Текст книги "Первый снег"

Ольга Фаор
Первый снег

Глэкири ар-Эшшанг.

13 октября 838 г.

Высокое искусство списывания и изготовления шпаргалок есть неотъемлемое право и, честно говоря, в некотором роде обязанность любого студиозуса. Даже ежели ты и не совсем студиозус и прочие выученики разных там Высоких Академий и Королевских Университетов тебя ни в грош не ставят. И только потому, что ты умудрилась «родиться девчонкой, а все туда же – лезешь в науку». Нет, ну почему, почему считается, что раз ты женщина, то и мозги у тебя куриные, что у тебя нет и не может быть тяги к Знаниям?!

Вы, конечно, спросите, как совмещается эта тяга к Знаниям и шпаргалки? Ну… есть Знания и знания. Есть предметы, которые тебе по душе, а есть те, которых терпеть не можешь. Есть курс Мифов и Легенд, и есть пресная История: кто что не поделил и что из этого вышло. Есть Алхимия, где вечно что-то взрывается и не всегда приятно пахнет, но там так интересно, особенно когда прямо у тебя в руках (то есть в реторте, конечно) происходит очередное чудесное превращение. И есть Домоводство, ведь считается, что будущая хозяйка родового имения или замка сможет при желании практически из ничего организовать торжественный обед персон эдак на тридцать. Есть Литература, в которую входят не только те же Легенды, но также и занудные классики (нет, не всегда, конечно, но столь часто, что поневоле задаешься вопросом: а не специально ли эти произведения провозгласили классикой и внесли в обязательную программу обучения, ведь в противном случае лишь немногие добровольно прочли бы хотя бы один из многостраничных томов?). А еще есть азы Магии и Волшебства – это… я даже затрудняюсь определить. Но вот по этому предмету я бы с удовольствием сдавала экзамен хоть каждую неделю.

Хотя, конечно, многое зависит от преподавателя. Вот, например, наш «магик» Окьед, прошу прощения, профессор магических наук Окьед ар-Гиате, все очень толково объясняет; всегда поможет, если что не получается; никогда не орет (не то что экономичка, госпожа Алария ар-НесАк по прозвищу Труба), и – самое главное – Окьед дает такие интересные задания. В прошлую пятницу в качестве зачета по Иллюзиям он попросил соорудить «стр-рашенный морок». Я вообще-то не хвастаюсь, но в этом случае…

Я считаю, что за любимый предмет стыдно получить меньше «выше всяких похвал».

Начала я с того, что окружила весь Институт мраком (это, конечно, не совсем Иллюзия, но чего только не сделаешь ради создания соответствующего настроения). А дальше я крепко призадумалась: ведь сдавала я последней, и после целого ряда всевозможных привидений в кандалах, змей-мышей-пауков, зверских зубастых пастей и прочих кошмаров я поняла, что мои идеи неоригинальны и страшные завывания в темноте, летающие по классу горящие глаза, шорохи и прочие домашние заготовки не произведут должного впечатления. Все нервные особы нас покинули – кто выбежал, кто в обмороке. И тут меня осенило – каждый боится смерти. Нет, всерьез о ней в семнадцать лет не задумываются, но, с другой стороны, жить-то всегда хочется; так что смерти боятся все.

Не зря я часами сидела в библиотеке. Та волшба, что мне вспомнилась, была очень древней и, как половина Древних заклятий, мощной, но легко отклонимой. И еще – Темной, что я тогда напрочь упустила из виду.

Оттарабанив мгновенно всплывшую в памяти вербальную формулировку, я стала ждать результата. Вот сейчас свежеисторгнутое заклятие «собирается с силами» (вся Древняя магия – ужасно медленная), вот оно охватывает все большее и большее пространство, вот начинает захватывать в свои тенета находящихся в классе…

Каждый боится смерти. Главным образом из-за того, что не знает, чего ожидать за Порогом. Это заклятие, «Арнэ́м-тьйях Ваэ́рт», то есть буквально «почувствуй-себя-мертвым», создавало у человека, попавшего под его воздействие, иллюзию того, что он уже умер. Ему казалось, что он вышел из тела, и спустя некоторое время его засасывает в пространство, где нет ни ощущений, ни чувств, ни памяти, ничего – в пустоту, в смерть.

Древние темные маги Агноррэта этой волшбой сводили с ума целые армии. А сейчас эту пугающую магию можно отразить простеньким Хрустальным Щитом Букасса, который заключает сознание в кристаллообразный кокон, ограждая от влияния на разум. Но пара минут не слишком приятных ощущений обеспечена и прикрывшимся Щитом.

К сожалению, я всегда забываю, что далеко не все так же увлечены магией, как я. Поэтому когда я услышала жуткий стон совсем рядом, то поначалу растерялась. Но то я, а Окьед…

Первым упало заклятие, налагающее тьму, безжалостно им развеянное. Я все еще пребывала в ступоре: выпустив Древнюю магию, ее нельзя погасить, только отклонить. Я думала, это просто. Как глупо судить о других по себе: на полу валялось без памяти в жуткой, почти мертвенной неподвижности шесть девушек. То, что среди них была и Аэтта, «моя врагиня», меня совсем не обрадовало, скорее еще больше напугало. Она заслуживала иллюзорного зубастого демона, пытающегося ею закусить и распадающегося «при непосредственном тактильном контакте» (согласно учебнику), а никак не того кошмара, что я с ней нечаянно утворила.

– Ты где откопала эту… мерзость? – Окьед, кажется, был всерьез разгневан.

– В библиотеке, – такой беспомощной я себя еще никогда не чувствовала.

– В нашей библиотеке?! – маг был удивлен. – Книга по Темной волшбе?! Да еще такая древняя… Что за книга?

– Ну, тяжелая такая, потрепанная. Черная с серебром…

– С серебром, говоришь… оч-чень интересно. А называется как?

– «Ар Носебег Змар…» – послушно начала я.

– МОЛЧАТЬ! – такого крика я от него еще не слышала, куда там Трубе.

– В ч-чем дело? – спросила Заэле ар-Олскрок, слегка заикаясь, что после всего этого было не удивительно.

– Есть вещи, произносить которые не след, – Окьед воспользовался своим характерным «учительским» тоном, и я начала успокаиваться, – особенно молодым благовоспитанным девушкам, – закончил он, а я прыснула и окончательно пришла в себя.

– Я, кажется, знаю, что делать, – заявила я куда с большей уверенностью, чем ощущала.

Снять чары я не могу, но они мои, и я могу войти в них, то есть наложить их и на себя, частично оградившись от их действия.

И вот я в пустоте смерти. Но она меня не гнетет, ведь у меня есть цель. Я пришла отыскать шесть искорок в пустоте, шесть душ на Пороге…

Раз… два… три… четыре… пять…

Аэтта, где ты?

Моя неприязнь не прошла даром, заклятие ударило по ней сильней, чем по всем остальным вместе взятым. Но чтоб маг да не пересилил свое заклятие… Но я не маг, я только учусь… Не сметь бояться и отчаиваться! Как же мысли путаются… Это Арнэм-тьйях Ваэрт действует. Но это я его выпустила, и я с ним справлюсь.

– Аэтта! – не зов, но повеление.

Шестая искорка.

Все! Возвращаемся.

Ведь мы не умерли, нет этой пустоты. Это лишь заплесневевшая на полке ворожба, которой я – вот уж точно куриные мозги! – дала силу и волю. Ну так вот, я их отнимаю. И да будет так!!!

И, как ни странно, все стало так, как я желала. Я погасила Древнюю магию!

Шесть девушек рассеянно, но спешно (пол-то холодный!) поднялись, отряхивая платья и поправляя прически. Окьед молчал и как-то странно смотрел на меня. И Аэтта…

– Прости меня, я, наверное, тебя сильно достала…

Простить ее? За что? Ведь это я, я во всем виновата. Залезла, куда не просили, чуть не угробила своих соучениц… Но как же она правильно связала причину и следствие. Если б я к ней хорошо относилась, заклятие не задело бы ее с такой силой.

– И ты… ты тоже прости меня, если сможешь… – Комок в горле какой-то странный. Это ведь не слезы, правда? Ах, слезы? Ну, значит – слезы облегчения.

Все обошлось.

Свое «выше всяких похвал» я получила, а также выговор за срыв уроков от само́й Страшной Беды, госпожи ректора Беделлы ар-БелАр (это все темнота, накрывшая корпус).

Я уже говорила, что Окьед замечательный и мои однокашницы тоже? Беде никто не рассказал, как я баловалась запретной Темной волшбой.

Что-то я отвлеклась… Начала со шпаргалок, но кривой мой язык аж вон куда завел. Пальцы отсыхают их писать, эти шпоры, я бы лучше зачаровала невидимостью учебник, но Окьед пригрозил лично присутствовать на этом чертовом экзамене, а я совсем не уверена, что удержу чары, буде он поставит защиту.

Так что приходится по старинке – маленьким убористым почерком на кусочках бумаги, как раз таких, чтоб помещались в ладонь. И еще – мое личное изобретение – писать шпору на верхнем слое многослойного носового платка и непременно карандашом, чтоб не просвечивало сквозь ткань. Благословен будь, мой непрекращающийся насморк, не поддающийся никаким заклятиям! И притворяться не надо. А ежели препод заинтересуется странным платком, то нужно попросту смачно высморкаться, и препод тут же теряет всякий интерес – ну кому надо копаться в чужих соплях?! Помню, в прошлом семестре с моих платочков писало два ряда; преподы бесились, но не могли понять, откуда именно все списывают.

Вот и завтра, надеюсь, прокатит. Но на удачу надейся, а халява сама не приходит, как любит говорить брат. Так что – шпоры плюс банальная логика, и я сдам этот экзамен.

Засыпала я с мыслью:

«Пусть что-нибудь случится, что угодно, только бы завтра не было экзамена».

г. Нокопахир, Оджхар,

тайная резиденция Ордена.

13 октября 838 г.

Маленький домик на окраине столицы Оджхара, ничем не примечательный… если не знать об обширных его подвалах и длинных лентах подземных ходов, расползающихся змеиными извивами под всем городом. Ничем не примечателен и хозяин сего на вид убогого жилища, хрупкий старичок Ри… если не знать, что на самом деле он – один из сильнейших магов Оджхара, хранитель центра царства, первый из девяти старших магистров Ордена. У Ордена нет ни пышного имени, ни своего герба, это и не нужно, ибо он – единственный в Оджхаре.

Так вот, сегодня немощный старичок Ри, он же могущественный Риякр хар-Гикиахх, принимал гостей – остальных старших магистров, разумеется, пришедших по подземельям. Целая неделя потребовалась им, чтобы достичь Нокопахира, несмотря даже на древнюю, еще агноррэтских времен, систему порталов. Порталы, увы, были немногочисленны, намертво привязаны к месту установки и пропускали лишь магов высокого мастерства.

Уловив неделю назад странный всплеск Силы на севере (для Затнала, откуда резонанс донес волны разорванного заклятия, такой вид магии был более чем необычен), магистры, не сговариваясь, поспешили в Нокопахир, где собирались разобраться в происходящем.

– Итак, – проговорил Риякр, – мы наконец все здесь, – и неодобрительно покосился на последнего пришедшего.

Кхор хар-Нэхэйг, охранитель юга, и бровью не повел в ответ. Лично он считал, что зря тратит время на этой встрече, но данный фарс терпеть все равно придется: во-первых, рано еще открывать все карты, а во-вторых, забавно же, согласитесь, посмотреть, как восемь могущественных магистров, как дети, галдят наперебой, выдвигая разной степени абсурдности предположения.

– В Затнале появился десятый магистр!

– Брось говорить всякую чушь! Цвет и узор Силы отличаются от наших.

«Ну хоть одна здравая мысль, – думает Кхор. – Молодец, девочка», – хвалит он Эшебоду хар-Рух, единственную женщину-магистра за современную историю Ордена.

– Согласен, это старая Сила… Быть может, вернулся Великий Магистр?

Восемь магистров перепуганно и слаженно ойкнули, а Кхор тем временем думал:

«Знакомо… до боли, до крика знакомо… все это… И неожиданный всплеск, и древний узор, и почти позабытый, редкой чистоты фиолетовый цвет. Так уже было однажды… Эш!»

Тем временем слово взял Риякр:

– …в любом случае стоит разузнать все на месте. Думаю, нас заинтересует то, что спровоцировало всплеск, и волшебник, открывший дорогу Древней магии. Кто-нибудь засек место?

Кхор молчит, ему не хочется повторения событий трехсотлетней давности.

– Это было в Рамеде, – говорит Зимор хар-Адхиг, магистр севера, который в момент выброса Силы находился ближе всех к источнику.

«Там же засел этот мальчишка, ар-Гиате, неужто он раскопал одну из Книг? – Только волевым усилием охранитель юга удерживается, чтобы не закричать вслух. – Нет, нет, нет и еще раз нет! Даже если он нашел Книгу, то использовать ее не смог бы, он не крови Эш… Но Книга использована, а это значит… это значит, что у Эш были дети… Великие древние Боги, какой же я идиот!! Вот почему…»

Пока Кхор переживает про себя, совещание магистров подходит к концу.

– Ну, значит, тебе и заниматься этим на первых порах, – говорит Риякр Зимору.

– В Асхэлианском командорстве у меня с тысячу мечей, в Ороруми – полторы, – задумчиво говорит магистр севера, – пошлю с ними младшего магистра, есть у меня подходящий парень, и руку[1]1
  Рука – пять.


[Закрыть] рядовых магов. Быстренько налетят, схватят источник Силы и пробудившего артефакт и так же быстренько уберутся домой, а затналианцы наверняка все клювом прощелкают.

Слаженный хор из семи голосов был ему ответом.

Кхор, до сей поры пребывавший в глубоком изумлении и не менее глубоком молчании, наконец неподражаемо усмехается и думает:

«Ну что ж, весело будет посмотреть, как наследница Эш (или все же это что-то новое, то есть пламенный привет из еще более ранних времен, чем то, что пробудила Эшиэ?) справится с вами, драгоценные мои «коллеги»… Куда ж я подевал любимое магическое зеркало?»

г. Рамеда, Институт,

кабинет Окьеда ар-Гиате.

16 октября 838 г.

Письменный стол, громадное чудовище, занимающее с полкомнаты, был сплошь завален книгами, свитками, отдельными листами, которые горными пиками стремились к потолку. Сей завал почти полностью скрывал абсолютно несчастного магика: Окьед никак не мог разобраться в том, что случилось в прошлую пятницу.

Специализирующийся в оджхарской магии, буквально с боем (а точнее, с пеной у рта; в тот раз он с явным трудом, но все же переспорил Архимага) отстоявший право находиться здесь, так близко к границе, где так ясно ощущаются эманации багряных колдунов[2]2
  Багряные колдуны – они же оджхарские маги. Волшебников в Затнале принято классифицировать по цвету Силы, за исключением Темных магов. Но они – суть существа легендарные, ровесники Агноррэта.


[Закрыть], он чувствовал почти отчаяние.

Книга, о которой упоминала Глэкири…

«Все же я никогда до конца не верил историям про Эшшанту, а теперь, вот уже девятые сутки кряду роясь в летописях тех времен, в докладах Академии, в отчете Церкви, наконец обнаружил несколько сухих строчек в одних источниках и море ничего не значащих слов в других и еще – явные следы изъятия многих материалов. Кто бы ни занимался подчисткой, от всех перекрестных ссылок он избавиться не смог. Но от этого не легче – восстановить подлинную картину произошедшего три века назад я не в силах. А где сейчас найдешь очевидцев? Да и некогда их искать, внутренний голос настойчиво шепчет, что покатившийся камень уже вызвал лавину…

Ладно, подойдем к проблеме с другой стороны.

Непосредственно перед тем, как ее захватили церковники, колдунья отослала с «надежным человеком» своего сына. Беглецы осели в Ваммаоне, мальчик впоследствии стал основателем рода ар-Эшшанг. Сии сведения, как ни странно, сохранились в архивах Совета магов.

На протяжении этих столетий за наследниками Эшшанты негласно наблюдали, сначала с опаской, а затем все больше по привычке. Поскольку выяснилось, что Сила Эшшанты покорится только женщине ее рода, а за минувшие века у ар-Эшшангов родилась лишь одна дочь – Глэкири».

Как Наблюдатель, Окьед знал, что сейчас осталось только три прямых потомка колдуньи: Глэкири, ее отец и брат. Последний учится в Университете на кафедре Древней истории.

«Так вот откуда в ее речи эти студенческие словечки – «шпоры», «халява» и другие, столь не свойственные благородным девицам».

А отец Глэкири уже семь лет не покидает фамильного замка, с тех пор как умерла его жена. Случилось это в год, когда Окьед принял должность преподавателя Рамеданского Института, когда загадочно исчез его предшественник, так что подробностей профессор Гиате не знал.

«А может, я все-таки ошибся? – с легкой, призрачной почти надеждой думал Окьед. – Чары Эшшанты всегда были смертельны, если судить по оставшимся записям, а от волшебства Глэкири все скорее перепугались, что и было целью зачета, – самоиронии в его мыслях было так много, что в ней можно было утонуть. – Ну дурак я, признаю. Однако с кем не бывает… Так хотелось сделать занятия увлекательными…»

«Ты, главное, когда Разрушение преподавать будешь, особо не увлекайся», – язвительно посоветовал мудрый внутренний голос.

Продолжая перепалку с самим собой, профессор Гиате потянулся к письменным принадлежностям; он решил написать Архимагу.

Как говорится, с больной головы на еще более больную…

Верховному Магу

мессиру Ароскэлу ар-ДанкОлу,

Высокая Академия Магии и Волшебства,

г. Аварнакк, Затна

Ар, выручай!

У нас тут объявилась «Ар Носебег…», ты знаешь, что это значит. Шестого числа объявилась. Сам знаю, что болван, однако я все еще сомневаюсь в том, что книга подлинная. Но береженого Единый бережет… Хуже всего – книгу использовали. Моя воспитанница, лучшая, пожалуй… та самая…

Ты не поверишь – никто не умер; моя ученица разрушила чары (еще один повод для сомнений касательно подлинности книги). Я бы сам не смог, но она… Если честно, я даже не понял, как она это сделала, а спросить боюсь.

Поспеши, Ар! У меня очень плохое предчувствие…

Окьед ар-Гиате,

писано в 16-й день октября,

г. Рамеда, Затнал.

(Письмо было отправлено магическим путем, всего через день был получен ответ.)

Профессору магических наук

Окьеду ар-Гиате,

Рамеданский Институт благородных девиц,

г. Рамеда, Затнал

Ок – болван!

Рад, что сам знаешь.

Книгу уничтожить. Девицу беречь как зеницу ока.

Сделаю все, что смогу, но я маг, а не Бог. (Вот только не хватает мне разбираться с истерикой каждого мага лично!)

Ароскэл ар-Данкол,

писано в 17-й день октября,

г. Аварнакк, Затнал.

г. Рамеда, Ратуша.

26 октября 1838 г.

Вот так и вышло, что когда всем надоела переходящая из рук в руки Рамеда и долгие разборки между собой, а также с разгневанными родителями воспитанниц Института, то единодушно постановили, что «отныне и впредь быть Рамеде городом, вольным от окрестных владетелей, с прямым вассалитетом короне Затнала». Герб у города был соответствующий – на зеленом поле книга, обрамленная пяльцами.

За столетия изменились не только политические карты, каждый новый век менял и программу обучения в Институте. Если изначально девиц учили всем тонкостям этикета, танцам, вышивке, домоводству, то затем добавились изучение литературы, стихосложения, а также каллиграфия и рисование, еще позже – такие науки, как История, Землеописание, Основы медицины, затем – Алхимия, Основы права, азы Магии и Волшебства. Предметов все прибавлялось и прибавлялось, курсы углублялись и расширялись, и теперь девушки вместо начальных полутора годов обучения проводили в Институте пять лет.

Город и Институт во все предшествующие века избегали военных неприятностей, ни одно крупное сражение не разыгрывалось под их стенами, а смены владетелей до перехода под покровительство короны были скорее житейскими неурядицами и уж простого люда и не касались вовсе. Ну да, налетят, подхватят, что плохо лежит, но сам город не трогают, сразу бегут к Институту. А оканчивалось все обычно выкупами… и свадьбами, нередко счастливыми. В итоге единственной пострадавшей стороной оказывались родители.

Так что нет ничего удивительного в том, что в ответ на сообщение профессора Гиате о приближении отряда оджхарцев, наблюдаемого им посредством магического шара, почтеннейший Руэр Байа, бургомистр Рамеды, глупо хлопал глазами и откровенно отказывался верить в подобную, с его точки зрения, чушь.

– Ну что они здесь забыли? – вопрошал господин бургомистр. – Город у нас маленький, прямого тракта на столицу нет. Зачем мы им?

– Я отчетливо видел, что они направляются именно сюда, – сказал Окьед и поморщился. Нет, ну в самом деле, не мог же он сказать, что оджхарцы придут за книгой. Вот это уж явно выше понимания толстяка-бургомистра. Он и сам до сих пор в этом сомневается.

Тем временем почтеннейший господин Байа усердно морщил лоб в ожидании озарения свыше и разрешения сего «форменного безобразия» (как про себя характеризовал происходящее бургомистр); он даже возвел очи горе, но Небеса (а точнее, потолок его кабинета в Ратуше) были безмолвны.

– А может, вы ошиблись? – робко поинтересовался он напоследок.

Окьед понял, что сейчас (нет, вот прямо сию минуту!) прибьет бургомистра, но в этот самый момент в кабинет ворвался растрепанный и всклокоченный секретарь:

– Там… Там!

Тут раздался звон набата, тяжелый звук облетел город, предвещая тяжелые же времена…

– Ну! – набычился бургомистр.

– Гонец там, – выдохнул наконец секретарь, – от Приграничного форта. Оджхарцы прут! И много их…

Начавший приподниматься бургомистр рухнул обратно и перевел взгляд на Окьеда; тот лишь пожал плечами.

– Когда?

– Они почти у ворот, ваша милость, полчаса и… – отозвался секретарь, – но ворота уже закрыты, и ополчение уже собирается у стен, я осмелился…

Бургомистр издал сдавленный всхлип, но тут же одернул себя и сделал заметку: наградить толкового секретаря, буде все окончится хорошо. В противном же случае может оказаться, что некого или же некому будет награждать.

Руэр Байа был хорошим бургомистром, под его руководством Рамеда процветала. Кроме Института, на обслуге коего и зиждилось ранее благосостояние города, при его правлении стали знаменитыми белошвейки и портные (еще бы, столько молодых и богатых девушек в городе; даром что существовала институтская форма, время от времени решали побаловать себя платьем или шалью). При господине Байа расширился и стал более оживленным городской рынок, налоги были вполне приемлемы, а горожане в целом довольны и гордились своим городом. Все это, конечно, замечательно. Во дни мира. Но одного взгляда на растерянное лицо господина бургомистра Окьеду хватило, чтобы понять – город падет. А вот секретаря надо бы запомнить…

Но это вовсе не значило, что падет и Институт. Если у Рамеды имелась только одна относительно невысокая стена с башнями, где размещались баллисты и катапульты, то Институт был настоящей крепостью. За долгие годы до получения Рамедой статуса гербового города Институт успел обрасти (вдобавок к первоначальной крепкой кладке стен) надвратными башнями и подземными кладовыми, содержащими восьмимесячный запас продовольствия. Окна Института были узкими и более походили на бойницы, во внутреннем дворе имелся колодец, питаемый ключами, а две стены были уперты в отвесную скалу.

Оставалась лишь пара сложностей.

Первая заключалась в том, что пятидесяти стражей и сорока служителей Института никак не хватит для обороны.

А вторая – убедить госпожу ректора закрыть ворота, как только неприятель ворвется в город, и не открывать, даже буде перед ними примутся зверски истязать женщин и детей.

«Легко сказать – убедить Беделлу, – думал Окьед, – ты себя сначала убеди. Нет, открыв ворота и героически кинувшись на помощь в одиночку или даже малым отрядом, никого не спасешь, а остальных погубишь…»

Мрачные мысли не оставляли его на всем пути к Институту.

Рамеда, Институт.

26 октября 838 г.

Окьед зашел в кабинет и поклонился.

– Мое видение, к несчастью, подтвердилось, моя госпожа. Оджхарцы будут здесь очень скоро.

Беделла отреагировала не в пример спокойнее бургомистра:

– Это значит, что девочек мы вывезти уже не успеем.

Окьед только кивнул.

Дело в том, что единственная проходимая в это время дорога сначала вела в направлении Оджхара, и как раз по ней и продвигались враги. Все другие тракты шли через горы, а перевалы уже непроходимы. Да и о какой эвакуации может идти речь, если неприятель уже в виду стен?

– Да и не хочу я вести их в горы под зиму, – продолжала Беделла.

– Госпожа ректор, тогда нам придется затвориться в стенах Института…

Голубые глаза Беделлы льдисто сверкнули.

– …что бы ни происходило снаружи… – закончила она за Окьеда.

А тот лишь подивился ее выдержке.

– Верховный Маг обещал помощь к середине ноября.

– Это наша единственная надежда, – просто сказала она.

Южный тракт, предгорье.

26 октября 838 г.

Когда капитан отряда, посланного Архимагом в Рамеду, вместо своего отражения в ручье увидел того самого Архимага, то он моргнул. От удивления. Да еще – с непривычки к связи на расстоянии. Затем опомнился и попытался поклониться, при этом едва не сверзившись в ручей. («Сами попробуйте поклониться, сидя на корточках…» – обиженно думал капитан, осознавая, как смешно выглядит.)

Верховный Маг, видя его мучения, жестом успокоил воина и начал вещать:

– К Рамеде подошло войско в две с половиной – три тысячи человек. К сожалению, ближе вашего отряда никого нет. Я, конечно, сниму полтысячи мечей с Восточной стены[3]3
  Пограничное укрепление протяженностью около 450 км между Затналом и Алимором.


[Закрыть], если сумею договориться об этом, и пару-тройку гарнизонов с городов, близких к Рамеде… Но, боюсь, подойдут они не скоро…

Капитан отряда только кивнул, просчитывая путь предполагаемых подкреплений.

– …ваша задача, – продолжал меж тем Архимаг, – затаиться поблизости от Рамеды и действовать по обстановке, не мне вас учить…

Капитан снова кивнул, на сей раз немного ехидно. Но Верховный Маг уже отключился и этого не увидел.

Оджхарцы подошли. Счастье, что недавно ополчение собиралось, чтобы боеспособное население Рамеды отработало простейшие приемы атаки и защиты. На стенах зажгли костры под огромными чанами, куда споро наливали масло. Во время тех же недавних сборов были установлены катапульты и укреплены двое ворот (счастье, что Рамеда – город маленький и стоит только на одном тракте).

Через полторы недели к мужчинам на стенах присоединились женщины. Стражи и служители Института не принимали участия в схватке, что было заранее оговорено.

Впрочем, это совсем не значит, что им нечем было заняться. Привести в обороноспособное состояние все здание Института было невозможно, но починить, что чинилось; укрепить, где возможно; обновить, что необходимо, – все это требовало времени и людей. Занятия и сессию отменили, что (по понятным причинам) вовсе не вызвало радости. Все воспитанницы помогали, где могли. Кто помогал алхимику, кто в лазарете…

Оказалось, что примерно двадцать девушек сносно владеют оружием. В основном это были дочери приграничных баронов с Северных гор, разбогатевших на добыче золота и самоцветов. Но попадались и такие, как Заэле ар-Олскрок, будущая герцогиня Мерианта, единственная дочь отца, который мечтал о сыне.

Заэе ар-Олскрок.

26 октября 1838 г.

Где та взбалмошная девчонка-сорванец, что однажды, ускакав от сопровождающих, попала прямиком в лапы бандитов, возмечтавших взять приличный выкуп за герцогскую дочь? Бедняги не учли одного: все Олскроки – берсерки. Не учла главного и я – наша фамильная ярость неподвластна разуму…

И хотя Заэле с самого детства учили сдерживать эту ярость и не давать ей выхода в боевом безумии, она не смогла удержаться. Последним, что она видела сквозь алую пелену перед приступом неконтролируемой ярости, были двое ее охранников, спешивших на помощь.

Когда пелена спала и прошло бессилие, следующее за такими вспышками, она увидела девять зверски изрубленных тел, и лишь семь из них принадлежали бандитам…

Тем же вечером отец настоял на серьезном разговоре. Зная, что он так же случайно убил маму, когда замок осаждали во время вторжения Алимора, я догадывалась, что он скажет. И поэтому на этот раз я не стала спорить, когда он предложил поступить в Рамеданский Институт, где, как мы думали, я буду надежно ограждена от ситуаций, могущих вызвать новый приступ боевого безумия…

Да уж, от судьбы не сбежишь; когда придут оджхарцы, я не смогу остаться в стороне. И да поможет мне Единый сохранить ясную голову!

Аэтта ар-Гиссэ.

27 октября 838 г.

Мы не принимаем участия в обороне города, но один из лазаретов – в правом крыле Института… Я не знаю, как после этого смогу смотреть им в глаза – той же Анэлле-кружевнице или Маладе, которая печет такие вкуснющие пирожки с кусочками неочищенных яблок, – если они выживут. Это как словно мы их предаем, отсиживаемся за их спинами.

До подхода врага, как я слышала, люди успели уйти из предместий в горы. Жители же внутреннего города Рамеду покидать отказались, они любят свой город, да и оджхарцы появились слишком внезапно, ворота недолго оставались открытыми. Теперь ни у рамеданцев, ни у нас нет выбора…

Мы ведь действительно ими прикрываемся, а Беделла и профессора что-то скрывают. Что же такого находится в Институте, что может оправдать нас?

Глэкири ар-Эшшанг.

30 октября 838 г.

Зачем они пришли сюда, ведь с Оджхаром мир уже три столетия? Неужели? Нет, это глупо… Не может же все дело быть в книге? Хотя если я чувствую их колдовство, то почему же не может быть справедливым обратное? Сродни ли моя Сила чародейству багряных? И кто же сильнее, изначальней?

Сколько вопросов и такая жуткая неуверенность.

Аэтта молится, Заэле упражняется до изнеможения, танцуя с мечом, – у каждого свой способ не думать о будущем. А я вот хочу о нем думать! Хочу мечтать о жизни, которая у нас всех обязательно будет… потому что мы выживем!

Дни осады похожи один на другой. Войско противника, как прибой, бьется о стены Рамеды… чтобы быть отброшенным. Несмотря на немногочисленность, оджхарцы – хорошо обученные профессионалы, а защитники Рамеды – вчерашние добропорядочные горожане. Катапульты и баллисты с обеих сторон перестреливаются. Вчера удалось разрушить таран, оджхарцы строят осадные башни, ров завален, приставные лестницы удалось отбросить… И усталость, глубинная усталость и обреченность накапливается в людях, как ни стараются их ободрить господин Байа и капитан стражи. Слишком, слишком далеко до столицы, до помощи… до надежды.

Глэкири ар-Эшшанг.

Ночь с 15 на 16 ноября 838 г.

Враждебные эманации сгущались где-то в южном направлении, там, где стояла лагерем вражеская армия. Злая Сила имела направленность – оджхарцы собирались ударить. Не знаю откуда, но я была уверена, что это так.

В этот момент в мою комнату ворвалась растрепанная Заэле, жившая напротив. Ее, по-видимому, разбудил мой крик. Осмотрев с порога всю комнату на предмет опасности, Заэле вопросительно на меня поглядела.

– Разбуди всех, – сказала я, – оджхарцы прорвались, только не спрашивай, откуда я это знаю.

Что мне всегда нравилось в мериантийке, так это способность в трудное время действовать согласно указаниям того, кто в данный момент более осведомлен. Не раздумывая, Заэле побежала по коридору, стуча во все двери…

Я же продолжала стоять на пороге, не в силах избыть смутное беспокойство. Исчезло чувство защищенности, но это не было связано с тем, что оджхарские колдуны, как я чувствовала, подходили все ближе к Институту. Скорее – с самим их проникновением в город.

Внезапная догадка ошеломила меня. Исчез щит, прикрывавший город от вражеской ворожбы. С опозданием я поняла, что на протяжении всех трех недель осады оджхарцы не использовали магию.