Текст книги "Пожалуйста, только живи!"

Широкие плечи под ее руками дрогнули, голова вздернулась вверх, и глаза в одно мгновение распахнулись. Светлые, холодные и блестящие, как речная вода, твердые, стальные глаза Марата.

Марат слышал треск вертушек над головой. Лопасти хлопали, разрезая горячий воздух. Грохнул разрыв, и взметнувшаяся земля пылью осела на губах. Отрывистые команды, камни под ногами. Он бежал вперед, задыхаясь, а потом ворвался в тот разгромленный дом. И там все было огнем и кровью. Этот запах запекшейся плоти, такой густой, что, казалось, его можно резать ножом. И снова грохнуло за окном, и все вокруг задрожало, завибрировала земля под ногами. Он рухнул на каменный пол, прикрывая руками голову.

А потом вдруг ощутил на губах Ритины губы. И в первую минуту подумал – опять брежу. Потом открыл глаза – и едва не задохнулся. Она была на полу, рядом с ним, обвивала его тонкими руками и, прерывисто дыша, прижималась лбом к его лбу. Неровные пряди волос вокруг лица – чужая, незнакомая стрижка, темная помада на губах, какие-то замысловатые лохмотья и запах, запах другой, пряный, резкий, кричащий. Но все-таки это была она, его девочка, бесконечно любимая, родная, единственная. Он все-таки ее нашел!

Он рванул ее к себе, еще не до конца проснувшись, не осознав, где находится, но уже готовый заявить на нее свои права, спрятать от всего окружающего мира на своей груди. Она прижалась к нему, дрожа и вздрагивая, уткнулась лицом куда-то в шею, и он ощутил трепет ее ресниц на своей коже, а потом влагу – и понял, что она плачет.

– Пойдем! Пойдем скорее! – Рита, поднимаясь, потянула его за форменную куртку вверх, за собой.

Марат нетвердо поднялся на ноги – так сильно кружилась голова. Щелкнул ключ в замке, дверь в квартиру открылась и захлопнулась за ними. И Рита прижалась к нему в темноте, припала всем телом, обвивая руками шею, пытаясь на ощупь найти губами его губы и попадая то в щеку, то в подбородок.

Он не мог дышать. Жар, затопивший его до самых кончиков пальцев, был слишком сильным – кажется, даже в горящем БТРе ему не было так горячо. Воздух обжигал раскаленные легкие, и казалось, грудная клетка сейчас лопнет, взорвется и обугленное сердце выпрыгнет и покатится по полу.

– Подожди! – хрипло шепнул он Рите. – Слишком быстро…

И она, кажется, поняла, замерла, все еще прижимаясь к нему. Несколько секунд они просто стояли так, приникнув друг к другу и тяжело дыша. И Марат чувствовал, как бьется, настойчиво стучась в его грудь, Ритино сердце.

Марево перед глазами немного рассеялось, и он различил странные призрачные фигуры, белевшие повсюду, словно следившие за ними. Он чуть сдвинул брови, пытаясь разобрать, что это. И тут же в памяти всплыло – что Рита живет в квартире какого-то непонятного мужика.

– Чья это квартира? – сдавленно спросил он.

– Моего друга, – шепнула Рита ему в грудь, и он даже сквозь одежду почувствовал влажный жар ее дыхания.

Она подняла голову, сверкнула на него глазами в темноте.

– Прекрати! Что бы ты там себе ни напридумывал, это не так. Я потом объясню про Левку. Это совсем не то… не важно, честно.

И он в ту же минуту поверил ей. А еще понял, что, кем бы ни оказался этот мужчина – ее парень, жених, муж, кто угодно, – для него бы все равно это не имело значения.

Он, наконец, притянул ее к себе, нашел ее губы, мягкие, отзывчивые, чуть обветренные по контуру. Ее рука, взлетев, опустилась ему на затылок. Они двинулись куда-то в темноте, не размыкая рук и губ, боясь хотя бы на секунду оторваться друг от друга. Пошатываясь, натыкаясь на стены и мебель, роняя что-то, давясь смехом, теряя по дороге предметы одежды и снова и снова целуясь, они добрались до какой-то горизонтальной поверхности – дивана, кровати? – Марат так и не понял.

Ее руки – гибкие, с пульсирующими под его губами жилками на хрупких запястьях, ее ноги – длинные, гладкие, с нежными маленькими ступнями, грудь, бедра с выступающими косточками, впалый вздрагивающий живот. Ему хотелось коснуться губами каждого сантиметра ее тела, стереть с кожи незнакомый запах духов, запах чужого города и жилья, и вдохнуть наконец такой родной знакомый запах холодного ветра, лесной хвои и диких цветов. Ощутить полной грудью, что он все-таки нашел ее, вернул себе, что больше он никогда не выпустит ее из рук, и теперь они навсегда будут вместе.

