Текст книги "Ирония и ее роль в жизни языка"

Ольга Павловна Ермакова
Ирония и ее роль в жизни языка

Памяти матери, сестры и мужа

Введение

Книга содержит некоторые размышления и наблюдения над иронией в ее языковом выражении. Меня интересует, какое место ирония занимает в жизни языка; в частности, – какие типы словесных знаков «подвержены» иронии и что ирония дает языку.

Ирония традиционно рассматривается как категория комического. Ср., например, высказывание С.И. Походни в начале ее книги об иронии «Проблемой комического и его типов издавна занималось в основном литературоведение» (Походня 1989, с. 3). И далее: «…недооценка иронии как художественной формы критического освоения действительности берет свое начало в неопределенном статусе иронии прежде всего в системе эстетической категории комического» (Походня 1989, с. 4).

Как вид комического рассматривает иронию Фрейд (Фрейд 1925), а вслед за ним, или независимо от него, и многие другие.

В настоящее время разноаспектному изучению иронии посвящено множество философских, лингвистических и литературоведческих исследований. Существует даже термин «иронология» (Kaufer 1986, с. 315).

Ирония – явление столь многостороннее и многоликое, что трудно перечислить исчерпывающим образом даже те подходы к ее изучению, которые накопились в трудах философов, литературоведов и лингвистов. Мы не ставим такую цель. На это, помимо прочих трудностей, понадобилось бы специальное весьма объемное исследование. Перечислим лишь некоторые аспекты изучения иронии, которые в той или иной мере будут использованы в этой работе.

Иронию рассматривают как вид (или жанр) юмора, определяя ей место между сатирой и пародией (или другое) (Борев 1957; Николаев 1962; Эльсберг 1957; Чубарян 1994; Карасик 1997; Дементьев, Седов 1998; Шмелева, Шмелев 2002 и многие другие), как стилистический прием (или фигуру), как явление вторичной номинации, как «форму оценочного, критического, эмоционального освоения действительности» (Походня 1989). Кроме того, иронию определяют как категорию эстетическую (Allemann 2002), коммуникативную (Głowiński 2002), семантическую, прагматическую, семантико-прагматическую (Kerbrat-Orecchioni 2002), интерпретирующую (Kaufer 2002), этическую и т. д.

В книге В.М. Пивоева ирония рассматривается в разных философских аспектах – как категория эстетическая, нравственная, как форма комического – в целом как феномен культуры (Пивоев 2000). Он пишет: «Понимая всю приблизительность и ограниченность кратких дефиниций, автор определяет иронию как эстетическую и нравственную категорию, служащую для обозначения эмоционально-ценностного отношения, которое будучи видом комического, характеризуется трехплановой структурой при относительной равноценности этих планов, амбивалентностью, возможностью двунаправленности и особым характером выражения (Пивоев 2000, с. 98).

Довольно традиционным является определение иронии как вида тропа (Ломоносов 1952, с. 256; Ахманова 1966, с. 185; Kerbrat-Orecchioni 1986, с. 291 и многие другие).

Все эти взгляды на природу иронии лишь показывают ее многоликостъ и многофункциональность и не могут быть противопоставлены.

Я полностью солидаризируюсь с мнением D. Kaufera: «Ирония называет такие разнородные явления (сарка-стачные, трагичные, комичные, романтичные, сентиментальные и т. д.), что трудно надеяться на нахождение какого-то единого определения этого понятия» (Kaufer 2002, с. 145).

Автор данной работы не предлагает нового и исчерпывающего определения иронии. Наше понимание иронии не сильно отличается от традиционного и, в частности, представленного в словарях. Его можно сформулировать так:

Ирония – это один из видов языковой манипуляции, которая заключается в употреблении слова, выражения или целого высказывания (в том числе и текста большого объема) в смысле, противоречащем буквальному (чаще всего в противоположном) с целью насмешки.

