Текст книги "Настроение – блюз!"

Настроение – блюз!
Ольга де Бенуа

Дизайнер обложки Дайковская Марина

Редактор Людмила Шилина

© Ольга де Бенуа, 2024

© Дайковская Марина, дизайн обложки, 2024

ISBN 978-5-0062-7954-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

 
«Писать, и значит открыть все двери, и пусть войдет!»
 

Хулио Кортасар «Танго возвращения»

Ольга де Бенуа

Ольга де Бенуа. Париж. Фотограф Уалид Берразег

Писатель, фотограф, публицист, основатель парижского литклуба «Белый Феникс» и трансформационного проекта GSR World. Родилась в 1985 году в Сибири, выросла в столице Средней Азии, прекрасном городе Ташкенте. Живет в Париже.

Изучала литературоведение в НГУ (Россия), культуру, экономику и право в Сорбонне (Франция), а также политику и менеджмент в Манчестерском университете (Великобритания).

Ее рассказы и стихи публиковались в литературных журналах «Знание-сила», «Точка зрения», «Трамвай» и «Ликбез».

В 2017 году у нее вышел первый сборник новелл «Время дождя», написанный в духе магического реализма. Эта «книга о Париже, влюблённых, мечтателях и чудаках» была представлена на Франкфуртской ярмарке-2017, а в марте 2019 года вышла в бразильском издательстве Pergunta Fixar на португальском языке под названием O Choro da Chuva и в аудио-версии в шведском издательстве WAPI. В 2021 году на парижской сцене по этой книге была поставлена мини-пьеса «Вишневый пирог».

В 2021 году вышли новые книги Ольги де Бенуа – сборник стихов «Ниоткуда с любовью», сборник рассказов литклуба «Сказки Белого Финикса» и мистическая повесть о любви «Дьявол с кладбища Пер-Лашез».

Последние годы Ольга освоила новую профессию по работе с подсознанием человека – и работает как GSR-специалист, эксперт и куратор системы GSR (системы саморазвития, созданной исследователем человеческого сознания Дмитрием Устиновым). В своем проекте GSR World Ольга популяризирует любимую методику и описывает открывающиеся возможности человека в трансформации его внутреннего мира в современной реальности. Этот интерес нашел отражение в ее творчестве.

Настроение – блюз!

Блюз в воздухе. Блюз в мелодиях. Блюз в фотографиях. Блюз на губах.

Этот пассаж сам по себе стопроцентный блюз. Который ты уже играл завтра.

Нашла старую пленку с настроением блюз. На ней – мой меланхоличный мир, легкая синева в ярком свете, a little drop of poison, о которых кроме меня никто не догадывается. Мир, в котором я сама себе так редко признаюсь. И все же он существует. В уголках глаз. На чердаке души. На периферии сознания.

Блюз в фотографиях – это синева. Мягкость. Расплывчатость кадра. Беспомощность. Рассеянность. Растерянность. Эмоции. Глубина.

Сегодня – о моей любви к блюзу. О мелодиях, в которых купаешься, как в Лете. О старом потертом виниле с блошиного рынка. О нечаянно пойманной мелодии из пролетающего на полной скорости авто с откидным верхом. О мелодиях-причитаниях, мелодиях-заговорах, в которых Элла Фицджеральд или Нина Симоне создают кружево из исчезающих мгновений осенней любви.

О блюзе, нечаянно подслушанном в открытом окне с улицы. О блюзе на уроках танцев. О блюзе в джаз-баре на улице Ломбард, куда ты заходишь, чтобы развеять пятничную скуку и вдруг оказываешься в магическом безвременье, в волшебной, повисшей между мирами комнате, где темнокожий пианист в белом фраке скользит по черно-белым клавишам длинными рассеянными пальцами, нежно заглядывает в самые сокровенные уголки твоей души.

«Блюз для меня – это музыка, у которой три перехода. Один, четыре и пять. Как это в музыке? С духовной точки зрения это музыка, когда тебя переполняет печаль, когда тебе грустно. Она рассказывает о чувствах, которые ты испытываешь, и она утешает тебя. Производит впечатление, что у тебя есть кто-то, с кем можно поделиться. Музыка в роли товарища, когда тебе грустно. С физической точки зрения это ритм, у которого четыре перехода, у блюза же всего три».

Чак Берри

Блюз звучит в голове, как легкая головная боль, которая не мешает жить, но и не дает тебе быть самой собой, он звучит над розовеющими реками, разливающимися во сне, он чудится в нежном движении пальцев, которые тянутся к твоей щеке. Легкие мгновения. Поцелуй, который вот-вот случится, но еще не, потому что губы только… Это все блюз. Он о том, чего не было, или о том, что было, но чего больше нет. Он о послевкусии. О несбывшемся.

Блюз мощный, как рокот водопада, блюз ворчащий, как старый пес с ревматизмом, который больше всего на свете любит спать, положив косматую голову к тебе на колени. Блюз плаксивый, как только что родившийся горный ручеек, и неповторимый, как круги на воде, которые рождаются под дождем, чтобы вместе с ним исчезнуть.

Блюз, причитающий как пастырь, который сбился со своего пути сам и всех увел не туда. Блюз, потрескавшийся как твои пересохшие губы в пятом часу утра, когда беспокойно ворочаешься в смятой постели, пытаясь приручить сон, который играет с тобой в прятки.

Блюз в фотографиях, старых записях с шорохами и шумами, как смятый лист бумаги в нервной руке, блюз в черно-белых и цветных мелодиях, хрипловатых смешках и молниеносных интервью с давно почившими звездами саксофона. Ты видишь их всех. Ты знаешь все эти мелодии, как будто они родились в твоей голове, а не у кого-то другого, ты всегда знала их и всегда будешь знать. Все эти ребята пели для тебя. Только для тебя и ни для кого другого. Сами не зная этого. Пели, чтобы в этот блаженный, невыносимый, бессонный утренний час ты услышала по радио их мелодию и все поняла о себе и о жизни.

Виртуозы голоса, виртуозы прикосновений и вибраций. Голоса с легкой хрипотцой. Черные жилистые руки. Пухлые губы певицы с глазами олененка и мощной грудью. «Белые веревки и черное мыло». Мелодии, от которых трясется, дрожит душа, ухает с обрыва, или же жалобно перебирает ноты в ночи. Оттенки, от которых сияют глаза. Цвета, в которых слышатся звуки. Та самая меланхолия лучезарной тоски, которой мы никогда ни с кем не делимся и не захотим делиться.

«И в тот самый момент, когда Джонни был словно одержим неистовой радостью, он вдруг перестал играть и, со злостью ткнув кулаком в воздух, сказал: «Это я уже играю завтра», и ребятам пришлось оборвать музыку на полуфразе, только двое или трое продолжали тихо побрякивать, как поезд, что вот-вот остановится, а Джонни бил себя кулаком по лбу и повторял: «Ведь это я сыграл уже завтра, Майлз, жутко, Майлз, но это я сыграл уже завтра».

Хулио Кортасар «Преследователь»

Молитва

Господи, дай мне возможность стать добрее, лучше, терпеливее, чище, проще, спокойнее и мудрее;

позволь отличить зерно от плевел, и отделить их;

не размениваться на мелочи;

видеть лес за деревьями;

не оглядываться на других;

не растратить тепло, при этом раздавая его полными горстями;

радоваться каждому наступающему дню, как будто он у меня первый, и никогда не думать, что он может стать последним;

жить снаружи больше, чем внутри, да и вообще, жить вовремя;

уважать в человеке человека, а в звере – зверя, в цветке – цветок;

не забывать о том, что нужно делать важное изо всех сил, с самоотдачей и верой, и делать то, к чему есть способности, оставив то, в чем бездарна другим, способным;

уметь благодарить и за большое, и за малое, и благодарить к месту;

уметь вдохновлять и радовать;

иметь терпение идти малыми шагами,

уметь отпускать людей, обиды, события, мысли;

не забывать любимых;

не предавать память;

не бояться открывать сердце новому;

не отвечать молчанием на чувства;

позволить себе быть слабой;

учиться каждый день;

ошибаться и радоваться тому, что все пройдет, пройдет и это;

никогда не останавливаться на достигнутом;

успеть воспитать маленьких и таких важных людей;

предпочитать фильму книгу, книге – путешествие, путешествию – близких, еде – сон, сну – завтрашний день, а завтрашнему дню – сегодняшний.

Господи, дай мне сил жить так, как должно,

сделать все, что нужно,

все, что возможно,

дай мне сил.

Спасибо, что живой

Закрой глаза и прислушайся к стуку своего сердца, к своему дыханию, частоте пульса, внутреннему беспокойству, в котором захлебываешься каждый день и от которого так сложно избавиться.

Когда закрываешь глаза, то мира вокруг будто не существует, и все, что ты слышишь, чувствуешь или обоняешь, – не более, чем иллюзия.

Смотри в эту пустоту и представь, что времени нет и никогда не было, или, что еще лучше, времени больше не осталось. Что оно выпито, прожито, растерянно, растрачено, и больше у тебя ничего нет.

Представь, что это твой последний день, и больше таких не будет. Прислушайся к своему животному испугу, захлебнись от ужаса, до дрожи в коленях. Ты пытаешься осознать, каково это, когда тебя больше нет, ты – на краю пропасти.

Отдайся этому кошмару, этой безысходности. Пусть тебя накроет с головой лавина отчаяния и всепоглощающей любви к жизни, ко всему живому и неживому, к твоему соседу, супруге, друзьям, когда-то любимым и забытым людям, собаке, кошке, угрюмому попутчику, ненавистному коллеге, к привычной боли, к невкусному блюду, несовершенному телу, растраченным иллюзиям и усилиям.

Представь, что этого всего больше нет и не будет. А потом выдохни и осознай, что ты свободен. Потому что еще жив, не захлебнулся от ужаса, не заболел и не скатился до дна, не уснул вечным сном в разрушенном доме или на дне океана, не получил пулю в лоб. Представь, что ты живой и что у тебя еще все впереди.

И будь благодарен за все, и малое, и большое, что у тебя было, есть и будет.

Голубой шар

Сижу на огромном голубом шаре, который миллиарды лет мчится куда-то в будущее, и думаю о чем-то мелком, например, о том, как воспитать своенравного рыжего котенка, как взять себя в руки, не махнув на себя рукой, и как сделать тысячу дел одновременно, несмотря на то, что все буза и беготня, и нет ничего нового под солнцем. Как научиться быть лучше, скромнее, тише, как добиваться нужного, не ломая себя, как уметь отказываться от ненужного, как спасти одного, если не можешь спасти тысячи, и как выбрать этого одного, кому верить, а кому ни за что, как строить планы, не забывая о настоящем, и как не забывать о том, что я сижу на огромном голубом шаре, который мчится в вечность.

Жизнь взаймы

Всякий раз, когда пытаюсь успеть все и не успеваю ничего, хочется сесть в удобное кресло и выпить чаю, или же пройтись по дождливому городу, по этим мокрым манчестерским улицам, в которых отражаются автобусы и люди, мимо этих красных и стеклянных домов, прошлого и будущего, вросших друг в друга, и вспоминать о тех землях, по которым я бродила когда-то. Я теперь знаю о жизни все, порой кажется мне, хотя, конечно же, я ничего не знаю. Я знаю, что такое спокойствие и беспокойство, покой и ужас, любовь и отречение, наполненность людьми и абсолютное одиночество. И мне никто не нужен, чтобы быть счастливой или несчастной, чтобы быть самой собой, и до этого требовалось расти так долго.

Пройти по этим улицам в стране вечного дождя и свободных людей, которые не видят своих цепей, знать, что эта реальность, умытая дождем, скоро растворится, как мыльный пузырь, и станет всего лишь воспоминанием, как и тысячи мест и обстоятельств, увиденных и пережитых до этого.

Я знаю теперь о дожде все. Я живу там, где дождь отмеряет время, где он въедается в кожу и в образ мыслей, и где каждый день похож на предыдущие и не похож ни на один будущий день.

Я знаю все о солнце. Я жила там, где солнце было повсюду, где оно светилось в людях и вечно раскаленной потрескавшейся земле с высохшими деревьями и длинными полуденными тенями, там, где люди носили тюбетейки и говорили «салам».

Я знаю все о снеге и о заснеженной Сибири, о сером городе с правильными улицами и угловатыми домами, в котором снег накапливается слоями, и укутывает землю на многие месяцы сумраком, стужей и простудами.

Я знаю все о радости и молодости. Когда-то, кажется, сто лет назад, я жила в городе вечного праздника, и скоро снова вернусь туда.

Никогда я так сильно не любила жизнь и не хотела остановить мгновение. Остановиться и посмотреть на этот дождь, обволакивающий британскую землю, оглянуться на всех людей, которые были в моей жизни, и которые будут, и больше ничего не желать.

Скоро, совсем скоро я вернусь к тебе. Париж.

Антиквариат

Старые вещи напоминают нам о том, что время никогда не возвращается вспять. А если бы это было возможно?

И старый дуб становился бы зеленым ростком, съеденное яблоко наливалось плотью, а ржавый гвоздь выпрямлял бы свою шляпку, вылетал из прогнившей доски и ложился бы в коробку к другим гвоздям.

Ода любви Парижу

Я люблю Париж, как некоторые любят живое существо. Знаю, что в этом я уж точно не одинока. Многие, особенно девушки всего мира, обожают этот город и все бы отдали, чтобы жить здесь, а вот я – какая странная ирония судьбы – никогда не мечтала о нем и, оказавшись здесь случайно, поняла, что искала его всю жизнь. Это город, в котором я чувствую себя своей. Может быть, он так похож на меня саму – в нем столько всего намешано, что можно с легкостью заблудиться, если бродить без карты, но никогда не устанешь открывать в нем что-то новое, что пробуждает любопытство и радует душу, поражает или пугает, учит и спасает от тоски.

Белоснежный город, если смотреть на него с высоты птичьего полета. Серый город, если бродить по его улицам в дождь и смотреть на него с наглухо запертым сердцем. Город-ловушка. Город-лабиринт. Город-сон, который запутался в паутине вечности. Город, в котором можно найти себя сотни раз и потерять с той же легкостью.

Яркий, праздничный город. С нарядными улицами и бульварами, когда-то родившимися в воображении барона Османа. С узкими улочками Монмартра, с блестящими мостовыми, с крошечными лавками, в которых можно найти что угодно – от платьев до пластинок забытых рок-звезд прошлого века.

С широкими набережными и каналами, железными и каменными мостами, кораблями и пляжами, живописными садами и парками, шумными торговыми комплексами, индустриальными кварталами, темными подворотнями, узкими как змеи, улочками, ведущими в заброшенные сады…

С темными окнами пустующих квартир в центре, купленных богатыми туристами за целое состояние, чтобы проводить в них неделю в году. С унылыми многоэтажками с агрессивными запахами и музыкой из магнитол в неблагополучных районах. Домами, так похожими друг на друга и не похожими ни на что. Людьми, у которых есть сердца, но как будто бы нет души. Людьми, у которых есть души, но нет сердец. Людьми, у которых калькулятор вместо головы, и людьми, у которых нет ни того, ни другого, ни третьего, и они сами не знают, зачем живут, но живут, и на том спасибо. Голуби, бомжи и влюбленные, велосипеды и рикши, коллекционные автомобили и девичьи мопеды. Утренние газеты, плетенные кресла кафе, старухи и старики в длинных плащах, запахи булочных и яркие огни рекламных щитов, мерцающие на шумных автострадах.

Город, в котором можно заплутать, заблудиться, проклясть все на свете и неожиданно найти верную дорогу к его сердцу. Город, в котором есть все, для всех, на все вкусы, на всех языках, город, в котором пульсирует жизнь.

Я не знаю, буду ли я жить в нем всегда, вполне возможно, что и нет, и это просто волшебный пассаж в моей жизни. Моя судьба мчит меня на всех парусах по миру, описывая странные повороты, и никогда не знаешь, где окажешься на следующем рубеже. Но одно я знаю точно: где бы я ни была, что бы со мной не случилось, этот город всегда будет для меня домом. Париж утешает и веселит, он требует от тебя все большего, не дает расслабиться и в то же время приносит покой, которого не ждешь. Да, это город, в который всегда хочется вернуться.

Есть в этом городе места, в которых я бываю так часто, что выучила их наизусть. Монмартр и Марэ, Шатле и Опера, Большие бульвары, сад Тюильри, Бельвиль и Сен Лазар. Есть места, до которых я так и не добралась, и они ждут своего часа. Кажется, ты знаешь о своем городе все, и вдруг сворачиваешь на новую улицу и оказываешься в небольшом скверике с цветущими деревьями и каменными скульптурами. И понимаешь, что Париж неисчерпаем. В этом городе никогда не бывает скучно, даже если ты одинок, это город, в котором все радует взгляд, веселит и вдохновляет.

Париж осенью. Когда все аллеи усыпаны резными листьями кленов и фонари отражаются в умытых дождем, будто стеклянных улицах.

Париж зимой, с его ледяными ветрами и отсутствием снега, теплыми барами и шумным метро, в котором дредастые музыканты и тоненькие девушки поют песни о вечной любви.

Париж весной, когда радостные, только что проснувшиеся после зимы деревья тянут в яркое небо свои черные ветви. Потом они, конечно, покрываются цветами и купаются в солнце, которое согревает сердце, вселяя в него надежду на лучшее будущее и великие свершения. И ты расцветаешь вместе с городом. Иногда весной моросит освежающий дождь, которому хочется подставить свое лицо и поверить раз и навсегда, что начинается новый цикл твоей жизни.

И наступает лето, внезапно, как будто нападает из-за угла, рельсы поездов пахнут зноем и пылью, и ты идешь по шумным улочкам в легком платье или рубашке и брюках, и мимо проносятся парочки на велосипедах, они держатся за руки, и ты улыбаешься им и машешь им рукой, и они отвечают тебе тем же.

Париж безжалостен и беспечен. Он может поглотить тебя с головой, и если ты зазеваешься, то станешь его пленницей. Он – один из тех мегаполисов, в которых твои мечты с треском разбиваются о реальность. И ты окажешься, как белка в оглушительно мчащемся колесе, в котором будни сменяются выходными, работа заканчивается метро, легким ужином в одиночестве или в кругу семьи и тревожным сном, в котором ты продолжаешь работать. И ты на какой-то момент забываешь, что живешь в одном из самых прекрасных городов на свете, твоем городе, и видишь только внешние атрибуты погони за выживанием или успехом – как уж кому повезет. И вдруг просыпаешься утром в воскресенье, или в праздничный день, и слышишь веселые голоса, легкую музыку, как будто в этом моменте заключается вся радость мира, и распахиваешь окно навстречу чужому смеху, и улыбаешься всем этим людям, и чувствуешь, что живешь изо всех сил.

Если бы нужно было бы выбрать из всех городов, в которых мне довелось побывать, один город, от которого у меня замирает сердце и который я считаю своим, я воскликну: «Париж. Конечно же, это Париж».

Париж не забывает ничего, но позволяет тебе забыть о себе, и через это забвение себя стать наконец-то самой собой.

Тишина в сердце

Вздохнуть.

Остановить свой бег.

Прочувствовать себя в настоящем моменте.

Кто я, что я, куда иду, зачем и надо ли туда.

Свои возможности и свои лимиты.

Понять, что время бесценно, даже если его не существует.

Понять, что люди по большей части хороши и прекрасны (не все, но многие), даже если чаще всего никому ни до кого нет дела.

Понять, что каждая маленькая деталь во Вселенной на своём месте, на нужном этапе и в нужное время.

Понять, что нет никого, кто не был бы важен.

Понять, что каждый, кто входит в нашу жизнь, пусть даже на мгновение, когда пересекаются и отводятся взгляды, зачем-то нужен и отнестись с уважением и к большим, и к малым.

Почувствовать запахи, прочувствовать вкусы, услышать звуки и слушать звуки, ощутить мгновение как данность, которая может длиться вечно, и себя в нем.

Простить себе все, смириться со своим несовершенством, стать себе добрым другом, лучшим другом, который у тебя есть, самому себе обрадоваться.

Жить и любить то, что есть, с благодарностью принимать возможности, со смирением принимать испытания, отпустить прошлое, с надеждой смотреть в будущее.

Вдохнуть – и выдохнуть.

Жить.

Самое вкусное мороженое

Самое любимое мороженое – это огромное, тающее на языке, со вкусом манго, кофе, фисташек и амаретто.

Вафельный рожок, который приятно холодит пальцы.

Вечерняя беспечность.

Идти размашистым шагом по улицам Сен Мишель, или Марэ.

И упиваться этим вкусом жизни, как будто кроме вас двоих ничего более важного в мире не существует.

Есть мороженое так, что его обязательно захочется той маленькой девочке с косичками, которая завороженно смотрит на мои руки.

И тому маленькому мальчику, который гордо сидит на плечах у своего отца и тянется к моим волосам: что это так сияет в вечернем сумраке? Надо обязательно потрогать, и подергать, и вообще!

Улыбнуться и мальчику, и девочке, и каждому прохожему, и мчаться дальше, куда глаза глядят. И есть свое мороженое.

Есть мороженое так, чтобы помнить о нем еще пару недель. Чувствовать на языке приятный холод, шероховатость вафельного рожка, и вкус фисташек, и кофе, и манго, и амаретто.

Среда и четверг – это маленькие пятницы, мы окончательно ворвались в весну, а я мечтаю о мороженом, каникулах, солнце и море!

Мечтаю сбежать от Парижа куда подальше, и бродить по незнакомым улицам с мороженым в руках.

И скоро, совсем скоро все это у меня будет. Так близко – только руку протяни.