Текст книги "Горны Империи"

Глава 8
Пасторальные нравы-1

Мальчишки проснулись одновременно. Именно – совершенно одновременно и даже одинаково. Денис за собой знал такое: как только проснулся – садишься в постели. И совершенно не ожидал (просто не понял спросонья, где он находится, почему не в поезде), что на него уставится точно так же севший в кровати у другой стены мальчишка, чем-то похожий на Войко.

– Вой-ко-о? – пробормотал Денис, усиленно и совсем по-малышовому протирая кулаками глаза.

Славка пришел в себя раньше.

– Доброе утро! – Он сел уже не в, а на кровати, потянулся изо всех сил и широко зевнул. – Уф. Дома. Мне снилось, что опять экзамены. Мне всегда всю первую неделю дома экзамены, экзамены, экзамены снятся… – Он передернулся и вывесил язык: – Фэ! Пошли умываться. Есть хочешь?

– Угу, – кивнул Денис. – А куда?

– Тут рядом по коридору моя умывалка. Личная… оюшки, сколько времени! И как это отец… а! – Славка весело уставился на Дениса. – Это из-за тебя. Решил, наверное, что ты должен выспаться, ну и меня будить не стал.

– Мы завтрак проспали? – уныло спросил Денис, обратив внимание, что на часах уже начало десятого.

– Да ерунда! – Славка легко кувыркнулся, сделал стойку на руках и пошел к двери. – На кухне дадут всегда. Ну, ты идешь?

– Погоди… – Денис совершил такой же кувырок.

– Ничего, – одобрил Славка, оставаясь на одной руке и другой открывая дверь.

Мальчишки на руках вышли в коридор. Проходивший мимо молодой мужчина в офицерской форме поприветствовал их совершенно обычно: «Доброе утро!»

– Гимнастикой занимаешься?

– Не специально, просто гоняют… – Денис, если честно, уже ощущал, что руки подрагивают, но не подавал виду.

Славка толчком пятки открыл дверь умывалки:

– Рукопашкой занимался?

– А как же, обычный комплекс, – Денис с облегчением принял нормальную позицию.

Славка встал рядом и предложил:

– СБС, самбо-бокс-сават? Поспаррингуемся? До первой крови?

– Согласен, – кивнул Денис.

– Туалет вон там, – показал Славка на дверь. – Давай, ты первый, потом я.

Когда они уже умывались и чистили зубы, в дверь просунулась голова девчонки лет восьми-девяти, Денис ее вчера видел за столом, но, конечно, не запомнил.

– Слава… – робко начала она.

– Брысь! – цыкнул Славка. – Пошшшла, кыш!

Девчонка исчезла.

– Во как надо, – Славка сжал кулак и набрал полный рот пасты.

– Мы же на Медео собирались, – напомнил Денис, беря полотенце, на которое указал булькающий пастой Славка.

Тот пожал плечами, выплюнул в раковину шипящую струю и кивнул:

– И поедем, чего нам? Позавтракаем, я тебя пару раз кину и поедем.

…На кухне никого не было, и мальчишки деловито утащили в Славкину комнату полбулки белого хлеба, брусок желтоватого масла, не успевший остыть чайник, две кружки и пакетик чая. Усевшись к столу, заварили чай, по очереди макая пакетик то в одну кружку, то в другую, потом каждый намазал себе по большущему бутерброду – и начался завтрак.

Денис продолжал вертеть головой, рассматривая то, что не успел разглядеть вчера. На глаза ему попался старый проигрыватель лазерных дисков, стоявший на выдвижной полочке.

– О, у меня дома такая же штука осталась! – обрадовался Денис и провел пальцем по надписи на круглой крышке, под которую вставлялись диски. – Я ее в брошенном магазине нашел. Только включаю редко – свет…

– Я тоже. – Славка оседлал стул, выдвинул из-под стола длинный ящичек с радужными кругляшами в пакетах. – Вот, мне это очень нравится.

Он ловко достал из одного пакета диск, положил в «вертушку». И Денис дернулся, изумленно приоткрыв рот, когда услышал:

Никаких на небе звезд нет…

Но ничего не сказал, дослушал песню молча. Славка тоже молчал – сидел, широко расставив ноги, руки – одна на другой на спинке стула, подбородок – на руках. И только когда песня закончилась, а Славка словно бы нехотя ткнул пальцем кнопку паузы, Денис нерешительно сказал:

– Но это… это же из кино?

– А, ты тоже смотрел? – Славка поглядел в окно. – Да, из кино… Но это не для кино написано, это песня тех времен. Певца звали Виктор Третьяков. Вот еще, послушай… – И спохватился: – Хочешь?

