Текст книги "Заплатите налоги, госпожа попаданка!"

Заплатите налоги, госпожа попаданка!
Автор: Ольга Иконникова

1. Эжени. Другая графиня

– Встать! Суд идет!

Я вздрагиваю и открываю глаза.

– Ваше сиятельство, встаньте! – подхватывает меня под локоть сидящий рядом со мной незнакомый мужчина.

Я отдёргиваю руку и намереваюсь сказать ему всё, что я думаю о подобном панибратстве. И в выражениях я стесняться не стану.

Но в его взгляде я вижу такую мольбу, что не решаю ему отказать. И молча поднимаюсь вслед за ним.

Честно говоря, я вообще не понимаю, где нахожусь. Большой зал. Много народа. На возвышении – массивное кресло с высокой спинкой – на нём как раз сейчас устраивается тучный мужчина в белоснежном парике и тёмной мантии.

Действительно, похоже на суд. Правда, люди одеты как-то странно.

– Суд герцогства Шарлен против графини де Ламарк, – блеет худой как жердь мужчина в коричневом сюртуке.

Да-да, именно сюртуке! Не в пиджаке, не в куртке или в рубашке. В сюртуке!

И так одет не он один. Мужчины все как на подбор будто в маскарадных костюмах. И сидящие на лавках дамы – в шляпках с бантами и длинных платьях. Цирк с конями!

– Сейчас, ваше сиятельство, он зачитает все пункты обвинения, – любезно сообщает мне мой сосед. – Постарайтесь изобразить должную степень возмущения и обиды. Но лишаться чувств не советую – судья не любитель театрального искусства.

Какой судья? Какое обвинение? Они что, издеваются?

Эти вопросы я собираюсь задать и вслух, и мужчина, кажется, понимает это.

– Прошу вас, ваше сиятельство, не сердите судью, – его голос звучит чуть слышно. – Я – ваш адвокат, доверьтесь мне.

Ах, вот как! Значит, он – мой адвокат!

– Ее сиятельство графиня де Ламарк, пользуясь преступной халатностью налогового управления герцогства, утаила от обложения доход в сумме не менее пятидесяти тысяч лиардов, – гнусаво читает с листа мужчина в сюртуке, – чем нанесла ощутимый ущерб государственной казне и казне герцогства.

Он делает паузу, дабы присутствующие осознали размер причиненного вреда.

Я не знаю, что такое лиард, но, судя по реакции зала, названная сумма отнюдь не маленькая.

Судья важно кивает, давая понять, что можно переходить к следующему пункту.

– Ее сиятельство также обвиняется в неразумном использовании и присвоении денежных средств, полученных от нескольких уважаемых семей нашего герцогства в качестве платы за обучение их отпрысков в принадлежащей ее сиятельству школе.

При слове «школа» я делаю боевую стойку. Всё-таки педагогический опыт дает о себе знать. Но слова «плата» и «школа» для меня никак не связаны друг с другом. Школьное обучение у нас бесплатное, а взяток я отродясь не брала, чем и горжусь. Да-да, горжусь, кто бы что про это ни думал!

Но говорят они явно не о моей двадцатой гимназии, где я занимаю должность учителя младших классов. Хотя смотрят все как раз на меня – и судья, и публика в зале. Кажется, именно я – графиня де Ламарк.

От этой мысли я прихожу в ужас. Это же невозможно! Я – Евгения Павловна Куницына, двадцати пяти лет от роду. И никаких аристократических корней у меня нет. Ну, то есть, за это на сто процентов я поручиться не могу, но история об этом умалчивает.

Наверно, я просто сплю. А потом проснусь, и всё это окажется лишь плодом уставшего от учительской работы мозга.

Адвокат дергает меня за рукав, призывая проявить к чтецу внимание, и его массивный перстень с крупным и, должно быть, дорогим камнем царапает мою ладонь. Я охаю, глядя, как на коже проступает тонкий красный след. Ведь во сне так не бывает, правда?

