Текст книги "Профессия – путешественник. Приключения тревел-журналиста – от московских подземелий до индонезийских драконов"

АЗЛК

Мы с Рейденом вышли из метро «Волгоградский проспект». Я с трудом заставила себя приехать на встречу с ним. Снова пришлось надеть эту уродливую одежду, опять предстояло рисковать. Хотелось лежать в теплой постели и смотреть сериал, а не таскаться по заводам на последней стадии разрушения. Но была уже середина декабря, с книгой я катастрофически не успевала, поэтому интенсивность моих встреч с диггерами пришлось усилить и добавить в расписание также залазы по вечерам будних дней.

С Новоостаповской улицы мы свернули в арку и увидели охранников рядом со шлагбаумом. Рейден невозмутимо наврал, что нам надо в автомастерскую, и мы с серьезным видом прошли прямо. Скрылись из поля зрения людей в форме и дошли до кафе с оригинальным названием «Кафе». Меня развеселила эта огромная вывеска с большими красными буквами.

Тут мы свернули в арку и ступили на территорию бывшего АЗЛК. Впереди застыли краны и экскаваторы, еще днем усердно сносившие огромные здания. Цехов было уже совсем немного, а ведь когда-то в них стояли конвейеры, на которых собирали лучшие советские автомобили. Но уже через полгода тут не должно было остаться совсем ничего.

Рейден рассказал мне, что территорию расчистят для строительства гигантского комплекса с офисами, отелями и развлекательными центрами. В результате здесь разместился технополис «Москва», но тогда мы еще об этом не знали. Так или иначе, мне посчастливилось поймать уникальный момент и увидеть своими глазами то, что скоро утонет в потоках времени и будет забыто навсегда. Это осознание придало мне мотивации и исследовательского азарта.

Московский автомобильный завод имени Ленинского комсомола правильнее было бы называть ОАО «Москвич», потому что закончил он свое существование именно под этим именем. Предприятие просуществовало ровно 80 лет и за это время сменило много названий. Но в памяти нескольких поколений оно навсегда останется как АЗЛК.

Здесь создавались автомобили-трудяги, возившие почту и книги, мороженое и детское питание, служившие в такси и милиции, завоевавшие немало наград в автоспорте, помогавшие тысячам врачей неотложки добраться до миллионов пациентов, огромному количеству советских семей путешествовать по нашей большой стране, а в выходные выезжать на дачу с детишками и рассадой.

У АЗЛК интересная и грустная история. Датой рождения предприятия считается 6 ноября 1930 года. В этот день запустили главный конвейер, способный выпускать 24 тысячи автомобилей в год. Показатель на порядок превышал производительность любой другой подобной фабрики СССР того времени. Изначально завод собирал две модели автомобилей американской фирмы «Форд» – легковой и грузовой на 1,5 тонны.

В 40-х годах работы по строительству новых корпусов и монтажу оборудования велись стахановскими методами, не прерываясь даже в 40-градусные морозы. Производительность повысилась до 200 автомобилей в сутки – более 60 тысяч в год. Для советской автопромышленности это был настоящий прорыв в массовость. Справедливости ради стоит заметить, что Генри Форд еще в начале века собирал свою Железную Лиззи в два раза быстрее. Но для советских граждан московский завод был местом поклонения. Особенно когда он полностью перешел на производство малолитражных автомобилей.

Первому послевоенному автомобилю дали легендарное ныне имя «Москвич». В 50-х годах разработали для него самые разные кузова: не только седан, но и кабриолет, и первый в Союзе универсал, и даже специальную сельскую модификацию. Тогда же на базе популярного итальянского «Фиата-600» создали и запустили в производство принципиально новый микролитражный легковой автомобиль, который постепенно переродился в «горбатый» «Запорожец», предмет насмешек и анекдотов. Зато на Всемирной автомобильной выставке в Брюсселе автомобили «Москвич» отметили золотыми медалями и дипломами. Команда СССР впервые участвовала на этих машинах в международном ралли – «Тысяча озер» в Финляндии – и сразу заняла третье место.

