Электронная библиотека » Олег Верещагин » » онлайн чтение - страница 2

Текст книги "Возрождение"


  • Текст добавлен: 19 сентября 2015, 12:00


Автор книги: Олег Верещагин


Жанр: Боевая фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Он остановился у серии карандашных набросков, фамилию автора которых даже не пытался разобрать. «Дружинники Русакова после боев за Дальнегорск». «Профессор Лютовой на крыльце своего дома». «Рукопашная с хунхузами на берегу оз. Ханка». «Освобожденные дети-рабы»…

Нет. Не сможет этого передать фотоаппарат.

Он обернулся – по комнате кто-то шел. Мальчишка-кадет, в форме, с «АКМ» на боку. Кадеты тут дежурили – именно кадеты, не лицеисты. Видимо, пришел проверить, но теперь, увидев Романова, вытянулся по стойке «смирно».

– Вольно, вольно. – Романов еще раз бросил взгляд на карандашные наброски, подошел ближе к мальчишке. – Я тебя потревожил, вижу… Сейчас уйду – и дежурь спокойно.

– А вы меня не помните? – Мальчишка неожиданно улыбнулся. Романов всмотрелся в него и… вспомнил!

– Ты щенков тогда принес, – сказал он уверенно. – В самом начале. Чтобы их не съели.

Улыбка мальчишки стала еще шире:

– Ага, точно… А я думал, вы не вспомните.

Романову стало почему-то очень-очень хорошо на душе от того, что мальчишка – жив. А тот продолжал уже совсем непринужденно:

– Они у Евдокии Андреевны в питомнике жили, а сейчас на службе. Они же настоящие овчарки. Породистые!

Он и сам походил на породистого щенка – рослый, худощавый, в отлично сидящей форме и самую чуточку неуклюжий. С удовольствием его разглядывая, Романов спросил:

– Так ты кадет теперь… А потом куда хочешь? В гвардию?

– Не, в гвардию меня не возьмут, – грустно сказал мальчишка и поправил на боку автомат. – Я требования уже смотрел… Мне еще почти два года учиться, а потом, наверное, будут уже отдельные танковые войска… – Это был, по сути, лукавый вопрос: мол, я ничего не спрашиваю, но вы же должны знать… – Я в танкисты хочу.

«Танкистов, наверное, не будет», – размышлял Романов, слушая кадета. В проекте, который лежал у него для ознакомления перед вынесением на Большой Круг, предполагалось в процессе продолжения военной реформы и дальнейшего формирования новой армии воссоздать несколько видов кавалерии, чтобы придать романтичности и заманчивости армейской службе. Верней, кавалерии только по названию. Разрабатывавший проект генерал Белосельский предложил деление на кирасир, драгун, гусар и улан. Кирасирами должны как раз были называться служащие в танковых войсках… Драгунами – в мобильных частях, оснащенных машинами огневой поддержки и предназначенных для непосредственного взаимодействия с пехотой. Гусарами – бойцы в мобильных частях разведки, и уланами – в мобильных частях, предназначенных для глубинных рейдов. Так что парень будет, наверное, кирасиром… Правда, реформа эта – дело достаточно отдаленного будущего.

Он подумал так – и радостно поразился этой мысли.

Отдаленного будущего. Если можно так думать, то, значит…

И, словно отвечая его мыслям, откуда-то – похоже, с лестничной площадки – донесся шум, который заглушила песня, исполняемая сильным чистым голосом:

– Эта грозная дева зовется Русь, у нее в поэзии кровь…

– Антон из «Смешариков». – Кадет повернулся на голос, потом – снова к Романову: – Это вы с ним встретиться хотели?

– И с ним тоже, – кивнул Романов, ощущая, как начинает нарастать напряжение, пусть и радостное, но почти мучительное. – Ну, я пошел. Счастливого дежурства, кадет!