– Здравствуй! – сказала Рита потом, по-турецки сидя на кровати, совершенно не стесняясь своей наготы и глядя на него счастливыми смеющимися глазами. – Ты ведь даже еще и не поздоровался со мной.

– Я поздоровался, – возразил он, не в силах удержаться от дурацкой блаженной улыбки.

– А-а, – протянула она. – Тогда давай скорее попрощаемся, а потом снова поздороваемся.

Она поймала его ладонь и осторожно погладила подушечками пальцев следы ожогов.

– Что у тебя с руками?

– Фигня, – отмахнулся он, не в силах стереть с лица глупой счастливой улыбки. – Картошку горячую из костра таскал.

– Картошку, значит, – хмыкнула она. – Ясно…

Она протянула руку и провела ладонью по колючему ежику волос на его голове:

– А ты обещал, что волосы отрастут.

– Твои тоже куда-то делись. – Он запустил пальцы в короткие асимметричные пряди на ее голове.

– Тебе не нравятся мои волосы? – подняла брови Рита.

– Мне больше нравилось, когда они были, – заметил он.

Она дернула плечами:

– Вообще, знаешь, многое изменилось… Не только волосы…

– Я знаю, – тихо отозвался он.

Она встала с кровати. На ее худую спину с выступающими острыми позвонками было почти больно смотреть. Рита прошла через комнату, нашла на полу сумку, вытащила пачку сигарет. Прикурила, а затем перебросила пачку ему. Несколько минут они молча курили, стряхивая пепел в какую-то гипсовую чашку, которую Рита пристроила у Марата на животе.

– Я тебя люблю, – сказала вдруг Рита, быстро взглянув ему в глаза.

И он снова повторил:

– Я знаю, Маруся.

Под утро в замке заворочался ключ. Рита, до сих пор передвигавшаяся по квартире нагишом, лениво натянула длинную, доходившую ей до середины бедер футболку. Марат, бродивший по чужому дому в одних армейских штанах, потянулся за рубашкой. Незнакомый голос из прихожей крикнул:

– Гретхен, ты не спишь? Это прекрасно, потому что я жажду твоей крови. Ну и ночь ты мне устроила. Этот ублюдок…

В комнату вошел белобрысый парень, смазливый, как девчонка, и оторопело уставился на Марата и Риту.

– А это еще кто? – вопросил он.

Марат чуть нахмурился, машинально сжимая кулаки. Он до сих пор еще так и не понял, что за отношения связывают его любимую девушку и хозяина этой странной квартиры, и на всякий случай был готов к драке. Но дальше произошло что-то странное. Рита шагнула к вошедшему, со значением заглянула ему в глаза и напряженным голосом проговорила:

– Это… прекрасный принц из Задрищенска. Левка, ты понимаешь?..

Он несколько секунд смотрел на нее, потом помотал головой и недовольно протянул:

– Э-э нет, мать, даже не думай! Я на сегодня покончил с благотворительностью на твой счет.

– Ну Левочка! – просительно и в то же время настойчиво сказала Рита. – Пожалуйста!

– Ишь ты! Пожа-а-луйста! – недоверчиво усмехнулся хозяин квартиры, как будто услышать это слово из уст Риты была невиданная редкость. – Ладно, черт с тобой, золотая рыбка. Ну-ка скажи, кто из твоих многочисленных знакомых самый щедрый, деликатный и понимающий?

– Ты, Левочка, ты! – заверила Рита. – А теперь проваливай!

Лева обернулся к Марату, развел руками и протянул:

– Ну, рад был познакомиться или вроде того. Счастливо!

А потом он исчез из квартиры так же внезапно, как и появился.

Утро вползало в окно, окрашивая мягким золотистым светом стены комнаты. Белые мраморные головы так и таращились из всех углов пустыми глазницами.

У Риты под глазами залегли темные тени от бессонной ночи, а губы слегка припухли и раскраснелись. Она была так красива сейчас – мягкая, полусонная, теплая. Хотелось прижать ее к себе крепко-крепко и, затаив дыхание, ждать, когда она уснет на его груди, а потом бояться пошевелиться, чтобы не потревожить ее сон.

