Текст книги "Ведьмины байки"

– Без козы не пойду! – заупрямился парень. – Пущай с козой, ведьма, имей сострадание к животине, она ж, говорят, тебе родственница самая что ни есть ближайшая!

– Что?! – вознегодовала я. – Чья родственница?! Да ты на себя посмотри… свояк по мужской линии!

Живая очередь заволновалась; всем хотелось побыстрее очутиться под защитой храмовых стен, и на незадачливого скотовладельца обрушился шквал ругани и упреков.

Коза продолжала жевать, часто подергивая куцым хвостом.

– Тетя, отгадай загадку! – Звонкий голос Линки перекрыл шум свары. – Без ножек, а ножками ходит!

Селяне как-то разом присмирели, парень с козой отошел в сторону, видимо надеясь проскользнуть с ней в самом конце.

– Ну тетя ведьма! Отгадай загадку! – не отставала Линка, дергая меня за подол, как юродивый – за веревку колокола.

– Не знаю, – буркнула я, только чтобы отвязаться.

– Я тоже не знаю, – вздохнула девочка. – Думала, вы знаете… Вон оно!

Линка торжествующе ткнула варежкой куда-то вбок.

На нас бесшумно надвигались трехпалые следы.

* * *

Если бы ведьма приказала селянам от всей души предаться панике, ей и то не удалось бы добиться такого беспрекословного повиновения. Оставшиеся за порогом женщины подняли истошный крик, ему вторили приглушенные вопли изнутри. Очередь стянулась в бушующую толпу, беспорядочно ломящуюся в храм.

Ведьма отскочила в сторону, подхватив на руки Линку – иначе бы их просто-напросто раздавили. Староста, чей пост обязывал пропустить всех односельчан вперед, не то чтобы оцепенел, скорее, обрел некое леденящее спокойствие. Стоя чуть поодаль от двери, он наблюдал за происходящим, не зная, чему больше удивляться – то ли буйству нечистых сил, то ли своему мужеству.

Невидимое существо, сообразив, что добыча скоро исчезнет из пределов его досягаемости, перешло на размашистый бег – теперь отпечатки появлялись парами, далеко друг от друга.

Ведьма, выпрямившись во весь рост, чертила в воздухе чародейские знаки. Загрызень мчался прямо на нее.

Староста так толком и не понял, когда заклинание было сплетено и пущено в ход. Не было ни эффектных молний, ни громовых раскатов – только глухой удар.

Раздался короткий визг, сменившийся тонким поскуливанием, невидимое тело отбросило назад и боком прокатило по снегу, распахав широкую полосу. Почти сразу же загрызень вскочил на лапы. Страшно ожидать опасности из ниоткуда, но еще страшнее видеть висящую в воздухе, едва намеченную комками снега половину тела огромного волка с невероятно вытянутой мордой. Тварь встряхнулась и снова исчезла.

Ведьма подобралась, выставила вперед чуть тронутые свечением руки, но загрызень одним прыжком развернулся и помчался к лесу.

Тяжело дыша, ведьма бросила взгляд на храмовую дверь. Несмотря на волнение, исказившее ее черты, ей было отчего улыбнуться.

Поскольку желающих проникнуть в храм оказалось куда больше, чем позволяла ширина проема, все паникеры так и остались снаружи, разве что изрядно намяли друг другу бока.

* * *

Плохо, ужасно, отвратительно!

Я была очень недовольна собой. Примитивный силовой удар на уровне рефлексов застигнутой врасплох адептки седьмого курса – первое, что пришло в голову, – только навредил. Теперь тварь будет вести себя куда осторожнее, а силы, потраченные на генерацию заклинания, мне бы еще ох как пригодились.

– Да хватит вам бока мять! – досадливо сказала я. – Все уже, все. Можете не торопиться.

Свалка у дверей постепенно прекратилась, пристыженные селяне, охая и потирая поясницы, восстановили некое подобие порядка.

– Тетя ведьма, а что это было? – Линка порывалась бежать к подтопленному заклинанием снегу, но я надежно удерживали ее за концы длинного шарфа.