В 60-х годах завод первым в отечественной отрасли начал регулярно проводить краш-тесты, а с конвейера сошел миллионный «Москвич». Тогда же началось возведение нового главного корпуса предприятия – его объявили ударной комсомольской стройкой. Московский завод малолитражных автомобилей переименовали в Автомобильный завод имени Ленинского комсомола (АЗЛК).

На 70-е годы приходится пик экспорта «Москвичей», достигавшего свыше двух третей от общего объема выпуска. Эти советские машины поставляли более чем в 70 стран мира, включая развитые капиталистические. Люди старшего поколения прекрасно помнят бои за право обладанием «Москвичами» 407 или 412, которые считались символами удавшейся жизни.

В 80-е завод достиг максимальной выработки за все время своего существования – 188 тысяч автомобилей за год, то есть в четыре раза меньше, чем «Форд» тридцатью годами ранее. После этого качество машин, выпускаемых АЗЛК, заметно снизилось и ажиотаж поутих. Мечты советского покупателя переключились с кургузых «Москвичей» на комфортабельные «Жигули».

Тем не менее завод продолжал разрабатывать и собирать новые модели автомобилей, обычно устаревшие изначально. До тех пор, пока не прекратилось его государственное финансирование из-за распада Советского Союза. В 1996 году конвейер впервые остановился из-за проблем со сбытом: ни столица, ни провинция больше не хотели покупать «Москвичи». Дефолт 1998 года добил завод: качество сборки упало да такого уровня, что новые автомобили покупателям приходилось доделывать самостоятельно.

Тогда территория АЗЛК делилась на две территории Третьим транспортным кольцом. Ту ее часть, которая ближе к области, передали компании «Автофрамос», и до 2022 года она выпускала автомобили Renault и Nissan. В мае 2022 года активы «Рено Россия» перешли в собственность правительства Москвы, и завод начал снова выпускать автомобили под брендом «Москвич», представляющие собой перелицованную версию китайского кроссовера.

На другой части предприятия – той, что была внутри «трешки», – в 2001 году Мосэнерго из-за большого долга отключило электричество, газ и воду. В 2010 году окончательно завершилась процедура банкротства. Завод полностью погасил долги по зарплатам, а также выплатил компенсации за вред здоровью и возмещение морального ущерба работникам. Но кредиторы получили 18 % от вложенных в производство средств.

К концу 2010 года завод находился на последней стадии разрушения и как магнит притягивал к себе самых разных сталкеров – от любителей заброшенного техногена до постапокалиптических фотографов. Мы с Рейденом стали одними из этих искателей приключений – пришли туда как раз в декабре.

Мой проводник рассказал, что обычно, когда завод не имеет больше средств к существованию, он проходит четыре стадии разрушения. Сначала глава предприятия устраивает аукцион по продаже нормального оборудования. На втором этапе бомжи выносят с почти не охраняемой территории цветные металлы: проводку, катушки, старые трансформаторы – все, что содержит медь или алюминий.

На третьей стадии на завод приезжают так называемые металлисты на «ГАЗелях». Они разбирают крышу, трубопроводы, несущие железные балки. Стараются делать это грамотно, чтобы здание сложилось лишь в последний момент, когда все ценные черные металлы уже вывезены. На четвертом этапе, когда завод уже почти превратился в руины и там не осталось ничего, что можно продать, дачники воруют кирпич. Но в связи с тем, что АЗЛК разместился не так далеко от центра Москвы, где садовых участков поблизости, разумеется, не было, он оказался лишен четвертой стадии.

Однако нахождение на территории завода было очень опасно, поскольку несущие конструкции могли обвалиться когда угодно. Мы шли внутри держащегося на честном слове здания и внимательно смотрели себе под ноги. Пол полуразрушенного цеха бывшего главного автомобильного завода страны был усеян мусором, арматурой, бетонными обломками. Мне стало жарко – вот это адреналин!

Рейден предупредил: если я не буду предельно внимательна, могу запросто угодить в какую-нибудь трещину – не только застрять в ней, но даже провалиться. Я в беспокойстве смотрела то под ноги, то наверх. Ведь металлисты не побрезговали вынести и несущие опоры, поэтому крыша могла обрушиться в любой момент – от приземления стаи птиц или даже от громкого звука.

