Текст книги "Деды в индиго"

О'Шадри
Деды в индиго

Выражаю благодарность за выпуск книги «Деды в индиго»: издательскому сервису Aegitas, лично Эрнсту Хачатуряну.

1

encoding and publishing house

© О.А.Шадрин, 2009

© РИЦ "ИнфорЭМ", 2009

© Издательство «Aegitas», 2020

Глава 1

7.25

…ю! – на этой горестной мысли поймал себя Бодуненц, оказавшись в самой середине лужи.

– Молодой человек, – раздался женский голос.

– Вы мне? – спросил Савелий, озираясь по сторонам. Странно, но рядом никого не было.

– Вам, вам, – хихикнул голос.

– Ну, не такой и молодой, – смущенно парировал Бодуненц, хотя в душе дагестанским коньячком разливалась щемящая теплота – до пенсии-то рукой подать.

– Не поднимете вон ту сумочку у газона?

– Одну секунду!

Осталось только выбраться из этой противной лужи. Но как? Вперед или назад? А-а-а! Ноги всё равно безнадежно промочены. И Бодуненц на одних каблуках заковылял к газону. Затем, обогнув край лужи, он передал сумочку выбежавшей невесть откуда симпатичной девушке.

Та одарила Бодуненца незабываемым взглядом огромных глаз.

– Спасибо пребольшое! Оксана, – в награду она назвала свое имя.

– Оксана, Оксана, – повторял чудесное имя, как заклинание, Бодуненц по дороге на работу.

* * *

Люлипупенко фланировал по кромке тротуара.

На голове его красовалась новенькая тюбетейка с ленточками и надписью «Gold Man». В горле пересохло от скуки. Стоп! А кто это, кто это выбежал из третьего подъезда? Ба! Дружище Бодуненц. Вот так удача!

– Слушай, «девяносто-шестьдесят-девяносто» – это не про твои мозги? – вкрадчиво прошептал Люлипупенко.

* * *

Мариша, жена Малярчука, пенсионера с седьмого этажа основательно заперла дверь снаружи на недавно установленный кодовый замок.

– Чтоб не выскочил, окаянный, – успокаивала она себя, спускаясь по лестнице.

Малярчук тем временем уныло уставился в телевизор, подобрав под себя ноги в шлепанцах. Безнадега. По ящику показывали передачу для первоклассников, но ему было всё равно. Да еще чевой-то теснила новая китайская пижама.

Кошка Моня, по обыкновению, пристроилась на коленях.

К тому же жинка, как всегда, куда-то задевала пульт от телевизора. Ведь так спрячет, чага, ни за что не найдешь – полдня проищешь, и окажется где-нибудь под матрасом…

Жена Малярчука вышла из подъезда. На тротуаре некто Люлипупенко, словно стая цыганок, охаживал Бодуненца.

– Как здоровье? Мозги не давят на желудок? – продолжал Люлипупенко обработку соседа по дому.

И тот сдался:

– На, полтинник, на работу тороплюсь… Ну вот, всё-таки, опоздаю! – на этой горестной мысли поймал себя Савелий, оказавшись в самой середине лужи.

* * *

– Я – в баню, – так отреагировал Никеш на появление Бодуненца в проеме лифта.

Кроме Никеша в лифте также был Лева Смолянский.

– Я – в баню, – затравленно повторил Никеш.

– Паровозного тебе пару! – искренне пожелал Лева. – Но сначала мне наверх.

– Я – в баню, – снова пробормотал Никеш и призадумался. – А зачем?..

– Не успею, – удручился Бодуненц и выпрыгнул из лифта, а затем бросился по ступенькам лестницы бегом вниз, где его случайно встретил почти у самого подъезда Люлипупенко.

Глава 2

8.00

Оперативка началась ровно в 8.00.00. Их Величество оглядели ряды своего плебса.

– А где Бодунцы? – взвизгнули Они верхним фа Витаса.

– Не могу знать, – вытянулся мастер Проктер (мастер Прохоров, есть еще фрезеровщик Прокопчиков – не путать, прим. автора).

– Так найти! Не-мед-ля!! – и Они кинулись в Проктера пачкой мобильников.

– Слушь-сь!

– Немедля! – затопали ножками Их Величество.

Но не успел мастер схватить телефоны, как в кабинет на всех парах ворвался Бодуненц.

– Простите, Александр Леонхардович, кажется, опоздал немного, – холодея, выдохнул он.

