Текст книги "Галерея неудачников. и другие рассказы и повести"

Трусики
Ироническая драма

В жизни Она боялась только одного – умереть в некрасивых… пардон… трусиках. Это был Её «бзик», «фишка», «пунктик» – как угодно. Но он был!

В детстве Она увидела аварию, когда груженый самосвал сбил возле универмага женщину, которая от удара подлетела вверх и когда упала, у неё задралась юбка, и всему миру открылись позорные светлые трусы – застиранные панталоны с мелкими дырочками. Тогда Она даже не заметила отлетевшей на несколько метров окровавленной головы, с которой отчего-то не сорвалась порозовевшая вязанная шапочка. Перед глазами стояли только эти застиранные трикотажные трусы, неопределённого цвета.

Именно тогда Она решила, что будет уходить в мир иной только в бесподобном фирменном белье. И чтобы никогда смерть не застала бы Её врасплох.

С тех пор прошло много лет. Она стала преуспевающим бизнесменом. И хотя звезд с неба не хватала, но имела небольшую сеть бутиков нижнего дамского белья, под общей маркой «Иоланта». Она слыла дамой изысканной и волевой. Годы неудач на любовном фронте и конкурентной борьбы в бизнесе, из белокурой «Барби», сделали непотопляемый авианосец, с маской железной леди. Но детский «пунктик» всё так же довлел над Ней, давно превратившись в навязчивую идею. Теперь в любое путешествие она везла с собой целый багаж фирменных трусиков, которые меняла каждые два часа, так, как некоторые принимают лекарства… Надо ли говорить, что никто об этой фобии даже не догадывался.

Как-то, осенью, Она летела на самолёте, в салоне бизнес-класса, во Владивосток. Исполненная радужных ожиданий от встречи с краем России, а затем и с Японскими островами, она ощущала себя полностью самодостаточной и абсолютно счастливой. Как вдруг самолет начало трясти… Пассажиры молча, с испугом оглядывались друг на друга. Самолёт угрожающе наклонился на бок и начал планомерно терять высоту.

Она уронила бокал белого вина себе на брюки, молча вцепилась в поручни кресла и с удовлетворением подумала, что какая она молодец, ведь если сейчас и погибнет, то в шикарной, утонченной одежде и умопомрачительных трусиках из последней коллекции. Она приняла изящную позу и замерла.

Окружающие её пассажиры, будучи людьми весьма состоятельными, а некоторые ещё и очень влиятельными, сохраняли хладнокровное спокойствие. Лишь некоторые менторским тоном потребовали у бортпроводницы немедленного объяснения – что происходит. У, ещё недавно чопорной девицы, дрожали губы и колени… Но через минуту перед ними вырос летчик из командного состава, вытянувшись по стойке смирно, на сколько позволяла тряска, испуганно докладывал, что самолёт попал в зону турбулентности и производит экстренную посадку в аэропорту какого-то уральского городка. При этом офицера немилосердно швыряло из стороны в сторону перед окаменевшими олигархами….

Она очнулась в лесу. Над ней простиралось бездонное чёрное небо с пронзительно сияющими звездами. Отчего-то нестерпимо пахло жареным мясом и горелым пластиком.

Она с трудом, превозмогая адскую боль, повернула голову и последнее, что предстало перед её угасающим взором – это тлеющие фрагменты полностью разрушенного самолёта и тех, кто ещё недавно были людьми, а так же своё обгорелое тело, на котором красовались рваные, заляпанные грязью и кровью трусики…

Анапа 2007 год

Расист
Иронический рассказ

Жан Пьер Лекруа всегда гордился своим презрением к чернокожим, как он говорил – «нигерам» и сам себя называл убежденным, закоренелым расистом.

Жан Пьер родился во Франции. Закончив экономический факультет Парижского университета, его, как молодого и перспективного специалиста отправили в республику Чад, чему он был несказанно рад.