Однако нахождение на территории завода было очень опасно, поскольку несущие конструкции могли в любой момент обвалиться. Мы шли внутри держащегося на честном слове здания и внимательно смотрели себе под ноги.

Утешало хотя бы то, что обычных людей – охранников, рабочих, занимающихся сносом, или сотрудников автомастерских, которые здесь развелись в большом количестве, – пугаться не стоило. Охранникам можно было наплести, что заблудились и как раз ищем выход, а на остальных вообще не стоило обращатьТем не менее при переходе из одного цеха в другой Рейден периодически забегал немного вперед. Прижавшись к стене и выключив фонарь, он тихо смотрел, все ли дальше благополучно. Едкий запах подсказывал, что за стеной вполне могли притаиться бомжи или бездомные собаки. И те и другие сами боялись всего на свете, поэтому, услышав звук чужих шагов, могли нафантазировать все что угодно и самоотверженно броситься защищать свою жизнь до последней капли крови. Мне было не по себе от этих шпионских игр. Но нам повезло – мы никого не встретили.

Наконец мы вышли к главной достопримечательности сегодняшнего путешествия – зеленой советской машинке «Москвич». Именно к ней совершали паломничества сталкеры – индустриальные туристы, исследующие таинственные объекты, построенные человеком, и познающие мир через их призму. Но автомобиль был старый и загаженный – он меня разочаровал. Стоило ради него жертвовать теплой кроваткой и сериалом?

Однако, когда мы отправились назад, настроение мое улучшилось. Мы пошли не сквозь опасные цеха, а через огромный пустырь, который надо было пересечь по диагонали. На заброшенной территории старого автомобильного завода было тихо и хорошо. Снег уже припорошил все неровности, шероховатости, острые углы и продолжал красиво падать. Я поймала острую и холодную снежинку языком. Где-то далеко гудели Третье кольцо и Волгоградский проспект, только это было совсем не заметно.

Будто не в шумной и яркой Москве мы находились, а где-то вне времени и пространства, в тихом и спокойном оазисе. Крыши огромных цехов, кое-где обвалившиеся, выглядели сюрреалистично благодаря укрывшему их снегу. Сами строения были такими гигантскими, что на их фоне я казалась себе крохотной песчинкой. Момент этого осознания стал самым ценным в моем путешествии по АЗЛК, и он, пожалуй, стоил скучного вечера дома перед экраном.

Наконец мы нырнули в арку и вышли на освещенную уютными фонарями дорожку. Выбрасываться предстояло через тот же шлагбаум с охранниками. Я уже знала, что это безопасно – всего-то нужно было поиграть в «каменные лица». Но на подходе к посту я все равно заволновалась. Хотя и понимала, что толстым мужикам в форме по большому счету нет до нас никакого дела. Даже если они и спросят, что мы тут делаем в столь поздний час, можно сказать, что были в автомастерской у друзей, выпили немножко, задержались. Все логично, отговорка есть, всем на все наплевать, никто не станет выяснять правду.

Охранники даже не посмотрели на нас. Мы прошелестели мимо шлагбаума, нырнули в очередную арку между домами и вышли на Новоостаповскую улицу. И тут меня накрыло то самое сталкерское счастье. «Ура! Это было так круто!» – запрыгала я. В голове промелькнула мысль: может, мне даже стоит оставить себе диггерское хобби и после завершения книги?

Розовое бомбоубежище

Морозным солнечным днем я вышла из метро «Таганская» и слилась с веселой толпой отряда «Синяя буря» во главе с рыжеволосой предводительницей Вороной. Спустившись по улице, мы нырнули во внутренний двор и прошли несколько метров к добротным зеленым советским гаражам.

Ворона распорядилась приготовить налобные фонари, но пока не надевать, чтобы не привлекать внимания. Все-таки Таганка – почти центр и довольно людное место. Над гаражами возвышалось что-то вроде печной трубы. Нашей задачей было максимально незаметно в нее забраться. Из окон окружающих домов мы были видны как на ладони, а кроме того, прямо во дворе находилось отделение милиции.

