Текст книги "Оружейник. Тест на выживание"

Олег Шовкуненко
Оружейник. Тест на выживание

© Шовкуненко О., 2012

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2012

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Глава 1

«Ханхи не хотели нас завоевывать. Кто мы для них? Никто, пустое место, недоразвитые куски органической материи. На таких даже не стоит обращать внимание. Ну, разве что иногда придется прихлопнуть миллион-другой особо рьяных букашек, досаждавших их долгожданному отдыху. Да, именно отдыху! Ханхи сделали на нашей планете лишь короткий привал, одну из тех бесчисленных остановок, которые они совершают на пути своего бесконечного звездного странствования. Привал… Это был именно привал. Только вот после него наша цивилизация перестала существовать, наша планета превратилась в свалку, на которой царят радиация, зловонные ядовитые испарения, чудовищные формы инопланетной жизни.

Нам тяжело, нас мало, но все же мы живы. Мы – люди и не можем просто так доживать свой век. Мы должны бороться. Мы должны возродить этот некогда светлый и прекрасный мир. Давайте объединимся. Приходите к нам. Вместе мы сила, вместе мы выстоим и победим!

Наша база находится: город Одинцово, перекресток Можайского шоссе и улицы маршала Неделина. Ориентиры: разрушенная церковь и Ледовый дворец спорта».

Я дочитал и со вздохом, полным горькой иронии, содрал написанную от руки листовку с облупленной кирпичной стены. Цирк-зоопарк, ну Крайчек, ну, блин, дает, сочинитель хренов! Всю новейшую историю накатал. Нет чтобы просто и понятно объяснить – мол, потери в последнее время у нас были офигенные. Народ перебили, а припасы остались. Собачатинка, там, вяленая или консервы со старого продсклада. Так что заходите, не стесняйтесь. Поможете оборонять периметр, а мы вам за это обеспечим хотя бы видимость спокойствия и безопасности.

Я вчетверо сложил белый, еще достаточно чистый листок в клеточку и засунул его в нарукавный карман своего выцветшего ХБ. Пойдет на самокрутки. Сигарет сейчас, как говорится, днем с огнем… а вот какая-то колючая трава, которая вдруг объявилась на окраинах могильников и которую местные умельцы научились недурственно готовить, вот она вполне пригодна для самокруток. Никотина в этом жмыхе кот наплакал, да и во рту потом остается горьковатый привкус, словно от полыни, но для старых, заядлых курильщиков, подобных мне, пойдет и такое зелье. Все ж лучше, чем ничего.

Положив руки на висящий на груди автомат, я огляделся по сторонам. Вроде тихо. Даже как-то подозрительно тихо. Только ветер гуляет в кронах мертвых почерневших деревьев да колышет пучки бурой мутировавшей от радиоактивных выбросов травы. Вдалеке маячат располосованные гравитационным лучом многоэтажки Кутузовского микрорайона. Они обреченно пялятся пустыми глазницами выбитых окон, щерятся уродливой шахматкой обрубленных, словно обрезанных ударом гигантского мачете, квартир. На мосту, где под Можайское шоссе ныряет широкая асфальтовая лента Минского, замерла парочка разбитых, разграбленных легковушек. Я не так уж и часто езжу по этой дороге. Последний раз был примерно месяц назад, но мне кажется, что тут ничего не изменилось. Ладно, хватит любоваться природой, посмотрим, что творится в городе.

Я развернулся и только-только хотел поставить ногу на подножку у двери бронетранспортера, как вдруг почувствовал чей-то взгляд. Это мы так по старинке выражаемся: «почувствовать взгляд». На самом деле теперь это совсем другое ощущение. Кажется, что тебя легонько двинули по затылку. В результате на одно короткое мгновение наступает потеря равновесия. Это очень опасное мгновение. Именно в этот миг хищник и нападает.

Меня спасла одна из моих обычных привычек. Выходя из укрытия, я всегда снимаю автомат с предохранителя и взвожу его. Нелишняя предосторожность. Особенно учитывая скорость и ловкость местной фауны. Вот и сейчас все, что мне потребовалось, так это лишь быстро сунуть ствол «калашникова» себе под мышку и надавить на спуск.