– Еще ее сиятельство обвиняется в непроявлении должной заботы о своих слугах, среди коих есть дети в возрасте от семи до двенадцати лет. Как следует из документов судебного дознавателя, две девочки и три мальчика были доведены обвиняемой до серьезного истощения вследствие скудного питания, побоев и крайне тяжелого труда.

Я, что, использовала детский труд? Била детей? Морила их голодом?

Да я – чудовище!

***

О том, что существуют миры, наполненные магией, я узнала еще в детстве. И не из книг Волкова или Толкиена, а от бабы Нади. Она рассказывала, что, когда ей было восемнадцать, в один из таких миров она как раз и попала. Пошла в лес собирать ягоды, заблудилась, долго плутала, пока не вышла на большую поляну, над которой клубился туман. Шагнула в туман и оказалась совсем в другом месте.

Тогда я слушала ее, открыв рот, и верила каждому слову. Она говорила, что будто бы попала на несколько веков назад. Описывала кареты, дворцы, мужчин в камзолах и женщин в роскошных платьях, и я представляла всё это так ясно, словно смотрела кино. Вот она встретила графа, и они полюбили друг друга. «Но зачем ты вернулась, ба?» Она в ответ только вздыхала и пускала скупую слезу.

Я верила в эти сказки лет до десяти – пока не услышала другую версию этой истории – ее придерживались все наши родные и знакомые. Дескать, поехала Надюшка на море отдыхать и встретила на югах красивого и богатого мужчину. Не графа, конечно (какие у нас графья?), но деревенской девчонке он и принцем мог показаться. Любовь продлилась ровно две недели – пока отпуск не закончился. Принц, конечно, вернулся к своей законной супруге (принцы свободными бывают редко), а от Надюшки откупился дорогим перстнем. Через девять месяцев после этого отпуска родилась моя мама.

Перстень с большим драгоценным камнем у бабушки на самом деле был. И она не продала его даже тогда, когда отчаянно нуждалась в деньгах. Всё верила в то, что однажды граф непременно за ней приедет. Замуж так и не вышла. Она и маму мою пыталась от брака отговорить. Дескать, пригласит папенька тебя в свой дворец, а у тебя уже муж, детишки, хозяйство. Но мама в эти бредни не верила никогда и очень сердилась, когда бабушка пересказывала их мне.

– Хоть ты, Женечка, такой ошибки не совершай, – наставляла меня баба Надя. – Знаешь, какой у тебя дедушка?

Но я тогда уже тоже не верила ей. Хотя вот ведь парадокс – штампом в паспорте о законном браке я так до сих пор и не обзавелась. Не потому, что ждала дедушку-графа, а потому, что настоящей любви так, увы, и не нашла. Чтоб такой, как у бабушки – на всю жизнь. Чтоб за любимым – хоть на край света, хоть на море, хоть в туман.

– Ваше сиятельство, – назойливый адвокат снова дергает меня за рукав, – прошу вас, посмотрите в зал! Да-да, вот так – печально, со слезами на глазах. Обратите внимание на мужчину, сидящего в ложе. Это – наследник престола, племянник его величества герцог де Шарлен. Признаться, я не ожидал, что он появится в суде.

– Это плохо? – шепотом спрашиваю я.

Адвокат пожимает плечами:

– С одной стороны, ваши отцы были друзьями, и ему не мешало бы об этом вспомнить. С другой стороны, он хочет выглядеть в глазах народа мудрым и справедливым правителем.

Я чувствую лёгкое головокружение. А еще – страх и обиду. Почему я оказалась здесь именно сейчас? Если уж дедушка (ага, граф!) решил, что мне надлежит-таки воссоединиться с другой половиной моей семьи, то разве не стоило выбрать для этого более благоприятный момент? Хотя, насколько я понимаю, сам дедушка давно уже почил, равно как и те, которых здесь все считают моими родителями.

Знать бы еще, где я нахожусь. В каком месте? В каком времени? Ничего, разберусь. Только бы в тюрьме не оказаться.

Я не разбираюсь в местном правосудии, но понимаю – положение серьезное. Против меня настроены не только судья и обвинитель, но и все присутствующие в зале. И никто не поверит, что настоящая графиня де Ламарк – совсем не я.

