Текст книги "Диадема Марии Тарновской"

Глава 21

Киев. 1898 г.

Мария стояла у окна и с улыбкой слушала Василия. Впервые она видела мужа в праведном гневе, и это скорее смешило, чем пугало. Это ничтожество, по ее мнению, не было способно ни на что, даже устроить настоящий скандал.

– Вы меня постоянно компрометируете. – Тарновский, в минуты гнева переходя на «вы», брызгал слюной и размахивал руками, напоминая ветряную мельницу – впрочем, очень жалкую. – То вас видели раскатывающую в экипаже с Волынским, то вы сидели в ресторане с Анненковым. Объясните мне, пожалуйста, такое поведение.

Он подошел к ней и застыл как изваяние.

Она медленно повернулась к мужу и потянулась, как сытая кошка.

– Странно, что никто не застал меня в постели с очередным любовником, – проговорила Мария, – а именно этим заканчивались мои свидания.

Василий побагровел, затрясся, словно в лихорадке.

– И вы так спокойно говорите мне об этом?

Она дернула плечиком:

– А если я скажу взволнованно, что-то изменится?

Муж замахнулся, будто собираясь ее ударить, но под ее взглядом опустил руку:

– Дрянь! Какая же ты дрянь!

– Странно, что об этом говоришь мне ты. – Мария подошла к креслу и облокотилась на него. – Наверняка у меня меньше любовников, чем у тебя любовниц, гораздо меньше. Слышишь? Разве ты не первый подал мне пример, как можно иногда развлечься, имея законного супруга?

– Я мужчина. – Его голос дрогнул.

Тарновская выпрямилась:

– Это тебе так кажется.

Она бесила его до тошноты, но Василий, как ни странно, ненавидел и восхищался женой одновременно. Мара, его Мара никогда не теряла присутствия духа и ни черта не боялась. Это возбуждало в нем страстное желание.

– Мария, – он сжал ее локоть, и женщина поморщилась, – зачем ты вскружила голову моему брату? Он избегает встреч с девушкой, на которой мы хотели его женить, чтобы поправить дела, он похудел, побледнел, сошел с лица. С твоей стороны глупо было ему что-то обещать. Или ты собралась развестись со мной, чтобы выйти за него? Помилуй, Петя еще гимназист.

Она не изменилась в лице, лишь величественно, как королева, покачала головой:

– А вот эта связь не более чем гнусные инсинуации. Петя ребенок, и с моей стороны и вправду было бы глупо соблазнять его. – Женщина взяла веер со столика и царственно взмахнула им. – Мальчику нравится разговаривать со мной. Он не знает жизни, и я с удовольствием раскрываю перед ним ее разные стороны.

Василий прищурился:

– Интересно, какие?

Мария усмехнулась:

– Пусть это останется нашим маленьким секретом. Хотя какие тут секреты… Мы говорим о музыке, о литературе, читаем стихи. Тебе этого не понять.

– Где уж, – в тон ей ответил Василий и повернулся к двери. – Впрочем, мне пора.

– Но ты только пришел… – Женщина удивленно посмотрела на него и моргнула. – Куда же ты идешь?

Он взял трость, которую небрежно прислонил к столу:

– Какая тебе разница! В современном браке ценится прежде всего свобода, и ты это знаешь не хуже меня. – Василий повернулся, щелкнул каблуками и вышел.

Мария с грустью посмотрела на недочитанный роман, подумав о том, что ей никогда не хватало терпения написать что-нибудь серьезное, и крикнула:

– Зиночка!

Симпатичная гувернантка впорхнула в комнату как легкая птичка.

– Я слушаю вас.

Женщина встала:

– Мне нужно оставить детей до вечера. Василий Васильевич тоже задержится. Пожалуйста, вовремя их уложите.

Она поднялась в спальню, где находился шкаф с нарядами, и выбрала красивое белое платье с кружевами. Оно необыкновенно шло к ее золотистым волосам и голубым глазам. Впрочем, ей шло все. Густые волосы Мария забрала в высокую прическу и принялась придирчиво рассматривать свое отражение.