Ударившая очередь угодила льву прямо в огромную разинутую пасть, из которой вот-вот грозил выстрелить целый пучок липких, ядовитых, прочных, как стальная проволока, нитей. Панцирь у зверюги будь здоров… понадежней брони. Его можно пробить разве что кучной очередью или бронебойными. Но на этот раз мне крупно повезло, можно даже сказать, фантастически повезло. Один шанс из сотни, если не из тысячи. Не встретив сопротивления, тяжелые пули калибра 7,62 вошли прямо в глотку, затем размололи примитивный мозг и уже изнутри ударили в толстую хитиновую каску-череп, заставляя льва опрокинуться на спину. После этого мне оставалась лишь самая легкая работенка – добить тварь. И я с глубоким удовлетворением всадил половину рожка в белое брюхо, аккурат между шестью паучьими трехсуставными конечностями.

Покончив с хищником, я поискал укрытие, откуда тот мог выпрыгнуть. Руины небольшого придорожного кафе, возле которого я остановился, выглядели вполне безопасными. Здесь не осталось больших, закрытых для обзора помещений, где бы могла притаиться зверюга размером с откормленного теленка. Откуда же тогда?

Пока я разглядывал невысокие кирпичные стены и обрушившиеся внутрь здания металлические балки, на которых все еще кое-где продолжали болтаться листы металлочерепицы, ветер стих. В ту же секунду в нос мне ударила вонь. Вообще-то, навозные львы всегда смердят, но не так же сильно! Опустив взгляд на валявшуюся в паре шагов от меня грязно-желтую тушу, я скривился. Лапы гигантского волосатого клопа были вымазаны какой-то темно-коричневой кашей. Следы этой мерзкой субстанции обнаружились и на приплюснутой чешуйчатой морде.

– Что ж за дерьмо он жрал? – спросил я сам себя.

Звук моего голоса прозвучал как будто со стороны. Как будто это говорил не я, а кто-то другой. И в самом вопросе этот неведомый некто подсказывал мне ответ.

Цирк-зоопарк! Чтоб я пропал! Как же можно было забыть! Кафешка ведь на подъезде к городу. Канализацию сюда, понятное дело, не дотянули. Значит, должна быть выгребная яма. А ее эти твари очень даже уважают. Не исключено, что у льва там гнездо, яйца или, возможно, уже личинки.

Я быстро огляделся по сторонам. Метрах в двадцати от угла здания, того самого, где я сорвал листовку, виднелся невысокий покосившийся штакетник. Он огораживал квадратов десять пустой, ничем не застроенной территории. Вот это наверняка и есть то самое место, которое я искал.

Конечно, можно было сесть в БТР и просто уехать. Предупредить людей Крайчека о логове льва, и совесть моя была бы чиста. Но тогда победа будет выглядеть какой-то неполной, убогой, что ли. В чьих глазах? Да в моих собственных. Я ведь вроде бы тоже обитаю в этих краях, а посему мне тоже положено делать их спокойней и безопасней. А кроме того, не стоит забывать, что этот урод хотел меня сожрать!

Последний аргумент довел меня до нужной кондиции. Я зарычал, как разъяренный кентавр, нырнул внутрь «восьмидесятки» и там ухватил черную пластиковую канистру, в которой, по моим расчетам, еще оставалось литров так пятнадцать высококачественного бензина эксклюзивной отечественной марки А-80. Выбравшись наружу, отвинтил пробку, сунул в горлышко солидный кусок ветоши и осторожно двинулся в сторону облезлого штакетника. До невысокого, некогда выкрашенного в белую краску заборчика оставалась еще дюжина шагов, когда я увидел это… В центре огороженного, выложенного побитой тротуарной плиткой пятачка зияла черная, развороченная, словно воронка, дыра. Не знаю, из чего была изготовлена крыша выгребной ямы, но зверь ее полностью разворотил. Уютно устроился, гад! Усадьба с уютным двориком и живописным видом на оживленную дорогу, по которой люди бегут из разоренной Москвы. Я скрипнул зубами, когда увидел грязные окровавленные лоскутья ткани, валявшиеся по краям черного провала. Скольких же несчастных ты тут приговорил?! Ах ты, гнида, небось кормил своих мелких ублюдков! Ну погоди, сейчас я им устрою!