Кажется, эта графиня – та еще штучка! Мошенничала, издевалась над детьми. Драконов каких-то обижала!

А мне теперь за нее отдуваться.

– Скажите, у нас есть хоть какой-то шанс выиграть дело?

Я не знаю, как зовут моего адвоката, и спросить его об этом не могу. Я даже собственного имени не знаю.

– Не беспокойтесь, ваше сиятельство, я никогда не даю пустых обещаний. Я стою каждого лиарда своего гонорара.

Судя по его самодовольной улыбке, гонорар этот – целое состояние. Надеюсь, у этой прохиндейки хотя бы есть деньги!

2. Герцог де Шарлен. Суд

– Не беспокойтесь, ваша светлость, – сообщает мой секретарь Эрик Маршаль, – господин судья заверил меня, что не ожидает в этом деле никаких сложностей. Графиня будет наказана по всей строгости закона.

Я киваю и прибавляю:

– В назидание другим!

Секретарь охотно соглашается:

– Именно так, ваша светлость!

Суд над графиней де Ламарк обещает быть громким. Наверняка, после его завершения даже придется посетить столицу. Ну, ничего, справедливость стоит небольших неудобств.

– Господин судья спрашивал, будет ли он иметь удовольствие видеть вас сегодня в зале суда?

Я еще раз чуть наклоняю голову:

– Да, пожалуй. Погода весьма располагает к прогулкам.

Я вовсе не хочу давить на судью своим присутствием – он и так прекрасно знает дело. Но показать свое отношение к тому, что совершила графиня, я должен. Я и так слишком долго бездействовал.

Первая информация о том, что творится в частной школе графини де Ламарк, поступила еще несколько месяцев назад. Об издевательствах над детьми тогда не говорили – только о фальсификации финансовых документов и расходовании полученных средств не по назначению.

Тогда еще был жив мой отец. И он на анонимные жалобы предпочел закрыть глаза. Еще бы – Эжени де Ламарк была дочерью друга его детства. «Обычные наговоры, сынок, – так он сказал тогда. – Людям трудно смириться с тем, что молодая женщина может так ловко вести дела. А если ученики в ее школе не проявили должного усердия в учебе и остались такими же оболтусами, какими пришли туда, то ее ли в этом вина?»

Теперь, когда ответственность за всё происходящее в герцогстве несу я, следует показать народу, что я отнюдь не намерен защищать графиню. Мои подданные должны знать – благородное происхождение не дает человеку права совершать преступления.

– Она действительно так хороша, как говорят? – спрашиваю я, подписывая очередную поданную Маршалем бумагу.

Щеки секретаря покрываются смущенным румянцем.

– Она – самая красивая женщина из всех, что я когда-либо видел.

Не удивительно, что ей удавалось так долго водить за нос всех чиновников нашего герцогства – смазливое личико интересует мужской пол куда больше скучных цифр в гроссбухах и отчётах.

Наше появление производит фурор в зале суда. Меня приветствуют поклонами и одобрительным шумом. Пока мы устраиваемся на балконе, процесс заслушивания свидетелей прерывается.

– Вы можете продолжать, ваша честь, – говорю я, и судья важно кивает.

Он впервые ведет заседание в присутствии первого лица герцогства и, кажется, крайне этим горд.

Я смотрю в сторону обвиняемой и ловлю в ответ ее растерянный взгляд. Я испытываю к ней презрение, но не могу удержаться от признания факта ее удивительной красоты. Даже здесь, в зале суда, одетая в неброскую одежду, она выглядит королевой.

Отец говорил, что когда она была ребенком, то часто бывала у нас в замке. Но я совсем не помню ее. Тогда я был уже подростком, и лошади и оружие меня интересовали куда больше, чем игры с детьми.

А потом я и вовсе надолго уехал отсюда – племяннику короля полагалось учиться в лучшем учебном заведении столицы. Наверно, если бы не смерть отца, я еще долго не приехал бы в Шарлен.

