Текст книги "Как умирала Вера"

4

Жизнь сердца – это любовь, а его смерть – это злоба и вражда.

Господь для того и держит нас на земле, чтобы любовь всецело проникла в наше сердце: это цель нашего существования.

Иоанн Кронштадтский

Антон поднял тяжелейшие веки и, взглянув на часы, очень удивился. Всего десять, а ему не спится. Странно, если учесть, что вчера, придя домой, он опустошил едва початую бутылку виски. Голова раскалывалась на тысячи мелких кусочков. Но было кое-что еще – более неприятное, чем ощущение дикого похмелья. Ощущение пустоты. Он знал, что так будет. Место в его постели, мыслях и даже в сердце, занятое на протяжении нескольких месяцев, теперь пустовало. Он не успел дать понять Вере, что нуждается в ней. Не говорил громких слов, не звонил лишний раз, но думал о ней, засыпая и просыпаясь, любил перебирать в памяти фрагменты их совместного времяпровождения и всегда с радостным предвкушением ждал свидания. Теперь он мог только вспоминать ее. И чтобы как-то приглушить головную боль, он поднял из глубин памяти самый яркий фрагмент – их первую встречу.

Это случилось месяцев пять назад. Его приятель со схожим родом деятельности попросил подменить его на съемках. Проект малобюджетный и канал не очень популярный, но контрактом было не предусмотрено расторжение менее чем за двадцать четыре часа. По старой дружбе Антон согласился. Это было ток-шоу с выдающимися личностями современности. Интервьюером выступала прелестная молодая женщина, не лишенная грациозности и доли кокетства. Как позже выяснилось, это был Верин дебют на телевидении. До этого, будучи замужем за питерским музыкантом, она работала ведущей на радио. А после развода переехала в Москву и не прогадала. Всем своим видом она излучала уверенность и успех, глаза горели от занятия любимым делом. Красное облегающее платье и помада в тон на пухлых губах делали ее образ ярким и незабываемым. Антон, оператор со стажем, тогда чуть не забыл включить камеру – так он засмотрелся на красавицу-ведущую.

Но вот мотор. И он уже готов к разочарованию. Ну, пробилась красотка со стройными ножками и аппетитной попкой на телевидение, а дальше что? Это же не конкурс красоты, а ток-шоу, причем с претензией на серьезность. Тут говорить нужно, иметь вербальный талант, обладать способностью разболтать даже самого замкнутого собеседника. Ну да ладно, глядя на нее, слушать не обязательно.

Но уже с первых минут Антон заслушался и, поймав себя на этом, мысленно аплодировал покорившей его дебютантке Вере Званцевой.

После съемок в ближайшем баре отмечали открытие нового шоу. Его ведущая упивалась успехом и похвалами коллег и ни разу даже не взглянула в сторону скромно устроившегося в самом углу у барной стойки оператора. Но, собравшись домой, она подошла к нему, поблагодарила за съемку и предложила познакомиться поближе.

Знакомились они бурно и страстно до самого утра в ее кровати, застеленной простынями, украшенными такими же красными маками, как ее сегодняшнее платье. Наутро Антон боготворил эту женщину, но почему-то обоим было понятно, что столь спонтанное знакомство окажется скоротечным. Вера не предложила ему завтрак и встала, только чтобы закрыть за гостем дверь. На прощание они вежливо поулыбались друг другу и расстались, казалось, навсегда.

Приятное послевкусие длилось несколько дней, и Антон не искал новой встречи. А потом вообще на месяц уехал в командировку и почти забыл про спонтанное знакомство.

Спустя два месяца снова позвонил тот же приятель с аналогичной просьбой. Еще до того, как он ее озвучил, сердце Антона сбилось с ритма. Он уже понимал, что ему предоставляется второй шанс. И он им воспользовался. С того дня они с Верой почти не расставались, за исключением тех моментов, когда у обоих был плотный рабочий график.

Как выяснилось, оба не были готовы и боялись вступать в новые отношения. У обоих за спиной были неудачные браки и романы. Но решение рискнуть и попробовать что-нибудь построить пришло обоюдно. Они никогда не обсуждали это решение, но на деле давали друг другу понять, что им хорошо вместе.