Красивое лицо с тонким носом, пухлыми губами и подковками бровей, оказывающее магическое действие на мужчин, приняло довольное выражение. Годы не брали ее, дурные привычки не оставляли отпечатков на коже: она оставалась молодой и свежей, как роза.

Мария с улыбкой вспомнила, как Валерий Брюсов, увидев ее однажды в Петербурге, выразил свое восхищение ее привлекательностью и настойчиво предлагал встретиться, но она отказала: взбалмошный поэт ей совсем не нравился.

Тем не менее Тарновская не сомневалась, что известный символист посвятит ей стихи и в один прекрасный день преподнесет их, вызвав зависть ее подруг.

Впрочем, какие подруги… С ними было хорошо погулять, насладиться клубникой в эфире, выпить рюмочку любимого абсента… Но они ни черта не понимали в литературе и поэтому порой раздражали.

Мария вздохнула – не всем же быть такими возвышенными, как она, – напоследок окинула себя критическим взглядом и, надев шляпку, вышла из комнаты. На углу улицы, поймав экипаж, она попросила отвезти ее в дорогую гостиницу в центре Киева.

Глава 22

Киев, 1898 г.

Они лежали в постели, тесно прижавшись друг к другу, Петр гладил шелковистую кожу ее бедра и шептал:

– Я люблю тебя, Мария! Боже, как я тебя люблю!

Она повернулась к нему и обдала горячим дыханием:

– Я тоже люблю тебя, Петр. Люблю за твою мальчишескую улыбку и римский нос. Ты знал, что у тебя римский нос? Видишь, тебе никогда никто об этом не говорил, потому что не любил, как я.

Он приподнялся на локте, думая о том, что эта женщина показала ему мир любви, настоящей любви, о которой он мечтал еще в отрочестве.

– Но если мы оба не можем жить друг без друга, почему бы не быть вместе? Я свободен. Ты тоже можешь стать свободной, если все расскажешь Василию. Я понимаю: подло уводить жену у брата. Но еще подлее обманывать, встречаться вот так.

Женщина еще крепче обняла его:

– Петя, пойми, этого нельзя делать. Он убьет тебя, когда обо всем узнает. Ты знаешь, насколько он вспыльчивый. Вася тут же вызовет тебя на дуэль…

– И пусть! – с жаром ответил юноша. – Все решит поединок.

Она погладила его темные волосы:

– Ты собираешься драться с родным братом? Это грешно, Петя.

Он махнул рукой и выдохнул с мальчишеским пылом:

– Пусть грешно. Если это единственный путь быть с тобой, я его принимаю.

– А если он убьет тебя? – Мария хрустнула пальцами и скривилась, будто от боли. – Ты подумал, что будет со мной? Я этого не переживу.

Петр поджал губы и выдавил:

– Что же делать?

– Нужно, чтобы на тебя не упала тень подозрения. – Женщина запустила руку в густые рыжие волосы и задумалась. – Не лучше ли сделать так: ты отказываешься от наследства в пользу Василия, а я уж найду способ, как с ним… – Она не договорила, и Петр вздрогнул.

Мысль о том, что Мария расправится с его родным братом, не радовала, а пугала.

– Но это тоже будет неправильно. – Он сел на кровати и обхватил голову руками. – Боже, я не хочу его смерти, не хочу!

– Прекрати! – осадила его любовница. – Не будь тряпкой, в конце концов. Если вы оба претендуете на одну женщину, кто-то из вас должен уйти. Иначе нельзя.

Петр раскачивался из стороны в сторону, как китайский болванчик.

– Может быть, признаться, поговорить? – застонал он, но Тарновская презрительно усмехнулась:

– Какой же ты слабый, Петя. Если бы Василий был на твоем месте, он не задумался бы ни на секунду.

Он еще больше съежился, сник, и Мария, поняв, что вконец расстроила его, обняла молодого человека и прижалась к нему.

– Петя, делай так, как я сказала, и все будет хорошо. Сперва перепиши на него наследство, а потом в дело вмешаюсь я.

Тарновский-младший вскочил на ноги. Страх обдавал его горячими волнами, руки тряслись, ноги подкашивались. Тяжело было предавать близкого человека.