Вороне кое-как удалось утихомирить «Синюю бурю», когда назрела новая проблема – труба была слишком высоко. Парни еще дотягивались кончиками пальцев до крыши гаража, а девчонки – нет, даже в прыжке. Кроме того, скакать рыжеволосая лидер диггеров из-за поврежденного колена не могла.

Однако ее бойфренд быстро нашел решение – на близлежащей помойке он заметил старый засаленный диван. Парни дружно подтащили его. Все легко забрались на чуть покатую зеленую крышу. «А ведь у гаража, по которому мы грохочем, есть хозяин. Возможно, внутри стоит машина или, по крайней мере, хранится какое-нибудь барахло. Знает ли этот человек, сколько сталкеров прошлось по крыше его собственности?» – сказала мне Ворона, перед тем как нырнуть в трубу. Она была в тот день настроена философски.

Я последовала за ней. Внутри была такая же металлическая лесенка, как и в кабельном коллекторе. Весь отряд «Синяя буря» спустился под землю. Лезли мы недолго и неглубоко. Внизу валялся стандартный мусор – пустые пивные бутылки, пакетики от чипсов, бычки.

Я встала на четвереньки и вслед за остальными поползла горизонтальным коридором несколько метров по шуршащему под моими коленями песку и грязи. Наконец мы добрались до помещения, где была навалена куча самых разных досок: обломков стульев, просто брусков, даже каких-то носилок. Эту комнату все прошли, особенно не оглядываясь, лишь стараясь не переломать ноги в бедламе.

Миновав пару комнат, мы обнаружили самую настоящую гермодверь, чем-то напоминающую ту, что запирала барокамеру. Я шагнула внутрь вслед за Вороной и попала в самую сердцевину того объекта, ради которого меня привели сюда диггеры, – в розовое бомбоубежище.

Это место было похоже на какое-то давно опустевшее государственное учреждение поздней советской постройки: выкрашенные грязно-розовой краской стены, дрянные двери с не самыми удобными ручками. Оно находилось под детским садом и сообщалось с другим бомбоубежищем, которое когда-то сгорело и по этой причине не очень интересовало сталкеров.

На Таганке было и третье бомбоубежище – оно сегодня рассекречено, переделано в музей «Бункер-42» и открыто для всех желающих. Его отличают огромные подземные площади, необычная архитектура и полная оснащенность всем необходимым на случай ядерного удара. Запасы продуктов, топлива, системы регенерации и очистки воздуха, подачи питьевой воды могли обеспечить боевое дежурство личного состава на протяжении нескольких месяцев.

Розовое бомбоубежище, в которое мы залезли, всегда оставалось более скромным его собратом – выглядело не так солидно, да и рассчитывалось на куда меньшее количество человек. Теперь же оно было заброшено, почти никому не известно и находилось в плачевном состоянии. В отличие от «Бункера-42», здесь не было красивых освещенных пространств, только мрачный индустриальный стиль. Тут не проводили экскурсий, банкетов и презентаций с дегустациями дорогого виски, зато пили пиво диггеры.

Я побродила по коридорам и комнатам со стеллажами наподобие нар, приспособленных для сна потенциальных укрывающихся. Еще здесь были стулья, правда в основном сломанные, куча каких-то досок всевозможного вида: носилки, разбитые столы. Разнообразные комнаты, в том числе уборные с удивительно целыми, нерасколотыми унитазами, из которых, впрочем, пахло мочой. Но главное: куча «наскальной» живописи от современных московских диггеров.

Я подумала, что сходить в бункер-музей, особенно с экскурсией, было бы, возможно, куда приятнее, чем опять смотреть на всю эту грязь. Как же я соскучилась по цивилизованному времяпровождению: походам в театры, встречам с моими настоящими друзьями. Но об этом не могло быть и речи – дедлайн поджимал, в тексте книги еще конь не валялся, да и материал я собрала далеко не весь.

К счастью, дело было сделано, бомбоубежище осмотрено, и мы отправились на выход. Мне стало неспокойно. Я вспомнила про отделение милиции во дворе. Что, если его сотрудники выйдут покурить и спалят нас прямо во время выброса? Тогда далеко ходить не надо будет. Вдруг они позвонят на мою новую работу на телеканале? Меня тогда уволят?

Однако, когда я высунулась из трубы, люди в форме нас не ждали. В отличие от помоечного дивана. Я спрыгнула на мягкое в ботинках прямо как королева, поблагодарила Ворону и отправилась домой мучиться с книгой. Я уже отчетливо понимала, что не успеваю написать ее вовремя, а просроченный текст издательство вполне может не принять. Риск того, что я проходила все эти диггерские испытания зря, с каждым днем увеличивался.

Подвалы МГУ

Этого заброса я ждала с тех самых пор, как редактор «Эксмо» Оксана впервые рассказала мне о книге про диггеров. Раньше я почти ничего не знала об их субкультуре. Но про таинственные подвалы МГУ, которые они исследуют, все же слышала. Мне было крайне любопытно увидеть их своими глазами сразу по нескольким причинам.

Во-первых, МГУ – моя альма-матер. Ну и пусть геофакеры из Главного здания не раз оспаривали честь называться «самыми расположенными» у нас, журналистов, разместившихся на Моховой улице. Помню, к юбилею журфака в старейшей аудитории повесили транспарант с надписью: «А из нашего окна площадь Красная видна!» На это студенты географического факультета могли бы справедливо возразить, что и из их окон тоже – этажа так с двадцать пятого. Да и знаменитые подвалы находились не на Моховой, а на Воробьевых горах. Но все же я чувствовала некую причастность.

Гордилась тем, что после завершения строительства в 1953 году здание Московского государственного университета имени Ломоносова стало самым высоким в Европе и оставалось таковым на протяжении почти 40 лет. Слышала, один третьекурсник поспорил, что проживет год, не выходя из стен Главного здания. Выиграл он пари или нет, история умолчала, однако эта байка распространена в эмгэушном фольклоре до сих пор, особенно среди студентов географического, геологического и механико-математического факультетов. Именно им посчастливилось заниматься в одном из самых знаменитых московских зданий. Действительно, в этом «городе» было все, чтобы студентам и преподавателям не пришлось даже выходить на улицу: своя почта, парикмахерская, фотоателье, ремонт одежды-обуви и отделение милиции.

Во-вторых, мне хотелось побывать в подземельях МГУ, потому что я слышала о них самые невероятные легенды. Было ужасно любопытно, какие из них правдивы. Говорили, что подвалы эти уходят на немыслимую глубину – и там, под землей, таится ровно такого же размера здание. Что существует тоннель, связывавший Университет с дачей усатого генсека. Что подвалы напичканы тайными лабораториями и секретными архивами. Что там прячут выкопанную библиотеку Ивана Грозного и золотую статую Сталина, украшенную драгоценными камнями. Что почву под Главным зданием замораживают огромные криогенные камеры, а если они перестанут работать – постройка сползет в реку. Что именно из-за криокамер и всяких тайных тоннелей Сокольническая линия метрополитена так резко уходит в сторону.

Информация в интернете была противоречива. На одних сайтах мне попадались подобные мифы, на других я прочитала, что их давно развенчали. Более того, сделали это как раз московские диггеры. Они лично проверили: подвалы МГУ не такие уж глубокие и приспособлены исключительно для скучных технических нужд.

Мне хотелось побывать в подземельях МГУ, потому что я слышала о них самые невероятные легенды. Было ужасно любопытно, какие из них правдивы. Говорили, что подвалы эти уходят на немыслимую глубину – и там, под землей, таится ровно такого же размера здание.

В первую очередь – для размещения канализационных коммуникаций, а также водонапорных конструкций, которые обеспечивали подачу воды ко всем фонтанам студгородка. Еще сталкеры писали на своих ресурсах, что если в подвалах и существовали секретные архивы и золотая статуя Сталина, то не иначе студенты продали вождя на металлолом, а папки с грифом «Совершенно секретно» разобрали на бумажных змеев. Только так можно было объяснить полное отсутствие того и другого.

Я не знала, кому верить – выпускникам своего вуза или моим новым знакомым диггерам, а потому очень хотела увидеть правду собственными глазами. Отвести меня в подвалы МГУ попросила Рейдена – он всегда тщательно пояснял каждый шаг, да и очередь была его. Каково же было мое удивление и разочарование, когда он отказался. Сказал, что для него это было слишком попсово и прозаично: там всего лишь долгие коридоры, огромное количество комнат и кучи мусора. В помещениях не утонешь, не сломаешь ногу, как гласят легенды, разве что поскользнешься и упадешь в грязь. Если хорошо постараться – заблудиться можно, но сложно. Из звуков фиксируются только собственное сопение, гул вентиляторов, а также шум текущей и капающей воды.

Несмотря на то что Рейден был предельно осторожен во время каждого залаза, заманить его можно было только потенциальной опасностью. На свой страх и риск я попыталась убедить его, подбрасывая в разговор непроверенную информацию из интернета: мол, полы в некоторых комнатах залиты водой и зеленоватой жижей. Ведь в тяжелые 1990-е ситуация с работой насосов ухудшилась, а поступление грунтовых вод улучшилось. В результате кругом завелись сырость и антисанитария. Ценные болты и гайки поржавели, а ядовитые химреактивы растворились в лужах. Моим главным козырем было то, что затоплены помещения хаотично, а уровень воды зависит только от подземных ключей и расположения поблизости плохо закрытых кранов и прохудившихся труб.

Но Рейдена все это не воодушевило. Он сказал, что ректор давно издал указ вывезти из подвалов МГУ весь хлам, а главное – реактивы. В итоге мы сошлись на компромиссе: диггер предложил сходить мне в подвалы с Вороной и ее отрядом. Мол, они любят подобные помойки – когда под ногами хрустят разбитые мензурки и валяются искореженные дозиметры. Противоречивая информация о том, что реактивы вроде как забрали, а стеклянную тару почему-то оставили, еще сильнее раззадорила меня. К моему удовольствию, Ворона согласилась.

В назначенный вечер я приехала к МГУ. Сначала мы долго ждали, когда соберется отряд, – некоторые его члены жутко опаздывали, но забрасываться без них Ворона не позволяла. Молодежь в камуфляже хохотала, резвилась, падала в снег, открывала банки с пивом, глотала, снова закрывала, передавала по кругу, чиркала зажигалкой, тушила бычки.

Рыжеволосая лидер отряда волновалась, что проезжающий мимо милицейский патруль что-нибудь заподозрит, и курила одну сигарету за другой. Поблизости всегда было много народу, и эти подвалы – настолько популярное место среди диггеров, что они сновали здесь постоянно, на них никто не обращал внимания. Но все-таки попадаться на глаза милиционерам и злым тетенькам, которые могли заявить, не стоило. К нашему облегчению, «четверка», которая выехала из-под левой арки МГУ, не остановилась.

Наконец и отряд полностью собрался. Парни открыли крышку люка, и мы полезли вниз по металлической лестнице – все по очереди. Внизу было сухо и тепло, как в кабельном коллекторе, пахло пылью. Мы перелезли через большую теплую трубу. Прошли по узкому и низкому бетонному коридору, пиная мусор – кругом действительно валялись пустые банки и бутылки, бычки и пачки из-под сигарет, пакетики от чипсов и сухариков. Стены украшали продукты остроумия диггеров и просто любопытных студентов: «Здесь был Вася», «Привет биологическому факультету», «Люби меня, как я себя».

Наконец мы подобрались к узкому проходу. Меня даже чуть знобило от любопытства: я понимала, что именно это и есть портал – дальше начнется самое интересное. Хотя по дороге Ворона предупредила меня, чтобы я все же не ждала ничего экстраординарного. Она сказала, что мы увидим погрызенные крысами матрасы, эмгэушные учебники, брошюры, открытки. Максимум – в ящике сломанного стола одной из комнат, возможно, найдутся пачка сигарет, пепельница и пустая бутылка из-под водки. Но я уже знала приемы Вороны и была уверена, что она специально преуменьшала значимость, чтобы место произвело на меня более яркое впечатление.

Еще она объяснила, что дальше вдоль стен будут стеллажи на случай ядерной войны. Впрочем, двери толщиной сантиметров 20 намертво заклинило в раскрытом состоянии. В каждой комнате – свалка ящиков, коробочек, пакетиков, ампул с неизвестным содержимым. Здесь доживают свой долгий век бесполезные химикаты и испорченные приборы, валяются почерневшие стенды с уроков защиты населения, оседает на веки вечные ненужный хлам.