– Собачка.

– Ой, а можно ее погладить?

– Нет, это чужая собачка, не надо ее трогать, хозяин рассердится.

– А если я его очень-очень попрошу?

Я только вздохнула.

Последний селянин скрылся в храме, и дверь тут же захлопнулась, дребезгнув засовом.

– Эй, не так быстро! – метнувшись к двери, я стукнула по ней кулаком. – Регета, заберите своего ребенка, пока я не передумала!

Жалобное козье блеяние было мне ответом.

– Если… Вы… Сейчас же… Не откроете, – я тщательно разделяла слова вескими паузами, – то от вашего последнего пристанища останется один каркас, и тот обугленный!

Изнутри тоненько завыли от страха, завозилась, зашуршали, и надломанный страхом старостин голос спросил сквозь дверь:

– А кто это говорит?

– …! Я говорю!

– Побожись! – сурово потребовал староста.

Я выругалась так грязно и замысловато, что он поверил. Дверь приоткрылась узкой щелью, в лицо пахнуло теплом и едким дымом факелов. Слышно было, как Регета, проталкиваясь к входу, слезно умоляет вернуть ей дочь.

– Линка! – Я оглянулась и застыла на судорожном вдохе – ребенка давно уже не было рядом; девочка неторопливо брела по следам загрызня в сторону леса и успела отойти довольно далеко. На мой возглас она оглянулась, помахала выпачканной снегом варежкой.

– Линка, вернись! – спотыкаясь в сугробах, я побежала вслед за малышкой.

Снег прекратился, небо просветлело узкой полосой, даже ветер стих на время. Наступила тишина, словно перед бурей.

Ошеломленная моим истошным криком, девочка застыла как статуя. Она не шелохнулась, даже когда я со всего размаху упала перед ней на колени, поскользнувшись на мокром снегу.

– Тетя ведьма, что-то случилась? – осторожно поинтересовалась Линка, обнимая меня за шею.

– Ничего, детка. Все в порядке. Я просто за тебя волновалась.

Через Линкино плечо я смотрела на одинокую цепочку убегающих вдаль следов.

Что-то было не так. Что-то неправильно.

Треугольная подушечка лапы. Три пальца. Три длинные черточки когтей.

Четыре.

Еще одна черточка мягко легла на снег.

Загрызень возвращался хвостом вперед по собственным следам.

* * *

Как он догадался, что я его засекла, ума не приложу!

Не успела я поднять руку, как в воздух полетели комья снега, отброшенные задними лапами твари, и загрызень, петляя, понесся к лесу, как застигнутый в курятнике лис.

– А чтоб тебя!

Я встала, подхватив Линку на руки и попутно наложив на себя защитный контур, предупреждающий об опасности на расстоянии до ста локтей. Конечно, сто локтей для загрызня – это четыре прыжка, но все лучше, чем ничего.

Дверь, естественно, снова была заперта, но, когда я пнула ее ногой, почти сразу распахнулась – Линкиной матери удалось пробиться к выходу, она и отодвинула засов, тут же приняв у меня ценный груз.

– Ну, теперь все собрались? – Вопрос был отчасти риторическим, но мне хотелось его задать, чтобы услышать хоть одну добрую весть за этот день.

– Все!

– Только один дяденька ушел. – Линка не угомонилась даже на руках у матери, ловко уворачиваясь от ее лихорадочных поцелуев. – В больши-и-их лаптях!

На белом снегу отчетливо выделялись глубокие отпечатки плетеной обуви. В отличие от сотни других, их владелец бежал не в храм, а прочь от него. Определенно, я выбрала плохой день для риторических вопросов.

– Чьи следы? – повысила я голос. – Чьи следы, я спрашиваю?!

– А мельника с Кутькиной запруды, что с утра по зерно приезжал! – беззаботно откликнулся парень с рогатой «родственницей». – Он со мной при входе стоял, а как страховидло углядели, я в храмину скоренько – шасть! – а он ка-а-ак даст деру!