В африканской стране он служил бухгалтером при посольстве Франции. И надо сказать – был весьма доволен своей жизнью. Всего три, четыре часа бумажной рутины. Зато потом – весь день в его распоряжении – теннисный корт, бассейн с прохладной водой, тренажерный зал ждали его появления. И при всём этом Жан Пьер был – светлокожим, а значит почти небожителем – гражданином цивилизованной страны. Ощущение некоей избранности придавало ему небывалый жизненный подъём, а в движениях присутствовала некая царственная грация.

Можно было провести целую жизнь в Раю, огороженном от «нигеров» колючей проволокой. Но была одна проблема. Скажем так – существенная проблема для здорового мужчины вполне традиционной половой ориентации. В посольском городке было очень мало женщин. Да и те, что были – или замужем или стары. И ему очень редко перепадал секс с белой женщиной.

Иногда, Жан Пьер вместе с несколькими сослуживцами и небольшой охраной выходили в город Нджамена в поисках подходящей девушки. И такие всегда находились. Некоторые родители специально не портили лица своих дочерей, чтобы можно было продать их на ночь привередливым, но щедрым белокожим иностранцам.

Как бы не презирал Жан Пьер чернокожих аборигенов, но природа брала своё. Купив у родителей девушку за небольшую плату, он приводил её в свою комнату. Самым ужасным во всей ситуации было то, что, даже отмыв чернокожую красавицу в душе со всевозможными гелями, как только она начинала возбуждаться и потеть, сквозь ароматы парфюма неизменно источались миазмы стойкого, неподражаемого, тошнотворного африканского запаха. Отчего Жан Пьер вместо того, чтобы с облегчением кончить в стонущую от вожделения девицу, всякий раз вскакивал и, зажав рот, чтобы не вырвать, бежал в ванную. Отдышавшись, он выталкивал ничего не понимающую девицу на улицу. И уже сам заканчивал процесс семяизвержения, ненавидя себя, ненавидя «вонючих нигеров». И в эти минуты он ощущал себя расистом до мозга костей. А как можно не быть расистом, если за последние десять лет у него не было почти ни одного нормального полового акта.

Неизвестно, сколько бы продолжалась подобная жизнь француза в Африке, если бы в республике Чад не случилась революция.

Повстанцы, захватив, как полагается в таких случаях, все стратегически важные объекты, приказали оккупантам, то есть французам, убираться вон из страны. Чему, собственно говоря, на данный момент, Жан Пьер был несказанно рад.

Но, приехав в Париж, он уже не узнавал свою родину, которую столь же густо наводнили «черномазые» всех сортов. Последней каплей стал чиновник, у которого Жан Пьер получал вид на жительство. Он был цвета горького шоколада.

– Я на вас в суд подам, если ещё будете на меня так смотреть, – грозно пообещал чиновник. – Знаю я вас, расистов.

«Бежать! Бежать отсюда подальше! Туда, где живут только белокожие люди!» – решил Жан Пьер.

Не медля, он купил карту мира. Так, куда податься? Норвегия, Финляндия, Нидерланды, Швейцария… Уж там наверняка одни белые. Но Жан Пьер так привык к теплу, что жить в северных странах ему не улыбалось. Так, где ещё нет засилья чёрных? Вся гостеприимная Европа заполнена черными беженцами. Об Американском континенте и говорить нечего. Есть! Нашел! На карте красовалось огромное государство, которое всё мировое сообщество боялось, ненавидело и старательно игнорировало.

В свободное время Жан Пьер очень любил смотреть каналы новостей. Из них француз знал, что в России живут только белокожие люди. Мало того – россияне закоренелые расисты. Многие цветные народы просят убежища в других странах, покидая жестокую Россию – взять хотя бы недавний исход турок месхетинцев.

А наводят порядки в России группировки скинхедов. В душе Жан Пьер очень уважал этих неведомых бритоголовых парней, проводящих чистку в далекой стране и жалел, что их не было в Париже.