Мальчишка подтянулся. Отсалютовал – четко, ловко. И – улыбнулся…

Нет, «Смешарики» не распались, хотя и мальчишки, и девчонки учились в разных школах. Но нередко собирались, чтобы «вспомнить старое», и не только на словах – дать представление или концерт. Если намечался концерт, то к ним присоединялся Тоха. Антон Веденеев. Его взял к себе Сажин, и, хотя у бывшего морпеха и бывшего романовского дружинника, а ныне штабс-капитана преображенцев уже был приемный Мирослав и недавно родилась своя собственная, родная дочка, – Антона он поселил у себя охотно, обрезав вежливо-смущенное бормотание мальчика на тему «но как же… вам же будет трудно…» коротким повелительным и чуть насмешливым «не глупи».

Трудно ему скорей было с Мирославом. Подросший найденыш требовал к себе повышенного внимания, потому что не знал никаких краев и берегов, легко переступая нормы поведения. Кроме того, он то и дело терялся на ровном месте. Кто-то даже говаривал, что видел Мирослава на льду замерзшего залива… со стаей волков, которым он что-то авторитетно объяснял, а те почтительно слушали. Романов не знал, относиться к подобным известиям серьезно – или как к части нового, постепенно складывающего фольклора. Снежная Королева, например, персонаж полузабытой сказки, прописалась прочно в детской его части. А некий Черный Байкер, которого видели множество людей и уверяли в этом остальных, – так даже и во взрослых рассказах, причем жутких. Доходили слухи и о том, что современные витязи тоже становились героями «былин» – рассказывали, например, один из них, чтобы накормить голодающих детей, прошел, как по ровному месту, по минному полю до продуктового склада, и ни одна мина не взорвалась…

…Вообще же, всяческие развлечения устраивались на удивление часто, причем самими же людьми, без «инициативы сверху». Романов еще тяжко раздумывал над списком официальных праздников, а люди уже, не спросясь никого, установили и Новый год, и шумный страшноватый Корочун, и непонятно почему возникший 14 февраля Праздник Дома с торжественным зажжением огня. Совершенно неожиданно всплыл Праздник Труда – 1 Мая, а День Знаний, приходящийся на 1 сентября, чуть ли не в ультимативной форме потребовали восстановить не родители и не учителя, а делегации самих ребят, учеников…

Романов ничуть не был против. Он отлично понимал стремление людей и отдохнуть, и расслабиться, и просто повеселиться наперекор ледяной ветреной ночи… Все витязи сходились на том, что было бы намного хуже, если бы люди – как в первые месяцы организации РА – не выступали с инициативами, а массово ждали, когда и что им прикажут делать. И даже когда начнут их «веселить»…

Он тряхнул головой, и стоявшая рядом Есения удивленно и вопросительно посмотрела на него. Романов шепнул:

– Все нормально… Ты готова?

– Готова, – коротко ответила женщина. И добавила: – Хотя я почему-то ужасно боюсь.

«Я тоже», – подумал Романов, но не сказал этого вслух. Вместо этого он перевел взгляд на лестницу.

Здесь находились почти все витязи Дальнего Востока – тридцать человек, примерно треть из которых с Романовым практически с самого начала. Вообще они съехались во Владивосток на отправление «России», а получилось – очень удачно. По случаю торжества никто из них не пренебрег парадной формой. Поверх белых курток, перетянутых золотистыми ремнями, на которых висели полевые ножи, были накинуты черные плащи, тяжело свисавшие почти до каблуков сверкающих черных сапог (в них заправлены белые с золотым лампасом брюки) с золотыми шпорами. На плечах плащи крепились массивными оплечьями-эполетами с бахромой и гербами. Выстроившись по обе стороны на ступеньках, витязи замерли, вскинув руки в салюте. Наверху в чаше почти неподвижно горело золотисто-алое пламя, за которым чуть колыхался личный штандарт Романова. Он же – государственное знамя.

