Текст книги "Генерал Маргелов"

Итак, я благополучно добрался до левого крыла. Улёгся набок, прижался в гофрированной поверхности и всё внимание сосредоточил на кабине штурмана. Сигнал „Пошёл“ подавал красным флажком штурман из своей кабины, а так как она у него была, как у лётчиков, прикрыта только ветровым козырьком, то он становился спиной к ветру во весь рост и показывал нам одной рукой флажок, а второй, в зависимости от того, как мы прыгали, то кулак, то большой палец. Но нам уже после красного флажка было всё равно, какие он нам сигналы „выкладывал“ – мы их не наблюдали.

Ещё на предпрыжковой подготовке наш инструктор Волков порекомендовал мне „пробежаться“ по крылу до его конца, т. е. до консоли, а там прыгнуть, как с вышки в воду. Это лихо, красиво и на глазах у подчинённых! И вот, как только я заметил сигнал „Пошёл“, быстро подтянулся и, подскочив, как пружина, побежал по крылу. Но почти в одном шаге от консоли крыла поскользнулся, упал, на какой-то миг зацепился стволом пулемёта за край крыла. Меня ударило, перевернуло, и я почувствовал, что падаю. Шелестел шёлк – меня всего спеленала „мануфактура“. Левая рука оказалась закрученной куполом и вывернутой за спину.

В первые секунды положение показалось безнадёжным. Ничего не вижу, но чувствую большую скорость падения. В голове почему-то начали мелькать воспоминания, которые к парашютному спорту имеют весьма далёкое отношение: мать ждёт на обед, как буду отдыхать в отпуске, школьный учитель и прочее. Но всё это мелькало значительно быстрее, чем читается.

Вся свободная часть парашюта, видимо, представляла сплошной шлейф, и по свисту в ушах и шелесту шёлка можно было бы определить, что падение идёт со скоростью 30–40 м в секунду. Воспоминаниями заниматься некогда.

Правая рука и запасной парашют свободны, но затянуты снаружи полотном. Удалось нащупать привязанный стропой к „запаснику“ кривой садовый нож, зубами открыл его и полоснул по туго натянутому полотну прямо перед собой. В образовавшуюся щель ворвался воздух. Ветром начало расправлять над головой полотнище купола. С трудом вырвал из плена левую руку. Обеими руками ещё больше расширил отверстие, просунул в него голову, увидел свет и стремительно несущуюся на меня землю. Прижав головой край разорванного полотнища, рванул кольцо и с силой выбросил в образовавшуюся дырку купол запасного парашюта. И почти сразу же получил сильный удар по голове.

Сознание постепенно возвращалось. Я сидел на лугу, завёрнутый, как мумия, в погребальные полотна, весь потный. Вначале мне было непонятно, почему я нахожусь в таком положении, откуда взялись люди, ведь я, кажется, только что завтракал? Но медленно всё начало становиться на своё место, и я вспомнил детали „лихого прыжка“.

Приехали комбриг, врачи, дежурные, инструкторы, и каждый приступил к своему делу. У меня оказалась немного „помятой“ голова, шла кровь.

Инструкторы внимательно переходили от одного узла парашюта к другому, изучая причины ЧП. Только комбат Левашов молча стоял в стороне от всех. Затем подошёл – меня „в четыре руки“ обрабатывали врачи – и сказал:

– Знаешь, Лисов, а до земли оставалось метров семьдесят, когда над тобой запасник вспыхнул, – он наклонился, похлопал по груди и добавил: – Ничего, мы ещё попрыгаем!

Уже в госпиталь пришёл мой друг Саша Цвион. Он рассказал некоторые подробности. Нижняя кромка купола зацепилась за ствол пулемёта, я стал беспорядочно падать и меня закрутило полотнищем, а удар на земле прикладом пулемёта я получил „по науке“, поскольку не перевёл оружие в горизонтальное положение. Ружейный ремень лопнул, ствол пулемёта погнулся…»

Бывало и так. Но сам по себе прыжок с парашютом в тридцатые годы был чаще всего непростым. Требовалось время для его совершенствования и многое, многое другое…

Боевое крещение советские десантники получили в вооружённом конфликте на Халхин-Голе (212-я воздушно-десантная бригада), а затем осенью 1939 года, когда в составе вновь образованных фронтов приняли участие в походе на территории Западных областей Украины и Белоруссии. Только в ходе этой операции было высажено несколько тактических воздушных десантов.