Подкованный подобными знаниями, Жан Пьер сказал себе: «Вот мой новый дом». И выбрал самую южную столицу России – Краснодар.

Выучив русский язык и оформив надлежащие документы, на всякий случай, всё же оставшись подданным Франции, Жан Пьер приехал в Россию.

Он очень быстро обосновался в Краснодаре, который, кстати, ему не очень понравился – хаос построек давно не ремонтированных зданий, выщербленные мостовые. Но все бытовые неудобства компенсировали люди. К наслаждению Жан Пьера, они все были белокожие, стройные и вполне прилично одетые.

В первый же вечер уик-энда Жан Пьер, вместе с русским сослуживцем, решил посетить ночной клуб.

И тут французу повезло!

Он познакомился с очаровательной рыжеволосой девушкой. Кожа юной россиянки была на столько белой, что в руках француза её маленькая ладонь казалась вылепленной из чистого снега. А как она пахла!

Когда Жан Пьер танцевал с девушкой, шепча ей на ушко милые шутки, он до головокружения вдыхал её аромат. Так пахло в солнечный день; так пах круассан в его детстве, когда с утра булочник приносил в их дом свежую выпечку; так пах свежескошенный луг после дождя…

Подобного наслаждения Жан Пьер не испытывал давно. Было видно, что и девушка от него без ума. А ещё она была не продажной проституткой, а вполне приличной студенткой пятого курса факультета психологии. И имя у неё было мелодичное – Алёна.

Когда француз пригласил девушку к себе в номер, она с радостью согласилась. В обнимку, они вышли из ночного клуба. Жан Пьер уже предвкушал ночь, полную бурной, страстной любви…

Но дошла парочка только до поворота, за которым стоял новенький «Нисан» француза.

Из темноты, перед ними возникли несколько верзил в одинаковых черных куртках, черных штанах, заправленных в высокие армейские ботинки и с абсолютно лысыми головами.

– Что, «чёрнозадый», приехал наших девочек портить?

Жан Пьер сначала даже не понял, что обращаются к нему. Но так, как на улице больше никого не было, приходилось принимать действительность как данность – его только что назвали «чёрнозадым». Его! Так его ещё никогда не называли…

– Я не «Чёрно… задый». Я – белый. – Внутри у Жан Пьера постепенно холодело. Он понял, что перед ним скинхеды. Надо объяснить, что он свой, белый, и что тут какое-то недоразумение.

– Ха, если ты, «черномазый» – белый, то я – балерина.

– Вот что, «черно*опый», мотай обратно в свою Нигерию, или откуда ты там. Россия для русских! Понаехали тут, уроды! Мало нам своих «чурок». Еще и арабы поперли!

– Я не араб. Я – француз. Я – белый…

Но Жан Пьера уже не слушали. Молодчики, отработанными движениями бывалых бойцов, наносили удары по холеному телу француза.

– Держи девку! – проорал один из скинхедов. И Жан Пьер, сквозь боль затекших век, с облегчением увидел, что рыжеволосая девушка стремительно уносится вдаль, по улице, что-то крича в мобильник.

Звуки воющих сирен вспугнули озверелую толпу молодчиков.

Когда подъехала милиция и скорая, Жан Пьер был в сознании. Подошедший милиционер, обращаясь ко второму, констатировал:

– Скинхеды еще одного араба обработали. За сегодняшнюю ночь – уже второй. Зови врачей. Этому еще повезло – жив остался. Девчонка во время позвонила. А иначе бы все – второй труп, мать его… Так, что там в документах? Опа, смотри – француз.

