Текст книги "Сказка о загробном мире"

Глава первая

Веруника, сколько себя помнила, всегда боялась полнолуний. Но ей было всего восемь, поэтому помнить много не приходилось.

Во время полнолуний небо было какое-то особенно темное и зловещее, ветер завывал в окна так, что тряслись поджилки, а старый ржавый флюгер на крыше жалобно скрипел и стонал. Волки в лесу неподалеку, за пригорком, подбирались поближе к деревушке и выли на полную луну, еще больше наполняя страхом детское сердце Веруники.

Но в эту ночь девочка не испугалась полной луны. Она стояла возле окна, прижавшись к стеклу носом, на котором отпечатывался пар, вырывающийся из ноздрей, и завороженно наблюдала за бегущими облаками, которые скрывали то один, то другой кусок желтой луны.

Причина того, что этой ночью Веруника не испытывала страха, крылась в том, что из бегущих облаков сыпался первый в этом году снег. Ветер был не сильный, поэтому какие-то невероятно большие снежинки медленно кружились над землей и так же неспешно и мягко ложились белым, словно кружевным, ковром на нее.

Волки не выли, и стояла такая тишина, будто весь мир за окном был ненастоящим, просто искусно нарисованная декорация. Но вид был настоящим. И Веруника уже больше часа стояла, уткнувшись носом-кнопкой в стекло, наблюдала за этой красотой, все больше убеждаясь, что в полнолунии нет ничего страшного. Она представляла, как с утра, после приготовленных мамой тостов с джемом, она выбежит на улицу и, сняв варежки, присланные бабушкой на прошлый день рождения, медленно коснется этого снега, который, в отличие от нее, родился только этой ночью.

Веруника смотрела в окно и представляла, как уже через несколько часов будет разглядывать эти большие снежинки и самые красивые потом нарисует в своем альбоме.

Альбом она завела в конце лета, когда заболела бабушка, и теперь заносила в него все то красивое, что видела. Но, живя в тихой маленькой деревушке в пригороде Лондона, мало чего красивого можно было найти, поэтому альбом был занят едва лишь на треть.

Веруника надеялась, что, насмотревшись на снежинки, она сможет заполнить его еще хотя бы на столько же, а там уже можно будет что-то выдумать еще.

Внезапно за дверью скрипнули половицы. Веруника опрометью бросилась в кровать. Как только она накрылась одеялом и повернулась спиной к двери, боясь, что ее веки дрогнут от света из коридора, дверь медленно отворилась.

На стене Веруника увидела тень папы, которому явно не спалось этой ночью. Пару мгновений он постоял на пороге и, тихо затворив дверь, ушел в спальню.

Дом, в котором жила Веруника с мамой и папой, был очень старым, поэтому всегда скрипел. Скрипели половицы и двери, оконные рамы и флюгер на крыше. Весной, когда на улице таял снег, в доме было сыро, а отсыревший пол на время переставал скрипеть. Осенью же, когда шли дожди, по всему дому стояла посуда, ловившая капли, падающие с потолка, а мама ходила туда-сюда с первого на второй этаж и выливала воду в раковину, ругаясь то на погоду, то на папу, который постоянно находился на работе, из-за чего сам не мог починить крышу: получал он так мало, что не мог нанять рабочих.

Отец Веруники работал в ключной мастерской. Так как жителей в их деревне было не так уж много, дела в мастерской шли не слишком хорошо.

Игрушки у Веруники были старые, одежда доставалась от двоюродных сестер, живших в городе, а сладости она видела в основном по праздникам. Но это ее волновало мало, больше она любила смотреть в окно или играть во дворе, где летом мама выращивала разные овощи и фрукты.

Летом в саду всегда было много птиц и улиток, которыми эти птицы питались. Веруника любила разговаривать и с теми, и с другими. Иногда она устраивала чаепития под большой яблоней для своих старых кукол.

Но сейчас уже был ноябрь: птицы улетели на юг, улитки исчезли еще в августе, а под яблоней куклам было холодно, как и Верунике, поэтому чаепития проводились дома на кухне, чем очень мешали маме, которая постоянно что-то готовила или убирала.

Веруника только собралась встать с кровати, чтоб опять пробраться к окну, но опять услышала скрип половиц, на этот раз более мягкий – шла мама. Девочка вздохнула и притворилась спящей.

Дверь приоткрылась.

– Веруника, ты спишь? – прошептала мама и, не дождавшись ответа, вышла.

«Какой смысл спрашивать это? – подумала Веруника. – Ведь если бы я действительно спала, то получилось бы, что она меня разбудила, и я бы уже не считалась спящей».

Веруника подумала это и вдруг уснула, так быстро, что сама удивилась.

– Просыпайся, завтрак на столе, – мама нежно погладила по голове Верунику.

Девочка открыла глаза и зевнула. Посмотрев в окно, она увидела, что наступило утро, пасмурное и холодное, но это скрашивалось тем, что вся земля была покрыта снегом, тонким слоем, через который она просвечивала черными, как будто грязными, островками, но все же это был самый настоящий снег.

Обрадованная тем, что снег не успел растаять, Веруника вскочила с кровати, чмокнула маму в щеку и прямо в пижаме выскочила из комнаты.

– Зубы не забудь почистить! – крикнула дочери вслед мама.

Она подошла к окну и взглянула на серое ноябрьское небо. На душе у нее было так же пасмурно, казалось, что должно было произойти что-то совсем невеселое.

– Мам, я умылась, пошли завтракать! Чего ты стоишь? – спросила Веруника, просовывая голову в комнату. Ее носик-кнопка дергался от нетерпения, чувствуя запах свежеподжаренных блинов с первого этажа.

Мама отвернулась от окна, подошла к шкафу и достала детский розовый махровый халатик с толстым медвежонком возле ворота.

– Надень, – протянула она его дочери, – внизу прохладно.

Веруника быстро влезла в халат, и они спустились вниз, где на кухне уже пил кофе папа.

– А вот и моя маленькая дочурка, – улыбнулся папа. – Рада небось, что снег выпал?

Веруника кивнула.

Мама поставила перед ней тарелку, на которой горкой высились ароматные блины, политые клубничным джемом.

– Поедешь завтра к папе в мастерскую? – спросила у Веруники мама, с умилением наблюдая, как ее дочь завтракает.

– Поеду, – ответила девочка с набитым ртом.

Веруника любила семейные завтраки. К сожалению, они бывали только по воскресеньям, потому что в остальные дни папа уходил в мастерскую, пока она еще спала.

Верунике нравились запахи, неизменно сопровождающие каждое воскресное утро: запах свежесваренного кофе и папиного одеколона. Нравился ей и звук переворачиваемых страниц газеты, которую папа всегда читал «под кофе».

Но больше всего Верунике нравилось, когда приезжала бабушка: тогда в доме даже уютней становилось. Бабушка светилась добротой, освещая все вокруг и одаривая всех теплом своих глаз. Веруника обожала бабушку и старалась почаще у нее бывать.

– Дорогая, – папа аккуратно сложил газету и примостил ее в углу стола, – вчера звонил доктор, сказал, что бабушка идет на поправку. Возможно, уже через неделю ее выпишут! Я хочу привезти ее сюда, пусть погостит пару дней.

– Это потрясающе, дорогой! – сказала мама и погладила Верунику по голове. – Она будет очень рада!

– Кстати, Смиты из четырнадцатого дома собираются устанавливать новые двери, естественно, им понадобятся дополнительные ключи. Так что, может, приготовить к бабушкиному приезду утку с яблоками? Она ведь ее так любит!

– Да, и купить заварных пирожных в городе, она их тоже очень любит! – хитро предложила Веруника.

Мама погрозила ей пальцем.

– По-моему, ты их любишь больше, чем бабушка!

Веруника смущенно улыбнулась.

– Иди в сад, – сказал папа, – поиграй. Там ведь снег выпал.

Сам папа снег не любил, так как их маленький пикапчик с приходом зимы работал все хуже: двигатель прогревался безумно медленно и только с посторонней помощью, а колеса, обутые в летнюю резину, очень плохо ездили по снегу и льду. Из-за этого папе приходилось вставать утром на час раньше, чтобы поспеть на работу.

Веруника побежала в свою комнату одеваться. Наконец-то она близко увидит первый снег! Наконец-то дотронется до него, почувствует, как иголочки холода колют ей пальцы, вызывая в душе ожидание какого-то чуда.

Природные явления всегда вселяли в сердце Веруники ожидание близкого чуда. Ветер, солнце, первый снег – все это дарило девочке надежду на то, что скоро произойдет что-то прекрасное.

– Ты оделась? – спросила мама, входя в комнату. – Шапку не забудь!

– Хорошо, мамочка. – Веруника схватила шапку и понеслась вниз по лестнице, едва не сшибив поднимавшегося папу.

– Как же хорошо! – тихо произнесла Веруника, выйдя на крыльцо и обозрев снежное царство, в которое ночью превратилась их тихая улочка.

Девочке захотелось снять шапку, чтоб почувствовать, как легкий ветерок развевает ее длинные волосы.

Она воровато оглянулась на дверь, зная, чем грозит ей непослушание, и все-таки стянула шапку с головы. Ветер сразу поднял в воздух ее волосы. Девочка даже зажмурилась от удовольствия: в такие моменты ей казалось, что она находится в невесомости. Но долго наслаждаться этим чудом ей не удалось.

Внезапно раздался легкий стук по стеклу. Веруника оглянулась на окно кухни: там стоял папа и стучал по стеклу. Когда он заметил, что дочь его увидела, он точно так же постучал по своей голове. Веруника, виновато улыбнувшись, вернула шапку на ее законное место и спустилась с крыльца.

Веруника аккуратно ступала по тонкому слою снега, словно боясь повредить его. Какое блаженство любоваться этим белым царством, гораздо лучше, чем месить сапогами осеннюю грязь! Девочка опустилась на корточки и стала бережно поднимать с земли еще не утоптанные снежинки, стараясь отпечатать в памяти их узоры до малейшего штриха. Около получаса она разглядывала снежинки, дождалась момента, когда папа ушел к соседу смотреть вчерашний матч по футболу, и тихо приоткрыла входную дверь. Услышала, как мама на втором этаже смеется, разговаривая по телефону, и так же тихо прикрыла дверь.

«Полчаса у меня есть», – подумала Веруника и побежала к задней калитке.

Ей было запрещено выходить из сада одной, но за домом находилось большое поле, которое сегодня, покрытое снегом, должно было выглядеть просто сказочно.

Веруника знала, что мама, когда говорит по телефону с подругами, не видит и не слышит ничего вокруг. Она не заметит даже, если мимо нее пронесется племя индейцев, и Веруника этим нагло пользовалась.

Выйдя из сада, она поднялась на пригорок и наконец увидела поле. У нее даже дух захватило.

Поле казалось бесконечным. Лес, находившийся в километре от дома Веруники, был укрыт только что опустившимся туманом, от чего был едва различим. Кроме бескрайней белой равнины ничего не было видно.

Верунике захотелось без остатка раствориться в этой светящейся белизне, стать частью холодной спокойной равнины.

– Веруника!

Девочка всполошилась. Мама неожиданно рано закончила разговор по телефону и теперь звала дочь.

Пробежавшись вниз по пригорку и едва не упав, запнувшись об камень, Веруника влетела во двор и обошла дом с той стороны, куда не выходили окна кухни и родительской спальни. Подойдя к входной двери, она увидела маму. Та стояла на крыльце, зябко кутаясь в шерстяной свитер. Из ее ноздрей вырывался пар.

– Ты что, вокруг дома бегала? – спросила мама.

Веруника подумала, что у нее, должно быть, запыхавшийся вид.

– А? Да!

– И зачем, позволь узнать?

– Да просто так!

– «Просто так»? Это твой любимый ответ. – Мама покачала головой. – Просто так ничего не бывает! Я надеюсь, ты не выходила на улицу!

– Нет, конечно! Я не выходила на улицу!

«И ведь не соврала же! На улице я и правда не была, а вот на поле – да!» – Веруника внутренне улыбнулась.

– Давай сходим к миссис Александер? Я только что говорила с ней: она сказала, что Роксана уже выздоровела, и ты вполне можешь ее навестить.

Веруника скривилась. Роксану Александер, свою одноклассницу с толстыми руками и мерзким капризным голосом, она терпеть не могла и только обрадовалась, когда та заболела.

Роксана постоянно хвасталась то новыми куклами, то кулинарными шедеврами своей матери. Кроме писклявого хвастовства от нее мало что можно было услышать.

Еще Роксана постоянно ябедничала, что Веруника просто не переносила, потому что ее мамочка и учителя в школе всегда были на ее стороне. Верунике обычно сильно доставалось, если она не выдерживала и давала Роксане пинка.

– Не надо мне рожи корчить! – сказала мама, застегивая пальто перед зеркалом. – Вы же подруги!

Верунику передернуло.

– О да! Мы такие подруги, что аж жуть берет, – пробурчала она.

– Пошли-пошли, – мама тихонько подтолкнула Верунику в спину.

Роксана уже десять минут стояла возле входной двери, злясь, что гости так опаздывают. Ей не терпелось похвастаться новой курткой, которую ей купили на Оксфорд-стрит.

– Наконец-то вы пришли, – забыв поздороваться, громко и недовольно произнесла Роксана.

Вероника немедленно захотела закрыть руками уши, но воспитание не позволяло ей сделать это.

Маленькая Веруника была на редкость вежливой и послушной девочкой, хотя иногда и позволяла себе нарушить пару правил.

Роксана стояла с натянутой улыбкой и выжидающе смотрела на гостей. Веруника кисло улыбнулась в ответ, не понимая, чего от нее ждут. Внезапно она заметила, что соседка стоит в теплой красной куртке с белым меховым воротником, несмотря на то, что в доме было тепло, если не сказать жарко.

«Ну вот опять! Когда это кончится?»

– Миленькая курточка, – протянула Веруника.

Роксана просияла от удовольствия, но на дне ее глаз до сих пор плескалось недовольство из-за того, что пришлось долго ждать. Она пустилась в долгий рассказ, который был похож на все предыдущие.

– Мы долго ходили по всем магазинам, центральная улица ведь большая, – небрежный тон, – нет, огромная! И магазины там дорогие! Так вот, в одном из магазинов я увидела ее, то есть куртку. Да, конечно, мама сказала, что она дорогая, но ведь у меня должно быть все самое лучшее…

Веруника едва не застонала и постаралась отвлечься и подумать о чем-то своем, при этом сохраняя внимательный и заинтересованный вид. Девочка всегда так делала, когда не хотела кого-то слушать, но боялась обидеть.

– Роксана, солнышко, неприлично держать гостей на пороге! Я тебе сто раз об этом говорила, – прозвучал из гостиной приятный добродушный голос.

В коридор вплыла полная белокурая женщина с вечной улыбкой на губах.

Миссис Александер всегда пребывала в лучезарном настроении, улыбка никогда не сходила с ее лица. Вокруг глаз мелкой сеточкой разбегались тонкие морщинки, от чего глаза казались еще добрей.

Веруника не понимала, в кого Роксана уродилась такой – на свою мать она была похожа лишь толщиной, но никак не характером. Даже на мистера Александера, своего отца, она была ни капли не похожа. Он был милейшим человеком, всегда всем помогавшим.

Порой Веруника думала, что Роксана – приемный ребенок. «Наверняка, – рассуждала девочка, – ее настоящие родители какие-нибудь жадины, у которых есть маленький и никому не нужный ресторанчик в самом бедном районе Лондона».

– Проходите, проходите, – пела миссис Александер, – у меня есть чудесный томатно-сливочный суп, и скоро будет готов яблочный пирог с корицей!

Веруника улыбнулась. Она любила яблочный пирог миссис Александер, и даже кислая мина Роксаны не могла омрачить предстоящее наслаждение.

Все прошли в гостиную. Стол уже был накрыт. Вкусно и как-то по-домашнему пахло помидорами и горячими сливками.

Роксана умостилась напротив Веруники. По ее подленькому выражению лица читалось, что сделано это было неспроста.

Она наверняка хотела повторить свой излюбленный трюк: тихо пинать ногами Верунику, чтоб потом радоваться, слушая, как ее ругает мать, если вдруг она не сдержится и в отместку за пинок швырнет кусок хлеба в обидчицу.

– Знаешь, Маргарет, – сказала миссис Александер, – я подумываю отправить Роксану на следующий учебный год в школу Святого Патрика. Говорят, там прекрасная дисциплина и отличные педагоги. Домой отпускают только на каникулы!

Услышав это, Роксана замерла с открытым ртом. Веруника обрадовалась – хоть что-то, оказывается, может заставить Роксану замолчать и забыть о баловстве.

– Мама! – истерически взвизгнула она так, что в буфете тренькнули хрустальные рюмки. – Не поеду я в эту тупую школу! Не хочу я там целый год сидеть! Я повешусь, нет, вены перережу! Не надо мне никакого тупого Паприка!

– Не тупого Паприка, а Святого Патрика, – пробормотала миссис Александер, прервав на секунду поток воплей своей дочери.

Но тут же последовал новый виток истерики. Роксана топала ногами, кричала, слезы градом катились по ее покрасневшим щекам.

Веруника поморщилась. Она ненавидела истерики, особенно при свидетелях. Зачем выставлять напоказ проблемы и ссоры в семье. Ее родители никогда не ругались, если рядом был кто-то посторонний, и даже при Верунике старались не выяснять отношения.

Но Роксана всегда скандалила при приличном скоплении людей, чтоб все слушали, а потом жалели ее: она всегда старалась представить дело так, что обидели именно ее. Но сейчас ей было не до свидетелей. Похоже, она действительно была сильно расстроена тем, что отныне дома она будет появляться лишь на каникулах. А уж слово «дисциплина» вообще вызывало у нее судороги лицевых мышц.

– Нет! Нет! Нет! Не поеду! Лучше умру! Нет! Неет! – бесновалась Роксана.

Миссис Александер быстрее пули соскочила со своего места и, схватив дочь за ворот кофты, потащила ее, упирающуюся изо всех сил, наверх.

Мама Веруники покачала головой.

– Как хорошо, что мы тебя не баловали, – тихо сказала она.

Веруника улыбнулась. Она знала, что даже если бы ее и баловали, она бы все равно не вела себя так.

Со второго этажа доносились крики, рыдания и плеск воды. Видимо, миссис Александер пыталась заставить дочь умыться, но заставить Роксану делать что-то, что она не хочет, было не самым легким делом. Они были наверху уже двадцать минут, но крики все не прекращались.

Все это время Веруника и ее мать сидели молча, придумывая предлог, чтобы поскорее раскланяться и уйти.

Но внезапно все стихло, а потом на лестнице раздался бодрый топот, и в гостиную влетела Роксана. Нос ее опух, а глаза были красными и будто воспаленными.

– Мама пообещала на выходных купить мне новый кукольный дом!

«Понятно теперь, чем ее успокоили».

Следом вошла миссис Александер, улыбаясь виновато и смущенно, виновато пожала плечами и пошла на кухню за пирогом.

После пирога девочек отправили играть в детскую. Веруника еле-еле выдержала эти полтора часа: Роксана, как обычно, с пеной у рта доказывала, что ее игрушки лучше, чем у Веруники. Впрочем, та уже привыкла и не обращала на это внимания, лишь изредка поддакивала, чем еще сильней раздражала Роксану.

– Мам, а почему она так себя ведет? – спросила Веруника, когда они с мамой поднимались на промерзшее крыльцо своего дома.

– Не знаю, детка. Может, дело в характере самой Роксаны, а может, родители ее плохо воспитывали… Хотя мне не хочется на них наговаривать, – она лукаво подмигнула дочери.

Веруника засмеялась и вошла в дом.

На кухне что-то гремело, потом послышался звук разбившейся тарелки.

Веруника переглянулась с мамой. В глазах обеих плескалось беспокойство.

– Майк? – с тревогой в голосе крикнула мама, стягивая с шеи полосатый шарф.

Отец Веруники тут же выбежал в коридор, судя по звуку – разбив по дороге еще что-то. В коридор он вошел, держа в руке скворчащую сковородку с аппетитно пахнущими кусками говяжьей вырезки.

– Что-то случилось? Ты такая бледная, – спросил он у жены.

Она обернулась на дочь, потом посмотрела на Майка и произнесла:

– Мне показалось… Я сама не знаю, что мне показалось. Я просто думала, что ты вернешься позже. А мясо откуда? Я же вчера утку готовила.

– Утку я только что доел, а вырезку я купил у мистера Джонса в «Мясном домике», ему сегодня рано утром привезли столько свежайшей вырезки, что он не знает теперь, куда ее девать – все холодильники в магазине заполнил! Он боится, что не сумеет все продать, вот и снизил цену ниже некуда!

– Потрясающе! – улыбнулась мама. – Но кухню будешь отмывать сам! Через сколько ждать обед?

– Ммм… Минут через пятнадцать, я думаю.

– Веруника, иди переодевайся и мой руки, пойдем пробовать папин шедевр, – мама подтолкнула мужа вместе со сковородкой, с которой уже перестало брызгать масло, на кухню оценивать размеры бедствия, нанесенные кулинарным экспериментом супруга.

«Какая же у меня все-таки дружная семья!» – подумала Веруника и, повесив куртку на крючок, побежала на второй этаж переодеваться.

Обед прошел весело: папа шутил, мама хвалила его, он краснел от удовольствия. Веруника чувствовала себя счастливой, глядя, как мама улыбается папе, как с любовью смотрит на него, а он, в свою очередь, нежно обнимает ее за плечи.

– Ой! – вскрикнула Веруника.

Мама от неожиданности уронила вилку.

– Ты чего кричишь? – спросила она.

– Я забыла зарисовать снежинки в альбом для бабушки, – ответила девочка и, не сказав папе «спасибо», выскочила из-за стола и побежала в свою комнату.

– Веруника! Ах, ладно… – мама махнула рукой, – вряд ли она доедать будет.

Папа засмеялся.

Веруника вбежала в комнату. Достав из ящика большой альбом в белой бархатной обложке и бросив его на ковер, девочка улеглась рядом. Лежа на полу ей почему-то лучше рисовалось. Папа как-то сказал, что у нее «горизонтальное вдохновение». Открывая альбом, Вероника обнаружила, что забыла взять карандаши. От души обругав себя растяпой, она встала и пошла к столу за ними. Напевая песенку, Веруника зарисовывала в альбом те снежинки, которые еще не успели выветриться из ее памяти.

Внезапно скрипнула дверь. Веруника оглянулась и увидела маму – лицо ее было встревожено, а голос дрожал.

– Собирайся! Мы едем к бабушке в больницу, – произнесла она быстро.

– Но мы не собирались сегодня…

– Я знаю, но планы изменились. Давай быстрее!

– Но, мам, я еще не закончила, – кивнула Веруника на раскрытый альбом.

– Сейчас не до этого… Если хочешь, возьми его с собой – дорисуешь в больнице!

Веруника хотела возразить, но передумала, взглянув в мамины обеспокоенные глаза.

– Мам, – сглотнула она, – что-то с бабушкой случилось?

На глаза девочки сразу навернулись слезы. Веруника моргнула, чтобы они исчезли и не переросли в полноценную истерику.

– Нет, нет, все в порядке, просто бабушка по тебе очень соскучилась!

– Веруника, Маргарет! – прозвучал голос с первого этажа.

– Это папа, – мама оглянулась на дверь, – он уже завел машину.

Веруника притормозила на выходе, потом вернулась и все-таки захватила альбом с собой, хоть он и не был закончен.

Всю дорогу родители молчали, лишь один раз папа, глядя в зеркало заднего вида, ободряюще улыбнулся дочери и сказал:

– Не грусти, все будет хорошо!

В больнице им пришлось долго ждать в приемной. Больница в пригороде была маленькой, докторов имелось всего четверо: у одного был отпуск, у второго – выходной, у третьего – обострение язвы желудка, а последний находился в операционной – ему привезли жертву автомобильной аварии с Загородного шоссе.

Папа мерил пол в приемной большими шагами. Веруника с мамой сидели на неудобных стульях, держась за руки и не произнося ни слова.

– Майк, успокойся, – нарушила наконец тягостное молчание мама Веруники. – Посиди спокойно.

Ее супруг со вздохом опустился на стул. Мама встала и ободряюще провела рукой по его плечу.

– Я схожу за кофе. Веруника, чаю с молоком хочешь?

Вероника кивнула. Мама ушла.

– Папа, а бабушкой точно все хорошо будет? Она поправится?

– Конечно, милая!

Папа приобнял Верунику за плечи.

– Конечно, она поправится, – повторил он тихо. – Бабушка у нас ого-го какая! Все переживет! Здоровее нас будет.

Вернулась мама с тремя стаканами. От одного шел пар, два других были менее горячие и одуряюще пахли кофе.

– Пей аккуратнее, – сказала мама, протягивая дочери стакан чая с молоком.

Веруника осторожно взяла его в руки и втянула носом обжигающий пар.

– Теперь все точно будет замечательно, – улыбнулась девочка.

Мама улыбнулась в ответ и погладила ее по голове.

Примерно через полчаса пришел доктор.

– Вы родственники миссис Берк? – спросил он устало.

Верунике доктор показался очень старым, возможно, даже более старым, чем ее бабушка. Его лицо до того было испещрено морщинами, что было похоже на печеное яблоко. Редкие волосы на голове были совсем белыми, словно сахарная вата.

– Да, это мы! – вся семья резко встала со своих мест.

– Хм… Уведите ребенка, пожалуйста! – попросил доктор.

Мама с папой переглянулась, после чего мама взяла Верунику за руку и повела ее в кафе на первом этаже.

Веруника молча ковыряла ложечкой мороженое и поглядывала на маму. Та пыталась скрыть свое волнение, но безрезультатно.

Щеки рдели каким-то болезненным румянцем, руки беспокойно перекладывали предметы на липком столике. Внезапно она резко встала и подошла к соседнему столику, где сидели двое мужчин в верхней одежде.

Веруника наблюдала, как мама нагнулась к ним и что-то попросила, один из мужчин улыбнулся и протянул ей пачку сигарет. Она достала одну штуку, поблагодарила его и вернулась к дочери.

– Давай на улицу выйдем.

Веруника встала со своего места и, надевая на ходу шапку, пошла за мамой, быстро двигающейся к выходу.

Они сошли с больничного крыльца, прошлись по заснеженному скверу и сели на покрытую изморозью скамейку. Мама закурила, при этом вид у нее стал такой, будто она получила то, чего давно хотела, что-то, потрясающий вкус чего был давно и прочно забыт.

– Мам, ну и вид у тебя, – засмеялась Вероника.

– Ты знаешь, я десять лет не курила, целых десять лет! Бросила, когда мы с папой решили, что для счастья нам необходима ты! – мама нежно потрепала Верунику по шапке.

Веруника прижалась к маме и уткнулась носом в воротник ее куртки. Рядом с мамой всегда было уютно и спокойно, можно было ничего не бояться: ни грозы, ни полнолуний. Рядом с мамой мир сужался до крохотного пятачка, за границей которого ничего не было. И сейчас, возле больницы, Верунике пришло в голову, что все это может когда-нибудь кончиться, что больше не к кому будет уткнуться носом в воротник куртки, что не за кого будет спрятаться, когда страшно.

– Мама, – прошептала тихо Веруника, – а что там, на том свете?

Мама поперхнулась дымом. К такому вопросу она явно была неготова. Поэтому объяснение получилось несколько глуповатым.

– Там все прекрасно, нет обычной человеческой суеты, нет врагов и предательств, все дружат…

– Прямо все?

– Да, даже овечки с тиграми, и волки с зайчиками там самые лучшие друзья!

– А что же они тогда кушают? – Верунику не на шутку заинтересовал этот вопрос.

Мама подумала мгновение.

– Э-э-э… Тучки, облачка!

– Тучки?! Хм… Интересно.

– Ладно, пойдем обратно, папа нас уже, наверное, обыскался! – быстро свернула разговор мама и, взяв дочь за руку, вернулась в больницу, туда, где они ждали врача.

Папа уже сидел там, лицом он уткнулся в колени, руки были сжаты в кулаки. Услышав шаги, он обернулся в сторону звука. Лицо его было насквозь пронизано болью, под глазами залегли трагические тени, сами глаза потеряли блеск. Увидев жену и дочь, он, молча и несколько сгорбившись, прошел мимо них к выходу. Веруника и ее мама пошли за ним, боясь произнести хоть слово.

С заднего сиденья машины Веруника со страхом наблюдала за бледным папой, который долго пытался завести мотор. Когда же ему это наконец удалось, он сильно ударил кулаком по рулю и заплакал, как маленький ребенок, как замерзший голодный щенок.

– Успокойся, – уговаривала мама, обнимая мужа и вытирая слезы, которые катились уже и из ее глаз. – Успокойся, пожалуйста! Ты пугаешь ребенка!

Папа, услышав это, тут же взял себя в руки и нажал педаль газа.

Дорогу домой все провели в молчании. Говорить было не о чем, все и так было понятно.

Веруника закрыла лицо шарфом, чтобы родители не видели, как она плачет. Она думала о том, что бабушка больше не приедет к ним на Рождество, не пригласит ее к себе на каникулы в гости в маленький, но уютный домик в соседней деревушке, никогда больше не расскажет сказку, не пойдет с ней в лес и на речку… Никогда и никуда бабушка уже больше не пойдет, она ушла, ушла навсегда. Бабушка умерла.