– Хорошо, я сделаю, как ты сказала. – Он с облегчением выдохнул, приняв, как ему показалось, единственное правильное решение. – Завтра я перепишу на него свою долю наследства.

Мария встала, прикрывая простыней свою ослепительную наготу:

– Отлично. Поверь, ты не пожалеешь. – Она взглянула на стенные часы, безжалостно отстукивавшие секунды, и протянула руку за платьем, небрежно брошенным на спинку стула.

– А теперь, дорогой, мне пора.

Петр погладил ее атласные плечи:

– Может быть, побудешь еще немного?

Тарновская покачала головой:

– Нет, любимый. Не забывай, что у меня двое детей. Пусть Василий утверждает, что я плохая мать. Но в отличие от него я хотя бы изредка занимаюсь ими. – Женщина коснулась его губ тонким пальчиком. – Скажи, ты готов полюбить моих детей?

Он послушно кивнул:

– Они и моя кровь тоже. Родные племянники. Я уже люблю их.

Мария улыбнулась, привлекла его к себе и поцеловала.

– Ну, будь умницей. Сделай так, как я сказала, и не сворачивай с пути.

Она быстро натянула белое платье, шелковые чулки, сунула ноги в белые туфли – да, сегодня она пришла к нему во всем белом, как чистая девушка, и ее хорошенькое личико светилось ангельской невинностью.

Петр, зачарованный красотой этой богини, не мог отвести глаз. Женщина будоражила кровь, сводила с ума. Так хотелось прижать ее к груди и никогда больше не отпускать!

Иногда гимназист задавался вопросом: за что он так полюбил жену брата? – и не мог ответить. Впрочем, а как объяснить значение слова «любовь»? И разве это можно объяснить словами? Теперь, когда юноша полюбил, ему казалось: все, о чем написано в книгах про это чувство, не имеет с ним ничего общего. Кроме безумной ревности. Он ревновал ее ко всему, особенно к своему брату.

– Я буду скучать по тебе, – прошептал гимназист, глядя, как она открыла дверь. – Очень.

– Ты знаешь, что я тоже скучаю. – Мария махнула рукой. – До завтра, дорогой. Завтра встретимся в кондитерской, скажем, в седьмом часу вечера.

Петр наклонил голову:

– Да, я все сделаю. Все, лишь бы быть с тобой.

Когда она ушла, оставив после себя легкий запах духов, он опустился на кровать и застонал, понимая, что несколько минут назад подписал смертный приговор родному брату.

Глава 23

Приморск, наши дни

На следующий день я не сразу поехал в Приморск, сначала побродил по городку, надеясь ее увидеть, но не увидел.

Настроение было препаршивое. Я залез в автомобиль и отправился к нелюбимой жене, думая, что сегодня притворяться любящим мужем выше моих сил. Я боялся сорваться, нагрубить, ударить.

На мое счастье, звонок Надежды застал меня в дороге. Она сообщила, что ей нужно срочно лететь в Москву и ужин на столе. В последнее время жена старалась баловать меня разными вкусностями, которые все равно казались мне пресными.

Первой мыслью было повернуть обратно, но я передумал. Я ничего не знал о новой знакомой – ни имени, ни места работы, ни места жительства. Она сказала, что приехала по делам, но надолго ли?

С такими мыслями я вернулся в Приморск, зашел в дом – две недели назад мы переехали в особняк ее отца, почти в центре города, принял ванну, не притронувшись к ужину, и отправился бродить по темным улочкам.

В тот вечер было невыносимо жарко. Днем плавился асфальт, автомобилистов предупреждали о возможном возгорании двигателей, любителей природы напутствовали не разводить костры, и сумерки не давали живительной прохлады. Однако я предпочел духоту улицы прохладе комнаты – дом навевал на меня тоску – и поплелся на набережную.

Как всегда летом, в нашем городе было много приезжих. Реки людей текли по улицам, слышался смех, а мне было грустно. Я постарался найти местечко подальше от людских взглядов и сел на скамейку под сладко пахнувшей японской акацией. Несколько ее пожухлых цветков не розового, а ржавого цвета валялись под ногами.

