Текст книги "Житейская правда войны"

Законная цель для атаки

После «малютки», малой ПЛ водоизмещением до 400 тонн с невысокими боевыми возможностями (два торпедных аппарата без запасных торпед и 45-мм пушка), с крайне тяжелыми условиями службы, «С-13» казалась королевой. В классе средних ПЛ (водоизмещение около 800 тонн) она обладала хорошей надводной скоростью (19,5 узла), дальностью плавания (более 8 тысяч миль) и автономностью (30–45 суток). Запас торпед достигал 12 единиц, а вместо 45-мм пушки была установлена 100-мм. Кроме всего прочего, на «С-13» все приборы наблюдения, связи и навигации были усовершенствованными. Бесследные электрические торпеды первыми поступили именно на «эски».

В конце 1944 года «С-13» под командованием капитана 3-го ранга Маринеско совершила первый свой боевой поход. В очередном представлении к ордену Красного Знамени об этом сообщается, как всегда, немногословно: «Действуя в течение более 40 суток на дальней морской коммуникации противника, проявил себя смелым и храбрым командиром подлодки. Обнаружив в море груженый транспорт противника и вооруженный… не имея возможности утопить его торпедами, стал преследовать его и вступил в артиллерийский бой. Через 17 минут транспорт был утоплен. Получив приказание прикрывать фланг Красной Армии, действовал умело и решительно, что не позволило противнику выслать в этот район свои артиллерийские корабли».

В начале 1945 года «С-13» вышла на выполнение очередного задания в южную часть Балтийского моря. 30 января, на подходах к Данцигской бухте, капитан третьего ранга Маринеско обнаружил, преследовал, а затем тремя торпедами (по техническим причинам четвертая не вышла из торпедного аппарата) потопил шедший из Данцига немецкий лайнер (водоизмещением 25 484 тонны) «Вильгельм Густлофф».

По данным С. Глезерова, наиболее детальные цифры о пассажирах «Густлоффа» таковы:

«918 военных моряков, 373 из женской вспомогательной части флота, 162 раненых военнослужащих, 173 члена экипажа (гражданских моряков) и 4424 беженца. Всего 6050. Кроме них, внесенных в списки, на борт “Густлоффа” удалось попасть еще до 2 тысяч беженцев. Всего было спасено 876 человек. Погибло 16 офицеров учебной дивизии подводных сил, 390 курсантов, 250 женщин-военнослужащих, 90 членов экипажа, а также раненые военнослужащие».

О том, что это была за победа, можно судить хотя бы по воспоминанию находившегося на борту лайнера и оставшегося в живых немецкого офицера Гейнца Шена: «Если этот случай можно считать катастрофой, то это несомненно была самая большая катастрофа в истории мореплавания, по сравнению с которой даже гибель “Титаника”, столкнувшегося в 1913 году с айсбергом, – ничто».

Между тем в представлении Маринеско к званию Героя Советского Союза говорилось следующее: «В момент потопления на борту лайнера находилось свыше 8000 человек, из которых 3700 человек обученных специалистов-подводников, которые следовали к месту назначения для использования в предстоящих операциях немецкого подводного флота. (Сведения о потоплении лайнера “Вильгельм Густлофф” подтвеждаются шведскими газетами и радиостанциями.) Спасти удалось только 988 человек. Потоплением лайнера нанесен непоправимый удар по подводному флоту фашистской Германии, так как при этом погибло такое количество подводников, которого было бы достаточно для укомплектования 70 подводных лодок среднего тоннажа».

Лайнер «Вильгельм Густлофф»

И действительно, бывший туристический лайнер «Вильгельм Густлофф» на момент атаки «С-13» был плавучей учебной базой немецких подводников. В момент потопления на его борту находилось 3700 подводников, женский батальон ВМФ, военнослужащие 88-го зенитного полка, хорватские добровольцы, 22 гауляйтера польских земель и земель Восточной Пруссии, нацистские руководители, высшие офицеры гестапо и СС. Что же касается беженцев, то это утверждение опровергается мировым признанием. Притом что «Вильгельм Густлофф» стал самым крупным военным транспортом, потопленным в годы войны нашими подводниками, во всем мире без тени сомнения говорили: «Это была законная цель для атаки!»