Директор лицея Александр Леонхардович Кольцов щелкнул секундомером:

– Ты у своих товарищей прощенья проси, не у меня! Их драгоценное время потратил. О, да это просто рекорд опоздания – девять целых и пятьдесят четыре сотых. Для плаванья «топориком» – олимпийский рекорд!

И затем рявкнул:

– Ты опоздал на девять пятьдесят четыре – как это… Пони… мать! И сие пример для учащихся, наихудший пример!

Бодуненц сжался в комок.

– В России есть две главные беды…

– Бодунцы и дороги! – хором проскандировали Проктер энд Гембл (мастер Прохоров и его подмастерье Глеб), упреждая мысль Их Величества.

– Всё так, – одобряюще кивнули Они.

Остальные «полчасы» Их Величество запекали проклятия в адрес Бодуненца. А затем надолго успокоились – день прожит не зря.

* * *

Люлипупенко, честно заработавший своей харизмой полсотни, тотчас направился к киоску «Диана».

У входа уже толпился Вадик Дулепистый.

– Привет, соседос.

– Здорово, Арни. Баки е?

– Вот, родимые, – помахал синенькой бумажкой Люлипупенко.

– Да ты, смотрю, олигарх!

– Не без того.

– Как всегда, лангет и омары? Или что-нибудь позаковыристей? Скажем, по маленькой.

– Склоняюсь к последнему.

* * *

Лева Смолянский шел с ночного дежурства. Домой. В лифте к нему запрыгнул Никеш и попытался изменить маршрут, а потом Бодуненц, но безрезультатно – удалось отвадить. Всё. Скорее спать. Перед тем на улице он встретил скучающего Люлипупенко, а еще ранее – Витька-Гагулька – в одиночестве терся у газона.

– Ты ничего на работе не забыл? – ощерился Витек.

– Да, вроде, нет.

– А на ногах?

Лева и не заметил, как по ходу не снял с ног синие пластиковые бахилы.

– С тебя десятка! За образ! – рубанул Гагулёк.

– Ща, разбежался!

* * *

Дело в том, что у Никеша затевался крутой евроремонт. Еще полгода назад. И закончился недавно. Почти. Никеш до сих пор от краски не отмылся. Сами понимаете, в баню сходить, особенно когда нет горячей воды, да что греха таить, и холодной – святое, святее не бывает. Вернее, бывает – встреча с друзьями… Но не в этот раз.

* * *

Шуран Кисельков вышел к первой полупаре в гунитет. Затрусил по двору до остановки.

Вот Люлипупенко, деловито мусолящий полтинник. Вот стоящий у газона Витек-Гагулек. Вот жена Малярчука, спешащая в булочную. Вот ускользающая допплеровским эффектом спина Бодуненца… Опаньки! Прямо в лужу! Финиш! Приплыли! А плавать-то мы не умеем. Вот Никеш, чешет тело в раздумьях – мыть или не мыть? Почти как у шекспировского Гамлета. Вот Музян, сидит на лавке прямо по курсу.

– Не Шуран ли Кисельков? – поднял брови Молик.

– Он. В первоестественном состоянии.

– Привет, студёный. Степаныча дают?

– Здоровась, коль не шутите. Пока дают.

– Ну, садись. В ногах зачетки нет. Рассказывай, как до жизни такой докатился.

– А че рассказывать? Всё как у всех. Экзамены-переэкзамены. Зачеты-перезачеты. Долги-передолги.

– И у меня. Видишь, от корешей за кустом прячусь. Дай сорок блей.

– Только сотня, – порывшись в карманах, сообщил Кисельков. – Остатки стипы.

– Экспроприирую. Буду должен. Пора.

Глава 3

8.40

Бодуненц решил, что после столь горячей оперативки вполне можно подсушить промокшие ботинки и носки.

Носки он аккуратно разместил на включенном электрочайнике, а ботинки развесил на циркуле, установив его перед обогревателем. Раз Бодуненц преподавал в лицее начертательную геометрию, то такого добра, как циркули и транспортиры, у него было хоть ложкой ешь.

Вошли мастер Прохоров с подмастерьем Глебом.

Проктер энд Гембл вальяжно спросили:

– Послушай, геометр. Нарисовал?.. О, аппетитный бутылек!

Понюхали – на спирту. Бодуненц не успел моргнуть глазом – глотнули.

– Крепкая штучка. Экстази! Что это?

– Японская тушь.

– Да ну? Хорошо упала!

И мастера ушли, забыв зачем приходили.

* * *

Люлипупенко и Вадик завалились в киоск. В винный отдел. Пока было затишье.

