Электронная библиотека » Олег Волобуев » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 14 июня 2018, 19:41


Автор книги: Олег Волобуев


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Утро было тяжёлым. Голова болела, как бревно с воткнутым топором. Телефон орал, как чёрт в преисподней. Антон, верещала трубка, холодильники пустые, ты же никого не водил? Когда он Айаану водил? Да в пятницу это и было. Как раз за два дня выходных. Без сигнализации хоть всё, что есть в музее и лаборатории, выноси, не заметят. Поймут ли, что его вина? Видел ли кто, как он ночью в здание входил? Покатилась из рук монетка, побежал за ней, да кошелёк потерял.

На кухне валялись пьяные полуголые люди. Айааны нигде не было. Как будто всё привиделось. Антон стал расталкивать шамана, тот только мычал и пускал сопли: прости, друг, не хотят духи. Сказал и рухнул лицом в пол.

Возвращение в Якутск было тяжёлым. Но ещё тяжелей было вернуться на место преступления. В музее полицейских уже не было. Не волнуйся, Антон, говорил профессор, просто ложная тревога. Не думаю, чтобы кто-то действительно экспонаты унёс. А про то, где мы храним образцы, только я и ты знаем. Это всё директор увидел, что двери открыты, так давай звонить.

Не успел поставить телефон на зарядку, как посыпался горох неотвеченных вызовов. Жена, друзья жены, друзья, о которых знает жена, другие, о которых не знает, но которых прозвонил профессор. Но особое раздражение именно от неотвеченных вызовов жены. Как ожог крапивы. У кого-то жар-птица, кому-то, как ему, курица. Почему Айаана ушла? Что было не так? Понятно, что жена ни при чём. А вдруг это потому, что он женат, а она уже свободна? Может, что сказал ей?

Неделю выжидал. А тут, как назло, японцы отказали. Целый год договаривались о финансировании. А они: вначале вы найдёте ДНК, потом всё остальное. Как тут всё остальное, если денег нет? Как будто мамонты в самом Якутске валяются. А бензин? А если вертолёт заказывать? Почти же всё согласовали. И тут опять: мы подумаем, у нас решения принимаются долго.

Надо решиться и уйти от жены. Нет, он не мерзавец, будет денег высылать. Если проект с мамонтом пойдёт, много денег будет. Сразу заплатит, как дань за триста лет. Он совсем не хотел детей. Это её решение. Пусть теперь сама. Два ещё – туда-сюда. Но она третьего решила. Говорит, многодетным поддержка. Так поддержка как гулькин нос, а ввязываешься на всю жизнь! Пётр даже сомневаться стал, не якутка ли его жена. Про якуток чего только не рассказывают. Умны и хитры больно. Говорят, одна завела себе двух мужей. Один был шахтёром. В Нерюнгри на вахту уезжал. А другой добывал золото аккурат в противоположной части – где-то на полюсе холода, на Оймяконе. Каждому говорит, тебе на что тратить? Отдай мне карточку, я тут жить-то как-то должна. А официально замуж не хочет. Говорит, люблю тебя так. Что государство вмешивать? Проклятье мне будет, если я, будучи якуткой, с неякутом жить буду. Родня узнает, проклянёт. А так небо знает и духи знают, зачем нам штамп? Долго мужья-то не пересекались. Даже родить успела. А её родня молчит. Никто и слова не скажет. Как может баба, так и выживает. Так ей мужья на квартиру наработали. Пытались имущество отнять. А нет – куплено вне брака, нечего делить. А ребёнок вообще не от них был. От ещё какого-то другого мужа. Нет, дети – это судьба. Младший бежит, растопырив руки: папка, папочка. Глазёнки блестят: вот для кого он бог-демиург. Старший серьёзнее. Для него папа – просто волшебник: многое может, но не всё. И любит, наверное, он свою Нюру. Стал он жить с ней, если бы не так. Родит, придёт в себя. Поедут они куда-нибудь, где тепло и море. Прошлое не вернуть. Всё это был лишь морок, обманка. Нет давно его Айааны. Пришла чужая женщина, соблазнила и сбежала.