– Конечно! – тихо завопил Денис.

Славка улыбнулся и снова ткнул кнопку.

 
Что кричишь, юродивый?
Помолчи, братушка…
Нету больше родины —
Померла, матушка!
Храбростью прославившись,
Верою и родом…
Да, померла, не справившись
С собственным народом.
 
 
Где теперь виновные?
Да мы же все смертные:
Господа верховные
И разные бедные…
Эх, победили вроде бы
И царя, и Бога…
Оглянись, юродивый!
Эх, дальняя дорога!..
 
 
Мимо красных, как кровь, знамен.
Мимо стройных рядов, колонн.
Мимо лжеоснов, снов и звонких слов,
Мимо фальши,
Мимо сборников всей речей,
Мимо тридцать седьмых ночей,
Кровь рекой течет, плоть мою несет
Дальше, дальше.
Мимо зон и тройных постов,
Мимо храмов, что без крестов,
Вдоль дворцов царей и секретарей,
Мимо воли,
Мимо дач аппаратных шлюх,
Мимо нищих, больных старух,
Мимо цинковых гробов и детей-рабов
В поле…
 

Отчаянная была песня и страшная. Денис примолк, даже не двигался. И только краем сознания отмечал, что и Славка как-то нахохлился на стуле и спрятал глаза. А певец кричал…

 
Ах, Русь! Неужто это ты?
А где же твой победный клич?
И лишь на фоне нищеты
Рыдает бронзовый Ильич.
А сколько, блеклых от дождей,
Повсюду гипсовых вождей…
И значит – в омутах речей
Рыдают тыщи ильичей!
 
 
Но только
Дальше река течет.
Кто не с нами был —
Тот не в счет.
Ведь были разными —
Но в речке красными стали флаги!
И плыву я, такой, как есть,
Мимо лозунгов «Ум и честь!»,
Мимо счастья всех людей
И других идей
На бумаге…
 
 
И так, проплыв по крови до моря,
Я узнал совершенно точно,
Что это Сталин принес нам горе,
А теория – непорочна!
Я снова слышу: «Ум и честь!»!
Не зря же создан генофонд!
Ты дай убогому поесть —
И он опять пойдет на фронт!
 
 
Но я кричу не для того,
Чтоб встать на модный пьедестал.
Я сам от этого всего
Смертельно, в общем-то, устал.
Устал смеяться и рыдать
(А на семь бед – один ответ!)…
…Мне просто больно наблюдать,
Как нас дурачат столько лет.
 

Песня В. Третьякова

Славка протянул руку и выключил проигрыватель. И сказал, не поднимая глаз:

– Когда я в первый раз ее слышал, я подумал: сколько же хороших людей тогда погибло. Нет, я знаю, я тогда уже знал, что… что, в общем, по-другому было нельзя. Но это я умом понимаю, а так… Миллионы хороших людей погибли. По-настоящему хороших…

– В Парголово… – Денис помедлил и пояснил: – Это такое место недалеко от Петрограда… сейчас там лунадром недалеко… Вот. В Парголово наши старшеклассники – я тогда был во втором классе – нашли подвал. Такой большой, там цех какой-то был. И больше семисот детских скелетов. В общем, ребята наши доискались. Там детский дом погиб. Когда зима началась. Они из города выбирались, а власти уже никакой не было, и вообще никому ни до чего… Они там просто замерзли, наверное. Устали идти, оголодали и замерзли… Я только фотографии видел, но мне потом долго-долго сон снился. Что я там… – Денис помолчал. Славка молчал тоже, и Денис продолжал тихо: – И даже не страшно, а просто уныло так. Снег падает, падает снаружи, а мы лежим и смотрим. И ждем, чтобы все кончилось. Не снег перестал, а чтобы… чтобы умереть поскорее. А впереди – ничего-ничего-ничего… Никаких звезд.

– Это не просто сон, – сказал Славка. – Это генетическая память.

– Может быть… Я не об этом. Страшно, что впереди ничего нет, понимаешь? Не что смерть, а что вообще все кончается. А ведь тогда только так и казалось… Большинству, наверное. И ты даже не понимаешь, за что тебя убивают. А эти ребята… они же, наверное, не понимали… И другие…

– И какое мужество нужно было иметь, чтобы не поверить в смерть и начать бороться… – кивнул Славка. – Но ведь не у всех этого мужества хватало. Да, я и про это думал. Я даже иногда не понимал, как мы вообще выкарабкались. Ведь не должны были. Точку невозврата прошли. Это…

– Я знаю, мы учили. Только людей наукой не померяешь.

