскинул руки к небу рыжий парень (Валериан), картинно утирая следы пота со лба.

– Друзья, надо помочь! – издал клич Голясов. – А то они и до завтрашнего утра не управятся.

– Наш вон тот, желто-синий, – кивнул вице-президент и решительно подтолкнул Шуру и Бычкова к катамарану, который был наполовину готов. А ну, живее! Помогайте вязать баллоны. Время пошло!

Кисельков начал споро наматывать шнур на алюминиевые трубки.

Оценив активность студента, Голясов похлопал Шуру по плечу:

– Принимаю в свою команду. Доверяю весло.

Мигель Сабантуевич оглядел остальных копошащихся у гондол туристов: «Да, после утренних возлияний они выглядят, мягко говоря, как сонные мухи. Так мы неизвестно сколько провозимся с монтажом!»

И Голясов направился к автобусам, где начал громко костерить водителей, чтобы те подъехали к самой воде, а возможно, и занялись выгрузкой багажа участников сплава.

Несомненные организаторские способности вицика позволили ему убедить водил («а то ваши вклады аннулируем»): шоферня стала дружно выволакивать на берег рюкзаки и ящики. А потом и присоединились к сборке плавсредств.

Однако помощи водителей Голясову тоже показалось мало, и он направился к небольшому домику под флагом (похоже, речной инспекции), чтобы мобилизовать всех его обитателей на погрузочно-разгрузочные и сборочные работы.

Используя ранее отработанный методический прием, Мигель Сабантуевич выгнал всю административную братию на помощь туристам.

Но и это число «добровольных» помощников вице-президент «Дуби-банка» посчитал недостаточным, и он стал рыскать по округе в стремлении кого-то бы еще припахать к авралу.

Внезапно Голясов заметил на берегу чум. Да-да! Самый настоящий чум! и он, нисколько не задумываясь, ворвался в него, а затем стремительно выволок оттуда за уши двух оленеводов с Ближнего Севера.

Как выяснилось впоследствии, те, выпив огненной воды у геологов на буровой в верховьях Камы, сорвались со своего пастбища и бросились искать приключений: на собачьих упряжках устроили псиногонки, а оклемались лишь на берегу Чусовой. Поскольку на обратный путь у них не было ни денег, ни огненной воды, ни собак (съели по дороге), им пришлось обосноваться в долине реки, соорудить чум из шкур мирно пасшихся коров местного фермера и здесь заниматься охотничьим промыслом – в основном, прибирать к рукам «бесхозные» вещи туристов.

Мигель Сабантуевич разыскал в кустах ивняка также пару-тройку рыбаков и отработанным логическим приемом заставил и их включиться в сборочный процесс.

Вот теперь, после полной мобилизации всех людских ресурсов местности, работа действительно закипела.

Через два часа, да, где там, полтора! катамараны были спущены на воду.

Отпустив с миром посторонних, Голясов приказал туристам выстроиться вдоль берега:

– Сколько нас всего должно быть? Двадцать девять плюс три провожатых…

– Я повар! – дистанцировался от остальных Тимоха.

– Хорошо, – внес коррективы в расчеты вице-президент – двадцать девять плюс два провожатых и… повар…

Вице-президент сильно наморщил лоб, а потом, поняв, что дело безнадежное, обратился к Фраерману:

– Алик, посчитай! Почему я всё должен делать сам?

– Тридцать два человека получается, но минус охранник и отец-потеряха, это будет… это будет…

– Тридцать, – подсказал Шура.

– Итого с проводниками и поваром – тридцать человек, – бодро отрапортовал Алик Фраерман, радостно поправляя очки на носу.

Удовлетворенный ответом Голясов продолжил:

– Будем распределяться по суднам! На флагманской посудине, кроме меня и вот этих двух парней (Шура с Бычковым), будут: начохраны Тушканчиков, кстати, где он?

Тут все вспомнили, что в суматохе забыли Леопольда на крыше одного из микроавтобусов.

