Текст книги "Профессия – путешественник. Приключения тревел-журналиста – от московских подземелий до индонезийских драконов"

Перезахоронение предков

Примерно часа через полтора, когда мы уже совсем отчаялись, Самоделкин вернулся на мотоцикле вместе с механиком. Они разобрали почти весь автобус, но починить коробку все равно не смогли. Тогда водитель снова исчез. Мы в очередной раз поразились тому, до чего же странными для нашего русского менталитета кажутся жители огромного африканского острова. Это проявляется и в быту – например, как с этими маршрутками, – и в национальных малагасийских традициях и обычаях.

Например, на Мадагаскаре до сих пор пользуется огромной популярностью традиция перезахоронения предков. Примерно раз в три года умершие родственники приходят во сне к живым и говорят о том, что им одиноко. Это верный признак того, что пора начинать очередное перезахоронение. Родителей, бабушек, дедушек и прадедушек раскапывают, достают из гробов, оборачивают в новый саван «ламбамену» и снова закапывают с большим количеством подарков. Это делается, чтобы «покойники не устали, оставаясь долгое время в одном положении». Как правило, такие мероприятия проводят по весне и на подобном празднике вся деревня веселится несколько дней. Грустить при этом категорически запрещается.

Не менее интересные мадагаскарские традиции связаны со свадьбой. В племени бара, если парень выбрал себе невесту и твердо решил жениться на ней, он должен где-то украсть и подарить родителям своей избранницы 100 зебу. Это дальний родич нашей буренки, малагасийская горбатая корова, на которой держится практически все хозяйство: их впрягают в повозки, доят и едят.

Глядя на ту самую худенькую зебу, которая паслась в поле неподалеку от нашей разобранной маршрутки, я с горечью подумала о том, что меня вообще не должно было здесь быть. Тот француз, с которым я познакомилась в Париже во время написания путеводителя и поцеловалась на набережной Вольтера, пригласил меня в гости. Я взяла отпуск на основной работе и купила билеты. Но за день до вылета все резко изменилось – журнал Cosmopolitan, для которого я периодически писала статьи, пригласил меня в первый в моей жизни пресс-тур.

Пресс-тур – это когда министерство по туризму, отель или какая-то туристическая компания в рекламных целях организует и оплачивает поездку для журналиста, а тот пишет о своем путешествии статью. В нашем случае с Cosmopolitan связалась дайвинговая компания, и журналу уже предстояло решить, кого из своих сотрудников поощрить таким замечательным путешествием на Мадагаскар. Почему выбрали именно меня? Я решила: это было прямое следствие того, что у меня как раз недавно вышел путеводитель по Парижу. Но, скорее всего, причина была более прозаичная: лететь нужно было уже на следующий день, и никто другой не смог так быстро взять отпуск, а мои даты как раз совпали.

С одной стороны, пресс-тур выглядел катализатором развития моей карьеры тревел-журналиста. Но с другой – мои билеты в Париж сгорели, французский парень смертельно обиделся, а кроме того, я уже не исключала, что останусь на том малагасийском поле навсегда.

Деловой порт и центр рабства

К счастью, моим мрачным фантазиям не суждено было сбыться. Еще часа через три, когда мы уже почти теряли сознание от жажды, жары и голода, за нами внезапно пришло спасение. Прислали другой, еще более крошечный «ПАЗ». Мы наконец-то поехали дальше. Позади нас все так же сидели парализованная бабушка и полусумасшедший дедушка. Но теперь я их обожала.

Примерно к пяти часам вечера мы добрались до Туамасины, второго по величине города Мадагаскара, важного делового порта и бывшего центра рабства. К моему огромному удивлению, нас все еще ждал сопровождающий. Мы с воплями бросились на шею к этому огромному малагасийскому дядьке, будто он родной отец.