Я мысленно застонала. На колу мочало, начинай сначала! Запас дураков в деревне Замшаны превосходил самые смелые ожидания. Лучше бы я пасла овец. За ними и то легче уследить.

– Из храма никому не выходить! – процедила я сквозь зубы. Зла на них не хватает! – Староста, это вы трясетесь под лавкой? Лучше придвиньте ее к двери, надежней будет. У кого оружие – встаньте у окон. Помните, эта тварь так же уязвима, как любой из вас. Если не струсите и навалитесь всем скопом, отскребать ее с пола придется вместе с досками. Но это на крайний случай. Сейчас я отправлюсь на ее поиски и когда вернусь…

– А ежели не вернетесь? – испуганно перебила меня одна из селянок.

– А вы за меня помолитесь. Место подходящее, – посоветовала я, захлопывая дверь.

* * *

Следы вывели меня в чистое поле, как нельзя более пригодное для битвы с чудом-юдом из народных сказок. Мельник бежал очень бестолково, по крайней мере никакой логики в его петлянии по сугробам я не обнаружила – куда ни глянь простиралась снежная равнина, где-нигде зачерненная купками тоненьких осинок и низких кустов шиповника.

Он успел отбежать довольно далеко, деревня на фоне остроконечной гребенки темного леса едва виднелась на горизонте, когда следы лаптей причудливо переплелись с цепочкой когтистых отпечатков.

Я остановилась. Лапти и лапы финишировали в куцей рощице из семи-восьми молодых березок да десятка разлапистых, припорошенных снегом елочек. Сквозь редкие стволы можно было разглядеть нетронутый снег по ту сторону рощи.

Амулет давно висел у меня на шее, оставалось лишь зажать его в кулаке. Контур пришлось деактивировать: эта тварь чует магию не хуже свежей крови.

Сколь бы ненадежным заслоном ни были деревца, наметенные вокруг них сугробы не давали мне разглядеть, что происходит в самой рощице. Спустив капюшон на плечи, я прислушалась. Засосало под ложечкой – тихое чавканье и похрустывание ни с чем нельзя было перепутать.

Загрызень убивает всегда одинаково – прокусывая затылок, но самое лакомое для него – требуха, особенно печень. Ее он съедает в первую очередь. Если поблизости можно раздобыть еще свежатины, этим и ограничивается. Хотя бывали случаи, когда от человека оставались лишь бедренные кости.

Я еще немного помялась на месте, обозвала себя трусихой и шагнула вперед, раздвигая ветки.

Труп мельника подергивался на истоптанном, окровавленном снегу, вокруг него в радиусе десяти локтей, как рассыпанные клюквинки, алели на белом единичные капли крови. Невидимый загрызень так увлекся трапезой, что мне пришлось деликатно кашлянуть (ничего лучше не пришло в голову), совершенно напрасно привлекая его внимание.

В последний раз рванув труп, загрызень выпростал морду из зияющей дыры в брюшной полости жертвы, облизнулся. Вымазанная кровью морда была заострена наподобие крысиной, вместо невидимых глаз просвечивал алый снег. Жуткая маска замерла в воздухе на уровне моего лица.

Как ни странно, загрызень не торопился нападать. С любопытством наклонив голову, он разглядывал меня с благодушием гурмана, обнаружившего на блюде еще одну устрицу.

– Ну ты нахал! – прошипела я. – А ведь уже сталкивался со мной, знаешь, на что способна…

Вокруг загрызня широким кольцом вспыхнул снег. Словно очнувшись, зверь взвыл, присел на задние лапы, потом начал лихорадочно метаться за чертой пламени, всюду натыкаясь на огненный заслон. Запахло паленой шерстью.

Амулет в руке нагрелся, завибрировал. Так быстро?! Я надеялась, что мне хватит собственных сил, амулет был лишь подстраховкой. Тварь оказалась куда как сильна, она рвала мое заклятие, как силок из гнилой бечевы.

Взять загрызня на измор не удавалось. Стандартный самозатягивающийся контур, столь эффективный против мгляков и вурдалаков, задержал его, не более. И если не предпринять решительных действий, изморенной окажусь я. Возможности мага ограниченны, он не может бесконечно швыряться молниями и сфероидами, и его задача заключается не только в знании и применении заклятий, но и в умении правильно оценить и распределить свои силы.