– Светики-приветики! Нам, как обычно, чеканку.

– Друзья, – нарисовался непонятно откуда взявшийся Витек-Гагулек, – две!

– Тебя каким ветром надуло?

– Давно во дворе стою, друзей караулю.

– А вчера?

– Вчера еще был на сборах.

– Музяна не видел?

– Сховался где-тось, чемодан.

– А вот и нет, – гоготнул во всю физиономию объявившийся Музян. – С меня роса – в счет долга.

Намечалась славная утренняя вечеринка…

* * *

Никеш решил: «Всё-таки в баню. Спина чешется, спасу нет. Но сперва в чипок за „веником для души“».

На входе он столкнулся нос к носу со всей гоп-компанией.

– Я – в баню, – отреагировал Никеш мгновенно.

– А если?..

– Не сегодня. В смысле, не сейчас. Сейчас надо побыть наедине с паром.

– Смотри, мыло хозяйское.

Глава 4

8.45

Позвонила секретарь Их Величества Люси.

– Господин Бодуненц, срочно зайдите к Александру Леонхардовичу! Срочно!

– Вот те на! В чем же я пойду? Носки еще сырые. Будь что будет! Одену на босу ногу.

И Бодуненц снял с циркуля полусырые ботинки.

* * *

Малярчук тем временем вспоминал, за что ему такое наказанье. Было всё так. Как всегда…

Всева Малярчук не спеша вышел из подъезда.

– Пойдем, промокнем горлышко, – восторженно замурлыкал Музян, известный в определенных кругах забулдыга в первом поколении.

– Ну что, архаровцы, заждались, затомились? – распростер объятия Всева-Всевышний.

– Еще бы, – сверкнул глазами Арнольд.

Собралась вся братва: Шуран Кисельков, Саша Квартет, Арнольд Люлипупенко, Лева Смолянский, старый пензер Малярчук, «капельмейстер» Музян. В общем, полный флешмоб или мобфлеш, одним словом.

После третьего стакана Малярчук сунул руку в карман, чтобы достать носовой платок и по традиции звучно высморкаться. Но платок выскользнул из ладони и стал падать прямо в грязь. Всева норовил подхватить его на лету, но тщетно. Зато в спине что-то хрустнуло.

– Ой, поясница, – застонал Малярчук и закаменел прямо на глазах изумленных соратников: ни взад, ни вперед.

– Ты что удумал, симулянт? На тебе еще воду возить и возить.

– Ребяты, не бросайте меня. Ребяты! – заскулил Всева.

– Не кипишуйся, кореш! Пацаны, докинем его до хаты – пусть отлежится малость, – объявил Квартет.

И Малярчука понесли, как чучело медведя, на спине у Сашка.

– Тяжелый, гад! Вишь, как отъелся, – сопели мужики.

Лифт, как назло, не работал. Матерясь на чем свет стоит и задевая темно-синим малярчуковским драпом побеленные стены, ребята кое-как доставили Всеву на седьмой этаж.

Доползли, впрочем, не все. По дороге потеряли Люлипупенко между четвертым и шестым этажом. Да и на фиг он нужен – только мешался под ногами.

У дверей квартиры Малярчук прекратил стонать и стал лихорадочно озираться по сторонам.

– Мужики, это же не моя квартира, не мой дом!

– Окстись, сердешный, ты ж из него вышел.

– Это я от свояка иду.

– Ты, что, сом моржовый, чем раньше думал!

– Был в отключке.

– Бросай его и всё! – взревел Лева.

И тут Малярчук начал гнусно всех шантажировать. Вкрадчиво так:

– Шуран, ты, поди, не помнишь, как я тебя жинке на прошлой неделе не сдал. А тебя, Квартет, от мусорков спас. Левик, а ты мне пузырь должен. А ты, Арно – два. Музян, а я знаю, где ты заначки прячешь.

Что ж, придется тащить этого сома дальше в соседний дом.

Лифт там тоже, естественно, не фурычил.

Но по дороге подобрали Люлипупенко – вздремнул за мусоропроводом.

– На себе больше не потащу, – отрезал Квартет.

– А давайте его, как сайгака, на вертеле отфугуем, – хлопнул себя по лбу Кисельков.

– Точно! Вон, у Митяя-дворника и метла за дверью припрятана.

Продели древко сквозь пальто на груди и потащили дальше. Малярчук сверху. Как бы отдыхает. Ягуаром. Мордой, то бишь физией вниз. Сначала вроде ничего.