Во время советско-финляндской войны вместе со стрелковыми частями сражались 201-я, 204-я и 214-я воздушно-десантные бригады. Они совершали рейды в глубокий тыл противника, наносили удары по опорным пунктам, штабам, узлам связи, нарушали управление войсками.

«К июню 1941 года советские воздушно-десантные войска представляли собой самостоятельный род войск РККА, – пишет В. Гончаров. – Они имели своё командование, штаб и транспортную авиацию и подчинялись непосредственно Верховному Главнокомандующему. Командующим советскими ВДВ был генерал-майор В.Я. Глазунов, начальником штаба – генерал-майор авиации П.П. Ионов.

Всего в РККА насчитывалось десять воздушно-десантных корпусов. На стадии формирования находились ещё пять корпусов, кроме них имелось несколько отдельных парашютных бригад и батальонов. Каждый воздушно-десантный корпус имел по три бригады в каждом. Бригада в свою очередь состояла из четырёх парашютно-десантных батальонов, миномётного дивизиона и четырёх рот – зенитно-пулемётной, разведывательно-самокатной, сапёрной и роты связи. В парашютно-десантном батальоне имелось пять рот – три парашютно-стрелковые, миномётная и рота противотанковых ружей, а также четыре взвода – пулемётный, сапёрный, разведывательный и взвод связи. Численность личного состава батальона составляла по штату 546 человек. Всего в бригаде было около 3000 бойцов, в корпусе – 10 000 человек. Практически единственным транспортным самолётом ВДВ к началу 1941 года оставался ТБ-3, производство лицензионных машин ПС-84 (позже Ли-2) ещё только разворачивалось (до 22 июня 1941 года было изготовлено 74 самолёта этого типа).

В результате при общей высокой боеспособности воздушно-десантных частей РККА их парашютная подготовка из-за недостатка самолётов оставалась весьма слабой. К примеру, из состава 4-го ВДК лишь личный состав 9-й вдбр совершил по два парашютных прыжка. В 8-й вдбр 25 % бойцов не прыгали вообще и 65 % имели всего по одному прыжку, а в 214-й вдбр, сформированной позже других, 65 % бойцов вообще не имели ни одного учебного прыжка. Примерно такая же ситуация имела место и в других воздушно-десантных корпусах».

Мировой опыт в плане создания воздушно-десантных войск до начала Второй мировой войны богатым не назовёшь.

Например, в США в начале 1918 года некий полковник Уильям Митчелл, командир авиакорпуса, придумал использование авиации для высадки солдат в тылу противника. Он же предложил организацию сопровождения группы десантных самолётов истребителями, проведение предварительной бомбардировки места высадки и использование грузовых парашютов для сбрасывания пушек, миномётов и пулемётов.

По планам американского командования создание специальной парашютно-десантной дивизии должно было завершиться к началу 1919 года. Была разработана и первая операция – высадка десанта на франко-бельгийской границе зимой 1919 года. Но в связи с окончанием Первой мировой войны всё это так и осталось не реализованным.

Только в 1940 году американцы вернулись к работе по созданию воздушно-десантных войск.

Первое десантирование с воздуха 500 британских солдат из 14-го Его Величества сикхского полка было произведено в районе иракского города Киркук в 1923 году.

Говорят, что именно такая тактика использовалась британцами при ведении боевых действий в своих колониях регулярно. Однако такое применение воздушного десанта никак не отразилось на развитии воздушно-десантных войск.

Лишь в 1940 году в Великобритании был создан первый отдельный парашютный батальон.

