Текст книги "Журнал Рассказы. Гипотеза мироздания"

После возвращения из неродящих земель он поспал не больше часа и уже клял себя, что вообще решил лечь. Казалось, голова стала железной и не хуже якоря тянула вниз, а усталые ноги и рады были бы подчиниться. Но Миро не мог, конечно, приходилось исправно переставлять их по очереди, чтобы не выдать семье, чем он всю ночь занимался.

А еще он выискивал глазами Клина. Странно все же, что при первой встрече не смог его вспомнить. Здесь, у зеркальной башни – у тела Матери – все собирались каждый день. И не заметить, не запомнить такого, как капитан, было сложно. Вот и сейчас, как ни всматривался Миро в толпу, никак не мог разглядеть выцветшей куртки и шляпы с широкими полями.

– Слушай, дед. – Миро замедлил шаг, чтобы поравняться с плетущимся в хвосте семьи дедушкой. – А ты хоть раз видел, чтобы капитан Клин приходил кормиться?

– Кто? А… Не припомню. Да он непростой, капитан этот, лучше и не лезть в его дела.

– Он вообще ест?

Миро вспомнился странный блеск в ране на руке капитана. Вдруг Клин и правда не человек? Но и не зверь уж точно.

– Да кто ж его знает. Никто с ним близкого знакомства не водит.

– Но ведь он помогает, если попросить.

– Это да, это не отнять. Если только луны не сошлись воедино. – Дед вздохнул как-то глубоко и горестно. – Когда отец твой мелкий был, вроде тебя, сбежал в неродящие земли. Мать, бабка твоя, колотилась в его двери, кулаки в кровь сбила, кричала, а он ни в какую, так и не открыл. Повезло тогда, вернулся сам парень, только страху натерпелся. А могло всяко быть…

Миро промолчал. Порадовался только, что ни дед, ни тем более отец не узнали, что сам Миро ходил в пустоши уже дважды. Дед, к счастью, не заметил его угрюмости и продолжал:

– А вот прабабка твоя, да будет мирным ее плавание, совсем иначе его расписывала. Говорит, сердечный он, за своих голову положит. Любит, говорит, людей-то наш капитан.

Миро попытался представить, чтобы тот самый угрюмый Клин, который вел его через пустоши, улыбался от души, и поморщился. Вот уж точно, это про какого-то другого капитана речь.

– Как думаешь, дед, кто-нибудь может ненавидеть Зеркальную Матерь?

– Да кто ж будет ее ненавидеть, если она нам – всё?

– Вот и я так думаю…

Подошла его очередь кормиться. Миро встал на колени и обхватил губами толстый маслянистый сосок. Он делал это по несколько раз ежедневно все свои пятнадцать лет, а сейчас с трудом заставил себя втянуть питательную жидкость. Сам не понял, в чем дело. Почему-то подумалось о хрустящей корочке «хлеба», о которой рассказывал Клин. Но ведь Миро никогда даже не видел этого самого «хлеба».

Спал, наверное, мало, вот и все.

После нескольких глотков он поднял глаза на башню. Ему показалось, что Матерь смотрит на него каждым из тысячи своих зеркал и взгляд этот строгий и осуждающий. Будто она читала в его мыслях и укоряла за то, что он посмел отвергать ее дары. Но она не умела говорить и смотреть, как человек, так что наверняка это ему просто показалось от стыда.

А еще Миро подумал: за что и почему Зеркальная Матерь так любит жителей города-ковчега? Такая непохожая на них… Ведь они ничего не дают ей, только берут, берут, берут бесконечно. И что будет, если однажды она перестанет их так беззаветно любить?

Вторя его мыслям, дед утер рот, отрываясь от соска:

– Эх, а все же раньше молоко было вкуснее…

* * *

Миро сжимал патроны в кармане и удивлялся, какими горячими они становятся от руки. А ведь когда нашел их там, в логове зверя, желтые цилиндрики казались ледяными. Наверняка на них можно было выменять пару досок или даже целую скамью, раз это такая редкость, но Миро о подобном и думать не хотел. Это были его сокровища, трофеи, захваченные в опасной вылазке.

Оставалось только выяснить, зачем они нужны. Миро шел к дому капитана и мысленно репетировал диалог, в котором Клин неизменно шлет его в бездну. Но ведь он остался в долгу, не закончил дело, за которое получил револьвер! Именно это Миро и проговаривал про себя в разных вариациях. И почти выпалил вслух, увидев широкополую шляпу, лежащую на земле под гигантской костью. Но капитана там не было.

– Когда-нибудь луны упадут нам на головы, – поприветствовал его Клин, открыв дверь своего дома.

Он смотрел не на Миро, а на небо, где белая и черная луны, почти соприкасаясь боками, брели по ночному по небу. Сам Миро не обращал внимания, но многие старики говорили, будто раньше они так не нависали над самой головой. Но раньше и молоко вкуснее было, так что Миро не особо им верил.

– Ты обещал рассказать, зачем нужны патроны, – солгал Миро.

– Заходи.

Вот так просто… Даже не пригодились все те заготовленные доводы. Миро не стал ждать, пока капитан передумает, и проскользнул в открытую дверь. Дом Клина показался темным даже после ночной улицы, так что пришлось дать глазам привыкнуть, прежде чем разглядывать обстановку.

Миро удивило, как много здесь деревянных вещей, даже целый огромный стол со стулом и шкаф – без нескольких полок, но все же шкаф! В дальнем углу на подставке покоился шар с коричневыми пятнами, линиями и надписями, а вдоль стен были развешаны просмоленные канаты. Ступени в дальнем конце комнаты уводили куда-то вниз, Миро представил, что там, в подвале, еще больше всяких загадочных штук. Вот бы взглянуть на все те чудеса родом из далекого прошлого!

Тот мир, из которого бежала прабабушка и остальные, стал сущим кошмаром. Люди искали рай и нашли его здесь. И все же там было столько удивительного и… и разного. Сейчас сложно было даже представить, чтобы кто-то мог сделать нечто, подобное вот хоть той маленькой круглой коробочке, внутри которой крутилась, как живая, черная стрелка. Или револьвер…

Миро не ожидал, что капитан Клин его достанет и даже предложит взять в руки. Снова эта приятная тяжесть, пусть оружие и оказалось бесполезным против зверя.

– Видишь эти отверстия в барабане? – Капитан Клин с силой провел пальцем по цилиндру, расположенному над рукоятью. Он провернулся.

Там было ровно шесть отверстий, и только сейчас, приглядевшись, Миро понял, что они того же диаметра, что и патрон в его кармане. Сам бы он ни за что не догадался, но с подсказкой стало очевидно. Миро достал патрон и вставил в одно из отверстий – подошло идеально.

– Соображаешь, – похвалил капитан. – Вот теперь эта штука не бесполезная. Когда нажмешь на спусковой крючок, – он показал, едва коснувшись, не надавливая по-настоящему, – из ствола вылетает пуля. Так быстро, что почти и не видно. И, если попадешь, убивает.

– Ну, в зверя-то несложно попасть. – Миро с досадой разглядывал револьвер, который теперь стал казаться куда большим сокровищем. Жаль, больше не принадлежал ему.

– В Матерь тоже, – хмыкнул капитан и тут же ответил на яростный взгляд Миро: – не переживай, ее это не берет, а то бы нас здесь не было.

Почему-то это совсем не успокаивало. Неужели Клин пытался убить Матерь? Да еще и говорит об этом так легко, будто даже мысль об этом не ужасна. Миро бы гордо ушел прямо сейчас, но слишком заманчиво было узнать еще о револьвере и патронах.

– Мне не нравится то, что ты говоришь, так и знай. Матерь наверняка сохранила тебе жизнь только потому, что она слишком любит нас всех.

– Насчет себя я так не уверен. Хочешь выстрелить?

Миро аж подпрыгнул. Конечно, он хотел, еще как, но ведь патронов было всего три, и только два из них принадлежали ему. Потратить даже один вот так хоть и заманчиво, но…

– Пошли наружу, я покажу, как это делается.

Забыв все обиды и отринув жадность, Миро последовал за ним. Капитан показал, как правильно держать револьвер, как целиться и как жать на спусковой крючок. Сначала револьвер просто щелкнул – потому что патрон в барабане только один и его очередь не пришла.

– Будет громко, приготовься.

Но к такому Миро подготовиться не мог, как бы ни пытался. Громыхнуло так, что заложило уши, револьвер чуть не вылетел из судорожно сжатых пальцев. От дикой кости, слепо смотрящей в небо, откололся солидный кусок. Миро особо в нее не метил, просто направил ствол куда-то в ту сторону.

Жаль, патрон остался только один, ему бы хотелось научиться прицеливаться по-настоящему. Но капитан сказал, что для этого нужно много практиковаться, даже десятка патронов было бы мало.

– А эти кости… – подумал Миро вслух. – Это не ты убил зверей? Ну, давно, когда еще револьвер не стал бесполезным.

Капитан усмехнулся:

– Нет. Они, наверное, древнее самого моря-что-далеко. Но в свое время мы изрядно пошугали этих зверей. Да зазря только патроны потратили.

– А Матерь, разве она не помогала?

– Эта тварь еще хуже зверей.

– За что ты ее так ненавидишь? Даже если бы… если бы она вдруг исчезла, как ты хочешь, что с нами станет? Придут звери и сожрут нас, а если и не сожрут – сами помрем, потому что здесь ничего нет. Только Матерь.

– Откуда ты знаешь? Никто ничего не знает, даже я. И не узнает, пока она здесь.

– Замолчи!

– Нет, юнга, ты же сам отправился в пустоши. И знаешь почему? Потому что тебе интересно, есть ли что-то кроме, возможна ли другая жизнь? Я верю, что возможна, но для этого мы должны…

Миро закрыл руками уши и кинулся прочь. Странно, что сюда еще не сбежался весь город, – выстрел, должно быть, был слышен аж на самой вершине зеркальной башни. Он оглянулся, сам не зная зачем.

– Завтра сойдутся луны, – крикнул ему капитан. – Не приходи.

* * *

Раз в три года белая и черная луны встречались на небе. Это было время тишины, Зеркальная Матерь не кормила жителей города, и никто не отправлял в последнее плавание своих мертвых. Говорили даже, что сегодня можно увидеть отражение в старых зеркалах, но они мало у кого сохранились – к чему было держать бесполезные стекляшки? Миро заглянул бы в прабабушкино, если бы его не припрятала сестра.

В такой день Миро и не подумал бы идти к капитану, но слова Клина не давали покоя. «Не приходи». Если бы он отправлялся в пустоши, так бы и сказал, разве нет? Вдруг капитан что-то задумал? Что-то страшное… У него ведь теперь есть револьвер с патроном. Мало ли что он там сказал про неуязвимость Матери… Миро стало тревожно до шума в ушах, будто вот-вот случится страшное, бесповоротное. И он не смог сидеть на месте.

Город был тих, и чем дальше от башни, тем безлюднее становилось вокруг, ведь и от зверей никто не защитит. Они иногда подходили к окраинам.

Когда Миро добрался до дома капитана, ему даже показалось, что черная тень мелькнула за дикой костью. Он постучал в дверь и тут же повернулся к ней спиной – вдруг зверь набросится! Никто не открывал, и, не в силах больше ждать, Миро рванул дверь на себя. Влетел в темную комнату.

Внутри никого не оказалось, только револьвер лежал на пустой столешнице. Миро стало стыдно – ворвался без спросу в чужой дом, еще и в отсутствие хозяина. Он даже собрался было по-тихому уйти, но взгляд упал на лестницу, уводящую вниз. Туда, где могли оказаться другие сокровища старого мира… Как ни любопытно было, Миро не стал бы ходить, куда не звали. Не стал бы, если бы прямо сейчас оттуда, снизу, не послышались странные звуки. На всякий случай Миро поднял со стола револьвер и крепко сжал в руке – вдруг это зверь ворвался в дом и напал на капитана? Глупая мысль, но Миро все равно положил палец на спусковой крючок и проверил, есть ли в барабане патрон. Револьвер был заряжен. В упор промахнуться сложно, вспомнил Миро и шагнул в подвал.

Он ждал, что темнота ослепит, ведь сюда не проникал даже тусклый свет соединившихся лун. Но вышло наоборот. Яркое, переливчатое ударило в глаза. Что-то происходило там, но сразу не удалось разобрать – что.

По полу змеилась толстая жила – свет шел от нее. Зеркальные грани переливались, рождая разноцветные блики на земляных стенах. Зрелище завораживало, и Миро забыл, что ожидал увидеть беснующегося зверя. Хотя кого он обманывал, даже самый маленький зверь ни за что не поместился бы в доме.

А потом Миро увидел капитана. Тот уперся руками в жилу, растопырил пальцы, будто пытался вбуриться ими внутрь. Из-за бьющего света, соединяющего Клина и Зеркальную Матерь, рассмотреть происходящее было сложно. Несмотря на то, что жила была огромной и против нее тело капитана казалось ничтожным, могучим выглядел именно он. Миро не понимал, что тот делает, но казалось, с жилой Матери что-то происходит. Она набухла еще сильней, и еще, будто готовилась лопнуть.

– Стой! Прекрати! – проорал Миро.

Но ничего не прекратилось. Капитан даже головы не повернул. Его глаза были закрыты, тело напряжено. Сейчас оно казалось угловатым и странным, как никогда, будто острые грани выпирали из-под кожи.

Жила Матери болезненно разбухала, ее свет стал тусклее, и Миро испугался. Он понял! Капитан ненавидел Матерь, даже не скрывал, что хотел бы избавиться от нее! И теперь… теперь нашел способ?

Нет! Миро не мог этого допустить. Он не знал, что задумал капитан, но без Матери погибнут все. И родители, и сестры, и дедушка!

Он поднял револьвер. Да, так близко почти не надо целиться. Просто нажать спусковой крючок, и все кончится. Нажать, как учил капитан Клин. Почему, почему он решил это сотворить? Зачем?.. Миро успел привязаться. Он никогда никого…

Этот оглушительный грохот нельзя забыть. Руки тряслись так, что трудно было удержать рукоять, ставшую скользкой от пота.

Пуля ушла в потолок. Миро не промахнулся – просто не смог выстрелить в живого.

Свет стал совсем тусклым, жила забилась на полу так, что капитан едва мог удержать на ней ладони.

И тогда Миро решился. Мать не может погибнуть, он не допустит!

Рука прыгнула в карман за последним патроном. Два скачка вперед, чтобы наверняка, барабан щелкнул.

Миро не услышал выстрела. Только звон, будто одновременно разбились тысячи зеркал. Все стало очень медленным, как в тягостном сне, как при движении против ураганного ветра. Капитан дернулся, его руки вяло скользнули по жиле, и он опрокинулся на спину. В куртке зияла дыра – такая ровная и круглая, будто кто-то вырезал ее очень аккуратно.

Миро долго стоял без движения, ждал, когда пол зальет кровью – ведь так должно быть? Но крови не было. Тогда он подошел ближе и встал на одно колено. Непослушными пальцами расстегнул куртку – кожа на груди капитана треснула, как на старом чемодане, а под ней…

Осколки. Будто весь капитан, точно прабабушкин медвежонок – опилками, был набит кусками зеркал. Краткая надежда, что капитан еще жив, заставила сердце трепыхнуться. Но нет, Клин лежал неподвижно, дыхание не вздымало его грудь.

Тут Миро заметил, что из кармана куртки торчит край пожелтевшей бумаги. Так явственно, будто капитан хотел, чтобы его увидели и взяли. И Миро взял. Развернул листок:

«Я обманул тебя, юнга. Прости, так было надо. Будет тяжело и сложно, но я знаю, вы справитесь. Главное, продолжай так же верить в то, что делаешь.

И нет, ты никого не убивал. Я сделал все сам твоими руками. Убил себя и вместе с собой убил ее. Я, а не ты.

Наконец-то».

Миро, чувствуя, как затылок обожгло ужасом, повернулся к зеркальной жиле. Та обмякла и лежала, заваливаясь на бок. Усыхая на глазах. Глухо ударился об пол револьвер – Миро отбросил его резко, будто тот ожег ладонь.

Нет, Мать не может… Не может умереть! Клин сам говорил – ее не убить пулей! Миро даже не в нее стрелял, как же… И тут далекий треск донесся до него сквозь толщу земли, сквозь стены капитанского дома.

Миро бросился наверх, вылетел из дверей и застыл. Далеко, за низенькими домами, где всегда возвышалась над всем зеркальная башня, что-то трещало и грохотало. Миро побежал вперед, не отрывая взгляда от черной громады, которая шла крупными трещинами. Лопались зеркала.

Дыхания не хватало, ноги запинались, и когда Миро подбежал достаточно близко, увидел, что из кормящих сосков сочится что-то буро-зеленое, что не рискнул бы попробовать даже самый голодный человек на свете. А потом башня сложилась внутрь.

Зеркальная Мать…

Больше никто не защитит их, никто не накормит. Они осиротели, остались одни на бесплодной, ничего не родящей земле, наедине со зверями. И это сделал он – Миро.

Земля дрогнула под ногами. Что-то происходило в ней, в самых глубоких слоях, отдаваясь вибрациями наверху. Тряхнуло так, что Миро едва устоял на ногах. Люди начали выбегать из дверей. Один из домов покосился, у другого провалилась крыша.

Землю уже трясло так, что сложно было стоять. Изломанная башня начала падать, вырывая из земли, как корни дерева, толстые, тускло поблескивающие жилы. Они, должно быть, пронизывали весь город и дальше, дальше, дальше в пустоши, такими длинными оказались. И что-то происходило с землей. Ее цвет начал меняться, будто пепельная короста уходила с нее вместе с жилами.

Люди кричали и плакали. Они не знали, кого винить, и Миро молил умирающую Матерь, чтобы так никогда и не узнали.

Так вот о чем говорил капитан? «Будет тяжело и сложно…». Но они справятся.

Справятся?

Мир умирал под ногами, скукоживался и ложился руинами в самом сердце Корабля – ковчега. Города, который больше никогда не будет тем, что прежде. И оставалось только надеяться, что человек, убивший этот мир, не ошибался.

* * *

Море-что-далеко. День Принятия

Тварь врезалась мордой в борт. Толстая обшивка корабля, выдержавшая не один безумный шторм, лопнула. Капитан Клим ванн Клифф успел схватиться за фальшборт, чтобы не вылететь в море.

– Огонь! – Он уже перестал считать, сколько раз выкрикнул эту команду.

Патроны кончались, а твари не дохли, только отплывали подальше, чтобы вернуться и снова бодать корабль, неотвратимо несущийся на гигантскую черную башню, сверкающую в свете двух лун.

Сегодня ночью они соединились в одну, а тысячи зеркал смотрели со стен в самую душу.

Твари не кончатся.

Клим так долго вез всех этих людей, которые сейчас рыдали от страха на нижних палубах и обнимали испуганных детей… Вез из вечной воды, чтобы найти пристанище, а привез в ад. На кормежку уродливым тварям, которыми верховодит башня – он не сомневался. Она не двигалась, но зеркала смотрели – смотрели, он мог поклясться!

– Капитан! – Старпом, рухнув на колени от нового удара, смотрел виновато. – Капитан, снарядов почти не осталось.

Клим не ответил. Всем ясно, что спасения нет, повернуть и сбежать они уже пытались, но корабль затягивало к башне, как в воронку.

Вдруг что-то глухо ударило в днище корабля. Под истошные крики снизу корабль завалился набок. Земля. Земля поднялась, как живая, лишив их последнего шанса.

Клим сиганул за борт. Едва не переломал ноги, но плевать. В руке сжимал рукоять револьвера – именного, подаренного королевой за подвиги на войне. Он побежал. Напрямик, не думая ни о чем. Ни о тварях, метнувшихся следом, ни о башне, рвущей шпилем самые небеса, откуда смотрел белесый глаз из двух встретившихся лун.

В револьвере оставалось два патрона. Маленьких и жалких, но даже если получится разбить хотя бы пару зеркал – оно того стоило.

Он бежал, по дороге обожгло руку – одна из тварей скользнула когтем, распоров рукав куртки. Плевать на кровь – бежать!

Он успел сделать оба выстрела. Прямо в кривое мрачное зеркало, отразившее обострившееся лицо капитана, взмокшие светлые волосы, залитую кровью руку. Не появилось даже трещины. Тогда он метнулся к самой башне, спотыкаясь о толстые жилы, похожие на корни старой сосны, торчащие из земли. Ударил по гладкой поверхности кулаком – липким от крови и пота. Просто так, от отчаяния.

И что-то случилось.

Две слитые вместе луны смотрели из отражений. Внутри и снаружи. Клим видел их над собой и чувствовал их свет на своих зеркалах. Тело было таким маленьким, почти неосязаемым против огромного мира вокруг, который он охватывал и пронизывал корнями. Глубоко – до самой сути. Мелкие голодные существа, что копошились вокруг, иногда досаждали, но, когда умирали, их холодные тела можно было обсасывать до гладких костей.

Клим почти потерял себя в этом огромном сознании, но отвращение заставило дернуться, вспомнить. Он хотел оторваться, высвободиться от липкой нечаянной связи. Но через чувства башни нащупал корабль – огромный ковчег, который здесь стал еще одной крошечной игрушкой избалованного ребенка. Поиграет и разломает.

И надежды не было. Никакой. Если только…

Он позволил себе нырнуть. Так глубоко – до самого дна. В это чуждое алчное сознание. И открыть себя там, показать присутствие. Башня взбесилась, яростно взбрыкнула, но он уже щедро делился с ней собой, нелепыми шутками старпома, теплом корабельного кота, нескончаемыми вопросами маленькой девочки Чисары и надеждами всех людей, которые отчаянно искали жизнь в бесконечном море.

Людей, за которых он отвечал и которых любил.

Стало остро и невозможно больно, будто из-под кожи рвались наружу бритвенно-острые осколки. И Клим потерял то огромное сознание, в котором барахтался. На него снова смотрело зеркало башни, отражая наполовину седую голову. Он сделал неловкий шаг назад, тело едва слушалось.

Где-то позади надрывались нечеловеческие визги. Клим в ужасе обернулся, но увидел не смерть. Зеркальные щупальца разгоняли тварей прочь, будто оберегая корабль. Люди толпились у борта, и все новые и новые беженцы выбирались с нижних палуб.

Клим знал, что должен был ощутить радость и облегчение, но чувства будто устали вместе с ним. Износились и откликнулись лишь тихим отзвуком в груди. Он еще не понимал до конца, что произошло, что он сделал, но, кажется, его люди были в безопасности. Надолго ли? Насколько хватит его любви?

А башня…

Башня улыбалась.