После «атаки века» «С-13» оставалась в походе, продолжая действовать на коммуникациях противника. В ночь с 9 на 10 февраля 1945 года она обнаружила немецкий вспомогательный крейсер «Генерал фон Штойбен» водоизмещением 14 660 тонн, шедший под охраной трех эсминцев. Несмотря на это, Маринеско, умело маневрируя, в течение 4,5 часа преследовал противника, а затем выпустил 2 торпеды, которые точно легли в цель.

По мнению С. Глезерова, на «Штойбене» действительно «было более 3 тысяч солдат и офицеров – 2680 раненых и 100 здоровых военнослужащих, 270 медперсонала, а также 285 членов экипажа и около 900 беженцев. Всего было спасено 659 человек».

Именно поэтому 20 февраля 1945 года командир 1-го дивизиона подводных лодок Балтийского флота капитан 1-го ранга А. Орел подписал представление на звание Героя Советского Союза на капитана 3-го ранга А. Маринеско. Однако этот документ так и не дошел до Наркомата ВМФ, и Александра Ивановича Маринеско наградили очередным орденом Красного Знамени.

Он готов был идти на суд

Вернувшись из своего шестого и последнего похода, 13 мая 1945 года тридцатидвухлетний капитан 3-го ранга Маринеско ушел в самый настоящий загул. Как свидетельствовали очевидцы, причины для этого были…

Из 13 подводных лодок типа «С», воевавших на Балтике, уцелела одна-единственная, под номером 13, которой командовал он.

В звании Героя Маринеско было отказано, так скажем, по политическим соображениям: его пример мог отрицательно сказаться на результатах воспитательной работы среди курсантов военно-морских училищ.

Лишенный звания Героя командир, таким образом, лишил свой экипаж заслуженных наград.

Его лодка не стала Гвардейской, а только Краснознаменной…

Осколком бомбы был смертельно ранен его отец, скончавшийся перед самым его выходом в поход.

Начала разваливаться семья: жене «рассказали» о «его подвигах», ему «о ее» в эвакуации.

В общем, полный набор…

31 мая капитан 1-го ранга А. Орел докладывал в рапорте командиру бригады: «Командир подводной лодки “С-13” капитан 3-го ранга Маринеско… своими служебными обязанностями не занимается, пьет на корабле, на других базах, в городе и т. д., за что я просил бы Вас отстранить его от представления к награждению…

Дальнейшее пребывание его в должности командира недопустимо. Его необходимо с корабля убрать, зачислить в распоряжение Военного совета КБФ, положить в госпиталь, лечить от алкоголизма или уволить в запас…»

Война закончилась, и в командире подводной лодки надобность отпала. Поэтому приказом наркома ВМФ № 01979 от 14.09.1945 г. ему подчеркнули его ненужность: «За халатное отношение к служебным обязанностям, систематическое пьянство и бытовую распущенность командира Краснознаменной подводной лодки “С-13” капитана третьего ранга Маринеско А.И. отстранить от занимаемой должности, понизить в воинском звании до старшего лейтенанта и зачислить в распоряжение Военного совета этого же флота».

По воспоминаниям командира подводной лодки П.Д. Грищенко, Маринеско «никогда ни на кого не жаловался. Он готов был идти под суд, но не оправдываться. Он мог, глядя обидчику в глаза, молча его презирать. А это куда страшнее любой жалобы».

В своей автобиографии, написанной в 1955 году, Александр Иванович Маринеско причину своего увольнения называет следующей: «Летом 1945 г. у меня получился конфликт с временно исполняющим должность н-ка штаба дивизии тов. Сидоренко, после чего я был разжалован с кап. III ранга в ст. лейт-ты».