В фашистской Германии ядром воздушно-десантных войск станет Отдельный полк Германа Геринга, переформированный из отдельного подразделения прусской полиции 1 октября 1935 года. В начале 1939 года все воздушно-десантные подразделения Германии были объединены всего лишь в одну воздушно-десантную дивизию, которая получила порядковый номер семь.

Первое боевое крещение немецкие десантники получили при захвате бельгийской крепости Эбен-Эмаэль в мае 1940 года. Считавшаяся неприступной, она была взята ими всего лишь за десять часов.

Но всё это пока ещё происходило в стороне от Василия Филипповича Маргелова…

Глава 4
На войне как на войне

22 июля 1941 года майор Маргелов прибыл в Ленинград. В Смольном его ждали в 18 часов. Побродив теперь уже по фронтовому городу, Василий Филиппович в назначенное время прибыл к начальнику штаба. Тот долго не разговаривал. Времени было в обрез. После коротенького вступления выдал предписание, в котором чёрным по белому было написано: «Майору Маргелову немедля прибыть в райком ВКП(б) Невского района и приступить к формированию полка 1-й гвардейской дивизии народного ополчения».

А буквально через трое суток дивизия выдвинулась к Красному Селу. В полку Маргелова в наличии находилось всего трое кадровых офицеров, а бойцы были вооружены винтовками в расчёте: одна на двоих. Тем не менее такой полк с конца июля по октябрь 1941 года участвовал в боях в районе Луги, Ораниенбаума и, кроме того, дважды был в тылу противника под командованием своего командира.

О формировании этой дивизии в своей книге «Ленинградцы в годы Блокады» А.В. Карасёв написал следующее: «Формирование 1-й гвардейской дивизии началось 20 июля. Она состояла в основном из трудящихся Володарского и Куйбышевского районов. Партийные организации заводов „Большевик“, имени В.И. Ленина, „Экономайзер“ и других предприятий превратились в боевые штабы по комплектованию дивизии. 2-й стрелковый полк, например, был укомплектован исключительно из рабочих завода „Большевик“. Комиссаром этого полка был назначен секретарь партийной организации 18-го цеха т. Климов, впоследствии павший смертью героя. Артиллерийский полк был скомплектован из ополченцев Володарского, Куйбышевского и Петроградского районов. Отдельный батальон связи состоял из студентов, преподавателей и научных сотрудников Института инженеров связи… Личный состав дивизии отличался высоким моральным уровнем, но боевая подготовка его была слабая. К концу формирования дивизии в ней ещё было много необученных бойцов, а среди командно-начальствующего состава кадровых командиров было лишь немногим более 10 %. Особенно слабо были подготовлены специальные подразделения дивизии. В составе дивизии был, например, сформирован отдельный противотанковый дивизион, позже ставший отдельным зенитным дивизионом. До 80 % бойцов этого дивизиона раньше в армии не служили. Остальные 20 % хотя и прошли службу в Советской Армии, но среди них был всего лишь один зенитчик. До 10 августа дивизия находилась в Красном Селе, где проходила ускоренную боевую подготовку в полевых условиях. 11 августа дивизия выступила на фронт в район станции Волосово».

На следующий день она сходу вступила в бой в районе железнодорожных станций Волосово и Молосковицы. Обстановка была предельно сложной: советские войска в этот момент отходили с Лужского рубежа.

В ночь с 7 на 8 августа немецкая группа армий «Север» начала наступление на Ленинград. 41-й моторизованный корпус во взаимодействии с 38-м армейским корпусом нанесли удары по населённым пунктам Ивановское и Большой Сабск в сторону Кингисеппа и Волосово. Через три дня передовые части противника приблизились к шоссе Кингисепп – Ленинград, а 13-го захватили станцию Молосковицы и перерезали железную дорогу. Уже 14-го завязались ожесточённые бои. Авиация противника постоянно бомбила и обстреливала из пулемётов позиции ополченцев. Но, несмотря на это, бойцы не только держали оборону, но и поднимались в контратаки.

В этом районе первая дивизия оборонялась до 18 августа.