Точно так же, не обсудив ничего, Вера ушла. Вчера она покинула его навсегда.

Воспоминания прервал телефонный звонок, отразившись острой болью где-то в центре головы. Все-таки сознание – странная и жестокая штука: первым делом Антон подумал о том, что это, возможно, звонит Вера. Тут же осек себя, и боль стала еще нестерпимее. «Марина» – издевательски высвечивалось на настойчиво вибрирующем аппарате. Зачем-то он ответил. Вера терпеть не могла Марину, эту «сшитую по частям куклу с отверстиями для надува в нескольких ключевых местах и носом Майкла Джексона». Природная аристократичность в Вере прекрасно уживалась с жаргоном, приобретенным за годы проживания с музыкантом и вращения в рок-тусовке Северной столицы, пусть и культурной.

– Антоша, хочу напомнить, что жду тебя сегодня в шесть на своем дне рождения. Если хочешь, можешь взять с собой эту свою… Веру. Хотя ты знаешь, что больше всего я обрадуюсь, если ты будешь один.

– Я уже один, – прохрипел Антон и отключил телефон.

Ему удалось снова уснуть на несколько часов, но когда он проснулся, голова еще побаливала. Он поискал, что можно выпить, но дома ничего не оказалось. Он собрался было в магазин, но вспомнил про приглашение на праздник. Там уж точно будет чем залить свою печаль. Он слегка привел себя в порядок и отправился к Марине.

Не слишком долго он выдерживал общество золотой молодежи, но влить в себя успел достаточно и, решив, что хватит, рано собрался домой. Выходя из заведения, он с трудом отбился от блондинки в соболином манто, которая пристроилась к нему у бара и старалась пить наравне с ним. В какой-то момент он устал сопротивляться, и у него промелькнула мысль пуститься во все тяжкие, оправдываясь чувством невосполнимой утраты, но что-то остановило его.

И в этом для него состояла большая удача, потому что то, что он увидел около своего дома, было предназначено только для его глаз. Но, как знать – возможно, если бы он приехал к дому не один, то не начал бы сходить с ума.

5

Мы рождаемся с криком,

Умираем со стоном.

Остается только жить со смехом.

Виктор Гюго «Человек, который смеется»

Вера сладко потянулась после крепкого сна. Пробуждение в незнакомой квартире на чужом диване ее не сильно смутило. Что-то подсказывало, что страшнее, чем вчерашнее пробуждение в железной ячейке морга, уже ничего не будет. Самое ужасное позади.

Вчерашней одежды на ней не было. Только длинная свежая футболка. «Ну, ничего, Пахом уже видел меня голой», – успокоила себя Вера. Вчерашний таксист отвез ее именно к нему. Девушка огляделась. Скромная квартирка, в советских мотивах, «однушка», максимум «двушка». Но все довольно аккуратно и чистенько. Вкусно пахло свежеприготовленной едой. У Веры свело желудок – она почти сутки ничего не ела, если не считать черный хлеб, которым она закусывала медицинский спирт. Девушка пошла на запах.

– Какое умиление! – обратилась она к стоящему у плиты в нелепо повязанном фартуке Пахому. – Вот каждое утро наблюдала бы такую картину! Мужчина в фартуке готовит завтрак, – мечтательно протянула Вера.

– Начнем с того, что я уже пообедал. Ты проспала целый день. Но я подумал, что супом угощу тебя попозже, а пока решил пожарить яичницу. Ты как?

– Валяй, я сейчас слона съем.

Вера продолжала с умилением наблюдать за хозяином квартиры.

– А шарфик зачем нацепил? Тут тепло. – Поверх домашней футболки у Пахома действительно был намотан легкий шарф. – Хочешь походить на итальянского шеф-повара? – веселилась она.

– Я в магазин ходил, – серьезно ответил Пахом и кивнул на пакет, стоящий в углу. – Там для тебя кое-какая одежда, в том числе нижнее белье, так что можешь одеться.

