Текст книги "Диадема Марии Тарновской"

Глава 16

Киев, 1897 г.

Узнав о своей беременности, Мария больше не колола морфин, несмотря на заверения Дарьи, что он совершенно безопасен для будущего ребенка.

Тарновская попробовала отказаться от кокаина и абсента, но это у нее почти не получилось. Иногда ей удавалось заставить себя не вдыхать белый едкий порошок и не опрокидывать рюмку спиртного, но это бывало редко. Беременность не сделала ее домоседкой, и она по-прежнему развлекалась в ресторанах со своим мужем.

Однажды, после вальсирования с одним из дворянских отпрысков, она почувствовала себя плохо. Тягучая боль внизу живота заставила ее переломиться пополам и застонать.

Опираясь на руку кавалера, Мария подошла к столику и прошептала Василию:

– Кажется, я рожаю.

Супруг растерянно заморгал: он понятия не имел, что нужно делать в таких случаях.

– Я позову официанта.

Мария вскрикнула от раздирающей боли:

– Идиот! Мне нужно врача!

Васюк вытащил золотые часы на толстой цепи и посмотрел на циферблат:

– Час ночи, Мара. Тебя не примет ни один врач.

Его спокойствие и бездействие бесили, и она чуть не отвесила ему пощечину.

– Тогда нанимай экипаж и вези в больницу.

Василий посмотрел по сторонам, словно собираясь остановить экипаж в зале ресторана, и хрустнул пальцами. Новость будто парализовала его, лишила способности двигаться.

Мария, положив голову на уставленный тарелками стол, громко стонала, уже никого не стесняясь.

Дарья подбежала к подруге:

– Что? Началось? Не бойся, все будет хорошо.

Тарновская обеими руками стискивала живот, как будто собираясь помешать ребенку появиться на свет.

– Мне кажется, я рожу здесь и сейчас.

Какая-то жидкость потекла по ее ногам, образовав темную лужицу на паркете.

Дарья приложила палец к губам:

– Боже мой! Потерпи, я сейчас.

Оттолкнув Васюка, по-прежнему находившегося в ступоре, она бросилась к управляющему с криком:

– Моя подруга рожает!

Управляющий, степенный господин в светлом костюме и очках в золотой оправе, удивленно посмотрел на молодую женщину:

– Кто рожает?

– Мария Тарновская. – Губы Волоховой тряслись. – Нужно срочно что-то делать!

– Ведите ее в мой кабинет, – распорядился мужчина. – А я найму экипаж. Ее нужно к врачу.

Васюк и Дарья схватили роженицу под руки и поволокли в кабинет управляющего. Она уже не стонала, а кричала: внутренности раздирала острая боль.

В кабинете женщина легла на диван с кожаной черной обивкой.

– Прикажите официантам, чтобы принесли чистые полотенца и нагрели воды! – приказала Дарья, гладя горячий потный лоб подруги. – Мы можем не довезти ее.

Управляющий затряс головой:

– Вы хотите сказать, что она будет рожать здесь?

– Именно это я и хочу сказать, – буркнула Дарья, помогая Тарновской, почти потерявшей сознание от боли, снять чулки. – И наша с вами задача – помочь ей.

– Но я никогда… – начал было мужчина, но осекся, посмотрев в холодные глаза Дарьи. – Хорошо, сейчас все сделают.

Волохова наклонилась над Марией:

– Потерпи немного, дорогая. Когда принесут чистые полотенца, начинай тужиться. Тужься как можно сильнее!

Мария не могла открыть глаза. Кроме боли, ее охватил леденящий страх за себя, не за ребенка. Здесь, в кабинете, она могла истечь кровью…

Бледный молодой официант принес горячую воду и чистые полотенца.

Дарья ловко застелила диван и крикнула в ухо Марии:

– Тужься что есть силы!

Тарновская закрыла глаза, зажмурилась и выполнила просьбу подруги. Острая боль продолжала раздирать внутренности.

Волохова, вытирая капли пота чистым полотенцем, склонилась над роженицей:

– Давай, дорогая. Осталось немного. Ну!

Мария снова зажмурилась. Что-то будто выскользнуло из ее чрева, и раздался писк, словно где-то плакал котенок.

Она открыла глаза. Дарья держала на руках какой-то красный сморщенный комочек:

– Сын у вас с Василием! Мальчик!

Мария вздохнула и улыбнулась. Супруг, которому Волохова разрешила зайти в кабинет, вытирал ей лицо влажным платком:

– Слава Господу! Все хорошо закончилось!

– Как назовете мальца? – деловито осведомилась Дарья.

– У нас в роду Тарновских все Василии, – отозвался молодой отец, пунцовый от гордости. – Этот герой тоже будет Василием.

Мария ничего не ответила. Сейчас ей было все равно, как ее супруг решит назвать ребенка. Главное – она выдержала, справилась.

Молодая женщина впала в забытье, слышала, но почти не понимала, о чем говорят Дарья и Василий.

– Кровотечение у нее, – шептала Волохова. – Врача нужно, и как можно скорее.

Тарновский забегал по кабинету, как потерявшая след собачонка.

Когда привезли доктора, Мария, будто во сне, услышала его глуховатый голос:

– Организм молодой, сильный, – убеждал супруга пожилой врач. – Все будет хорошо, поверьте мне.

Тарновская попыталась улыбнуться и потеряла сознание.

Глава 17

Киев, 1898 г.

– Я говорила вам, Зиночка, что Танюшу следовало сегодня пораньше уложить спать. – Мария, оторвавшись от чтения модного романа, напутствовала молоденькую гувернантку. – Васеньку желательно одеть потеплее, когда поведете его в сад. Сегодня на улице довольно прохладно. Эти ясные майские дни такие коварные.

Высокая стройная Зиночка, лицо которой с правильными и одухотворенными чертами лица чем-то напоминало картины Боттичелли, слушала ее с вниманием, наклоняя голову в знак согласия.

Тарновская, глядя на красивую девушку, с удовольствием сыпала приказаниями, думая о том, как плохо родиться в бедной, пусть и благородной семье. Отец этой самой Зиночки, несмотря на дворянское происхождение, служил простым чиновником. Девушка окончила пансион благородных девиц и смогла устроиться разве что гувернанткой в богатую семью. Когда-то Мария избежала ее участи – Василий подвернулся как нельзя кстати. И вот теперь она не домашняя учительница, а солидная богатая дама с двумя детьми (дочь Татьяна родилась через год после Василия) и фамилией, известной всему Киеву.

– Слушаюсь, Мария Николаевна. – Зиночка сделала реверанс и поторопилась в детскую.

У выхода она почти столкнулась с бледным Василием, который, впрочем, не без восхищения проводил ее глазами. Это не осталось незамеченным.

– Я давно знаю, что эта девушка пришлась тебе по нраву. – Тарновская положила книгу на стол и весело улыбнулась. – Что ж, одобряю твой вкус. Она прехорошенькая.

Супруг скривился:

– Может быть, она и хорошенькая, как ты изволила выразиться, но скоро ей придется отказать от дома. Тебе известно, что со смертью моей бабушки наши доходы значительно упали. Бабушка не зря считала, что мой папа не способен вести дела. И вот результат. Он почти разорен.

Мария растерянно заморгала:

– Разорен? Что ты такое говоришь? Наверняка это временные трудности. Ты же, как всегда, паникуешь без всякой причины.

– Без всякой? – Василий побагровел. – Тогда прочти это. – Он бросил на стол распечатанное письмо.

Женщина аккуратно взяла его и раскрыла. Размашистый, небрежный почерк свекра она узнала сразу.

Василий Тарновский-старший писал, что после смерти Людмилы Николаевны ему так и не удалось наладить дела в имениях. Ситуацию осложняло и увольнение многих ценных работников, которые не захотели подчиняться другому хозяину.

«К сожалению, сын мой, тебе придется поработать, если ты хочешь продолжать такую же роскошную жизнь, – при чтении этой фразы Мария поморщилась. – А если нет, придется туже затянуть пояса. Я думал, что оставлю вам с Петром и Софией приличное наследство, но… Буду стараться, чтобы вы не получили гроши, которые при разделе имущества станут лишь каплей в море».

Тарновская бросила письмо на стол и поджала губы.

– Твоей сестре Софии нужно приданое, это понятно. Но меня бесит, что твой никчемный братец тоже претендует на наследство. – Она отвернулась к окну.

Василий удивленно поднял темные брови.

– Что ж тут странного, Мара? Он такой же сын своего отца, как и я. Хочешь не хочешь – придется делиться.

Супруга так сжала кулачки, что хрустнули пальцы.

– Твоя любимая бабушка почему-то не сделала тебя единственным наследником, – буркнула она.

– А как бы она это сделала? – изумился Тарновский и посмотрел на часы. Этот разговор начинал его тяготить. – Мне пора, дорогая. Я обещал сегодня встретиться с одним человеком.

– Догадываюсь, что это за человек. – Мария подняла глаза на мужа. – Думаешь, мне ничего не известно о твоих похождениях? Как только я забеременела Танюшей, ты пустился во все тяжкие.

Он равнодушно пожал плечами:

– Думай, как тебе хочется. В конце концов, Мара, ты становишься невыносимой.

Не попрощавшись с женой, он вышел из комнаты, и Мария дала волю гневу. Она дернула бархатную малиновую скатерть, и со стола полетели фарфоровые блюдца и чашки.

Тарновская с каким-то наслаждением смотрела, как они разлетались на мелкие кусочки, лишь коснувшись пола, и думала, что это напоминает ее семейную жизнь.

Она слышала пословицу про разбитую чашку, которую уже не склеишь. Как же верно сказано, как верно! Ее отношения с мужем никогда не станут прежними.

Легкомыслие Василия, привычка не думать о завтрашнем дне сейчас проявлялись в полной мере. Они были на грани разорения, а он бежал к очередной любовнице, нисколько не беспокоясь о том, что, может быть, завтра его детям будет нечего есть.

Черт возьми, а ее родители оказались правы, так и не захотев распахнуть объятия беспутному зятю.

Вспомнив о матери, Мария встала и подошла к туалетному столику, на котором в футляре покоилась диадема. Тонкими пальчиками она откинула крышку, достала украшение и примерила. В солнечном свете бриллианты заиграли, их отблески рассыпались по комнате разноцветной мозаикой, и Тарновская, взглянув на себя в зеркало, с изумлением увидела не замученную женщину, мать двоих маленьких детей, а высокую рыжеволосую красавицу, которой так восхищались мужчины.

Она чуть приоткрыла полные губы, словно призывая невидимого кавалера поцеловать их, и топнула ногой.

Решение вопроса о наследстве так неожиданно пришло в голову, что она вздрогнула, вздрогнула от внезапности, а не от осознания того, что собиралась сделать.

Последствия ее нисколько не пугали. Мария помнила: для достижения цели хороши все средства.

Глава 18

Приморск, наши дни

Вечернее времяпрепровождение в баре мне безумно понравилось. Я отыскал то, что требовалось моей измученной душе, и стал ходить туда каждый день, возвращался выпившим и избегал супружеской близости.

Дней через пять Надежда пригласила меня в кабинет и предложила сесть.

Это меня удивило. Со дня нашей женитьбы она обходилась без церемоний.

– Что случилось, любимая?

Супруга сцепила руки:

– Максим, скажи мне правду, ты женился на моих деньгах? Все слова о большой любви были ложью?

Я открыл рот.

– Да как ты могла…

– Замолчи. – Надежда подошла к окну. Голос ее срывался: – Думаешь, это не видно? Ты испортил мне медовый месяц, если его так можно назвать. Я вчера долго думала и пришла к выводу: нам нужно развестись.

Я похолодел:

– Ты… Ты серьезно?

Она хрустнула пальцами:

– Да, я серьезно. Тебя, как и других, привлекли мои деньги. Но я же не виновата, что мой отец оставил мне такое наследство. А предложение руки и сердца ты делал по собственной воле – никто тебя не насиловал. Если я тебе противна, если ты разочаровался и не в силах сносить мое присутствие, – она взяла мобильный и отвернулась к стене, чтобы я не видел ее покрасневших глаз, – это мы исправим. Я звоню своему адвокату. В нашем браке есть хоть что-то хорошее – ты не претендуешь и на толику моего имущества.

Передо мной, как перед смертью, промелькнула моя прежняя жизнь: нищета, кредит, попытки выкроить копейки на текущие расходы, больная мать.

После развода все это снова упадет на мою шею, включая увольнение с работы и бесконечные скитания в ее поисках. А уж Надежда постарается, чтобы я никогда ничего не нашел. Во всяком случае, в нашем городе.

– Объясни, почему ты разозлилась? – Мне претила мысль, что нужно перед ней унижаться. – Потому что я устал и решил расслабиться в одиночестве? Но если тебе это не понравилось, нужно было сказать.

Она покачала головой:

– Дело не в этом, дело в тебе, Максим. Я не привлекаю тебя как женщина, раздражаю. Меня не устраивает такой брак. Я не затем выходила замуж, чтобы чувствовать себя одинокой и нежеланной. Давай поскорее покончим с этим.

Я рванулся к ней и вырвал телефон из ее холодных рук:

– Ты говоришь чушь. Я женился не на твоих деньгах, а на тебе, и я люблю тебя. Мужчине нужно иногда расслабиться. Но если тебя это так задело… Больше такое не повторится.

Говоря эти слова, я ненавидел сам себя. Гораздо честнее было получить развод и вернуться в съемную квартиру, пусть и маленькую. Но я смалодушничал. Надежда взяла на себя все мои проблемы, и возвращаться к ним не хотелось.

Я заключил ее в объятия и, преодолевая злость и отвращение, принялся целовать. К моему удивлению, Надежда быстро сдалась. Как же она устала быть без мужчины!

– Ладно, Максим. – Она отстранила меня и подошла к окну, задумчиво разглядывая улицу. – Я прощаю тебя, потому что люблю. Но если ты меня обманываешь, пожалеешь. Я уничтожу тебя, слышишь?

Я заверил ее, что не глухой. В тот вечер пришлось изображать страстного любовника, и я возненавидел ее еще больше. Мне казалось: если бы кто-то вложил в мою руку пистолет, я бы ее убил.

Глава 19

Имение Тарновских, 1899 г.

Мария сидела за накрытым столом и с неудовольствием слушала причитания свекра и свекрови. Они наперебой жаловались на неурожаи в имениях, на кризис, на нехватку рабочей силы.

Молодая женщина смотрела на их озабоченные, осунувшиеся лица, с сочувствием кивала и думала о том, что ей нисколько не жаль незадачливых родственников. Она любила сильных. А свекор и свекровь оказались слабыми и никчемными. Подумать только – все держалось на пожилой Людмиле Николаевне. Стоило ей умереть, и пожалуйста – почти полное разорение.

– Два имения заложены и перезаложены, – пояснял Василий-старший. – И что с того? Они почти не приносят денег. Крестьяне не хотят работать. Все эти модные революционные веяния совсем вскружили им голову.

– А что вы делаете, чтобы повысить производительность их труда? – вдруг резко спросила Мария. – Даже мне известно, что сейчас много новой техники. Вы что-нибудь приобрели?

– А на какие деньги я это куплю? – в тон ей ответил Тарновский-старший. – Если вы такая умная, почему бы вам самой не попробовать управлять имением?

– Меня этому не учили, – усмехнулась невестка. – К тому же я воспитываю ваших внуков. А это тоже нелегкое дело.

– Тогда нечего бросаться в меня своими глупыми репликами, – парировал Василий и погладил тараканьи усики. – Или предложите что-нибудь стоящее, или помолчите.

Мария почувствовала, как от гнева запылали щеки. Она прижала руки к горячему лицу и прошептала:

– Боже, как жарко! И какие все глупые!

Гимназист последнего класса Петр Тарновский, брат Василия, сидевший слева от молодой женщины, наклонился к ней и выдохнул в ухо:

– Если отец вас услышит, ему это не понравится.

Мария едва улыбнулась:

– Петр, если вас не затруднит, пройдитесь со мной по аллее. Мне нужно подышать свежим воздухом, в противном случае я упаду в обморок.

– Почту за честь. – Стройный, темноволосый, он поднялся и протянул ей руку: – Прошу. Папа, мама, мы немного пройдемся. Василий, ты не возражаешь, что я на время украду твою прекрасную жену?

Брат пожал плечами, и на его лице появилось выражение скуки:

– Сделай одолжение.

Мария взяла Петра под руку, и они вышли из дома и направились к аллее. Моросил мелкий дождик, но оба не обращали на него внимания.

Марии стало легче. Капли дождя словно затушили костер в ее душе.

– Я жалею, что так разговаривала с вашим отцом, – начала она. – Он переживает, а я подлила масла в огонь.

Петр вздохнул и дотронулся до румяной розовой щеки.

– Бабушка предупреждала отца, что он разорится после ее смерти, – проговорил он грустно. – Она хотела, чтобы папа поучился у нее управлению, но у отца все не доходили руки. Знаете, когда есть деньги и они не кончаются, не думаешь о печальном. А теперь отец оставляет нас без наследства. Мама вчера призналась мне, что положение очень серьезное.

Мария вскинула голову:

– И вы тоже не знаете, как не допустить разорения?

Он покачал головой:

– Нет, не знаю. К сожалению, папа не учил меня управлять имением, зато хотел получить от меня деньги другим способом – женив на богатой девушке.

Женщина улыбнулась:

– И на ком же, если не секрет?

– Какой же тут секрет! – рассмеялся Петр и пригладил темные волосы, которые, как у мальчишки-озорника, топорщились в разные стороны. – Это Наденька Болховитова, наша соседка.

Мария скорчила смешную гримаску:

– Полненькая? Да бросьте, вы намного интереснее ее… Мне кажется, она не стоит и вашего мизинца.

Он развел руками:

– Чувствую, мне придется жениться, чтобы спасти семью.

Мария поднесла руку ко лбу:

– Боже мой! Бедный вы, бедный. И какой благородный. Я просто без ума от вас. Ну почему я встретила сначала старшего, а потом младшего брата? В противном случае я обязательно вышла бы за вас. – Она прижалась к нему и прошептала: – Мне холодно.

Он взял ее маленькие руки в свои.

– Действительно, холодные. Может быть, вернемся?

Мария улыбнулась:

– Давайте еще погуляем. Дождик не помеха. Он теплый, уютный и ласковый. – Она немного помолчала и добавила: – Как вы. А еще вы очень умный, Петя. Правда, вам никогда никто не говорил такие слова? Даже ваша обожаемая Наденька…

Петр вздрогнул и посмотрел ей в глаза. Она почувствовала, как молодой человек заволновался, затрепетал, и не удивилась. Не было еще ни одного мужчины, который остался бы равнодушным к ее чарам. А этот желторотый юнец не ведал, что такое любовь настоящей женщины. Он вообще не знал любви.

Она еще сильнее прижалась к нему горячим, страстным, жаждущим телом, и Петр, ничего не сказав, потянул ее в конец парка, к пруду с множеством укромных уголков.

Глава 20

Приморск, наши дни

Неделю я вел себя как примерный ребенок, который боялся огорчить мамочку: с работы мы ехали вместе, я приносил ей чай и нес на руках в спальню.

Через неделю я почувствовал, что больше не могу. Я нуждался в отдыхе и раздумывал, как его получить.

Разгребая документы, я подумал о том, что вполне могу выбить себе командировку: следовало проверить один филиал.

Я уведомил об этом Надежду, и, на мое удивление, она согласилась.

– Поезжай, дорогой. По дороге зайди в какой-нибудь хороший ресторан и расслабься. Ты так много работал в последние дни. Только, умоляю, не садись за руль пьяным.

Филиал находился в двухстах километрах от Приморска, и при желании я вполне мог вернуться к вечеру, но это не входило в мои планы.

Закончив проверку, я специально дотянул до темноты, потом позвонил Надежде и заверил ее, что было очень много работы и я безумно устал.

– Дорогая, сегодня я не вернусь. – Я старался говорить как можно грустнее. – Очень устал, немного выпил и теперь боюсь садиться за руль. Ты не будешь против, если я переночую в Белогорске?

Она замолчала, и я запаниковал:

– Но если ты хочешь, я выпью чашку кофе и помчусь к тебе. Скажи своим знакомым гаишникам, чтобы не останавливали меня.

– Нет, нет. – Все-таки Надежда меня любила и не хотела потерять. – Мало ли что может произойти в дороге! Сними номер в каком-нибудь хорошем отеле и отдыхай. Вернешься завтра.

– Я целую тебя, родная. – Нажав кнопку отбоя, я пустился в пляс.

Отыскать отель не составило труда, я выбрал очень маленький и неприметный, чтобы не привлекать внимания.

Немного повалявшись в постели, я принял душ и отправился в ресторанчик, который приглядел еще днем.

Здесь было довольно уютно. На веранде, любуясь вечерним июньским небом с яркими чистыми звездами, сидели хорошо одетые мужчины и женщины и пили вино, коньяк и другие горячительные напитки.

Она пила молоко – и это сразу бросалось в глаза. В таких заведениях, будь они мегаприличными, женщины, пьющие молоко, – большая редкость.

Я еще не разглядел ее, но подошел к ее столику, будто подгоняемый дудочкой Крысолова.

– У вас свободно?

Она подняла на меня глаза.

Боже мой, что это были за глаза! Черные-черные, как июньское небо. В сочетании с натуральными блондинистыми волосами они смотрелись очень эффектно. Прибавьте к этому лицо с мраморной кожей и тонкими чертами, соболиные брови, также необычно сочетавшиеся с белыми волосами, – и вы получите портрет прекрасной незнакомки.

Она помедлила, прежде чем ответить, но я решил, что, если она откажет, я просто уйду из этого ресторана.

– Садитесь. – Ее голос был серебристым, как журчание ручья.

Во всяком случае, тогда мне так показалось.

Официант принес бутылку виски и стакан. Я придвинул к себе стакан и откупорил бутылку.

– Может быть, составите мне компанию? Согласитесь, молоко – это неподходящий напиток для вечернего времени.

Женщина – на вид ей было лет двадцать шесть – пожала плечами:

– Кому как. Я к этому привыкла.

Я отправил к ней меню одним щелчком:

– Выберите любой коктейль и самый вкусный десерт.

Она покачала головой:

– Спасибо. Десерт – пожалуй. Я и сама хотела это сделать. Но не спиртное.

– Как хотите. – Мы сделали официанту еще один заказ, и он удалился с понимающим видом.

– Вы здесь живете? – Мне вдруг захотелось узнать о ней все.

– Нет, я из другого города, – она вдруг улыбнулась, – приехала сюда по делам.

– По каким, если не секрет? – Я глотнул виски, почувствовал их воздействие и стал необычно смелым. – Не хочу показаться бестактным, но я тоже здесь по делам.

– Зачем вам это знать? – Девушка поставила стакан с молоком на стол и выпрямилась. – В женщине должна быть загадка. Не спрашивайте у меня даже мое имя.

– Отчего же?

Она посерьезнела:

– Я уже объяснила.

Мне показалось, что сейчас прекрасная незнакомка встанет и уйдет, и я поспешил на попятную.

– Ну хорошо, желаете сохранить инкогнито – валяйте.

Официант принес десерт, я добавил себе виски, и язык у меня совсем развязался. Неожиданно я почувствовал в этой девушке родственную душу и стал рассказывать обо всем: о сыне, бывшей жене, неудачной женитьбе, желании и невозможности расстаться с Надеждой.

Она слушала очень внимательно, не перебивала, потом начала говорить о себе.

Я узнал, что девушка приехала из маленького сибирского городка, чтобы жить поближе к морю. На родине у нее остались мать и маленький брат, нуждавшиеся в ее помощи.

Мы проговорили до закрытия ресторана, я вызвался проводить, но она остановила меня:

– Нет, это лишнее. Я верю в судьбу. Если нам суждено встретиться, это произойдет и без нашего желания. – Незнакомка коснулась меня на прощанье рукой, и мое разгоряченное тело будто прошибло электрическим током.

Я провожал ее глазами, восхищался ее стройной, подтянутой фигурой – и хотел ее до безумия, однако бежать следом не решался. Она создала атмосферу очарования, загадочности, мечты – и разрушать ее из-за плотских желаний не хотелось.

В ту ночь я спал один, хотя это и не входило в мои планы.

Позднее я понял, что она сразу вошла в мои плоть и кровь. Мне не хотелось других женщин.