Текст книги "Профессия: ведьма"

Я так увлеклась свободным творчеством, что не заметила, как стемнело. Крина предупредительно зажгла и поставила на стол трехсвечный канделябр. Под шелест пламени дело пошло еще прытче. Второе перо сломалось и посадило в центр свитка кляксу. Я не обращала внимания на подобные мелочи – главное, накарябать черновой вариант, а уж в Школе перепишу набело. По горькому опыту я знала – пиши пока пишется, потом может не быть ни времени, ни вдохновения, необходимого даже при ловле блох. Дело спорилось, но не двигалось к концу ни на йоту. Переизбыток вдохновения тоже вреден. В том, что моя курсовая представляет огромный интерес для науки, я не сомневалась. Но мне хотелось сделать ее интересной и доступной для широкой публики, поэтому факты частенько перемежались с описанием природы, погоды и моих ляпсусов. К концу третьего свитка (объем курсовой – два) я поняла, что зерно брошено в благодатную почву, которая при правильной культивации может взрастить солидный магистерский трактат. Это нисколько не охладило моего энтузиазма. Отложив перо и разминая пальцы, я погрузилась в сладостные мечты о славе, которая, конечно же, придет ко мне после защиты и опубликования моего пухлого труда. Меня будут узнавать на улицах. Меня будут цитировать наизусть. Меня будут приглашать на международные и межрасовые конференции, а я – отнекиваться со скучающим видом. Помакав перо в чернильницу, я с новыми силами набросилась на прижизненный памятник себе, любимой.

Щеколда скрипнула. Я была так поглощена бумагомаранием, что даже не соизволила оглянуться, поэтому вопрос: «На какой стадии завещание?» – застал меня врасплох. Я не ожидала увидеть Лёна так поздно, а уж сегодня – тем более.

– Да вот, решила наконец взяться за курсовую, – созналась я.

– На какую тему?

Я молча кивнула на витиеватое заглавие.

– В списке использованной литературы первым номером Тюдор Избавитель?

– Да, я сравниваю его наблюдения со своими. Откуда он набрался подобной чепухи? Ни одно из указанных им средств на вас не действует. Да, кстати…

Я размашисто перекрестила собеседника. Он рефлекторно отшатнулся.

«Реакция отрицательная» – пометила я на полях свитка.

– Это еще что за ерунда?

– Безотказный способ. Что там у Тюдора? – Я раскрыла «Кровопийц» по одной из закладок. – «Отскочив, взвыл мерзавец-вампир дико… закрутился на месте, раздирая когтями гниющую плоть свою…»

– А если бы сработало?

– Я бы написала: «Реакция положительная».

Лён небрежно взял один из исписанных свитков, расправил и вчитался. Он застыл надолго. Я наблюдала, сначала с гордостью, потом с опаской.

– Хм, – сказал Лён, присаживаясь на лавку и не отрывая глаз от текста. – Надеюсь, круг читателей ограничен?

– Отдай! – возмутилась я, вырывая свиток. – Это еще черновик.

– Кого это ты называешь «беловолосым упырем»?

– Это первое впечатление! – Защищалась я. – Дальше пойдут факты.

– Так дай дочитать.

– Не дам. Я дальше еще не написала.

– Так я подожду, – предложил он, осклабившись, как упырь.

Судя по высокому месяцу, было далеко за полночь. Что это ему не спится?

– Я зашел пригласить тебя на Хорошую Ночь.

– Чем же она так хороша? – Тут только я заметила, что улицы кишмя кишат вампирами. Там и сям мигали огни костров, слышался веселый гомон и нестройное пение. Запах жареного мяса и горячего пунша разносился окрест. – В честь чего праздник?

– Я же говорю – Хорошая Ночь.

– И все?

– Ну да. Почему бы не отпраздновать ночь, если она так хороша, как эта?

– А как ее празднуют?