– Спасибо, мне и так комфортно пока. Да и у тебя, наверное, не часто по дому расхаживают полуголые красотки, которым ты готовишь завтрак, – заговорщически подмигнула Вера. – Так что продлю тебе удовольствие. Можешь даже вообразить себе, что развлекался со мной всю ночь. Разрешаю, – прыснула она.

В ответ перед ней на стол упала тарелка с чуть подгоревшей глазуньей.

– Приятного аппетита.

– Ну ладно, не злись. Будет и на твоей улице праздник.

– Меня волнует вопрос, что делать с тобой дальше.

– Сейчас я позавтракаю – кстати, вкусно, еще и с сыром, м-м-м!.. – рассуждала Вера, уплетая за обе щеки. – Потом схожу наконец в душ. А потом ты отвезешь меня к Антону. Тачка у тебя есть?

Пахом смотрел на нее устало, не веря в столь легкое избавление от нежданной гостьи.

– И все?

– Ну как все? Потом вернемся к тебе и будем думать, как нам разгребать все дерьмо, в которое я влипла.

– Нам? Что-то я не понял. Я думал, вам с Антоном.

– Нет. К Антону мы едем за другим. Сам все увидишь. Я уже все придумала. Сведу его с ума за предательство.

Пахом в очередной раз закатил глаза и принялся заваривать чай для своей гостьи.

– Ну и? – поинтересовался Пахом, припарковавшись спустя несколько часов там, где указала ему Вера.

– Теперь ждем. Дома его нет.

– С чего ты взяла?

– Свет не горит.

– И сколько ждать?

– Не знаю. Сколько нужно.

– А если он не придет сегодня?

– Если он посмел загулять на следующий день после моей смерти, то я ему просто голову оторву.

После этого замечания Пахом напрягся и замолчал. Вера тем временем принялась снимать с себя одежду.

– Жарко? Давай печку убавлю.

– Нет. Мне нужно подготовиться.

– Что ты задумала?

– Хочу, чтобы он увидел меня именно такой, какой оставил в морге.

– Мертвой?

– Нет. Обнаженной.

Вера сняла всю одежду и, накинув на плечи пальто, принялась ждать.

– Ничего что на улице минус десять? – опасливо покосился на нее Пахом.

– Это не займет много времени. А я в юности ныряла в прорубь на Крещение. Хотя вчера в морге было все равно холоднее. О, такси! Это он!

Вера скинула пальто, в чем мать родила вышла из машины и пристроилась за углом дома. Прислонив указательный палец к губам, она выпучила глаза и замахала в сторону Пахома. Тот погасил фары, выключил зажигание и принялся наблюдать за разворачивающейся на его глазах трагикомедией, разыгрываемой полоумной девахой.

Молодой человек, которого вчера Пахом видел в морге, покачиваясь, вышел из такси. Еще с минуту, держась за дверь, он расплачивался с водителем, после чего, пошатываясь, направился к подъезду.

– Твой выход, детка, – Пахом, зарядившись Вериным энтузиазмом, довольно потер руки.

Обнаженная девушка с длинными темными волосами появилась из-за угла дома и окликнула молодого человека. Тот остановился, замер и долго вглядывался в ее черты. Пахому показалось, что Антон пустил слезу. Вера протянула руки вперед и медленно, как будто плывя по снежному насту, направилась в его сторону. Ее губы едва заметно шевелились – она что-то шептала. Пахом готов был аплодировать стоя. Панночка из гоголевского «Вия» нервно курит в сторонке по сравнению с сегодняшним выходом Веры. Антон что-то сказал в ответ, всего одно слово, и скрылся в подъезде.

Пахом, не выдержав, вышел из машины и протянул Вере пальто. Она, довольная, бросилась ему навстречу.

– Ты, оказывается, трезвая такая же дурная, как и пьяная.

– А ты меня еще и не видел пьяной, – парировала Вера, просовывая окоченевшие запястья в рукава.

– Боже упаси! – рассмеялся Пахом.

– И все же, мой театральный дебют нужно обмыть, – заключила Вера, сев в машину.

– Мне пора на смену.

– Окей, я с тобой. Только за вискарем заедем по дороге, а то местное пойло я пить больше не хочу.