Рука об руку с Есенией Романов застыл на нижней ступеньке. Он ощущал, как взволнована и, пожалуй, напугана женщина рядом. И сам чувствовал странное напряжение…

Колыхнулся штандарт. Метнулось пламя в чаше. Рука Есении вздрогнула, да и Романов с трудом удержался от того, чтобы вздрогнуть, потому что лестница грянула:

– Русь! Русь!! Русь!!! Слава! – А между штандартом и пламенем появился Антон Веденеев. Седой мальчишка, одетый в белое. Бледный, несмотря на подсвечивавшие его лицо отблески колышущегося пламени. Он смотрел на Романова, глаза Антона казались слишком большими. Мальчик протянул обе руки над огнем – и раздался его голос, сильный, но в то же время все еще очень юный. И Романов вскинул голову выше, вслушиваясь в то, что Веденеев поет…

 
Рощ березовых нежные краски,
Синь озер, журавлиный полет —
Как прекрасно, что это не сказка!
После сумрака будет восход!
Из венца Побеждающей Девы
Ты упала на землю для нас,
Ты чиста среди грязи и гнева,
О Россия – небесный алмаз!..[1]1
  Стихи М. Струковой. Именно этой песне позже предстоит стать официальным гимном Русской Империи. – Здесь и далее примеч. автора.


[Закрыть]

 

– Идем, – шепнул Романов Есении, и та, ответив почти беспомощным взглядом, оперлась на протянутую руку и пошла рядом. Они под аркой протянутых рук медленно поднимались по ступенькам, словно бы впечатывая в них шаги, а слева и справа гремело с каждым шагом:

– Русь! Слава!

– Русь! Слава!

– Русь! Слава!

И на последней ступеньке грянуло:

– Николай! Есения!

Женщина, стискивая руку Романова, вздрогнула. Романов, глядя в глаза замолчавшего, но по-прежнему стоящего за колышущимся огнем мальчишки, буквально заставил Есению вытянуть руку к пламени – вместе со своей рукой – и заговорил:

– Я Николай сын Федоров из рода Романовых, витязь и дворянин, беру в жены эту женщину и клянусь быть ей опорой и защитой и отцом ее дочерей, пока не разлучит нас смерть. Слово мое твердо. Пусть слышат его Огонь, мои товарищи и Стяг Русский.

Он чуть пожал пальцы Есении. Но она, похоже, не нуждалась в напоминании – и Романов поразился, какой у нее звучный и… значимый, что ли?.. голос:

– Я, Есения дочь Михайлова, Власова, беру в мужья этого мужчину и клянусь быть ему поддержкой и радостью и матерью его сыновей, пока не разлучит нас смерть. Слово мое твердо. Пусть слышат его Огонь, и все люди, и Стяг Русский.

Подняв по-прежнему сцепленые руки над головами, они повернулись лицом к лестнице. Антон за их спинами громко сказал:

– Огонь слышал! Стяг Русский слышал!

– Слава! Слава!! Слава!!! – грянула лестница…

* * *

Последнее, на ближайшие пару лет точно, совещание Большого Круга в его нынешнем составе проводили в… столовой. Просто потому, что по вине Романова никто из собравшихся толком не успел поесть – известие о свадьбе, да еще и по новому официальному церемониалу, упало на витязей как гром среди ясного неба. Но, судя по всему, и свадьбу восприняли кто с удовольствием, кто, по крайней мере, как должное – и церемония всем очень понравилась.

Впрочем, специально Романов об этом никого не расспрашивал. Перед сегодняшним вечером следовало всерьез подвести итоги. Кроме того, его то и дело посещали приступы самого обычного страха – казалось, кто-то шепчет на ухо: «Не уезжай… не замахивайся… остерегись…», – и этот шепоток сильно мешал сосредоточиться.

А сосредоточиться было просто необходимо.