Для сравнения приведу определение понятия «ирония» в толковых и энциклопедических словарях.

Ирония – Выражение мыслей, противное значению слов; употребление почтительных слов в насмешку (Словарь церковно-славянского и русского языка, т. 1, Второе издание Спб 1867); Ирония – Речь, которой смысл или значение противоположно буквальному смыслу слов; насмешливая похвала, одобрение, выражающее порицание, глум (В. Даль, Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 2, М., 1955); Ирония — Риторическая фигура, в которой слова употребляются в смысле, обратном буквальному, с целью насмешки, напр, слова лисицы ослу: «Откуда, умная, бредешь ты, голова?» Крылов // Тонкая насмешка, прикрытая серьезной формой выражения или внешне положительной оценкой. В его похвалах чувствовалась злая ирония. Сказать что-то с иронией. Ирония судьбы (книжн.) насмешка судьбы, странная непонятная случайность (Толковый словарь русского языка под ред. Д.Н. Ушакова, т. 1. М.: Советская энциклопедия, 1935); Ирония – 1. Тонкая насмешка, скрытая формой выражения; 2. Стилистический прием, состоящий в употреблении слова или выражения в противоположном их значении с целью насмешки (Словарь современного русского литературного языка, т. 5. АН СССР. М. – Л., 1956); Ирония – Тонкая, скрытая насмешка (С.И Ожегов и Н.Ю. Шведова, Толковый словарь русского языка. 2-е изд. М.: «АЗЪ», 1994).

Из собственно лингвистических справочников процитирую «Словарь лингвистических терминов» О.С. Ахмановой и энциклопедию «Русский язык». «Лингвистический энциклопедический словарь» (М.: Советская энциклопедия, 1990) статьи ирония не содержит.

Ирония — Троп, состоящий в употреблении слова в смысле обратном буквальному с целью тонкой или скрытой насмешки; насмешка, нарочито облеченная в форму положительной характеристики или восхваления (Ахманова 1966); Ирония – Троп, заключающийся в употреблении наименования или целого высказывания в смысле прямо противоположном буквальному; перенос по контрасту, по противоположности семантики. И чаще всего имеет место в высказываниях, содержащих положительную оценку, которую говорящий (пишущий) отвергает (Русский язык Энциклопедия 1979),

И наконец приведу определение иронии в энциклопедическом (нелингвистическом) словаре:

«Ирония – отрицание или осмеяние, притворно облекаемые в форму согласия или одобрения; основаны на иносказании, когда истинным смыслом высказывания оказывается не прямо выраженный, а противоположный ему, подразумеваемый. В иронии, как виде комического, смешное скрывается под маской серьезности, преобладает отрицательное отношение к предмету» (Советский энциклопедический словарь. М, 1980).

Как видим, во всех дефинициях отмечается противоположность смысла иронии ее буквальному значению, насмешка как цель иронии и почти все словари указывают на свойство иронии выражать насмешку под видом одобрения или похвалы. Последнее свойство иронии не отмечается лишь в большом академическом словаре и словаре С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой.

Кроме того, в некоторых словарных статьях ирония рассматривается как троп и как вид комического.

Я намеренно не включаю в определение иронии такой прагматический компонент как «насмешка под видом похвалы», потому что, хотя такой вид иронии является распространенным, он далеко не единственный: ирония не всегда имеет вид похвалы, как и не всегда является видом комического. Ср., например, высказывание, которое при явной иронии не содержит ни похвалы (мнимой), ни даже насмешки, ни элементов комического: Я потеряла деньги. – Много? – Много. – Весело! (Устн. речь).

Классификаций типов иронии существует много. Выделяются типы по разным признакам: явная и скрытая, цитатная – нецитатная, вербальная – текстовая, ситуативная и ассоциативная. Кроме того выделяют иронию сократическую, романтическую и др. Поскольку сам объект бесконечно разнообразен и многосторонен, ни одна классификация не может быть наложена на весь языковой материал. Именно в силу этого мы не пытаемся дать новую классификацию, хотя в процессе анализа будем выделять некоторые типы иронии по форме выражения и по отношению к содержанию высказывания (буквальному смыслу).