Пахом понимал, что сопротивляться бесполезно.

– Что он сказал тебе?

– Кто?

– Антон. Он что-то сказал, перед тем как уйти.

– А-а, – протянула Вера. – Я позвала его с собой. А он сказал: «Прости».

Девушка задумчиво уставилась в окно. Пахом понимающе кивнул.

6

Всю жизнь ночами мы привыкаем к смерти…

Лех Конопиньский

Заливисто хохоча, Вера впорхнула в помещение морга, сжимая в одной руке открытую бутылку шампанского, во второй – виски.

– Нет, жаль, ты не видел его выражения лица! Просто умора! Я гениальна!

– Тише, – шикнул на нее Пахом.

– А что такое? Боишься, что разбудим еще какую-нибудь сумасшедшую вроде меня? Не-е-ет, я одна такая!

– Просто хочу убедиться, что нас здесь никто не ждет.

– А, ты про вчерашних бугаев? Погоди, сейчас накрою нам на стол, и будешь рассказывать мне про них.

В морге больше никого не было. В уже знакомой подсобке Вера нарезала сыр, открыла банку оливок и помыла фрукты.

– Профессионально и быстро, – присвистнул Пахом.

– В общежитии при питерской консерватории в начале двухтысячных такой стол показался бы пиром.

– Ты училась в консерватории?

– Нет, мой бывший муж учился.

– А теперь с ним что?

– Спился.

– А-а, я б тоже спился, – понимающе кивнул Пахом.

Вера хлопнула его по плечу.

Едва они уселись за стол, с улицы послышались звуки подъезжающей машины. Пахом нервно встал и прильнул к окошку.

– Новое поступление? – разочарованно протянула Вера.

– Хуже, – выдохнул Пахом.

Вера попыталась встать, чтобы тоже выглянуть в окно, но Пахом приказал ей сидеть:

– Если не хочешь остаться здесь навсегда, то не двигайся с места и веди себя тихо, как мышь. Я закрою тебя здесь на некоторое время. Не высовывайся.

– А что, если…

Пахом повернул к ней искаженное то ли злобой, то ли страхом лицо:

– Он сам приехал сюда, ты понимаешь?

– Кто? – прошептала Вера.

Но ответа не последовало. Дверь захлопнулась с той стороны, и несколько раз лязгнул замок.

Пахома не было почти полчаса. Вера все это время провела, прилипнув к окну, чтобы отследить таинственного посетителя, когда тот будет уходить. С позиции «крота» ей плохо удалось разглядеть гостя, тем более что он сразу нырнул в свой дорогущий автомобиль. На этот раз не «Мерседес», а что-то вроде «Бентли». Это был высокий статный мужчина, силуэт которого показался Вере смутно знакомым. Она с удивлением задумалась, что может быть общего у этого состоятельного господина и работника морга, и даже едва успела занять свою изначальную позицию до того, как вернулся Пахом.

– Собирайся, едем домой.

– А как же дежурство?

– Есть дела поважнее. Да и они не перестанут сюда шастать.

– Может, объяснишь?

– Все дома.

– Брать с собой что-нибудь?

– Как хочешь.

На всякий случай Вера сгребла со стола недопитые бутылки и поспешила за Пахомом на выход.

– Что ж, идея неплохая. Дома будет поуютнее. К тому же я еще твой суп не пробовала.

Пахом молчал всю дорогу, о чем-то размышляя.

Зайдя в квартиру, Вера не выдержала:

– Ну что? Намолчался?

Не говоря ни слова, Пахом отодвинул Веру от двери и закрыл ее на все замки.

– Кто это был? – не унималась она.

– Ты разве не смотрела в окно, когда он уезжал?

– Смотрела, но не успела разглядеть. А я должна была его узнать?

– Это Герман Фишер.

Пахом разулся, повесил куртку и, не снимая шарф, проследовал в кухню. Вера сбросила пальто, сапоги и посеменила за ним.

– Точно! И что столь уважаемый человек забыл в твоем морге?