Главного барристера, непришедшего в себя даже после утомительной дороги, бережно сняли (да просто обрезали транспортировочные ремни, сам упал на землю) и также погрузили на флагманский катамаран. Правда, предварительно стащили с него верхнюю одежду и аккуратно запаковали (комом) в один из рюкзаков. Кроме того, пистолет который он сжимал окаменевшими пальцами (разжали с помощью гвоздодера), засунули сзади в плавки. Чтобы оружие не провалилось внутрь и там чего-нибудь не отстрелило, прикололи спусковую скобу к плавкам английскими булавками.

– Для порядку, – откомментировал манипуляцию Бычков, глядя на изумленную физиономию Шуры.

– Я стану присматривать за ним, – успокоила туристов жена Леопольда, неизменная спутница мужа на всякого рода неформальных банковских мероприятиях.

– Да, Элеонора тоже в моей команде. Само собой, мой водитель Симон Вехотко с дочерью. Кроме того, – Голясов критически осмотрел всю тусовку и остановил взор на аниматоре, – вот ты, пузочес, в смысле, гитарист. Люблю музыкалку…

Затем вице-президент повернулся в сторону проводников.

– Эй, рыжий, как тебя? – обратился он к одному из провожатых.

– Чавой-с?

– Как кличут? – ткнул мизинцем, унизанным перстнем с драгоценным камнем, в живот одного из местных Голясов.

– Валериан.

– Ты, рыжий дрищ, я смотрю, самый шустрый из местных и самый высокий, а посему назначаешься аквилифером-флагоносцем банка. Твоя почетная обязанность, помимо всего прочего, развевать флаг, когда будем обгонять чьи-либо суденышки или когда увидим на берегу каких-нибудь туристов. Доверяю! Цени!.. Алик (обращаясь к экономисту Фраерману), посчитай сколько людяшек получилось в нашей команде?

– Так… итого… как мы уже знаем, вместе с проводниками у нас должно было быть тридцать два человека на четыре катамарана. Число тридцать два делится на четыре… без остатка по арифметическому признаку деления! Тогда на каждый… Тогда на каждый получается… получается по восемь ноль-ноль, – моментально в уме сделал расчеты Фраерман, пряча очки в нагрудной карман.

– Это в идеале, но мы же кого-то одного не дождались, другой попал в вытрезвитель, сопровождая экзальтированного «попутчика», – заметил начальник отдела ценных бумаг Валера Сутягин. – Получается в наличии тридцать носов.

– Тогда… Три, нет два, нет один… нет два по восемь, и два… нет, три… нет, два по семь ноль-ноль, – произвел сложные математические вычисления специалист фондового рынка. Отчего голова у него раскалилась до красноты (хотя, не исключено, от июльского солнца).

– Жаль, компьютера нет, в уме считать сложно, – пояснил он окружающим, периодически доставая из кармана очки в роговой оправе.

– Эх, арифметик! Я же тебя просил сказать мне количество участников в моей команде. Придется сделать это самому, – и Голясов стал, периодически сбиваясь, загибать пальцы.

– Не получается на этой жаре! – расстроился он после трехминутного счета.

– Можно мне? – проявил инициативу Кисельков и быстро назвал цифру. – Девять.

– А ты мне, шкворень, нравишься всё больше и больше! – хлопнул по плечу Шурана вице-президент.

– Тогда на остальные получится по семь! – откликнулся Алик Фраерман, воспользовавшись алгоритмом теории графов…

«Не многовато ли Мигелю секьюрити?» – зашушукались между собой остальные туристы.

– У нас имеется еще один охранник – Гурген, – разрулил тему Голясов, уловив роптание толпы, – тот всегда начеку (Гурген впоследствии сказал: «Мне такая служба до… уйду в участковые, там народ душевней!»). Он будет на третьем катамаране, охранять наши тылы… Итак, на втором катамаране будет… обязательно доктор Гогуа Ревазович. Ему я доверяю свое бесценное здоровье. Извини, Гога, десятым взять не могу, перегруз, утонем… И… главбух Янина Люциферовна. Остальные… распределяйтесь сами, кто с кем хочет.

Через полчаса торгов и компромиссов состав команд, в принципе, определился.

При этом выяснилось, что на четвертом катамаране зарегистрировалось лишь шесть человек женского пола.

Надо было как-то определиться с седьмым.

Мигель Сабантуевич обратился к одному из провожатых:

– Ты, муфлон… имя забыл?

– Питирим.