Я задумалась о том, что информация про химикаты по-прежнему противоречива, и не заметила, что около входа в тот узкий коридор уже слишком долго продолжалась какая-то возня. Почему же мы не лезли внутрь?

Лишь спустя полчаса все встало на свои места: одна полная девчонка не могла просочиться в щель, а другого входа поблизости не было. Это означало только одно: в подвал не пойдет никто – ведь диггеры своих не бросают. Я не могла поверить, что Ворона не нарушит свое правило даже ради меня, Их Писательницы. Но нет, оказалось, тщеславие – лишь моя слабая сторона. К лидеру отряда «Синяя буря» это не относилось.

Я думала, провал моей журналистской миссии – самое ужасное, что могло произойти в тот день. Но оказалось, могло быть кое-что и похуже. «Бухаем на трубах!» – скомандовала Ворона. Все члены отряда радостно побросали рюкзаки там же, где стояли, и вытащили свои запасы дешевого пива и вина.

Это совершенно не входило в мои планы. В те далекие годы я еще пила алкоголь, так что проблема была в другом. Я была настолько истощена работой физически и морально, что залаз на один из самых интересных диггерских объектов еще могла себя заставить совершить, но заниматься чем-то бессмысленным и беспощадным в компании малознакомых маргиналов, вместо того чтобы спать в своей постельке, – это было уже выше моих сил.

Я подошла к Вороне и тихонько шепнула ей, что поеду домой. Провожать меня не надо, от входа мы ушли совсем недалеко, так что дорогу я найду. «Ну уж нет, – громко заявила Ворона. – Настоящие диггеры все делают вместе. Выбрасываются тоже. Я не стану нарушать своих правил. Ты бухаешь с нами». Толпа дружно загудела, и кто-то всучил мне пакет «Виноградного дня».

«Сейчас просто не представляю, как раньше могла не обращать внимания на то, что закрыто, на всякие вентшахты, залазы в теплухи. Просто проходила мимо и не думала, не достраивала в воображении, не понимала, что это может быть входом куда-то. Или что это только верхушка айсберга, а там дальше коридоры, лабиринты, удивительный мир приключений, опутанные сигнализацией и датчиками объекты, погони ментов, лай собак, переодевания в монтеров, веселые тусы, невероятный индастриал, который можно фотографировать, или исследовать, или даже разломать. Потому что ты хозяин, ты царь, властелин, пусть у тебя нет денег и планов на будущее, но ты можешь пойти куда захочешь – это свобода», – выговаривала мне чуть позже свои пьяные мысли Ворона, а я думала только о том, когда же закончится эта пытка. Во рту стоял перегар. Я очень хотела спать.

Мы вышли оттуда, когда метро уже закрылось. Не помню, как добралась до дома. На следующий день я заболела. У меня поднялась высокая температура, бил озноб, но почему-то я при этом таскалась за Рейденом по «Горбушке». Он с удовольствием выбирал какие-то диски, чтобы сделать новогодние подарки друзьям, расспрашивал продавцов, торговался и даже не думал поторапливаться. Мне было очень плохо.

Почему я не объяснила ему, что больна? Причины стерлись из моей памяти. Предполагаю, не хотела чувствовать себя должной Рейдену за все, что он для меня сделал, потому и согласилась поработать таксистом – забрать его из дома, отвезти на рынок. Возможно, еще переживала из-за провала похода в подвалы МГУ – а ведь именно этот объект я планировала сделать главным в своей книге, поместить его в финал истории. Рейден же пообещал мне последний залаз в качестве новогоднего подарка. Он держал интригу и уверял, что это будет нечто невероятное.

Я верила Рейдену. Но больше так не могла. Без впечатляющего места действия в финальной главе моя история про диггеров получится слабой. Но там, на «Горбушке», мне наконец-то стало очевидно, что я переоценила свои силы и не справилась. Оставалось только сдаться.

Я сказала Рейдену, что больше не хочу писать никакую книгу, кое-как добралась до дома и на неопределенное количество дней провалилась в бред и озноб.