– Ты же должна была с ним встречаться? Вернее, он с тобой? При каких обстоятельствах? – В глазах Пахома читался живой интерес.

– При обычных. Он приходил ко мне на интервью. Насколько я помню, это известный ученый и врач-трансплантолог. Но на той передаче мы обсуждали какие-то новые вакцины от гриппа. А для зрелищности сделали прививку прямо во время эфира. Мне.

– Смело, – усмехнулся Пахом.

– Что именно?

– Он устроил смотрины на глазах у всей страны. Еще и почву подготовил.

– У тебя «белка», что ли? – раздраженно спросила его Вера.

– А что было потом? После интервью.

– В смысле? Он уехал. Как все.

– И больше никаких контактов с ним не было?

– Нет.

– А где ты была позавчера? Перед аварией? Что вы делали с Антоном?

– Мы ужинали в ресторане. Какого черта? Что за допрос? – взорвалась Вера, но тут же осеклась. – А, вот оно что…

– Что? – Пахом напрягся.

– Туда нас пригласил Фишер, – задумчиво произнесла Вера. – Вернее, меня. После интервью он вручил мне приглашение на двух персон. Сказал, что этот ресторан они открыли недавно вместе с женой и были бы очень рады видеть меня там с моим спутником. Но ни Фишера, ни его жены в тот вечер в ресторане не было.

– Еще бы она там была, – ехидно усмехнулся Пахом.

– Я слышала, что она больна. Но подробностей не знаю. Так какая связь между всеми этими событиями?

Пахом молча выхаживал по маленькой кухне.

– Ну пожалуйста, я устала и хочу домой! – взмолилась Вера. – В понедельник у меня съемка. Можем мы уже покончить со всем этим дерьмом?

– Боюсь, что все только начинается, Вера. Никто не собирается на этом останавливаться. – Пахом наконец-то перестал наматывать круги, облокотился о стол и с сочувствием добавил: – Тебе чертовски не повезло, детка.

– Валяй, рассказывай, – смиренно приготовилась слушать Вера.

7

О смерти люди говорят и знают, что она неизбежна, но никто в нее не верит, поскольку она лежит за пределами понятий о жизни и обусловлена самой жизнью.

Смерть нельзя постичь.

Эрих Мария Ремарк «Тени в раю»

– Герман и Элла Фишеры познакомились на первом курсе мединститута, когда им было по восемнадцать лет. Как уселись за одной партой на первой же лабораторной, так больше и не расставались. В двадцать поженились. Детей у них нет. Все свое время и свою любовь они отдают единственному общему детищу – медицине. Прорыв за двадцать пять лет совместной жизни и работы ими был совершен колоссальный. Перечислю лишь некоторые достижения.

Первое изобретение облегчило жизнь паралитикам. Теперь с помощью встроенного чипа, который изобрели супруги Фишеры, прикованный к кровати или инвалидному креслу человек может управлять своим телом одной силой мысли, минуя спинной мозг. Электронный датчик размером с горошину имплантируется в моторную кору головного мозга. Чип распознает сигналы и передает их на переносной компьютер, который считывает их и посылает на специальный корсет, который носит пациент. Так нужные мышцы приводятся в действие. Весь процесс занимает доли секунды. Однако, чтобы добиться такого результата, команде пришлось изрядно потрудиться.

Быстрее и легче оказалось раз и навсегда побороть вреднейшую привычку человечества – курение. Оказывается, существует вид бактерий, питающихся никотином. При вводе бактерии в организм курящего человека она начинает разрастаться. Таким образом, человек, решивший завязать с курением, избавляется от вредной привычки. Кому захочется выращивать в себе всякую гадость?

Про создание универсальной вакцины от всех видов вируса гриппа тебе уже известно. Кроме того, вот-вот решится проблема лечения болезни Паркинсона. Найдена возможность заменить больные, поврежденные нейроны здоровыми клетками, которые смогут справиться с болезнью, восстановив поставку в мозг дофамина.

– Эй, – перебила его Вера, – ты не забывай, что я, в отличие от вашей расчудесной троицы, медицинских институтов не кончала.