В целях структурирования материала мы будем основываться на делении иронии по признаку занимаемого словесного пространства: на вербализованную – иначе – локализованную в слове – и текстовую – не ограниченную словом или словосочетанием.

Примеры, когда ирония свойственна всему высказыванию, многочисленны. Приведу лишь некоторые.

…Вы умрете другой смертью. – Может быть, вы знаете, какой именно? – с совершенно естественной иронией осведомился Берлиоз; – Впервые слышу об этом [о том, что злых людей на свете нет. – О.Е.], – сказал Пилат, усмехнувшись, – но может быть я мало знаю жизнь? (Булгаков, Мастер и Маргарита).

Не менее многочисленны и те контексты, в которых ирония локализована: иронически употребляется слово. Например: Добрые люди бросались на него [Крысобоя. – О.Е.], как собаки на медведя (Булгаков, Мастер и Маргарита).

Правда, надо заметить, что носители иронии – слова чаще всего предикатные, и, значит, они сообщают иронию всему высказыванию, но опирается ирония все-таки на небуквальное употребление слова.

И текстовая, и вербализованная ирония может быть явной и скрытой, язвительной и добродушной, сближаться с шуткой и быть далекой от юмора. Но лишь вербализованная ирония имеет непосредственное отношение к значению слова.

Изучение иронии, локализованной в слове как лексической единице, на наш взгляд, ставит ряд проблем лексической семантики, в частности: все ли семантические типы слов и части речи подвержены иронии, какие типы лексических значений порождаются ироническим преобразованием смысла, может ли ирония быть источником энантиосемии и других семантических процессов, как соотносятся возможности прямого отрицания (приставки не- и частицы не) и скрытого (иронии). Эти и другие вопросы в сфере вербализованной иронии являются предметом рассмотрения в данной книге и занимают в ней значительное место.

Но при исследовании таких общих вопросов как ирония и шутка, ирония и ложь и, главное, – глубинной семантической структуры иронии – деление иронии по словесному пространству – на вербализованную и текстовую представляется нам несущественным.

Работа проводилась на основе записей устной речи, публицистики и текстов художественной литературы, которые использовались только как материал, стилистических задач, определения роли иронии как стилистического приема у разных писателей в нашей работе не ставилось.

Материал собирался в течение многих лет (трудно точно сказать – скольких). Тексты художественной литературы использовались без ограничений как жанровых, так и временных[1]1
  Здесь и далее ударный гласный в слове выделен жирным шрифтом.


[Закрыть]. Не учитывались также явные различия в эстетической ценности произведений художественной литературы. Поэтому в книге, наряду с ироническими высказываниями из текстов русских классиков, довольно много примеров из современных детективов, преимущественно тех авторов, которые склонны к иронии, – Т. Устиновой, Д. Донцовой, Т. Куликовой и др. Анализ публицистики проводился преимущественно с 80-х – 90-х годов. Автор счел возможным при анализе текстовой иронии использовать произведения не только русских писателей. Так довольно большой материал извлечен нами из произведений Ч. Диккенса (разумеется, с указанием переводчика). Отдельные примеры взяты из текстов К. Чапека, Д. Голсуорси и некоторых других писателей.

Я отдаю себе отчет в том, что некоторые главы книги (надеюсь, не все!) написаны фрагментарно и некоторые проблемы в них освещены недостаточно полно. Так уж получилось.

Читатель, несомненно, заметит, что в отдельных главах приводится много (может быть, слишком много) иллюстративного материала, в других, возможно, не всегда достаточно. Первое отчасти объясняется тем, что разные примеры иронии содержат тонкие различия, которые не всегда прокомментированы (читатель может заметить их сам), отчасти – просто любовью к анализируемым текстам и к объекту исследования.