«Бойцы и командиры 218 с.п. 80-й с.д. с основания полка, организатором которого является тов. Маргелов, по праву гордятся званием маргеловцев, – будет написано в боевой характеристике на командира полка. – На всём протяжении боевых действий личный состав любил его как принципиального, отважного командира, зажигательного агитатора и как честнейшего товарища.

В период боёв у станции Молосковицы тов. Маргелов вместе с небольшой группой бойцов уничтожил 7 танков противника… В течение 7 дней т. Маргелов сковал и продержал с группой бойцов превосходящего по силе противника у посёлка Ропши. Дважды попав в окружение, он вывел оставшихся с ним бойцов.

Под его руководством полк организовал и оснастил неприступную для противника линию обороны…

Дважды раненный… тов. Маргелов уходил с поля боя тогда, когда получал строжайшее указание вышестоящего командования».

25 сентября 1941-го полк Маргелова получил порядковый номер 218-й, а стрелковая дивизия, в которую он входил – 80-й.

В сентябре дивизия была прижата к Финскому заливу в районе Петергофа и отошла в район Ораниенбаума…

Адъютантом командира 218-го полка служил Григорий Бабочкин. «Перед лавиной танков и самолётов ополченцы оказались безоружными. Надежда на новенькие пушки не оправдалась – в зарядных ящиках не оказалось ни единого снаряда», – запишет с его слов корреспондент.

Зато о своём командире он говорит с душевной теплотой: «Навряд ли кому-то из нашего полка удалось бы уцелеть, не имей мы такого командира, как Маргелов. В безнадёжных, казалось бы, ситуациях, а было их немало и на Дороге жизни, и на Ораниенбаумском пятачке, сохранял хладнокровие и находил решение. От полка осталась горсточка, но и она стала силой, достаточной, чтобы вырваться из окружения, укрыться в лесах и болотах, где мобилизоваться для сопротивления, а затем и наступления. Уж этот жизнью солдата дорожил. ‹…›

Дорожил он чужими жизнями. Не сидел бы я сейчас с вами, если бы в крутые моменты не только я заслонил Маргелова от пуль и осколков снаряда, но и он меня».

Супруга Бабочкина, Полина Степановна, тоже служила в 218-м. Её рассказ о командире звучит не менее трогательно: «Помню, во время бомбёжки подскочил на коне к нам, девчатам, плёткой размахивает, гонит в укрытие, кричит: „Не допущу, чтобы вы стали пушечным мясом“. Раненых на этот раз выносили мужчины. Однажды в лютый мороз стою по колено в снегу в карауле и вижу две приближающиеся тени. Вскинула винтовку, щёлкнула затвором: „Стой, кто идёт?“ Молчание. Изготовилась к выстрелу. И тут голос Маргелова: „Свои“. А рядом с ним мой благоверный. Вошёл комполка в палатку, начальник санчасти – навытяжку, а Маргелов ему такой разгон учинил, что девчонку на часах поставил, приказал занять пост самому».

«Сложная обстановка на подступах к Ленинграду потребовала от командования оборонявших город войск создания специальных частей, способных выполнять тактические задачи в интересах фронта, – рассказывают сыновья В.С. Маргелова. – Одной из таких частей стал 1-й Особый лыжный полк моряков Краснознамённого Балтийского флота, командиром которого назначили майора Маргелова…

Первый лыжный полк моряков был сформирован в основном из добровольцев – моряков береговой обороны и других вспомогательных служб КБФ, направленных для сформирования различных десантных отрядов. Формирование полка проходило в начале ноября 1941 года в Кронштадте, здесь же в состав полка влились недавние защитники острова Ханко. Моряков переодели в ватные брюки, сапоги, ватные бушлаты тёмно-зелёного цвета с одной красной звёздочкой на левом рукаве. Им выдали лыжи и шерстяные вязаные подшлемники-шапочки. Переписали адреса их родственников и каждого в отдельности сфотографировали.