– Как угодно. Пьют, едят, соревнуются, гуляют. Единственное условие – не испортить Хорошую Ночь. Как только у тебя портится настроение, праздник окончен.

Я подумала, что пора спать, но спать не хотелось.

«Почему бы и нет?» – подумала я.

Он без слов подал мне руку и задул свечи.

* * *

Теплая ночь засеяла черную пашню неба отборными звездами и терпеливо бороновала ее зубцами рваных облаков. Только-только народившийся месяц вживался в роль ночного светила, и летучие мыши весело трепыхали крылышками, пересекая его отточенный серп.

Нежные ароматы жасмина и шиповника, к которым вскорости примешалась ночная фиалка, заставлял сердце волнующе трепетать в предвкушении романтики. В такие теплые, погожие летние ночи девицы-красавицы, заключенные в тесных стенах родительских дворцов, имеют обыкновение прыгать с балконов в объятья воздыхателей с лютнями. Хорошо, когда на девице пышные юбки – они смягчат удар о землю, если воздыхатель окажется недостаточно расторопен.

– Как вкусно пахнет! – Я алчно принюхалась к светлому дымку, тянувшемуся от длинной ямы с угольями, над которой томилось мясо, нанизанное на тонкие железные прутики с деревянными ручками. Вокруг ямы, перебрасываясь шуточками, толпились жизнерадостные и голодные вампиры – стряпчий не успевал менять вертела.

– По удивительному стечению обстоятельств все маги, посетившие Догеву, были убежденными вегетарианцами, – ядовито уведомил меня вампир.

– А мне плевать, из кого отбивная, – заупрямилась я. – Я хочу есть, и мой растущий организм требует мяса. Если нет куриного крылышка, пусть будет девичье бедрышко. Только прожаренное и не очень жирное. Я постою в тенечке, а ты сходи, попроси немного, тебе должны дать без очереди.

При виде Повелителя, приближавшегося энергичным шагом, разговоры и смешки стихли. Толпа подобострастно раздалась, пропуская Лёна к жаровне. Выглядело это так, словно у питейного заведения материализовался один из богов, оставил громы с молниями на входе и спросил кружку пива и воблу. Каприз божества незамедлительно удовлетворили.

– Девичьи бедрышки кончились, – сообщил Лён, торжественно вручая мне вертел с несколькими кусочками сочного мяса, нашпигованного чесноком и переложенного луком. – Ты не возражаешь против бараньей вырезки? Отлично. А в кармане у меня лежит хлеб. Правда, он там давно лежит… Подержи мою порцию.

Освободив руки, Лён извлек из кармана нечто в тряпице, на которую мы оба воззрились с нескрываемым ужасом. По всей видимости, в далеком прошлом, еще до ледникового периода, этот жуткий блин представлял собой ломоть ржаного хлеба, уже тогда несвежего. Пыль столетий оседала на памятниках искусства, могущественные цивилизации возникали и исчезали без следа, землетрясения, наводнения и пожары периодически наносили урон сельскому хозяйству, а хлеб все лежал да лежал себе в кармане, ожидая звездного часа. И час пробил! Триумфальное явление хлеба народу вызвало самые противоречивые чувства.

– Фу! – наконец сказал Лён, немногословно выразив свое мнение по данному вопросу.

– Настоящий антиквариат, – подтвердила я. В мерцающем свете костров хлеб переливался всеми оттенками зеленого, как гномий сыр. – Давай подадим его какому-нибудь нищему.

– Настолько неприхотливые нищие долго не живут.

Я предложила скормить хлеб злейшему врагу, но Лён возразил, что это негуманно – мол, мы же не варвары, зачем так измываться над бедолагой в прогрессивный век колесования? Не отыскав достойного применения уникальному продукту, мы выкинули его в кусты и занялись поисками укромного местечка для расправы над шашлыками.

– Пойдем! – шепнул Лён, увлекая меня за угол ближайшего дома. Мы долго петляли задворками, пока не выбрались на утоптанную площадку, со всех сторон окруженную высокими кустами. На земле лежало ошкуренное бревно, а сквозь рваную брешь в ветвях отлично просматривалась площадь. – Отлично, мы первые! Если кто-нибудь начнет ломиться через кусты, будем что есть мочи вопить: «Занято!»

– Пойдем, дорогая, здесь уже занято! Какие-то нахалы захватили наше место! – Отчетливо прошипел в кустах мужской голос, огорченно вздохнул женский, треснула ветка, и все стихло.

– Сам ты нахал! – Вполголоса буркнул Лён. Его услышали, мало того, опознали, и до нас донесся сдавленный стон и трагически-надрывное «Извините!», подобное предсмертному хрипу.

– Ну зачем ты так? – мягко упрекнула я.

– А я не вампир, что ли? Не могу посидеть в кустах с девушкой? – Улыбнулся он, блеснув клыками.

– Но-но! – Я погрозила вампиру вертелом. – Ой, что там происходит?

Мое внимание привлекло странное действо, разворачивающееся на площади – вернее, огороженном веревкой ее кусочке, как раз напротив нашей трапезной. По площадке беззвучно кружились две крылатые тени. Именно тени – быстрота и плавность их движений не имели ничего общего с угловатой неуклюжестью живых существ. Алые отблески пламени трепетали на лезвиях гвордов. Редкий лязг от стакнувшегося железа вызывал волну испуганных вздохов среди зрителей, державшихся на почтительном расстоянии от веревочной ограды.

Бой не закончился, а словно оборвался в самый напряженный момент. Судья – если он вообще был – не подавал никакого знака к окончанию поединка, оба противника уверенно держались на ногах, но почему-то разом опустили оружие и натянуто улыбнулись друг другу, блеснув клыками. Помедлив, левый боец выпрямился и поднял гворд над головой. Толпа восхищенно взревела.

– А как они определили, кто победил? – шепотом спросила я у Лёна. – Они даже не задели друг друга!

– Задели, и не раз. Просто не подали вида, вот ты и не заметила. Им не обязательно драться до поражения. По догевским правилам бой идет до выявления более опытного бойца. Тогда слабейший просто выходит из круга, и его место занимает другой претендент.

– Так просто выходит? Не плюется и не ругается? И победителя не приходится оттаскивать за шиворот? Странно, вроде бы так яростно сражались… Смотри, никто не торопится подменять выбывшего! Это лучший гвордщик в Догеве, да?

Лён призадумался, и я получила тщательно сформулированный ответ:

– Да – среди присутствующих там.

– Лён, а ты не хочешь попытать молодецкую силушку? У тебя есть шанс произвести на меня впечатление, – предложила я нарочито кокетливым голоском.

– Бешшмышленно, – невразумительно проворчал Лён, вгрызаясь в мясо. – Я их вшех уше один раш в этом году победил, до весны больше не полежут… Рашве што на тренировках…

– Ну и глупые же у вас правила! Надо больше полагаться на удачу. У самого сильного противника есть слабое место. Вся соль в том, чтобы определить это место с первой попытки – второй может не быть. Если он вспыльчив – доведи его до белого каления, если хромает – побольше бегай, если у него болит зуб – целься в зуб. – Я смерила Лёна оценивающим взглядом, красноречиво задержавшись ниже пояса. – Есть, конечно, и общеизвестные места…

– Хорошо рассуждать о битве, сидя в кустах. Посмотрим, как ты справишься с настоящим противником, – посерьезнел вампир, на всякий случай закладывая ногу за ногу.

– С монстром?

– Да хотя бы с ним.

– Одна немаловажная деталь, Лён, – поправила я. – Для битвы с монстром нужен монстр.

– Думаешь, его не существует? – нахмурился вампир.

– Нет, я просто говорю, что сейчас его нет.

– Значит, ты можешь уехать с чистым сердцем? – рано обрадовался Лён.

– Могу, но не хочу. – Я бросила в рот последний кусочек мяса, потянулась и умиротворенно вздохнула. – Где еще я смогу отпраздновать такую Хорошую Ночь?

– А у вас разве нет ночных праздников?

– Почему, есть. Ночь Святого Слуки, или Кладоцветень. Но он в самом конце колосня, нескоро еще.

– И как вы его отмечаете? – Лён тоже доел баранину и воткнул пустой вертел в краешек бревна. Я последовала его примеру. – Не забыть бы их завтра забрать.

– По-разному. Прыгаем через костер, мажем дегтем чужие ворота. Ищем легендарную папороть-кветку, соревнуясь в этом с нечистой силой, которая якобы отводит людям глаза, заманивая в чащобы и буераки. А я уверена – подвыпивших искателей заводят в чащобу не лешие, а собственные ноги.

– Ну, ворота мазать я тебе не дам. А папоротника здесь навалом. Я знаю поляну с уймой этой дряни, – предложил Лён.

– Так чего же мы ждем? Пошли искать кветку! – Загорелась я, вскакивая. Мне хронически не везло на ночь Святого Слуки – то дождь пойдет, то ногу подверну или завтрашняя контрольная покоя не дает; почему бы не перенести ее на более подходящее время?

– Сейчас? – ужаснулся Повелитель.

– А когда? Днем? Или зимой, по сугробам с лопатой? Пойдем, пока луна светит!

Лён почему-то не горел желанием искать чудесную папороть-кветку. Его не соблазнила даже идея найти клад, открывающийся, по слухам, обладателю редкостной флоры. Нет, он не отказывался наотрез, но предлагал перенести поиски на утро, а лучше – вечер, напрочь игнорируя суточный ритм папоротника и не собираясь подлаживаться под оный.

– Но он же цветет только ночью! – настаивала я, на что вампир возражал, что нецветущий папоротник ничем не хуже, да и искать его гораздо легче.

– Хорошо, пойду одна, – решила я, и в настроении Лёна произошла решительная перемена. Ну конечно, он будет меня сопровождать. Государственная казна как никогда нуждается в кладе.

На этом его чудачества не прекратились. Сначала он галантно пропустил меня вперед, предоставив выбирать дорогу, а когда я, спохватившись, уточнила, туда ли мы идем, невозмутимо ответил, что нет. В качестве первопроходца он оказался еще хуже. Брел, словно в хвосте похоронной процессии. Изъявил желание отдохнуть на пеньке сомнительной чистоты. Остановила его только ночующая там гадюка, злобно зашипевшая при виде вампирьего зада. Подскочив на три локтя, Лён ненадолго взбодрился, и я поторопилась занять его беседой:

– Лён, а тебе не скучно разговаривать?

– Ничего подобного. При оживленном разговоре мысли совсем ненамного опережают слова. От речи их отличает полное отсутствие метафор, они всегда прямолинейны и однозначны, хоть и насыщены эмоциями. Словами же можно играть, как картами, – перетасовывать, сдавать, подкидывать… завораживать. Не-ет, я ни за что не лишил бы себя удовольствия выслушать интересного собеседника, – протянул вампир, улыбаясь своим мыслям.

«Уж кто-кто, а ты умеешь пользоваться словами», – не без злорадства подумала я.

– Должность обязывает, – сказал Лён так же непринужденно, словно я продолжала с ним разговаривать.

– Нет, Лён, ты невозможный! – возмутилась я. – При тебе даже подумать спокойно нельзя. И как тебя подданные терпят?

Даже зная, как проявляется телепатический дар Лёна, я не чувствовала непрошеного вторжения, пока не вспоминала о нем. Вспомнив, я могла без труда определить – «читает» меня Лён в данную минуту или нет. Но с какого момента и как давно он этим занимается – вычислить не удавалось.

Мы вышли к знакомому озерцу, теплом дохнувшему в наши лица. По черной воде бежала серебристая рябь, разбиваемая частыми всплесками – сидящие на берегу лягушки торопились укрыться в спасительных водах. Молчание показалась мне чересчур натянутым. Восстановив в памяти диалог, я припомнила, что последнее слово осталось за мной. И с опозданием догадалась, насколько одинок мой спутник. Кому захочется постоянно общаться с телепатом? Ведь любое разумное существо сначала подумает, а потом скажет. И не всегда то, что подумало. А сделает вообще третье. Вот и бегут к Повелителю, когда без него уж никак. Надоели ему, наверное, бесчисленные спорщики и жалобщики, которые, встречаясь с ним на улице, отводят глаза: «Приветствую Вас, Повелитель», и поскорее уходят от разговора, потому что у самого доброго, умного и воспитанного вампира на задворках сознания всегда копошится неприличная мысль. Потому-то и бродит Повелитель по догевским пустошам в гордом одиночестве, как унылое привидение, изредка являясь подданным и повергая их в благоговейный трепет. Я попробовала прочитать мысли Лёна. Безуспешно. Его блокаду не пробил бы и архимаг.

– Знаешь, есть такой анекдот: наведался знаменитый лекарь в хибару третьесортного знахаря и жалуется на боли в спине. Знахарь в шоке: «Как? Неужели вы не можете исцелить себя сами?» «Могу, – со вздохом отвечает знаменитость. – Но видите ли, я слишком дорого беру за свои услуги».

– Предлагаешь брать поменьше? – оживился Лён, вскидывая голову.

– Предлагаю брать вообще. Развел, понимаешь, дешевую благотворительность. Повесь ценники на свои услуги. Примирение спорщиков – 2 менок. Чтение мыслей – 4. Дельный совет – 7. Вызов на дом – отдельно 5 менок плюс харчи.

Он дико расхохотался, загнав в озеро самых храбрых лягушек.

– Знаешь, Вольха, проку мне с твоих мыслей… Первый раз сталкиваюсь с настолько непредсказуемым логическим мышлением, приходящим к совершенно противоположному выводу перед самым ответом. Ей-богу, легче понять тебя вслух!

– Лён, если ты вообще можешь меня понять, то я тебе завидую.

Вампир замер, предостерегающе подняв руку. Я послушно замолчала, гадая, что же могло его насторожить. Вепрь? Медведь? Или…

Не дав мне пофантазировать, Лён сморщил нос и чихнул.

– Будь здоров.

Он кивнул в знак признательности и чихнул еще раз.

– Это все, что ты хотел мне сказать?

– Ну, в общем… Чхи!

Чихал Лён высоко и тонко. Где-то невдалеке ехидно ухнул филин.

– Нажми на переносицу, – посоветовала я. – Поможет, если не аллергия.

– Значит, не поможет. – Лён аристократически потянул носом. – Кажется, все. А… а… Нет, точно все. Она где-то рядом.

– Кто?

– Да поляна. – Вампир боком протиснулся меж двух пушистых елочек, предупредительно раздвинув колючие лапы. – Ну, ищи свой клад.

* * *

Поляна горела, переливалась крошками живого серебра. Высокие резные листья щекотали ноги. Вихрившиеся в воздухе светлячки сплетали причудливое, мгновенно тающее кружево вокруг цветов на высоких голых стеблях. Бледный свет трех полупрозрачных лепестков выхватывал из темноты кончики молодых листьев, свернутых улиткой. Хрупкие тычиночные нити плавно покачивались под тяжестью продолговатых пыльников. Когда жуки, очарованные светом, пытались присесть на покатые лепестки, судорожно перебирая лапками и крыльями, облачка серебристой пыльцы выпархивали из чашечек цветков и плыли над полянкой, рассеиваясь и угасая.

Завороженная дивным зрелищем, я простояла на краю поляны целую вечность. Пузатый жук мягко ткнулся в мое плечо, сел, сложил крылья и замер, как магическая брошь. Я задрала голову. Рой светляков смешивался с роем звезд. Я перевела взгляд на Лёна. Жук, неподвижно сидящий у меня на плече, отражался в глазах вампира двумя золотыми точками. Мы стояли так близко, что я чувствовала запах выделанной кожи, исходивший от его потрепанной куртки. При желании он мог наклониться к моим губам и… или ниже, к шее. Да все равно! В эту прекрасную ночь я жаждала романтики, как никогда в жизни. Затаив дыхание, я чуть подалась вперед…

Лён глубоко вздохнул… и захлебнулся безудержным, непрерывным чиханием. Жук вспорхнул, радея за свое здоровье. В довершение всех бед из кустов беззастенчиво вылезло нечто большое, черное и согбенное, невнятно бормочущее себе под нос. Цветы на его пути таинственным образом исчезали.

– Нет, она нас преследует! – Возмутилась я, узнавая Келлу.

Травница, кажется, только сейчас обнаружила наше присутствие.

– Привет, малышка… Повелитель?! Вы что, следили за мной?

– Нет, мы на вас случайно наткнулись, – процедила я сквозь зубы. – Вы самая натыкаемая Травница в Догеве!

– Хорошая ночь, правда? – наивно спросила Келла, не замечая, что после встречи с ней ночь перестала быть такой уж хорошей. Уткнувшись в носовой платок, Лён воспроизвел звук, никоим образом не вязавшийся с романтическим свиданием. – А что вы здесь делаете?

– Клад ищем, – буркнула я. Позади Травницы осталась черная полоса вытоптанного папоротника с ощипанными цветами. Келла собирала только лепестки, оставляя голые стебли сиротливо засыхать среди листвы.

– Шли бы вы домой, Повелитель, – угрюмо предложила Травница, догадавшись, что ей не рады. – Промойте нос соленой водой и выпейте свой отвар, а то совсем расклеитесь. Да и вообще, нечего вам ночью по лесу шляться.

– А это… чхи… не твое дело! – На диво неприветливо отозвался Лён, выныривая из платка.

Келла гневно блеснула на него глазами. Ничего не сказала, но Лён прикусил губу.

– Воинствующая оппозиция? – Шепотом спросила я.

– Хуже. Непрошеная доброжелательница, – вызывающе громко ответил Лён.

– Дурачок, – беззлобно отозвалась Травница, продолжая обрывать хрупкие лепестки. Папоротник, конечно, не имел к ним никакого отношения – цвел особый вид заразихи, паразитирующей на корнях этого легендарного растения. Природу не переделаешь, но иногда она идет навстречу наивной человеческой вере в чудеса.

Лён надменно передернул плечами, решив не обращать внимания на инсинуации какой-то там Травницы. Новый приступ чиха согнул его пополам и заставил обняться с березой.

– Может, у тебя скоротечная чахотка? – с надеждой предположила я, зная неплохое заклинание от легочной напасти и горя желанием испытать его на вампире.

– Типун тебе на язык! – Неподдельно ужаснулась Келла. – Постучи по дереву!

Я послушно стукнула по стволу ближайшей осинки, тонкой и стройной, как черенок помела, и на голову Травнице свалилось растрепанное воронье гнездо с остатками скорлупы и перьев.

Лён сполз по березе, не в силах бороться одновременно с чиханием и смехом.

Фыркнув, как воспитанная кошка, которой надоели шалости хозяйских детей, Келла тряхнула головой, и гнездо осыпалось к ее ногам кучкой прутиков и мха.

– Я нечаянно… – растерянно промямлила я, но Травница уже скрылась во тьме. – Лён, честное слово, я же не знала!

– Верю. И знаешь, в чем самая прелесть? Я тоже. А это великолепно, а-ап-чхи-и-и!!! Все знать очень скучно, Вольха.

– Не волнуйся, я не дам тебе зачахнуть от тоски.

– Не сомневаюсь. Только уйдем отсюда поскорее, ладно? Мне что-то действительно нездоровится.