В некоторых главах книги встречается повторение отдельных примеров, что объясняется не столько недосмотром автора (что не исключено), сколько многоликостью самого языкового материала и возможностью анализа одного текста с разных сторон.

Языковое выражение иронии интересует меня давно. По отдельным проблемам роли иронии в языке мною написаны и опубликованы в разное время статьи (1996, 1997, 1999, 2002, 2003). Часть из них вошла в эту книгу с изменениями, добавлениями и уточнениями.

* * *

Я выражаю глубокую благодарность моему ответственному редактору Л.П. Крысину, моим рецензентам – Е.А. Земской и И.Б. Шатуновскому. Моя искренняя признательность ректорату Калужского государственного педагогического университета за поддержку в издании этой книги. Я также благодарю моих коллег, и в первую очередь А.Н. Еремина, постоянно проявляющего внимание к моей работе, и Е.Н. Савину, помогавшую мне в подготовке книги к печати.

Глава первая. Общие вопросы теории

1. Ирония – ложь– шутка

Вводные замечания.

Сопоставление этих явлений давно занимало исследователей. Основанием для этого является неистинность всех трех типов высказываний – иронического, шутливого и заведомо ложного. Естественно, что корректное сопоставление иронии с ложью и шуткой предполагает только их языковое выражение, поскольку вне языка возможности этих явлений не совпадают: шутка, как и ложь, – это нередко действия, что не характерно для иронии, в то же время ирония может быть во взгляде, усмешке, а шутка – нет. Совсем иная проблем – роль шутки и иронии в таких видах искусства, как живопись и музыка.

На основе неистинности утверждения проводились аналогии также между ложью и одним из тропов, наиболее близких к иронии, – метафорой.

Так, Д. Дэвидсон пишет: «А сейчас я собираюсь поднять, в некотором смысле платоновский вопрос: сравнение метафоры с сознательной ложью… Аналогия между метафорой и говорением лжи лишь подкрепляется тем, что одно и то же предложение с неизменным значением может быть использовано в обоих случаях.

Так, женщина, которая верит в ведьм, но не считает, что ее соседка – ведьма, могла бы сказать: “Она ведьма”, использовав это выражение метафорически; эта же самая женщина, по-прежнему думающая то же самое о ведьмах и о своей соседке, но стремясь обмануть, могла бы употребить те же самые слова для достижения другого результата. Поскольку значение предложения в обоих случаях одно и то же, порой бывает трудно установить, какое намерение лежало в основе произнесения высказывания» (Д. Дэвидсон 1990, с. 186–187).

Аналогия между иронией и ложью также может быть проиллюстрирована разным толкованием одного и того же высказывания.

Приведу один пример.

В романе Ч. Диккенса «Холодный дом» одного из героев, бессовестного и расчетливого эгоиста, его друг, по своему добросердечию, характеризует как неопытного ребенка, непрактичного и наивного, хотя тот нагло воспользовался чужими деньгами, вынудил совсем небогатых молодых людей заплатить за него долг.

– Ну и голова у меня на течах, – продолжал мистер Джарндис. – Да вся эта история с начала и до конца показывает, что он ребенок. Только ребенок мог выбрать вас двоих и впутать в это дело. Только ребенок мог предположить, что у вас есть деньги! Задолжай он целую тысячу фунтов, произошло бы то же самое! – говорил мистер Джарндис, и лицо его пылало (перевод М.И. Кондратьевой).

В этом случае могут быть три варианта толкования:

1. Мистер Джарндис искренен: ребенок – это метафора.

2. Мистер Джарндис иронизирует – это ироническая метафора.

3. Мистер Джарндис неискренен, он так не думает (он либо подстраивается под мнение других, либо еще почему-то говорит то, что не думает) – это ложь.