При переодевании возникли проблемы: переодеваться в „пехоту“ моряки категорически не хотели. Недовольство нарастало, грозя перерасти в прямое неповиновение приказу».

На построении полка после команды «Смирно!» он внимательно рассмотрел всех моряков, обратив внимание на множество хмурых лиц, и, как всегда, не растерялся…

– Здорово, клёшники! – поприветствовал командир бойцов и сам еле сдержался от смеха.

На одном из них «поверх ватных брюк были натянуты флотские клёши, напуском свисавшие из-за голенищ сапог. Из-под расстёгнутого бушлата на фоне тельняшки торчал наган и свисали ленточки от спрятанной бескозырки. Поверх масхалата – ремень и торчащие из-под него гранаты, а за голенищами сапог – финский нож».

И всё же знакомство получилось: хмурые лица осветили улыбки…

И лишь потом командир пояснил для тех, кто на «бронепоезде»:

– Я понимаю ваше недовольство и уважаю флотские традиции. Но сейчас вопрос стоит так: вы мне нужны живые… А в чёрной форме на фоне белого снега противник не позволит ступить и несколько десятков шагов…

Все всё поняли, малость поворчали и переоделись. Ведь речь шла о тяжёлом боевом походе…

«…Ночью полк собрался на берегу Ладожского озера, в районе посёлка имени Морозова, в месте нового сосредоточения дивизии, – вспоминает участник тех боёв Н. Шувалов. – На подготовку к наступлению даны одни сутки. На следующий день выясняется, что лёд на озере ещё тонок. Он плохо держит людей…

Наступление дивизии задержано на один день. Но и через сутки состояние льда не изменилось.

Наступление вновь отложено, опять на сутки.

Принято решение – орудия всех батарей артполка оставить на берегу. Командиры же батарей пойдут с пехотой и связь со своими батареями будут держать по радио.

Дубенецкому, командиру батареи, в которой находились самые дальнобойные орудия, приказано немедленно с несколькими разведчиками и связистами добраться до Бугровского маяка на южном побережье озера и оттуда вести корректировку огня по побережью».

Однако боевая операция всё срывалась, и каждый новый выход к побережью превращался командиром в проигрыш его штурма. И наверху уже начали сдавать нервы. Оттуда стали сыпаться угрозы расстрела.

Но Маргелов всё ещё пытался решить вопрос по-хорошему:

– У меня приказ наступать после начала схватки пехотных полков с противником. Бросить в атаку одних моряков означает отправить их на верную смерть. Я должен с ними поговорить.

Затем он собрал всех командиров и объяснил сложность ситуации:

– Если вы откажетесь идти в атаку, я вас насильно не поведу, лучше сам пойду под расстрел.

27 ноября 1941 года всё началось… «С наступлением сумерек полк встал на лыжи и, в который уже раз, спустился на лёд Ладоги. Двигаясь вдоль проложенной через озеро дороги, моряки видели провалившиеся автомашины и санные повозки. В повозках как живые стояли запряжённые замёрзшие лошади. На острове Зеленец устроили привал. Боясь потерять внезапность штурма, полк в середине ночи покинул остров и прибыл к намеченному рубежу атаки. Пехотных подразделений не было. Ранним утром поступил приказ снять лыжи и развернуться фронтом вдоль побережья.

Где-то слева от полка должен был располагаться Бугровский маяк. Под ногами моряков глубокий снег, через него кое-где выступали сухие стебли какой-то прибрежной травы. Перед полком простиралось гладкое заснеженное пространство. Стояла звенящая тишина. 1-й батальон располагался в центре атакующего полка. Матрос Орлов находился в нескольких метрах левее капитана Петрищева, а чуть правее его впереди шёл майор Маргелов В.Ф.

По рядам вполголоса пролетела команда:

– Приготовиться к атаке! Гранаты – к бою!

Полк продвигался быстрым шагом, соблюдая полнейшую тишину.

Вдруг Орлов скорее увидел, чем услышал, капитана Петрищева с поднятой правой рукой, держащей автомат, и кричащего:

– За Родину! За Сталина! Вперёд! УРА!