Я не желал больше медлить. Щелкнув зажигалкой, поджег край тряпки, затыкавшей горлышко канистры. Ветошь была порядком измазана в масле и соляре, поэтому сразу занялась веселым коптящим огоньком. Я не стал дожидаться, пока он подпитается парами бензина. Подскочил к штакетнику и, размахнувшись, швырнул через него канистру. Пластиковый сосуд ухнул в черноту ямы, и падение его сопровождалось отчетливым шлепком или даже скорее всплеском. Несколько секунд ничего не происходило, и я уже стал опасаться, что фитиль угодил в какую-нибудь лужу и погас. Однако вскоре воздух над ямой стал заметно колебаться. Ага, разгорается, родимая! Только я успел об этом подумать, как из глубины вырвался раскаленный огненный сноп. В тот же миг послышался резкий высокий визг. Кричало не одно существо. Воздух сотрясал как минимум десяток голосов.

Личинки! Подумав о жирных, похожих на сороконожек гусеницах, я поднял свой старый верный АКМС. Нельзя дать им расползтись. Эти твари жутко живучие. Поэтому часть уцелеет даже вне гнезда. А людям, тем, кто продолжает оставаться в Одинцове, только и не хватает, чтобы в окрестностях появилась дюжина свирепых, вечно голодных львов.

Понимая это, я ждал. Ждал пять секунд, десять, тридцать, минуту. Визг прекратился. Из ямы никто так и не появился. Вероятно, преодолеть вертикальные бетонные стенки личинкам оказалось не под силу. Вот и прекрасно. Бензина у меня хоть залейся, и он расходуется не так быстро, как патроны. Так что экономию боеприпасов можно лишь поприветствовать.

В город я въезжал, чувствуя уже слегка подзабытый эмоциональный подъем. Я прикончил навозного льва! Такое мало кому удается в одиночку. В основном этих тварей выслеживает и загоняет группа охотников как минимум человек в десять. Так что я вроде бы отличился. И не просто продемонстрировал, что у далеко уже не юного полковника Максима Григорьевича Ветрова есть еще порох в пороховницах, но и сделал хорошее важное дело. Конечно, я и так делаю кое-что полезное, и многие живы благодаря именно моим стараниям. Но разве бывает норма на доброту, на взаимовыручку, на поддержку, на человечность? Чем их больше, тем светлей и прекрасней наш мир. Так нас когда-то учили, и этот урок я запомню до конца своих дней.

Подумав о мире, в котором нам всем сейчас приходится жить, я огляделся по сторонам. Вот он – пасмурный, серый, разоренный, смертоносный. Этому городку еще сравнительно повезло. А вот другим… Половина Москвы ухнула в бездонный разлом, на месте Тулы и Рязани лишь черные обугленные воронки. Над Брянской областью продолжает упорно висеть густое ядовитое облако. Ханхи что-то туда слили, и эта дрянь, испаряясь, убивает все на сотни километров вокруг. А есть места вообще непонятные. Говорят, Липецк стоит целехонький, ни одно окно не разбито, ни один проводок на столбах не оборван, только вот весь завален пеплом. Город – словно одна гигантская микроволновка. Несколько раз в сутки что-то в нем происходит, и в один миг вся органика, оказавшаяся на его территории, сгорает. Бах, и только пепел. Рассказывают еще, что есть города-призраки. Тверь, например. Один раз подъезжаешь к ней – стоит город, а через пару дней на этом самом месте лишь голое поле. Потом опять появляется, а через некоторое время вновь исчезает. Вот такие чудеса, будь они прокляты!

Так что по сравнению с другими местами Одинцово, Подольск, Серпухов – это еще рай… вернее, райский заповедник. Я подумал об этом, увидев какую-то трехметровую склизкую тварь, которая довольно проворно заползала в подъезд одной из многоэтажек. Небось что-то там учуяла, гадина!