Буквальное понимание слова ребенок может быть в другой ситуации: если мистер Джарндис выясняет, кто мог воспользоваться деньгами молодых людей, взрослый или ребенок. Важно отметить: в третьем случае мистер Джарндис хочет, чтобы поверили в его искренность, а во втором, чтобы поверили в неискренность.

По поводу метафорических суждений Д. Дэвидсон справедливо заметил: «Ложность большинства метафорических выражений очевидна. Абсурдность или противоречие в метафорическом предложении страхует нас от его буквального восприятия и заставляет понять его как метафору» (Д. Дэвидсон 1990, с. 186).

Замечу только, что это в полной мере относится к метафорам, как бы переводящим характеризуемого субъекта в другой таксономический класс: Он (Петров, Иванов и т. п.) – змея (свинья и т. п.). Другое дело, когда и субъект и метафора относятся к одному таксономическому классу. Ср.: Он дипломат (по характеру), монах (о светском человеке, ведущем аскетический образ жизни) и т. п.

Ирония и ложь.

Не раз высказывалось мнение, что ирония – это особый вид лжи: ведь говорящий утверждает прямо противоположное тому, что думает, следовательно, говорит неправду. Ср., например, определение иронии Дж. Вико: «Ложь в маске истины» (Вико, 1940, с. 149). С. Kerbrat-Orecchioni считает, что без опоры на надежную гипотезу трудно описать отличия иронии от лжи (Kerbrat-Orecchioni 2004, с. 117). Очевидно, это так. Можно попы-таться установить лишь некоторые отличия этих явлений, исходя из целей иронии и лжи. В каких случаях и для чего человек лжет? Ответов на этот вопрос может быть много, потому что ложь, как и ирония, имеет весьма разнообразное проявление. Поэтому попробуем сузить сферу сопоставления, ограничившись только выражением оценки. Ложь всегда совершается с какой-то корыстной целью (если не считать случаев, когда человек лжет по привычке всегда говорить неправду), даже если это не сулит ему видимых благ, даже если это притворство из нежелания обидеть другого и т. п.

И в случае ложной похвалы, и в случае ложного осуждения говорящий неправду хочет, чтобы его ложь принимали за истину.

Ирония, независимо от того, будет ли она явной или неявной, рассчитана на понимание истинного смысла, истинной оценки объекта, если не самой жертвой, то кем-то другим. Без этого ироническое высказывание бессмысленно. Ср. что пишет по этому поводу А.Ф. Лосев: «Ирония в отличие от обмана не просто скрывает истину, но и выражает ее… Сущность иронии заключается в том, что я, говоря “да”, не скрываю своего “нет”, а именно выражаю, выявляю его» (Лосев 1966, с. 73).

Цель, к которой стремится лжец, находится вне его высказывания, его ложной оценки. Цель иронии в самой ложной, притворной оценке, в насмешке, которую говорящий, несмотря на ее скрытый характер, обязательно обнаруживает.

Таким образом, различие между иронией и ложью заключается прежде всего в коммуникативном намерении говорящего. Кроме того, ложь всегда способ достижения цели, лежащей за пределами высказывания, в то время как ироническое высказывание ~ самоцель (выражение отношения к объекту иронии).

Оговоримся, однако, что отнюдь не все случаи иронии сопоставимы с ложью. Не находит аналогии с говорением неправды ирония, содержащая сомнение в совершенно очевидном факте: Кажется, начинается дождь (если это говорят люди, попавшие под ливень).

В то же время, в этой же ситуации, высказывание Какая чудная погода может допускать разные толкования:

1. Говорящий иронизирует и, конечно, не предполагает, что его поймут буквально. Здесь может быть элемент насмешки над неким лицом, которое, скажем, утверждало, что будет ясная солнечная («отличная») погода и дождя не ожидается, или это просто привычная для говорящего реакция на неприятную ситуация (склонность иронизировать, а не откровенно возмущаться).