Всева даже всхрапнул на помеле, прижавшись к нему щекой. Но через пролет груз развернуло на сто восемьдесят градусов, и Батумыч брякнулся башкой о бетон.

Переладили метлу на спину. Руки засунули в карманы, чтобы не свешивались. Опять ноги по полу волочатся! Какие-нибудь тесемки бы. Достали из Левиных ботинок шнурки. Привязали ими Всеву за ступни и кисти. Вот теперь надежно!.. Но. Но всё одно, тяжело.

Несколько раз уронили ношу, и радости не было конца: получай по заслугам, хлопец!

После третьего марша Шура остановил ватагу:

– Так дело не пойдет, Всева головой о ступеньки запинается. Шляпа всё время слетает. Еще простудится, не к нам сказано. Нужны какие-то новации.

Парни наморщили лбы.

– Есть одна идейка, – поцокал языком Музян. – Помню, у нас в разведке пленных на черенке лопаты носили «чемоданчиком», продев шанцевый инструмент между коленных сгибов и шеей. Никакие завязки не нужны. И голова при теле.

– Это как?

– Покажу в динамике. А ну, садите Батумыча на ступеньку. Колени пошире.

– Приехали что ли? – приподнял веки Всева.

– Ага, почти. Посмотри-ка, что у тебя там между ног болтается, – скомандовал Молик.

– Где? – выкатил глазенки Малярчук.

– Где-где? В «Улан-Уде». Ниже голову. Цоп! Ну вот всё и готово, – с этими словами Музян споро продел черенок сквозь Малярчука. Нанизал, как курицу-гриль на шампур.

– Ловко замучено, ничего не скажешь, – пробасил Смолянский.

– Потерпи чуток, скоро дома будем, – успокоили Всеву пацаны и дружно покантовали дальше.

С шестого этажа между тем какая-то братва спускала вниз диван: то ли ворюги квартиру обнесли, то ли кто из местных переезжал.

Между пятым и шестым этажом обе процессии встретились.

– Кыш с дороги! – начал метать икру здоровенный детина, таранивший переднюю часть дивана.

– Фильтруй базар, баклан! – злобно зыркнул Саша Квартет. – С авторитетом имеешь дело.

Детина в замешательстве оглянулся на мелкого.

– Для нас главный авторитет – это тот, кто платит, – оскалил зубы мелкий. – А ну дорогу, олени!

– Сам ты козерог, – поперхнулся от обиды Лева. – Вперед, мужики!

Та и другая тусовка поперла навстречу друг другу.

Наши опомнились только у чердачного люка.

– Откуда диван? – задал закономерный вопрос Шуран, обращаясь к Квартету.

Сашок недоуменно пожал плечами:

– Сам ума не приложу.

– Вставай давай! Че отлыниваешь, сачок, – это он Левику, который, оказывается, прикорнул калачиком на мягком.

– А где старый хмырькуале Малярчук? Выяснилось – уже на улице. Те самые грузчики отбуксировали его вместо дивана из подъезда к машине.

Дама, которая переезжала, обалдело захлопала ресницами:

– Вы кого, алкаши, мне сватаете? Что за фуфло?

– Как что? Диван, как договаривались, – обиделся рослый детина.

– Где ты видел, чтобы у дивана была драповая обивка? Кроме того, с пролысиной, – больно ткнула она ногтем в Малярчуковское темя. – А я покупала неделю назад новый. На что намекаете, пошляки? Что на этой плешивой скрюченной развалине можно спать?!

Грузчики стали непонимающе переругиваться матерками: «Че вяжется не по делу?»

И тут объявляются наши бухоиды с мебелью.

Хошь не хошь пришлось делать ченч. Диван на Батумыча. Чего только не происходит на почве алкогольного угара!

Ну, наконец, всё. Край. Вот он заветный седьмой этаж.

Малярчука так укачало, что он видел третьи сны…

Дверь открыла какая-то дама (жена, вроде, другая была, хотя… не поймешь их в боевой размалевке).

– Женщина, примите супруга законного свово.

– Мой супруг на кухне.

– Галя, кто там? – раздался в глубине квартиры густой баритон.

– Шут их знает, алкаши какие-то.

– Малярчуки?

– Здесь такие не живут.

– Сотая квартира.

– Нет, сто восьмая. Перебор. Зря старались.

– Это ты, арифметик, считаешь только до шести, – цыкнул на Музяна Левик.

– Еще два этажа вниз? Да лучше бросить его тут!

– Женщина, мы его вам оставим, а уж вы разбирайтесь с ним как хотите.