Я вспомнил, что когда-то здесь был большой парк с множеством южных деревьев и кустарников. Пирамидальные кипарисы встречали гостей как стражники, хвоя итальянских сосен серебрилась на солнце, крымские сосны со своим кривым стволом, почему-то примостившиеся рядом с этими красавицами, выглядели довольно непривлекательно. Несколько кустов ядовитого олеандра с глянцевыми узкими листьями склонили гроздья розовых, как заря, цветов к земле. В маленьком пруду цвели розовые лотосы. Их огромные листья, почему-то напоминавшие мне виниловые пластинки, покоились на воде, спокойствие которой нарушали лишь водяные пауки. Они, как фигуристы, катались на своих тонких нитеобразных ногах по зеленоватой глади, оставляя почти незаметную рябь. А магнолии… Вы видели, как они цветут, создавая какое-то буйство красок?

Да, вот такая красота была здесь до девяностых. А потом сюда пришли товарищи вроде отца Надежды, вырубили деревья и кустарники, невзирая на то, что некоторые из них были занесены в Красную книгу – деньги решили и этот вопрос, – и построили особняки. И ни одна живая душа не посмела их остановить.

Я горестно вздохнул. После таких воспоминаний очень хотелось закурить, но я давно бросил, и сигарет у меня не было. Когда на соседнюю скамеечку села женщина, я вздрогнул: те же белые волосы, та же точеная фигура.

Я прерывисто задышал, не веря своему счастью, и подался вперед. Она откинула прядь волос и взглянула на меня с интересом.

Даме оказалось лет под пятьдесят, и я торопливо встал и ушел.

Гулять расхотелось. Я вернулся домой, снова принял душ, стараясь смыть вместе с по́том страсть к незнакомой девушке, и бросился на прохладные простыни.

Я знал, что в эту ночь не усну. Да и в другую тоже. Мне нужна была она.

Глава 24

Киев, 1898 г.

Мария сидела в кондитерской, за столиком у окна, пила кофе со сливками, отщипывала кусочки от мягкой сладкой булочки и слушала Петра.

Молодой человек выполнил свое обещание: переписал наследство на Василия, и теперь, держа за руку любимую женщину, заглядывал ей в глаза, будто ища благодарности.

– Отец очень удивился и обозвал меня дураком. – Петр слегка нахмурился, вспомнив неприятную домашнюю сцену, и гладкую кожу на лбу прорезала морщинка. – Мама согласилась с ним. Я понял, как ты была права, когда посоветовала мне это. – Он взял белоснежную салфетку, принялся нервно ее мять. – Родители всегда говорили, какой я вспыльчивый, и, узнав о нас, обязательно приняли бы меры, чтобы нас разлучить. Но теперь нас ничто не разлучит, правда?

Мария не ответила, лишь погладила его по щеке:

– Ты хороший мальчик, Петя. А сейчас мне, к сожалению, пора. Сам понимаешь, нужно, чтобы Василий ничего не подозревал.

В ее голосе слышались какие-то чужие, холодные нотки, словно эта была уже не та, не совсем та женщина, близкая и родная, и он нервно закивал, как послушный ученик, лишь бы заслужить ее похвалу, ее улыбку.

– Да, да, я понимаю. Но я надеялся. – Петр робко перевел умоляющий взгляд на соседнее здание – гостиницу.

Он был готов на все, чтобы снова испытать блаженство любви с этой удивительной женщиной.

Но Мария резким движением отставила тарелку с недоеденной булочкой и встала, поправляя платье:

– Нет, нет и нет. Только не сегодня. – Он опустил голову, и женщина смягчилась. – Ну поцелуй меня, дурачок. Я увижу тебя, как только позволят обстоятельства. А теперь будь паинькой и возвращайся в имение.

Понурый, Петр поплелся к выходу. Тарновская бросила взгляд на его согбенную спину. Покорность молодого телка и раздражала, и забавляла.

– Молодой идиот, – прошептала женщина и, посмотрев по сторонам, горделиво пошла по тротуару, сознавая, что сделала невозможное.

Глава 25

Киев, 1898 г.