– Да, но скинхедам то по фиг – из Европы он или нет. Они по морде бьют, а не по паспорту. Расисты хреновы…

Анапа 2008 год

Попа
Быль

В юности иногда, от скуки, я любила полистать телефонный справочник, читая в нём невообразимые фамилии, которыми были одарены телефонные абоненты проказницей судьбой. Наши фамилии – это атлас мировой российской души. И какие только прозвища не доставались семьям, благодаря далёкому предку, оставившему о себе напоминание потомкам. Как-то мы с подругой среди прочих забавных фамилий потешались над фамилией Попа. Это надо же, живёт же где-то в нашем городе мужчина по фамилии Попа. Абсолютно спокойно спит, завтракает – так же, как и все, затем идет на работу, где ему говорят: «Уважаемый Попа, сделайте то-то и то-то», или вызывают по коммутатору, взывая по огромным цехам завода: «Товарищ Попа, пройдите туда-то» и весь многотысячный коллектив внимательно прослушивает объявление… И Попа продолжает свою незамысловатую жизнь с потешной фамилией. А вечером он возвращается домой, где его, наверняка ждет Попа жена и дети, у каждого из которых фамилия Попа. Тяжело, наверное, приходится детям во дворе. А может быть, когда его жена, ещё будучи невестой, не желала брать фамилию Попа, жених доказывал ей, что Попа – французская фамилия и ударение надо делать на последний слог – ПопА, и что он гордится своей фамилией и необходимо, чтобы она осталась в веках. Короче, размышляя подобным образом, ну и ржали мы с моей подругой. Кто бы знал, что невинная шалость глупых девчонок вдруг получит продолжение.

Однажды, когда я уже была известным «в узких кругах» сценаристом, режиссер Наталья Громова пригласила меня со своим театром на рождественские каникулы в Санкт-Петербург – так сказать подарок за мои труды на поприще служения Мельпомене. После изысканного отдыха – пробега галопом по всем музеям Великой столицы, так сказать «галопом по Европам», мы возвращались домой вечером тринадцатого января. Каждый русский знает – это наш законный Старый Новый Год, отпраздновать который считается просто святым делом. Почти все вагоны состава заполняли школьники, и прочие экскурсионные группы любителей попутешествовать в новогодние каникулы. В нашем вагоне, как оказалось, ехала делегация гимназии, которой руководил… тот самый Попа из телефонного справочника. Нас с режиссером, как людей творческих и неординарных, директор Попа и преподавательский состав гимназии пригласили отпраздновать ночь Старого Нового года в своем купе. Были с нами и ещё какие-то важные лица – типа мэра одного из городков нашей области – когда он выходил в подотчётном ему городке, перрон встретил его бравурным маршем замерзающего оркестра и грандиозным фейерверком, который мы наблюдали из окошек вагона, не решаясь выйти на тридцатиградусный мороз. Вот это было шоу! Сплошной восторг.

Но тогда, сидя за столиком с директором Попа, я украдкой смотрела на него, и, пребывая в глубокой задумчивости размышляла: «А каково это – жить с фамилией Попа? Я раньше думала, что удручающе, а вот ведь, нет. Вот он, такой жизнерадостный, самодостаточный, с чудесным чувством юмора, вполне состоявшийся мужчина. А между тем его зовут Попа, и ничего уже с этим не поделаешь. И все об этом знают. И что бы этот респектабельный мужчина не говорил, с какими бы влиятельными лицами не дружил, как бы его ни уважали подчиненные, каждый потом скажет – а мы ехали в купе с Попой. И ведь все будут представлять именно уважаемого в городе директора, которого обожают гимназисты, и никто даже не подумает о странности фамилии, разве что глупые подростки, вроде нас, тогда, ещё ничего не понимающих в грандиозном мироустройстве…

А сам Попа постоянно, спрашивал меня: «Оленька, о чем это вы все размышляете? Опять сочиняете какой-нибудь шедевр?»

А что я могла ответить?

Северодвинск – Анапа 2008 год

Чайка
Социальная драма

Когда она похудела – ее бросил любовник.

Рита Лебедева родилась в интеллигентной семье – папа окончил Тимирязевскую академию, а мама педагогический институт. Молодых специалистов направили на работу в Российскую глубинку, в Краснодарский край, где их приняли очень гостеприимно и новоиспечённые агроном и директор школы принялись созидать на благо Родины. Мама, с тоской вспоминающая далёкую и уже не достижимую столицу, с особым старанием культивировала в своих детях мысль о непременной учёбе в одном из вузов Москвы. И не удивительно, что сразу же после школы, покинув захолустный городок Краснодарского края, Рита Лебедева поехала в след за братом покорять Москву, как и миллионы российских девчонок и мальчишек, до и после описанных событий.

И надо сказать, что ей повезло. Закончив не дорогой институт менеджмента, Рита, к своей несказанной радости, осталась в столице, найдя работу – хорошо оплачиваемую должность менеджера зала, в маленьком элитном кафе – клубе для геев. Её оттого и взяли, что Рита не была красавицей, но очень милой и с хорошими манерами. Девушку сразу же предупредили, что приставать к клиентам, даже смотреть на них «стреляя глазками» – равносильно немедленному увольнению.

По началу, любвеобильной Рите было невыносимо сдерживать себя – слюнки текли от изобилия. Кто бы знал, какие красавцы парни и мужчины окружали Риту! Какие у них были тренированные тела со всеми положенными бицепсами и трицепсами. Какие у них были манеры. А как утонченны и эрудированны! Жаль только, что все посетители клуба, окончательно и бесповоротно были потеряны для женского пола.

Сначала Рита с улыбкой смотрела на то, как ухоженные мужчины ласково воркуют друг с другом, нежно прижимаясь, поглаживая друг друга. Через несколько лет Риту уже тошнило от «педирастичных» красавцев. Временами она впадала в чудовищные депрессии. Но от приверженности к мужскому полу не отказалась.

Как-то раз, Рита, совершенно случайно переспала со своим бывшим сокурсником и у неё родилась дочь Томочка. Однокурсника она даже не стала ставить в известность. Зачем? У того давно своя семья и вроде бы двое детей. Зачем рушить жизнь парню. А Рита вполне не плохо обеспечивала себя, своего нигде не работающего брата музыканта – гения, пропадающего в студиях звукозаписи, а так же маму, которая потихоньку откладывала деньги, присланные дочерью, не тратя ни копейки – а вдруг закончится дочкино везение и той, вернувшись домой, будет на что жить первое время.

***

Когда Томочке было пять лет, Рита познакомилась со своим мужем. Он несколько раз приходил в Гей клуб, так же общался с остальными Геями, но отчего-то пристально посматривал на Риту. Парень напоминал девушке симпатичного плюшевого мишку – увальня с огромными добрыми глазами, как у коровы и мягкими беззащитными губами. Такие губы, по мнению Риты, обычно скрывают за усами и бородой. Однажды «симпатяшка» подошел к Рите. И то, что он сказал, перевернуло всю её дальнейшую жизнь.

Денис, а именно так его и звали, сделал Рите деловое предложение руки и сердца.

Он тоже оказался геем, о чём сразу же так и сообщил:

– Я – гей. Ты – вполне приличная девушка, на сколько выяснилось. И у меня к тебе деловое предложение – выходи за меня замуж.

Оказалось, что родители Дениса были людьми старой формации, дорожащие репутацией превыше всего. Папа Дениса, будучи весьма уважаемым конструктором отечественной авиации, имел свой самолет, переоборудованный в шикарный воздушный отель, который нанимали звезды шоу-бизнеса и прочие состоятельные лица. Мама являлась просто очень интеллигентной светской дамой. И родители не могли дождаться, когда же их единственный сын женится и заведёт ребенка. Если бы родители узнали, что их любимый сыночек – «голубой», они непременно завещали бы всё свое движимое и не движимое имущество в фонд развития любимой авиации. Подобного развития событий Денис, разумеется, допустить не мог. На его счастье, друзья подсказали выход из создавшейся ситуации. Этим «выходом» оказалась «своя в доску» менеджер Рита, которая была мила, изысканна, чистоплотна, не приставала к Геям и много лет скиталась по съемным квартирам.

– Значит так, – деловито говорил Денис, в присутствии нотариуса. – Ты будешь называться моей женой. Томочка – мой ребенок, которого я, якобы скрывал от всех пять лет. Фамилию я тебе свою не дам. На людях ты изображаешь нежнейшую привязанность ко мне, только не лезь целоваться – буду вычитать штраф из жалования. А ты в свою очередь, ежемесячно получаешь две тысячи… ну ладно, три тысячи евро. Живешь в моей квартире. Контракт истекает сразу же после смерти родителей. Да, ты обязана быть с моими предками предельно вежлива, и не смей их называть мамой и папой.

Рита с радостью подписала контракт. Теперь её личная жизнь была устроена. Родители новоявленного мужа оказались очень приятными, хотя и абсолютно равнодушными людьми. Такое чувство, что они с Денисом и Ритой существовали в разных мирах. Родители, с доброжелательными улыбками, выслушали известие о свадьбе их единственного сына. Когда им показали «дочку» Томочку, они одобрительно переглянулись и сказав: «Мы за тебя рады, сынок», – удалились на очередной банкет или презентацию. К глубокому облегчению Риты, их практически никогда не было дома, и ей не часто приходилась разыгрывать спектакль счастливой семейной жизни. Когда Сергей Валерианович пропадал на службе, Нина Борисовна посещала фитнес центры, салоны красоты, вернисажи и так далее. А на выходные, состоятельная чета всегда улетала из страны, куда глаза глядят.

Денис и Рита, неожиданно стали хорошими подругами. По вечерам, ложась спать в одну, очень широкую постель, под разные пуховые одеяла, они делились всем происшедшим за день. Партнеры у Дениса менялись один за другим, и он каждый раз рыдал на груди у Риты, обслюнявив всё её белье, переживая из-за очередного разрыва.

Потекла вполне благополучная жизнь. Денис занимался своим самолетом, богатыми клиентами и поисками любимого. Рита всё так же оставалась в Гей клубе, не бросая работу – мало ли что. Ведь родители мужа не столь молоды и если что – у неё есть твердый заработок, как путь к отступлению.

Рита похорошела – ботокс в губах, дорогие накладные волосы – часы, проведенные в салонах красоты, возымели своё дело. Она стала ухоженной, респектабельной дамой, которую уважали, как невестку известного конструктора. Но в личной жизни всё было как-то безрадостно. Ну не могла она найти для себя ни одного настоящего мужчины. «Клевали» на Риту только молодые мальчики студенческого возраста. Она их кормила и поила в дорогих ресторанах, за что те ей были благодарны и дарили ночи бурной страсти. И всё было бы хорошо. Но Рите не хватало, безумно не хватало именно настоящей мужской ласки. Ни один из Ритиных студентов не мог сжать её в объятиях так, чтобы хрустнули косточки, чтобы сладкая истома потекла по всему телу, закружилась голова, и она смогла бы ощутить себя женщиной в самом нежном понимании этого слова.

Нет, Рита вынуждена выглядеть волевой, стервозной девушкой Вамп, властной, подкармливающей студентов – воробушков.

Как-то, один из студентов, Рита даже не помнила, как его звали, обиделся на неё за то, что в ресторане она назвала его воробьем. Так и сказала:

– Клюй креветки, воробушек.

Их отношения уже были в стадии разрыва, и студент позволил себе ехидно произнести:

– А сама то – Чайка.

– И чем плохо быть Чайкой?

– Да тем, что Чайкой называют жену голубого. Я про тебя кое-что узнал.

– Ну и фиг с тобой. – Тогда Рита, с милой улыбкой, как можно изящнее встала и ушла, оставив студента с неоплаченным счетом. Пусть выкручивается сам за своё хамство.

***

Где-то лет через десять, родители Дениса подошли к Рите и спросили:

– Девочка, милая, а почему вы не заводите второго ребеночка? Если ты не можешь, давай найдем вам другую девочку – пусть она родит вам суррогатного ребенка. Мы всё оплатим.

Пришлось выкручиваться. Рита оказалась до неприличия здорова. Это выяснилось в следующие два месяца обследований. Денис тоже вполне репродуктивен. Но за определенную сумму, он получил весьма удручающее заключение профессора о том, что в результате простуды, наступили осложнения… В общем, Денис никогда больше не сможет иметь детей.

Родители не проявили никаких эмоций. Отец просто забрал вердикт и убрал его в сейф. Больше к этому вопросу никто и никогда не возвращался.

Время шло. Денис, наконец-то встретил своего любимого человека. Он всё чаще не ночевал дома, да и относиться к Рите начал с явным пренебрежением. Как-то незаметно, Денис перестал отдавать ей оговоренную в контракте сумму, и когда Рита заикалась, что всё расскажет родителям, кидал ей купюры евро, как подачки, со словами: «Шантажистка!». Рите было обидно до слёз. А как же нотариально заверенный договор? И никакая она не шантажистка.

В тот месяц Денис опять «забыл» дать ей денег. Рита была на мели. Только что она оплатила семестр за учебу Томочки. Дочь уже училась на втором курсе педагогического института.

Как-то утром у неё с Денисом произошел бурный скандал, после чего, он отработанным движением руки, швырнул в Риту тысячей евро:

– Подавись, сука! – Теперь отношения у «супругов» напоминали арену боевых действий. Денис ненавидел Риту и Томочку. Риту безумно раздражал располневший брюзга, разбрасывающий по комнате порно журналы для геев.

Родители, ставшие как-то свидетелями скандала, сказали Денису, как отрезали:

– Разведешься с Риточкой – лишим наследства – всё Томочке отпишем.

Денис присмирел, но Риту с Томочкой возненавидел ещё больше.

Так вот, совершенно разбитая безобразной сценой с «мужем», Рита брела по ГУМу. Когда ей было плохо, она всегда приходила в этот мир роскоши и изысканной беззаботности. За последнее время Рита располнела, ботокс в губах рассосался, и студенты перестали обращать на неё внимание. Да и ей самой безумно надоело соблазнять слюнявых «халявщиков». А ещё, в этот день ей исполнилось сорок лет. И никто не вспомнил о её дне рождения, даже эгоцентричная Томочка, которая вот уже несколько месяцев жила у подруги. Дочка, как и те студенты, только и умела говорить – «дай» и «хочу». А между тем, ей уже сорок. И цифра подобная звучит как приговор. Вот с такими мыслями Рита брела мимо сияющих утонченной роскошью витрин, как неожиданно её окликнули:

– Девушка, это вы обронили?

Рита обернулась. Перед ней стоял Настоящий Мужчина, абсолютно такой же, каким она его себе рисовала в фантазиях. Он был в бежевом пальто и держал в руке перчатку.

Рита грустно улыбнулась – ну вот ещё и дорогущую перчатку чуть не потеряла. И её глаза совсем не кстати, наполнились слезами. Мужчина, отдавая Рите перчатку, внимательно посмотрел на неё. И просто предложил Рите сходить и вместе выпить по чашечке кофе, на что она, неожиданно для себя, согласилась. Сев за столик, выбранного им ресторана, Рита раскрыла предложенное ей меню – напротив наименований блюд не было цен.

– Я замужем, – сказала Рита.

– Я тоже… в смысле – женат, – ответил мужчина. – Но у вашего мужа, по-видимому, другая?

– Другой…

– В чем-то мы с вами похожи. Вы представляете, у моей жены тоже другой. И на сколько я знаю – уже очень давно.

***

Так начался первый в жизни Риты бурный роман с Настоящим Мужчиной. Он водил её в рестораны; они занимались любовью в роскошных отелях. Настоящий Мужчина при каждой встрече дарил ей гарнитуры потрясающего нижнего белья и мог любоваться ею часами. И обнимал он её именно так, как она мечтала долгие годы ожидания настоящей страсти.

Незаметно пролетел почти год. Как-то друзья Геи пригласили Риту отпраздновать Новый год по восточному календарю на Тайване, на что она с радостью согласилась. В Тайбэе, в первый же вечер Рита отравилась, отведав экзотической пищи в одной из городских забегаловок.

Месяц нескончаемого дисбактериоза сделали свое дело. В Москву Рита вернулась ни сколько не отдохнувшая, абсолютно не насладившаяся красотами далекого острова, зато похудевшая почти на двадцать килограмм. Она снова вкачала в губы ботокс, сделала легкую липосакцию, растянувшейся кожи, и стала вновь похожа на молодую девушку.

По дороге из аэропорта Рита позвонила в гей клуб, где ей очень вежливо предложили приехать за расчётом – за время болезни, место менеджера зала заняла более молодая девушка. Плевать, ведь Рите предстояла встреча с её любимым. Когда она подбежала к любовнику, он несколько опешил, внимательно рассматривая Риту, словно не узнавая. На лице его явно проступало разочарование.

– Как ты стала похожа на мою жену. – Он, слегка скривив губы, протянул Рите цветы и пакет. – Прощай. – Резко развернулся и ушел. Как Настоящий Мужчина, он не мог позволить себе, требовать от сияющей и довольной своей внешностью девушки, пойти на такую жертву, чтобы ради него она снова пополнела и стала той мягкой душечкой, которую он так любил тискать в объятиях. А терпеть рядом с собой вторую высохшую, наполненную ботоксом и силиконом куклу, было выше его сил.

Рита, конечно же, не слышала размышлений Настоящего Мужчины. Она стояла, как вкопанная и смотрела, как уезжает его «Мазда». Сев в свою машину, отшвырнув цветы на заднее сиденье, она развернула изящно оформленный пакетик и, достав из него гарнитур нижнего белья пятидесятого размера, всё поняла.

Любовник бросил её потому, что она похудела.

Нарыдавшись вволю, Рита приехала домой. Денис, с порога, дерганой скороговоркой завопил:

– А, явилась! Собирай свои шмотки и вали отсюда.

Рита, не раздеваясь, вошла в гостиную, где на изящном диванчике восседал полный мужчина почтенного возраста. Весь его респектабельный облик выражал абсолютную удовлетворенность своей персоной. Рита сразу узнала депутата, лицо которого часто мелькало на экранах телевидения. Перед депутатом стоял антикварный кофейный столик, на который родители Дениса даже дышать боялись. Теперь он был заставлен столь же антикварным серебряным сервизом, который заполняли всевозможные яства.

– Кстати, – уже более успокоившись, произнес Денис, – познакомьтесь – это мой Коленька… Николай Брашевич. А это моя условная жена. Я тебе говорил о ней.

Депутат невозмутимо взял бутылку «Хеннесси», капнул из неё в серебряные, инкрустированные изумрудами, наперстки и предложил Рите. Она отрицательно замотала головой:

– Благодарю вас. Денис, объясни, что происходит, почему ты приводишь своего любовника в наш дом? Что скажут родители?

– К кому домой?! Ты здесь никто, по условиям договора! А родители наконец-то сдохли! Авиакатастрофа! Во прикол! Хорошо, у них ума хватило не брать наш самолет – наняли в другой фирме. Короче, собирай вещи и вали отсюда! – Рита в оцепенении опустилась на противоположный от депутата диванчик. Земля уплывала из-под её ног.

– Кофейку? – всё так же невозмутимо и предельно вежливо предложил депутат.

Рита посмотрела на его расплывшееся холёное лицо, на свирепого Дениса, выкидывающего её вещи из спальни, взяла с инкрустированного столика пирожное с нежнейшим кремом и принялась жевать сладкую массу, поглощая её все с большим остервенением.

В хаосе разверзшейся перед ней неизвестности, Рита ясно, с удивлением и неожиданной радостью облегчения вдруг осознала, что она больше не Чайка.

Анапа 2008 год