– Слушай, Питюня, айда в четвертую команду! – Голясов чванливо осмотрел состав последнего катамарана. – Берите молодца. Дарю! Он будет помогать вам грести.

– Мигель Сабантуевич, – вспыхнула Хельга Ивановна, известная феминистка Усолья, – а давайте, мы, женщины, докажем, что сможем вынести тяготы речного круиза ничем не хуже, чем остальные смешанные команды. Поэтому выделите нам хотя бы одну женщину в бальзаковском возрасте.

– Как хотите, – сильно обиделся Питирим, рассчитывавщий на скорый флирт с молодыми операционистками. – Я эвон лучше с Айболитом поплыву, может, мне пригодится знакомство с ним для поступления в медакадемию.

Услышав еще раз упоминание о себе и про бальзаковский возраст, Гогуа Ревазович, профессор, пригляделся к составу четвертого катамарана: «О-о-о, сколько смазливых молоденьких дивчин! Вот то, что нужно! А нужно разбавить женский коллектив зрелым и мудрым мачо. Плевать на распоряжение вицика: он мне не указ».

И Гугидзе бодренько направился в сторону операционисток.

– Зачем Бальзака-Мальзака? Слюшай! Э-э-э. Совершенно не зачем! Позвольте вам посодействовать в упаковке багажа, – витиевато начал Гогуа Ревазович свое внедрение в команду. – Я вижу, у вас существует определенная проблема с такелажными работами.

Операционистки Гузалия, Роксана и Алина кокетливо-приветливо заулыбались южному красавцу, слегка убеленному сединой в висках.

Марина Капудис отнеслась к предложению профессора нейтрально: она была замужем уже почти три года, имела любящего супруга и полуторагодовалого сына Костика, которого по настоятельной просьбе своей мамы оставила на несколько дней в компании своих родителей.

Оценив свои шансы на мужское внимание и не зная о неукротимой всеядности ученого, старшие дамы (Хельга Ивановна Петрова, управляющая Верхне-Зюзюкайским филиалом и Дарина Моисеевна Осетрова, управляющая Куединским филиалом) были непреклонны:

– Раз договорились об исключительно женской команде, значит, договорились!

– Ставим на голосование! – не сдавались молодые операционистки.

Решив, что победу в голосовании при таком численном раскладе будет не одержать: трое против двоих при одной воздержавшейся (Марина), управляющие пошли на военную хитрость:

– Давайте, спросим у Мигеля Сабантуевича (именно с ним было заключено пари, что четвертый катамаран придет к финалу первым, будет абсолютно женским и что наличие мужчины исказит спортивные результаты – эксперимент должен быть чистым).

Голясов округлил глаза:

– Я же распорядился, чтобы профессор плыл за нами.

При этом вицик шепнул профессору:

– Гога, там тоже плывет одна красотка – Света Пупсаренко, знойная штучка!

Гогуа Ревазович в ответ сообщил Голясову:

– Тебе разве, Мигги, не известно, что она племянница самого Квартета! Я пока еще не хочу остаток жизни провести привязанным к какой-нибудь сосне!

Мигель Сабантуевич, понимая, что вероятность приплыть у исключительно женского коллектива значительно выше, чем у кого-либо и в надежде аннулировать результат соревнования при невыполнении главного условия спора, снова обратился к четвертой команде:

– Готов пожертвовать своим здоровьем, уступаю лучшего кадра! Гога, плыви!

Неожиданно на помощь Хельге Ивановне и Дарине Моисеевне пришла дочь профессора Лана Гугидзе, зампомощника главбуха.

Ох, неспроста жена Гогуа Ревазовича направила Лану на сплав, а лишь с единственной целью – присматривать за мужем в семидневном походе, чтобы этот поход не превратился в месячный загул, кои происходили систематически:

– Нет, папуля, ты будешь плыть там, куда тебя многоуважаемый Мигель Сабантуевич определил первоначально! А я на следующем катамаране, чтобы наблюдать за всем происходящим… С тобой!

Далее Лана обратилась к начальнице отдела внутреннего аудита:

– Вика Андреевна, уступите свое место на третьем судне, вам там будет неуютно с ортодоксом Сутягиным.