Внезапно капитан упал, сражённый автоматной очередью. В сознании Орлова промелькнула мысль: „Надо было ещё ближе подойти. Рано бросились в атаку“. Но лавина моряков, сбросив несвойственную им форму и оставшись в родных чёрных бушлатах, в тельняшках, сбросив каски и надев запрятанные бескозырки, в полный рост рванулась чёрной волной на позиции врага с криками:

– УРА! Полундра! За Родину! За Сталина!

Бежали. Падали. Вставали и опять падали. Ползли. Только вперёд! Не было такой силы, которая остановила бы наступательный порыв „братишек“. Всё вокруг стонало от разрывов. Откуда-то справа с характерным свистом пролетели и разорвались с большим интервалом позади наступающих несколько одиночных снарядов. Тут же на наступающих посыпались мины. Несмотря на шквал миномётного и пулемётного огня, полк упорно продвигался вперёд. Раненые оставались в строю. Немцы, в панике выбегая из землянок, вели беспорядочную автоматную стрельбу…

Прошёл слух, что в начале атаки тяжело ранен командир полка, позже стало известно, что его на волокуше отвезли на баржу, вмёрзшую в озеро недалеко от берега.

А бой продолжался…»

Про этот бой корреспондент газеты запишет со слов адъютанта командира: «В ноябре 1941 года по приказу командующего фронтом был сформирован лыжный полк из моряков, перед которыми была поставлена задача прорвать окружение, в котором на Ладоге, в районе посёлка Липки, оказалась одна из наших частей… Лыжный десант выбил фашистов с их позиций с ходу, однако развить наступление из-за того, что не подоспело подкрепление, не смог, чем воспользовались, подтянув к полю боя танки, артиллерию и авиацию, фашисты. Немногим удалось уцелеть в том сражении. На волосок от смерти был раненый разрывной пулей и истекающий кровью Бабочкин…»

Что и говорить, если полк Маргелова был брошен в бой по приказу вышестоящего командира без артиллерийской поддержки и поддержки обещанной пехоты. Не были разведаны и силы противника. Следовательно, от смелой атаки мощного оборонительного рубежа противника, с артиллерией, пулемётами, проволочными заграждениями и минными полями, осталась не более чем горстка бойцов…

Самого командира, израненного и превозмогающего нестерпимую боль, тащили из самого пекла на волокуше двое моряков.

На показательный суд военного трибунала над командованием 80-й стрелковой дивизии Маргелова доставят буквально на костылях. В забитом до отказа помещении он попытается что-то понять ещё раз для себя, вглядываясь в лица командира и комиссара дивизии. А после вынесения смертного приговора они оба подойдут к нему, попросят прощения и напоследок поцелуют.

К слову, в 1957 году командира 80-й стрелковой дивизии Ивана Михайловича Фролова и комиссара дивизии Константина Дмитриевича Иванова реабилитируют. «Приговор военного трибунала Ленинградского фронта от 2-го декабря 1941 года в отношении Фролова Ивана Михайловича и Иванова Константина Дмитриевича отменить и дело о них прекратить за отсутствием состава преступления», – говорится в определении Военной коллегии Верховного суда СССР.