– Да, это верно… Один детей подбирал и делал из них боевой отряд, чтобы у них и у России было будущее. А другой тоже подбирал – и на бойню. А потом мясо засаливал, чтобы холода пересидеть.

– Бррр… – Денис без наигрыша передернулся. – Не надо, а? Про это я даже думать не могу.

– Было и такое, сплошь и рядом…

– Да знаю, что было. Просто не хочу.

– «Витязи» таким сразу живот распарывали и внутренности солью засыпали…

– Слав, ну не надо!

– Ладно, – Славка кивнул. – Пошли на кухню все это отнесем, и я тебе покажу моего конька-горбунка.

* * *

Честно говоря, Денис и правда ожидал почему-то увидеть коней. Но на улице Славка тут же свернул в дверцу гаража – сбоку от крыльца – и мальчишки оказались возле мотоцикла.

Денис изумился. Мотоцикл был огромен, черен и сверкал хромом, тугой кожей и зеркальцами. Перед украшал металлический флажок с гербом Муромцевых. Сзади крепился тоже металлический имперский флаг.

– Это что? – Денис удивленно обошел вокруг рогатого чудовища.

Славка гордо хлопнул по обтянутому кожей сиденью:

– Мой «Харлей». Раритет, даже бензиновый. На все Семиречье таких два – у меня и у… у еще одного человека.

– Твой друг? – уточнил Денис, с уважением трогая бензобак с надписью «УМРИ ПОД МОИМ КОЛЕСОМ!!!».

Славка дернул бровями:

– Он ничей друг. Просто интересный парень. Ну что, вот на этом и поедем, ты не против?

– Да конечно нет! – Денис в жизни не ездил на бензиновых аппаратах. – Поехали сейчас?

– Сейчас и… нет, сейчас мы точно не поедем. – Славка быстро шагнул к выходу. – Ой… смотри, это же…

Денис встал рядом с Муромцевым-младшим:

– Что там… – и тоже не договорил.

По аллее ехали четыре машины – приземистый броневик и трое «Жигулей» с флажками республики. Машины заворачивали одна за другой на кольцевую дорожку и останавливались; из них выбирались люди в форме.

– Это кто? – Денис забеспокоился.

Славка одернул шорты:

– Это президент, Денис. Идем встречать. Опять он не предупредил…

– П-кхр-езидент?! – подавился воздухом Денис.

И тоже одернул шорты, прежде чем сделать первый шаг…

Скорее всего, президент Семиречья и в лучшие годы красотой не отличался. Чудовищно широкоплечий, кривоногий, грудь бочкой, с длиннющими узловатыми руками и ладонями шириной с две Денисовых, он еще и заработал когда-то шрам через все лицо – чудом уцелевший глаз уехал выше другого, синего и веселого, надо лбом огромное красное пятно обозначало место, где снесло скальп, часть подбородка была стесана… Денис даже не смог заставить себя отвести взгляд, так и смотрел, пока Бахурев, отмахиваясь от свиты, как от мух, тяжелой быстрой походкой взлетал на крыльцо. Костюм сидел на президенте и бывшем казачьем полковнике нелепей нелепого, видно, подогнать его было просто невозможно.

Президент остановился перед мальчишками, которые отдали синхронный салют.

– Третьякова сынок? – Денис кивнул, силясь отвести взгляд. – Ну, чего смотришь? Красивый я? – Бахурев вдруг подмигнул Денису одним глазом, другим, и мальчишка растерянно сказал:

– Я… н-не смотрю… Здравствуйте… товарищ президент.

– Смотришь, смотришь! – Бахурев захохотал, широко открывая зубастый рот – зубы у него были белые и острые, даже жутковато. – Все смотрят! Ну а мне да и лучше – не забудут, какой на лицо президент-то, а то знаешь как бывает – ты свинья, я свинья, у тя рожа не твоя… Это меня, – он провел по лицу, – один уйгурский кутак, батыр недоделанный, на герце аж двадцать лет назад так – мне тогда лет было сколько вот… да не, на пару годков твоего постарше, точно, сразу после первой моей бабы, чуть не на другой день… А герць – это поединок, грамотно говоря… Уж тот кутак нас и так! И сяк! И наперекосяк! Орыс, орыс, бла-бла-бла… А здоровый, морда – как жопа у слона… Ну, я и подался вперед, кричу – а вот я сейчас тебя натяну по помидорки, иду, штаны сымай, готовься… – станишники и остановить не успели… Съехались, кэ-э-эк он меня… Ах ты ж, думаю, пропала моя юная красота! Ну, падать-то с коня я не стал, да й-иххх… как пизданул батыра напересек шеи… – Бахурев кашлянул. – Рано тебе такое слушать. Слова такие, в смысле. А уйгура я свалил, башка все каталась, глазами луп-луп, где ж остальное на х… куда делось, я хотел сказать! – повысил он голос, оглядываясь на свиту. Обнял Дениса за плечи своей лапищей и прошептал, буквально таща сбоку от себя вверх по ступенькам крыльца: – Батя твой где? Давай, веди! Веди, веди, чего ждешь… Муромцев, а ты где прячешься?! – заорал он так, что зазвенела люстра. – Славян, твой-то где?!