Я остановил машину, как можно быстрее перебрался в башню и навел КПВТ на студенистое, словно наполненное грязной зеленой блевотиной тело. Хватило лишь одной короткой очереди. Пули калибра 14,5 миллиметра разорвали ползучую мерзость, а вместе с ней превратили в пыль половину подъезда. Когда с гнусным червяком было покончено, я высунулся из люка, окинул взглядом окна здания и во всю глотку прогорланил:

– Эй, есть кто живой? Выходите, не бойтесь!

Я надеялся, что чутье меня не обмануло. Внутри зданий звери прятаться не любят. В своих некогда спокойных и безопасных жилищах скрываются лишь люди.

В окне третьего этажа сперва что-то мелькнуло, а затем на свет божий высунулись два лица: мужское и женское или, правильнее будет сказать, – девичье и мальчишечье.

– Спускайтесь! – Я махнул им рукой. – Только не через подъезд. Зайдете в любую из квартир на первом этаже и подадите знак. Я подъеду.

– Мы идем! – прокричал пацан и первым скрылся из виду. Девушка еще несколько секунд меня изучала, словно решая, доверять или нет незнакомцу, но затем все же и она исчезла в темноте оконного проема.

Эти двое бесспорно из колонии Крайчека. Однако странно, что они меня не узнали. Мою «восьмидесятку» с бортовым номером «302» знает вся округа от Истры до Серпухова. А эти пялились, как будто увидели впервые.

Стоя в водительском люке, я ждал. «Калаш» держал наготове. Вдруг возникнут еще какие сложности. Но, слава богу, все обошлось. Через пару минут на первом этаже распахнулось окно, и на подоконник вскарабкался тот самый парнишка. Он не стал ждать, когда я его подберу. Не раздумывая, прыгнул вниз. Два с половиной метра – это, конечно, немного, но и с них получается удар аккурат как во время приземления с армейским парашютом. Сильный, скажу я вам, удар. И любой нормальный человек к нему готовится, настраивается… ну хоть пару секунд, хоть одно короткое мгновение. А этот – нет. Сиганул вниз, как будто там не асфальт, а целая гора мягких пуховых перин подложена и прыгать на них его самое любимое занятие.

Пацан приземлился на ноги и, гася инерцию, перекувыркнулся. Ловко так, словно его много месяцев обучали этому трюку в одном из спецподразделений. Во время его кульбита я заметил маленький АКС-74у, который висел у мальчугана за спиной.

Девушка появилась в окне почти в тот же миг, как ее напарник встал на ноги. С тридцати метров я не особо разглядел ее лицо. Но вот что сразу бросилось в глаза, так это ее винтовка. Это не какая-то там малокалиберная биатлонная пукалка, а грозная армейская СВД. Снайперша закинула оружие за спину и начала спускаться. Девушка не стала опрометчиво прыгать вниз. Она уцепилась за подоконник, повисла на нем, и лишь когда от ее обутых в армейские ботинки ступней до земли оставалось около метра высоты, разжала пальцы. Паренек одарил свою напарницу надменным, чуточку насмешливым взглядом, а затем, словно в их команде командиром был именно он, властно махнул рукой и двинулся в мою сторону.

Пока они приближались, я с интересом изучал эту парочку. Пацану на вид было лет пятнадцать. Его одежда состояла из сравнительно чистого армейского ХБ, поверх которого была накинута короткая спортивная куртка черного цвета. На ногах у него, как и у девушки, оказались основательно сбитые армейские берцы.

В магазине они такую обувку раздобыть не могли. Выходит, ребятишкам подфартило поучаствовать в опустошении одного из воинских складов. Оттуда и ботинки, и ХБ. Правда, в военную форму вырядился только мальчуган. На девушке были заправленные в обувь джинсы и старая отливающая темно-синим металликом куртка с капюшоном типа «аляски». Капюшон оторачивался искусственным мехом теперь уже неопределенного цвета. Из-под куртки виднелся грязно-зеленый свитер с высоким, но уже порядком растянутым воротом. Свои каштановые волосы снайперша подобрала и спрятала под черную бейсболку, над козырьком которой красовалась небольшая эмблемка фирмы «Nike».