Все-таки не зря тот пресс-тур внезапным вихрем ворвался в мою жизнь. После него я не только написала статью для Cosmopolitan, но и впервые попробовала издать путеводитель своими силами. Нашла издательство и договорилась о содействии посольства. Ничего бы, конечно, не получилось без советника по консульским и экономическим вопросам посольства Мадагаскар в Российской Федерации Моники Ракутунаиву. По душевному общению с ней я скучаю до сих пор, но найти ее по старым контактам мне, к сожалению, не удалось.

Особенно тешил мое самолюбие факт, что презентация того путеводителя прошла в Культурном центре МИДа, а посол Мадагаскара похвалил его прямо во время официальной речи в честь праздника 50-летия Независимости Республики. Я воображала, что моя карьера тревел-журналиста скоро достигнет околоземной орбиты. Ведь тогда я еще не знала, как больно мир умеет щелкать по носу за зазнайство.

Глава 3
Диггерская Москва

! Дисклеймер. Автор неоднократно упоминает в тексте, что ее действия небезопасны и имеют лишь исследовательский характер. Автор не призывает читателей повторять то, что делала она для написания книги.

Одетая в самую уродливую свою одежду, я торчала в середине бетонной трубы в кабельном коллекторе и, как Винни-Пух, не могла двинуться ни вперед, ни назад. Но я не просто так оказалась в строительной пыли под землей – такова была плата за мою мечту.

Деньги против мечты

После парижской стажировки и окончания МГУ я не стала устраиваться на постоянную работу, а продолжила сотрудничать с «Эксмо» на фрилансе. Написала за пару лет «Красные гиды» по Милану, Москве и Санкт-Петербургу, путеводитель по московскому метро и даже землям вампиров из фильмов. Те два года скорректировали мою мечту. Я осознала, что, хотя и обожаю заниматься путеводителями, они не совсем то, в чем я хочу самореализоваться. Главная цель моей жизни – написать художественную книгу, роман.

Когда Оксана, мой редактор из «Эксмо», внезапно предложила сочинить историю про московских сталкеров, я была счастлива. Правда, идею и структуру книги создал другой, более опытный автор – Артур Шигапов. Кроме того, текст предстояло написать не совсем художественный, а на стыке с жанром нон-фикшн. Мне нужно было где-то познакомиться с диггерами, облазить с ними несколько подземных или заброшенных объектов и обернуть полученный журналистский материал в форму романа. Несмотря на все «но», для меня это был серьезный шаг в сторону исполнения моего истинного желания.

Основное препятствие на пути к мечте подкралось в виде заманчивого профессионального предложения. Почти одновременно меня пригласили работать на телеканал «MTV Россия» шеф-редактором PR-департамента. Неплохая должность для вчерашней студентки. Да что там, головокружительный карьерный скачок! Еще и с хорошей зарплатой. Однако трудиться предстояло очень плотно, и совместить это с написанием книги было нереально.

Я мучительно выбирала между романом и телеканалом, да так и не смогла ни от чего отказаться. Решила попытаться усидеть на двух стульях разом – вышла на работу и начала собирать материал для книги.

Поиск диггеров

Первая задача от редактора «Эксмо», которую предстояло выполнить, – найти где-то настоящих диггеров, чтобы те показали мне подземелье и заброшку. Индустриальный фотограф, чьи снимки украсили мой недавний путеводитель по московскому метро, когда-то был одним из представителей этой субкультуры. Но в последнее время решил больше внимания уделять карьере, все больше отходил от образа жизни неформала и потому отказался сам меня водить.

Я мучительно выбирала между романом и телеканалом, да так и не смогла ни от чего отказаться. Решила попытаться усидеть на двух стульях разом – вышла на работу и начала собирать материал для книги.