Население княжества на данный момент составляло чуть больше миллиона человек, из них примерно двести тысяч мужчин в возрасте 14–49 лет, большинство из которых входили в дружины самообороны населенных пунктов. В дружинах витязей состояло около полутора тысяч бойцов. В Селенжинском и Владивостокском лицеях училось девяносто человек, будущая смена витязей. Пять кадетских школ с общим числом кадетов в тысячу мальчишек 10–13 лет готовили пополнение для регулярной армии, первый выпуск вот-вот ожидался. Регулярная же армия состояла пока из двух полков по двести человек: Преображенского и Семеновского, костяк которого был сформирован не столь давно из бывших уссурийских суворовцев (название «Семеновский» выбрали лишь потому, что Романову не пришло в голову ничего лучше этого исторического наименования, которое удачно сочеталось с названием «Преображенский полк») – и трех казачьих конно-моторизованных сотен: Амурской, Забайкальской и Уссурийской (общей численностью на самом деле в 287 человек). Выборным атаманом трех официально восстановленных сотен стал Олег Провоторов; казаками же всего себя числили около двенадцати тысяч человек, и жили они несколько по-особому, возрождая и в городских сообществах, и в одиннадцати старых и вновь возникших станицах старые традиции не на словах, а на деле или придумывая традиции новые, которые выдавали за старые, что особо никого не удивляло и не беспокоило.

В распоряжении возглавившего наконец-то созданную полицию Самарцева имелось сорок патрульных полицейских и следственный отдел из двенадцати человек – большего и не требовалось. В населенных пунктах, как правило, выбирали не зависящего ни от кого, кроме местного Совета, участкового. Эта практика уже доказала свою полезность в реальной жизни.

Численность всех трех спецслужб – КГБ, РУ и Черной Сотни – составляла 230 человек. И эту цифру точно знал только сам Романов. Впрочем, и сама Черная Сотня для большинства людей была то ли легендой, то ли странным названием какого-то особого отдела романовской канцелярии, который занят непонятно чем…

Флот – и военный и гражданский – законсервировали и отдали под полный надзор Муромцеву, у которого имелся отряд специальной охраны из пятидесяти восьми бывших морских пехотинцев. То же сделали и с авиацией и средствами ПВО, хотя там оказалось проще – консервировали целиком ангары. Этим занимался полковник Сельцов.

Подводная экспедиция Северейна так и не вернулась. Впрочем, надежду еще рано было оставлять. И эта неприятность была как бы не единственной в череде успехов.

Сосредоточенная на окраинах контролируемых РА уцелевших более или менее крупных городов – Владивостока, Уссурийска, Находки, Дальнереченска, Дальнегорска, Бикина, Зеи, Тынды, Сковородина, Северобайкальска, Чегдомына – возрожденная и заново созданная промышленность работала с полной отдачей, правда, пока в основном на вторсырье. Давно уже озаботились возвращением на работу раскиданных демократией кадров инженеров и квалифицированных рабочих. Время, кстати, было почти упущено – многие спились, многие утеряли навыки, многие потерялись сами, почти все были уже, можно сказать, стариками, – но в ФЗУ и СХШ[2]2
  ФЗУ – фабрично-заводское училище, СХШ – сельскохозяйственная школа. Подробней о них рассказано в части первой.


[Закрыть]
официально установили полувоенные порядки – со строжайшей дисциплиной и до отказа забитым занятиями 10-часовым учебно-рабочим днем. Старики передавали молодым почти утраченные навыки работы руками и головой, а не пальцами и языком.

Но более половины населения жило все-таки в небольших поселках и селах «на земле» – связанные друг с другом железнодорожной Ванинской веткой, «ледовой дорогой» Владивосток – Ванино, по которой курсировали аэросани, да редкими, но железно регулярными рейсами тех же аэросаней между населенными пунктами. Во-первых, сколь-либо крупные города стали вызывать у большинства людей подсознательную опаску – как ловушки, в которых в любой момент могут начаться голод и болезни. А во-вторых, сельское хозяйство стало в нынешних условиях очень сложным и тяжелым делом, требовавшим той же электроэнергии больше, чем промышленность.