– Хорошо, дальше проще. Фишерам удалось сгенерировать искусственный глаз, способный посылать хороший сигнал в головной мозг. Достигнут прогресс в обезболивании. Теперь можно использовать обычный свет для облегчения боли, при этом применять лекарства с меньшими побочными эффектами. Вполне вероятно, что после дополнительных экспериментов свет сможет полностью заменить лекарства.

– Это все прекрасно и удивительно, но объясни, для чего мне нужно пропитываться благоговейным трепетом к этим людям?

– Не торопись с выводами. Не будем забывать, что Герман Фишер – в первую очередь гениальный трансплантолог. На его счету сотни успешных операций. Сотни донорских органов прижились в телах нуждающихся реципиентов.

Вера поморщилась. Пахом пояснил:

– Донор – тот, кто отдает орган, реципиент – тот, кто принимает. Фишеры давно и успешно справляются с пересадкой внутренних органов. Первым громким прорывом в пересадке частей тела стала пересадка двух донорских кистей рук девятилетнему мальчику из Иркутска. После серьезной инфекции, перенесенной в двухлетнем возрасте, ему пересадили почку и провели двойную ампутацию рук. Хирургическая бригада собрала воедино кости, кровеносные сосуды, нервы, сухожилия и присоединила кисти рук во время сложнейшей десятичасовой операции. Так он стал первым ребенком в мире, прошедшим процедуру по двусторонней трансплантации рук. После операции мальчик нуждался в ежедневных иммунодепрессантах, а также проходил физиотерапию, чтобы максимально восстановить функциональность кистей.

Реципиент вынужден до конца жизни принимать лекарственные препараты и проходить терапию, чтобы минимизировать риск отторжения донорской ткани. Чтобы правильно дозировать иммунодепрессанты, назначенные пациенту после пересадки, важно оценить степень отторжения. Да, препараты снижают риски отторжения, но в то же время подавляют иммунитет. Неточное дозирование – основная причина неблагоприятных последствий трансплантации, но Фишер научился определять пропорцию практически безошибочно, – торжественно объявил Пахом.

– Браво! А ты чего так радуешься по этому поводу? – Вера со скучающим видом потягивала виски из керамической кружки.

– Я уже понял, что впечатлить тебя практически невозможно, но уверен, скоро ты признаешься, что потрясена. Вернее, я увижу это по твоим глазам. – Пахом с многообещающим видом прищурился и продолжил: – В студенческие времена я зачитывался работами Фишера и пристально следил за его успехами. Могу говорить об этом бесконечно, но для тебя попытаюсь максимально сократить курс.

Большим спросом в практике Фишеров пользуется такая процедура, как пересадка лица. Люди, пострадавшие от сильных ожогов, операций, нападений животных и потерявшие часть лицевой ткани или всю кожу, непременно обращаются к Герману Фишеру. Первую операцию он провел на женщине, которая была изувечена собакой. Из двадцати шести последующих трансплантатов четверо реципиентов умерли, а остальные всю жизнь должны принимать иммунодепрессанты, что сказывается на здоровье. Но Фишер со временем научился сводить их вредное действие к минимуму. Он не бросил ни одного из своих пациентов. Как только ему удавалось найти способ усовершенствовать посттрансплантационную терапию, он сразу же связывался со всеми. Одна из самых продолжительных операций по пересадке лица продлилась тридцать шесть часов. Пациенту из Англии заменили кожу от линии роста волос до шеи. Бедолага пострадал от пулевого ранения, которое оставило его без зубов, носа и части языка. Сейчас он восстановил лицевые ощущения, может улыбаться, ощущать запах, вкус, есть, и он учится разговаривать.

– Меня сейчас стошнит. Обязательно все это слушать?

– Еще немного потерпи, и я лично подержу твои прекрасные волосы, когда тебя начнет выворачивать наизнанку.

Вера отодвинула стакан с виски, в горле образовался ком.

– Ну и следующим событием в карьере Фишера стал феноменальный эксперимент по пересадке человеческой головы.

– Ладно, валяй. Вешай мне лапшу на уши, если тебе это так нравится. Все равно я ни за что не поверю в этот бред.

– Это не бред, а колоссальный прорыв в медицине. И возможность дать человеку шанс на полноценную жизнь.

– Ага, одним спасут жизнь, а у других отнимут. Вот сиди и гадай, хватит у тебя денег на новый орган? Или ты, наоборот, пойдешь в расходный материал? Убей одного для того, чтобы спасти другого – вот один девиз трансплантологов. Деньги не пахнут и бога нет – два других.

– А ты проницательна.

– А ты думал, совсем дуреха перед тобой? Тоже институт окончила, хоть и не мед.

– Ну отчего же сразу «отнимут»? Рассмотрим ситуацию смерти от черепно-мозговой травмы, когда тело остается целым.

– Когда на кону миллионы долларов или евро, никто не будет ждать подходящего донора. Но в любом случае пересадка головы – это уже чересчур.

– Ну почему же? Первую операцию по пересадке головы обезьяне провели еще сорок пять лет назад. Это широко известный в узких кругах факт. Фишер также тренировался на обезьянах, мышах и трупах.

До этого времени не существовало способа успешно отсоединить спинной мозг, но последние достижения сделали такую процедуру возможной. Именно благодаря ей теперь можно по-новому бороться со смертельными заболеваниями. Несведущему человеку сложно такое представить, но здоровую голову можно буквально отделить от больного тела и присоединить к здоровому.

Перед операцией тела пациентов охлаждают до восемнадцати градусов Цельсия. Затем извлекают спинной мозг и заменяют его другим. Новое тело и голова склеиваются с помощью неорганического полимерного клея. В основе лежат опыты на собаках и других животных. Сложность состоит в том, чтобы обратно соединить каждую артерию, мышцу и реанимировать другие связи. Но Фишер посчитал достаточным восстановить только несколько из них, чтобы пациент смог в какой-то степени управлять своим передвижением. Затем с помощью электрической стимуляции спинного мозга нервные клетки обучаются новым функциям. Головы нужно удалить одновременно и вновь соединить в течение часа, так как это самое долгое время, в течение которого мозг человека может оставаться без постоянного потока крови и кислорода. Новое тело, как правило, берется от донора с мертвым мозгом, но здоровыми органами. Донором может стать человек, попавший в аварию, страдающий неизлечимой формой рака или даже заключенный, приговоренный к смерти.

После соединения мышц и кровеносных сосудов пациента вводят в кому на четыре недели, чтобы на то время, пока голова и тело будут заживать, он не шевелился. После пробуждения он должен быть способен двигаться, чувствовать свое лицо и даже говорить тем же голосом. Такие операции дают надежду тысячам парализованных и нетрудоспособных людей.

– И при чем здесь я? В чем заключается мое невезение?

– Это самое сложное… Рассказать живому человеку о таком.

– Ладно, не ломайся, какие еще гадости у тебя в арсенале? Выкладывай.

– Оговорюсь сразу, что я практически ничего не знал до сегодняшнего дня. Не знал подробностей на твой счет, – дальнейшее ораторство давалось Пахому явно с большим трудом. – Следует начать с того, что случилось с женой Фишера, – поймав возмущенный взгляд Веры, он пояснил: – Это уже напрямую касается тебя, поверь. Так вот, три года назад в семье Фишеров случилась страшная трагедия. Супруги путешествовали по Европе на автомобиле, и на одном из серпантинов Герман не справился с управлением. Автомобиль сорвался с обрыва и загорелся. Герман был не пристегнут и вылетел через стекло, а вот Элла, его жена, сильно пострадала. Ее жизнь удалось спасти, но сто процентов тела было изуродовано ожогом первой степени. Борьба за ее жизнь была долгой и непростой, а когда угроза миновала и стало понятно, что Элла будет жить, много времени ушло на восстановление нормальной жизнедеятельности ее организма. Работа в лаборатории Фишеров встала почти на два года. Никаких новых открытий, операций, все силы Герман направил на лечение жены. Ну и конечно, им обоим довольно скоро стало понятно, что все их последние совместные достижения и изобретения носят судьбоносный для них самих же характер. После ряда успешных и не очень операций по пересадке не просто органов, но и целых частей тела, следующим и главным пациентом Германа станет его жена Элла Фишер. На ранней стадии реабилитации Фишер заменил ей несколько внутренних органов, но для более серьезных операций организм Эллы должен был как следует окрепнуть. А в это время им было чем заняться: поиск подходящего донора – долгий и хлопотный процесс. В свои сорок, когда случилась трагедия, Элла выглядела потрясающе: стройная, красивая моложавая женщина. В общем, планку они задали высокую.

– Я извиняюсь, а какую часть тела они для нее ищут? Что-то я не совсем догоняю.

Пахом вздохнул и не моргая уставился на Веру:

– Легче сказать, какую часть тела они не ищут. Им нужно практически все, кроме чужого мозга. То есть они просто подыскивают подходящее тело. И естественно, оно должно устраивать их обоих. Их любовь, конечно, очень крепка, но Элла отдает себе отчет в том, что если тело ее донора будет недостаточно привлекательным, то рано или поздно Герман потеряет к ней интерес как к женщине. В общем, вариантов, не противоречащих этическим нормам, практически не попадалось, несмотря на то, что Фишер активно мониторил всех пациенток женского пола, чей мозг по каким-либо причинам прекратил свою жизнедеятельность. Но шли месяцы, Элла крепла, и теперь она практически готова к операции. В общем, супруги решили, что могут позволить себе такую роскошь, как выбор совершенно здорового и жизнеспособного тела в качестве донора. Все-таки операция предполагается очень сложная, двухэтапная. Поскольку пересадка головного мозга пока не представляется возможной, придется сначала пересадить голову Эллы на тело донора, а затем провести пересадку лица и скальпа донора на ее голову. Это жуткое на первый взгляд мероприятие можно оправдать, ведь польза от Эллы в здоровом теле в дальнейшем, несомненно, перекроет столь маленькую жертву. Несравненно больше людей погибло и лишилось помощи, пока Элла не ассистировала Герману и не вдохновляла его. С новыми силами они спасут сотни, а то и тысячи жизней.

Пахом заметил, что Вера побледнела, и замолчал.

– Так это я? – прошептала она белыми губами. – Они выбрали меня?

– Вы с Эллой похожи, как близнецы, – смиренно ответил Пахом, как будто испытывая некоторое облегчение от того, что Вера сама догадалась, к чему он вел все это время.

– Были похожи, – поправила она.

– Да, особенно когда Элла была моложе. Я видел фото. Это действительно так. Как только они впервые увидели тебя в эфире, все сомнения отпали раз и навсегда. Элла грезит твоим телом, твоим лицом, волосами, а Герман не собирается ей отказывать. Несмотря на то что решение было принято на девяносто девять процентов, Герман пришел к тебе на передачу познакомиться лично, после чего окончательно утвердился в выбранной кандидатуре.

– Для этого я оказалась в морге? А ты тот самый курьер, который должен был передать ему трофей в виде моего тела?

– Не совсем. Я действительно не знал, что ты не совсем мертва.

– В смысле? Я была жива!

– Не совсем, – повторил Пахом. – Препарат, который попал в твой организм, когда ты ужинала в ресторане Фишера, должен был вызвать что-то вроде клинической смерти, а точнее – состояние, при котором все жизненные процессы замедляются настолько, что даже опытный врач не обнаружит у тебя признаков жизни. Препарат должен был действовать двадцать четыре часа. В рамках этого времени Фишер планировал провести операцию, предварительно восстановив нормальную жизнедеятельность с помощью электрошока.

Но с самого начала все пошло не так. Сначала ты умудрилась попасть в аварию. Фишер решил, что все пропало, изувеченное или травмированное тело ему уже ни к чему. Но на его счастье, в аварии ты не пострадала. В итоге этот факт даже сыграл ему на руку и отвел лишние подозрения от обстоятельств твоей смерти. Но вот твое пробуждение в морге раньше положенного времени в его планы никак не входило. Только представь его состояние: Элла уже лежит на операционном столе в ожидании донора, а он вынужден сообщить несчастной жене, что донор испарился.