Однако я настаивала, и он согласился на компромисс: представил меня двум действующим диггерам – юноше и девушке. То были гениальный технарь и рыжеволосая оторва. Ребята оказались настоящей находкой! Они не только пообещали по очереди показывать мне сталкерские места, но и стали прообразами героев моей книги. Поскольку исследователи подземных и заброшенных объектов не любят светить своими настоящими именами, здесь я буду называть их теми прозвищами, которые дала персонажам «Москвы сталкеров» – Рейден и Ворона.

Второй проблемой стала срочность. До сдачи книги оставалось всего полтора месяца, за которые мне предстояло сначала осмотреть шесть диггерских точек, а потом написать весь текст. Так что в течение декабря – первого и самого напряженного месяца работы на MTV – меня ждала череда интенсивных перевоплощений: по будням мне надлежало быть модной сотрудницей телеканала, по выходным переодеваться в бомжеватое существо, лазающее по подземельям с налобным фонариком и блокнотом.

Кабельный коллектор

Первым объектом, куда отвел меня Рейден, стал кабельный коллектор – или на сленге «кабло». По совету своего диггерского наставника я нарядилась максимально уродливо и неприметно – в то, что не жалко испачкать или порвать во время «залаза». Но чувствовала я себя в таком виде непривлекательной и даже униженной. К счастью, Рейден и сам не выглядел щеголем: оделся в заношенные джинсы, старую куртку неопределенного цвета, высокие шнурованные ботинки и кислотно-оранжевую, отражающую свет жилетку, как у дорожного рабочего или дворника. Он пояснил, что такая форма одежды позволяет сойти за своего в случае встречи на объекте с монтерами.

Мы шли от метро по обычному асфальтированному тротуару, когда Рейден вдруг остановился, достал разводной ключ и подцепил им люк, похожий на канализационный. Затем ухватился за него обеими руками, одетыми в рабочие перчатки с прорезиненным низом, поднатужился и открыл. Оказалось, весила эта круглая штука 80 кг. Люки специально делают очень тяжелыми, чтобы они не сдвигались даже при сильном автомобильном движении.

Рейден велел мне первой спускаться по металлической лестнице в зияющую черноту. Сперва я испугалась, что он пропустил меня вперед, чтобы утолить мной голод подземных монстров, а самому остаться невредимым. Но причина оказалась более будничной: ему нужно было прикрыть за нами вход. Рейден сделал это ювелирно – так, чтобы тяжеленная крышка не легла точно в пазы, а лишь создала видимость закрытого люка. Тогда при «выбросе» открыть ее изнутри не составит труда. Кстати, опытные сталкеры по положению крышки люка понимают, есть уже кто-нибудь другой на объекте или нет.

Все было для меня ново и необычно, я сильно волновалось. Но Рейден сопровождал все наши передвижения подробными и доходчивыми пояснениями, и это успокаивало. Он рассказал, что такие коллекторы нужны, чтобы провода и кабели, подводящие электричество к жилым домам, офисным зданиям или промышленным объектам, постоянно находились в сухом теплом и легкодоступном для ремонта месте. Спустившись по металлической лестнице для рабочих, мы оказались в пыльном коридоре с невысоким потолком, оштукатуренными стенами и сырым, тяжелым подземным воздухом. По полу действительно шли различные кабели – толстые и не очень.

Рейден посоветовал мне надеть бандану, чтобы подземный воздух не испортил мои волосы. Я поступила, как он велел, и почувствовала себя еще более страшной, зато защищенной. Но то была лишь иллюзия: здесь могло случиться что угодно. Я слышала историю, как в районе Ленинского проспекта две крышки от люков взлетели на высоту 15-этажных домов будто пивные крышки. Одна из них, упав, разрубила до земли припаркованную «Газель». За крышками к солнцу брызнули толстые струи кипятка. Куски асфальта в радиусе восьми метров вокруг тоже подлетели до окон третьего этажа. Станцию метро «Ленинский проспект» закрыли с помощью гермодверей через 20 минут, однако за это время сама улица превратилась в реку кипятка. Никто не погиб, но если бы кто-то тусовался в тот момент в близлежащем кабельном коллекторе, то потом не нашлось бы даже трупа.

Утешало, что такие экстремальные случаи происходят не каждый день и даже не год. Однако в коллекторе были и более тривиальные виды опасностей, например старые и оголенные кабели, а также муфты. Рейден велел мне вообще ничего не трогать руками, особенно без перчаток. Ни в коем случае не откручивать никакие вентили. Если что-то случайно открыть или включить, можно вполне направить на себя широкую струю кипятка. В лучшем случае – под ноги, в худшем – в лицо.

Мы шли друг за другом по подземному коридору. Я и так старалась не дышать и чуть ли не плыть по воздуху, а Рейден продолжал вкрадчивым голосом перечислять мне опасности. Помимо всего прочего, важно не наткнуться на рабочих, совершающих обход кабельного коллектора одновременно с нами, потому что «от длительной работы под землей они постепенно мутируют в кровожадных вампиров, питающихся кровью бомжей и сталкеров». Нужно обращать внимание на все посторонние звуки, а самой шуметь нельзя. При заброске и выброске стараться не привлекать внимания прохожих, особенно в соответствующей форме.

Вдруг Рейден резко остановился, и я врезалась в его спину. Справа от нас, в стене, темнело круглое углубление диаметром около 80 см. Оно напоминало пыльную длинную трубу, конца которой я не увидела. Рейден полез первым. У него не получилось ползти на коленях, потому что было слишком узко. Пришлось забраться в трубу вперед ногами и, держась за какую-то металлическую штуку сверху, передвигаться на манер червяка.

Мне он велел снять рюкзак, положить его перед собой и, толкая вперед по трубе, ползти на коленках за ним, собирая одеждой всю пыль. Захотелось сбежать. Но одна бы я из коллектора не выбралась, а Рейден был настроен идти до конца. И я полезла.

Примерно посередине трубы мне показалось, что она начала сужаться, и у меня случился первый и пока единственный в моей жизни приступ клаустрофобии. Развернуться не получилось, двигаться назад было бессмысленно, а вперед – невыносимо. Я застряла и тихо расплакалась.

Зачем только я согласилась писать книгу, ради которой нужно преодолевать такие испытания? Вспомнила прием в Культурном центре МИД, где я в красивом платье представляла свой путеводитель по Мадагаскару среди дипломатов и других чистых, красивых людей. Потом прокрутила события еще немного назад – до момента на самом африканском острове, когда «ПАЗ» сломался, а Самоделкин бросил нас в чистом поле и уехал. Та ситуация тоже казалась мне безвыходной. Но разве жизнь тогда не научила меня, что лучшие тексты получаются как раз после сложностей и опасностей, то есть приключений? Я вытерла слезы и полезла дальше. Рейден ничего не заметил.

Вскоре он, а вслед за ним и я, выкатился в комнату – небольшую каморку размерами два на три метра. Здесь валялись грязные доски, стены выглядели оштукатуренными, как в коридоре. Мы отряхнулись от пыли и, подложив рюкзаки, уселись на пол отдыхать. Каким же счастьем было оказаться в столь просторном помещении после всего, что я только что пережила!

К сожалению, это было еще не все – предстояло благополучно выйти из кабельного коллектора. Я представила себе, как полезу по жуткой трубе обратно, и принялась ныть. Рейден какое-то время слушал меня молча. Позже я поняла, что внутри него тогда происходила борьба. Он выбирал: отвести меня обратно тем же путем и подвергнуть повторному мучению или же облегчить мои страдания, нарушив одно из главнейших своих правил поведения на объектах. Оно гласило: никаких разрушений.

Рейден выбрал второе. Он указал мне на два верхних угла комнаты: вместо потолка там была пара широких отверстий, позволявшие выбраться на улицу. Но лестница висела только с правой стороны. Туда-то Рейден и полез. Конструкция ходила ходуном, и, когда он добрался до самого верха, у меня перехватило дух – показалось, сейчас он сорвется с высоты метра в три-четыре. Оказалось, чтобы выбраться, нужно было чем-то вышибить прочные металлические шторки. Но и тогда лаз получился бы слишком узким. Я еще, может, и просочилась бы сквозь него, но Рейден – точно нет.

Слева лестницы не было. Парень набросал под правый выход грязных досок. Встал на них, уперся ногами в одну стену, а спиной в другую и, карабкаясь таким образом, добрался до верха. Я подала ему кусок арматуры, валявшийся на полу, чтобы он мог выбить железные шторки, разделявшие систему кабельного коллектора и остальной мир.

Дальше началось, собственно, нарушение главного диггерского правила, ведь выламывание шторок было самым настоящим дестроем. Ломать их Рейдену было не только совестно, но и ужасно тяжело: в распорку, в скрюченном положении, без возможности как следует размахнуться руками. Ко всему прочему, лязг стоял очень громкий. Но металлическая конструкция все же поддалась.

Рейден спрыгнул вниз, подсадил меня, и я легко выбралась на белый свет. Все тело прошиб адреналин, и я стала так горда собой. Только что я прошла через первое в моей жизни диггерское приключение и узнала родной город с таинственной стороны, которая открывается далеко не каждому. Рейден прочитал мои мысли и скромно заметил, что это наименее примечательный объект из нашего списка – самое интересное еще впереди.

Заброшенная барокамера

С каждым новым забросом дней до сдачи текста было все меньше, зато объекты действительно становились все увлекательнее. Исследовать второй меня взяла с собой Ворона – рыжеволосая предводительница диггерского отряда «Синяя буря». Смысл названия ее группы открылся мне сразу – все ребята оказались любителями заложить за воротник. В субботний день мы встретились около метро и веселой, уже немного шаткой толпой отправились на исследование.

Мы оказались будто где-то в Подмосковье: грунтовая дорога, загородки, полуразрушенные здания. Петляя, дошли до узкой тропинки между двумя высокими бетонными стенами. Впереди было дерево, по которому все по очереди забрались на высокий забор. Когда я уселась сверху, у меня сбилось дыхание – отсюда расстояние до земли было куда больше, чем казалось внизу, поскольку ограждение находилось на крутом склоне.

Я выдохнула и спрыгнула. Снег хрустнул. Приземлилась я довольно жестко. Сразу подумала о Вороне, которая еще была с той стороны. Как же она справится со своим поврежденным в драке коленом? Но девушка была опытным диггером и одолела препятствие без особого труда благодаря своему парню. Он практически перенес ее на руках.

Ворона жестами велела членам своего отряда по очереди прошмыгнуть к лабораторному корпусу – и сделать это как можно незаметнее. Все один за другим перебежали к зданию, а я осталась последней стоять у забора. Перед залазом я созванивалась с Рейденом, и он предупредил, что на территории много противоречивых опасностей – и бомжи, и действующие охранники. Проникновение сюда карается куда серьезнее, чем в кабельный коллектор. Если меня поймают, обязательно отправят в полицию, которая тогда еще называлась милицией. Попытки оправдаться тем, что я не диггер, а журналист, могут сделать только хуже. Я серьезно задумалась: не повернуть ли мне назад – выход был еще так близко.

Но все эти ребята из «Синей бури» толпились около лабораторного корпуса ради меня. Ведь сами-то они уже сто раз бывали на объекте, к которому мы направлялись. Я вспомнила ласковое прозвище, которое они мне дали: Наша Писательница. Мне стало и лестно, и стыдно их подвести. Я проскочила к зданию и последней влезла в давно разбитое окно.

Теперь начиналось самое интересное: нам предстояло пройти по корпусу в самый дальний его конец. Справа от разбитого окна, через которое мы проникли внутрь, когда-то был туалет. Удивительно, что никто до сих пор не расколол унитаз. Трубы, впрочем, заметно отходили от стены, и было ясно, что воспользоваться уборной-то все еще было можно, но спустить уже, конечно, не получилось бы.

Я повернула за Вороной в большую комнату со снятыми полами и протекающей крышей. Вода откуда-то с потолка капнула мне прямо за шиворот. Это оказалось довольно неприятно. Я поспешила скорее пройти это помещение. Важнее всего было не поскользнуться – под ногами тоже хлюпала вода.

За этой комнатой следовала подобная. Огромные ее окна выходили на грунтовую дорогу, по которой мы пришли к лаборатории, свернув с улицы. Тут крылась новая опасность – нас легко можно было увидеть из дома напротив. Кто-то из жильцов мог позвонить в милицию. Поэтому мы сперва задерживались у стен, аккуратно выглядывали в окно и пулей перебегали к другой стене, стараясь не светиться – прямо как в боевиках.

Так мы довольно долго двигались вперед через череду одинаковых комнат с разбитыми стеклами и протекающими потолками. Впрочем, там было весьма живописно: на полу валялись брошенные тетради, мензурки, пробирки, треснутые колбы. Казалось, еще вчера отсюда почему-то убежали ученые, а потом время остановилось и просто покрыло все пылью и плесенью.

В результате нашей прогулки мы оказались в особенно красивой комнате – разумеется, с точки зрения диггеров. Здесь стояло несколько столов, за которыми когда-то сидели ученые. Все по-настоящему: с настольными лампами, тетрадями, даже дисковыми телефонными аппаратами и устаревшими счетными машинками – дедушками калькуляторов и прадедушками айфонов. Именно в той комнате я впервые увидела мир через особую сталкерскую призму, и то, что обыватель назвал бы разрухой, поразило меня постапокалиптической красотой. Несмотря на ужасный бардак, вздувшуюся краску на стенах, запах пыли и плесени, грязь и лужи на полу, здесь все равно было по-советски уютно.

Осмотревшись, я наконец заметила главное – дверь огромной, в человеческий рост, барокамеры. Ворона повернула большой круглый руль, который заменял дверную ручку, и дверь со скрипом открылась. Девушка пригласила меня зайти внутрь. То была удивительная металлическая комната, чем-то похожая на подводную лодку с окошками-иллюминаторами.

Накануне залаза Рейден подготовил меня теоретически. Так что я знала: если плотно закрыть дверь, комната станет герметичной. Благодаря этому свойству когда-то в ней можно было создать другое давление – не такое, как атмосферное. Кроме того, это была не просто барокамера, а термовлагобарокамера, то есть она позволяла менять также температуру и влажность.

Барокамеры бывают гипербарические и гипобарические. В первых создают давление большее, чем атмосферное. Их используют в медицине для лечения декомпрессионной болезни у водолазов и моделирования ситуаций нахождения под водой, например при тренировках аквалангистов, водолазов, дайверов. В таких барокамерах проводятся также испытания кислородных приборов, скафандров и кислородных масок.

Рейден рассказал мне, что использование кислорода под повышенным давлением – новый, но весьма эффективный способ лечения многих заболеваний.

Именно в той комнате я впервые увидела мир через особую сталкерскую призму, и то, что обыватель назвал бы разрухой, поразило меня постапокалиптической красотой.

После терапевтических сеансов в барокамере переломы, ушибы и травмы заживают гораздо быстрее и лучше. Причем рубцы и шрамы получаются меньше – нужные клетки крепчают, а пораженные и уродливые разрушаются. Эта удивительная комната способна лечить очень серьезные заболевания: гангрену, сахарный диабет, аллергию, рассеянный склероз, тяжелые язвы, бессонницу, даже онкологию. Весь организм становится более стрессоустойчивым, работает лучше, а энергию расходует экономнее. Правда, бывали редкие, но пугающие случаи, когда барокамеры загорались без всякой видимой причины и люди внутри погибали. Но это, скорее, исключение, чем правило.

Впервые барокамеры начали применять в медицине в 1955 году. Наученная опытом с кабельным коллектором, я предположила, что внутри действующей барокамеры может случиться приступ клаустрофобии. Но Рейден возразил: такого не происходит, даже несмотря на то, что во время сеансов немного закладывает уши. Рядом с барокамерой обычно сидит медсестра и наблюдает за состоянием пациента. Через иллюминатор он видит ее глаза и знает, что находится в безопасности.

Второй вид – гипобарические камеры – также используется в медицине и для моделирования ситуаций нахождения человека на большой высоте. Так тренируют летчиков, альпинистов, парашютистов и космонавтов. Подобные испытания позволяют выявить в состоянии здоровья скрытые дефекты, которые не проявляются в обычных условиях, но могут обнаружиться при выполнении высотных или космических полетов. Там, куда мы пришли, находилась как раз такая – гипобарическая термовлагокамера.

Изначально барокамер в этой лаборатории было четыре: две японские V-17 и V-8, изготовленные по спецзаказу, и две отечественные – СБК-48 и ТБК-6000. Их выпустили в 1965 году, лабораторный корпус для них был построен в 1968-м. К моменту распада Советского Союза барокамеры находились в эксплуатации уже около 25 лет, полностью износились, стали абсолютно непригодны для дальнейшего использования и ждали демонтажа. По правилам Гостехнадзора любые сосуды, работающие под давлением, нужно уничтожать через 20 лет эксплуатации, поскольку дальнейшее их существование может быть опасно. Причем не только для здоровья научных сотрудников, но и для жизни жителей близлежащих домов. Однако испытания с участием человека в барокамерном корпусе, находящемся в аварийном состоянии, прекратились только в 1994 году.

Деньги, выделенные на демонтаж и ликвидацию барокамер, а также на подготовку корпусов к сносу, в 90-е годы частично разворовали. В результате в здании осталась японская термовлагобарокамера V-8 «Табаи». Она постоянно находилась в сыром помещении, так что произойти могло что угодно и в любой момент. Таким образом, осматривая ее, мы рисковали. Но выглядела заброшенная барокамера весьма впечатляюще!

Обратно мы направились тем же путем. Я вспомнила, что еще рассказывал Рейден об этом месте, и забеспокоилась. Электропроводка и распределительные устройства лабораторного корпуса тоже износились и не обеспечивали защиты от короткого замыкания, а система внутреннего противопожарного водопровода не функционировала. Все это делало объект опасным и в пожарном отношении. Но, к счастью, мы выбрались из здания благополучно.

Начало темнеть, и я подумала, что сумерки – самое подходящее время для встречи с бомжами и охранниками. Однако вернуться к забору нам удалось без новых знакомств и приключений. Даже вопрос с высоким забором удачно разрешился: парни подсадили девушек, и все перелезли довольно быстро. Я с облегчением выдохнула – залаз прошел отлично.

Но расслабляться, как оказалось, было рано. На нас с лаем и рычанием бросилась стая злых полудиких собак. Раньше меня кусали несколько раз, из-за чего у меня появился ужасный страх. Я сама не заметила, как вскочила обратно на забор. Один из парней схватил камень и швырнул в самую гущу. Какой-то пес завизжал, но только благодаря этому жестокому поступку я смогла спуститься. Остальные собаки продолжали лаять и ерошиться, но уже не приближались.

Несмотря на то что материал для книги я собрала замечательный, домой возвращалась в мрачном настроении. Было ужасно жалко того пса, и вообще вся затея оказалась слишком нервной и опасной для меня. Сил писать книгу не оставалось совершенно – работа на телеканале по будням и залазы с диггерами по выходным забирали всю мою энергию. Я уже начала подозревать, что не справляюсь с двумя делами сразу. Но ни офис, ни книгу бросить пока была не готова.