Типовым жилищем княжества, хотя это далеко не всегда соблюдалось, официально утвердили рубленый дом проекта «Сибиряк» (никакого кирпича, бетона и камня для строительства жилья!) с прилегающим участком земли площадью около полугектара, на котором располагались в числе прочего оранжерейный фруктовый сад и парник-ягодник. На участке имелись баня, гараж, погреб и хлев, рассчитанные на содержание коровы с теленком и лошади. Еще были птичник для трех десятков кур и десятка гусей, сарай для хранения инвентаря и корма для животных, парник, компостная яма, фильтрующий колодец для слива сточных вод, небольшой утепленный пруд пять на пять метров и глубиной полтора, садовая печь.

Дом оборудовался дровяно-электрическим отопительным котлом и печью для приготовления пищи, 60-литровым дровяно-электрическим нагревателем, накопительным баком для холодной воды на 200 литров, душевой кабиной, биотуалетом в специальной комнате, водяной скважиной с электрическим и резервным ручным насосами, газовой плитой с баллонами и электроплиткой. Электроэнергия поступала чаще всего или от общинных либо частных ветряков – или от работающих электростанций, если была такая возможность.

В каждом хозяйстве имелся мотоблок с насадками (плуг с дополнительной приставкой с рукоятками для использования с лошадью при посадке картошки в борозду, культиватор, окучник, косилка, насос и поливочный шланг, шнек-снегоочиститель, тележка на четыреста килограммов с дополнительным дышлом для использования с лошадью) и бензопила. Мотоблоки чаще всего простаивали в расчете «на будущее», в которое было трудно верить, но – верилось. Хотя и полный набор птицы и скота, по правде сказать, пока что редко где встречался – и, кроме того, в мирное время мало кто думал, что должно пройти немало месяцев, а то и лет, пока животные на самом деле станут рентабельными в содержании. Так, чтобы новорожденная телочка на самом деле сделалась «кормилицей», должно пройти года три. Поэтому пока что основное производство продуктов питания было налажено на «общественных началах», на базе немногочисленных уцелевших сельскохозяйственных предприятий и фермерских хозяйств.

Неснижаемый резервный запас топлива в каждом таком доме-хозяйстве составлял десять литров моторного масла, двадцать литров бензина, пять литров трансмиссионного масла. Каждый мужчина, достигший двенадцатилетнего возраста, неважно, состоял он в ДОСАФ или Трудовой Армии, обязательно имел нарезное оружие – хотя бы один длинноствол; наиболее распространенными среди населения были самые обычные «калашниковы» разных модификаций со складов мобрезерва. Хотя, конечно, встречались самые разные, даже очень экзотичные образцы – особого регламента не было.

Когда за прошедшее время выстраивалась структура новой жизни, дебатов и споров было много. Предлагались фантастические теории, некоторые даже претворяли в жизнь. Другие теории – вроде бы вполне обыденные – не работали категорически. Например, окончательно была похоронена теория о «фермерах, которые накормят Россию». В нынешних условиях фермер, работая с немаленькой семьей по 12 часов в сутки, мог накормить разве что себя. И при этом ни на что другое, кроме примитивной борьбы за существование, не оставалось времени. Посему каждый поселок представлял собой еще и общественное кооперативное предприятие, управлявшееся поссоветом во главе с выборным старостой, который в «стратегических вопросах» подчинялся самому ближнему «по месту прописки» витязю. А «тактические» решал сам. Романов хорошо помнил росписи этих поселений – они в самом деле напоминали списки и схемы воинских частей…

Подразделение:


I. Растениеводческое подразделение


II. Животноводческое подразделение

 1. Молочно-товарная ферма.

 2. Ферма откорма крупного рогатого скота.

 3. Птицеферма куриная (в т. ч. инкубатор).

 4. Кроликоферма.

 5. Кошара (овцы и козы).

 6. Пасека (как правило, законсервированная).

 7. Свиноферма.


III. Подразделение заготовки непрофильной продукции


IV. Подразделение хранения и переработки


V. Медицинский пункт

 1. Стоматолог.

 2. Хирург.

 3. Ветеринар.

 4. Медбрат – водитель санитарных аэросаней.

 5. Уборщица-санитарка.

 6. Лаборант.


VI. Подразделение эксплуатации агрегатов


VII. Школа (ФЗУ и/или СХШ)


VIII. Мастерская, а также мини-заводы, цеха (при наличии базы)




Везде имелись кооперативные магазины, предназначенные для реализации продовольственных и промышленных товаров по обмену или безналичному взаимозачету, и бесплатные столовые, в которых кормили два раза в день школьников, трижды – караульных, а также давали обед людям во время общественных работ. Общественные работы были неотъемлемой частью жизни поселений – выяснилось достаточно быстро, что выжить в одиночку не может ни один «крепкий хозяин».

В дружину самообороны входило все боеспособное мужское население каждого поселения (14–49 лет) – в обязательном порядке, мужское старше 49 лет и женское (женщины от 18 до 40 лет) – в добровольном порядке. Раз в неделю проводились учебные сборы, в остальное время обеспечивались трехсменные круглосуточные посты на въезде в поселение и на вышке на самой высокой точке поселения. Такая дружина могла легко отразить нападение даже солидной банды. Многие высказывали опасение, не появится ли вскоре склонность к сепаратизму – но, видимо, от критических минусовых температур сепаратизм вымерз навечно, зато ярко проявилась склонность людей для тепла сбиваться потесней… А гигантские запасы продуктов государственного аварийного запаса так почти и не были початы, кстати…

Если честно, Романова временами просто-напросто изумляло и поражало, с какой легкостью – при нехватке средств, людей, времени, наконец! – решались многие проблемы, которые в «прежнем мире» были чуть ли не официально объявлены неразрешимыми. Сколько вокруг них было пролито крови и слез, сломано виртуальных копий и проведено ток-шоу, вебинаров и круглых столов в прямом эфире, сколько над ними работало специалистов и ведомств – но проблемы упрямо не решались, а пухли, как на дрожжах, и кисло воняли на весь свет.

И вот. Нате. Было даже как-то обидно немного…

Подписал указ о телесных наказаниях – и, как по волшебству, полезла вверх и уперлась в потолок дисциплина в школах, а бытовая преступность в целом сошла на ноль. Романов добавил и сухой закон.

Народ-то было привычно погыгыкал в ответ, но вскоре на перекладинах сперва закачались трое изловленных самогонщиков-«промышленников» – точнее, взрослые из трех семей, а потом еще с полсотни дундуков, не внявших гласу власти, искренне считавших, что «веселие Руси есть питие», не успев протрезвиться, оказались на уборке навоза и общественной ассенизации – без оплаты, за кормежку с проживанием в бараке и все тем же статусом обезличек – «лишенных человеческих прав слуг государства». Отработав по полгода в полной трезвости, они воссоединились со своими семьями и стали активнейшими пропагандистами здорового образа жизни. Впрочем, особо его пропагандировать было не надо – действия власти выглядели наглядно и ничуть не походили на горбачевщину 80-х. Тем более что с сухим законом и запретом на оборот алкоголя странным образом сочеталось разрешение на производство домашних вин, наливок и пива.

Другой указ отменял пенсии (за исключением персональных, «за особые заслуги»), но обязывал детей «по достижении родителями возраста 60 лет» содержать этих самых родителей под угрозой конфискации имущества – и в настоящее время среднее число детей на семью составляло 5,6. Такой невероятный фокус получился потому, что не только начали рожать сами, но и расхватали множество сирот. Меркантильно? Угу. Было бы лучше не рожать вообще, а беспризорникам подыхать на улицах и дорогах? Да и меркантильности особой Романов не замечал – еще один указ строжайше запретил вмешиваться в дела семьи, «автономной ячейки общества», – и над родителями больше не висел кнут разных ненормальных комиссий и защитников прав ребенка, из-за чего отношения в семьях выправлялись быстро и почти безболезненно. А парочка случаев семейного садизма была расследована как обычные уголовные дела, и виновные повешены безо всякой ювенальщины.

Что интересно, Романов пригрел у себя под боком двух правозащитников средней известности. Романов составил о них себе мнение сразу – это были психически ненормальные люди, на самом деле помешанные на «правах человека» и чудом уцелевшие в круговерти событий последних лет. Они носились с бумагами, собирали подписи, подавали Романову петиции, горячо убеждали его в необходимости соблюдения этих самых «человеческих прав» и готовы были взять под свое крыло любого урода. Внимания на них особо никто не обращал, и Самарцев как-то напрямую поинтересовался: на кой черт это Романову? На что тот сперва барственно ответил, что у него по штату должны быть шуты – чем эти двое плохи? Но потом уже серьезно пояснил: «Народу у нас мало, земля тоже не очень большая, и все видят, что эти двое – просто идиоты, которые защищают или чушь, или подонков, а их идеи – чистый бред. И это важно, как прививка против смертельной болезни. Пусть у людей с детства слово «правозащитник» ассоциируется с этой вот парочкой унылых клоунов».

Самарцев только молча развел руками, признав полную правоту князя…

Кстати, введение смертной казни свело почти в тот же ноль и уголовщину, и наркоторговлю, и разное прочее «Непобедимое Зло Века».

Возвращаясь к опыту работы ФЗУ и СХШ… Выяснилось, что для поднятия уровня здоровья, знаний и интеллектуального развития надо не дискутировать и экспериментировать, раздувая школьное время за счет «новаторской» бессмыслицы, а просто-напросто:

1. Убрать лишние и весьма многочисленные бессодержательные предметы.

2. Увеличить количество часов русского языка, литературы, математики, физкультуры и истории и ввести логику.

3. Вычистить из школ «новаторские» и «прорывные» методики.

4. Вернуть все те же телесные наказания и форму; плюс перестать давить на учителей «успеваемостью» и разрешить им отчислять за регулярные прогулы и двойки.

5. Разделить обучение мальчиков и девочек.

6. Вернуть систему обычных экзаменов с заучиванием огромного количества материала и умением его излагать и обобщать вместо тестирования – в конце КАЖДОГО года.

7. Прервать общение детей с компьютерами любых видов.

И это все…

Жарко сделал всю эту реформу обыденно, почти без затрат, даже как-то уныло и первым не удивился, когда она мгновенно заработала. И на самом деле – чему удивляться? Что в прошлом кто-то мешал признать очевиднейший, веками проверенный факт: дети еще не являются полноценными личностями в силу множества неискоренимых причин, и биологических, и социальных? (Или что мужчина и женщина – разные биологические подвиды и не могут быть «равны», как «не равны» лев и гепард?)

Куда хуже обстояли дела с другими детьми – со многими из тех, кого привозили команды или кто приходил сам. Романов не мог нормально работать с управлением делами новопереселенцев – всякий раз, когда он присутствовал на «приемке», ему казалось, что его подвергают медленной жуткой пытке, ему оставалось лишь поражаться самоотверженности Салгановой. Как в ужасном фильме, проходили перед его глазами тысячи историй – ставших обыденными в своей жути на развалинах мира.

Дети, истощенные до дистрофии. Дети, страдающие кровавым поносом. Дети, едящие глину и дерьмо. Дети, неспособные управиться с ложкой и вилкой. Дети, готовые на все, чтобы их накормили. Дети, делавшие все, чтобы их кормили. Готовые на все, чтобы прожить еще день. Дети брошенные, преданные, а нередко и просто-напросто проданные самыми близкими на свете существами – родителями. Пятилетние проститутки-мальчики. Семилетние девочки, больные сифилисом. Дети, добравшиеся до княжества голыми. Дети, на глазах которых убили или замучили родителей. Дети с отрезанными ушами и вырванными языками. Дети с «изъятыми» почками, дети-доноры крови и костного мозга. Дети, чья душа превращена в загаженную руину. Дети, смысл жизни которых – страх и покорность. Дети – жертвы работорговцев, насильников, растлителей, даже людоедов. Дети, забывшие – в России! – русский язык. Дети, которые спокойно рассказывали о своем прошлом такое, от чего руки начинали дрожать. Дети, в глазах которых не было ничего детского. Дети, чья душа была испакощена настолько, что опускались руки и казалось милосерднее их просто убить. Маленькие рабы – рабы с плантаций, из публичных домов, рабы чьей-то прихоти и похоти. Их были тысячи, этих русских детей. Их было так много, что Романов не мог этого переносить.

Были другие. Их меньше (к сожалению, может быть?), но с ними почти столько же забот. Дети, переполненные ненавистью так, что рядом с ними жутко стоять. Дети, приносившие на поясах грубо выделанные скальпы тех, кто пытался их убить. Дети со связками сморщенных и свежих ушей на веревочках с дареными когда-то родителями крестиками. Дети, которые разучились писать и читать, зато умели без промаха стрелять на звук. Дети, приклады ухоженного оружия которых испещрены страшными значками недетских побед. Дети, язык которых груб, которые иногда вообще разучились говорить, а память которых жутким железным цветком росла из того дня, когда им стало за кого мстить. Дети, не мывшиеся месяцами, но умевшие броском самодельного ножа убить муху за десять шагов. Русские дети, прошедшие через ад, но не сломавшиеся, а выродившиеся в безжалостных маленьких хищников, живших одной бело-каленой ненавистью…

Это тоже было неправильно. Это тоже было страшно, и Романова никто не мог в этом разубедить. И он не знал, чему радовался больше: тому, что девятилетняя девочка наконец-то не задрожала в ужасе, когда ее коснулась мужская рука, или тому, что наконец-то звонко рассмеялся двенадцатилетний мститель, почти два года партизанивший в болотах и лесах на окраине уничтоженного Хабаровска…

Когда Романов впервые познакомился с этой стороной деятельности одной из собственных подчиненных структур – он на какое-то время лишился мыслей, только твердил про себя, как заклинание, две строки Киплинга:

 
О этот мир! Какой измерить мерой
Ограбленные души и умы?!
 

…Женщина-воспитатель, потеряв терпение, ударила пятилетнюю девочку – та никак не могла научиться есть ложкой, ела руками. Романов, оказавшийся рядом, не застрелил женщину только потому, что Женька повис на руке командира с пистолетом всем телом. И превратился в мертвый груз, не давший Романову тут же добраться до побелевшей и окаменевшей воспитательницы, а доберись он – убил бы, наверное, одним ударом.

Были и иностранные дети – поляки, немцы, еще кое-кто. Не ребята из группы Бека, который прочно обосновался на побережье, сделав корабль своей крепостью (банды, даже самые голодные и сплоченные, все чаще пробиравшиеся с юго-запада, те места обходили стороной…). А другие, попавшие сюда самыми разными путями, у каждого – своя история. Захватывающая и ужасная одновременно, а то и трагическая… У многих из них психика оказалась сбита настолько капитально, что оставалось лишь хвататься за голову… Шведский восьмилетний мальчик не мог себя идентифицировать как мальчика – он «сомневался в своей гендерной принадлежности». Десятилетняя немка называла себя сторонницей лесбийской любви, а ее соотечественник и ровесник был уверен, что все мужчины и мальчики «латентные геи», и всерьез приставал к мужикам. Эти случаи были настолько смешными и жуткими, что Романов фиксировал их в специальном видеодневнике.

К счастью, в этом возрасте омерзительная кривизна, внесенная в детские мозги мерзавцами и нелюдями, вымывалась довольно легко – внимание, забота, психокоррекция, и через месяц-другой можно было видеть, как «гей» и «лесбиянка» потихоньку засматриваются друг на друга, а маленький потомок викингов наконец осознал, что такое мальчишка, и снисходительно дерет нос перед девчонками, разбирая вместе с русскими сверстниками старенький «АКМ».

Иностранных детей было не так много, и поднимался вопрос об их русификации. Но Большой Круг почти единогласно решил: родные языки и национальная культура должны остаться не только у японцев и немцев (как ни крути, это оказались значимые по численности группы населения, особенно японцы), но и у какого-нибудь француза-одиночки. И для этого следует приложить все усилия, какие возможно…


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации