Текст книги "Родинка. Рассказы"

Родинка
Рассказы
Ольга Грачева

© Ольга Грачева, 2024

ISBN 978-5-0064-4295-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

I. ВИТЬКИН ГОСТЬ

Витька босыми ногами шлёпал по росному лугу.

– Зябко. И что эту Маруську попозже привязать нельзя? – Он поёжился, вздохнул и стал привычным движением вколачивать колышек в землю. Коза – кормилица всей Витькиной семьи, стояла смирно, не мешала. В квадратных зрачках её отражался туман и тяжелые капли на стеблях пырея и плевела. Светлело с востока небо.

«А что, жаркий нынче день-то будет! – Подумалось эдак и будто развеселила мысль мальчонку. Вмиг слетела неуютная ленивая дрёма. – Купаться, можа, пустят!»

А дома уж запахи на всю избу – бабушка успела из кисшего всю ночь теста налепить пирогов и теперь жарила их в шкворчащем масле на большой чугунной сковороде.

– Внучек, ты обернулся уж? Погоди, молока из погреба, ну-ка, достань, да всем разлей. Клаву с Колей, да деда покличь. Нешто мне старой бегать за ними?

Погреб у бабушки был знатный. Не погреб – целое подземелье. В нём всегда, даже в самую жару стояла прохлада и полумрак. Лесенка за низенькой дверцей вела под землю, а там в ящиках и мешках лежало много добра: картошка, морковь, лук. На полках поблёскивали стеклянными боками банки с вареньем и соленьем. Летом ставили сюда и Маруськино густое и сладкое молоко. Был у молока секрет – если стоит долго, то самые сливки к верху собираются, их ешь, точно сметану. Но бабушка ругалась, говорила трясти банку, чтоб всем поровну доставалось витаминов. Витя вылез из погреба с молоком, так захотелось ему немного сливок, что вместо того, чтоб повернуть к крыльцу, юркнул помощник в кусты калины. Расположившись поудобнее, он снял крышку и прямо через край, вкусно чавкая, отпил густые сливки. Над верхней губой его тут же появились белые усы. Вдруг за спиной кто-то зашуршал.

«Эх, Клавка наверно, наябедничает теперь,» – с досадой подумал Витька. Он медленно повернулся всем телом, вжав виноватую голову в плечи. Сестры видно не было. Да и никого другого тоже.

«Кто там, ну? – Тишина. – Не балуй, а то камень кину!»

Шорох повторился теперь ближе, легонько всколыхнулась трава. Под куст к изумлённому Вите вышел ёж! Вышел и застыл, настороженно водя влажным черным носом. Зверёк будто оценивал – можно ли доверять этому неизвестному жителю калинового куста, от которого так вкусно пахнет.

– Иди, иди ко мне, во – молоко будешь? – Мальчишка плеснул из банки в крышку, но всплеск напугал нового знакомца, и тот скрылся в траве. А Витя со вздохом поднялся и пошёл звать всех к завтраку.

Садясь за стол, семья помолилась на красный угол. Вкусно было жевать горячие пироги и запивать холодным молоком. Но вид у Виктора показался всем отстранённым.

– Что это ты с утра, как туча дождевая? – Первым заговорил дед.

– Наверно устал, пока Маруську выводил, молоко доставал, да вас созывал. – Про слизанные сливки бабушка предпочла не упоминать, что с ребёнка возьмёшь? Она сама лично стёрла ему фартуком с лица выдающие секрет белые усики.

– Не устал.

– А чего ж тогда? Уж не заболел ли?

– Нет. Я… Ба, я ведь отпил густоту-то. Вот… спрятался в куст и отпил, а тут он!

Бабушка перекрестилась и с тревогой переспросила:

– Кто, милок, кто он-то?

– Ёж! Да такооой – круглый, большой, как шапка! И глазки-бусины и нос чернюшщий!

Тут наперегонки затрещали младшие: «Где видел? Что не поймал? Я б не упустил!»

– Я ему молока хотел дать, а он струсил и убежал. Такой ёж! Эх.

Бабушка погладила расстроенных внучат по головам:

– Это хорошо, что убежал. Ежам молоко-то вредно! А горю твоему мы поможем. И вы, озорники, с гостем лесным познакомитесь. Но, уговор: ведите себя прилично! Громко не кричите да руки к иголкам не тяните! Ладно?

– Ладно! – закричали счастливые ребятишки.

Начались приготовления: из катуха принесли яйцо, бабушка сварила каши без соли, выловила из супа куриного мяса. В отдельное блюдечко Клава налила воды:

– В такой тёплый день на солнышке печёт. Пусть угостится и напитками!

Все угощения разложили на нижней ступеньке крыльца, а дети сели ждать колючего гурмана. Ёж никак не появлялся, но зрители не расходились.

– Ну, чего сидеть? Давайте, на речку бегом, а как накупаетесь так и ждите хоть до вечера.

С огромной неохотой, после уговоров и даже угроз со стороны старших ребята побрели купаться.

Пока плавали всё ждали – не крикнет ли бабушка, что пришёл ёж.

Вернулись домой к обеду, похлебали окрошки и снова на крыльцо. Тихо сидят – прислушиваются. Не идёт ёж!

Вот уже бабушка пошла на вечернюю дойку к Марусе, солнце к западу повернуло. Дед затеял чинить косу – громко стукал, выправляя полотно, да и после – вжик-вжик камешком – точил. Не выдержал Витя: «Не шуми, дед, ежа спугнёшь!» Старик только в бороду крякнул, пряча улыбку.

Когда вовсе присело за луг солнце, а с реки потянулся туман Коля со вздохом махнул рукой:

– Всё, братка, не вернётся твоя колючка. Видно здорово ты его под кустом-то пугнул.

Клава звонко зевнула и ушла в избу. Один остался Витя на крылечке. И тут тихий шорох донесся до его слуха. Или показалось? Нет, точно, вышел из-за погреба ёж. Пошелохнуться боялся Витька – ну, как снова убежит. Но лесной гостишка не собирался драпать, он обнюхал воздух и быстренько посеменил через двор к угощенью. «Ест! Во какой! Ест и не боится меня!» – счастлив был Витюшка. И ёж доволен.

Поел да и скрылся в наплывающую от забора ночь. Долго и радостно хвастал сестрёнке с братом Витя, что не зря ждал, а они – торопёхи не увидели, как ежище сладко чавкал яичком. Уже в полусне подумалось мальчишке: «Утром, как в поле идти, надо ещё угощение оставить. Теперь точно придёт». И всю ночь во сне он бегал по лесу с ежом, разговаривал с ним и даже глядел нору, в которой тот живёт».

На рассвете закричали петухи, бабушка подошла и на ушко шепнула подыматься. Прямо с постели побежал Витя к курам, ловко вытащил тёплое ещё яичко из сена, тюкнул его о блюдце и оставил на крылечке. Потом уж пошёл одеваться и собирать Маруську.

Возился недолго. Привязал козочку, и повёл к калитке. Уже выходя, оглянулся на крыльцо. А там-то! Как в сказке: знакомец колючий сидит, а рядом какие-то комочки поменьше. «Да ну!» – не поверил своим глазам Витюшка: привела ежиха своих малышей на угощение. Три крохи по примеру своей кормилицы лакали из блюдца. «Чудеса! Погоди, Маруська, надо бабушке сказать,» – хотел Витя проскочить мимо гостей по ступенькам, но не тут-то было, прыснули колючие в разные стороны. Не вышло зрителей позвать. Но бабушка успокоила:

– Теперь наладились, всё лето ходить будут. Ты только не забывай им гостинцев оставлять. А теперь давай-ка, – веди козу! Застоялась уже родимая, тебя ожидаючи.

Всё-то бабушки знают. Мудрость их копится годами. И впрямь каждое утро, на рассвете приходила ежиная семейка. Все на них полюбоваться успели, даже попривыкли. Хорошее было лето.

Витькин гость

II. Птенец

Жаркое лето выдалось. Даже в самом глухом углу леса вся земля посохла. Раньше и пройти нельзя было в угрюмом сосновом бору – хлипко, тряско – лужи вечные, бабушка это место так трясиной и звала. А теперь – гуляй не хочу! Вот Коля с Витюшей и отправились на разведку: что ж там, в тени густых смолистых веток прячется. Мерещилось мальчишкам, что старые пни будто глядят на них, изучают. Мхом по сторонам от высохших впадин покрыта земля, ковёр с рыжими подпалинами – зелёный, усыпанный старыми иголками, веточками. Ступать по нему приятно. Местами над мхом какие-то цветочки лёгкие беленькие, будто мотыльки. Даже комары попрятались. Тишь. Ни ветерка.

Лазили братья на поваленные старые могучие сосны, глядели в дупла, нашли упавшее гнездо, подивились на голубые скорлупки, прилипшие ко дну птичьего домика.

– Видал, не похожи на куриные-то. Мелки да лазоревы.

– Чудно!

– Чьи такие?

Набродились, устали да и решили устроить привал. Маманя дала с собой квасу и пару ломтей хлеба с солью, да еще огурчиков свеженьких. Развязали узелок – уселись, как большие, откушать угощеньице.

– Ни зверя, ни птицы. Покойно тут.

– Да, благодать! – Норовито подражая отцу, осанились мальчишки, уплетая сладкие огурцы с хлебом.

– Хорошо в бору, да пора в обратный путь.

– Точно, дома-то беспокоятся, небось.

Собрались, отряхнулись. А как пошли, налетело облачко, подул ветер. А за ним и тучи нагнало.

– Не на дождь ли повернулось?

– Скорей, шевелись!

Бегом припустили. А ветер всё сильнее. Загудели вековые сосны, полетели на землю веточки, в далеке упало дерево. Трещит – волнуется лес. И мальчишкам не до шуток – во все лопатки летят прочь. Вдруг прямо перед ними на песчаную тропку упало что-то. Шишка? Нет, не шишка. Живое оно!

– Леший что ль? – Спрятался с испугу за брата Коля, перекрестился быстро, зажмурился и снова посмотрел на комок в пыли.

– Погоди, я поближе…

– Не ходи! Чур меня, чур!

Но Витя уже подошел вплотную к серому комку. Наклонился, взял его в руки.

– Братка, это птенчик! Неказистый какой! Откуда ж он сверзился?

Оба мальчика посмотрели вверх. Гнезда не видно, наверно высоковато.

– Нельзя его так оставлять. Пропадет!

Из платка, в который мать положила снедь, соорудили кулёк для найдёныша, бережно понесли, уже не обращая внимания на хруст ломающихся деревьев.

– Ветер – это ничего, может и тучу мимо пронесет. – Успокаивал сам себя Витя.

Вышли на горку – отсюда дом видать, да вот идти-то далеко ещё.

– Не задохся? – Заглядывал в куль младший братишка. – Дышит.

Пока спускались к пруду, полил дождь. Как ждали влаги огороды, посевы, как радовались ливню птицы и звери. А вот мальчишкам было не до веселья.

– Прячь его под рубаху. Замокнет ведь!

Пока добрались до родного крылечка, вымокли насквозь. Места сухого не отыщешь. Зато птенчика уберегли. Сидит слёток в кулёчке, пригрелся и даже задремал.

– Маманя, гляди, кого из лесу принесли!

Мать руками всплеснула, находку на окошко отложила, давай сынков в порядок приводить. Вытерла, переодела, напоила горячим молоком.

– Ох, спасатели! Что теперь? Кормить надо птенца, да к рукам не приучать, а то назад уж не сможет вернуться.

– Чем кормить-то?

– Сейчас отварю яичко, творожку чуть дадим.

Когда Витя на кончике палочки поднес размятое мамой яичко к птенцу, тот сразу привстал на лапках, пискнул и открыл большущий желтый рот.

– Вот это хлебало! Больше, чем сама птичка! – Смеялись мальчишки над чудным подопечным и радовались, что тот ест и пьёт. Живой, спасённый, их собственный найдёныш.

И птенчик воодушивился. Он рос изо дня в день. Пух постепенно менялся на пёрышки. Дед как-то внимательно рассмотрел находку и вынес вердикт:

– Хороший дрозд будет! Красавец.

Смотреть дрозда прибегали соседние мальчишки. К уходу подключилась младшая сестрёнка. Всем было весело и интересно наблюдать за лесным приятелем.

Через неделю кроха стал есть сам, палочка больше не понадобилась. Стали предлагать ему сверчков и червячков. Сперва, привыкший к мягкой, с любовью приготовленной пище, баловень ни в какую не соглашался есть насекомых. Но через несколько дней и тут ребят ждал успех.

Мама велела нести слётка в лес и приучать летать. Спустя две недели со дня находки, дрозд с приятелями снова оказались на лесной тропинке.

– Давай на ветку посадим. Может полетит.

– Да как он полетит у него хвоста вон нету.

Решили пока обойтись пеньком, водрузили птичку, точно на трон. Вокруг насыпали любимых лакомств.

– Ну, пищалка, прыгай!

Дрозд посидел-посидел, оценил обстановку и, расправив крылья, спрыгнул вниз.

– Во, во, молодец! – Подбадривали няньки.

Целый день провозились ребята в лесу, дрессируя питомца. Но к вечеру вернулись домой и птичку опять посадили в привычный его уголок на окошке.

– Не летит? – Спросила мама.

– Прыгает только. Не летит.

– Ничего, терпения наберитесь. Завтра еще сходите.

Пошли и завтра, и еще на следующий день, а в субботу, на четвертый раз, дрозд взял да и вспорхнул на ветку. И ни в какую не согласился возвращаться в избу.

Колюня расстроился:

– Но это же наша птичка! Я хочу, чтоб он жил с нами!

А Витя был постарше и возразил:

– Тут дом его. Будем в гости приходить и гостинцы приносить. Ай-да, братка, купнёмся в пруду! А то занянькались совсем, так и лето пролетит – не заметишь!

А дрозд полетел по своим делам. Ловить мошек, петь песни, вить новые гнёзда. Славно потрудились братишки!

Птенец

III. Сорняк.

Бабушка Таня – труженица. Всю жизнь, как пчёлка кружила на работе и у себя на хозяйстве. Вместе с дедом возвели они дом, обмазали его глиной из ручья, посадили сад, распахали огород. Так и жили – детей подняли, внуков, а всё никак остановиться не могла хлопотунья.

Бывало, только снег солнышком припечёт по весне, – торопится, все окошки рассадой заставит, картошку из погреба повытащит в тепло, чтоб проростки давала. «А то как? Внучата в городе всякую химию есть будут. А тут своё, с любовью для них вырощенное».

И с мая до первых октябрьских заморозков сажала, полола, окучивала, подкармливала. Не надоедало ей, хотя и года уже преклонные, и здоровье не казённое. Вот и прищучило её здоровье-то: стали пухнуть и болеть суставы. Намаялась с ними баба Таня. А всё борьбу за урожай продолжала. Как на зло в тот год атаковали ее посадки сорняки, да такие упорные: она их – цап, и вон с грядки, а колючие оккупанты – прыг – и снова тут как тут.

Приехала в гости дочка с внучатами, привезла мазей каких-то для рук и ног, чтоб не болели. И всё причитывает: «Вы бы маманя, поберегли себя. Картошки мы и в городе купим!» Та только отмахивается, мол, глупости какие! Однако мази взяла и на ночь под тряпочку к коленям привязала. На утро встаёт – не болят ноги-то, хоть в пляс иди. Ну, ясное дело, скорее на огород: как там сорняки? А те на месте. Хмурится бабушка, ругает упрямую травку:

– И что вам, окаянным, неймётся. Вона поле рядом – живитя. Что на мои грядки позарились? Совсем задушили!

Внучата пришли звать бабулю к обеду. Младшенькая Клава увидела яркие цветики, вырванные с корнем:

– Ой, какие нарядные. Давай, их в вазочку поставим!

– Лучше другие поищи. Эти колючие да неказистые. Нечего их в избу тащить.

Но Клава не унималась:

– Я в платочек заверну. Уж больно хорошенькие. – И, скинув с головы косыночку, собрала в неё добычу. Бабушка перечить не стала, а про себя подумала: «Ничего, как уедут завтра, сразу выкину».

А «завтра» было воскресенье. Пошли всей семьей по утру в храм. Клава опять свои пять копеек вставила: «И цветочки пусть с нами идут!»

Отговаривали её все: и бабушка, и дед, и мама, и братья. Но упрямая малышка спокойно выслушала все доводы, улыбнулась и подытожила:

– Я цветочки Божией матери отдам, раз вам они не по вкусу.

Тут ответить ей не нашлись. Так и понесли прямо в стеклянной баночке колючие красные цветы – сорняки на службу.

Всю литургию вели себя дети хорошо, баба Таня даже и забыла про нелепый букет. Но вот домой засобирались, Клавушка подошла к иконе Богородицы и поставила рядом с вазой, в которой красовались пышные аккуратные цветы, свою неказистую баночку.

Только бросились к ней старшие, чтобы пристыдить и убрать неуместное подношение, как из алтаря вышел батюшка и направился прямиком к непослушной прихожанке:

– О, какую полезную травку ты Матушке поднесла! Молодец, а знаешь, ведь она людей лечит!

– Кто иконка?

– Иконка, само собой, но и травка твоя тоже. Цветочки аленькие.

Тут уж взрослые подключились:

– Как лечит? От чего? Это ж сорняк колючий!

– Сорняк сорняку рознь. – Батюшка хитро глянул на бабушкины припухшие пальцы. – Видно любит тебя Господь-то, а, Матвеевна. Травка эта от суставов! От болей, и отек снимает. Тебе ее прямо в огород ангелы подкинули, а ты говоришь «сорняк».

– Как звать-то ее, эту колючку, отче?

– Бодяком кличут. Название не царское, но помогает – факт. Сам пользуюсь. Ну, благослови Господь!

Перекрестил всех и убежал на требы священник. А семья в растерянности смотрела на загадочные цветы.

– Так это что ж получается? Зря я с ним, с этим бодяком боролась?

Клава широко улыбнулась, обняла одной рукой бабушку, а другой маму:

– Выходит, зря!

А уж потом, когда гостей проводила, села под иконами в красном углу бабушка Таня и почитала на креме, что дочь привезла, состав: в первых рядах значился её огородный сорняк. Дивны дела Твои, Боже.

IV. Плотина

Очень любил Коля запах свежего сена. И ещё нравилось ему смотреть, как дед ловко обтирает полотно косы, крестится, что-то пришёптывает и идёт в поле. Замахнётся старый, и готово – со свистом отлетели-полегли разнотравные заросли. Вжик-вжик, точно челнок у бабушки на прядильном станке, укладывает коса рисунок из сена на лугу. Зимой это целая драгоценность – для всей животины подспорье: кому – согреться, а кому – наесться. А и братья иной раз в сенник зароются, колючее – пахучее кругом, – душа радуется.

Август на дворе. Воздух желтый от солнца и жара. Свистит коса в крепких руках дедушки, а внук тут как тут: забрался на ветлу у ручья, ножичком из липовой веточки дудку себе мастерит, да поглядывает на славную работу. Вдруг слышит: купается кто-то в ручье. «Витюня что ль? Не видать». Глядит по сторонам мальчуган – нет никого. Решил – померещилось. Да не тут-то было: снова что в ладоши водяные хлопнул кто. «Ой, не водяной ли?» – испугался Колюня и кричит:

– Дедуся, тут плещется кто-то!

Старый косу положил, пот со лба вытер, отпил водицы из крынки. Ладно, не торопясь пошел на выручку:

– Эко тебе от скуки блазится. Нешто полезет кто?

– А ты сам проверь.

Подошёл дедушка к ручью – прислушался. Тихо. Отвернулся, хотел было пожурить внучка. Да не тут-то было: плюх, плеск, шмяк!

– Что такое?!

– Слыхал?! – торжественно поднял указательный палец вверх Коля. – Не вру! Кто-то есть. Водяной, не иначе.

– Бабкины сказки, – проворчал старый, но уже не так уверенно. Наклонился к воде – идут круги с дальнего изгиба ручья, что под сухой ивой, дальше уж соседнее поле, но надо посмотреть.

– За мной не ходи, мало ли… – вооружившись корягой, найденной тут же на влажном бережку, дед побрел вдоль течения к изгибу. Повернул, не видно стало его внучку, тот и ну переживать, даже захныкал:

– Дедуня, ну его, утащит. Вернись!

Молчание в ответ. И вдруг громкий знакомый голос:

– Подь сюды, подивись!

Кубарем скатился с ветки Колька, бегом поспешил, только пятки по трясинке хлюп-хлюп-хлюп. Вот и дедушка, а ручей-то! Чудеса! Широкая плотина в рост человека перегородила ход воде, точно стенка.

– Это чего, а?

– Соседи у нас с тобой, внучек, новые завелись. А это их работа. Погляди рядом-то, нора должна быть – вход в хатку.

И точно, остроглазый Колюня усмотрел прямо под старой ивой круглую дыру.

– Там живут речные строители. Бобры. Большого вреда от них нет. Но ручей наш теперь разольется и обходное русло себе проторит.

– А плескались они что ли?

– Они, точно. И не испугались нас-то.

– А поглядеть можно бобра?

– Можно, только вечером. Вот на закате и глянем. Так-то мирные они, но своих детей защищать станут – держись. Потому придём тихонько, понял?

– Понял, понял!

Всё село к вечеру знало – на ручье завелись бобры. С одной стороны, эта новость была хорошей. Зверь селится только в чистой воде, в добром месте. А с другой – озадачились сельчане, вдруг теперь и ручей, а за ним и речка посохнет. Все огороды с неё питаются. Но успокоил разволновавшийся народ дедуля:

– Ничего плохого не будет. Ручей свою силу имеет, обойдёт. Станет шире, в два русла. На одном – зверь поселился, другой – нам в хозяйстве подмога.

На том и порешили. Взрослые сразу успокоились, разошлись по своим делам. А дети – нет! Еле-еле вечера дождались. Зрителей целый отряд набрался. Под предводительством дедули и Кольки все двинули к ручью.

Разместились чуть поодаль, сели и стали ждать. Сперва ничего не происходило. А потом из воды появился размером с собаку, весь мокрый зверь. Морда у него навроде кошачьей, а хвост лопатой. Встал, принюхался. Потом переваливаясь пошёл к молодому ивняку за стройматериалом. За ним вылез на бережок бобр поменьше, потрусил за первым.

– Ой, какие хорошенькие, – шепотом восхитилась Клавочка и беззвучно захлопала в ладоши.

– Тсс!! – гораздо громче неё осадил Витька, старший брат.

И только он шикнул, как бобры встали на задние лапки, понюхали воздух и опрометью метнулись к воде – плюх, плюх. Нет никого! Испугались видно.

– Эх, голова, два уха! – Дед махнул на внучат рукой.

А те хоть и расстроились, что представление закончилось, но удержаться никак не могли:

– Видел? А ты видел – хвост-то, ой, лопата как есть! Усы торчат, лапки, что купец, на животе держит. Потешные!

Разговоров хватило на вечер и на весь следующий день. В сумерках снова собралась ватага и ну – глядеть. А бобры хоть и осторожничают, а всё-таки показываются: строить дом надо, дела делать, на то им тёмное время суток самое подходящее.

Позже все попривыкли и уж не ходили на поглядки. А только изредка хвастались, что видали, как мохнатая туша плескалась возле запруды. Ещё играли – вместо шалаша теперь из веток строили «хатки» да ходили-переваливались, сложа руки на животе, даже шубу старую притащили – наряжаться. Потешно было наблюдать, как кто-нибудь из мальчишек в мохнатой шубейке шагает по проулку, а остальная ватага – гуськом следует за ним. Старикам и то развлечение.

Бобрам было покойно, обосновались они и долго еще жили на ручье. А воды меньше не стало. Все, как дед сказал, сделалось – ручей пустил второй рукав, в обход плотины. Потому соседство людей и зверей никому не мешало.

Плотина