Однако этот конфликт, судя по всему, стал последней каплей в терпении командиров и начальников Маринеско. Безусловно, были там и давние обиды, и зависть…

Через 27 лет после смерти

После увольнения у Александра Ивановича Маринеско вся жизнь пошла наперекосяк. С 1946 по 1949 год плавал на судах Балтийского торгового пароходства. В 1949-м по направлению Смольнинского райкома партии его назначили заместителем директора Ленинградского научно-исследовательского института переливания крови. Директор строил дачу и очень хотел избавиться от честного фронтовика. Сам Маринеско в автобиографии напишет об этом всего несколько строк: «В феврале 1950 был осужден к лишению свободы на 3 года по ст. 109. Впоследствии выяснилось, что Кухарчик написал донос о моей дружбе с секретарем райкома Никитиным, который был осужден по “Ленинградскому делу”.

Просидев в течение полутора лет в заключении, был освобожден и восстановлен в партии. С 1951 работал в Онежско-Ладожской экспедиции топографом».

Следующее рабочее место – завод «Мезон», где Маринеско заслужил немало благодарностей. С 1954-го работал в столярной мастерской Высшего военно-морского училища инженеров оружия. И снова суд якобы за подделку справки, позволяющей ему получать пенсию побольше. Дальше – хуже…

В 1961 году Александр Иванович, забытый всеми, проживал в однокомнатной ленинградской квартире площадью чуть более 10 квадратных метров. Врачи обнаружили у него рак пищевода. Уже обреченный, он напишет письмо писателю, который сделает все, чтобы воскресить его имя из небытия: «…Мне сделали операцию, которая позволяет поддерживать мое существование кормлением, минуя пищевод. Это операция вспомогательная, а основное все – впереди и неизвестно через сколько времени. Врачи госпиталя, куда я попал, говорят, что для восстановления моего веса и здоровья, для подготовки к основной операции понадобится 6–8 месяцев. Главная моя забота теперь – как прожить? Мне ежедневно нужно заправляться определенными высококалорийными продуктами. Это обойдется (скромно) тремя рублями в день. Но вы, конечно знаете, что я инвалид второй группы и получаю пенсию, из которой наличными остается всего 30–35 рублей. Вопрос: как жить дальше, что меня ожидает в будущем?»

До 1960 года о боевых заслугах Александра Ивановича не знал никто, пока в газете не выступил военный писатель А. Крон. А потом последовало обращение в ЦК КПСС от двух сотен офицеров (в т. ч. 20 адмиралов и генералов, 6 Героев Советского Союза, 45 командиров и комиссаров подводных лодок) с просьбой назначить Маринеско персональную пенсию за исключительные заслуги перед Родиной. Только теперь его восстановили в звании капитана 3-го ранга запаса и назначили установленную пенсию по выслуге лет.

Однако осенью 1963 года знаменитого подводника не стало… Ушел тот, про кого будут еще долго передавать из уст в уста: «Все знали привычку Маринеско не покидать на походе центральный пост, дремать на корточках, привалившись к борту.

Возвращение домой всегда опаснее, чем начало похода. Люди смертельно устали, все чувства притупились. Ночью в феврале 1945-го “дремавший” Маринеско внезапно крикнул:

“Право на борт!”

Закрыв глаза и прижавшись ухом к мокрой стали борта, он слушал море. Услышал торпедный залп, пение торпед и среагировал раньше, чем успел доложить акустик.

Чутье Маринеско и эти секунды спасли всем жизнь. Лодка успела отвернуть. Торпеды, с воем винтов, пронеслись рядом. И закрутился, в глубине ночного моря, поединок с немецкой лодкой.

Маринеско возвращался пустой, без единой торпеды. Немецкая лодка гоняла его так и сяк. Четыре раза по нему били торпедами. Четыре раза Маринеско успевал уклониться. Такое командирское умение дорогого стоит. Затем – то ли он оторвался от немца, то ли немец, израсходовав торпеды, ушел…» (Секреты Балтийского подплава).

И только через 27 лет после смерти, в 1990 году, указом Президиума Верховного Совета СССР капитану 3-го ранга Маринеско А.И посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.

Примечания

Автором использованы отдельные факты и эпизоды из следующих источников:

1. Геманов В. Триумф и трагедия подводника Александра Маринеско. М., 2005.

2. Глезеров С. Подвиг Маринеско и трагедия «Густлоффа». Сайт: Флот-XXI век.

3. Гороховский А. Легендарный подводник Маринеско. Факты от 28.01.2000.

4. Крон А.А. Как я стал маринистом. Собр. сочинений в 3-х томах. Том 1. М., 1990.

5. Одноколенко О. Личный враг Гитлера // Итоги, № 24, 2007.

6. Санин Л. «Личный враг Гитлера» был не «в чести» у Советской власти // Моряк Украины, № 50–51, 2008 г. и № 1, 2009 г.

7. Стрижак О. Секреты балтийского подплава. СПб., 1996.

8. ЦВМА. Ф. 3. Оп. 1. Д. 519. Л. 306, 306 об.

9. ЦВМА. Ф. 3. Оп. 1. Д. 875. Л. 122, 123.

10. ЦВМА. Ф. 3. Оп. 1. Д. 1288. Л. 310, 310 об., 311.

11. ЦВМА. Ф. 88. Оп. 2. Д. 650. Л. 109–110.

Трижды герой Покрышкин и герой Исаев

По памяти – девяносто машин

Александр Иванович Покрышкин (1913–1985), будучи от природы целеустремленным и несгибаемым человеком, обладая редкими качествами летчика от бога, в годы войны сумел стать выдающимся воздушным бойцом, а затем проявил себя и как талантливый командир.

Стоит отметить, что он достаточно долго (по меркам тех лет) шел к своей мечте стать летчиком. Для чего Александру Ивановичу пришлось после семилетки поступить в ФЗУ, а лишившись поддержки родителей, поменять отчий дом на одну из шестнадцати коек в комнате общежития. По какой-то неведомой ошибке он прежде поступил в школу авиатехников в Перми, из которой выпустился в 1933-м. И только в 1938-м, во время командирского отпуска, всего за 17 дней он освоил двухгодичную программу аэроклуба и менее чем за год прошел сокращенную летную программу в Каче, окончив эту известную авиашколу в 1939 г. Благодаря систематическому образованию и спортивным пристрастиям Покрышкин стал новатором в летной профессии и буквально сразу же выделился среди сослуживцев.

А.И. Покрышкин

Тем не менее 22 июня 1941 г. будущего национального героя ждала неудача. Сам Покрышкин об этом вспоминал так: «Увидел вдали группу бомбардировщиков. С первого контакта запустил мотор и вырулил со стоянки. Заработали двигатели на других самолетах. Зная, что взлет производится по команде с СКП с разных направлений, решаю подняться в воздух раньше всех. Но почему нет ракет на вылет по тревоге? Мучительные секунды, и вдруг над КП взвились три красные огонька. Тут же взлетел и ринулся к бомбардировщикам. Вот они уже невдалеке. Самолеты выкрашены в черно-зеленые и желтые пятна. Конструкция совершенно незнакомая. Чуть довернул к бомбардировщикам, и низкое вечернее солнце ослепило меня. Оно не дало мне рассмотреть более внимательно за эти короткие секунды сближения тип машин. Решаю, что противник сейчас будет бомбить аэродром. Бросаю свой самолет в крутой разворот. Захожу в хвост левому крайнему и метров с пятидесяти открываю огонь. Но успел дать лишь короткую очередь, как мой самолет от струи атакованного самопроизвольно делает бочку.

Бомбардировщик, разворачиваясь влево, пошел вниз. “Этому достаточно”, – подумал я. Развернул свой самолет на правый фланг группы. Делаю горку для атаки сверху… И тут оцепенел: на крыльях звезды…» Далее Александр Иванович откровенно писал: «Стыд и позор жгли сердце. Мелькнула шальная мысль сделать переворот и – к земле… стараясь не попадаться на глаза летчикам, направился на командный пункт. Предстал перед Ивановым. Стою, молчу. Командир глядит на меня, и в глазах гнев и боль.

– Ну что, герой, отличился. Как тебя угораздило сбить свой Су-2?

– Не спрашивайте. Самому тошно. Зашел против солнца и на камуфлированной окраске не заметил звезд. Хотел после этого врезаться в землю.

– Ты что? Сдурел? Разве ты один в этом виноват? Не кидайся сломя голову, пока не разобрался, кто перед тобой.

– Группа уже была рядом с аэродромом, думал, немцы, решил быстрее атаковать, не дать сбросить бомбы. В общем, как злой пес сорвался с цепи!

– Ладно, успокойся. В другое время прокурор задал бы тебе другие вопросы… Подбитый самолет сел на вынужденную. Жаль, что штурмана ранил. Технику восстановят…»

Маршал авиации, Герой Советского Союза И. Пстыго в своих воспоминаниях рассказал продолжение этой истории. «У нас до войны самолеты засекретили так, что в одной и той же дивизии истребители не знали бомбардировщиков, особенно Су-2, а мы напрочь не знали новых “мигов” и “яков”. В конце июня 1941-го в Молдавии две девятки наших самолетов пошли бомбить переправу. Я вел свое штатное звено. Мне в воздухе штурман докладывает: “Истребители прикрытия подошли, теперь веселее пойдем!” Тут один “миг” развернулся и врезал по моему командиру эскадрильи – Гудзенко Михаилу Ивановичу. Су-2 задымился и пошел вниз. В “миге” летел Покрышкин, тогда капитан. Мы отбомбились, вернулись. Командир полка приказал мне на По-2 лететь на место падения. Командир был жив, а у штурмана три пули в сердце. Выкопали могилу, дали из пистолета салют.

Этот случай долго оставался тайной. В 1956 г. в нашей группе академии Генштаба, где учился и Покрышкин, я рассказал эту историю. Покрышкин говорит: “Внесу поправку в летную книжку”. Я ему: “Саня, зачем это тебе нужно?” Вся группа была против. Но он настоял на своем».

На следующий день войны, выполняя разведку переправ через Прут и отбивая атаку на ведомого, Александр Иванович на выходе из пикирования короткими очередями зажег одного из пятерки Me-109. Однако сам попал под удар «мессера», наблюдая за падением жертвы. Правда, в этот раз ему удалось посадить поврежденную машину. Собственно, с этой победы и началось восхождение выдающегося советского аса Великой Отечественной войны.

Но 3 июля ему снова не повезло. Подбитый огнем зенитной артиллерии над Прутом, он приземлился на лесной опушке и попал в санчасть. Там он принялся за создание своей «науки побеждать» и написал «Тактику истребителей в бою».

Пятого октября Покрышкина подбили в третий раз, но, приземлившись в поле и оказавшись в окружении, он все же вышел с боями к своим. Вернувшись в полк, Александр Иванович стал переучивать молодое пополнение с «ишачка» на МиГ-3 и знакомил их со своими тактическими находками: разомкнутым боевым порядком, соколиным ударом, с прицельной атакой сверху на большой скорости, с эшелонированием по высоте.

До вывода полка на переформирование в конце декабря 1942 г. А.И. Покрышкин только на «яке» сбил не менее семи самолетов противника (пять «мессеров» и два «юнкерса»), всего к тому времени совершив около 400 боевых вылетов и уничтожив 20 самолетов противника. Но до этого, весной 1943-го, Александру Ивановичу пришлось «повоевать» с командиром полка Н. Исаевым, который, завидуя бегущей впереди его славе капитана, решил отомстить ему. Покрышкина исключили из партии, а дело направили в трибунал… А раньше заслуживал Александр Иванович и нерасположение командира дивизии Осипенко. “Почему ты растерял вчера свою группу?” – задал ему вопрос генерал. “Группа рассыпалась при возвращении с задания ночью. В этих условиях оторвалось звено Фигичева и, не найдя в темноте своего аэродрома, село вынужденно”, – попытался объяснить обстановку. “Какая ночь?.. Иванов! Что он говорит? Сумерки путает с ночью”. – “При грозовой облачности темнота наступает почти на полчаса раньше. Об этом хорошо знает каждый летчик и метеоролог. Когда нам приказали вылететь на задание, этого не учли”, – ответил я, стараясь отвести удар от Иванова. “Это ты знаешь!.. А как наш Су-2 сбил, не помнишь?” – “В этом я виноват! Но за этот проступок уже рассчитался шестью сбитыми вражескими самолетами”. Разговор дальше пошел, как говорят, вкрутую. Я не сдержался, заговорил о неразумном использовании истребителей, о распылении сил. Вызвал нарекания командира соединения. “Иванов! Эскадрилью ему доверять нельзя. Подготовь приказ о снятии его с комэска!” – сделал вывод Осипенко. “Он заместитель. До возвращения Соколова исполнял обязанности командира”, – пояснил Иванов. “И с заместителя надо снять. Понизить до командира звена. Пусть сначала научится управлять звеном!”»

Когда Покрышкина спросили, чем закончился разговор, он с присущим ему юмором ответил: «Осипенко остался командиром дивизии, а я стал командиром звена».

Генерал-майор Александр Степанович Осипенко был старше Покрышкина всего на три года. Все его заслуги заключались в нескольких воздушных победах в Испании, за которые он стал Героем Советского Союза. Надменный и малообразованный комдив удивлял своими «глубокими знаниями» многих известных летчиков. Так, генерал-лейтенант авиации А.Ф. Ковачевич рассказывал мне про Осипенко следующее: «Я приведу пример большого генерала, который провожал нас на Брянский фронт. Я уже собрал летный состав, но в предпоследнюю минуту, когда надо лететь, вдруг начштаба кричит: “Подожди, Аркадий Федорович, летит Осипенко!” Вот ждем его. Прилетел. Подходит к одному летчику и говорит: “Как ты с “мессером” будешь воевать? На какой высоте? На 2000 м на “Миг-3”?” Тот отвечает: “Потяну его на высоту 4000 м. Я там бог! Потому что на 2000 м “мигу” делать нечего”.

А.И. Покрышкин на аэродроме

Осипенко говорит: “Да не бог, а дурак!” Потом он второму задает такой же вопрос. Мы уже навоевались, слава богу. “Я на высоту 4000 м, мне оттуда лучше будет воевать”. “Ну и дурак, вот полетите на фронт и “мессера” научат вас, как воевать!” Я не выдержал, скомандовал: “Кругом! По самолетам”. Он на меня смотрит: ну, мол, ты даешь. Садимся на аэродроме дозаправки в Малино. Комбат ко мне подбегает: “Товарищ капитан…” Я ему: “Были звонки из Москвы?” – “Не было”. “Ну тогда так. Быстрее заправляй и на фронт. Там он меня не поймает”. Вот такое отношение. Это 42-й год, когда уже было ясно, что такое скорость, высота, скорость. Это главный выигрыш в бою. А он этих летчиков оскорбляет. Или вот еще случай. Сижу на аэродроме в Донбассе, по-моему, идет дивизия. Первый, второй, третий, потом садится управление дивизии. Из самолета Ли-2 выходит Осипенко. Я спрашиваю: “А вы куда это собрались?” – “Вот мы тут вам своей дивизией голубое небо сделаем!” – “Дай бог, дай бог!” Через две недели летит обратно. Дивизия разбитая, расколоченная. Выходит Осипенко. Я говорю: “Товарищ генерал, что-то голубого неба не видно?”».

С апреля 1943-го Покрышкин на «аэрокобре» участвует в воздушных боях на Кубани, в самом напряженном сражении Второй мировой. Только 12 апреля в районе Крымской он сбил четыре «мессера», а потом еще три немецких самолета и довел число сбитых за день до семи. Всего над «голубой линией» официально он сбил 16 самолетов, а фактически около 30 (12–15 Me-109, 4–6 Ю-88, 9–13 Ю-87, 2 – ФВ-190). Там он всегда производил атаку излюбленным «соколиным ударом»: сверху, на высокой скорости, с крутым переменным профилем пикирования, чтобы затруднить прицеливание стрелкам.

А.Ф. Ковачевичу довелось лично видеть Покрышкина в бою.

“У него была манера или стиль такой: он не ввязывался в бой, никогда не ввязывался в карусель. Он подходил к врагу, бил его и уходил. И больше его не видели, – рассказывает Аркадий Федорович. – Я его как-то просил… Услышал его позывной и говорю: “Подойди, я веду бой. Нас восемь, а их тридцать. Бомбардировщики, “мессера”. Он подошел шестеркой. Подошел, посмотрел, спикировал. Ж-жик! Одного нету – и ушел. Я потом говорю: “Как же так?” – “А больше, – говорит, – я не могу. Не буду”. То есть у него кинжальная атака. У нас немногие это умеют делать: ударил и ушел, не связываясь ни с кем».

В 1943 г. боевой опыт Покрышкина, возведенный им в высочайший профессионализм, сделал его имя широко известным не только на фронте, но и во всем Союзе. А 24 мая 1943 г. командиру эскадрильи 16-го ИАП гв. капитану Покрышкину присвоили звание Героя Советского Союза за 354 боевых вылета, 54 воздушных боя, 13 лично сбитых самолетов противника и 6 в группе.

24 августа 1943 г. командиру эскадрильи 16-го ИАП гв. майору Покрышкину присвоили звание дважды Героя Советского Союза за 455 боевых вылетов и 30 сбитых самолетов противника к июлю месяцу.

А.И. Покрышкин – трижды Герой Советского Союза

19 августа 1944 г. исполняющему должность командира 16-го ИАП гв. подполковнику Покрышкину присвоят звание трижды Героя Советского Союза за 550 боевых вылетов, 137 воздушных боев, в которых он сбил лично 53 самолета противника.

Когда Александра Ивановича назначат командиром дивизии, он и в этой должности, несмотря на запреты на участие в воздушных боях, собьет семь самолетов.

Официально он провел более 650 боевых вылетов, 156 воздушных боев, лично сбил 59 и в группе – 6 самолетов противника.

Как-то Феликс Иванович Чуев поинтересовался у Покрышкина о воздушных боях.

– Зафиксированных боевых вылетов у меня около семисот. Воздушных боев больше полутораста, – ответил он.

– И пятьдесят девять самолетов сбили лично, – добавляю я.

– Ну это засчитанных. Был приказ в сорок первом году: засчитывать, когда наши пехотинцы подтвердят. Потом фотокинопулемет. Что немцы нам подтвердят?

– А сколько всего вы сбили?

– По памяти – девяносто машин, – говорит Покрышкин. – Официально – пятьдесят девять, а остальные ушли в счет войны.

Сдержанный и деликатный, будущий маршал авиации (1972) очень часто за свою службу был неудобен многим начальникам. Им не могла нравиться его инициатива и самостоятельность. А кроме того, Александр Иванович был абсолютно не честолюбивым человеком, не однажды отказавшись от соблазнительных должностей. Видимо, таким и должен быть народный герой и выдающийся летчик.