– А я сейчас мужа позову.

– Не надо мужа. Вот мужа – не надо! – догадались други. И поволокли Малярчука вниз. Легче как-никак.

– Стоп! – крикнул Малярчук, чуть-чуть приоткрыв один глаз. – Моя дверь, приехали.

Прислонили задремавшего Всеву к дверному косяку.

– Ключ? – замычал Батумыч и ткнул пальцем на карман.

Вынули из кармана ключ.

– Тут уж я сам.

Он взял его и вставил в замочную скважину. По-барски махнул рукой. Мол, свободны, люмпены.

– С тебя поляна! – метнул глазами молнию Квартет.

– Само собой.

Чертыхаясь на чем свет стоит, пацаны побрели во двор. Сорвал, стервец, общественное мероприятие…

Замок, однако, не открывался…

На следующий день Малярчук объявился во дворе с многочисленными пластырями на лице – «кошка Моня». Потом сознался. Оказалось, пока он шебуршал ключом в замке, выбежала с визгом какая-то деваха. Сначала исцарапала всего, а затем до кучи облила ведром воды.

Всё-таки перепутал, сомец, с бодуна квартиру.

В первый-то раз правильно домахнули – родимую дверь не опознал. Потому как пешком он никогда домой не ходил. А с лифта и с лестницы – разные ракурсы.

Глава 5

8.47

Бодуненц поплелся к директору лицея в одних штиблетах без носков.

«Что ему еще надо?» – лихорадочно соображал он.

Поскольку Бодуненц донашивал за сыном-семиклассником брюки, то белые щиколотки предательски торчали из ботинок.

Их Величество, обычно снисходящие только до мимолетного взгляда, в этот раз критически осмотрели Савелия с ног до головы:

– Одни без носок ходют, другие в ответ пупок заголяют (имелось в виду лицеистки). Полный компресс! И мы еще боремся за звание лучшего лицея города.

– Простите, забыл дома. Второпях.

– Ты в следующий раз голову не оставь! «Второпях!» – проворчало Их Величество. – К слову, начертил фланец? А то послал к тебе мсье Прохорова с Глебом. Где пропали? Ни чертежа, ни Прохорова, ни Глеба? Случаем, не заходили?

– Были. Но ушли-с!

* * *

Вся компания собралась под грибком. Люлипупенко засуетился:

– Где же я сырка «Хохланда» плавленную пластинку в кармане затерял. Это, конечно, не то что легендарная «Волна», но… (сейчас, между прочим, песня в моде, стал быть, про тот легендарный сыр: «…"Волна", новая "Волна" – скоро подо мной будет вся страна!»). Ох ты, еще десятка и пятак. На пиво. Отпад. Откуда?

Люлипупенко наморщил брови:

– Вот те на! Совсем забыл, а я ведь сегодня с семи тут манстырюсь. Жена выгнала. Столкнула с кровати. Хотя нет, впрочем. С кровати – это позавчера. Вчера я на коврике у порога ночевал. Хотя нет, это позапозавчера, но в общем тамбуре. Сегодня на лестничной площадке под распределительным щитком. «Вечно, – говорит, – это полено (из него с ее слов "мой прадед Буратино делан") под ногами мешается». И еще иногда добавляет: «Соседи пойдут – запнутся. Иди, досыпай во дворе». Но какой тут сон на теннисном столе. Вот с семи и гуляю, воздухом дышу. И тут…

Вдруг, откуда ни возьмись, нарисовалась тусовка: человек семь молодняка – две девахи и пятеро парней.

Одна из девиц стала что-то зловеще нашептывать своим кавалерам:

– …вон к этому мужику, я его знаю, он каждое утро и вечер в одном и том же месте торчит.

Вся компания стремительно двинулась в сторону Арнольда.

Люлипупенко приготовился решительно дать отмашку (в смысле, сделать ноги).

От тусовки отделилась та самая деваха и подскочила к Арнольду. Вблизи оказалась симпотная блондинка.

– Мужчина, можно вам маленький, но ответственный поручений?

– Если маленький – червонец, большой – стольник, – ответил заметно похрабревший Арнольд.

– Да нет, маленький. Если вечером к вам такая же компания пристанет…

– Отстреливаться? До последнего патрона?

– Нет. Передайте, вот эту записку.

– И что за прикол?

– Игра такая. «Ночной дозор» называется. По-нашенски «Encounter». Поиск ночью. Квест, одним словом.

– А что в записке? Вдруг там шифровка какая «Алекс – Юстасу» или еще того хуже.

– Смотрите. Ничего криминального нет.

Она развернула свернутый вчетверо листок. На нем коряво так было написано: «Следующий кусок карты в мусорных баках у автовокзала».

– Это шутка такая? Ниче себе заданьице! Пока найдешь ее там ночью… И что, есть желающие? Я лучше черную кошку найду в темной комнате или в стоге сена.

– Надеемся, не найдут, хотя… Предыдущую в Каме спрятали на дне – нашли. А до того на телевышке…

– Вот почему всё время по телевизору надпись была «По техническим причинам передачи временно прекращены»! – догадался Люлипупенко. – Даже жена обратно в квартиру пригласила каналы настроить…

– А еще до того в машине инкассаторской «Росинкас».

«В газетах потом писали: "Группа дерзких преступников совершила ночное разбойное нападение на сбербанковский броневик. Странно то, что все купюры оказались на месте (естественно, кроме тех, которые под шумок разобрала охрана), но всё перевернуто вверх дном"», – вспомнил Арнольд пересказ прессы в изложении Шуры Киселькова.

– Издержки игры.

– Не! Я рисковать за просто так не стану.

– Как вы сказали: «за просто так»?! А если десять рэ?

– За десять блей я даже руку из кармана не выну!

– Сколько?

Люлипупенко испытующе посмотрел на глазастую дозорную:

– Пять… Черт с вами!…надцать…

Вот откуда фантики на пиво.

Глава 6

8.54

Секретарша Люси полировала ногти. Пришатались Проктер и Гембл.

– Сами здесь?

– Здесь. Но у него делегация. Ждали вас, искали. Сейчас придется подождать.

Увидели лак для ногтей.

– На спирту, – констатировал Гембл.

И всё! Нету лака. Вслед за лаком исчезли и мастера.

* * *

Кисельков споро запрыгнул на подножку трамвая.

– Проездной, – помахал он распечатанной на струйном принтере и аккуратно заламинированной бумажкой.

«Шут с тобой, – сделала утвердительный вид кондукторша, в прошлом сметчица проектного института. У самой сын кондыбасился в сельхозе. – Все ваши уловки знаю».

В вагоне трамвая было не продохнуть. Абсолютное большинство – студенты. Половина спала, кто на сиденьях, кто, повиснув на поручнях. А кто на коленях таких же заснувших пассажиров. Причем многие с раскрытыми конспектами лекций. «Сон за книгой – лучший отдых», – висел когда-то плакат на дверях читального зала университетской библиотеки.

После остановки «Драмтеатр» на пустое место рядом с Кисельковым плюхнулся подозрительный мужик.

Из его сумки торчали рыбьи хвосты.

– Не кусаются? – спросил Шура.

– Замороженные – нет, а так – да.

– Что за запах такой? – крикнула кондукторша из дальнего конца вагона. – Кто тут рыбу тухлую везет?

Все посмотрели на Киселькова, потому как попутчик с рыбой выскочил на предыдущей остановке.

– Че все на меня смотрите? Я окромя одной тетрадки и ручки ничего не везу!

– А куртка и брюки, смотри? Всё в слизи!

– Спелеолог он – вот и вывозился в пещере, поди, в рыбьей икре, – раздался чей-то знакомый голос.

– А ну, соплеолог, вываливайся из общественного транспорта, пока я тебе не помог, – взъярился клыкастый детина, приобнявший кралю с филфака.

Пришлось Шурану выпрыгивать почти на ходу и продолжать свой путь пешком. Дворами. До вуза.

* * *

Лева Смолянский завалился спать. Был на ночном дежурстве. Глаз некогда сомкнуть. На работе всё время приходилось бороться со сном. Медицинским спиртом – перорально. И луком – наружно: веки натирать.

Но сильно покемарить не удалось. Кто-то «давайдолбитьстену» – не иначе на первом этаже опять офис делают, и «тю-тю-тю, тю-тю-тю», – заливался перфоратор.

Лева закрылся подушками. Тремя. На каждое ухо.

Один черт, всё трясется. Будто в бричке по кочкам.

А если подушки под ножки дивана? Не помогает. Главное, и с дивана-то от вибрации сползаешь. Как на океанском лайнере. Придется примотать себя телефонным шнуром. Словом, днем – это не сон, а сплошное мучение… Сползáть перестал, но легче от этого не стало. Трясти продолжает. Не дают, вампиры, спать!

– Натюрлих, раз вы – так, мы – так!

И Лева, схватив отвертку, бросился к силовому щитку в подъезде.