Вот что пишет по этому поводу С. Глезеров: «…дело состояло в следующем: командир 80-й стрелковой дивизии Иван Михайлович Фролов и комиссар этой дивизии Константин Дмитриевич Иванов отказались выполнить приказ по прорыву блокады на одном из участков Ленинградского фронта, полученный 21 ноября 1941 года. Как отмечает историк Виктор Кунтарёв, „это был небывалый случай на Ленинградском фронте“. Действительно, отказ комдива выполнить полученный сверху боевой приказ – событие из ряда вон выходящее. Чтобы пойти на такой шаг, надо было иметь более чем веские основания. Как же такое могло произойти? Чтобы понять это, необходимо из ноября 1941-го вернуться на несколько месяцев назад. ВЫПОЛНИМА ЛИ ЗАДАЧА? Фролов и Иванов командовали 80-й дивизией с самого начала её существования. Она была сформирована в июле 1941 года из ополченцев Володарского (ныне Невского) района Ленинграда, поэтому её часто называли „Володарской“, а официально она первоначально звалась „1-я гвардейская стрелковая дивизия народного ополчения“. В бой она вступила 12 июля 1941 года под Волосово. Затем были тяжёлые, ожесточённые бои под Ленинградом, в ходе которых дивизия оказалась прижатой к Финскому заливу – на Ораниенбаумском „пятачке“. Отсюда дивизию в ноябре перебросили на кораблях в Ленинград, а затем пешком отправили на западный берег Ладожского озера. Марш был очень тяжёлым – за пять дней, с 19 по 24 ноября, дивизия сменила четыре района сосредоточения, в результате чего люди были совершенно измотаны, а от недостатка фуража начался падёж лошадей. Горючее также было на исходе. Именно в таком состоянии дивизия и получила приказ о наступлении – как это часто бывало, срочном и слабо подготовленном».

Историк Владимир Бешанов в своей книге «Ленинградская оборона» завершает эту страшную картину: «В полосе 54-й армии Хозин (М.С. Хозин являлся тогда командующим Ленинградским фронтом) и Жданов, не терявшие надежду порадовать Вождя успехами, задумали провести отдельную „очень интересную и способную принести быстрое решение операцию“. Суть идеи заключалась в том, чтобы воспользоваться установившимся на Ладоге ледовым покровом и силами одной стрелковой дивизии с лыжным полком, без тяжёлого вооружения, нанести удар навстречу войскам, атакующим с Невского „пятачка“. 80-й дивизии была поставлена задача: со стороны „Дороги жизни“ нанести удар, совместно с полком моряков-лыжников, по немецким позициям в районе „бутылочного горла“, захватить 1-й, 2-й и 3-й Рабочие посёлки и двигаться дальше в направлении Синявинских высот. На подготовку операции давались сутки. Одновременно предполагались вспомогательные удары с Невского „пятачка“. ВЫПОЛНИТЬ ПРИКАЗ ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ!

Командование 80-й дивизии прекрасно знало реальное состояние своих бойцов и отдавало себе отчёт в том, что к подобному наступлению дивизия не готова, а если оно состоится, то понесёт бессмысленные жертвы. Поэтому Фролов сообщил начальнику штаба фронта генералу Гусеву, что „дивизия к выполнению поставленной боевой задачи не готова“. Однако в штабе фронта рассудили по-своему: выполнить приказ любой ценой! Комдива Фролова и комиссара Иванова отстранили от командования, а новое командование дивизии во главе с комдивом Павлом Брыгиным приступило в ночь на 25 ноября 1941 года к выполнению той же боевой задачи. Все бойцы дивизии получили по одному комплекту боеприпасов (45 патронов) и продовольствия сухим пайком на трое суток. По воспоминаниям ветеранов, часть бойцов посадили на грузовики полуторки и высадили на льду Невы, не доезжая шести – восьми километров до немецких позиций. Остальные двигались пешком около 30 километров при 30-градусном морозе и сильном ветре. Затем, без артиллерийской и миномётной поддержки, они пошли на вражеские дзоты и в двух километрах от берега попали под прицельный огонь противника. На открытом пространстве заснеженного Ладожского озера укрыться было практически негде. В результате дивизия понесла большие потери. 28 ноября дивизия повторила атаку совместно со 128-й дивизией и опять потерпела неудачу. В тот же день 80-ю дивизию вывели из боя…»

После излечения Василий Филиппович вновь назначается командиром 218-го стрелкового полка всё той же 80-й дивизии.