Я пытаюсь сосредоточиться на речи судебного секретаря, который монотонно, без малейших признаков хоть каких-то эмоций, зачитывает текст обвинения.

– Ее сиятельство не проявляла должного внимания и к управлению драконьей фермой (которая также находится под ее попечительством), что едва не привело к гибели нескольких особей этих охраняемых законом существ.

Зал ожидает моей реакции, и я осуждающе качаю головой. Маршаль считает своим долгом выразить мои мысли в короткой фразе:

– Чудовищное преступление!

Публика явно разделяет мое мнение и откликается одобрительным гулом.

А вот сидящая на скамье подсудимых женщина заметно сникает.

Графиня пригласила лучшего столичного адвоката, но я не сомневаюсь, что судья и обвинитель камня на камне не оставят от линии защиты. Мне жаль, что представительница одного из самых знатных семейств Шарлена проведет остаток дней в тюрьме, но зло должно быть наказано. Разве не так?

Месье Эдвин Доризо – магистр правоведения – понимается со своего места с несколько неподходящим случаю скучающим видом. Он будто не осознает всей серьезности положения своей клиентки.

– Ваша честь, – поклон в сторону судьи, – мэтр Совиньон, – еще один поклон – уже в сторону обвинителя, – уважаемая публика! – театральная пауза. – Боюсь, все вы были невольно введены в заблуждение целой чередой обидных недоразумений. Позвольте со всей ответственностью заявить, что графиня де Ламарк не повинна ни в одном из тех тяжких преступлений, в которых ее обвиняют!

И снова – пауза. Ее сиятельство подносит к глазам шелковый платочек.

– Экий наглец! – не удерживается от восклицания Маршаль. – Простите, ваша светлость, но неужели он в самом деле надеется, что сумеет посеять хоть каплю сомнений в умах судьи и обвинителя?

Я усмехаюсь:

– Он всего лишь пытается отработать те немалые деньги, которые наверняка запросил у графини. Он будет говорить долго и нудно, а потом с сожалением признает, что обстоятельства оказались сильнее его красноречия. Уверяю вас, Маршаль, адвокатура – весьма прибыльное и ни к чему не обязывающее занятие. Даже плохой адвокат никогда не останется без клиентов.

Секретарь согласно кивает:

– Именно так, ваша светлость. Иногда я и сам жалею, что не пошел в адвокаты.

– Надеюсь, ваши утверждения не голословны, магистр Доризо? – сурово вопрошает судья. – Равно как надеюсь и на то, что вы предупредили ее сиятельство о том, что полное добровольное признание вины даст нам возможность смягчить наказание.

Маршаль хмыкает:

– Ага – вместо пятидесяти лет тюрьмы ей дадут сорок пять.

Похоже, судьба графини ему небезразлична.

– Разумеется, ваша светлость, – спокойно отвечает Доризо, – я могу подтвердить каждое свое слово.

В отличие от своего адвоката, графиня кажется растерянной. Она словно не понимает, где находится. Удивленно-испуганный взгляд, дрожащие тонкие руки.

С места вскакивает обвинитель – маленький энергичный месье Совиньон. Он всё время находится в движении – даже тогда, когда сидит на стуле.

– Ваша честь, обвинение вызывает ее сиятельство графиню де Резен.

На свидетельское место выходит немолодая худощавая женщина. Она приносит присягу и замирает в ожидании вопросов. Она напряжена, но держится с достоинством.

– Итак, ваше сиятельство, – подбадривает ее улыбкой Совиньон, – вы подтверждаете, что помимо установленной платы за обучение вашего сына Антуана в школе графини де Ламарк, передали ее сиятельству десять тысяч лиардов в обмен на обещание снисходительного отношения к своему отпрыску?

Он замолкает, ожидая ответа свидетельницы, и та не разочаровывает его:

– Да, подтверждаю!

– Хочу заметить, ваша честь, что эта сумма не была учтена в составе доходов графини де Ламарк, и налог с нее в казну не поступил.