– И как ты это объяснишь? – Красный от напряжения, Василий мерил шагами зал. – Брат переписал на меня свою долю наследства. Может быть, он что-то говорил тебе? Как-никак, вы друзья. – Последнюю фразу он произнес язвительным тоном и усмехнулся.

Она покачала головой:

– Вероятно, не настолько близкие, чтобы он поверял мне свои секреты.

– Правда? – Муж щелкнул пальцами, что делал в минуты сильного волнения.

– Разве тебя не устраивает его решение? – осведомилась Мария и зевнула. – Ну как поймешь вас, мужчин? То тебе мало денег, чтобы вести прежний образ жизни, то слишком много.

Он придвинул к себе стул и сел, растерянно изучая свои пальцы с наманикюренными ногтями.

– Все это странно… Знаешь, Мара, я хочу поехать в имение, чтобы серьезно поговорить с ним. Петя всегда был очень вспыльчивым и импульсивным.

Она пожала плечами, приняв скучающий вид:

– И когда же ехать?

– Да хоть бы сегодня.

Тарновская протестующе подняла руку:

– Но сегодня нельзя… Я хочу поехать с тобой, чтобы тоже во всем разобраться. Но мне нужно договориться с Зиночкой. Детей с собой мы не возьмем.

– Ладно, как скажешь, – неожиданно согласился Васюк, – только, прошу тебя, не тяни. – Он приложил руку к груди. – Мара, тебе это покажется странным, но я не испытываю никакой радости. Меня гнетет какое-то нехорошее предчувствие.

Она скривилась:

– С чего бы это?

– Не могу объяснить. – Василий встал и облокотился на стол. – Видишь ли, дорогая, мы с ним были близки с детства, и он всегда доверял мне, считал авторитетом. Прежде чем принять такое решение, он должен был поставить меня в известность.

– Я надеюсь, ты не собираешься отказываться от наследства? – спросила Мария, хотя прекрасно знала ответ: как бы хорошо Василий ни относился к своему брату, своего он не упустит.

– Мне бы хотелось сначала разобраться, чем вызвано такое решение. – Он выпрямился. – Постарайся уладить вопрос с детьми, и мы поедем в имение.

– Хорошо, – пообещала она, избегая смотреть в его глаза, которые, словно лучом, прожигали ее насквозь. – Обещаю, что не задержу тебя.

– Прекрасно. – Василий повернулся к выходу, бросив на ходу: – Я поднимусь к себе. Пожалуйста, проследи, чтобы меня никто не беспокоил.

– Конечно, – отозвалась она и потянулась за фарфоровой чашечкой с кофе.

Женщина видела, что решение Петра произвело на мужа сильное впечатление. Впервые за долгие месяцы супруг предпочел остаться дома, а не скоротать вечер с очередной любовницей. А ей надо было подумать, как вести себя с этим мальчишкой-гимназистом.

Теперь все зависело от него. Вздумай Петечка признаться родителям и старшему брату, почему так сделал, рухнет ее хитроумный план. Это нельзя было допустить. Ни в коем случае.

Глава 26

Приморск, наши дни

Надежда позвонила утром, сказала, что ей придется задержаться, дала несколько наставлений и попросила пройти в ее кабинет и просмотреть бумаги в папке, лежавшей на столе.

Я исполнил ее просьбу. Секретарша Леночка, как всегда в ужасном платье, с не менее ужасными очками, почти полностью скрывавшими лицо, стучала по клавиатуре.

Это существо всегда вызывало во мне жалость. Неужели ей не хотелось нравиться мужчинам, испытать все ощущения любви? Я не раз спрашивал Надежду, где она отыскала такое ископаемое и почему не найдет кого-нибудь поприличнее, и жена неизменно отвечала, что Лена – прекрасный специалист и большой помощник, а уж как она выглядит – это ее дело.

– Как поживаете? – Я подошел к ее столу и постучал пальцами по гладкой поверхности.

– Спасибо, прекрасно. – И голос у нее был под стать: такой противный, гнусавый.

– Скажите, Лена, у вас есть молодой человек? – поинтересовался я, открывая дверь кабинета жены.

Она вздрогнула, покраснела:

– Мне кажется, это никого не касается.

– Все понятно, нет. – Я прошел в кабинет, даже не удостоив ее взгляда.

Она застучала по клавиатуре еще более остервенело. Я представил себе выражение ее лица и усмехнулся.

Усевшись на стул с высокой спинкой, я открыл папку и постарался углубиться в документы. Вроде все было в порядке. Честно говоря, углубиться по полной мне так и не удалось. Передо мной мелькало красивое лицо моей блондинки, и жгучее желание отыскать ее во что бы то ни стало преследовало, как лихорадка.

Я вышел в приемную и наклонился над столом Леночки.

– Мне нужно отлучиться по делам. Если кто-то будет спрашивать, пусть звонит. Я на связи.

Она улыбнулась как-то нехорошо, иронично, и у меня возникло чувство, будто секретарша все понимает. Я хотел придумать что-нибудь в оправдание, но потом послал все к черту. В конце концов, пусть думает как хочет. Я ее босс – и точка.

Покинув приемную, я выскочил в летний зной, густой, как сироп, с удовольствием нырнул в машину и включил кондиционер.

Сначала я хотел поехать в этот городок, но потом остановил себя. Прошло уже несколько дней, и ее там наверняка нет. Если кто-нибудь узнает, где я прохлаждался, это покажется странным.

Но что же делать? Как ее найти?

В расстроенных чувствах я приехал домой, переоделся и отправился в маленькое кафе на берегу моря, чтобы попытаться отвлечься от преследовавших меня мыслей.

Кафе находилось за городом, такая с виду невзрачная стекляшка, на одном из песчаных пляжей, и служило пристанищем не изысканной публике, а дальнобойщикам. Они слетались сюда как мухи на пирог. Хозяева заведения, сорокалетние супруги, кормили именно по-домашнему, готовя всего понемногу, и за какие-то несколько часов кушанья сметались как горячие пирожки. Поэтому здесь всегда была свежая и очень вкусная еда, с пылу с жару.

Останавливаться в кафе, которое облюбовали дальнобойщики, меня научили мои друзья, любители путешествовать. Они утверждали, что в таких заведениях всегда все свежее и очень вкусное, и были правы.

Правда, Надежда никак не хотела составлять мне компанию. Пообедать в таком кафе – это было ниже ее достоинства, хотя оно совсем не походило на своих некоторых собратьев возле дороги, где вместо обычных тарелок дают пластиковые, одноразовые, которые разлетаются даже при небольшом порыве ветра.

В курортном городе кафе всегда появляются как грибы после дождя. Иногда повара сомнительного вида кашеварят прямо на улице – ну чем не находка для санэпидстанции! Посетители, привлеченные дешевизной, сидят за столами на улице, и эти столы сомнительной чистоты. Официанты таких забегаловок, смахнув с пластиковых поверхностей мусор, зазывно глядят на всех, кто неожиданно появился в поле их зрения, но заарканить меня им ни разу не удавалось.

Через полчаса я подогнал машину к маленькому одноэтажному домику с верандой (большегрузы до отказа забили площадку возле кафе) и зашел внутрь, чтобы поздороваться с хозяевами.

Женщина, полная большеглазая блондинка, встретила меня приветливо:

– Снова решили навестить нас? Рады видеть. Сегодня ваши любимые донбасские котлеты. Только налепила. Мои посетители уничтожили одну порцию утром.

Я потер руки.

– Отлично. Мне овощной салат и котлету с картофелем фри. Ну, и чай с лимоном.

Она улыбнулась:

– Как обычно, да? Давненько вы у нас не были. Наверное, ваша жена предпочитает более дорогие заведения?

Я кивнул:

– Ей невдомек, что там кормят гораздо хуже.

Хозяйка поспешила на кухню, а я примостился на веранде за столиком и стал смотреть на море. Испещренное белыми барашками, будто взбитыми сливками, оно все равно выглядело привлекательным, и я решил искупаться после обеда. Плавки всегда лежали в моем багажнике.

По шумной дороге ехали машины, и когда одна, маленькая, двухместная, красная, съехала на площадку, меня охватило волнение. Я еще не видел женщину, сидевшую за рулем, но уже знал, что это она. Она была в белом летнем платье, легком и необычно воздушном, впрочем, она вся казалась сотканной из воздуха.

Я сделал над собой усилие, чтобы не броситься к ней, не заключить в объятия.

Женщина поднялась на веранду, прищурилась, посмотрев на меня, и вдруг улыбнулась:

– Это вы? Не думала вас здесь увидеть.

– Как и я вас. – Мой голос звучал хрипло, и за это я себя ненавидел.

– Это точно, – она присела рядом, – впрочем, меня можно увидеть в разных городах. Я торговый представитель и разъезжаю по стране. Но скажите, здесь меня накормят? Я умираю с голоду.

– Здесь вас отлично накормят, – заверил я ее, вытирая пот со лба: мне показалось, что на улице стало еще жарче, – рекомендую донбасскую котлету. Я все время ее заказываю.

– Правда? – Она блеснула белыми зубами. – Вы, я вижу, завсегдатай этого заведения.

– Да. И ничуть об этом не жалею.

Я подозвал хозяйку, и она приняла еще один заказ. Моя знакомая попросила стакан холодного молока и получила его незамедлительно.

– Вы знаете, все это время я думал о вас, – начал я, ругая себя за поспешность. Но не сказать ей об этом я не мог. – Я хотел вас увидеть, даже если для этого мне пришлось бы исколесить полстраны.

Она расхохоталась:

– Я тоже думала о вас, но все время себя одергивала. Вы женаты, верно?

Меня умиляло это ее словечко «верно».

– Это так. – Я кивнул.

– Женатые мужчины для меня запретный плод, – вздохнула она. – Как бы они мне ни нравились.

Хозяин, полный грузный брюнет, принес донбасскую котлету и картошку фри и приветливо обратился к девушке:

– А вас я обслужу через пять минут. Котлета уже готова. Жена пожарила сразу несколько.

– Отлично. – Она щелкнула пальцами. – Ей-богу, мне здесь нравится.

– Куда держите путь на этот раз? – поинтересовался я, стараясь аккуратно отрезать кусочек котлеты: хозяйка не скупилась на сливочное масло, и оно вытекало желтоватой речушкой из аппетитной сочной серединки.

– В Приморск. – Я чуть не подавился, услышав ее ответ. – Денька на три. Думаю, за это время решить все вопросы.

– В мой город. – Я произнес это с особой радостью. Она хотела что-то сказать, но тут принесли вторую котлету, и мы вместе принялись наслаждаться едой. Правда, «мы вместе» – неверно сказано.

Я с ужасом думал о том, что обед закончится, и она уедет, и уже не чувствовал вкуса котлеты. Пусть даже в Приморск… Вряд ли эта женщина захочет со мной встретиться. Женатые мужчины для нее табу. Она сама так сказала.

– Могу ли я надеяться, что мы увидимся в Приморске? – спросил я как можно развязнее, чтобы она не догадалась о моих чувствах. – Я покажу вам город. Это ни к чему не обязывает. Встретились на часик – и разошлись.

Она кивнула:

– Дайте ваш телефон, и я постараюсь вам позвонить.

– Постараетесь?

Женщина усмехнулась. Ох, до чего же она была красива!

– Ничего не планирую заранее. Диктуйте.

Я назвал свое имя и телефон, она забила в свой мобильный мой номер и отставила стакан с чаем.

– К сожалению, мне пора. Мой начальник шутить не любит. И не вздумайте ехать за мной следом.

– И вы не назовете мне своего имени? – улыбнулся я.

– А зачем? – Она согнала какого-то жучка с причудливой красной росписью на черной спинке. – Это разрушит очарование нашего знакомства. Видите, я не спрашиваю вашего. Но заплатить за себя я разрешаю.

Пока я расплачивался с хозяйкой, она исчезла, оставив после себя легкий, как ее белое летнее платье, запах духов. Они были такими же сексуальными, как эта удивительная женщина.

Купаться почему-то расхотелось, и я поехал домой, бормоча под нос:

«Она не позвонит, она не позвонит. Мы больше никогда не увидимся».

Но я ошибался.