Но Марат не мог справиться с мучающими его мыслями, подозрениями. Кому еще она так нежно улыбалась в эти долгие два года? Кто дотрагивался до этого чистого лба, целовал эти причудливо вырезанные губы? И он снова и снова задавал дурацкие вопросы, чувствуя, как сам, собственными руками строит стену между ними.

– Так я не понял, этот Левка, он что, педик? – спрашивал он, сам морщась от своего напряженного язвительного тона.

– Ну да, я потому тебе и сказала, что это все неважно, – устало кивала она. – Он мне… ну как подружка, понимаешь?

– Тьфу. – Марат гадливо сплюнул. – Отличные у тебя тут друзья. Педики, кривляки-однокурсники, порноактеры…

– А раньше у меня в друзьях были просто сливки общества, – раздраженно отозвалась она. – Тупоголовый Банан, думающий только о том, чем бы еще закинуться, Аниська, готовый удавиться за копейку, еще…

– Леха погиб, – оборвал ее Марат.

Она сжала губы:

– Да, я слышала. Прости…

– Может, и про меня вспомнишь? Я тоже был твоим… другом, – с горечью выговорил он. – Может, я тоже теперь тебе по статусу не подхожу?

– Марат, ну что ты начинаешь… – вздохнула она. – Зачем это все? Я такая, какая есть. Ты всегда это знал. Да, у меня странные друзья, но… Между прочим, Левка уступил нам собственную квартиру, чтобы мы могли побыть вместе.

– Какая предупредительность! – с иронией бросил он. – Интересно, почему? Что ты такого ему обо мне рассказывала?

– Я вообще-то никому здесь ничего о тебе не рассказывала, – сказала Рита.

– Да? И почему? Не думала, что когда-нибудь придется нас знакомить? – снова язвил он.

– Да, представь себе, я не была в этом уверена! – выкрикнула она. – Не была уверена, что ты вернешься… живой.

Они замолчали. Слабое осеннее солнце заглянуло в окно, и свивающиеся в воздухе струйки сигаретного дыма засветились синим. Рита ткнула бычок в пепельницу, шагнула к Марату и порывисто обхватила руками его шею.

– Господи, давай просто заткнемся, а? Заткнемся оба. Нам же так хорошо, мы так долго этого ждали. Давай не будем все портить!

– Прости, – не справившись с голосом, сипло шепнул он в ее волосы. – Прости.

Время утратило свои границы, день и ночь смешались. Минуты то тянулись бесконечно, то пускались в бешеный пляс. Рита и Марат засыпали, просыпались, ели что-то, курили, бродили по квартире полуодетые, снова и снова приникали друг к другу – уже не помня, сколько времени они вместе, ночь сейчас или день.

Он просыпался, чувствуя движение ее быстрых пальцев на своих веках.

– Шшш, – горячий шепот на виске. – Ты кричал во сне. Все хорошо, я здесь.

Он садился в постели, тряс головой и рефлекторно тер ладонями лицо. Рита прижималась к его спине сзади.

– Что тебе снилось? Война? Расскажи мне!

– Не помню!

Он знал, что никогда не станет рассказывать ей об этом.

– Ты, наверно, голодный? – спросила она потом. – Поедим что-нибудь?

Он изумленно посмотрел на нее:

– Ты что, научилась готовить?

– Вообще-то да, – гордо отозвалась Рита. – Только не знаю почему, все, кто пробовал мою еду, начинали подозревать, что я подмешала что-то им в тарелку, чтобы усыпить и потом ограбить.

Они рассмеялись. Марат встал с постели, потянулся до хруста, расправляя плечи.

– Ладно, – сказал он. – Я тебя накормлю. Я умею готовить пятнадцать разных блюд из макарон и тушенки. Это лучшее, чему я научился в армии.

Потом он смотрел, как она ест, выуживая из тарелки длинные макаронины. Она сидела на табуретке, почему-то по-турецки скрестив ноги, вся состояла из острых углов – локти, колени, ключицы, выступающие позвонки, скулы, подбородок. Он смотрел на нее – и в груди разливалось тепло. И нежность захлестывала с такой силой, что трудно становилось дышать. «Моя девочка! Никогда больше не выпущу! Никому не отдам!»

А потом они начинали разговаривать – и все летело к черту. Они ведь толком никогда не разговаривали, ни разу в жизни. Все, что было раньше, – взаимные подколы, шутки и отчаянные, откровенные до одури полудетские признания. Они никогда не обсуждали, что у них впереди, и теперь все попытки как-то разобраться с этим оборачивались полной катастрофой.

– Поедем домой! – уговаривал Марат. – Сейчас поедем. Баба Дина будет рада. Мы поселимся у меня в комнате, прямо сразу, понимаешь? Не нужно будет ничего решать, ничего ждать. Мы сможем быть вместе – и завтра же подадим заявление в загс.

– Но я не хочу туда, – возражала Рита. – Домой… Это не мой дом, понимаешь? Мой дом здесь. Ну вспомни, мы же вместе мечтали, как уедем оттуда, как будем жить в Москве, вместе. Вспомни!

– Это ты мечтала, – сухо обрывал он. – А мне было все равно, где жить, лишь бы с тобой.

– А теперь? – Она испытующе смотрела на него.

– А теперь я понимаю, что был идиотом. Что для тебя важнее всего всегда было свалить из родного города. А со мной или без меня – не так принципиально.

– Слушай, это ведь ты сбежал от меня на войну! – распалялась Рита. – Видимо, она была тебе чуть менее отвратительна, чем я.

Потом они снова бросались друг к другу, просили прощения, каялись, целовались до жжения в губах. Он называл ее Марусей, обхватывал сильными руками, укачивая на коленях. Она обвивалась вокруг него и влажно дышала в ямку на шее. И казалось, что все вокруг не имеет никакого значения, лишь бы сидеть вот так, вцепившись друг в друга, дышать в такт, слышать стук ее сердца. А потом все начиналось сначала.

– Ты можешь остаться здесь. Со мной. В Москве.

– Как же! Кому я тут сдался!

– Слушай, ты сильный, мужественный, решительный, стрелять умеешь. Ты видишь, что вокруг творится? Для тебя устроиться тут будет вообще не проблема.

Марат, не веря своим ушам, качал головой:

– В бандиты мне предлагаешь податься? Ты прямо как Аниська, честное слово.

– Марат, ну послушай же…

– Вы оба меня с кем-то путаете, вот что.

– Ну, хорошо, хорошо, – примирительно говорила Рита, прижимая ладони к его груди. – Хорошо, подожди. Вот медучилище! Ты же так и не доучился тогда. В Москве их куча – поступай в любое.

– А жить мы с тобой на что будем?

– Да это ерунда, – пренебрежительно отмахнулась она. – Я вот на пореве этом неплохо зарабатываю.

Марат криво усмехнулся:

– Ты думаешь, я стану жить на твои деньги? На деньги, которые ты зарабатываешь этой… грязью? Ты точно меня с кем-то путаешь, Маруся!

За окном уже снова была ночь. Метались по комнате отблески фар проезжающих мимо машин, мигал на стене отсвет вывески расположенного в соседнем доме кафе. Сырой ветер врывался в квартиру, тревожно хлопая форточкой на кухне.

– Ты задрал меня своим благородным негодованием! – со злостью выплюнула вдруг Рита. – Значит, порицаешь мой образ жизни, мистер Ум, Честь и Совесть? Он тебе омерзителен, так? Ты никогда не станешь жить тут со мной, потому что это все сплошная грязь и мерзость? А ты не забыл, откуда сам приехал? С отвратительной, грязной, бессмысленной, предательской войны! Не забыл, что ты убивал людей? Тебе просто приказали, и ты пошел! И стрелял в них, и гранаты метал – и ничего, не чувствовал себя почему-то грязным и лживым.

– Я был солдатом, – нехорошим тихим голосом отозвался он. – Я не мог оценивать приказы…

– Да, вот только солдатом ты стал по собственному желанию! – выкрикнула Рита. – Потому что тебе приспичило разобраться с собственными комплексами. А то, что другие люди заплатили за твои рефлексии своей жизнью, – это же так, мелочи.

Марат поднялся на ноги. Угол его рта болезненно дернулся, но в целом лицо оставалось бесстрастным, пугающе спокойным. Рита, кажется, испугавшись, что в запале наговорила лишнего, отшатнулась от него, прикусила нижнюю губу, глядя на Марата изумрудно-зелеными подозрительно блестящими глазами.

– Марат! – шепнула она сорванным голосом. – Марат, подожди!

Он аккуратно отодвинул ее плечом, набросил на плечи куртку и вышел из квартиры.

На улице лил дождь. Ледяные струи стучали по его стриженой голове, скатывались за шиворот. Марат закурил, пряча сигарету в ладони, широкими шагами пересек двор, вышел на Пятницкую. Кажется, было еще не совсем поздно – движение на улице было довольно оживленным, кафе еще работали. Навстречу ему попадались то стайки веселых, хохочущих студентов, то отдельные торопившиеся по домам прохожие. Он увидел притормозившую на светофоре шикарную тачку. За рулем сидел лысый детина с мясистым складчатым затылком. А рядом с ним скучающе смотрела по сторонам и куталась в меховой воротник девица с пухлыми надменными губами.