Мысль о соседстве со скандальным начотдела ценных бумаг показалась главному аудитору просто кощунственной, и она с радостью согласилась на ченч.

По приказу Мигеля все выстроились около своих «корабликов».

Теперь на втором судне оказалось шестеро вместо семи. Кого нет?

В это время на берегу показался водитель одного из автобусов, волоча за собой длинную мачту:

– Забирайте свою антенну! Я обратно с этим «оружием возмездия» не поеду!

– Постойте! Это же удочка Кофейни! А где он сам?!

Все стали оглядываться. Действительно, где Кофейня? Давно не слышно его скрипучего голоса… Вот дела: при сборке одного из катамаранов, провожатые случайно пришнуровали мэтра сантехники к гондоле снизу, причем так туго, что тот не мог произнести ни одного слова, а шум воды маскировал его сопенье! К тому же лицом старпреп закопался в толщу прибрежной гальки.

– Боюсь, сейчас будет «цунами»! – испуганно промямлил Голясов. – Доктор (обращаясь к Гогуа Ревазовичу)! Есть какое-нибудь снотворное или, на худой конец, слабительное, чтобы как-то утихомирить Ивана Поликарповича, когда мы его освободим от пут?

– Есть, есть одно действенное средство в ампулах, «мигнезия», – откликнулся Гугидзе, покопавшись в своем саквояже.

– Тогда сделайте ему укол немедленно, иначе нам всем каюк!

Профессор с радостью воткнул Кофейне лосиную дозу «мигнезии». После чего развязал.

Вовремя!

Мэтр одним прыжком очутился в кустах. А оттуда потом долго раздавались кряхи и охи.

Пока Кофейня находился под воздействием препарата, туристы быстренько собрали поклажу и разместили ее на настилах…

Оленеводы с севера попытались втихаря увязаться с туристами.

– Ми будем вас шаманить бубном! – умолял старший. – Чтобы погода на всей пути был хороший.

– В июле она и так отличная! – отрезал вице-президент.

– А не возьмете – нашлем Сиверко Лютого с метелью и снегопадом. Или Хиуса Ленского!

– Испугали слона редиской! – хохотнул Алик Фраерман, причем так сильно, что его очки запотели.

«Слон» в лице Голясова скривился:

– Чем вам тут плохо? Вон полный чум всякого барахла: и мобильники, и магнитолы, и еды всякой!

– У нас нет столько огненный вода. Отдайте ящик три-четыре, тогда отстанем, – парировали северяне.

– Боюсь, самим не хватит, – почесал затылок Голясов, – а нам еще дней десять плыть! Так что цыц, пернатые!

В это время из кустов объявился Кофейня.

– Мы вас очень ждем, Иван Поликарпович: что вы, где вы, как вы? – участливо обратился к Кофейне вице-президент.

– Где, где?! В Уганде! – взвился мэтр сантехники. – Кто-то меня больно укусил в ягоду, пока я лежал ничком, какая-то сволочь, тварь лесная! Чудом выжил в кустах! Боюсь, кусты после этого завянут!

– Или, наоборот, заплодоносят, – пошутил Кисельков.

– Хорошо, что не заметил шприц при постановке укола, – подмигнул Голясов профессору.

– Эта коронка у меня еще с ординатуры выработалась, – похвастался Гугидзе, – способность незаметно подкрадываться к ничего не подозревающему пациенту, чтобы оперативно сделать резекцию желудка или лоботомию.

– Знаю, знаю! Сам испытал на себе, – подтвердил Мигель, ощупывая шов от вырезанного аппендицита. – Но не помню когда!

– Вот и удочка ваша на месте, – обрадовал Кофейню Симон Вехотко, – в целости и сохранности.

Мэтр сантехники бросился проверять свои рыболовные снасти, и его больше ничего не интересовало.

Убедившись в наличии всех припасенных девайсов, Кофейня обернулся к провожатым и задал чрезвычайно волнующий его вопрос:

– Налим тут есть?

– Навалом! – хором откликнулись молодые люди.

– Страсть как люблю его печень. Жаренную. Да с лучком, да с хреном! – мечтательно загнул глаза куда-то в небо мэтр сантехники.

«Вот, значит, в чем секрет долголетия патриарха!» – смекнули туристы.