Голос у Айааны жёсткий и острый как нож. Чего мол звонишь, надо будет – сама наберу. Айаана, кричит Пётр в трубку, это из-за тебя японцы же в финансировании отказали. Использовала меня. Я со всей душой. А она отрезала – пить надо меньше. Теперь точно знаю, ты полный научный ноль. Но дам тебе шанс. Будет ДНК – будет финансирование. Пока с корейцами развлекайтесь. А теперь молчи лучше, а то всем расскажу, как ты любовниц по лабораториям водишь да образцы хранишь. Не знаю, кто больше расстроится, жена твоя или профессор.

Вот ведь сучка, сплюнул Антон. Так бы и задушил, будь она рядом. Всегда знал, нельзя якутам доверять. Когда надо – они всё понимают, когда надо – русский язык неродной. Никогда не знаешь, что у них на уме. Тоже мне, дочь шамана.

И тут она решила пустить последнюю пулю. Контрольную. Как найдёшь ядерную ДНК, уточняет, так сразу звони, твоя печаль, как корейцам откажешь, любовничек. Да ещё зачем-то уточнила, как японские коллеги смеялись, когда она им показывала утехи с ним, пьяным и противным. Уж больно он смешно вскликивал. Как медведь, которому лапу капканом прищемило. Целых пять минут кряхтел, чтобы откатиться и захрапеть. Под ногами что-то звякнуло и покатилось. Всё, что осталось, – монетка японская, с дыркой внутри.

Счастливый билетик

Вот и прибыли, – Филипповна запахнулась в норковый палантин. С самолёта их уже встречали: отдельный выход, ослепительные улыбки стаффа, приветственные цветы. Не меньше, чем у членов правительственных делегаций. Филипповна была богиней, что возвращалась на родину. – Владимир, посмотрите на Дальний Восток. Теперь он навсегда ваш. Вернее, наш. Неисповедимы пути, что ни говори. Всё возвращается по спирали. Сама не думала, что вернусь сюда. Тем более так. Опять государство позвало. Теперь уже бесплатными гектарами. Вот уж он, счастливый билетик. Везде, если увидеть, своя выгода.


Вован был волком в человечьем теле. Нутром чуял опасность. За это шестое чувство его побаивалась даже тёща. А тёща-то была ого-го – настоящая интеллектуалка. Такая если и займётся махинациями, то «чистыми». Чтобы всё шито нитками, пусть даже белыми, но незаметно. Если Вован по молодости брал нахрапом и наглостью рэкета, то Филипповна с юности слыла белоручкой, а сейчас специализировалась на неуплате налогов от трудовых доходов. В играх с государством, она обыгрывала представителей властей уже много десятилетий подряд. Это была битва титанов. Но у тёщи сил было, как у матери-земли. Только один Вован не поддавался на её колдовские умения: как в воду глядел, когда она и его хотела кинуть на пару лимонов. Всё-то выходило чисто, комар носу не подточит. Но Вован знал – то ли по её плутовским глазам, то ли по ёрзанью на стуле, – что она врёт. Также его боялась жена Маринка. Стоило ей только подумать о том, как кинуть мужа на деньги, сбыв его бизнес третьим лицам, а самой укатить до конца своих дней в тёплое заморье, Вован как бы невзначай менял все пароли и явки, попутно урезая доходы своей дражайшей для профилактики.