Хотелось бы себе польстить, но – увы! Я уже истощилась на три четверти. И с каждой секундой промедления список доступных заклинаний уменьшается.

Ждать было некогда.

Закрыв глаза, я нараспев читала один из самых редких и разрушительных экзорцизмов своего арсенала, стараясь не думать, что произойдет, если я перепутаю хотя бы одну букву, один символ, один штрих витиеватого плетения слов и мыслей.

Не перепутала.

Заклинание сжало мое сердце в острых когтях, огнем пробежало по жилам, превратив меня в единый сгусток силы, содрогнуло легкие в пронзительном крике и рванулось прочь, оставив после себя пустоту и боль.

Рев загрызня и рев пламени смешались воедино.

И наступила тишина.

Я открыла глаза.

В черном круге лежал желтоватый костяк. Невидимость была свойством исключительно живой материи.

Глубоко вздохнув, я подошла, нагнулась. Прихваченный за глазницу череп глухо лязгнул челюстью. Имея за плечами высшее магическое образование, я не понимала, почему знахари так высоко ценят клыки всевозможных монстров, но без зазрения совести сбывала им свои трофеи. Еще меньше я сочувствовала их пациентам. Будут знать, как обращаться к шарлатанам.

Не успела я сделать и ста шагов, как мне почудилось, будто кто-то смотрит мне в спину. Поддавшись искушению, я обернулась. Никого. Только вновь расшалившийся ветер покачивает еловые лапы да начинает порошить утихший было снег.

Решительно повернувшись, я пошла к деревне. Ноги подгибались, руки дрожали. Назойливый взгляд еще немного побуравил мне спину и исчез.

«Нервы ни к лешему», – мимоходом подумала я.

* * *

Несмотря на удачную охоту, я чувствовала себя как-то неуверенно. Впрочем, такое со мной случалось частенько – ведьме, привыкшей всецело полагаться на магию, трудно переносить ее отсутствие, даже зная, что через пятнадцать-двадцать часов магические способности полностью восстановятся. Уже спустя сорок минут я смогу зажечь свечу взглядом, но лишь к утру осмелюсь войти в склеп с недружелюбно настроенным упырем. Впрочем, дружелюбно настроенные упыри мне еще не попадались, за что и поплатились.

Остаток дня прошел без происшествий. Минуло около шести часов, силы потихоньку возвращались, но при одном воспоминании об окровавленной морде загрызня по моему телу пробегала крупная дрожь. Хорошо хоть Смолку согнали с дуба: шестеро дюжих парней принесли и приставили к суку толстое и длинное березовое бревно, по которому Смолка отважилась сойти. Я собственноручно заперла ее на конюшне, проверив засовы.

Староста не поскупился, насыпал полный карман серебра, да еще и пригласил остаться на ужин. Я не преминула воспользоваться приглашением: черный вдовий хлеб с луком вызывал больше изжогу, чем насыщение. Игнорируя неодобрительные взгляды старостиной жены, я целеустремленно наедалась про запас. Под ногами вертелись хозяйские ребятишки во главе с неугомонной Линкой; они уже успели разбить глиняный горшок с помоями для свиней, свернув на него прислоненный к печи ухват.

В дверь постучали – судя по звуку, рукоятью меча или кинжала.

– Войдите! – охотно отозвался староста.

Дверь распахнулась. Высокий мужчина в черном плаще торопливо миновал порог, на ходу убирая меч в ножны.

– Приветствую, уважаемые, – коротко бросил он, пытливо скользнув по нашим лицам быстрым оценивающим взглядом. Затравленно сузил глаза, распознав во мне ведьму. Староста привстал с лавки и отвесил поклон, как и надлежит поступать простому селянину при встрече с благородным господином.

Я осталась сидеть, не удостоив вошедшего даже легким кивком.

Я его тоже узнала.