Месье Совиньон переводит торжествующий взгляд на своего оппонента. Магистр Доризо принимает вызов и подходит к свидетельскому месту на расстояние пары шагов.

– Скажите, ваше сиятельство, вы передавали деньги моей клиентке лично?

Де Резен отвечает быстро и почти с возмущением:

– Разумеется, нет! Этим вопросом занимался мой супруг. Но могу вас заверить, что выплата такой значительной суммы далась нам нелегко, и мы вынуждены были сократить другие наши расходы.

– Ваша честь, я вынужден настаивать на приглашение на свидетельское место самого графа де Резена, ибо, как утверждает ее сиятельство, он знает по этому вопросу неизмеримо больше. И я, признаться, удивлен, что мэтр Совиньон посчитал возможным вызвать в суд графиню, а не графа.

Обвинитель отмахивается от этого замечания:

– Его сиятельство уже много лет серьезно болен, и я не видел необходимости в том, чтобы лишний раз беспокоить его. В приватной беседе со мной он полностью подтвердил слова супруги.

– Похвальная забота, мэтр! – язвит адвокат. – Но его сиятельство оказался столь любезен, что согласился появиться сегодня здесь, несмотря на своей недуг. Он ожидает в соседнем зале, и если возможно…

– Да, вы можете пригласить графа де Резена, – дозволяет судья.

Графиню на свидетельском месте сменяет тучный бледный мужчина, который, в отличие от супруги, нервничает так, что с трудом произносит слова присяги.

– Итак, ваше сиятельство, подтверждаете ли вы заявление графини де Резен о том вы передавали деньги графине де Ламарк за особое отношение школы к вашему сыну Антуану.

Граф облизывает сухие губы и мотает головой:

– Нет, не подтверждаю.

Изумленный возглас супруги свидетеля сопровождается шумом в зале. Судья вынужден постучать молоточком по столу.

– А можете ли вы предположить, почему графиня сделала такое заявление? – обращается Доризо к графу.

Тот судорожно кивает:

– Это я виноват в том, что моя супруга невольно ввела суд в заблуждения. Я обманул ее. Я проиграл десять тысяч лиардов в карты и не смог признаться ей в этом. Я посчитал, что если я скажу ей, что потратил эти деньги, чтобы помочь Антуану, то она не будет сильно негодовать.

– В карты??? – месье Совиньон аж подпрыгивает на своем месте. – Ваше сиятельство, но вы почти не выходите из дома! Послушайте, если мой коллега по каким-то причинам вынудил вас дать ложные показания, лучше заявите об этом прямо сейчас!

На графа больно смотреть – мне кажется, он вот-вот грохнется в обморок. Тем не менее, он находит в себе силы ответить:

– Никак нет, мэтр! Я говорю сейчас истинную правду. Да, я редко выхожу из дома, но игра в карты – одно из немногих удовольствий, которые у меня еще остались.

Обвинение настаивает на повторном вызове графини, и когда та снова выходит вперед, то кипит от возмущения. Бедняжка граф, дома ему придется несладко.

– Уверена, месье адвокат запугал чем-то моего супруга! – заявляет она без тени сомнений. – Он никогда не стал бы утаивать от меня такие траты. Да он всегда был весьма умерен в игре.

– Скажите, сударыня, – снова обращается к ней Доризо, – знаете ли вы, что если будет доказано, что ваш сын получил документ об окончании школы незаконно (а именно это и следует из вашего заявления!), то он будет навсегда лишен возможности занимать должности на государственной службе? Кажется, он сейчас трудится в министерстве королевского двора?

Графиня открывает рот, но с губ ее не слетает ни звука. Адвокат расставил ей ловушку, выбраться из которой будет непросто.

– Протестую, ваша честь! – кричит Совиньон. – Мэтр Доризо оказывает давление на свидетеля.

– Протест принят! – строго говорит судья. – Месье Доризо, воздержитесь от дальнейших нападок на свидетельницу. А вас, ваше сиятельство, я прошу еще раз подтвердить ваше прежнее заявление.

Но графиня уже не готова ничего подтверждать. От ее былой уверенности не осталось и следа.

– Боюсь, что я не могу этого сделать, ваша честь, – лепечет она. – Я только сейчас осознала, насколько была неправа. Я действительно не могу с уверенностью заявить, что деньги были переданы именно графине де Ламарк. Я говорила это только на основании слов мужа, который, как выяснилось, меня обманул.

Она сделала выбор. Она готова выставить себя дурой, а супруга – транжирой, – ради того, чтобы не навредить карьере сына.

И ни увещевания судьи, ни требования обвинителя не заставляют ее от этого отступить.

3. Эжени. Хороший адвокат – половина дела

Остальные свидетели по первому пункту обвинений ведут себя так же, как чета де Резен – они отрицают дачу взятки графине де Ламарк и уверяют, что их неправильно поняли.

– Как вам это удалось? – шепотом спрашиваю я своего защитника.

Он довольно улыбается:

– У каждого человека есть тайны, которые он хотел бы скрыть. И слуги, которые готовы эти тайны продать.

– Но разве им не грозит наказание за лжесвидетельство? – признаться, мне жаль всех этих людей, которые руководствовались самым благородным побуждением – вывести взяточницу на чистую воду, – но вынуждены были отступить под давлением опытного и не очень честного адвоката.

Кажется, магистра Доризо (я наконец-то узнала его имя!) сильно удивляет моя забота о посторонних.

– Не беспокойтесь, ваше сиятельство, предыдущие заявления они делали, не будучи приведенными к присяге.

Я обвожу взглядом зал. Среди собравшейся на бесплатное представление публики – ни одного сочувствующего мне лица.

– Вроде бы, здешний герцог не доволен вашей маленькой победой, – я замечаю плотно стиснутые губы сидящего в ложе де Шарлена.

Но Доризо, судя по всему, не привык склонять голову перед сильными мира сего. Напротив, его улыбка становится еще более широкой.

– Уверен, если когда-нибудь его светлости самому потребуется адвокат, он обратится именно к моим услугам.

Я еще ничего не знаю об иерархии местной знати, но понимаю, что присутствие в зале суда первого лица герцогства – не совсем обычное дело. И, боюсь, это повлияет на судью не самым лучшим образом.

– Ваша честь, позвольте нам перейти к преступной халатности обвиняемой, – обвинитель тоже не намерен сдаваться. Волосы у него на голове топорщатся, делая его остроносое смуглое лицо воинственно-грозным.

Суд заслушивает очередного свидетеля, который утверждает, что его сыновья (похоже, девочки в школе графини не учились) и после нескольких лет обучения оставались такими же ленивыми и невежественными, какими пришли в первый класс. Он высказывает мнение, что учителя в школу набирались без должных знаний и опыта, а уроки проводились формально или не проводились вообще.

Насколько я понимаю, таких свидетелей у обвинения несколько.

Но всех их мой адвокат нейтрализует тем же приемом, что и графиню де Резен – он предлагает провести аттестацию уже окончивших школу учеников, и, если их знания окажутся столь слабыми, как утверждается, лишить их документов об образовании. На что, конечно, ни один из свидетелей пойти не готов.

– Позвольте заверить достопочтенную публику, – обращается к залу мэтр Доризо, – что моя подопечная уже приняла все жалобы к сведению и в дальнейшем постарается сделать всё, чтобы обучение в ее школе было как можно более качественным. К тому же, вся вина ее сиятельства заключается лишь в том, что она чрезмерно доверяла людям, которые занимались непосредственным управлением делами и школы, и ее поместья. И директор школы, и управляющий поместьем уже получили расчет и на их места ищутся более надежные люди.

Третий пункт обвинения, кажется, совсем не беспокоит моего адвоката.

– Это – наименее серьезное из того, что вам предъявлено.

– Не может быть! – не верю я. – Ведь речь идет о детях, которые едва не погибли из-за моей беспечности.

Месье Доризо не считает это важным:

– Это всего лишь слуги. Простолюдины. Если бы речь шла только о них, то никакого дела вовсе бы не открыли. Вы заплатили бы небольшой штраф, и всё.

Но я не могу сдержать слёз, когда на свидетельское место выходит ребенок лет семи – худой, бледный, испуганный.

– Это – самый старший из пятерых, – поясняет магистр. – Ему уже двенадцать. Остальные слишком малы, чтобы заслушивать их в суде. Не беспокойтесь, сударыня, я уже провёл с ним работу. Он понимает, что ему грозит, если вдруг он решится сказать правду.

И хотя от месье Доризо зависит моя свобода, ни малейшей симпатии к нему я уже не испытываю. Представляю, как запуганы бедные дети.

Мальчик называет свое имя – Себастьен (фамилию он произносит неразборчиво). Потом на вопрос обвинителя, заикаясь, отвечает, что госпожа графиня никогда не обращалась с ним дурно, и что кормят в поместье сытно даже тех, кто в силу болезни или возраста не может работать. А худой он оттого, что не любит есть кашу и картошку и всегда отказывается от них.

Теперь уже возмущение зала направлено не против меня.

– Экий барин! – выкрикивает с задних рядов какой-то мужчина.

Хотя большинство, я думаю, понимает, что ребенок всего лишь повторяет то, чему его научили.

– А откуда же синяки у тебя на руках и ногах? – не унимается месье Совиньон.

На что Себастьен едва слышно бормочет:

– Я подрался, месье.

Обвинитель грозит ему наказанием за обман суда, но мальчика куда больше пугает месть со стороны графини де Ламарк – он смотрит в мою сторону с таким страхом, что мне хочется попросить у него прощения за действия женщины, роль которой я сейчас играю.

Насколько я понимаю, взрослые слуги из поместья графини изначально отказались свидетельствовать против хозяйки, так что и по этому пункту месье Совиньон вынужден признать свое поражение.

Неожиданно выясняется, что самое серьезное обвинение – это ненадлежащее управление драконьей фермой – именно за него по кодексу местных законов грозит аж до пятидесяти лет тюрьмы.

– Ее сиятельство прекрасно понимает, что речь идет о священных животных, – не говорит, а почти поет месье Доризо. – И у нее, конечно, не было намерений причинять им вред. Человек, отвечавший за содержание драконов, большую часть денег, которые графиня доверчиво ему отпускала, клал себе в карман, из-за чего животные не получали нужного количества корма. Я намерен был привести этого мошенника в зал суда, но он, к сожалению, сбежал, и его нынешнее местонахождение мне неизвестно.

Когда магистр опускается на стул, я печально уточняю:

– И куда же делся этот человек?

Не удивлюсь, если узнаю, что мой шустрый адвокат пошел на самые крайние меры.

– С ним всё в порядке, ваше сиятельство, – заверяет он меня. – Он получил достаточно, чтобы безбедно жить за пределами Виларии.

Ага! Так вот как называется страна, в которой я оказалась!

Мой умелый адвокат сумел посеять толику сомнений в умах публики, но, похоже, не смог повлиять на отношение ко мне судьи – смотрит он на меня, как и прежде, – строго, почти враждебно. Я уж не говорю про обвинителя!

– Даже если я уважаемый суд примет во внимание всё то, что сообщил нам мой любезный коллега, – начинает месье Совиньон, – то это не даст ему возможность освободить обвиняемую. Даже при наличии смягчающих обстоятельств остаются обвинения в халатности (пусть даже невольной). За всё, что происходи в поместье де Ламарк, как ни крути, несет ответственность именно ее сиятельство. Мне жаль, что она доверилась ненадежным людям и сама же пострадала от этого, но по своду законов Виларии, чтобы полностью снять столь серьезные обвинения с подсудимой, нужны обстоятельства высшей степени важности, связанные с защитой государственных интересов.

– И у нас таковые есть! – довольно невежливо перебивает его мэтр Доризо.

Обвинитель недоверчиво усмехается, а судья требует:

– Так огласите их, мэтр!

Мой адвокат поднимается и, прокашлявшись, громко зачитывает текст, написанный на красивой (кажется, гербовой!) бумаге:

– Высочайшее дозволение на открытие в поместье де Ламарк магической школы для особ женского пола. Подписано двадцатого числа сего месяца собственноручно его величеством Луисаном Десятым.

Он обводит зал торжествующим взглядом, не забывая особо остановить его на своем главном оппоненте, отчего лицо месье Совиньона багровеет.

– Насколько я знаю, обучение магии лиц дворянского происхождения относится к вопросам государственной безопасности и является одной из главных задач нашего государства. А руководители магических учебных заведений имеют особые королевские преференции и защищены законом от судебного преследования.

Ого! Несмотря на то, что методы месье Доризо мне ничуть не импонируют, я не могу не восхититься его профессионализмом. Неужели, обвинения будут сняты так легко?

Интересно, сколько стоило получить подобное дозволение у самого короля? Должно быть, целое состояние.

Не то, чтобы судьба графини де Ламарк меня так сильно волновала, но поскольку на некоторое время она стала моей судьбой, то я предпочитаю провести это время в поместье, а не в тюрьме. В заключении разобраться с тем, куда меня занесло, и почему это случилось, было бы крайне затруднительно.

Но, похоже, обрадовалась я слишком рано.

– Чушь! – подает из ложи голос герцог де Шанталь. – Уважаемому мэтру должно быть прекрасно известно, что руководить магической школой не может лицо, само не владеющее магией. А, насколько я знаю, у ее графини де Ламарк нет ни капли собственной магии.

Я не знакома с правилами местного судопроизводства, но догадываюсь, что никакого права вмешиваться в ход судебного заседания у публики нет. Даже если эта публика – первое лицо герцогства.

Да это просто неприлично! В конце концов, речь идет о женщине! А герцог – благородный мужчина. Ну, по крайней мере, должен бы таковым быть.

От этих мыслей меня отвлекает голос сидящей неподалеку от нас пожилой женщины в бордовом платье с красивым кружевом.

– Бедняжка! – сообщает она своей соседке. – Его светлость прав – девочка напрочь лишена магии. Но это не ее вина.

Должно быть, у нее проблемы со слухом, потому что говорит она гораздо громче, чем следует.

– Уже ее мать не имела ни капли магии, так что же могло достаться ей самой? Хотя ее дедушка был лучшим магом нашего герцогства, и все ожидали, что его способности перейдут к его детям. Увы, они были пусты, и с этим ничего нельзя было поделать. Я помню, как он расстроился, когда это осознал.

Она смотрит на меня с сочувствием, и мне уже тоже становится чуточку жаль ту женщину, которую я вынуждена заменять. Похоже, в этом мире магия значит очень много, а ее отсутствие делает людей людьми второго сорта. Не из-за этого ли графиня так ополчилась на весь свет?

– Как справедливо заметил его светлость, обвиняемая лишена магии, – резко говорит судья, – а значит, дозволение на открытие ею магической школы не действительно.

Я вздрагиваю от его хлёсткого тона. Месье Доризо ободряюще касается моей дрожащей руки и тихо говорит:

– Не волнуйтесь, ваше сиятельством! – а потом повышает голос. – Ваша честь, позвольте вам напомнить, что дозволение подписано самим его величеством, чего, конечно же, не случилось бы, не будь у моей клиентки права на открытие магической школы. Да, при рождении ее магия почти не проявилась, но разве нам не известны случаи, когда это случалось гораздо позднее, уже в совершеннолетнем возрасте?

– Вы хотите сказать, что именно это и случилось с вашей клиенткой? – месье Совиньон полон скептицизма. – В таком случае, вам придется это доказать.

Это ничуть не смущает моего адвоката:

– Разумеется, коллега, разумеется, – он находит на столе еще одну бумагу – тоже весьма внушительно оформленную. – Вот результаты оценки магического уровня моей подзащитной. В состав комиссии входили несколько уважаемых столичных магов из королевской академии. Надеюсь, их опыт и квалификация не вызовут у вас сомнений?

Уверена, что расходы на подкуп этих уважаемых магов тоже будут включены мэтром в счёт, который должна будет оплатить графиня.