– Устрою-ка я вам короткое замыканьице.

Таким же образом поступал их электрик дядя Жора, когда медперсонал лишал его законной радости – двухсот миллилитров спирта. А что операция идет или аппарат искусственной почки отрубится, или бор в зубе пациента застрянет, его это не волнует – он свои права знает. И всё тут!

Пробки повылетали моментально – во всем подъезде. А вместе с ними отключился и автомат-распределитель.

– Мама! – раздался чей-то дикий рев в лифте.

Какие-то тупицы оказались в западне.

– От, зажигалки конопатые! Поделом вам! Не фиг от школы или вуза отлынивать. Посидите, посидите, клуши, в темноте, тогда оцените преимущества урока або лекции. Ну вот, порядок – часа два можно спокойно вздремнуть. Да даже больше! Пока там электрика дозовешься, в смысле, разбудишь, и все три-четыре, а то и пять.

* * *

Никеш подошел к бане. На фонарном столбе висел красочный рекламный щит, на котором метровыми буквами было выведено «Мужики, скорее в баню!». Ниже – старое объявление от руки: «Вновь открыто женское отделение».

– Интересно. Связанные события или нет?

Оказалось, связанные: в фойе уже выстроилась очередь из «оголодавших» мужичков. Давно он такой очереди не наблюдал: со времен дефолта в обменники.

– Кто крайний?

– За мной еще трое занимали – убежали за пивом и конфетами.

«Придется прибегнуть к помощи Митяя, банного дворника», – осенило Никеша.

Для этого и мелочишка в кармане найдется – много не берет, чай, не депутатское лобби. К тому же Митяй из-под полы березовые веники продавал недорого (но, сдается, списанные метлы).

– Проведу. Черным ходом. Через кабинет директора, – пообещал Митяй. – Кстати, у тебя знакомых много? Тут охранник просил большой цветной монитор подешовле. У него простой черно-белый. Качество не ахти. Видеокамеры-то в каждой парилке установлены. Очень нужно. Частенько подключается к интернету. На популярный сайт закачивает свои опусы. Будешь в доле.

– Надо покумекать. Думаю, помогу.

По дороге Никеш встретил и слесаря, дядю Петю Мавлюгаева. Тот шел с работы неуверенной походкой. Нехорошая примета.

Действительно. Стоило намылиться – вода закончилась и, похоже, навсегда (в смысле, до следующего дежурства дяди Пети). Хотя… как знать? И не его это вина, а ловчил типа Люлипупенко энд компани – в очередной раз латунный вентиль сперли? В прошлом году из-за этого весь дом зимой без тепла остался.

Пока искал, где краны отворачиваются, очутился в женском отделении.

…Вдруг раздался страшный визг. И на Никеша со всех сторон обрушились хлесткие удары мочалками и волны кипятка из тазиков. Кроме того, поливали какой-то контрафактной парфюмерией и шампунями.

Затем всё стихло (когда смыло мыльную пену).

Никеш приоткрыл сначала один, потом второй глаз. Оказалось, он стоял в центре «женской сборной». Коллективный заплыв всей конторой. Ню-корпоратив.

– Мужчина, вы бы хоть тазиком прикрылись для приличия, – фыркнула одна.

– А может, это стриптизер? Девки! Никто не приглашал?

– Да тут и смотреть-то не на что, – разочарованно выгнула спину вторая. – Пусть глаза закроет и отчаливает, откуда приплыл.

* * *

Уже ровно неделя, как Батумыч исчез. После столь длительного отсутствия Малярчука, успокоившись и забыв прежние обиды, ребята задались вопросом, что же с ним горемычным приключилось?

И вот им, вернее, Смолянскому «повезло» – на пороге подъезда появилась Всевина супруга с хозяйственной сумкой.

– Где наш дражайший муженек? – елейным голосом спросил Лева.

– Что? И ваш тоже? – съязвила женщина.

– Это я, стал быть, фигурально, – осклабился Смолянский. – Так где ваш муж?

Жена Малярчука зло бросила:

– Умер. Для вас! И не семафорь тут!

Эта весть так сразила Леву, что он не нашел ничего лучшего, как войти в глухой штопор…

А вдруг неправда? Но ближе к обеду встретил соседа Малярчука, почти непьющего Василия Демьяновича.

– Всю ночь стонал, бедолага, за стенкой, – припомнил тот воскресенье недельной давности. – Не иначе агония наступила. А че? Его жинке ничего не стоит и втихаря схоронить, он у нее уж третий.

От этих слов в душе Левы похолодело. И он аллюром бросился в чипок за горючим. За упокой души – прекрасный повод собраться.

Но нет худа без добра. На следующий день Полина (начальница над Дулепистым в тресте) попросила Вадика за отгул антенну уличную приладить, а заодно и краны в кухне подвинтить.

Дулепистый взял нехитрый инструмент. Сначала, пока светло, стал настраивать антенну. Сел на перекладину ограждения и случайно заглянул в соседнюю лоджию.

Там, в глубине (жена приказала не высовываться) как ни в чем не бывало дымил «воскресший» Малярчук!

Увидев его, Вадик чуть не сыграл с двадцатиметровой высоты на тротуар.

– Ты?!

– Я. Жена отобрала ключи, а с седьмого этажа – не с твоего второго, вниз не сиганешь.

– А мы уж по тебе поминки справили… Вчера. Торжественно. Всей компанией.

При словах о застолье, Малярчука прямо перекосило, всего.

– Вадя, – страстно зашептал он, – давай, вжахнем по маленькой, душа горит – туши свечи!

– Тип-топ. Спущусь к себе, принесу стопарик.

И принес.

– Давай еще!

– Несу.

– А закусь? – обнаглел в корягу Малярчук.

Пришлось тащить ему из своей квартиры сначала маринованные огурцы, потом отпечатывать шпроты, потом еще колбаски нарезать. Но тому всё было мало.

– А начхать на него! Довинчу краны и уйду.

– Вадя, Вадечка, Вадянчик! – взывал к совести Дулепистого пенсионер.

Но тот притаился в глубине квартиры, точнее, на кухне.

Кончилось тем, что Малярчук не вынес тягости ожидания и решил перебраться в квартиру рядом. К Вадику. Встал на табурет. Потом, держась руками за скользкие стены, покрытые мелкой керамической плиткой, осторожно поставил ногу на парапет, а затем попытался ее перекинуть на примыкающую лоджию. Но там точки опоры не было. Ступня провалилась вниз. При этом Всева потерял шлепанец, который спланировал прямо на асфальт.

Малярчук оседлал перила: одна рука и нога с одной стороны, другие – с другой. Шимпанзе, да и только!

Корпус снаружи висит прямо над тротуаром. И обратно-то не вернешься – табуретка опрокинулась и куда-то завалилась, ногой (да при его росте!) не нащупать.

– Сейчас упаду, держите меня!! – благим матом завопил Малярчук, обняв перегородку.

А она скользкая, собака, отделана кафелем.

Вадик услышал нечеловеческий вой и выскочил из кухни. Видя положение дел, он заметался в ужасе: «За руку не вытянешь, тяжел, сомяка, сорвется вниз и с собой утащит. Вместе превратимся в блины с икрой!»

– Подожди, браток! Потерпи чуть-чуть! – зарыдал Дулепистый – всё ж таки жалко старика. – Что же делать? Что? А? А если скотчем? – и Вадик ринулся к ящику с инструментом (скотчем-то он антенну приматывал и краны заодно). Отличная идея!

Дулепистый прилепил к кафелю левую ладонь Батумыча. Слабо! Затем щиколотку левой ноги. Не-на-деж-но!

– Геморрой, – простонал Малярчук, онемевший от сидения сразу на двух перилах. – Подвяжи че-нидь!

Дулепистый на всё тот же скотч пришпандорил сковородку к ягодицам.

– Теперь голова! Голова отваливается!

Надо отметить, что на всей голове Батумыча была только одна достопримечательность: кустистые брови.

– Это у меня усы. Мозговые, – гордо трубил он…

– Твои мозговые усы и влекут тебя вниз. Давай сбреем, – в шутку предложил Вадик.

– Не, то сковородь слишком тяжелая – перевешивает вниз, – испугался за свое сокровище Малярчук.

Дулепистый и голову закрепил за шею скотчем к кафелю, да так, что нос приплюснуло к торцу перегородки.

Только Вадик сел передохнуть, как на голову Всеве приземлилась оса, а ос тот панически боялся с детства.

– Лучше застрели меня сразу! За что мне такие муки?! – запричитал Малярчук.

– А не надо было шпроты есть, садюга!

Пока оса делала прицельные виражи над парализованным от страха Малярчуком, Вадик обвязал его бельевой веревкой в несколько витков. И дернул так, что тот кубарем перекатился на лоджию соседки, потеряв при этом и второй шлепанец. Пижаму пришлось после простирнуть капитально. С тех пор, видать, у него и энурез.