Странно, я считала, что Отлученные живут не дольше обычных людей. Ему же, по самым скромным прикидкам, было не менее ста лет, а на вид не дашь и сорока, разве что волосы заметно тронуты сединой. Видно, наложенные заклятия продолжают действовать и после потери способностей.

Будь на моем месте фанатично преданный нынешнему Ковену маг, по молодости и глупости считающий себя карающей десницей провидения, – и от вошедшего осталась бы кучка пепла. Я же лишь скользнула по нему равнодушным, презрительным взглядом, как дремлющая на печи кошка при виде неприятного гостя, и вернулась к еде. Не я его судила. Не мне прощать.

Связываться с ним я тоже не хотела.

Быстро определив мою позицию, незнакомец подошел к столу, присел на самый край лавки, подальше от меня.

– Я прямиком из Небродья, – без вступления начал он, глядя на старосту, но явно обращаясь ко мне. – Вчера там объявился загрызень.

– Еще один?! – ойкнул староста. Его жена перестала греметь кочергой, прислушиваясь.

– Нет, судя по всему, тот же. – Незнакомец повернулся ко мне. – Он уже был здесь?

– Но не задержался, – лаконично ответила я, не поддерживая, но и не уклоняясь от разговора.

– Уничтожен вовремя?

– Да.

– Хвала богам! – с неподдельным облегчением выдохнул он, просветлев лицом.

– Что это за Небродье? – поинтересовалась я у старосты. – Село, деревня?

– Куда там! Лесное поселение в три избушки, егерь со взрослыми сыновьями, невестками да внуками.

Страшная догадка заставила меня вскочить с лавки.

– Они все погибли?!

Незнакомец молча потупился.

– Я опоздал… – пробормотал он. – Опять опоздал…

– Сколько их там было?!

– Ну… – Староста закатил глаза к потолку, его жена начала жалостливо всхлипывать. – В том году младший родился… В позатом – двое, у Алгены и Ровии… Когда же это Устюк женился? Весен десять минуло, не меньше…

– Быстрее! – злобно рявкнула я. – Генеалогическое древо оставите для заупокойной службы!

– Девятнадцать человек, – быстро сказал староста, на всякий случай прячась от меня за жениной спиной.

Роковая цифра отдалась во мне похоронным звоном. Я медленно опустилась на лавку, уткнувшись остекленевшим взглядом в обшарпанный бок печи.

– Она поделилась, – медленно сказала я. – Эта гадина успела поделиться!

– Тетя ведьма, а с кем она поделилась? – немедленно потребовала разъяснений Линка.

– Молчи, ребенок! – грозно велела я.

– Ну те…

Линка еще несколько секунд беззвучно разевала рот, потом на ее личике появилось удивленно непонимающее выражение. Девочка сосредоточенно наморщила лобик и попыталась выговорить слово по складам, но из ее рта не вылетело ни единого звука.

– Во, а говорили – на баб управы не знаете! – одобрительно заметил староста.

Я так мрачно на него посмотрела, что и заклинаний не понадобилось. Поперхнувшись, староста выжидающе уставился на меня.

– Так о чем вы там толковали, госпожа? – робко напомнил он.

За окном снова раздался вой – лютый, голодный, алчный. Его услышали не только мы. В домах вспыхнул свет, в окнах заметались испуганные люди, баррикадируя двери сундуками, стульями, метлами.

Мельник был двадцатым.

После каждой двадцатой жертвы загрызень размножался делением.

* * *

Я перехватила его в сенях, бесцеремонно поймав за спущенный на плечи капюшон.

– Зачем ты пришел, Отлученный? Полюбоваться на свою работу?

– Нет. – Он спокойно высвободил капюшон из моих пальцев. – Я хочу помочь.

– Чем? – Я горько рассмеялась. – Копать могилы? Тебя же лишили дара!

– Меч у меня не отобрали.

– Хочешь умереть героем?

– Я хочу помочь, – упрямо повторил он, глядя поверх моего плеча на клубящийся за дверным проемом снег.

– Совесть замучила? – съехидничала я.

– Да. – Он с вызовом посмотрел мне в глаза. – Но не та, что ты думаешь.

– А у тебя их несколько? Кто бы мог подумать… ловко ты их запрятал, чисто ростовщик серебряные вилки.

– Да ни хрена ты не понимаешь, ведьма! – Развернувшись, он решительно шагнул в метель.

– Что он сказал? – остолбенело переспросила я непроглядную мглу. Снег залетал в сени, тая на земляном полу.

– Он сказал, что вы ничего не понимаете в хрене! – авторитетно пояснила Линка. (Нет, этот ребенок когда-нибудь сведет меня с ума!) – Тетя ведьма, а у моей мамы есть тертый хрен со свеклой! Целая кринка! Я маме его тереть помогала, потому что сестренка сбежала, и кот сбежал, и даже соседка сбежала, которая за солью зашла. А у меня тогда насморк был, вот!

Даже сквозь завывания метели я услышала громкий переливчатый свист. Отстранив с дороги девочку, я, не думая об опасности, выскочила во двор. Ветер сразу же заставил меня согнуться пополам. Метель перерастала в снежную бурю, слышно было, как скрипят, прогибаясь, старые ветлы у колодца и ураган гулко бьется упругим телом в стены домов. Глупый, очень глупый поступок. На две трети лишенная способностей, я была так же беспомощна перед загрызнем, как любой из жителей Замшан.

Рядом со мной – о диво! – появился староста с факелом в руке. Пламя то жалось к палке, то отрывалось клочьями и уносилось прочь, неизменно возрождаясь из едва тлеющей искры.

– Что вы делаете? – заорала я, пытаясь перекричать ветер.

– А вы? – рявкнул он в ответ.

– Что б я знала!

– Ото ж!

Мы снова услышали свист – длинный, призывный.

– Туда! – скомандовала я сама себе, вырывая у старосты факел. – А вы – домой, и хорошенько заприте дверь!

Тот отрицательно помотал головой.

Ночь, метель и мороз начисто отбили у меня охоту спорить с очередным самоубийцей. Упрямо наклонив голову, я пошла на свист, раздвигая плечами тугой снегопад. Староста поплелся за мной.

Мы наткнулись на Отлученного неожиданно, я чуть не выронила факел.

– Что вы тут делаете? – раздраженно крикнул он, оборачиваясь на свет. – Убирайтесь! Это не ваша охота!

– Ваша, что ли?

– Да!

– Предъявите лицензию!

– Проваливай отсюда, идиотка!

Только сейчас я увидела, что в руке у него снова зажат обнаженный меч.

– Он тебя не узнает! Прошло слишком много времени, управляющие чары давно развеялись!

– У тебя вообще ни единого шанса, ведьма!

– Ото ж!

Староста тонко, по-бабьи охнул, обрывая нашу непринужденную беседу. В трех локтях от него стоял загрызень. Снег, запорошивший его шерсть, белым пухом наметал контуры поджарого тела.

– Ters't! Lokki! – Незнакомец поперхнулся снегом, закашлялся.

Тварь оглянулась на голос, с быстротой молнии развернулась всем корпусом. Верхняя губа приподнялась над черным провалом пасти, на землю капнула нитка слюны.

– Свят-свят! – истово крестился староста. – Чур меня!

Загрызень покосился на него с явным презрением.

– Lerrin dar'en, kert! – Голос Отлученного вновь набрал силу. – Kert, All'adriena!

Загрызень припал к земле, сгорбившись для прыжка и перекатывая комья мышц над торчащими лопатками.

– Иди сюда, – властно повторил голос. – Ко мне, Верная!

Она поползла к нему на брюхе, скуля и угодливо виляя хвостом. У самых ног человека перевернулась на спину, подобострастно, с обожанием заглянула в холодные, мертвые глаза хозяина.

«Я выполнила твой приказ. О, как я старалась, чтобы угодить тебе! Ты доволен мной, Хозяин?»

Свистнул меч.

Тело загрызня изогнулось в судороге и обмякло, медленно проявляясь, только задние лапы продолжали конвульсивно подергиваться, пока белый парок клубился над отрубленной головой.

Сгорбив плечи и понурившись, человек медленно развернулся и нетвердыми шагами пошел прочь. Меч в опущенной руке истекал черной кровью, прожигавшей дорожки в снегу.

– К-к-как он эт-т-то с-с-сделал?! – К старосте наконец вернулся дар речи – правда, в довольно жалком состоянии, изрядно подпорченный заиканием.

Я молчала, глядя, как остекленевшие глаза загрызня заволакивает быстро тающими хлопьями снега, словно слезами.

– Да кто он, леший возьми, что эта проклятая тварь побежала к нему, как собачонка?!

– Хозяин, – коротко ответила я.

– Отлученный? – сообразил староста. – Один из тех проклятых некромансеров, что затеяли последнюю войну? Да что же вы молчали, госпожа ведьма?! Люди!!! Ловите его! На костер! На кол его, лиходея!

Вздохнув, я провела рукой в воздухе.

Заклинание действовало одинаково хорошо и на болтливых баб, и на чрезмерно крикливых мужиков.

Да и вряд ли кто-нибудь осмелится выйти из дому до утра. Хотя бы потому, что оттащить от дверей всю имеющуюся в доме утварь, от шкафов до подушек (наиболее ретивые и испуганные наверняка сумели придвинуть к ней даже кирпичную печь), – дело непростое.

* * *

На подоконнике стояла зажженная свеча, прилепленная воском к маленькому глиняному блюдечку. В окно, как замерзающая птица, бился снег.

Староста угрюмо посапывал над полупустым стаканом. Он никак не мог простить ведьме, что по ее вине упустил убийцу-некромансера. Вместе с тем он был рад, что ведьма осталась ночевать в его избе. Не многие из его односельчан смогут похвастаться крепким сном этой да и следующими ночами. Староста хмыкнул в бороду, подумав, что ведьма небось тоже мечтает выспаться, иначе не сбежала бы от Регеты с ее непоседливой дочуркой.

– И все-таки зазря мы его отпустили, – не выдержал староста. – Кто его, упыря, знает – вчера загрызня на людишек напустил, завтра еще чего-нито удумает. Кончать его надо было, и весь сказ.

Ведьма равнодушно крошила в тонких пальцах подгоревшую корку хлеба. Староста уже решил, что не дождется ответа, когда она подняла голову и впилась в него своим колючим взглядом.

– Что было вчера, вы точно не знаете, что будет завтра – тем более. А сегодняшний день не стал для нас последним лишь благодаря проклинаемому вами «некромансеру» – кстати, магистру белой магии. Думаете, ему легко было так поступить?

– Убить загрызня?

– Убить единственное преданное существо, когда против тебя – весь мир.

– Ну вы и сморозили, госпожа ведьма! – расхохотался староста. – Нашли по кому горевать! Это ж загрызень! А не дай боги, вас бы сожрал, что бы вы тогда запели, а?

* * *

Не отвечая, я смотрела в окно.

Поверженных магов не уничтожили. Их лишили магических способностей и отпустили на все четыре стороны. Некоторые сами покончили с собой. Некоторых четвертовал или сжег озлобленный народ. Единицам удалось скрыться, возможно, даже оставить после себя учеников – Ковен не искал их, не преследовал. Словно чувствовал себя в чем-то виноватым, хотел забыть, навсегда вычеркнуть из своих летописей эту позорную страницу.

Не нам судить, кто был прав и кто виноват. Историю пишут победители. Побежденные уходят в вечность с клеймом отступников и тиранов.

Где-то там, в холодной снежной мгле, брел человек, однажды совершивший ошибку.

Я не была уверена, что однажды не окажусь на его месте.

* * *

Утро выдалось ясное, но морозное. За ночь намело сугробов вровень с крыльцом, ветки деревьев обросли белой шерсткой инея, искрившейся под солнечными лучами. Одинокий заячий след лихо петлял под самыми окнами избушек.

На дубу сидело что-то большое, черное, шевелящееся.

Староста протер глаза.

Воронья стая с самодовольным карканьем снялась с веток.