Денис знал уже, что Бахурев матерщинник, «кулачник», «разносчик», буйный самодур, но кристально честный, очень храбрый и на самом деле почти болезненно добрый человек, которого и в президенты-то привела жалость к русскому народу и желание ему помочь. А еще он не знал, дома ли отец.

Но выяснилось, что отцы обоих мальчишек дома и уже выходят из дверей вместе с мамой Дениса. Мальчишки подались в стороны. Бахурев расцеловался с Муромцевым-старшим, с изяществом кабана поцеловал руку Валерии Вадимовне и уставился в глаза Третьякову-старшему.

– Знаешь, как вашу контору расшифровывают у нас? – в лоб спросил он, называя штабс-капитана с ходу на «ты». – ОБХСС – Один Будешь Хапать Скоро Сядешь! – и Бахурев сам захохотал своей шутке. Потом поставил локоть на широкие перила. Наклонился к Борису Игоревичу и шепнул заговорщически: – А я ведь вешаю. Прямо перед дворцом. Не боишься?

– И много наших вы повесили? – уточнил Третьяков-старший.

– Ни одного! – Бахурев хлопнул себя по колену и сокрушенно покачал головой. – Не воруют! И другим не дают – ну не сволочи?! Что ты будешь делать, не за что вешать! Не просто ж за шею или там х… прочие места, извиняй, хозяйка… – Валерия Вадимовна, подрагивая губами в сдерживаемой улыбке, кивнула благосклонно. – Нечем прямо душу мою злодейскую потешить! Читал небось, как я кровь пью и сырым костным мозгом сырьем заедаю? Не читал?! Ну, это мне даже и обидно… А про мой гарем на Медео читал?! – с надеждой продолжал президент. – Ну?! Тоже нет?! Я тебе газету пришлю, от сердца оторву, один номер у меня – раритет! Но самая страсть знаешь что?! – Бахурев понизил голос: – Лизка, дура моя старая, поверила. Седина в бороду, говорит… Я говорю – окстись, дура, я ж без бороды! А она меня… в общем, был скандал в семье. Про него тоже писали, но этот номер мне не достался, расхватали… Ну, пошли, пошли, поговорим про виселицы…

– Вы куда-то собирались? – спросил, задержавшись, у мальчишек отец Славки. Он выглядел обеспокоенным и раздраженным, не в пример вчерашнему себе.

– Да, но, пап… – начал Славка.

– Вот и валите, – отрезал Виктор Анатольевич. – Быстро.

Он сказал это так, что мальчишки тут же скатились по ступенькам.

– Пасторальные нравы, – сказал Денис изумленно, оглядывая конвой Бахурева.

– Что-то у них неладно, – Славка поморщился. – Ладно. Пошли, вернее – поехали, пока не досталось нам на кокосовые орехи… Ты пистолет взял?

– Взял… – пробормотал Денис и повторил: – Пасторальные нравы.

Глава 9
Пасторальные нравы-2

Мотоцикл давал не меньше двухсот километров в час. Хорошее шоссе не неслось – летело по сторонам и внизу, под колесами. На поворотах Славка клал своего «горбунка» так, что прямо возле голого колена Дениса опасно свистел асфальт. Но это было здорово! Денису очень хотелось сдернуть шлем, чтобы ветер шарахнул в лицо. Однако на такой скорости от малейшего камешка можно остаться слепым. Жук какой-нибудь контузит, как удар боксера. Да и шлемы – копии шлемов все той же косморазведки – стоили того, чтобы их носить.

Машин было мало, попадавшиеся попутки Славка обходил, как стоячие. Денису нравилось все. Как летит над асфальтом «Харлей». Как бьется над правым плечом галстук. Как хлещет по ногам ветер. И даже то, как в небе движутся тучи, цепляясь за Голодный и где-то над горами проливая дождь…

…А вот знаменитый Медео Денису не понравился.

Нет, спорткомплекс был огромен. Но он выглядел чем-то вроде руин Колизея – у нормального человека руки так и чешутся привести их в порядок. Денис ни разу не видел таких гигантских и таких запущенных сооружений. Имперские стадионы почти все были меньше (кроме, разве что, петроградского «Динамо» на тридцать тысяч мест… да столичного сорокатысячного «Космоса»). Но они оставляли ощущение веселья и бодрой подтянутости – чистые, светлые, украшенные десятками флагов спортивных обществ, многолюдные… А тут… Со всех сторон – горы, покрытые мокрым туманным лесом. Сам лед, правда, был на удивление хорош (со здешними-то запасами энергии – конечно…). Но тут и там трибуны были провалены, большинство хозяйственных помещений явно заброшено, а то и просто разрушено. Да и люди… От большинства у Дениса осталось неприятное впечатление все той же истеричной вокзальной толпы, странной и глупой в своей торопливости. Только эти нелепо торопились отдыхать. Жгли костры, спешно пили что-то, что-то готовили… Настоящего веселья не было видно даже там, где собрались компании подростков. Более-менее приятно выглядели несколько домиков на дальнем склоне гор – наверное, какие-то… о, а уж не президентские ли это дачи, где он «свой гарем содержал»?

Впрочем, Славка тут нигде и не задерживался. Мотоцикл, правда, сбросил скорость, но достаточно уверенно шел по все той же дороге – как ни странно, по-прежнему хорошей, – постепенно спускаясь все глубже и глубже в котловину, где был расположен каток. Тут было безветренно и душновато. Это Денис ощутил, как только «Харлей» встал и, соскочив с него, мальчишки стащили шлемы.

На обложенной кирпичами площадке горел большой костер, с нескольких краев на отодвинутых углях жарились шашлыки из сочных кусков мяса и кипел большой котелок. На скамейках – по два бревнышка с прибитой сверху доской – сидели человек двадцать, не меньше, ребят и девчонок, ровесников или немного постарше-помладше Дениса и Славки. Они все уже издалека наблюдали за подъезжающим мотоциклом. Когда же Славка положил шлем на сиденье, послышались возгласы:

– Ого, Славян со своей быстрокрылой птицей!

– Привет, Славян!

– Славян приехал!

– А это кто с тобой?!

– Погоняем, Славян?

Какая-то девчонка, поднявшись, крепко чмокнула Славку в щеку – тот скривился и сделал вид, что стряхивает поцелуй в огонь. Вокруг костра проскочил хохот, девчонка замахнулась кулаком:

– У-ух, ты!

– Всем привет! – Славка плюхнулся на скамейку. – Это Денис, он из Империи приехал.

– Из Империи-и-и?

– Да хоть с Севполюса, садись, Денис!

– Чай будешь?

– Ты его не слушай, он живет по принципу – «чай будешь, а шашлык я сам съем…».

– Привет, я Олег…

– Я Нина.

– Тимка.

– Сашок.

– Ксана…

Денис почти сразу всех перезабыл, конечно. Но эта компания здорово отличалась в лучшую сторону от остальных, виденных по пути сюда. Собственно, Денис решил бы с ходу, что попал в обычную компанию имперских ребят. Но тут же различил среди пионеров «гражданских» мальчишек, нескольких – в какой-то серо-золотой форме, вроде бы уже виденной на улицах Верного, но пока неизвестной… Однако ясно было одно – ребята хорошие. И правда рады не только знакомому Славке, но и незнакомому Денису – то есть ведут себя именно так, как должны вести нормальные мальчишки и девчонки. Он охотно уселся в общий ряд, взял на себя заботу о «шашлыках по правому флангу», как выразилась девчонка с роскошным золотистым хвостом до лопаток, и стал просто прислушиваться и приглядываться.

Довольно быстро выяснилось, что вокруг – и ребята из сеттльмента, дети имперских специалистов, и местные пионеры, и просто «сочувствующие», а эти, в серо-золотом, из кадетского корпуса Верного. Разговор вращался вокруг самых разных тем и, на взгляд Дениса, выглядел как ничего не значащая для него смесь обрывков, смеха и непонятных реплик. Но потом возникла в руках одной девчонки гитара – и все сразу утихли, а ее голос, задумчивый и спокойный, поднялся над огнем, как тонкая струна:

 
Мама, что это за горы —
Там,
На горизонте?
Я хочу туда домчаться,
Посмотреть
С кручи…
Тихо я пойду, чтоб не спугнуть
Сон тех,
Кто при жизни был сильнее скал,
Круче…
Тихо я пойду, чтоб не спугнуть
Сон тех,
Кто при жизни был сильнее скал,
Круче…[11]11
  Из песни А. Земскова «Верю».