Характерной чертой командира полка Маргелова был всегда и во всём только личный пример. Вещь на войне встречающаяся далеко не часто…

«В наступательных боях Маргелов не раз поднимал в атаку батальоны, а когда была необходимость – дрался в первых рядах своих бойцов, увлекая их к победе в рукопашном бою. Любил он бой рукопашный, любил, поскольку проверялся воин на стойкость, ловкость, силу и мужество. Маргелов и в этом бою был примером для бойцов и командиров. Дерзость и быстрота – таковы были его принципы. Однажды собрал он группу из добровольцев в 13 человек и ночью ворвался с ними в занятый врагами населённый пункт Михайловка, 17 гитлеровцев взял в плен, захватив в качестве трофеев много оружия, боеприпасов и другого имущества», – рассказывают сыновья Василия Филипповича.

«В мае 1942 года в районе Виняглово около двухсот фашистских захватчиков прорвались через участок обороны соседнего полка и вошли в тыл маргеловцам. Василий Филиппович Маргелов быстро отдал необходимые распоряжения по ликвидации вражеского отряда и не дожидаясь подхода резервов, сам лёг за станковый пулемёт. Меткими очередями он лично уничтожил 79 фашистов, остальных добили рота автоматчиков, взвод разведки и комендантский взвод…

…У Маргелова всегда был станковый пулемёт, из которого по утрам Василий Филиппович совершал необычную „зарядку“ – подстригал из пулемёта макушки деревьев, после чего садился на лошадь и упражнялся в рубке шашкой. Разумеется, это было возможным, когда полк находился в обороне. Отрастил командир усы и небольшую бородку, и в неполные 33 года звали его в полку „Батя“».

Человеком великого таланта, мужества и беспредельного героизма назвал Маргелова И.Н. Давыдов. А ещё военным профессионалом высшего класса, с молниеносной реакцией и отличной ориентацией. Великим патриотом своей Родины.

«Удивительно, – пишет он, – но Василий Филиппович обладал какой-то притягательностью, его разговор или выступления перед бойцами и командирами просто завораживали. На коротких собраниях и совещаниях в армии все ждали его выступления, он был прекрасным оратором, его выступления отличались глубоким знанием дела, принципиальностью, чёткостью, независимостью суждений, что, правда, не всегда нравилось командованию армии».

Однажды Маргелов проходил по траншеям переднего края и обратил внимание на развалившуюся обувь сержанта-пулемётчика. Находящемуся рядом начвещу он приказал отдать свои сапоги младшему командиру. При этом предупредил, что если ещё раз увидит бойца в рванье, вещевик тут же пойдёт в эти самые окопы…

Приказом наркома обороны от 28 июня 1942 года Василию Филлиповичу было присвоено очередное воинское звание «подполковник», а в июле он принял под командование новый 13-й гвардейский стрелковый полк 3-й гвардейской стрелковой дивизии.

Краткая история этого полка такова:

18 августа 1940 года приказом НКО СССР в г. Сухой Лог Свердловской области 19-й запасной полк был преобразован в 666-й стрелковый полк 153-й стрелковой дивизии.

С августа 1940 г. по июнь 1941 г. дивизия занималась боевой подготовкой в Камышловских лагерях в составе Уральского военного округа.

18 мая 1941 года полк перебрасывается в Витебск. После начала войны он доукомплектовывается личным составом, вооружением и материальной частью и 3 июля вступает в бой.

С 11 июля полк находится в окружении юго-восточнее г Витебск. Как сообщается в свободной энциклопедии «Википедии», «к утру 17 июля 1941 года дивизия основными силами вышла в район: Слепцы, Логуны, Кароли, что в 17, 14 и 18 км соответственно юго-западнее крупного н.п. Лиозно (Витебская область). По 5 августа 1941 года включительно 153 стрелковая дивизия выходила из окружения. К августу от её первоначального состава осталось около 1000 солдат и офицеров. С 20 июля по 5 августа 1941 года документов дивизии и вышестоящих штабов в Архиве МО СССР не обнаружено.

С 6 по 22 августа 1941 года полк вёл боевые действия на восточном берегу р. Днепр. С 22 августа по 6 сентября 1941 года полк вёл боевые действия в районе высоты 249.9 на восточном берегу реки Днепр, а затем на западном берегу. Бои полка под Смоленском были первыми наступательными боями.