2. По каким-то скрытым причинам говорящий притворяется, что погода ему нравится. Ложь, естественно, относится не к искажению ситуации, а к ее оценке.

3. Говорящий не притворяется: ливень ему приятен после изнуряющей жары.

В третьем случае нет ни лжи, ни иронии, и он нас не интересует. В первом случае цель – в самом высказывании, и вполне очевидно, что это – насмешка, может быть не вполне ясен только ее объект (но и это не обязательно).

Во втором случае и причина и цель высказывания находятся за пределами текста.

Ирония и шутка.

Иронию часто относят к речевым жанрам юмора и ставят в один ряд с шуткой и анекдотом (ср., например, Чубарян 1994, Шурина 1997), или к формам комического наряду с пародией, сатирой (Пивоев 2000, с. 35–37 и многие другие).

Известно, что анекдот имеет целый ряд специфических признаков – и семантических и структурных (см. Карасик 1997; Дементьев, Седов 1998; Седов 1998; Шмелева, Шмелев 2002).

С иронией анекдот соприкасается лишь тогда, когда анекдот включает в себя иронические высказывания, что бывает далеко не всегда, но бывает. Ср. некоторые анекдоты о Штирлице.

Мюллер спросил у Штирлица, сколько будет дважды два. Штирлиц знал сколько. Ему сообщило советское командование. Но он не знал, знает ли это Мюллер. (из книги Е.Я. Шмелева, А.Д. Шмелев «Русский анекдот», с. 86).

В некоторых анекдотах комизм порождается только ироническим употреблением слова. Ср.: Мужик зашел в лес пописать. Увидел медведя. Заодно и покакал (из книги В. Санникова «Русский язык в зеркале языковой игры»).

Но, повторяю, использование иронии – не самая характерная черта анекдота, и здесь мы больше не будем обращаться к этому жанру юмора.

С шуткой ирония нередко пересекается, так что резко противопоставить их бывает трудно или даже невозможно. Многие иронические высказывания можно расценить как добродушную шутку, функционально равную улыбке. Ср:

Джон. Жаль, что в доме нет органа, ты бы мог сыграть.

Том Пинч. Я уверен, что нижние жильцы тоже об этом жалеют (Ч. Диккенс, Жизнь и приключения Мартина Чезлвита. Пер. Н. Дарузес).

Очень интересный материал приводится в книге Дануты Бутлер «Польские языковые шутки» (Polski dowcip językowy).

Ее классификация механизмов языковых шуток охватывает все уровни языка, но наибольшее внимание уделяет автор лексическим средствам комического, что вполне естественно.

В книге анализируются разные виды неологизмов – словообразовательные, семантические, фразеологические, шутки, опирающиеся на многозначность слов, на омонимию, на исследование цитат и на разные виды «комичных транспозиций» (Buttler 2001).

Эти же средства как основа языковых шуток в сфере лексики рассматриваются и в книге В.З. Санникова «Русский язык в зеркале языковой игры» (Санников 1999), что свидетельствует об общности природы языковых шуток в русском и польском языках. Поскольку подробное изучение языковых шуток не является целью данной работы, отсылаю читателя к этим двум фундаментальным исследованиям с богатым материалом (в том числе и библиографическим) и глубоким лингвистическим анализом.

Но всегда ли ирония лишь средство комического? Можно ли ставить в один ряд иронию и шутку? На мой взгляд, это не так. Не претендуя на кардинальное решение вопроса об отнесении иронии к жанрам юмора, рассмотрим черты, различающие иронию и шутку – бесспорную представительницу юмористического жанра. Но прежде чем говорить об отличиях, отметим и некоторое сходство этих явлений.

1. Сходство шутки и иронии прежде всего в небуквальности утверждения. И шутка, и ирония представляет собой мистификацию, нарушение постулата истинности.