«Рита хочет, чтобы мы стали такими? – думал Марат. – Чтобы я подался в бандиты, ездил на классной тачке, покупал ей меха? Нет, она не такая. Она в жизни не согласится на роль пустоголовой красивой куклы, скорее уж сама захочет держать в руках пушку. Только… Только я этого не хочу. Сколько бы она ни попрекала меня, я не убийца. Я не стану стрелять в кого-то только потому, что мне это выгодно. Я могу быть солдатом, сражаться с оружием в руках против врага – пускай даже этот враг условный, навязанный мне свыше. Но жить здесь, в мирном городе, по законам военного времени я не смогу».

Уехать! Вернуться домой! Пусть остается здесь, живет как хочет. Никто не сможет обвинить его в том, что он не пытался. Наверно, они просто встретились слишком рано, когда еще не поняли окончательно, чего оба хотят от жизни. Так бывает. Не руки же на себя накладывать из-за этого.

Марат быстро шел по улице, вжав голову в плечи, не обращая внимания на то, что промок насквозь. Какая разница? И в тот момент, когда к нему пришло это понимание – понимание того, что бегает он, по сути, кругами вокруг квартиры, где осталась Рита, – он уяснил, что никуда без нее не уедет. Он жить, дышать без нее не может. Какая, к черту, разница, кто она, чем она занимается? Все это не имеет никакого значения просто потому, что он больше не сможет без нее. Кем угодно – только бы вместе.

Ладно. Он придумает что-нибудь. Устроится на любую работу – сторожем, грузчиком, асфальтоукладчиком. Снимет комнату, халупу, сарай – что угодно. Он найдет способ зацепиться здесь, раз ей так необходимо остаться. Он больше не упрекнет ее. Он забудет, сотрет из памяти эти слова, которые она бросила ему в пылу спора. Ему не нужно даже ее извинений, не нужно прощать ее – потому что это тоже больше не важно. Он просто знает, что больше не сможет без нее жить – только и всего.

Марат четко, по-военному, развернулся на каблуках и зашагал обратно. Квадратный, сбегавший вниз двор, не работающий фонарь у палисадника, деревянная дверь подъезда, широкая лестница с лакированными перилами, дверь квартиры.

Дверь почему-то оказалась не заперта. Наверное, Рита знала, что он вернется, ждала. Марат приоткрыл створку и тут же замер, весь подобрался, всей кожей ощущая опасность. Он сам не понял, что произошло, – то ли ощутил отголосок чужого запаха, доносившегося из квартиры, то ли успел расслышать тяжелое дыхание и шум борьбы. В кухне горел свет, но в комнате было темно. Бесшумно скользнув в квартиру, Марат двигался по стене, ловко, быстро и плавно, как крупный опытный хищник. Рука привычно потянулась к оружию, и он невольно сморщился, когда пальцы скользнули по пустоте. Инстинкт работал быстрее разума, Марат просто забыл, что находится теперь на гражданке.

– Сука! – прохрипел кто-то из комнаты. – Говори, где эта прошмандовка! И где мои деньги?

Коротко всхлипнула, задыхаясь, Рита. С шумом грохнулась об пол какая-то из гипсовых рож. Марат перевел дыхание и одним прыжком влетел в комнату. В один миг оценил обстановку – Рита на полу, нападающий пригвождает ее к линолеуму, сжимает руки на горле. Она пытается сбросить его, рвется вверх, бешено отбивается, но уже слабеет от недостатка кислорода.

Марат не успел даже подумать ни о чем – кто этот человек, что ему нужно от Риты. Он опустился за спиной не замечавшего его убийцы и, коротко размахнувшись, ударил его ребром ладони по шее. Все, чему учили его в особом подразделении, что глубоко въелось в его нутро, сработало мгновенно, практически на уровне инстинктов. Перед ним был враг, угрожавший самому дорогому человеку в его жизни, и врага нужно было устранить. Марат не успел ни сориентироваться, ни рассчитать силу удара. Он применил прием мгновенно, ударил нападавшего, и тот коротко всхрапнул, рухнул на распростертую под ним Риту и обмяк. И только увидев перед собой бездыханное тело, Марат сообразил, что он здесь – не на войне, на гражданке – только что убил человека, не успев даже понять, кто это и что ему нужно.