Текст книги "Золотой конь Митридата"

Никитин побледнел:

– Ты уверен?

– Как и в том, что разговариваю с тобой, – успокоил его Владимир. – Впрочем, приезжай и посмотри сам.

Он отключился, а Никитин сел на корточки перед Ларисой и взял в свои широкие ладони ее крошечную ручку.

– Вы уверены, что у вас не сохранилось ни одной антикварной вещи? – спросил он. Его голос звучал мягко и грустно. Она покачала головой:

– К сожалению.

– Вы должны быть предельно осторожной, по возможности не выходить на улицу и если что, звонить мне, – предупредил Сергей и сжал ее ладонь. – Возле вас действительно какая-то возня, пока не пойму какая. Будем действовать сообща. Обещаю вам приложить все силы для разгадки этой головоломки. Но и вы постарайтесь вспомнить все, что казалось вам странным. Если кто-то позвонит – сразу ставьте меня в известность. Если решите выбраться – дадим охрану.

– Хорошо. – Красовская вдруг почувствовала, что чертовски устала. – Я все сделаю, как вы просите. А теперь оставьте меня, если это все.

К ее удивлению, он не возражал.

После его ухода Лариса облегченно вздохнула и заметалась по комнате. Как сказал роботообразный майор? Какая-то возня, тайна? Ее охватило дикое желание разгадать хотя бы часть тайны, которую оставил ей Стас, а это можно было сделать, только определив, что за ключ хранился в самой обычной тумбочке. Об этом ключе никто не должен знать, даже Никитин. Черт его знает, можно ли ему доверять на все сто?

Женщина обшаривала потайные углы, стараясь найти тайник с замком, но ей так и не удалось этого сделать. Провозившись почти до семи вечера, она обессиленно рухнула на диван, в голове крутилось множество мыслей. Вспомнилось горьковское «а был ли мальчик?». Может быть, тут то же самое? А был ли замок? Мало ли что за ключ покоился в тумбочке. Может быть, от швейной машины покойной свекрови… Немного поразмыслив, она почти сдалась, но какое-то шестое чувство приподняло ее с дивана и снова бросило на поиски. Теперь женщина искала не только замок. Она решила изучить все документы, которые остались после Стаса. Перебирая листы из шкафа, она наткнулась на один, очень ее заинтересовавший. Это была доверенность, выписанная Стасом на ее имя, и об этой доверенности она прежде не знала и не ведала. Заверенный нотариусом – все как полагается, – документ гласил, что Лариса Александровна Красовская имеет право распоряжаться ячейкой в Инвест-банке.

Прочитав это, Лариса похолодела, и трудный пазл сложился сам собой. Так вот откуда, оказывается, ключ! Она искала на даче, перерыла всю квартиру, а он всего-навсего от банковской ячейки, о которой она ничего не слышала и которую Стас предоставил в ее полное распоряжение. Интересно, что там хранится? Может быть, он поместил туда дорогой антиквариат? Но зачем? Разве муж знал, что утонет? Или… не утонет, она уже запуталась в своих мыслях.

Женщина хотела немедленно бежать в банк, чтобы покончить с мучившими ее вопросами, но, взглянув на часы, отказалась от своей затеи. Банк работал до шести, а стрелки медленно и неумолимо приближались к восьми. Что ж, как говорил Остап Бендер: «Сказано – завтра, значит, завтра». Она вдруг почувствовала усталость и желание принять ванну и упасть в постель. Есть не хотелось, и Лариса порадовалась этому. Дома все равно пусто, денег нет, и одна надежда на то, что завтра она обнаружит что-нибудь в ячейке. Что-нибудь, позволяющее существовать дальше. С этими мыслями Лариса приняла ванну, выпила горячий чай и бросилась на кровать. Через пять минут она уже спала крепким сном, и никакие кошмары ее не тревожили.

Глава 6

Кавказ, II век до н. э.

Путешественников поселили в маленькой хижине, притулившейся к горам, и предоставили им полную свободу. Моаферн, Сисина и Тирибаз часами бродили по горам, охотились на косуль, куропаток, готовили пищу, занимались верховой ездой на любезно предоставленных аспургианами лошадях, в общем, бездельничали, как никогда в жизни. Маленький гордый народ, прослывший воинственным, не брал их в походы, да они и не напрашивались. Воспитанием царя тоже никто из них не занимался. Адамант взял его под свое покровительство и даже поселил с собой, в маленькой пещере возле подземного храма. Сам храм Диониса – бога, культ которого проповедовали аспургиане, – показался Митридату неприглядным. На фоне огромных храмов с мраморными колоннами он выглядел жалко и смешно, но это нисколько не умаляло почтения к жрецу и почитания божества.

Храм Диониса был выбит в скале, в центре крошечной комнатушки находился алтарь, коричневый от запекшейся крови. Два раза в неделю здесь совершались жертвоприношения, и невинная кровь пленников или животных обагряла серый камень. Голова Диониса, грубо выточенная из белого валуна, с выпученными глазами и толстыми, как стручки фасоли, губами, равнодушно взирала на кровопролитие. А может, не равнодушно? Во всяком случае, так считал Адамант, и порой в жертву приносились целые семьи, которых после заклания воины закапывали в огромные, специально приготовленные могилы, а головы несчастных бросали в море. Митридата, который сначала скептически отнесся к заявлению жреца о ясновидении, поразило, что старик его не обманул. Он знал о юноше абсолютно все, во всех подробностях. Да, до него могли дойти слухи о том, что Лаодика приложила руку к гибели мужа, но кто мог поведать ему о яде в коричневом сосуде, добавленном в вино?

– Сисина учит тебя, как найти противоядие и уберечься от отравления, – говорил ему Адамант. – Но это тебе не поможет. Есть яды, приготовленные не на растительной основе, а значит, ты от них никак не защитишься. Не стоит травить свой организм малыми дозами, если это бесполезно.

– Что же делать? – спросил Митридат, от волнения хрустя пальцами. – Тогда у моей матери получится отравить меня.

– Ты произнесешь древнюю клятву Дионису и станешь его посвященным, – улыбнулся жрец. – Этот бог защитит тебя и дарует бессмертие и ясновидение. К своему имени ты прибавишь еще одно – Дионис. Ты станешь могучим царем, поработишь многие народы. Грозные римляне будут трепетать при упоминании твоего имени. Да, у тебя будут падения и неудачи, но, как древняя птица Феникс, ты поднимешься из пепла. Да, за это придется платить, не забывая приносить жертвы Дионису, особенно в его праздники. Стоит тебе забыть об этом, пожалев своего врага, – бог покинет тебя. Ты станешь обычным смертным и умрешь, потеряв все.

Митридат внимал старцу, голос которого гремел, как раскаты грома, под сводами пещеры, верил и не верил ему. Отец и мать приобщали его к эллинской культуре, мальчик неплохо знал мифологию, но не считал Диониса, бородатого весельчака, сажавшего виноград, изобретавшего вино, любившего выпить и устраивавшего оргии со своим козлоногим сыночком Паном, могущественнее Зевса или Афины. Лишь от Адаманта он узнал, что этому богу и следует поклоняться больше всего. Это бог умирающий и воскресающий, символ жизни. И из голов пленников, уносимых морем, тоже должна появиться жизнь.

– Да, да, я согласен, – прошептал Митридат, благоговея перед силой веры жреца.

– Тогда завтра на рассвете. – Адамант посмотрел на его указательный палец, украшенный перстнем с выгравированной на нем династической эмблемой Ахеменидов. – Но это украшение – символ твоей принадлежности к царскому роду – навсегда останется в храме.

– Да, – повторил царевич. – Оно останется в храме.

* * *

Всю ночь Митридат не смыкал глаз, ожидая появления Адаманта и посвящения в культ Диониса. Это действо рисовалось ему торжественным, как посвящение в воины. Но лишь первые лучи солнца позолотили горизонт, Адамант, накинувший поверх хитона серую козлиную шкуру, дернул мальчика за плечо:

– Пойдем.

Он повел его за собой, но не в подземный храм, как ожидал царевич, а к дубовой рощице. Между хрупкими деревцами мелькал пролив. Адамант тихо пел на древнегреческом: «Тот, кто не прошел посвящение и не исполнил ритуалы, не обретет бессмертие». Митридату были знакомы слова древнегреческого гимна, только последняя фраза звучала по-другому: «После смерти не обретет блаженства в темных жилищах иного мира». Адамант переделал ее на свой лад, потому что обещал Митридату бессмертие. Исполнит ли он свое обещание? Так ли всемогущ этот человек? Внезапно жрец остановился, словно подслушав мысли царевича, и, отвязав от широкого пояса кожаную флягу, подал ее Митридату и грозно приказал:

– Пей!

Казалось, его черные раскосые глаза метали молнии, налетевший откуда ни возьмись горячий ветер швырнул в лицо юноши горсть серой земли. Дрожащими руками царевич поднес флягу ко рту, сделал глоток и улыбнулся. Адамант угощал его вином, вкуснее которого царевичу не приходилось пить. Это был густой напиток, созданный из сортов лучшего винограда, со сладковатой терпкостью, и мальчик быстро осушил флягу. Вино показалось ему легким, малой крепости, и он удивился, когда ноги стали заплетаться, отказались подчиняться, а голова закружилась и по телу разлилась истома. Но это была приятная истома. Хотелось лечь на изумрудную траву и заснуть, погрузиться в приятные мысли.

– Да будет благословен Дионис, дарующий вино, исцеляющий печаль! – прошептал кто-то над ним и поцеловал царевича в губы.

– Кто ты? – прошептал Митридат – или это ему только показалось? Может быть, какая-нибудь лесная нимфа решила позабавиться с ним? Он попытался подняться, но не смог. Нежные руки (он чувствовал, что это руки женщины или девушки) уложили его обратно на траву и стали снимать одежду, нежно поглаживая гладкие мускулы мальчика. Даже находясь в полузабытьи, Митридат стонал от наслаждения. Он знал, как происходит соитие мужчины и женщины, слышал, какое блаженство испытывают оба, и сейчас кто-то умелый, опытный учил его, как достичь этого ни с чем не сравнимого блаженства.

«Неужели все происходит со мной? – мелькнула мысль. – Или это всего-навсего сон? Если сон, то я не хочу, чтобы он заканчивался». Достигнув вершины экстаза, он закричал, и женские руки погладили его вздыбившееся естество и накрыли одеждой.

– Ты испытал блаженство – значит, тебе будет обещано блаженное существование в этом мире. Ты только что вышел из лона матери-богини – и теперь ты сам бог, участник их вечного пиршества.

Митридат оставался в полузабытьи и не смог сам одеться – ему снова помогли. Теперь его вели по какой-то каменистой тропинке – он то и дело спотыкался, солнце пекло немилосердно, отражаясь в глазах красными кругами, и вдруг неожиданно мальчик оказался во влажной темноте. Он скорее догадался, чем увидел, что это пещерный храм Диониса. Вот и она, статуя божества, оскалилась на него, огромные глаза бога кажутся еще выпуклее. На жертвенном алтаре горит алый, как кровь, огонь, и коричнево-белый молодой бычок со связанными передними и задними ногами тихо мычит, словно уже покорившись печальной участи быть принесенным в жертву.

– Отдай его Дионису! – это уже Адамант, его грубый голос. Митридат готов подчиниться, хотя ему ужасно жаль бычка с человеческими глазами и тоской в них. Он оглядывается в поисках жертвенного ножа, но Адамант качает седой головой:

– Ты приобщаешься к культу великого бога. Напейся его крови.

Царевич понимает, что жрец имеет в виду кровь бычка, однако нож ему не дают и подталкивают к животному все ближе и ближе.

– Смелее! – слышен шелест за спиной. – Вгрызайся в его горло, пройди еще один ритуал.

Мальчик медлит. Отец учил его героизму, а это совсем не героизм – убить беззащитное животное, да еще таким способом. Его поступок не остается незамеченным, и морщинистая рука Адаманта снова подносит флягу к пересохшим губам царевича:

– Выпей!

Он покорно пьет, и им овладевает – нет, не истома и экстаз, а гнев, который он не в силах потушить, гнев всеохватывающий и разгорающийся, как пламя. Из горла Митридата вырывается львиный рык, и он бросается на несчастного бычка, перекусывает артерию на шее, пьет кровь и не может напиться, а потом, как гарпия, терзает куски мяса еще трепещущей жертвы.

– Так титаны рвали Диониса на части, но он возродился! – Жрец уже не говорит, он кричит, сам впадая в экстаз и произнося какие-то заклинания на непонятном языке.

Царевич бьет животное, рвет его плоть, и его самого бьют сзади чьи-то сильные руки, приговаривая, что это символ гонений на Диониса и избиения его последователей. Наконец Митридат изнемогает, падает на мокрый от крови пол храма, и сознание покидает его.

Сколько часов, дней проспал несчастный в тяжелом наркотическом сне – об этом он так и не узнал. Впрочем, для него это было неважно. Он возродился, как Дионис, приобщился к нему, вошел в ранг посвященных! Об этом сказал юноше Адамант, помогая подняться и подавая чашу с кристально чистой холодной водой.

– Ты все выдержал. Теперь ты будешь зваться Митридат Дионис. В твоем царстве тебе дадут прозвище Евпатор. Но это неважно. Именно покровительство Диониса сделает тебя неуязвимым для яда, снабдит даром ясновидения, даст уникальную память, благодаря которой ты выучишь все языки мира. Да что там языки мира! Тебе станет подвластен язык природы. Пойдем, Митридат. Я продолжаю твое обучение.

И он не обманул. Приближенные царевича заметили, что мальчик все схватывает на лету. Правда, у него всегда была хорошая память, но теперь она стала феноменальной, он запоминал все в мелочах и надолго. Языки, особенно древнегреческий, персидский и латынь, он освоил за месяц и приступил к другим, которые тоже дались ему легко. Кроме того, он узнал все растения, всех животных, их повадки, в совершенстве овладел верховой ездой и уже не мог без смеха вспоминать, как его сбросил необъезженный жеребец.

Тирибаз с беспокойством замечал, что Адамант стал для царевича близким человеком, которого его воспитанник беспрекословно слушался, и боялся, что настанет час, когда царевич откажется возвращаться на родину. Однако когда шесть с половиной лет пролетели как год, Адамант сам напомнил юноше, превратившемуся из красивого мальчика в стройного греческого бога – он мог позировать любому скульптору, возжелавшему вылепить олимпийского небожителя, – что его пребывание здесь закончилось, он овладел всем, чем может овладеть не только смертный, но и бессмертный, и потому должен отправляться на родину.

– Мы дадим тебе корабль, который без приключений доставит тебя в Синопу, – пообещал жрец. – Ты знаешь, мне можно верить. Твоя мать, несомненно, будет плести против тебя заговор, но ты легко предотвратишь его и покончишь с царицей. Да, не спорь, так надо, – добавил он, видя, что Митридат готовится возразить. – А теперь ступай и готовься к плаванию.

Юноша воспринял его слова без энтузиазма. Он уже привык к этим смуглым, воинственным, вспыльчивым, но прямым и честным людям, жившим свободно и легко и не плетущим интриги, и с удовольствием остался бы здесь навсегда. Однако Адамант объяснил ему, что у каждого свое предназначение. Митридат еще не исполнил своего. Кстати, придет время – и им, аспургианам, понадобится его покровительство.

В утренний час, стоя на берегу и готовясь сесть в лодку, юноша крепко обнял жреца, шепнувшего ему на прощание:

– Не забывай приносить жертвы Дионису. Никогда никого не щади. Как только ты забудешь поблагодарить бога жертвой из-за жалости к врагу, пусть даже близкому тебе человеку, Дионис тебе не помощник. И еще… – он разжал ладонь, и в первых лучах солнца блеснул какой-то черный камень с белой полосой посередине. – Это мой подарок взамен твоего перстня – камень бессмертия. Спрячь его в вещь, особенно тебе дорогую, которую никто никогда у тебя не отнимет, и ты станешь неуязвимым не только для ядов и оружия, но и для времени.

Митридат поклонился так низко, что его кудрявые волосы коснулись прибрежной гальки, ласково омываемой волнами.

– Я никогда ничего не забуду, – твердо сказал он и положил руку на сердце, от волнения выскакивающее из могучей груди. – Спасибо тебе за все.

– Иди, тебе пора. – Адамант подтолкнул юношу к лодке, и царевичу показалось, что в черных жестких глазах жреца блеснула слеза. Он взял протянутую Сисиной руку и залез в лодку, которая, медленно покачиваясь, понесла его на корабль.

Дивноморск, 2017

Женщина проснулась рано. Горизонт едва порозовел, солнечные лучи еще не залили землю. Однако Лариса уже не могла уснуть. Мысль о разгадке тайны иглой колола мозг, не давала сидеть на месте. Умывшись, Красовская отыскала остатки кофе, сгущенного молока и пакет со старыми, рассыпавшимися сухарями (странно, как в них не завелась моль) и приготовила завтрак. Она не чувствовала вкуса обжигающего напитка, давилась сухарями, одержимая только одним: скорее бы попасть в банк.

За полчаса до открытия женщина уже стояла у двери и поглядывала на охранника. Тот тоже с удивлением созерцал растрепанную, бледную до синевы дамочку, думая о том, как тяжело приходится в жизни людям. Вот эта клуша, например, довольно прилично одета, однако такая нервная и, судя по всему, расстроенная. Не иначе как взяла кредит и не может заплатить проценты. Вот и прибежала раньше времени, надеясь попасть к управляющему и договориться, только все это зря. Во-первых, у них в банке не работают сердобольные начальники, в таких учреждениях они повымирали как мамонты, во-вторых, порядок есть порядок. Вот почему, когда стрелки показали девять, он пропустил ее, тяжело вздохнув, но, на его удивление, дамочка продемонстрировала доверенность на ячейку и поинтересовалась, кто покажет ей, куда нужно идти. Консультант, чернявый мальчик восточной внешности лет двадцати пяти, загадочно улыбаясь, сначала попросил предъявить документы, а потом повел ее вниз, в помещение со спертым воздухом, и указал на ряд ячеек-шкафчиков.

– Ваш в нижнем ряду.

Она кивнула, достала ключ и, не веря, что завеса приподнимется хотя бы над третью тайны, вставила его в замочную скважину. Он подошел, спокойно провернулся, и дверца открылась. В глубине ящика прятался полиэтиленовый пакет. Обычный, черный, ничем не примечательный – в такие иногда упаковывают посылки. Дрожащими руками женщина достала его и посмотрела внутрь, сразу поняв, что там документ, о котором говорил незнакомец. И верно, в пакете лежал кусок пергамента, следовательно, старинный документ теперь принадлежал ей. Она закрыла ячейку и поднялась наверх. Любезный консультант послал ей очаровательную улыбку, демонстрируя тридцать два зуба.

– Уже закончили?

Женщина кивнула.

– Да, ячейка мне больше не нужна.

– Хорошо, одну минутку.

Мальчик быстро распечатал какие-то листки, потом протянул ей, попросив прочитать и расписаться. Лариса поставила свою подпись, ничего не читая. Почему-то этот паренек со жгучими глазами вызвал у нее доверие.

– Будем рады вас видеть снова, – прощебетал он на прощание. Женщина наклонила голову и быстро зашагала к двери. Охранник уставился на нее, пытаясь вычислить, что же она здесь делала, однако Лариса не удостоила его даже взглядом. Выйдя из банка, она села в автобус и через двадцать минут, удобно расположившись за письменным столом Стаса, отложив пакет, матово блеснувший в лучике солнца, нагло пролезшего сквозь золотистые шторы, рассматривала документ, представлявший собой два куска старого пергамента. На первом куске – треугольник с подписанными какими-то письменами вершинами. На втором – текст на том же языке, судя по всему, на древнегреческом, но Лариса никогда не изучала этот язык, хотя на истфаке ей доводилось видеть написанные на нем фразы. Интересно, что скрывалось за неровными строчками?

Она тряхнула пакет, словно ожидая, что он припас какую-то разгадку, и к ее ногам упал сложенный вчетверо лист бумаги, обычный, ничем не примечательный, как и пакет. Женщина развернула его и вздрогнула, узнав почерк Стаса. Ее муж писал: «Он соединил чудо – ребенка и сына судейского чиновника, а скрепил этот союз поэт из Турина». Снизу на латыни супруг вывел большими буквами: NEMO. Пробежав послание глазами, Лариса поморщилась. Что-то помешало Стасу выразиться яснее, и он обратился к шифровке. С NEMO более-менее понятно, более-менее. Никто, никому? Скорее всего, никому, никто логически не подходит. Никому не говорить – это он имел в виду? Но о ком или о чем идет речь? Чудо-ребенок, сын судейского чиновника… Кто они такие и что их связывает? Правда, еще говорилось о каком-то поэте из Турина, но это упоминание никак не помогало проникнуть в тайну. Турин – это, кажется, город, но где?

Она села на стул и включила компьютер, быстро набрав в поисковике «Турин». Это действительно оказался город в Северной Италии, и Лариса поругала себя за невежество. Стас не хотел, чтобы она работала, и это привело к тому, что многое испарилось из ее памяти. Позорище! Историк забыла, где находится Турин. А ведь когда-то она была лучшей студенткой на курсе…

Тонкие пальцы снова забегали по клавиатуре. Лариса попыталась набрать «Поэт из Турина», но Интернет выдал только достопримечательности этого города. Красовская принялась читать все подряд в надежде, что какая-нибудь статья поможет ей в решении проблемы, но не вычитала ничего особенного. Да, в этом городе любил бывать Александр Дюма, но, во-первых, он никогда не слыл поэтом, во-вторых, Турин никак нельзя было назвать его родиной.

Сдавшись, женщина отодвинула стул и задумалась, положив голову на горячие от волнения руки. Во всем городе был только один человек, который мог ей помочь решить эту головоломку и не взять ни копейки хотя бы в память о ее муже – профессор Александр Борисович Зенин. Он порядочнейший человек, и Стас вряд ли включил его в число «никому». Если она попросит Зенина не распространяться о пергаменте – не узнает ни одна живая душа. Кроме того, можно подстраховаться. Что, если прямо сейчас отправиться к нему? Немного поразмыслив, Лариса решительно встала, бережно сложила в пакет его содержимое и потянулась за сумочкой. До Зенина можно было дойти пешком и не тратить на маршрутку оставшуюся мелочь.