2. В шутке и в иронии есть компонент несерьезности, отсюда в естественной речи оба слова и их производные могут противопоставляться словам – серьезно, серьезный, Это что – шутка? Нет, я серьезно. Вы это говорите серьезно или иронически?

Более того, на уровне обыденного сознания ирония и шутка часто не различаются и охватываются понятием «шутка». Ср., например:

[Паншин] шутит только с беззащитными людьми… или с теми, кто не поймет иронии и примет ее за чистую монету (Писарев, Первые литературные опыты).

3. И шутка, и ирония – явления контролируемые (как, впрочем, и ложь), в каждом есть компонент намеренности. Ср. хотел пошутить (поиронизировать, соврать), но не получилось.

4. У шутки и иронии могут быть общие функции. И шутка, и ирония часто служат средством снятия напряжения, снижения пафоса, а также – средством объединения людей, средством корпорагивносш и др. Подробно функции шутки исследованы В.В. Санниковым (Санников 1999).

Отмечу здесь, что больше всего сходства с иронией обнаруживает шутка, содержащая в себе насмешку (что, как известно, бывает не всегда). В таких случаях одной из функций иронии и шутки может быть самоутверждение. Вот как об этом пишет Д. Бутлер:

«Триумф из-за исправности собственного интеллекта или же обнаружение у других отрицательной черты, от которой сам наблюдатель свободен, что пробуждает в нем фарисейское довольство собой» (Buttler 1968, с. 12). Но еще раньше об этом писал Н.Г. Чернышевский:

«…приятно то, что мы так проницательны, что постигаем, что безобразное – безобразно. Смеясь над ним, мы становимся выше него. Так, смеясь над глупцом, я чувствую, что понимаю его глупость, понимаю, почему он глуп, следовательно, я в это время кажусь себе много выше его. Комическое пробуждает в нас чувство собственного достоинства, как пьяные илоты напоминали детям о том, что “гражданин” не должен напиваться пьян» (Чернышевский 1938, с. 217).

5. Как шутка, так и ирония имеют определенные языковые механизмы. Языковые механизмы шутки рассмотрены В. Санниковым (Санников 1999). Языковые механизмы иронии в текстах художественной литературы рассматриваются в книге С.И. Походни (Походня 1989). Этому вопросу в нашей работе посвящается отдельная глава. Здесь отмечу только, что некоторые языковые механизмы шутки и иронии могут совпадать. Так нередко шутка и ирония строятся на игре слов:

Первая семья, в которой он жил, состояла из жены, с которой он не жил, и дочки Линочки, девицы молодой, но многообещающей и уже два раза свои обещания сдерживавшей (Тэффи, Банальная история);

Собралось всех, кроме хозяина, трое и все люди будущего: будущий философ, будущая акушерка, будущий дантист, и только сам Цупак, бородатый и тусклый гимназист, был без всякого будущего (Тэффи «Де»).

И шутка, и ирония могут выражаться излишними, часто абсурдными пояснениями. Ср., например, шуточное комментирование своих слов у К. Пруткова.

На носу один стою и стою я, как утес (Имеется в виду нос парохода, а не человека. Читатель мог бы сам догадаться об этом).

А вот пример иронического пояснения: Бедняга пал жертвой собственной наблюдательности. Однажды, подслушивая, получил такой удар двери в голову, что схватил сотрясение мозга (у него был мозг) и умер (Чехов, На кладбище).

Неоднократно также отмечалась роль словообразования в сфере иронии и шутки.

В то же время языковые механизмы шутки отличаются от языковых механизмов иронии уже потому, что ирония проявляется в слове или тексте, сфера ее жизни лексика или текст любого объема. Ирония чужда фонетике и грамматике, не говоря уже о графике, орфографии, пунктуации. Со словообразованием ирония связана через слово, а использование синтаксических структур лишь средство выражения смысловых отношений.

Шутка располагает гораздо большими возможностями (об использовании разных языковых явлений с целью создания комического эффекта и, в частности, в сфере шутки Санников 1999).

Однако у иронии и шутки, на наш взгляд, гораздо больше отличий.

1. Шутка не является монополией языка. Она может вообще без него обходиться. Ср. определение шутки во всех толковых словарях: «то, что говорят или делают ради развлечения, ради возбуждения, смеха» (Сл. Уш., БАС и др.). Ирония без языка жить не может: иронический взгляд, улыбка либо сопровождают речь самого говорящего, либо выражают отношение к речи другого. Даже если это реакция на действия третьего лица, это все-таки невысказанная речь. Ср.: Что ты глядишь (улыбаешься) иронически? Что ты хочешь сказать?.

2. Как вполне справедливо отмечают исследователи, главным критерием разграничения шутки и иронии является «доминирующая цель» жанра: в шутке – это юмор, развлечение, «увеселение», в иронии – насмешка (см., в частности, Шурина 1997). При этом в иронии, дополнительно, может быть установка на юмор, а в шутке – на издевательство. Но подчеркнем – главная цель иронии в отличии от шутки – не вызвать смех, а выразить отношение к объекту иронии, в то время как у шутки именно смех и является целью. Смех, как правило, не содержащий и не выражающий отрицательного отношения к кому-то или чему-то. Есть и такое явление, как злая шутка, но зло здесь скорее результат, чем намерение.

Я бы не согласилась с утверждением И.Б. Шатуновского, что комизм является признаком иронии (эту мысль И.Б. Шатуновский высказал в докладе на конференции «Языковые механизмы комизма» 12 – 14 сентября 2005 г. в Институте языкознания РАН).

Ирония может не содержать ни тени юмора, выражая раздражение, возмущение, горечь, неприязнь и другие чувства, весьма далекие от желания шутить.

Несколько примеров.

Разговор двух друзей, один из которых высказывает свое мнение о романе приятеля, известного дирижера (женатого) с молодой девушкой слишком громко: А. (с раздражением): Ты не мог бы говорить громче, а то газетчики не услышат (из фильма).

Ср. также мнимое согласие Марка Тэпли [слуги Мартина. – О.Е.] с Мартином Чезлвитом, на самом деле выражающее его возмущение эгоистическим непониманием бедственного положения женщины.

Мартин: (на пароходе, плывущем в Америку): – О чем же, черт возьми, эта женщина думала, когда садилась на пароход?

Марк: Да! В самом деле, о чем? На родине она жила бедно, очень одиноко и только ждала, когда снова увидится с мужем [муж уже уехал в Америку. – О.Е.] Очень странно, как это сюда она попала! Просто удивительно! Рехнулась, должно быть! Другого объяснения, пожалуй, не подберешь (Ч. Диккенс, Жизнь и приключения Мартина Чезлвита).

3. На мой взгляд, существенные различия наблюдаются в субъектно-объектной структуре иронии и шутки. При шутке может быть отстраненность субъектов, авторства. Шутка не обязательно, и даже часто, бывает не от себя. Субъектом может быть рассказчик чужой шутки – «я слышал», «я где-то читал» и т. п.

Языковая шутка не обязательно направлена на объект. Исключение составляет пародия, которая всегда имеет «жертву». Но многие другие виды шуток могут быть безобъектны: многие каламбуры, шуточное расчленение слова (ср. «энтимологический словарь» и другие виды языкового юмора в книге Б. Нормана «Язык знакомый незнакомец» (Норман 1997), игру «Почему не говорят» (Красильникова 1975)), многие шутливые комментарии.

Ирония имеет четкую субъектно-объектную структуру: субъект – иронизирующий – объект – «жертва иронии», по выражению Д. Кауфера (Kaufer 2002, с. 146).

Разумеется, бывает цитатная ирония, как и цитатная шутка, тогда субъектом иронии остается ее автор и направленность иронии на объект также сохраняется.