Бизнес дело нехитрое. К одним деньги липнут. К другим – нет. Так думала Филипповна, инфернальная женщина, потерявшая свою красоту где-то на Колыме. Её муж, уже пару лет как отправившийся тягаться не то с ангелами, не то с бесовским подрядом (в последнее верилось больше, хотя по заказу жертвователей в местной церкви пару святых смотрели на молящихся его свирепыми глазами), сразу увидел в зачуханной пацанке золотую жилу, алмаз неограненный. Надо было оставить кому-то нажитое. Не дочери ж. Маринка пошла неизвестно в кого. Должно быть, в музыкантишку, с которым по молодости крутила роман её маман. Прошлое всегда темно и неясно. Маринка шла по своему этапу: музыкальная школа – музыкальное училище – консерватория. Она жила в сферах тонких, но, по совету Филипповны (пришедшей по итогам переговоров с мужем к дочери с подбитым глазом), вышла замуж за того, кто стопроцентно обеспечит хлебом насущным. И теперь между сонатами, сочившимися из рояля, послушно рожала, как на конвейере, детей, часть из которых уже откатилась от материнской яблони в Лондон.

Однако времена наступали другие. Всё больше красных флажков видел Вован. Они просачивались в красной помаде жены депутата, что он трахал больше не по страсти, а как кот, помечая территорию. Словно мстя народному избраннику за лишнюю несговорчивость. Однажды он так задумался, что, представляя, как сдавливает парламентарию голову, оставил багровые отпечатки на заднице его супруги. Он не её имел, а депутата, своё положение полутеневого воротилы от бизнеса, вынужденную роль подхалима для власть имеющих и бьющего сапогом в хребтину слабых. Так сложилась жизнь. Вован никогда и не думал, что могло быть по-другому. Ему ещё повезло, вырвал счастливый билетик: не скололся, не спился. А вылез из грязи да утёр нос всем бывшим отличникам из хороших семей, что сейчас сидели в его подставных конторах под вещим глазом тёщи да подтирали грязь под его бизнесом.

Как ни петлял Вован, охотники от властей всё ближе подбирались к его стае. Москва, всегда бывшая большой деревней, стала совсем маленькой. В болотистом Питере было всё схвачено-перехвачено на лет сто вперёд. Сибирь поделили косматые мужики, торговавшие оружием, и цыгане, подсадившие на иглу все крупные города. Надо было делать ход конём. Рисовать свою лотерею.


Деревянная дверь разлетелась на щепы. Да была бы металлическая, был бы иной подход, да тот же исход. Вован недоуменно повёл бровями. Всё было как в замедленной съёмке чужого фильма. Кто мог сунуться? Московские от имени Вована вдавливались под плинтус. Пытались гнуть своё горячие парни с Кавказа, но яйца оказались круче у Вована, поднявшего всех от мала до велика на борьбу с игом. «Да кто ж такие?», – всё крутилось у него в голове. Последнее, что он услышал, было: «От Коляна привет».


– Сдурел, что ли? Какого ляда тебе земля сдалась? Здесь её мало? – младший коллега по бизнесу и по совместительству полубывший мент Колян рассмеялся, орошая слюнями вперемешку с водкой весь стол.

– Да дело тебе говорю. Государство само землю даёт. Бесплатный гектар. Получить может каждый. Из любой точки страны. Главное, чтобы российский паспорт был. Какая разница, что на Дальнем Востоке. Зато искать далеко. И всего-то – бумажки нужно сделать, что осваиваем. Частное кладбище. Где-нибудь в далёкой тайге. Знаешь, такое экокладбище. Для продвинутых пользователей. Чтобы лежать себе под соснами, а сверху шишки, белочки. Даже слоган тёща придумала: «Лучшая жизнь после смерти начинается там, где восходит солнце», – слова лились из обычно молчаливого Вована, словно судьба давала ему шанс, за который нужно было ухватиться, как сперматозоиду за матку, чтобы переписать всё начисто. – Тут, знаешь, сколько проблем, чтобы трупы хоронить? Одна была надежда на реновацию, чтобы дома новые строили. Но мороки не оберёшься. Камеры везде понатыкали, чтобы за стройкой следить. Вот, представь, бросаешь ты чучело мёртвое в бетон, а рядом уже твои полуколлеги стоят, в погонах дырки под звёздочки просверливают. Ну к лешему всё. Сам поеду филиал основывать. Чтобы комар носу не подточил.

Накануне вечером Филипповна просчитала бизнес-план. Выходило и чисто (даже с налётом благотворительности – можно же хоронить бесплатно видных деятелей искусства, так сказать, сделать потом арт-кладбище), и выгодно. Подумать только, можно же осваивать гектар. А если записать на семью и друзей, то целую новую индустрию открыть, предложив бывшим и действующим партнёрам новую услугу по качественному и надёжному захоронению. Концы не в воду – концы в землю. В ней, родимой, все и встретимся. В оборот пойдёт и Маринка, даром что ли, жена. Она возглавит фонд «Посмертие». Будет предлагать бесплатные подземные номера любимцам муз различных категорий. У кого поднимется рука ворошить прах какого-нибудь известного за пределами поэта Изюмова? Пусть лежит себе в пентхаусе подземного дома. А под ним можно затолкать человека два-три, а, может, и больше – как земля осядет.

– Марина, подумай сама, какое ж грязное дело, – верещала тёща, заговорщицки подмигивая зятю. – Твой муж решился на благородный поступок. Цени это. И о нём забывай. Никто не кусает кормящую руку. Совершенно бесплатный перелёт, проводы. Где ещё поэту, писателю или художнику лежать, как не там, в тайге, где вековые сосны, неведанные тропы, и ни одна тварь не будет мешать походу в вечность. А мы выйдем, не побоюсь этого слова, на международный уровень.

– И вот так уже все твои в бизнес решили ввязаться? – икнул Колян, рассматривая напарника.

– Деньги любят тишину. А там – тихо. Населения почти нет. Представляешь, рядом с заповедником возьмём. Или ещё где. Какая разница? Мне больше нравится Приморье. Вода, леопарды там, тигры, какая только хрень не водится. Убьём большой круг аудитории. Главное, быть первыми, поляну застолбить. С местными я договорюсь. Что с ними вообще договариваться! Кто там есть? Никого. Две полукрысы на треть страны, – сам загоготал на свою шутку Вован.


– Филипповна, – осоловело икнул Вован, – Вот твой и гектар жинки пойдёт на кладбище. А свой оставлю в резерве. Отдельно пойдёт. Вот смухлюешь, свяжу тебя, брошу в вертолёт и скину где-нибудь в Хабаровском крае или Якутии. Там, где особенно зол дальневосточный клещ. Чтоб, если укусил, так смертельно. А выживешь, дурой до конца дней останешься. А что, так и напишу в заявке, беру землю под сохранения потомкам. Что думаешь, – смеялся он своей шутке, – ты там же сильно природу не повредишь, сама гляди её частью станешь. А потом через недельку приеду, выживешь – заберу домой. Будешь как домашнее животное. Не выживешь – не судьба.

Филипповна застыла Ленскими столбами, что за свою жизнь и не такое видали. Ни один мускул не дрогнул на её лице. Она лишь незаметно писала на телефон тирады зятя. Так Филипповна делала даже со своим мужем. Это уже несколько раз облегчало ей жизнь.

– Слышь, а ты с парашютом-то прыгала? Представляешь, он же не всегда открывается, – хлопнул её по плечу Вован. – Тебе бы в покер играть. Верю, что налоговая тебя ничем не прошибёт. Понимаю, почему тебя батя выбрал. Интересно, понимаешь ли ты, почему он выбрал меня?

Через пару часов Колян получил аудиозапись от Филипповны. Там был явно слышен заплетающийся голос его кореша. Из записи была удалена первая часть, где упоминалась Филипповна. Для того чтобы Колян всё понял точно и наверняка, к записи прилагалась эсэмэс, что это ему планируется участь быть вброшенным где-то в тайге.


Если её дочь и была вдовой, то эта роль к ней не клеилась. Всё величие горя на себя приняла Филипповна, став королевой-матерью, оплакивающей зятя-сына.

– Не хнычь, ботокса на тебя не напасёшься, – цыкнула она на дочь. – Ты его никогда не любила. Не то что я. Он мой бог-сын, кровью скрепивший твой следующий брак и мой новый бизнес. Агнец, что рядился в волчьи шкуры. Что ни говори, любила я этого мальчика. Нравилось смотреть, как всё он думает, что обыгрывает. Но мой счастливый билет – джокер в рукаве. Не знаю, что больше рассердило Коляна: что его за силу не считают или про двух полудохлых крыс? Знание – сила. Главное, как информацию подать. Особенно если она абсолютно правдива. Сейчас придёт стилист. На похоронах ты персона номер один.

Филипповна всё рассчитала точно. Вован был балластом, грузом для семьи. Он должен быть сдан в утиль, как малиновый пиджак, что не подлежал перелицовке. Пусть все первоначальные накопления были сомнительного происхождения. Теперь пираты надевали на руки перчатки и отправляли детей учиться за границу, преимущественно в Лондон. Безусловно, Вован не мог не понимать, что ему ставят капканы, только вот ни разу не увидел холод и презрение в глазах тёщи.

– Марина, – поправила причёску Филипповна, – надеюсь, ты понимаешь, что твой муж был святым человеком, который пал жертвой несправедливости. Теперь ты всем расскажешь, что посвящаешь свою деятельность его памяти. Надеюсь, ты будешь жить долго и счастливо.


Вечером следующего дня федеральные каналы толпились в очереди за интервью у главы фонда «Посмертие». Женщина с безупречной репутацией, вдова известного московского бизнесмена отдаёт дань уважения мужу, претворяет в жизнь его последнюю идею. Соинвесторами проекта стали неизвестные предприниматели из АТР.

Встреча

Ты когда-нибудь встречался с богом? Не смейся, вопрос серьёзный. Не про музеи с пыльной живописью и холодными статуями. Не про церковь, куда ходят, лишь бы отметиться, будто у дьявола есть записная книжка с заметками: этот ходил и ставил свечку, огонь ему под котёл поменьше; а сверху и не бог, а строгий, но не очень внимательный учитель. Ему подсунешь плагиат из интернета – не заметит. Это вопрос про встречу. Про личного бога. Вот нас трое братьев. Казалось бы, общая мама. А у каждого – своя. Моя – застёгнутая на все пуговицы. Пучок такой, что ни одна волосинка не выйдет из общего строя. Из детства – только строгий голос: иди да братьев из сада забери. А для малого – тёплая. Ему уж под тридцать, а всё льнёт к ней, как телёнок. Среднего не поймёшь. Спросишь про мать. Ответит: ну мама как мама. Как будто что она, что пятно солнца на стене. У каждого есть свой Гоголь, свой город, своя Москва. Даже если ты никогда не был в столице, она живёт пучком ассоциаций и фантазий, что делает её почти живой. С богом всё сложнее. Чаще о нём не думают, как о чёрной дыре. Может, он и есть, а, может быть, и нет. Как жизнь на Марсе. У Ницше он умер. Но, чтобы умереть, надо было и жить. Я вот сам не знаю. Иногда кажется, зря приехал сюда. Был шанс поступить в лучший вуз страны, бросить всё это Приморье – за него и ухватился зубами. Тогда казалось, вырвался из капкана, теперь всегда будет солнце над головой. Столица – блеск огней. Но фальшивый. Думаешь, что звёзды, а это лишь фонарь слепит в лицо. Теперь ни здесь, ни там. Ни жилья. Ни толковой работы. Вернуться невозможно. Не повернуть реку вспять. Яблоня цвела, да цветки опали. Так и бухчу немного, разменивая жизнь на фантики банкнот.

Послушать жену, бог – это дитя. Лепит бытие из пластилина, бросает на пол свою поделку со скуки, тут же тянется за цветными карандашами, чтобы чесать набухшую десну. В нашем лопоухом Мишке она видит глаза бога. Ты, говорит, ребёнка не носил, откуда же тебе знать, твоё нутро не чует. Потому что есть, по её соображению, моменты, когда ничего нельзя сделать, только на бога уповать. Врач только разведёт руками да на икону покажет. И ведь, да, пронесло. Говорит, сына в честь архангела надо назвать. Крылатый ей в церкви улыбался. Его тоже просила. Вроде ближе он к людям, чем бог. Не поспоришь. Откуда мне знать, было или не было. Может, он, как её тётя Соня из Саратова. Вроде есть, даже фото показывала, а ни разу так и не виделись. Думаю, имя как имя, так и назвали.

Мой бог умер где-то в детстве. Разводили мы кроликов. Пушистые такие. Но весьма глупые, ни одной искры нет в косых глазах. Вначале я их гладил. Шерсть мягкая. Мать переживала, вдруг привяжусь. А отец – пусть играет, твоя какая печаль. Осенью стали просто огромными. Не кролики, а целые кролы. Батя кличет: тащи по одному. У самого топор в руке. Жаль их стало. Взял одного из клетки, отпустил: мол, беги, а тот стоит да глазами водит. Схватил отец его уши. Я за кролика. Тот зубами хвать. В руку вцепился. Аж слеза покатилась. Батя кивает: слёзы вытри, как не мужик. Жалости как не бывало. Даже какая-то радость была, чтобы всех на жаркое.

У отца всё не так. Тот видел бога живьём. Или почти. Никогда не знаешь наверняка. Тогда он в национальном парке работал. Приятели смеются, что Дальний Восток такой дальний, что Владивосток до сих пор застыл в девяностых. Всё рвётся, рвётся, а увяз в паутине и никак. Сколько этой бабочке крыльев ни отрастить, прорваться не может. Поэтому и коррупция, и разборки. Не удивительно. По Москве бандиты уже с пистолетами бегать перестали, а там ещё нет. Это я к тому, что лет двадцать назад совсем никому дела не было до природы. Мол, есть, и пусть сама по себе. Отец был активистом. Кроликов, конечно, топором рубил. Но то ж живность на потребу. А тут другой расклад. Глядишь, до внуков ни одного полосатого не останется. Одним словом, парк сделали. Конечно, сильно меньше, чем хотелось, но лучше так, чем без ничего.

Идёт по лесу. Зима тогда была, должно быть, такой же, как и сейчас, – до костей пробирает. Уж надо обратно, а то околеешь. Снега – по грудь. Не спрашивай, чего его вдруг понесло. Может, браконьеры лютовали. Знаешь, сколько за шкуру китайцы дают? Границы дырявые как сито, да и с таможней всегда можно договориться. Вокруг белым-бело. Глаза слепит. Ветра совсем нет. Тихо – себя слышишь. Всё, думает, не пойду дальше. И тут прямо на него летит тень. Подумаешь, облако зашло. Повернулся, а на него смотрит тигр. Совсем неслышно появился. Как дух лесной. Отец застыл. Мыслей нет. Совсем никаких. Даже про то, что смерть пришла. Секунду где-то стояли они лицом к лицу. Говорит, дыхание на себе чувствовал. Тигр громадный. Смотрит прямо в глаза. Фыркнул и также легко прыгнул вбок. Как никогда его и не было. Только след в снегу остался. Может, не тигр это был. Судьба, фатум, как хочешь назови. Отец считает – знак. Бог через тигра на него смотрел.

Тогда мне казалось, что таких встреч, как у отца, у кого только не бывает. А сейчас понимаю, что и нет ни у кого. Сам жду откровения. А всё нет и нет. Но, может, сидит ворона, пролетает голубь, а это и не птицы. Может быть, знак скрыт в улыбке собственного ребёнка. А видит лишь жена. Так приходит бог, а мы его не видим.


Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации