Текст книги "Союз стихий"

− Я прослежу, чтобы никто не вошел, − сказала Иоланда. − Делай, что должна.

Поблагодарив подругу кивком, Аурика сняла кожаную перчатку Лоредана и крепко сжала его ладонь в своей. Поначалу она ничего не почувствовала. Никакого отклика. Это означало только одно − возлюбленный мертв. Не желая верить в горькую правду, она сильнее стиснула его ладонь. Пальцы свело судорогой от усилий, но она не отнимала руки.

Прикрыв глаза, она прочла молитву Небесному отцу. В ней она клялась последовать за Лореданом на край света, лишь бы он жил. И, словно в ответ на ее горячие мольбы, ресницы мужа дрогнули. Медленно, как тягучая патока, энергия Аурики потекла через ее ладонь в его, наполняя Лоредана жизненной силой.

Он будет жить! Осознание этого факта вдохнуло в нее такую радость, какой она прежде не ведала.

− Кто мог совершить с ним такое? − спросила Аурика спустя полчаса, когда они с Иоландой сидели подле Лоредана, наблюдая за его восстановлением.

− Ты забыла о заговоре, а ведь я предупреждала.

− Но в чем его цель? Зачем кому-то смерть Лоредана?

− Он Глава рода «Первого луча зари». Его власть почти безгранична и у него нет наследника.

Аурика задумалась. Кто станет Главаой рода, если Лоредан погибнет? У него есть двоюродный брат, но он слишком юн и вряд ли способен на коварство. По законам Гелиополя жена могла наследовать мужу, но Аурика была равнодушна к власти. Иных претендентов на место Лоредана нет.

В коридоре снова раздался шум. В тот момент, когда дверь в покои распахнулась под натиском толпы, Лоредан открыл глаза.

− Я пытался их остановить, госпожа, − выкрикнул Дамиан, − но их слишком много.

В просторных покоях было не протолкнуться. Вел толпу любопытных жрец собственной персоной. Он воздел руки к солнцу, готовясь произнести траурную речь, но тот, кого он собрался оплакать, приподнялся на локте и посмотрел ему в глаза.

− Мой господин, − голос на миг изменил жрецу, но он быстро взял себя в руки. − Вы целы! Что за облегчение видеть вас живым.

Сквозь толпу пробился Дамиан и его товарищи из числа преданных Лоредану гелиосов.

– Идите, ваше святейшество, – сказал Дамиан, – вознесите благодарственную молитву Небесному отцу за здоровье лорда.

Люди Дамиана теснили жрица и тех, кто был с ним, к двери. Жрец был вынужден сделать вид, что уходит по своей воле.

– Именно так я и поступлю, – сказал он, глянув на руки Лоредана без перчаток. – Сегодня Небесный отец сотворил чудо. Я воскурю фимиам в его честь.

Вслед за жрецом ушла его свита. Покои опустели, и в них снова установилась тишина. Мужчины помогли Лоредану подняться и довели его до кровати, где он откинулся на подушки.

− Невероятно! − Дамиан не мог прийти в себя. − Когда мы нашли тебя на склоне, то, казалось, надежды нет. Мы успели оплакать твой ранний уход, а ты вопреки всему жив.

− Я слаб, и голова кружится, но буду жить, − губ Лоредана коснулась несмелая улыбка. Он сам не понимал, как избежал смерти. Там на балконе он едва не ускользнул по солнечному лучу в обитель Небесного отца, но что-то удержало его. Лоредан нахмурился, припоминая крепкое рукопожатие жены. Аурика – та нить, что связала его с жизнью.

− Ступайте, − Аурика замахала руками на друзей мужа. − Ему необходим покой.

На этот раз их оставили наедине. Аурика села на кровать подле супруга и снова взяла его руку в свою с той лишь разницей, что сейчас на ней были перчатки. Но невинный жест многое прояснил для Лоредана.

− Что ты сделала? − спросил он хрипло.

− Спасла тебя, − она не таилась. − Я бы повторила все вновь, завись от этого твое благополучие.

− Ты нарушила закон, − Лоредан впервые говорил с ней строго. − Наказание за это – смерть. Жрец только подозревает соприкосновение, но в его силах выяснить состоялся между нами запрещенный обмен энергией или нет.

− Что ж, пусть он меня осудит и казнит! − она вскочила на ноги. − В чем моя вина? В том, что я люблю? Или, быть может, в том, что без тебя мне не в радость солнечный свет? О, я готова понести любое наказание, лишь бы знать, что ты цел.

− Аурика, − он протянул руку, приглашая ее подойти, и она послушно шагнула к нему.

Лоредан притянул ее к себе, и она склонила голову ему на грудь. Ощущая кожей его тепло, вдыхая его, растворяясь в нем, она ни секунды не жалела о содеянном.

− Прости, что тебе довелось пережить это, − сказал Лоредан, глядя ее золотые волосы. − Еще горше мне расстраивать тебя снова.

− Расскажи, − попросила она, не поднимая головы. − Расскажи мне все. Ты даешь мне силы, ради тебя я вынесу любые лишения.

− Сегодня меня пытались убить.

− Я догадалась, − она оторвала щеку от груди мужа и заглянула ему в глаза. − Разве мог случайно сорваться с утеса тот, кто месяц назад принес мне цветок геллы?

− Хуже всего, что я не знаю, кто это сделал, − вздохнул Лоредан.

− Ты его не видел?

− Нет. И я не подозреваю никого. Мой враг мастер маскировки. До недавнего времени я не догадывался о его существовании.

− Мы найдем его, − произнесла Аурика, − и окропим его кровью горные склоны.

− Быть может, позже, − уклончиво ответил Лоредан.

− Что ты задумал?

− Нам придется покинуть солнечный город.

Лоредан был готов к слезам и истерике, но Аурика в который раз поразила его. Она не заплакала. Только плотно сжала губы и кивнула.

− Я подозревала, что этим кончится.

− Я противился отъезду, как мог, но иного выхода нет, − объяснил он. − И дело не только во мне. Ты совершила грех, спасая мою жизнь. Ради твоей безопасности мы должны уехать, пока жрец не догадался, что произошло. Конечно, мы уезжаем ненадолго. И я вовсе не бросаю свой пост. Я буду, как и раньше, состоять в совете родов Гелиополя.

− Куда мы отправимся? − спросила она просто так. Ведь куда бы они ни поехали, это будет не Гелиополь.

− В столицу мира.

− К низшим? − Аурика отшатнулась от мужа.

Она думала, им предстоит скитаться среди гор в поисках убежища, и была готова к лишениям, к жизни без привычного комфорта. Но она представить не могла, что Лоредан увезет ее в дикий край, где живут ненавистные люди.

− Они не так плохи, − улыбнулся Лоредан. − Убежден, ты их полюбишь.

− Никогда, − твердо ответила Аурика, и в ее голосе звучала гордость славного рода «Восходящего солнца».

«Никогда!», − повторила она про себя. − «Никогда я не проникнусь симпатией к низшим. Они всего-навсего мусор под ногами гелиосов. Мыслимо ли полюбить мусор?». Ответ был однозначным.

Глава III

− Скорее! − вопль ударил по барабанным перепонкам, словно кричали прямо над ухом.

Джеймс вздрогнул и огляделся, плохо понимая, где он и что происходит. С ним такое бывало, когда он увязал в фантазиях. Возвращение в реальность проходило болезненно.

Он распахнул дверь кузницы, в глаза ударил свет. Неужто долгожданный восход? Не может быть. До весны, а значит и до первого солнечного луча еще полгода.

Мимо кто-то пробежал, обдав его ветром. Одновременно в ноздри ударил запах гари. Дома в деревни сплошь деревянные. И этот запах − запах горящей древесины – сулил множество бед.

Пожар! Джеймс выскочил на улицу. Небо раскрасили алые всполохи пламени. Он бросился туда, но сообразил, что люди бегут не в сторону пожара, а от него.

Джеймс остановился на полпути. Заглянул в перекошенные от ужаса лица односельчан, на мечущихся мужчин и женщин, прижимающих к себе рыдающих детей, и его грудь сдавило обручем дурного предчувствия. Пожары дело привычное. Не мог огонь так напугать деревенских. Лишь одна вещь, всего одна-единственная вещь способна навести такую панику – набег снежных.

До слуха долетели лязг мечей и рык врагов. Неизвестно, кто поджег дома на границе с лесом. Возможно, сами жители, отпугивая непрошеных гостей. Пламя их союзник против пришельцев. Всем известно, снежные ненавидят огонь – символ света. Живя там, где никогда не восходит солнце, они привыкли к тьме, сроднились с ней. Они сами порождение тьмы.

Джеймс бросился назад – к пристройке у кузницы. Отчасти чтобы вооружиться, отчасти из-за опасений о матери. Она тяжело переживала набеги. И хотя ее давно не трогали, − снежные и те чурались сумасшедшей, − она всякий раз пугалась, точно пришли лично за ней.

Он подбежал к кузнице, издалека заметив, что дверь в пристройку распахнута настежь. Внутри никого не было. На полу валялась разбитая посуда, огонь в очаге задул ветер с улицы. Вид брошенного жилища причинил боль. Схватив лук и стрелы, Джеймс снова выбежал на мороз, не вспомнив о полушубке.

На улице он заметался в поисках матери. Пару раз столкнулся с вооруженными мужчинами. Они грубо отталкивали его, а один занес нож для удара. Джеймс чудом увернулся. С этого момента он стал осторожнее. С непокрытой головой он походил на снежного. За белые волосы его легко могли убить этой ночью.

Поиски привели на окраину деревни к пылающим домам. Здесь крики людей перекрывал рев пламени. Снег уже не был белым, как прежде. Местами он был черным от сажи, а местами − алым от крови.

Джеймс свернул в проулок и столкнулся лицом к лицу со снежным. Он слышал множество пугающих рассказов о ледяных призраках и даже встречал парочку в лесу, но всегда между ними было расстояние в десятки метров. Впервые снежный стоял так близко – протяни руки и коснешься.

У снежного были длинные прямые волосы до бедер и бесцветные глаза. Из одежды – набедренная повязка. И это в такой-то мороз! Снегири замерзают, едва присядут на ветку передохнуть. Кожа у снежного отливала голубым подобно коже обмороженного человека. Губы были синими. Он походил на найденный в снегу труп, а не на живое существо.

В руках снежный сжимал меч из стального льда, которым так восхищался купец. Острие было направлено Джеймсу в грудь. Пара сантиметров отделяло сердце от клинка. Но снежный не торопился наносить удар. Оглядев Джеймса, он признал в нем сородича, опустил меч и зашагал прочь.

Никогда прежде Джеймс не чувствовала себя таким оскорбленным. Снежный принял его за своего! Лучше бы он убил его. Он думал броситься вдогонку, но отвлекла странная фигура. Пока другие бегали и кричали, она вела себя спокойно. Шла прямо к горящему дому, не замечая ничего вокруг.

Шестое чувство подсказало: это мама. Она одна была достаточно ненормальной, чтобы игнорировать ужасы вокруг. Он кинулся ей наперерез, но она была слишком далеко.

Мама неумолимо приближалась к гудящему столбу огня, взмывающему в небо. Пламя манило ее, и она вытянула руки, желая погреться от его тепла.

− Мама! − окликнул Джеймс. − Не двигайся!

Она посмотрела на него ясным взором, как будто не было долгих лет безумия. Впервые с тех пор, как он ее помнил, она откинула волосы с лица. Мама была необычайно красива. Он и не подозревал насколько. Гордая, статная, полная решимости.

– Меня звали Элайза, – крикнула она ему, перекрывая треск огня.

А потом прижала палец к губам, требуя тишины. Напоследок улыбнулась Джеймсу весело и открыто, прежде чем шагнуть в огонь. Улыбнулась так, словно знала − все будет хорошо.

* * *

Что-то холодное и одновременно мокрое коснулось лица. Джеймс открыл глаза. Над ним нависло черное северное небо. Шел снег. Снежинки кружились, сплетаясь в танце с золой и теряя свой девственно-белый цвет.

Несколько домов сгорели дотла. На пепелище, где еще вспыхивали угольки, бродили люди. Они разгребали золу, выискивая уцелевшие вещи. В стороне высилась гора из трупов. Жители деревни и снежные лежали вповалку, как сломанные куклы. Их тела предадут огню. В столице закапывают мертвецов в землю, на юге делают насыпь из камней над телами, но северу их обряды не годятся. На выкапывание могилы в мерзлой земле уйдет несколько дней, достаточно камней для одного захоронения не наберется и во всей провинции, зато на севере полно дров. Спасибо лесам, что простираются на тысячи и тысячи километров.

Люди бродили из двора во двор в поисках выживших. Они обнимались и плакали, рассказывая друг другу о своих потерях. О тех, чьи тела лежали в общей куче, и о тех, кого не нашли ни среди мертвых, ни среди живых. Их судьба была самой ужасной – рабство у снежных.

Джеймс поднялся и, пошатываясь, побрел к кузнице. Его непокрытая голова моментально привлекла внимание односельчан.

− Это он! − выкрикнули из толпы у пепелища. − Я видел, как его пощадил снежный.

Джеймс оглянулся. Люди подкрадывались к нему со всех сторон. С вилами и топорами наперевес они окружали его, точно дикого зверя. Он крутился на месте, заглядывая им в глаза. Но в них не осталось ничего человеческого, одна тупая ярость.

− Ты один из них, − его пихнули в спину, и он чудом удержал равновесие.

«Только не упади, только не упади», − твердил он про себя подобно заклинанию. Свалишься в снег – затопчут, забьют ногами до смерти. Людям не на кого излить злость и боль кроме как на него. Но до тех пор, пока он стоит на ногах, не все потеряно.

Ругательства сыпались на него, как снег в метель. Он не разбирал отдельные слова в общем гомоне. Селяне тянулись к нему: ударить, толкнуть, урвать кусок. Джеймс закрыл голову руками в попытке защититься. В памяти всплыло лицо матери. Сдаться, что ли, прекратить борьбу. Он приготовился лечь на землю и умереть, когда толпа вдруг расступилась.

− Что происходит?

Он узнал голос деревенского Главаы. Кто-то скороговоркой объяснял ему суть обвинений – Джеймса подозревали в сговоре со снежными. Якобы он привел их в деревню. Накануне его видели выходящим из леса. Никого не волновало, что он был на охоте. Еще один довод не в его пользу – снежный его не тронул. Любого другого на его месте убили. Но Джеймса снежный пощадил. Не иначе они заодно.

− Где твоя мать, полукровка? − спросил Глава.

Джеймс кивнул в сторону пепелища. Никто не выразил ему сочувствия, но он его и не ждал. Для него она была единственным близким человеком, а для них – деревенской сумасшедшей.

− Ведите его за мной!

Джеймса подхватили под локти. Он не сопротивлялся. Люди плевали ему вслед, бросали камни. Парочка достигла цели, больно ударив по спине. Что ни приготовил ему деревенский Глава, вряд ли это хуже, чем быть забитым до смерти толпой.

Единственной каменной постройкой на всю деревню был дом Главаы. Там он жил с семьей, там собирался деревенский совет, там принимались все важные решения, там проходил суд, там содержались преступники до вынесения приговора и там же приговор исполнялся.

До этого дня Джеймс не бывал в каменном доме, как его называли в деревне. Он не принимал участия в жизни деревни. С какой стати? Им не было дела до него, а ему до них. Прежде это всех устраивало.

И вот он поднялся по каменным ступеням. Изнутри пахнуло сыростью. Эхо от шагов ударило по нервам. Казалось, по узкому коридору идут не четыре человека, а целый гарнизон. В тесной пристройке рядом с кузницей стократ уютнее, чем в доме Главаы.

Спустились по винтовой лестнице. Все ниже и ниже. Глубоко под землю. Стены и потолок давили на плечи, будто заживо погребли, и Джеймс пожалел, что толпа не растерзала его. Пусть мучительная, зато быстрая смерть. А здесь, в мрачном подземелье ему, возможно, гнить годами без надежды снова увидеть солнце.

Конвоиры привели к решетке. Лязгнул замок, и Джеймса втолкнули в камеру. С хлопком решетка закрылась за спиной, словно сомкнулись челюсти хищника. Джеймса поймали в ловушку. Мечты о богатстве, светлом будущем остались за порогом камеры. Впереди ждали только лишения и смерть.

В подземелье было темно хоть глаз выколи. Где-то вдалеке коридора мерцал слабый огонек свечи. Из камеры его свет напоминал свет далекой звезды. Джеймс прищурился, привыкая к темноте. В наследство от отца-насильника ему досталось умение ориентироваться в темноте. Говорят, снежные живут в пещерах, вырытых в толще снега и льда, без единого огонька. Ему было далеко до них, но кое-что он разглядел.

Камера была квадратной. Шагов двадцать по диагонали. Три кирпичные стены и одна решетка. Окон нет. В углу стог сена вместо постели. В другом – дыра в полу. Из нее невыносимо воняло мочой.

Тело ломило от побоев. Лечь бы и забыться. Сон – единственное доступное здесь развлечение. Он приблизился к стогу, но тот зашевелился. Джеймс инстинктивно отскочил.

− Кыш! − прошипел он, думая, что в сене копошатся крысы.

− Сам кыш, − ответил стог хриплым баритоном.

Наполовину закопанный в сено, как в одеяло, в стогу лежал мужчина. Зрением полукровки Джеймс разглядел длинный прямой нос, нитевидные губы, ярко выраженные носогубные складки и выдающийся вперед подбородок – мелочи, придающие лицу хищное выражение. Черные волосы до плеч, слегка вьющиеся или просто давно нечесаные. Шрам на правой щеке − белая полоса тянулась от внешнего края глаза по скуле и отчетливо выделялась на фоне щетины. Вид у мужчины был неопрятный: замусоленная одежда, руки в копоти. Но и место не располагало к чистоте.

Джеймс попятился. Уж лучше компания крыс, чем этого человека, в котором он опознал преступника. На прошлой неделе в деревне судачили о поимке разбойника, разыскиваемого в столице за нападение и убийство.

− В чем дело, златовласка? − усмехнулся мужчина. − Ты меня испугался?

Джеймс тряхнул головой. Он привык, что цвет его волос рождает в людях ненависть, но насмехались над ним впервые.

− Мои волосы белого цвета, а не золотого, − проворчал он.

− О, прощу простить за ошибку. В темноте сразу и не разберешь, − мужчина явно издевался. − Тогда я, пожалуй, буду звать тебя белокурым, раз уж ты будто девица зациклен на цвете своих волос.

− Зови, как хочешь, − Джеймс махнул рукой. – Мы долго не протянем, а пару дней я потерплю.

− Лично я не намерен умирать, − ответил мужчина. − У меня куча планов. Кто их выполнит, если меня лишат головы?

− Лишат головы? Не много ли чести? Скорее уж повесят или четвертуют зевакам на забаву.

− Говори за себя. Меня в этой убогой деревеньке не тронут. Нет полномочий, − мужчина сел, стряхнув с одежды сено. − Меня отправят в столицу для суда. Не сомневайся, я туда не доеду.

− Куда ты денешься?

− Сбегу, − сказал он спокойно, словно проделывал это не раз. − В дороге масса шансов для побега. Не то, что в этом клоповнике.

Мужчина с досадой пнул ближайшую стену, как будто она виновна в его несчастьях.

− Как тебя зовут? − спросил он.

− Джеймс.

− За что сцапали?

− Подозревают в сговоре со снежными.

− Серьезное обвинение, − кивнул мужчина и представился: − Элай. Я здесь по обвинению в нападении на экипаж купца.

− Ты его совершил? − поинтересовался Джеймс.

− Как и множество других, − ответил Элай. − Я из тех, кто добывает пропитание собственным трудом.

− Ты называешь грабеж трудом?

− Каждый зарабатывает, как может, − пожал плечами Элай.

Джеймс не нашелся, что ответить. Он всегда выступал за честную жизнь и куда это его привело? Односельчанам нет дела: виноват он или нет. Они жаждут мести, а он под руку подвернулся.

Элай откинулся на спину, вытянул ноги и скрестил руки на груди. Он точно лежал не в стогу отсыревшего сена, а на шелковых простынях. Джеймс в отличие от него не мог расслабиться. Он размышлял над тем, какой приговор его ждет. Будет ли суд? Выступит ли кто-нибудь в его защиту?

Хорошо, мама не дожила до этого дня. Не увидит его мучений. При воспоминании о матери сдавило сердце. Некому зажечь погребальный костер в ее честь, чтобы он освятил ей путь в мрачный шатер Вела − бога мертвых − на вечный пир. Эта мысль терзала душу Джеймса сильнее, чем страх за свою жизнь.

Глава IV

В то время, пока Джеймс и его сокамерник томились в темнице, а Аурика Прекрасная готовилась к отъезду, в зале тринадцати в Главаном дворце столицы Эльфантины заседал совет двуполярного мира. Тринадцать магистров тринадцати городов собрались за столом в форме прямоугольного треугольника. Пятеро из них сидели по правому катету: угрюмые, темноволосые мужчины в кафтанах отороченных мехом − магистры северных городов Норта, Бриса, Канты, Ирда и Ганты. Четверо сидели по левому катету: светловолосые, бронзовокожие мужчины в шелковых одеждах − магистры южных городов Калидума, Апритиса, Луксорума и Леатарума. Еще трое расположились по гипотенузе треугольника: они были одеты в богатые парчовые кафтаны − магистры городов близ столицы: Проксима, Биатуса и Надерния. За спиной каждого из магистров стоял его личный советник. Место во Главае стола в верхнем углу треугольника пустовало. Оно принадлежало первому магистру − правителю славной столицы.

Арочные окна тянулись от пола до потолка по периметру зала. Из них открывался вид на все стороны света. Ограниченная на западе и востоке океанами земля людей протянулась от крайнего юга с острыми пиками гор, где солнце никогда не заходит за горизонт, до крайнего севера с неприветливыми лесами, где солнце никогда не поднимается над горизонтом. В центре крайне удачно расположилась столица Эльфантина − ровно посередине между вечной ночью и вечным днем. В столице всегда была весна, а день и ночь сменяли друг друга через каждые десять часов.

Распахнулась двухстворчатая дверь, и в зал вошел грузный мужчина. Его виски и бороду тронула седина, а глубокая морщина между бровей выдавала упрямца. Одет мужчина был небрежно. Его наряд проигрывал даже по сравнению с грубыми кафтанами северян. Но двенадцать магистров встали как по команде и поклонились ему.

− Приветствуем тебя, Валум! − сказал один, и остальные подхватили.

− Садитесь, господа. В ногах правды нет, − пробасил Валум и занял место во Главае стола.

Угол треугольника упирался ему в живот, но за годы правления столицей он привык к неудобству. Малый дискомфорт, как напоминание – за власть необходимо расплачиваться. Что ж, он платил и больше.

− Я созвал вас на совет из ваших прекрасных городов, обсудить важные вопросы, касающиеся нас всех, − сказал он. Советник подал бумаги, и Валум пробежал их взглядом. − Вижу, вы пришли не с пустыми руками. Скопились жалобы.

− Так и есть, − подал голос правитель Калидума, города граничащего с крайним югом. − Три месяца не было дождя. Запасы воды на исходе. Того, что поставляет столица, не хватает даже на питье, не говоря об орошении полей.

− Урожай гибнет, − поддержал его магистр Апритиса соседа Калидума. − Не предпримем срочных мер, останемся без зерна в этом году.

− Я посмотрю, что можно сделать, − Валум сделал пометки. − Возможно, мы увеличим поставки воды. Но вам не мешает озаботиться безопасностью дорог. Часть воды пропадает из-за разбойников.

− Мы выставили кордоны на подходах к городам, − ответили ему. − Но нам не уследить за всей дорогой, даже если каждый горожанин выйдет на ее защиту.

Валум задумчиво пригладил бороду:

− Я не могу увеличить охрану обоза. Если вы не в состоянии защитить то, что принадлежит вам по праву, то ваши жалобы неуместны. Столица делает для юга все, что в ее силах. Видимо, солнце опалило ваши головы и превратило вас в лентяев, раз вы не можете такой малости.

Магистры северных городов не скрывали усмешек. Они считали южан мягкотелыми. На юге не знают горестей и печалей кроме засух, а северяне борются за каждый вздох и не только со стихией, но и со снежными.

− Мы на грани войны, − сказал один из северян, − а вы печетесь о запасах воды!

− На севере вода не имеет значения, − возразил магистр Калидума. − Вы буквально ходите по ней. А на юге каждая капля на счету. Мы живем в условиях жесткой экономии.

− Но у вас, по крайней мере, дружелюбные соседи, − сказал магистр Норта, города на границе северного леса, в народе прозванном «последней заставой». − Солнечные не ведут войн, они чересчур заняты собой. Но снежные их полная противоположность. Они жестоки, грубы и жадны. На днях мне донесли о набеге. Пол деревни сгорело дотла. Четверть жителей погибли или уведены в рабство. А те, кто остались, вне себя от горя и страха. И это уже третий набег на деревни за эту зиму, а она едва началась. Прежде снежные не тревожили нас по несколько лет. Не за горами тот час, когда они нападут на города.

– Так зачем селиться на границе леса, где снежные могут легко вас достать?

– Древесина и лесное зверье – единственные богатства северного края. И мы готовы биться за них хоть со снежными, хоть с самим Велом. Что вы на это скажите, уважаемый магистр Калидума? Идет ли в сравнение ваша проблема с запасами воды с нашими заботами?

− Довольно, − Валум поднял руку, и гул в зале стих. − У каждого свои горести и радости. Не будем спорить об очевидном. Но, признаться, север меня беспокоит больше юга. Война, если она случится, отразится на всех одинаково плачевно.

Магистры переглянулись. Отдельные стычки между снежными и людьми севера, между южанами и северянами, даже между жителями соседних городов имели место время от времени, но носили локальный характер. Настоящей кровопролитной войны не было уже сто лет. С того года, как солнечные или гелиосы, как они себя называют, подписали мирный договор с союзом городов. Сто лет мира размягчили городских жителей, и они трепетали перед одним лишь упоминанием битвы. Звон мечей ввергал их в ужас, а запах крови заставлял сжиматься сердца.

− Но ведь можно что-то сделать, − сказал магистр Проксима – самый молодой из всех, в силу возраста сохранивший веру в светлое будущее. − Давайте попросим помощи у Иллари.

– Просил. Островитяне даже слушать не стали, – произнес Валум. – Одно дело торговля, тут они охотно с нами сотрудничают, и другое – война. Свою кровь за нас эти религиозные фанатики проливать не будут. Привыкли отсиживаться вдали от проблем материка и потихоньку душить девственниц.

– Тогда попробуем образумить морейцев. Или как вы их называете на севере?

− Снежные, − проворчал магистр Бриса, угрюмый мужчина, похожий на медведя, − мы зовем их снежными. Хотя они величают свой край Мораной.

− Неважно, − молодой человек махнул рукой. − Наши предки одержали победу над гелиосами, а северные варвары им не чета. Скоро столетний юбилей, как люди сбросили иго Гелиополя и сами правят городами!

− Мы помним об этом, − улыбнулся Валум патриотизму магистра Проксима. − В честь великой победы в следующем году состоится празднество. Но причем здесь морейцы?

− Я всего-навсего напомнил уважаемым магистрам, − пояснил молодой человек, − что однажды мы справились со схожей проблемой.

− Предложим им мирное соглашение, − вступил в беседу магистр Апритиса, протирая потную лысину платком.

− Какой мир? О чем вы? − фыркнул магистр Норта. − Это снежные. Их не интересует мир, им нужны кровь и мясо. Вы готовы отдавать им на растерзание своих детей? А ведь это условие будет первым пунктом в их мирном соглашении.

В зале снова поднялся шум. Магистры говорили одновременно, перебивая и перекрикивая друг друга. Валум хранил молчание, позволяя им высказаться. Пусть покричат, сбросят напряжение. Сам он не волновался. С его козырем морейцы у него в руках.

Магистр Бриса тоже помалкивал. Их взгляды с Валумом пересеклись, и они обменялись улыбками. Неоценимый дар, доставленный магистром Бриса во дворец, ныне под надежной охраной. Валум пришел в восторг, увидев, что привезли ему с севера. Он долго сомневался, стоит ли делиться этим даром с другими магистрами. Но здравый смысл взял верх над эгоизмом. Без поддержки ему не справиться с надвигающейся опасностью.

− Друзья мои! − зычный голос Валума перекрыл шум.

Магистры притихли и повернули головы в его сторону.

− Друзья мои, − повторил он тише, − у нас есть решение. Оно явилось нам в сопровождении славного магистра Бриса, да не заберет его Вел раньше назначенного срока. Он привез нам то, что раз и навсегда положит конец вражде с морейцами.

− Что это? − спросили одновременно несколько магистров.

− Скорее, кто, − Валум лукаво улыбнулся, отчего его лицо стало похоже на морду сытого кота. Он повел рукой в сторону магистра Бриса, призывая его рассказать свою историю.

− Досточтимый магистр Норта поведал вам о недавнем набеге снежных. Я и мои люди первыми явились дать отпор ледяным призракам. Нам удалось оттеснить варваров в лес. Мы гнали их, как стаю бешеных псов. Несколько снежных мы захватили в плен, чтобы казнить на площади на потеху народу. Среди пленных была девушка. У снежных женщины полны злобы. Они дикие и опасные, и дерутся наравне с мужчинами.

По залу пролетел шепоток. Неслыханное дело − женщина-воин! Магистр Бриса понимающе улыбнулся, намекая, что он и сам считает подобное неприемлемым. Но что взять с варваров? У них нет ни ума, ни достоинства присущего людям. Другое дело солнечные. У тех другая крайность − они спесивы сверх всякой меры. Точно они живые боги.

− Я думал казнить ее вместе с другими, но один солдат приметил татуировку у девушки на плече. Этот солдат знаток обычаев снежных. Он опознал в татуировке знак правителя Морана.

Зал взорвался. Некоторые из магистров вскочили с мест, другие возбужденно жестикулировали. Валум наблюдал за их реакцией со снисхождением. Он и сам пережил нечто подобное, когда понял, что за сокровище попало к нему. Дочь правителя Мораны! Наследница, воительница и вместе с тем непревзойденный рычаг воздействия.

− Пусть ее приведут, − шепнул он советнику.

Двери распахнулись, и магистры притихли. Те, кто был на ногах, не глядя, рухнули в кресла. В зале повисла тишина. Все не сводили глаз с вновь прибывшей.

Девушка была высокой и необычайно стройной. Даже слишком. Белые волосы прядями свисали до середины бедра, еще сильнее вытягивая силуэт. Кожа без намека на румянец, губы с синим отливом и бесцветные радужки глаз довершали портрет. Из одежды – короткое платье простого кроя. Тоже белое. Казалось, она вся слеплена из снега.

Девушка болезненно морщилась от дневного света. Он был ей непривычен и враждебен, как и все вокруг. С каким наслаждением она бы воткнула кинжал в сердце любого за столом! Но, увы, у нее отняли оружие и связали руки.

− Покажи плечо, − приказал Валум. Он говорил на общем языке, который понимал каждый житель двуполярного мира, даже солнечные и снежные.

Девушка сделала вид, что не расслышала. Ни единый мускул на лице не выдавал ее волнения, будто она была не вражеской пленницей, а почетной гостьей. С холодным пренебрежением она рассматривала лица магистров. Власть, которой они кичились, для нее ничего не значила. Теплокровные – вот кто они. Их пращуры ползали по земле в тот день, когда ее пращуры спустились с небес.

Пленница ослушалась приказа, и Валум потерял терпение. Как в раскрытой книге он читал в ее позе презрение. Кто она такая, чтоб вести себя подобным образом в его присутствии? Он как-никак первый магистр, Глава союза тринадцати городов. Уважаемый и почитаемый среди людей за ум, проницательность и дальновидность. При его правлении столица, а вместе с ней и союз достигли рассвета. Валум Здравомыслящий − вот как его прозвали в народе.

− Покажи татуировку, − он кивнул солдату за спиной пленницы, и тот вывернул девушке руку так, чтобы магистры, наконец, увидели знак на ее плече.