Когда ребятишки подошли поближе, мне сразу бросилось в глаза их сходство. Одинаковые худые скуластые мордашки, курносые носы и темно-карие глаза, глядящие не по-детски пристально и сурово. Еще больше похожими друг на друга их делали сажа и серая цементная пыль, размазанные по лбам и щекам. Сомнения не оставалось – брат и сестра. Он младший, она старшая… правда, ненамного, года на три, в крайнем случае на пять.

– Вы чего тут бродите, и всего вдвоем? – я попытался вложить в свой голос нотки родительского гнева. – Жить надоело?!

– Мы разведчики, – гордо ответил пацан, остановившись за пару шагов от БТР.

– Крайчек послал?

– Вы знаете командира Крайчека? – обрадовалась девушка.

– Знаю. Я тут всех знаю, – я сокрушенно вздохнул и поглядел исподлобья на две худенькие фигурки. Подумал: «Совсем очумел этот гребаный ковбой, детьми рискует! Тут же кругом черт знает что творится!»

Вспомнив о чудовищах, наводнивших мертвый город, я поежился. Не рекомендуется в этих местах просто так торчать на открытом месте, тем более после того, как во всеуслышание заявил о себе из крупнокалиберного пулемета.

– Значит, так… все, баста, разведка закончена. Забирайтесь внутрь, – я указал на дверь в борту бронетранспортера. – Сейчас открою.

Стоило мне распахнуть бронированные створки, как ребятня живо запрыгнула внутрь. Глядя на них, я улыбнулся. Может, Крайчек и надавал им каких-то там заданий, может, даже и важных заданий, но искушение прокатиться на настоящей боевой машине оказалось сильнее. Тем более что этих самых исправно работающих машин детишки не видели уже очень и очень давно.

Оказавшись внутри, оба малолетних вояки прямо-таки задохнулись от восторга. Горящими глазами они буквально пожирали вставленные в самодельные пирамиды автоматы, лежащие на сиденьях РПГ-7 и «Мухи», сваленные в проходах ящики с патронами и гранатами.

– Это все ваше? – наконец выдохнул вновь обретший дар речи мальчишка.

– Мое. – Я захлопнул бронированную дверь за спинами гостей.

– Откуда… – начал было мальчуган.

– Много будешь знать – скоро состаришься! – Я указал рукой на отделение управления: – Проходите туда. Садитесь где хотите.

– А у вас патроны к моей винтовке есть? – Девушка не двинулась с места. – У меня только двенадцать штук осталось. Мне бы еще хоть две обоймы. – Произнося это, она посерьезнела. – Может, я смогу у вас их на что-нибудь выменять?

– Разберемся, – пообещал я и на этот раз уже не попросил, а приказал: – Ступайте вперед и садитесь! Надо уходить.

И только я это произнес, как в корму БТР что-то ударило. Хорошо так ударило. Словно какой-то раззява водитель, ехавший сзади, зазевался, не успел затормозить и в результате этого испробовал на прочность броню боевой машины.

– Цирк-зоопарк! – в присутствии детей я не имел возможности более точно охарактеризовать обстановку.

– Кто это? Ведь рядом никого не было! – воскликнула девушка.

– Держитесь!

Времени у меня оставалось только на эту команду. Следовало уходить, если, конечно, было еще не поздно. Прыгнув на место водителя, я подумал, что весьма предусмотрительно не заглушил мотор. Так что без проволочек включил первую передачу и рванул вперед. Ага, это мне только так хотелось, чтобы рванул. На самом деле БТР лишь слегка дернулся, а затем к натужному реву двигателя добавилось змеиное шипение трущихся, проскальзывающих по асфальту колес. Нас кто-то держал, причем держал крепко. Казалось, к машине прицепили толстый танковый трос, другой конец которого был закреплен на чем-то огромном, железнодорожном локомотиве, не меньше. И вот этот самый локомотив вдруг начал давать задний ход. Бронетранспортер медленно пополз, увлекаемый неведомой силой.

Ах ты, мать твою за душу! Я поставил машину на тормоз и развернулся в кресле, готовый броситься в башню. Однако я этого так и не сделал. Сиденье башенного стрелка было уже занято. Мальчуган стоял на нем одним коленом. Я видел спину в задравшейся черной куртке, видел выбившуюся футболку и скатавшийся джемпер. Голова и руки пацана скрывались в башне, и он колдовал там с винтовым механизмом наведения пулемета.

Цирк-зоопарк, куда ж он полез! Ведь не знает же ни хрена! Только помешает, время потеряем! Не успел я об этом подумать, как КПВТ ожил и дал длинную очередь. В тот же миг БТР тряхнуло, словно он подпрыгнул на большой кочке.

Неужто повезло, и парню с перепугу действительно удалось кого-то подстрелить? Ладно, сейчас посмотрим. Я вновь вцепился в баранку и сразу дал газ. Мотор взревел, и бронетранспортер двинулся вперед… медленно, будто его что-то продолжало удерживать. И тут неожиданно послышался хлопок. Мне даже показалось, что в моторно-трансмиссионном отделении лопнул какой-то шланг. Однако двигатель не захлебнулся. Наоборот, он заработал легко и ритмично, позволяя «восьмидесятке» быстро набрать скорость.

– Вырвались, кажись, – сообщил мальчишка, оторвавшись от оптического прицела башенных пулеметов.

– Что это было? – Мне страсть как хотелось поглядеть на эту тварь самому, но чутье подсказывало, что лучше будет подобру-поздорову убраться отсюда подальше.

– Дерево какое-то, – удивленно произнес мальчуган.

– Какое еще дерево? – не понял я.

– Похоже на дерево. – Юный стрелок принялся описывать: – Вылезло оно из люка в мостовой. Ветви такие… серые в черных пятнышках, подвижные, извиваются, как лапы осьминога. Я его очередью аккурат под самый корень срубил.

– На вьюнок похоже, – задумчиво протянул я. – Не ожидал, что он уже и здесь, в Одинцове, объявился.

– Что за вьюнок такой? – Цепляясь за поручни, девушка подошла поближе и уселась на место стрелка сразу за командирским сиденьем. – Мы о нем никогда не слышали.

– Да есть такая зараза. Я с ней впервые в Москве повстречался, еще до того, как ханхи ушли. В городах гнездится в основном в подземных коммуникациях, а на природе роет норы. Сидит в них, значит, и ждет, пока не почувствует добычу, а потом изловчится и выбрасывает щупальца. Оплетет ими жертву и держит, пока та под действием ее яда не станет превращаться в жидкость. Потом этот супец вьюнок прямо через шкуру впитывает. И быстро так это дело происходит. Мне говорили, что от коровы за час и следа не остается.

– Это вы его звуком работающего двигателя привлекли, – девушка сделала вывод из моих слов.

– Должно быть, – повинился я.

– Сильный какой, – сокрушенно покачал головой юный снайпер. – К броне намертво приклеился!

– Я думаю, он БТР за правое заднее колесо схватил, – пояснил ее брат.

– Печально, други мои, – я тяжело вздохнул. – Скорее всего, шину эта тварь попортила. Менять придется. А у меня их и так мало в запасе.

– Я выстрелил так быстро, как только смог. – Мальчишка воспринял мой вздох, словно заслуженный укор.

– К тебе претензий нет. Ты молодец. – Я оторвал взгляд от дороги и кивнул пацану: – Откуда знаешь, как работает пулемет?

– Отец показал. Правда, не стрелял никогда. – Тут в глазах парнишки засветился восторг: – Здорово получилось. Пулемет – сила!

– Значит, отец у вас военный? – догадался я.

– Майор. Был командиром мотострелкового батальона, – с гордостью отрапортовал мальчуган.

– Жив? Отец жив, я имею в виду?

После этого моего вопроса внутри бронетранспортера повисла тишина. Я понял, что своим прямым бестактным вопросом причинил детям боль.

– Он пропал, – за брата ответила девушка. – Ушел с группой в рейд, да так и не вернулся. Никто из них не вернулся.

– Понятно, – протянул я задумчиво. – А где дело было?

– Под Харьковом.

– Где?! – я не поверил своим ушам.

– Под Харьковом, – повторила девушка, не понимая моего недоумения.

– Вы были на Украине, а потом добрались сюда, почти до Москвы? И все сами, пехом?

– Почему же сами? Мы всем лагерем пошли. Почти триста человек. Оставаться было нельзя. Туман приближался очень быстро.

– Туман?

– Да, такой серый и плотный. Он шел с юга, словно стена. Кто в него попадал, там и оставался. Так что путь у нас был один – только сюда, на север.

– Сколько времени шли?

– Почти четыре месяца.

– И много вас сюда добралось?

– Восемнадцать человек, – девушка произнесла это очень тихо, с болью и тоской. Наверняка она вспомнила всех тех, кто не дошел, кто остался на этой страшной дороге.

Да уж, пустошь – это еще то испытание! Хотя сейчас и в городах ненамного безопасней. Зверье… везде это проклятущее зверье! Подумав о врагах рода человеческого, я огляделся по сторонам. Особого оживления вокруг не наблюдалось, разве что кое-где на стенах домов поблескивали метровые темно-коричневые слизняки. Они объедали те грязно-белесые, словно известковые, наплывы, которые оставляли кислотные дожди.

Вообще, мертвый город производил жутковатое давящее впечатление. Когда-то давно, лет десять назад, мне довелось побывать в Припяти, покинутом городе близ Чернобыльской АЭС. Так вот там все выглядело совсем иначе. Просто пустой, постепенно ветшающий, разрушающийся город. Я с тоской бродил по нему, как будто по мемориалу, посвященному человеческой беспечности, безалаберности и самоуверенности. Конечно, где-то в глубине подсознания попискивал мой внутренний счетчик Гейгера, сигнализировал, подлец, что покинутый поселок атомщиков не лучшее место для прогулки. И это все.

Совсем иное дело Одинцово, да, впрочем, и все остальные города постханхийской эры. Они другие, абсолютно другие. Они дышат смертью. Мне вспомнились улицы, заваленные грудами трупов. По мертвым телам молотил едкий кислотный дождь, и от этого одежда мертвецов и кожа под ней превращались в скользкую слизь. Я видел все это собственными глазами. Я стал свидетелем и того, как после страшного ливня по тротуарам поползли мерзкие создания, жадно впитывающие жидкий супец из кислоты и растворенной в ней человеческой плоти. Со временем на помощь этим «амебам» пришли более расторопные и прожорливые твари. За каких-то пару месяцев они общими усилиями очистили города не то что от гниющих мертвых тел, но даже и от костей. Миллионы людей исчезли, будто их никогда и не существовало, будто они никогда не жили здесь, не гуляли, не любили, не смеялись, не воспитывали своих детей.

Когда гигантские урбанистические кормушки были выедены дочиста, основная часть нечисти ушла из городов. На легких халявных харчах, когда-то именуемых живыми людьми, она значительно разжирела и расплодилась. Инопланетные твари почувствовали в себе силы, чтобы покончить со всей остальной жизнью на Земле. На это у них ушло примерно полгода. Когда бескрайние территории нашей планеты превратились в пустоши, настала третья фаза эволюционного процесса – взаимопожирание чудовищ. В результате выжили самые сильные, самые кровожадные, наиболее приспособленные. Вот сейчас они и охотятся друг на друга, а заодно и на нас, последних из людей, тех, кому удалось пересидеть жуткие времена в глубинах противоатомных бомбоубежищ, военных бункеров, метрополитенов.

Возможно, люди и дальше продолжали бы прятаться под землей, но им требовалось есть, пить, бороться с болезнями, защищаться от врагов. Средства для всего этого можно было отыскать только на поверхности. Вот тогда-то нам и пришлось выйти.

Я иногда думаю, что некая высшая сила позаботилась о том, чтобы ресурсы подземных ноевых ковчегов выработались так быстро. Это заставило людей вернуться в свой мир. Да, уродливый. Да, разоренный. Да, смертельно опасный, но все же свой! Мы поняли, что атмосфера начинает очищаться, что почву можно восстановить, а воду отфильтровать. Мы вспомнили, что от врагов не стоит прятаться, их надо убивать. Мы поняли, что не должны превращаться в крыс, что наше счастье, наше будущее мы держим в своих собственных руках.

Тут я поймал себя на мысли, что начинаю цитировать листовку Крайчека. Ну что ж, ничего странного в этом нет. Каждому здравомыслящему человеку должно приходить в голову что-то подобное. А кого по скудости ума или, скажем, малолетству данная тема пока не интересовала, пусть читают прокламации одинцовского лидера, внимательно читают и верят каждому написанному там слову.

– Ну, и как вам в Одинцове? – Я окликнул своих юных пассажиров, стараясь отвлечь их от горестных мыслей, а заодно и проверить, как там насчет пополнения в рядах идейных бойцов за светлое будущее всего человечества.

– Здесь гораздо безопасней.

– Неужели? – Я усмехнулся, припомнив давешнюю встречу со львом.

– Да, здесь только звери и нет аномалий. А со зверьем можно справиться.

Я на миг оторвал взгляд от дороги и метнул его на девушку. Та любовно поглаживала свою снайперскую винтовку. В юном создании было столько уверенности в своих силах, что я не удержался и иронично хмыкнул.

Она услышала:

– Вы напрасно смеетесь. Я, между прочим, кандидат в мастера спорта по стрельбе. Может, стала бы и мастером, не случись всего этого… – Барышня сделала красноречивый всеобъемлющий жест рукой.

– И как зовут-величают прелестного снайпера?

– Лиза! – Моя новая знакомая не стала жеманничать.

– А я Павел, – с достоинством отрекомендовался мальчишка.

– Тогда будем знакомы, меня зовут Максим Григорьевич…

Я хотел добавить «полковник бронетанковых войск», но конец этой фразы так и застрял в глотке. Мой взгляд, доселе лениво скользивший по раскинувшейся впереди пустынной улице, теперь буквально прикипел к растрескавшемуся асфальтовому полотну метрах в тридцати перед носом «восьмидесятки».

Посреди дороги лежал человек. Он был еще жив, если говорить о настоящем моменте, и мертв, если иметь в виду самое ближайшее будущее. И это потому, что его угораздило повстречаться с наездником, да еще на открытом месте, там, где этот хищник особенно опасен. Эта тварь может долго и быстро бежать. Догоняя свою жертву, она прыгает на нее сверху, прижимает к себе, растекается по ней и всей своей внутренней поверхностью начинает переваривать. Вырваться практически невозможно.

Вот и сейчас я видел именно этот отвратительный момент. Человек лежал на спине, а черный метровый в диаметре блин накрывал ему голову, грудь и часть живота. Несчастный еще судорожно дергал руками и ногами, но высвободиться, конечно же, не мог. Тварь накрепко обняла его своими пятью тонкими и длинными, как спицы, ногами, растущими по периметру плоского тела.

Помочь я уже ничем не мог. Даже если бы каким-то чудом и удалось оторвать наездника, его желудочный сок, проникший в тело человека, прикончил бы того в течение получаса. Причем смерть наступила бы в страшных муках. Поэтому единственное, что было в моих силах, это оборвать страдания моего собрата и одновременно покарать его убийцу.

Скрипнув зубами, я надавил на газ и всеми четырьмя правыми колесами тринадцатитонной боевой машины размазал по асфальту как охотника, так и его жертву.

Почувствовав толчок, увидев мое побелевшее, превратившееся в каменную маску лицо, Лиза всполошилась:

– Максим Григорьевич, что произошло?

Я резко остановил машину.

– Так, говоришь, здесь безопасно?

Девушка молчала, продолжая пристально глядеть мне в лицо. Однако следующие мои слова были обращены совсем не к ней: