Текст книги "Там, где мы служили"

7

– Что за стрельба, черт?! – Иоганн прибежал навстречу, даже не вымыв рук – с них капало красное. – Ланс, отвечать, черт вас возьми!

Переглянувшись с Джеком, на всякий случай приняв огневую стойку, Андрей полушутливо прищелкнул каблуками и отсалютовал пулеметом:

– Попытка нападения, товарищ сержант! – и подал Иоганну револьвер.

Швейцарец подкинул оружие на широкой ладони и покачал головой:

– За водой нельзя никого послать без стрельбы! Марш на место! Бегом! Марш!

– Да, товарищ сержант! – завопил Андрей, бросаясь по улице рысью. – Рядовой Брейди, за мной! Бегом! Марш!

Иоганн попытался достать его пинком, но промахнулся и, качая головой, засмеялся, буркнув:

– Щенок… – потом рыкнул на окаменевшего Джека, еще не разобравшегося, что тут всерьез, а что в шутку: – Чего встал?! Выполнять приказ ланс-капрала!

– Есть! – Джек бросился бегом по улице.

Иоганн, все еще посмеиваясь, махнул Эриху и зашагал следом.

С допросом было закончено. Убрать труп никто не удосужился – его швырнули под забор и перестали обращать на него внимание. Ласло и Анна сидели на крышах домов рядом с биваком, глядя в разные стороны: оставлять деревню без наблюдения было бы неразумно.

– Наконец-то! – Дик, сидевший на земле со скрещенными ногами, изобразил возмущение. – Кипяток принесли?

– Разливай, – засмеялся Андрей. – Иоганн, тебе полить?

– Выслуживаешься, – заметил с крыши Ласло. – Еще раз утащишь моего второго – я тебя пристрелю в спину.

– Уже пытались. – Андрей продемонстрировал продранную на спине ткань.

Венгр меланхолично присвистнул:

– Ого! Это как?!

– Джек, полей, – между тем попросил Иоганн, расставив ноги и вытягивая руки в подсыхающей крови. – Давай, а то засохнет – не отскребешь.

Он стоял, весело поглядывая на Джека. А на руках – до самого локтя – потеками сохла кровь. И труп, похожий на вымокшую в крови тряпку, лежал под стеной. Совсем недалеко сидела на рюкзаке Анна, с аппетитом лопая что-то из банки.

Джек сглотнул:

– Сейчас, товарищ сержант…

…Картон оказался слишком плотным, Джек вспорол коробку штыком и, с интересом изучив ее содержимое, извлек банку с пометками «завтрак» на четырех языках, стаканчик из крафт-бумаги, упаковку галет, сахар, пакетики с ячменным кофе и ромом. Стараясь не смотреть в сторону трупа, англичанин удобней устроился на рюкзаке у стены – так, чтобы к ней можно было привалиться.

«Я застрелил того пацана, – подумал он, протыкая резервуар саморазогрева. Странно, но мысль эта показалась… смешной! – Первый убитый мною враг – какой-то сопляк! Вот черт…» – Он пожал плечами, уже примиряясь с мыслью, что убил.

В банке оказался цыпленок с перловкой. Елена прошла по ребятам, лично разливая в стаканчики кипяток. Работая ложкой, Джек с интересом рассматривал пакетик рома. Краем глаза он заметил, как Дик ловко сдернул перфорированный уголок и привычно слил ром в кофе. Поболтал черенком своей ложки…

– Хлам бросаем здесь, – неожиданно сказал Иоганн. – И побольше.

Никто не удивился. Джек хотел спросить почему… и все услышали очереди из-за домов. Очередь за очередью.

Солдаты повскакали на ноги. Иоганн схватился за «уоки-токи»:

– Жозеф!.. Фу-у… Я! Какого черта?!.. И то хорошо… Да? Ну мы ждем! – Все еще с раздражением убрав аппарат, швейцарец пояснил: – Какие-то неприятные новости…

– Уверена, что это Ала Шамзи, – сказала Елена, залпом выпив кофе.

– Хотелось бы не верить, – буркнул Дик, аккуратно комкая в руке тонкую жесть консервной банки.

– А кто такой этот… Ану Шизи? – спросил Джек, аккуратно выливая свой ром в стаканчик.

Смех – правда, довольно нервный и от этого не обидный – послышался со всех сторон. Дик пояснил:

– А ты не слышал? Местный бог. Погань редкостная, как и все местное.

– Он и в наших краях отметился, – сообщил с крыши Ласло. – Что они там нарыли, интересно?

– Боюсь, узнаем – не обрадуемся, – ответил Иоганн. – Эй, у кого там период интенсивного роста, доешьте кто-нибудь мои галеты, я не хочу, аппетита нет.

Кофе с ромом оказался по вкусу похож на кофе без рома. Только какое-то легкое и даже приятное жжение появилось в рту и скатилось в желудок по горлу.

– Жозеф с Густавом, – сказал Эрих. – Да, невеселые какие-то.

– Им не дали, – лениво буркнул Андрей.

Анна кинула в него консервной банкой, попав по спине:

– Следи за словами, титульник[38]38
  «Титульной нацией Русской Империи отныне и навсегда является русский народ». Из Русской Правды Петра Романова, статья 2-я, 1-й год Империи (12-й год Безвременья). Поэтому кое-кто из других народов Империи не всегда безобидно именует русских «титульниками».


[Закрыть].

Поляк, подойдя ближе, буквально рухнул рядом с Джеком. Лицо у него было какое-то зеленоватое, он часто сглатывал.

– Есть будешь? – спросил англичанин. Густав внезапно затряс головой и отвернулся.

– Рядовой Вилье! – кивнул Иоганн Жозефу.

– Товарищ сержант… – Тот достал из поясного рюкзака какой-то продолговатый, вроде бы тяжелый сверток. Развернул его.

Съеденная каша подскочила к горлу мерзким комом. В пыли перед Иоганном стояла человеческая голова. Самым жутким было то, что легко узнаваемы остались черты мальчишеского лица, искаженные боевой гримасой, – нечто кощунственное чудилось в том, что они такими остались после смерти и останутся навсегда… Радко Босанич не успел понять, что его убили.

– Ра… дко… – услышал Джек выдох Андрея. И отвернулся, унимая тошноту, ставшую непереносимой. – Иоганн, это же Радко! Сволочи! Убью! – И рев Иоганна:

– Стой! Стоять, ланс! Смирно!

– Да, товарищ сержант. Слушаюсь, товарищ сержант, – одышливо ответил Андрей. – Это же Радко…

– Радко похоронен, – жестко ответил Иоганн. – Это кость, тухлое мясо и волосы. Жозеф, запаяй в пластик. Унесем.

– Я понесу, – вызвался Андрей.

Сглатывая вязкую, металлическую слюну, Джек повернулся. Это уже было убрано, и Жозеф раскаленным ножом паял пластик.

– Где жрец и что с храмом? – спросил Иоганн.

Жозеф сквозь зубы ответил:

– Жрецу я отрубил голову. Храм поджег.

Иоганн сплюнул в холодную дорожную пыль:

– Хорошо.

8

Дальше шли довольно медленно и не делясь на группы, а цепочкой, почти по самому гребню холма. Позади над Файраном поднимался столб почти прозрачного дыма: горело сухое дерево. Сослуживцы вели себя странно. Дик вдруг начал жевать живицу. Андрей несколько раз спотыкался, оставляя вывороченные целые комья дерна. Иоганн доел-таки упаковку галет и бросил скомканную фольгу на траву.

– Ничего не понимаю, – обратился Джек к Ласло.

Венгр, что-то негромко насвистывавший, улыбнулся и охотно заговорил.

– Главарь банды сказал Иоганну, что неподалеку – не меньше сотни махди. С хорошим охранением. Сейчас из Файрана кто-нибудь уже наверняка чешет в эту банду с известием, что мы были в деревне, что там натворили и что нас мало. Бандосы пойдут по нашим следам. И под утро нападут.

– Нападут?! – поразился Джек. – Но мы же…

– Мы – это приманка, – сверкнул зубами Ласло. – Лейтенант с остальными в свою очередь возьмет в кольцо тех, кто захочет напасть на нас. Мы потому так и прем – в приманку играем. Уже делали так… Смотри, видишь?

Ласло указал на гребень холма справа и впереди примерно в полутора километрах. Там на фоне неба вырисовывалась фигура антилопы, похожая на вырезанную из темной бумаги. Животное смотрело куда-то за гребень, а потом вдруг покатилось со всех ног на эту сторону холма.

– Спугнули, – удовлетворенно сказал Ласло.

– Волки?

– Да нет тут волков… – Ласло поправил «печенег». – А от гишаков[39]39
  Жизнеспособная и очень опасная мутация гиены, в тот период чрезвычайно размножившаяся на берегах моря Чад.


[Закрыть] антилопа лупит сразу, не разглядывая. Люди. За нами наблюдают… Видишь?!

И Джек увидел. Ясный, хотя и блеклый короткий блик – отражение от линз…

– Заметили! – Иоганн засмеялся. – Заметили!

– Значит, дадим, – резюмировал Эрих. – Андрей, ты, может, споешь чего? Идти веселей будет. А мы подпоем… Что-нибудь под шаг, а?

Андрей не стал ломаться. Сделав еще несколько шагов с низко опущенной головой, он резко вскинул ее и запел марш…

 
Родина —
или смерть!
Это бесстрашных клятва!
Вновь в небе Солнцу над Русью гореть —
Родина —
или смерть!
 

Уже на втором куплете Джек подхватил пульсирующий рефрен. Раньше он никогда не пел на людях: не было ни голоса, ни слуха. Но вот поди ж ты…

…Вскинутая к виску рука Иоганна. Потом резкий мах вниз – в стороны, и через миг на склоне не было никого стоящего на ногах. Отделение залегло, рассыпалось за кусты.

Эрих перебежал за большое сухое дерево. Джек увидел предназначенный ему сигнал и броском достиг другого дерева, чуть в стороне – это робко пыталось зазеленеть.

Он увидел речушку. Вода текла чуть ниже через рощицу, метрах в ста, не больше, на берегах к воде склонялась зелень.

Джек повернулся к Эриху. Тот вопросительно поднял подбородок. Англичанин улыбнулся и покачал головой. Эрих встал на колено и махнул рукой.

Отделение поднялось. Иоганн посмеивался. Потом сказал:

– Поищите брод…

…Значок – вертикальную палочку с четырьмя поперечинками – нашел Густав и был страшно горд этим. Воды тут и в самом деле оказалось не больше чем по колено, и Елена весело объявила, что от брода до удобного для привала места – не больше десяти минут ходьбы, что было очень кстати… если не вспоминать, чем должен был завершиться этот привал.

Чем он неизбежно должен был завершиться.

Впрочем, об этом Джек не очень-то думал, потому что, если честно, устал и хотел отдохнуть.

* * *

Джек уже минут пять как проснулся. Он очень удобно лежал, опираясь затылком на рюкзак, не открывая глаз, и слушал, как возле небольшого костерка тихо разговаривают Дик и Елена – говорят о серьезных вещах.

– Я поражаюсь, – слышался негромкий голос русской, – до какой степени бесполезными знаниями были набиты черепушки у наших отцов и насколько бессмысленно было то, чем они жили… Священное Умение Пользоваться Компьютером, Великое Искусство Рэповать, Вечные Истины Гуманизма, Нетленные Общечеловеческие Ценности… – Девушка вроде бы засмеялась. – О Солнце, насколько они беспомощны оказались со всеми этими знаниями-умениями… Скажи, а ты себе все так представлял?

– Никак я себе ничего не представлял. – Хрустнула сухая ветка: Дик, должно быть, устраивался удобней. – Я селянин, не забывай. И у нас почти не было войны. Но киви сдохли все, кроме пары десятков в зоопарках… Знаешь, у нас наискось от школы висел старый плакат: «ВОЙНА УМЕРЛА НАВСЕГДА!» Я спрашивал директора, почему этот бред не снимут. Он ответил, что не хочет забыть о своей глупости. Оказывается, он сам вешал этот плакат – еще до войны, когда сам был младше нас…

– А в результате мы бегаем по холмам вокруг моря, на месте которого тридцать лет назад была пустыня… С ножами в руках.

– Точно… Знаешь, Хелен, я простой фермерский парняга…

– М-да?

– Ага. А ты все-таки казачка, русская, вы все умные, все философы…

– М-да?

– Ага… Как ты думаешь, кто все-таки виноват в Той Войне? Ваши или наши? В смысле – англосаксы?

– Ну-у… ваши, кто же еще?

– М-да? – в голосе новозеландца прозвучала ирония. – А кто пульнул ядренбатонами по Штатам и по половине Европы с криком «Кушайтенеобляпайтесьпидарасы-ы!!!»?

– Ну знаешь… – Елена фыркнула.

– Знаю, русская. Знаю, что мы это заслужили. Тем, что нагло полезли грабить не нами завоеванное… И вы заслужили… заслужили, заслужили. ВСЕ заслужили. ВСЕ огребли. Вот ты подумай: какая такая Злая Сила пела всем в уши до войны о беззаботности, даровом счастье, спокойной жизни, бесконфликтности? Кто выколачивал, – он произнес это с особым чувством, – из нас умение драться? Какие такие Черные Маги старались ограничить мир наших отцов музончиком, перепихончиком и тащильчиком?

– Вот ты о чем думаешь… – тихо сказала Елена. – Ну что ж, так и есть.

– Еще бы! – зло ответил Дик. – Мне всегда история нравилась. Я в одиннадцать лет пайковые ботинки выменял на двенадцатитомник «Мировой истории» и полгода рассекал босиком по снегу… он у нас тоже есть, да-да… И я люблю думать. И знаешь, что мне кажется? Да нет, черт, в чем я уверен? Все войны мира начинали политики и торгаши. Вспомни, как они заставили белых убивать друг друга в Первой, потом – во Второй мировой? В сотнях мелких конфликтов за нефть, за лес, за газ, за уран, за алмазы, за воду, наконец. И каждый раз они громко трубили о «чести нации», «интересах страны», «защите демократии»… В конце концов все «победы» оборачивались примитивной свиной толкотней у отвоеванной кормушки. А для «героев», для «наших бравых мальчиков», устраивали троечку парадов, вешали на грудь по медальке из поддельного золота со стразиками… отпихивали в сторону – и благополучно про них забывали. И никого уже не интересовало, как они спиваются, мучаются во сне от кошмаров и наяву от кошмарных болей… Даже если цели войны и впрямь были святыми – после победы на самом деле победившей оказывалась торгашеская смердь, не талантливые генералы, не отважные солдаты и офицеры… Их просто отпихивали! Весь тот мир прогнил, Хелен, он сгнил еще задолго до начавшейся войны – весь, с его верами, ценностями, установками!.. Так вот, русская. Я согласен быть убитым. Я согласен быть забытым. Но лишь бы не шумный парад – и новая азартная драка у корыта с похлебкой из замешанной на нашей крови победы! Я не хочу возвращения того мира. И меня очень радует, что дети наших вождей – там же, где и я. Я ушел защищать мой мир от махди. От глобальных махди. От отрезанных голов, от съеденных людей, от пустоты. И я вернусь в мой мир, если же выяснится, что в тылу что-то опять начало шататься, я его принесу с собой отсюда, с фронта. И пусть только кто-то попробует выставить локоть. Убью на месте.

 
…Землю очистят от мертвых,
Ею снова начнут торговать,
Все низкое вызовут к жизни
И объявят высоким опять,
Забудут старые клятвы,
Могилы бойцов осквернят…
 

– тихо прочла Елена. – Нурдаль Григ так писал… был такой поэт, я случайно его стихи прочла, мы развалины в райцентре разбирали и…

– …Но вы – молодые, живые! – вдруг подхватил Дик. – Стойте на страже мира – того, о котором мечтали мы, – по соседству со смертью!

Мира – это не мирной, невоенной жизни, Хелен, нет, и будь прокляты те, кто так думает! Мира – это Мира, нашего дома, нашей новой жизни… Мы защитим мир, Родину, но не для тех. Нет, не для них, даже если они опять попробуют высунуться. Жаль, что в войне сгорели те твари, которые ее вызвали. И ваши, и наши. Вот бы их всех – на скамью подсудимых… сразу за все. А мы бы их судили. Мы – это ты, я, это наши пацаны из пополнения, это те, кто сейчас в тылу делает консервы для нас, вон те стаканчики штампует… Мы – это наши народы, наша раса! А тем мы никогда больше не дадим набрать силу. Никогда, хватит. Мы разгребем кучи оставленной грязи. Мы выживем и победим. У нас будут дети – и они будут лучше нас, как мы лучше тех. Навсегда, не на часы, вернется Солнышко. Нам будет на кого опереться и кому оставить возрожденный мир. А пока – на нас форма. И черт с ним, пусть мы «когорта проклятых». Но лично я – я четко знаю, чего хочу и за что сражаюсь.

Около костра стало тихо. Джек думал, не открывая глаз…

Когорта проклятых… Он мысленно улыбнулся. Пускай. Неважно, как ты будешь называться. Важно, что рядом есть настоящие друзья, есть настоящая цель впереди – да, теперь Джек осознал и видел ее сияние! И ощутил пьянящее чувство свободы на пути к этой цели.

Пусть – «когорта проклятых». Посмотрим.

Глава 2
Духи холмов

 
Синим огнем обжигает она —
Песня в Раскате Грозы!
Черного золота ночи не жаль!
Бесам себя не спасти!..
 

А. Земсков

1

«Заспав» первую усталость, Джек никак не мог уснуть снова. Похоже, и остальные чувствовали примерно то же самое, только Иоганн преспокойно и очень тихо спал, завернувшись в накидку.

Холодно, впрочем, не было, особенно для ребят, родившихся и выросших в краях, где плюс пять в июле считалось не таким уж ужасом; более того, кто постарше, причем не так уж намного, ворчали, что «вот в наше время было минус пятнадцать, и ничего, а сейчас…». Ночь оказалась достаточно теплой. Будь Джек дома, в Англии, он бы решил, что сейчас начнется гроза. Но ему объяснили еще вечером, что тут по ночам такое – обычное дело, с моря, на дне которого все еще бурлят глобальные горячие «котлы» гейзеров, тянет теплую влагу. Его поразило, что тут, где в принципе можно было уже давно распахать земли, развести стада, местные жители жили каннибализмом! Кое-как разбрасывали в едва отошедшую землю мутировавшее просо, его вечно не хватало – и приварком было мясо соседей. И чужих, пришельцев, конечно. Да это еще ладно – этот ужас был и в Англии; что было пищей для Трех Кланов[40]40
  «Забытые кланы». В период Безвременья, когда проблема голода встала особенно остро, часть выживших обитателей Шотландии, выбирая «легкий путь», обратилась к каннибализму и практиковала его довольно длительное время, совершая набеги на соседей (как шотландцев, так и англичан). Вскоре после начала распространения власти «Фирда» отряд хускерлов из двадцати человек при поддержке ста человек местного йоменского ополчения и сотни бойцов кланов Фэркухарсон, Шоу, Гордон и Грант полностью уничтожил ополчение людоедов из пятисот боевиков в сражении при Анкрам Муре. Вслед за этим были вырезаны и сами кланы, за исключением детей до 3–4 лет. Клановые имена забыты.


[Закрыть], в конце концов? Но тут-то – тут даже не пытались как-то из ужаса вылезти! Словно были всем довольны! Этого он не мог ни понять, ни принять.

Эрих достал из кармана пачку писем в разных степенях затрепанности и, поудобней улегшись на живот, начал их внимательно перечитывать. Лицо немца почти сразу стало грустным, а губы слегка улыбались.

– Браунид офф[41]41
  Скучает по дому (англ. армейский жаргон).


[Закрыть], – сказал Ласло, полулежавший рядом с Джеком.

– А ты? – спросил тот.

Венгр улыбнулся почти так же грустно, как немец, довольно долго молчал, а потом пояснил:

– Я… Знаешь, почему я пошел воевать? Я тебе говорил, что я из Эгера? – Джек кивнул. – Эгер в свое время был крепостью, в свое время отбил атаку стодвадцатитысячной армии…[42]42
  Турецкой.


[Закрыть] чьей-то, я не знаю, если честно… и устоял! А что такое сегодня мой город? Тоска и тишь… Мертво все. Даже кто власть – черт его знает, русские с вашими ходят, как вокруг тарелки с горячим гуляшом… Мои родители и не почесались, у них еще трое мальчишек… братья мои, младшие. И все здоровые, без отклонений! Попал сюда. – Ласло улыбнулся уже задумчиво. – Сам видишь: был обожжен, ранен, стал хорошим пулеметчиком… Сначала радовался, что убрался из Эгера. Сейчас думаю по-другому… Я туда обязательно вернусь, если останусь жив. Я хочу, чтобы мой Эгер был таким, как раньше – домом гордых людей… Но тосковать? – Ласло качнул головой. – Нет. Я не оставил дома ни любви, ни тепла… ни даже девчонки. Вообще ничего… да и никого.

– А у Эриха девчонка есть?

– Есть. Он тебе еще покажет фотку… Какую музыку любил слушать? – неожиданно спросил он.

Джек пожал плечами:

– Да какую… Фолк, бард. Как все.

– А, я тоже… А тут вон Андрея с его гитарой слушаю и больше ни на что не претендую. Только на гуляш.

– Про гуляш ты второй раз уже говоришь… А что это такое-то? – полюбопытствовал Джек.

Ласло с удовольствием пояснил:

– Рубят лук, мелко-мелко, и обжаривают его в свином жире до такого… золотистого цвета. Потом посыпают красным перцем, добавляют говядину, кубиками… майоран, соль, заливают водой и тушат, тушат, тушат, помешивают… Когда жидкое почти совсем выкипит, добавляют немного вина. Лучше всего токайского. Это хорошее вино такое, его у нас раньше делали, ну и сейчас вроде бы собираются, когда погода более-менее установится… Мясо потушится, можно класть картошку кубиками, красный перец – стручки чистят, чтобы семян не было, режут полосками – и помидоры. Заливают водой заново и варят минут двадцать. Кладут мучные клецки и подают на стол. – Венгр вздохнул и добавил: – Гуляш больше никто делать не умеет! Одни венгры… Только продукты все достать трудно, редко получалось готовить.

– А что такое клецки? – спросил Джек, сглотнув слюну, – по рассказу Ласло, штука была вкусная; Джек любил острое, а в его родной, отечественной, кухне острого было мало и раньше, а уж сейчас и вовсе…

– Такие мучные штучки… вроде шариков, вареные… – помогая себе руками, показал Ласло.

– Эй, – подал голос Эрик, убравший письма. – Что до еды, то…

– Не рассказывай о сосисках с кислой капустой, – попросила Елена.

– Да ну их, это баварцы выдумали разную фигню! А я из Вестфалии! Какой у нас айсба-а-ан…[43]43
  Свиные ребрышки.


[Закрыть] – Он протянул последнее слово и даже зажмурился. – Так вот, берут…

– Лучшая вещь – это все равно лэмб[44]44
  Мясо молодого барашка.


[Закрыть], – не выдержал Джек. – Лэмб с картошечкой фри…

– Если хотите жрать, так и скажите, – вновь вмешалась Елена.

Юноши посмотрели друг на друга и рассмеялись[45]45
  Может показаться, что набор продуктов в разговоре штурмовиков слишком разнообразен для этого времени. На самом деле еще недавно было намного хуже. К счастью, еще в доимперский период большинство самоорганизовавшихся коммун сумело хорошо воспользоваться довоенными разработками в гидропонике и искусственном освещении. Многие ученые даже приходят к выводу, что без этих достижений человечество, скорее всего, не смогло бы выжить, несмотря на мужество его новых лидеров и всеобщие самоотверженные усилия сплотившегося вокруг них населения. Огромную роль сыграло то, что в первый же год Безвременья отряд русских добровольцев совершил рейд на Шпицберген. Там еще до войны под эгидой ООН было построено подземное Всемирное семенохранилище на случай всемирной катастрофы. Персонал семенохранилища большей частью присоединился к русскому отряду, и они совместно обеспечивали сохранность фондов, одновременно самоотверженно проводя научную работу. И фонды, и результаты работы в 10 году Безвременья были переданы Большому Кругу РА в Великий Новгород, а оттуда безвозмездно распространялись по всем коммунам, согласным с политикой РА и «Фирда».


[Закрыть].

– Вупперталь и сейчас город немаленький, – сказал Эрих мечтательно. – Семь тысяч человек! А было, говорят, семьсот тысяч… Знаете, какие у нас парки?! И вот хотите верьте, хотите нет, а они уже зеленеют! – гордо выпалил немец – совсем не похоже на себя. – Мы как-то старую библиотеку разбирали, такое там прочитали… Перед той войной было у нас до темной тьмы каких-то чужаков, вроде этих вот махди. Отбивали у честных немцев работу, девчонок… Отец даже рассказывал… Правда, потом, когда все началось, наши сразу отбили у них охоту жить; чего ждали, не пойму? Но все равно было уже поздно… – Он печально покачал головой.

– Как вы под русскими-то оказались? – с легкой подковыркой спросил Джек. И выругал себя мысленно.

Но немец не обиделся.

– Ну вот так получилось. Я, если честно, не знаю… Не нашлось у нас никого, кто всех бы вокруг себя собрал… А русские – что русские, чем они плохи? – И не удержался: – Уж точно лучше англосаксов.

– Зато двадцать лет всем вокруг жить не давать – на это у вас вожди нашлись[46]46
  Это на самом деле так. Значительная часть выживших германцев (и скандинавов) – особенно на побережье – в период Безвременья промышляла настоящими пиратскими набегами, добираясь даже до южноафриканского побережья. Это, кстати, требовало немалого умения и мужества – в тогдашних условиях бушующих морей и океанов.


[Закрыть], – буркнул Ласло.

Эрих даже с какой-то гордостью шевельнул углом рта и сообщил:

– У Эльзы отец был пиратом, кстати… Совсем мальчишкой еще… – Потянулся и заявил: – Поеду в отпуск – сразу женюсь на Эльзе… Джек, Густав, вы не видели мою девчонку? – Он полез в карман и достал аккуратно заделанное в полиэтилен фото. Цветное. – Вот она, Эльза, – в голосе Эриха прозвучала настоящая нежность, лицо стало откровенно сентиментальным.

Джек пододвинулся ближе. С цветного снимка на мир ясным и спокойным взглядом смотрела хорошенькая голубоглазая блондинка, рослая, крепкая, с чуточку вздернутым носиком и доброй, немного растерянной улыбкой.

– Она сниматься боится, – сообщил Эрих, тоже любуясь снимком, как будто впервые.

– Краси-ивая, – сказал Густав.

Джек тоже кивнул. У него с девчонками всегда были сложные отношения. Постоянная была одна – познакомились в летнем рабочем лагере, когда им только-только по двенадцать исполнилось, целых три года они встречались, а потом появился выпускник их школы, а ныне – Его Императорского Величества джолли[47]47
  Морской пехотинец (англ. армейский жаргон).


[Закрыть] с наградами за несколько «дел» за морями-океанами и… Прошел уже почти год, а Джек никем так и не заинтересовался.

– Вот такая она, моя Эльза, – гордо сказал Эрих, убирая фото. – Мы учились вместе, и я как-то не замечал, какая она – долго не замечал… – Немец быстро, но без стеснения поцеловал фото и убрал его. Потом слегка вызывающе посмотрел по сторонам.

– Он каждый раз боится, что будут смеяться, – шепнул Ласло Джеку. – Если тебе понравилась его Эльза, считай, что ты его друг.

Андрей, все это время ворошивший палочкой угли с краю костерка, вскинул голову.

– Эрих, а ты когда-нибудь был в музеях?

– Мм? Был, конечно. Мы даже в школе начали делать музей… только это теперь уже без меня…

– Лежат под стеклом снимки. Иногда – вот такие же девчонки. «Фотография такой-то, жены такого-то, убитого там-то…»

Эрих засмеялся и что-то сказал по-немецки. Потом добавил:

– Я не думаю об этом. Зачем? Если я буду жив, то фотка, может быть, окажется в музее с надписью: «Фотография фрау Эльзы Зильбер, жены мэра нашего города герра Эриха Зильбера, героя боев там-то и там-то».

Вокруг костра засмеялись – весело, открыто, искренне и так громко, что Иоганн проснулся и посмотрел на часы, после чего без единого слова опять уснул.

– Все может быть, – согласился Андрей. – Все может быть, все может статься – в трусах резинка оборваться… Кто знает, какими мы станем в будущем.

– Я знаю, – суховато сказал Дик. – Ты знаешь. Все знают, только боятся себе в этом признаться по старой и не нашей памяти… Ты вот что, Эндрю… спой-ка нам.

– И погромче, – добавил Ласло. – Пусть ублюдки слышат, что мы здесь. И их не ждем.

Андрей как ни в чем не бывало кивнул:

– Жаль, что гитара в лагере осталась!.. Ладно. Слушайте… – Он задумался, покусал костяшку пальца. Все притихли, подались ближе, а Андрей наконец рванул – резко, весело:

 
Неизбежен топоров
стук,
Если валят мужики
лес,
Неизбежно упадешь
вдруг,
Если телом на мечи
лез,
Но пока еще стоит
ствол,
Но пока не тяжек груз
плеч,
Ты идешь, как и раньше
шел,
Чтобы землю свою сберечь!
 

И тряхнул головой, улыбнулся – в свете костра блеснули зубы…

…Некоторое время все молчали, потом разом задвигались; Иоганн вдруг сказал:

– Здорово ты поешь, Эндрю. Спал – и то проснулся.

– Ну и нечего, – буркнул Андрей с легким смущением и принялся вновь ворошить угольки.

Джек оглянулся в темноту. И передернул плечами. Может быть, красные уже скрываются там, за кустами, у корней деревьев, в ночи? И готовятся стрелять… Где остальной взвод? А если не успеют? Что тогда?.. Чтобы отвлечься от этих мыслей, он весело спросил:

– Товарищ сержант, а расскажите, как воевали со столбами?

– О-о-о… – Андрей откинулся на спину и, закрыв лицо шлемом, притворился убитым наповал. Иоганн посмотрел исподлобья на своих бойцов, делавших вид, что их тут нет.

– Уже растрепали, – обвиняюще произнес швейцарец. – Ну вы ублюдки, друзья мои.

– Да что ты ломаешься, как крекер? – глядя в сторону, сказала Елена. – Рассказывай.

– Ага. Народ хочет знать своих героев, – добавил из-под шлема Андрей.

– Он и растрепал, – с патетическим негодованием сказал Дик. – Это же упырь натуральный, у него ничего святого… я сам видел, как он на стене в Файране рисовал каббалистические знаки…

– Звезды, дурак! – фыркнул Андрей.

– Ладно вам! – Иоганн наконец засмеялся. – Слушай, Джек… Это год назад было, я как раз отхватил ланса. Бои были тяжелейшие, как раз начались… Нас отвели в тыл, там мне вручили приказ о присвоении. Я в штабе обмыл, а пили почти чистый спирт, только запивали водой… Короче, пошел я на своих в лагерь. Иду. Темно, конечно. Пьяный. В дым. И начинают мне попадаться на дороге какие-то парни. Стукнулся я лбом с одним – искры из глаз! Извинился, а он – ни слова. Четыре шага сделал – второй. Еще четыре – третий, да что ж такое! И хоть бы одна сволочь в ответ «извини» буркнула! Я, конечно, не машина, но меня тоже завести можно. А заглушить гораздо труднее. Треснулся я лбом в четвертого, но извиняться уже не стал – шагнул назад и влепил ему сплеча… Он и лег плашмя. Не пикнул. Пошел я дальше, вошел во вкус… Человек с дюжину покидал, все кулаки разбил, крепкий на ноги народ оказался, а мне тогда всего восемнадцать было…

– Сейчас на целый год больше, – вполголоса сказала Елена. – Старость подступает…

– Да ла-адно-о… – Иоганн покосился на нее. – Пришел я в блиндаж, рухнул на нижнюю койку. Ну, все, отрубился! Уже днем будит меня Мажняк – он тогда взводом командовал. И сразу наехал, как танк на ячейку: «Ты что, за ночь успел от нашивок устать?!» – «Да вы чего, товарищ лейтенант, – говорю, – ни в коем случае!» – «Тогда какого черта ты в дурь прешь?!» Я думал, он про выпивку. Начинаю виниться, даже в краже спирта повиниться успел… а его аж затрясло: «Да плевать мне на то, где, с кем и сколько ты выпил! Ты зачем двенадцать столбов полевого ограждения во второй линии повалил?! Делать нечего?! Саперы их только вкопали!» Я пошел… посмотрел… И правда – никаких парней, крепких на ногах. Лежит дюжина столбов. Каждый… – Иоганн соединил в кольцо большие и указательные пальцы. – Все вывернуты. А закопаны были на полметра, не меньше.

Смешно это не было. Джек покачал головой, посмотрел на кулаки швейцарца.

– Вы… ты… ты боксом не занимался?

– Немного, – кивнул швейцарец. – Меня отец драться учил. Он у меня офицер Айсонской школы[48]48
  Айсонская гренадерская школа – центр подготовки профессиональных военных армии Швейцарии. В период Третьей мировой Швейцария пострадала минимально, можно даже сказать – вообще не пострадала. В связи с этим, что интересно, руководство Конфедерации стало разрабатывать планы установления доминирования в Европе! Но в первые же годы Безвременья Альпы «ожили», мгновенно превратившись в цепь вулканов. В катастрофе погибло почти все население Швейцарии, инфраструктура, промышленность и все города; Айсонская школа осталась одним из не затронутых катастрофой мест и стала центром притяжения уцелевших людей. Позже Новая Швейцария вошла в состав Англосаксонской Империи на правах самоуправляющегося конфедеративного союза общин; на момент событий книги число швейцарцев составляет около 12 тысяч человек, а Айсонская школа готовит профессиональных военных для всей Империи.


[Закрыть]. И драться страшно не любит.

– Почему? – удивился Густав.

Швейцарец улыбнулся:

– Да потому что ему нельзя. Ну… как медведю драться с безоружным человеком нельзя. Я по сравнению с ним сопля, в маму, а вот близняшки наши младшие, похоже, в папу будут…

– Послушайте, как тихо, – вдруг сказала Елена.

Все прислушались. В самом деле – вокруг царила полная, гнетущая тишина. И правда, как перед грозой.

– Они здесь, – еле слышно произнес Иоганн. – Сидеть всем. Не рыпаться. Мы все равно уже на прицеле.

И честное слово, Джек ощутил пристальные взгляды из темноты. Они буравили сидящих у костра.

И это были не людские взгляды, когда на тебя смотрят, как на врага. И не звериные, когда на тебя смотрят, как на добычу. Это было нечто ужасное и противоестественное – взгляды чудовищ из ночного кошмара, для которых ты не просто враг и не просто добыча…

Враг был уверен, что поймал белых пришельцев в ловушку.

Ошибался ли невидимый враг? Или… ошибались лейтенант Фишер и Иоганн?

С шипением взмыла в низкое клубящееся небо и, свистя, распалась в небе на три огня белая ракета.

– В стороны! – резко выкрикнул Иоганн, откатываясь в темноту.

Теперь Джек понял, почему было выбрано такое место ночлега на плоской вершине холма, окруженной естественной стеной из каменных выходов. Он сообразил это, когда, стукнувшись шлемом в камень, перебросил под руку автомат. Как и все дети своего времени, англичанин неплохо видел и в сумерках, и даже в темноте. А кроме того, он еще и слышал – слышал внизу, у подножия холма, крики, тут и там беспорядочно сверкали огненные строчки трасс, уходя в темноту. Подальше в нескольких местах хлопали 82-миллиметровые минометы.

Ловушка захлопнулась.

Джек видел врагов как ясные, хотя и слегка размытые силуэты. Пришедшие на помощь отделению штурмовики-конфедераты не показывались в рост, чтобы не попасть под свой же огонь. Спутать что-то можно было не опасаться. Целей было много, и эти обилие и мельтешение выводили из равновесия. Джек задергал стволом – бестолково, не стреляя.

Жик! Жик! Жик! Что-то с трещащим, коротким шипением врезалось в землю справа от Джека. Трассы казались нестерпимо раскаленными. Стреляют? Убить хотят? Кого? Глупость какая – конечно, убить и, конечно, его, чего они еще могут хотеть…

Слева выхлестнул язык пламени из «двушки». Следом послышался крик Елены:

– Достал, Дик! Молодчина!

Мечущихся пятен становилось все меньше, они оказывались на земле и сливались с нею в неподвижности. Джек наконец-то очнулся. Прицелившись как следует, даже с излишней тщательностью, юноша дал короткую очередь и с удивлением понял, что… попал.

– Попал?! – крикнул Ласло, лежавший с другой стороны валуна.

– К-к-кажется… – неуверенно ответил Джек.

Ласло сверкнул улыбкой и приложился к своему пулемету.

– Не стреляйте! Не стреляйте! – из темноты отчаянно кричали на лингва-франка. – Мы сдаемся! Сдаемся! Сда…

Огонь не прекращался – крик из прошлого никого из белых не интересовал. Они истребляли врагов абсолютно хладнокровно и методично. Джек стрелял еще трижды, два раза попал. Его не покидало недоумение. Бой? Вот это? Он все еще высматривал новую цель, когда Иоганн резко свистнул и крикнул:

– Трищ лнант!

– Херст, сержант! – ответили из темноты.

– Все?

– Похоже… Санацию!

– Всем пиай! – крикнул Иоганн. – По два выстрела «лягушками»[49]49
  «Выстрел» М054 к подствольному гранатомету М203PI. При падении срабатывает вышибной заряд, «подкидывающий» гранату на метр-полтора от земли, где она разрывается. Радиус сплошного поражения осколками – 3 м.


[Закрыть], сектор тридцать перед собой, огонь по готовности!

Джек не сразу сообразил, что эта команда относится и к нему – несколько секунд смотрел на свой подствольник, хотя первые «лягушки» уже с короткими хлопками разрывались над землей среди тел бандитов. Появился дурацкий страх – по выпуклой маркировке найдя в боковой кассете «лягушку», Джек подумал, заряжая подствольник, что сейчас неправильно возьмет расстояние и граната бахнет среди своих…