[Закрыть]
 

– А ну дай, – Славка протянул руку, когда девчонка допела, и все молчали, как это часто бывает после хорошей песни. – Дай-дай.

– Держи, оп! – Она перебросила дворянину инструмент, и Денису показалось, что Славка начал играть, еще когда гитара находилась в полете. И это была совсем другая песня, а голос у Славки оказался сильным и хорошо поставленным – в лицеях учили петь по специальной методике, развивая даже бесталанных, казалось бы, в этом отношении, так как считалось, что без умения петь дворянин неполноценен.

 
Может, в чем-то бывал неправ и я,
Власть бандитскую зло кляня,
Но пока страной правит мафия,
Попрошу не держать меня!..
 

Кругом оживленно зашевелились, у всех заблестели глаза. Многие – неосознанными жестами – положили руки на плечи соседям. Денис не знал этой песни и подумал, что она, наверное, местная. Да и неудивительно – в Империи просто не могли петь о таком.

 
Попрошу не читать нотации,
Дескать, молод ты и горяч.
Мне от вас не нужны дотации,
И силком меня не запрячь.
 
 
Мне не нужно искать нынче модных тем,
Я б очистился от грехов,
Звезданув по холеным мордам тем
Плетью, скрученной из стихов!
 
 
Попируйте, попейте кровушки
Средь народной лютой беды!
Будет время – слетят головушки
И растают ваши следы.
 
 
И хватило бы вам везения
Хоть за гробом спастись от слез.
Но и там не видать спасения
Тем, кто людям мученья нес.
 
 
По гулянке выйдет похмелие,
Толпы нищих развеселя.
Кровью выльется то веселие
И оплатятся векселя.
 
 
Враз раскаетесь, твари злобные,
Поваляетесь вы в ногах,
И придушат крики утробные
Парни в кованых сапогах.
 
 
И никто, ни теперь, ни в будущем,
Не проронит о вас слезы.
Пейте ж водку в море бушующем
И разбейте свои часы![12]12
  Из песни Д. Ляляева «Тост».


[Закрыть]
 

Славка завершил игру финальным красивым аккордом и предложил Денису как ни в чем не бывало:

– Пошли покатаемся. Зачем ехали-то?..

…Коньки выдавали тут же напрокат несколько шустрых пацанов, вооруженных солидными дубинками и державшихся сплоченной кучкой. Впрочем, когда подошли Славка с Денисом, местные мальчишки не стали брать деньги вперед и даже предложили покараулить ботинки Дениса и кеды Славки.

– Чего это они такие вежливые? – спросил Денис, защелкивая магнитный замок. Коньки были старые, но ухоженные и хорошо наточенные.

– А чего им не быть вежливыми? – Славка перепрыгнул через бортик. – Это хорошие ребята. Вот тут зарабатывают, как могут, – они и каток в порядке содержат, и даже охраняют от разной шпаны.

– Они сами на шпану смахивают. – Денис повторил прыжок и крутнулся на месте, с удовольствием вспоминая ощущение от коньков – он не катался уже полгода. – И что они, со всеми так?

– Во-первых, они меня знают, – сказал Славка. – А во-вторых, они видят, что мы пионеры. Тут это много значит. Нас или вообще не трогают, или…

– Или? – Денис с удовольствием и завистью наблюдал, как Славка закрутился на месте и, остановившись, продолжил ничуть не сбившимся голосом – просто, как о самом обычном:

– …или убивают. Ты спарринговаться не раздумал?

– Потом, а? – сказал Денис. И предложил: – Давай, кто больше поворотов накрутит?

– Давай, – легко согласился Славка. – Эй, – окликнул он кого-то из «надзирателей», – посчитай повороты! И – раз!

У Дениса был отличный вестибулярный аппарат. На школьной центрифуге в прошлом году он как-то ради шутки выжал шесть «жэ», крутил их сорок минут, вышел своими ногами, почти не пошатываясь – и присутствовавший при этом выпускник школы, уже семь лет как офицер космофлота, предложил мальчишке после школы сразу поступать в Гагарин, обещая протекцию на физподготовке. Денис тогда посмеялся, а Войко побелел от зависти, в чем потом и признался другу, стыдливо сопя.

Но в этом соревновании Денису выиграть было не суждено. Славка все еще продолжал кружиться, когда Денис, тяжело дыша, поймал его за руку:

– Сто-ой, надежда русского дворянства.

– Это шутка? – Славка остановился, громко дыша. Но даже не покачнулся. – Жаль, что мы не на желание соревновались.

– А что бы ты загадал? – Мальчишки рядом заскользили по льду – отсюда, снизу, каток казался вообще огромным, десятки людей терялись на его пространстве.

– Чтоб ты упросил своего отца меня с вами взять хотя бы на каникулы, – выдал Славка.

Денис даже споткнулся, но тут же выправился и присвистнул:

– Ого. Во-первых, я бы не уговорил, ты что?! А во-вторых, твоего отца кто стал бы уговаривать?

– А я бы сбежал, – то ли в шутку, то ли вполне серьезно ответил Славка, делая «ласточку».

Мальчишки катались довольно долго, пока им не замахали от костра, что шашлыки готовы.

Шашлык оказался из баранины, как объяснили Денису, который обратил внимание на необычный вкус мяса. Мальчишка привык к шашлыку из свинины, но, когда он об этом сказал, со всех сторон только что не плевки посыпались, пока голос одной из девчонок не перекрыл голоса всех:

– Тихо, что вы, как дикие?! Человека пожалеть надо, это ж так жить… – И протянула Денису еще палочку: – Кушай, мальчик, и не слушай злых дядей.

Денис не обиделся, взял шашлык и сказал:

– Спасибо, добрая тетя, – после чего вокруг начали смеяться, и к теме баранины разговор больше не возвращался.

Центром внимания был Славка. Он перебрасывался фразами с другими, задавал вопросы, смеялся, отмахивался, острил, серьезнел и вел какие-то полупонятные разговоры. Впрочем, значительная часть разговоров Денису была понятна вполне – речь шла о делах пионерских, хотя и с явным местным колоритом. Так, на вопрос об экскурсии в планетарий и лекции решительная девчонка с грубоватыми чертами лица, но роскошной косой цвета пшеницы огрызнулась на Славку:

– Да моим подопечным не про луны Юпитера, а про хлебобулочные изделия… и желательно с демонстрацией и дегустацией… Славян, ты хоть отцу скажи… Им жрать нужно, иначе что из них вырастет?! И молоко нужно вместо той синей водички, которую им в столовке наливают. Я эту столовку, Славян, подожгу коктейлем, а дверь припру, чтоб персонал выскочить не успел. В окна они не пролезут – жирные больно…

– Тебе года в спецшколе мало? – осведомился Славка.

Девчонка ответила:

– Потому и ратую, что хватило… А вообще это было при неправильной власти, – добавила она сердито. – В раньшие времена.

– Ты что, сидела в тюрьме?! – изумился Денис.

Девчонка поправила спокойно:

– В спецшколе. Сидела, за покушение на убийство.

– Между прочим, жилфонд тоже совсем херовый, – задумчиво ругнулся тоненький парнишка в гражданской одежде. – Батька на улучшение списки подал, а к нему вчера вечером на улице подошли двое и говорят – прямо в лицо: не лезь, как твои неудачники в своей грязи сидели, так и будут сидеть…

– Так и сказали? – спросил Славка, сузив глаза. Парнишка кивнул. – Ладно. Посмотрим.

– Да и сами… – парнишка вздохнул. – Как в норах сидят, грязь… А подойдешь к ним – шарахаются. Слухи эти дурацкие – что детей будут отбирать, что выселят вообще в леса на Голодный…

– Я вообще начисто не понимаю, что с ними чикаться, – зло сказал беловолосый мальчишка с чуть раскосыми серыми глазами, в пионерской форме с нашивкой командира звена. – Этих взять за шкирку и вытряхнуть из этих трущоб силой. А к тем немцев из гвардии прислать – и… – он сделал короткий резкий жест.

– Ты, Димочка, левак, – заметила девчонка, которая пела под гитару. – Помнишь, мы по истории проходили про леваков? Нельзя людей в счастье тащить за шкирку. Ну, поселишь ты их в новые дома, ну, заставишь отдать детей в школу… Они эти же новые дома специально, назло тебе загадят. Из прынцыпа.

– Дурь это, а не принцип! – отрезал Дима.

Девчонка кивнула, соглашаясь:

– Дурь. Это мы с тобой знаем, что дурь. А для них – принцип жизни. Не верить никому. Особенно тем, кто обещает хорошее.

– Ладно, – Дима кивнул. – Вот сидит парень из вашей Империи, – он указал на слегка смутившегося Дениса – потому что за этим жестом проследили все. – Только приехал. Вот пусть он и скажет.

– Скажи-скажи, – подбодрил Славка, – а то они никак не договорятся. От этого все зависит в нашей жизни…

– Не иронизируй, – холодно заметила девчонка. – Тебе легко и просто. Ты дворянин.

– Моя жизнь настолько легка и проста, что ты этого даже не подозреваешь, голуба, – ласково сказал Славка. – Ты, должно быть, путаешь меня с Ветерком[13]13
  См. книгу третью – «Не время для одиночек».


[Закрыть].

– Что до Ветерка… – начала девчонка, но Дима прервал разговор:

– Ну так как, Денис – ты ведь Денис?

– Я… – Денис пожал плечами. – По-моему, когда люди живут плохо – это неправильно, – наконец выдал он.

– Свежая мысль, – кивнула девчонка.

– Может, и не свежая, – внезапно рассердился Денис, – но лично мне не нравится, когда люди живут в хибарах!

– Ага, мои слова! – злорадно сказал Дима и подмигнул Денису.

Девчонка спокойно подняла плечи:

– Это всего лишь доказывает, что и в Империи есть леваки.

– Ну, а что ты предлагаешь?! – в голос заорал Дима. – Дождаться, пока…

– …остынет шашлык и тогда сказать: «Ну, вот, шашлык остыл», – произнес Славка.

Денис огрызнулся – ему спор был интересен:

– Ну что ты шутишь все?!

– Ну что ты, – спокойно сказал Славка, – какие шутки. Шашлык и правда остыл…

 
…А по морям да по волнам, сегодня здесь,
а завтра там,
Я целый день плескаюсь в море голой жопой
к рыбакам,
Дурдома нет без дураков, рыбалки нет
без рыбаков,
А я рыба, а я рыба, а я рыба без трусов! —
 

распевал Славка, дергая струны, под хохот мальчишек и возмущенные окрики девчонок.

 
А рано-рано поутру я корчу рожи осетру,
Его подруга всю неделю мечет красную икру,
И у меня полно врагов среди пузатых осетров,
А я рыба, а я рыба, а я рыба без трусов!
 

Видимо, песню знали хорошо, потому что последний куплет подхватили все мальчишки и даже некоторые из только что возмущавшихся девчонок:

 
А я плыву, куда хочу, а я пою, я не молчу,
И шар земной не сам кружится, это я его верчу,
А я рыба без трусов, а я рыба без трусов,
А я рыба, а я рыба, а я рыба без трусов…
 

– И – еще раз! – махнул рукой Славка:

 
А я плыву, куда хочу, а я пою, я не молчу,
И шар земной не сам кружится, это я его верчу,
А я рыба без трусов, а я рыба без трусов,
А я рыба, а я рыба, а я рыба без трусов!!!
 

– Слав, спой про нетрезвого пионера и шпиона! – крикнул кто-то из девчонок, едва гитара умолкла. Славка рассмеялся, махнул рукой:

– Охрипну я с вами! – но отказываться не стал.

 
Был с ребятами я в патруле,
Было тихо на нашей земле.
Чтоб не сдохнуть, не сгнить от простуды —
Совершил аморальный поступок…
 

Славка щелкнул себя под общий смех по горлу и невозмутимо продолжал:

 
Участковый же наш, дядя Федя,
Говорит: «Все, в колонию едешь».
А меня он и слушать не хочет,
Говорит: «Паразит ты!» – и прочее.
 
 
Изменилась тут вдруг обстановка —
Хтось забег к нам в заморской обновке.
Дядя Федя сидит тише мыши,
Пионеры в патруль снова вышли.
 
 
Вот сижу я за малым кусточком.
Вижу – прыгает, сволочь, по кочкам.
На боку, присобаченный справа,
Леворверт, а на левом – отрава.
 
 
Тут, я думаю, мне не до игр.
Прыгнул я на него, будто тигр.
Задышал на лицо и на ухо —
Офигел дух от страшного духа.
 
 
И связал я его, как кутенка,
Поволок до станицы в потемках,
И подумал: портвейн мне простят,
Да вдобавок еще наградят.
 
 
И приехал тут фрукт из газеты.
Говорит: «Где же самый-то этот?
Интервью я возьму у героя,
Подавайте его…» – все такое.
 
 
Журналист, хоть и был он прыщавый,
Но вцепился в меня, как клещами.
«Заведись, пацан, с полоборота,
Расскажи пару слов для народа!»
 
 
Говорю я: «И с моря и с суши
Не пролезут к нам сраные духи.
Не пролезут к нам чуждые гады,
Остановят их наши отряды!»[14]14
  Автор слов неизвестен. Но я слышал эту песню во время службы в погранвойсках и только немного переделал текст.


[Закрыть]
 

Над дальним концом Медео из сползшей с гор отарой овец туч лился дождь. Денис жевал шашлык, слушал, как Славка поет, и думал: