Текст книги "Выжить и не сойти с ума. После потери ребенка ; Ты будешь мамой. Как забеременеть, если долго не получается ; Хочу ребенка! Как быть, когда малыш не торопится"

Часть 5. Интеграция

Несколько раз за последний месяц пространство повторяло мне одну простую, но глубокую мысль: изменения можно начать с любой точки. Так как проблема находится на всех уровнях сразу. Она везде.

После смерти ребенка ГОРЕ повсюду. Оно пропитывает воздух вокруг горюющего родителя, каждую клеточку его тела, словно сам родитель становится горем.

Я люблю объяснять своим студентам, что у каждого клиента есть своя точка входа. И на каком бы уровне мы ни работали, главное – прожить «эмоциональную пробку» – так я называю разблокировку отвергнутых чувств. К горю это тоже относится.

Можно проживать горе через регрессии в прошлые жизни. Через семейные расстановки динамик бабушек и дедушек. А можно работать через то, что происходит в моменте здесь и сейчас. Результат будет один и тот же.

Но сегодня я хочу рассказать о своем инсайте. Пока я только хотела подвести вас к идее квантовости нашей реальности. Ее многоуровневости. И идее разных точек входа. Но ГЛАВНОЕ, что я хочу сегодня рассказать: начать улучшение своего состояния можно с ЛЮБОГО уровня.

Что я имею в виду?

Горюющему родителю может быть плохо на разных уровнях:

• низкий уровень энергии и здоровья;

• часто подводит тело;

• психика очень хрупка и нестабильна;

• эмоции бывают неуправляемыми.

Видите, сколько уровней проживают горе одновременно?

Моим инсайтом было то, что, если производить улучшения на любом уровне, вся система начнет изменяться. Если к жизни развернется хотя бы один уровень человека, то весь человек изменит курс. И проще всего начать возвращение с ТЕЛА.

Почему? Потому что тело быстро ответит благодарностью. Потому что изменения будут визуально заметны. Потому что в физическом мире улучшения видны более четко.

Начните возвращение с тела. С восстановления здоровья. Или с улучшения внешнего вида – многие горюющие родители в первые месяцы горя просто забывают следить за собой. С возвращения в хорошую физическую форму. С приема витаминов и качественных биодобавок. Так вы манифестируете свое ВОЗРАЩЕНИЕ к жизни.

И возвращение начнет происходить.

Квантовая природа нашего мира так устроена, что когда на одном уровне начинаются изменения, то они происходят везде. Возвращая себе красивую фигуру, можно ненароком вернуться к жизни. Не к такой жизни, как была раньше, но ключевое слово здесь – ЖИЗНЬ.

Начните с любого уровня. С того, какой вам больше нравится.

Заняться телом обычно проще, потому что работа по телесному улучшению часто не подразумевает умственных усилий. Она просто требует регулярности. Думать во время проживания горя становится труднее. Но делать какие-то простые действия, например заниматься на беговой дорожке, вполне возможно.

Я не призываю ни к здоровому образу жизни, ни к установлению спортивных рекордов. Я просто увидела для себя путь из нескольких простых шагов.

После смерти дочери я перестала узнавать себя в зеркале. Я прибавила десять килограммов после трагедии. Мне кажется, тело пытается оставить меня на земле и заземляется таким образом. У меня изменилось лицо. Выражение лица. Глаза. Улыбка стала редким гостем.

Я смотрю в зеркало и НЕ УЗНАЮ себя. Я хочу вернуть хотя бы часть себя прежней. Хотя бы в зеркале. Поэтому я хочу изменить свое тело. Чтобы увидеть, что хоть что-то по-прежнему могу контролировать в этой жизни. Что я могу контролировать свое ТЕЛО.

Такая своеобразная иллюзия контроля после того, как мир рухнул. Но тяга взять все в свои руки – это желание остаться в живых. Мертвым ничего контролировать НЕ НАДО.

Если вы, как и я, выбираете жить дальше после смерти ребенка, просто меняйте любую сферу своей жизни к лучшему.

Остальные подтянутся.

Для меня такой подход стал большим открытием. И я сейчас ищу, с какой сферы жизни мне понравится начать изменения.

Мне отзывается начать с узнавания себя в зеркале.

Мне было тяжело, когда я думала, что смерть ребенка с таким стечением обстоятельств произошла только со мной. И что это была огромная ошибка мироздания. Я же все делала правильно.

Балет в детстве. Музыкальная школа. Золотая медаль. Два высших образования. Все дипломы красные. Две магистратуры, одна из которых в Университете Барселоны. Степень кандидата наук. Пять иностранных языков. Пять рожденных детей. И к чему я пришла?

К полному разрушению своего мира после убийства дочери.

Я завидовала тем родителям, которых поддержали после смерти ребенка. Мне казалось, что меня бросили все. Рядом осталось несколько человек. Мне говорили: тебе благодарны тысячи людей, которым ты помогла стать родителями. Я видела, что на расчетный счет переводили деньги, но не чувствовала поддержки.

Я оказалась в своем отдельном мире. За стеклом. Из-за стекла я смотрела на людей снаружи, которые жили по-прежнему, у них были живы дети, они умели смеяться. Я – нет.

В своем мире я долго была одна. О том, как там внутри, невозможно рассказать другому человеку. Даже если тебе скажут: «Я тебя понимаю». Если ты там не был, ты можешь постараться понять, но почувствовать и прожить – нет. И эта изоляция началась в моей жизни задолго до ковида.

Когда я организовала группу «Новая жизнь после смерти любимых», то увидела каким-то шестым чувством понимание и узнавание в глазах таких же родителей, потерявших детей.

Они тоже жили в капсулах. В своих мирах. А потом мы встретились. И наши миры стали расширяться друг на друга. Мы встречались. Первый год онлайн. А потом встретились очно. У меня снова появились подруги, которые понимают с полуслова. Подруги такие же, как и я, невидимые для окружающих в своем горе.

Потом я организовала первую конференцию «Перерождение» для людей, проживающих горе. На конференции было семьсот человек. И в какой-то момент я четко увидела, что моя ситуация – НЕ УНИКАЛЬНА. Есть ситуации, сравнимые по разрушительной силе, и их много. Я НЕ УНИКАЛЬНА. Это не меня одну наказали и оставили загибаться в капсуле боли.

Когда я познакомилась с новыми подругами поближе, то поняла, что это вообще не наказание. Появилось ощущение, что кто-то специально выбирал людей с большим сердцем, огромными талантами и возможностью к саморефлексии для того, чтобы пройти этот путь. Я увидела бесконечную красоту этих женщин – с мужчинами, проживающими потерю ребенка, я не так много общалась.

И в меня вошел дар НЕУНИКАЛЬНОСТИ.

Это не мне досталось нести ношу за весь мир – а раньше именно так казалось. Что все остальные люди счастливы ЗА МОЙ СЧЕТ. Нас оказалось много. И это МНОГО очень сильно меня расширило.

Я начала дышать от того, что не одна. В моем мире есть прекрасные люди, которых тоже выбрали прожить горе.

И мы можем построить свою цивилизацию в то время, когда другие, нормальные люди нас отвергают.

Смерть – это часть жизни. Она просто происходит.

Когда я поняла, что я не уникальная избранная в своем горе, меня сильно отпустило. Уникальность очень ограничивает варианты. И увеличивает ношу.

Вторая мысль, которая пришла мне после открытия своей неуникальности: проживающих горе родителей много, и многие из них выживают. И даже вновь начинают улыбаться.

Это дает надежду и мне тоже. Есть шанс, что я тоже выживу. Это дарит надежду таким же неуникальным горюющим родителям, как я. Дар неуникальности в том, что до тебя кто-то уже протоптал обратную дорожку к жизни. Ты просто можешь пройти по ней.

И выжить.

Так хочется, чтобы эта боль поскорее закончилась.

Это один из самых частых вопросов в нашей группе «Новая жизнь после смерти любимых» на Facebook: когда же ЭТО закончится? А ОНО не заканчивается. Оно длится, длится и длится. Особенно горе после смерти ребенка.

И что ответить на подобный вопрос матери, потерявшей сына несколько дней назад? Как сказать ей, что это практически НАВСЕГДА? На какой-то ступени своего подсознания мать, потерявшая ребенка, это и сама знает.

Как в фильме «Кроличья нора» героиня Николь Кидман, потерявшая ребенка восемь месяцев назад, спрашивает свою мать, потерявшую сына одиннадцать лет назад: «Это когда-нибудь ЗАКОНЧИТСЯ?» Вы знаете, что ответила ее мать? Посмотрите этот фильм, он того стоит. Мать героини ответила ей: «НЕТ».

Горе родителей не заканчивается, оно ВИДОИЗМЕНЯЕТСЯ.

В лучшем случае горе становится светлой памятью. Благодарностью за время, проведенное вместе. В худшем случае (хотя откуда я знаю про худшие случаи) человек в горе застревает.

Есть такое понятие, как «осложненное горе». Иногда такое «осложненное горе» диагностируется. Задача терапевта – обнаружить, где горюющий человек застрял, и помочь ему найти выход. Просто показать на то, что терапевту кажется выходом, не получится. Человек должен дозреть сам. Как беременность продолжается девять месяцев, так и скорбящий родитель созревает в своем горе для перехода на следующий уровень непонятно чего. Хорошо, если это следующий уровень жизни.

Бывает, что это следующий уровень смерти. В любом случае горе нельзя протолкнуть вперед. Нельзя ускорить процесс горевания.

Горе живет в своем ритме. Иногда этот ритм застывает и превращается в желе. В лучшем случае в желе. Иногда ритм замирает. И ты чувствуешь себя продуктом глубокой заморозки в морозильной камере мирового масштаба.

Горе, как и течение реки, не получится ускорить. Подтолкнуть. Пропихнуть. И никто не знает, почему у кого-то проживание идет быстрее, у кого-то медленнее. Я думаю, это зависит от наличия ресурсов – я уже писала об этом. А еще от того, кого мы потеряли и как.

Интенсивность горя – это функция от того, КОГО мы потеряли и КАК это произошло. А вот скорость проживания горя определяется в большей степени ресурсами и необходимостью участия в других запросах жизни.

Например, личное горе матери может стать отложенным, если она недавно родила ребенка. А старший ребенок умирает.

Я знаю одну такую женщину в Испании. Она родила дочь, а через месяц ее старший ребенок умер. Горе в этом случае пришлось отложить года на три. Пока младшая дочка запрашивала все ее внимание, на горе внимания почти не оставалось. Надо было заняться ЖИЗНЬЮ.

И она занималась. И вернулась к проживанию своей потери только тогда, когда младшая дочь подросла.

Даже здесь мать сначала отдает себя ребенку, потом возвращается к себе и своим чувствам.

Горе невозможно ускорить. Можно только найти больше ресурсов. Найти их, зная, что доступ к ресурсам в ситуации острого горя интенсивность проживания этого горя увеличивает в разы. Так горе стремится быть прожитым.

И я не знаю, когда ваше горе закончится. Я не знаю, закончится ли оно когда-нибудь. Но мне просто хочется побыть рядом с вами. Обнять, если позволите. И стать свидетелем того, что вы проживаете.

Горе невозможно прожить быстрее.

Но можно жить с достоинством, проживая горе.

Сегодня я была на презентации книги шести мам, потерявших детей. Книга называется «Несущая свет», и ее создание инициировано Яной Савченко.

Среди таких же, как я, мам, потерявших детей, я почувствовала себя очень тепло, безопасно и расслабленно. То единение и понимание, которое пронизывает эти встречи, сложно передать словами. Но очень четко каким-то тонким чутьем ты знаешь внутри себя: вот этот человек пережил смерть ребенка, а этот просто пришел поддержать друзей. Мамы, потерявшие детей, собираются в СТАИ.

После смерти ребенка важно найти свою стаю. Где поймут, выслушают и обогреют. И уже стая начинает отогревать тех мам, которые приходят позднее.

Горе рождает невыносимые по своей силе понимания, но оно же рождает и непередаваемое единство.

Мне это напоминает национальные диаспоры, живущие за рубежом. Некоторые диаспоры живут очень дружно, помогают друг другу и вновь прибывшим землякам. А некоторые с неохотой принимают новичков и с настороженностью относятся друг к другу.

Есть диаспора родителей, которые большой частью себя переехали в другой мир вслед за своими детьми. И в этой диаспоре тоже могут быть непонимание и конфликты, но все же наша группа «Новая жизнь после смерти любимых» для меня одна из самых бережных, дружных и поддерживающих.

Есть один простой закон: если внешний мир поддерживает, то границы психики человека раскрываются, у него нет большой необходимости в поддержке близкого круга людей. Мир его и так накормит! Если же внешний мир отвергает, не поддерживает, исчезает из поля зрения, то человек может закрыться в себе и перестать доверять окружающим. И в этом случае на помощь приходят малые группы из людей, попавших в такую же ситуацию.

Эта группа может заменить семью на какое-то время, даже если человек остался полностью в одиночестве.

Почему так получается? Для чего это участникам группы?

Тут я бы вернулась к основополагающим принципам движения «Renacer»: горе можно проживать с достоинством, и, помогая другому, ты помогаешь сам себе. Для меня это работает почти безотказно.

Если меня накрывает новая волна горя, я ищу, кого могу поддержать в данный момент. Когда я что-то делаю, мне становится легче. Стоит только почувствовать вкус облегчения, как вы будете повторять и повторять сей алгоритм.

Плохо ли кому-то от этого? Не думаю. Я вижу, как одним людям нужна поддержка, а другим необходимо дать ее в нужный момент. Важно, чтобы тот, кто поддерживает, и тот, кто получает поддержку, были на равных в акте обмена. Потому что в любой иерархической позиции, где один условно младше, а другой условно старше, это не работает.

Энергия не течет по вертикали, ее движение сугубо горизонтально.

Когда же позиция иерархическая и стоящий условно выше дает, то тут необходим баланс. Потому что давать просто так в природе могут лишь родители своим детям. А дети отдадут этот «долг» жизни своим детям. И так далее.

На этом потоке ЛЮБВИ течет поток ЖИЗНИ. А остальные люди могут продолжать давать, когда соблюдается баланс. Психологам и социальным работникам их работа должна оплачиваться. Иначе это не профессиональная деятельность, и специалист будет получать баланс другими путями. Автоматически.

Например, тот, кто получил подобную помощь, может взять на себя какую-то динамику специалиста. Далеко не всегда позитивную. И «оплата» тоже будет засчитана полем.

Поэтому помогать в нашей СТАЕ можно только из позиции «равный-равный». И поэтому я в группе не консультирую как психолог. Для этого есть другие профессиональные пространства. В пространстве «Renacer» все родители, потерявшие детей, равны. Там я не являюсь профессиональным психологом и не даю консультации.

Когда же я веду терапевтическую группу «Возвращение из страны горя», то перехожу в профессиональную позицию. Там мое взаимодействие с участниками меняется. И мне очень важно это разделять.

Другая позиция помощи может звучать как «Я лучше знаю, КАК прожить горе» или «Я уже это прошла».

Очень важно делиться опытом, но делиться как равный с равным. Иначе получается немного позиция «белого пальто».

В нашей группе мы отдельно оговорили, что такая позиция при поддержке недопустима, так как каждая ситуация уникальна. В сообществе иногда случаются конфликты, но мы уже научились с ними быстро справляться. Потому что у нас очень устойчивый фундамент, на котором базируется общение: мы все потеряли детей.

Никто из нас доброВОЛЬНО никогда не хотел стать участником группы по родительскому горю. Мы стали участниками этой группы доброБОЛЬНО.

И даже если похоже, что больно будет всегда, мы будем собираться в стаи и отогревать друг друга на ветру.

Вчера я была в церкви Тихвинской иконы Божией Матери.

У меня всегда с собой изображение Девы Монтсеррат. Это Черная Дева, главная католическая святыня Каталонии, с которой у меня особый контакт с 2011 года. Из-за нее я переехала в Испанию.

Так бывает – ты приезжаешь в монастырь на горе Монтсеррат, понимаешь, что ты дома. Загадываешь желание. И оно исполняется.

Так я оказалась в Испании и более десяти лет проводила недельные ретриты на Монтсеррат. Вчера утром я сказала Деве Монтсеррат: если ты со мной, дай мне знак.

И вот я еду за копией диплома о высшем психологическом образовании на метро ВДНХ. Так мне быстро все выдали, что освободилось полчаса. Рядом с моей бывшей альма-матер есть храм. Храм Тихвинской иконы Божией Матери.

Я зашла, внутри почти никого. Поставила свечку дочке за упокой. Поставила еще несколько свечей. И пошла по храму. Захожу в какой-то узкий придел и вижу икону Божией Матери. И она… черная.

Я даже не сразу поняла, что так мне дали знак. Потом долго стояла и молилась. Просила показать путь. А сегодня мне пришло ВСЕ.

Мне показали и путь, и как все устроено. Я четко увидела, КУДА мне дальше. Я увидела, как каждая мать, потерявшая ребенка, проживает судьбу Девы Марии.

Когда жить дальше возможно только тогда, когда веришь, что твой сын воскрес. Или дочь воскресла. Я больше года жила надеждой, что Каролину можно вернуть. Не спрашивайте меня КАК – надежда матери находит огромное количество вариантов.

Мне помогали в вере священники, монахи, шаманы, расстановщики, маги, ведьмы, медиумы, видящие и даже святая бабушка, читающая судьбу на старинной Библии на украинском языке.

Когда я забеременела, то была уверена, что так она возвращается.

Я пока не видела матерей, которые бы поверили в то, что их ребенок ушел НАВСЕГДА.

Все мы немного Марии.

Когда-то я обучалась тета-хилингу.

Ведущая семинара часто повторяла, что рядом со мной всегда приходит Дева Мария. Потом она начала говорить, что я – это ОНА и есть. Когда мы приехали с группой на практику в место, где по легенде спрятан Святой Грааль, ведущая так и сказала опешившему хозяину этой земли:

– А с нами сегодня Дева Мария!

Я тогда спросила:

– Если я – это ОНА, то ЧТО я здесь делаю?

– Тебе просто стало скучно, – ответила ведущая. – И ты пришла в этот мир.

Я, конечно же, не ОНА. Хотя в моей работе меня многие видели в этой роли. Но я – не ОНА.

Лет пятнадцать назад на семинаре по предназначению мы делали медитацию о своем архетипе. Когда я описала то, что видела, ведущая сказала: «Ну, тут все давно понятно. У тебя архетип Богородицы».

Меня это не обрадовало, а очень насторожило. Появилось огромное беспокойство. Меня тянуло изучить ЕЕ жизненный путь. Я часами сидела в поисковой системе и рассматривала иконы с ЕЕ изображением. Я купила книгу о ЕЕ жизнеописании. И все это неизменно вызывало у меня слезы.

Я никогда себя с НЕЙ не путала, но меня всегда к НЕЙ тянуло. Знала бы я тогда ДЛЯ ЧЕГО.

Был и еще один повод для самообвинений.

В одной из терапевтических групп по биодекодированию, которую вел Жан Гийом Саллес, мы работали с тем, что последние несколько лет я не могла создать стабильные отношения с мужчиной.

И по итогам сессии Жан Гийом сказал: «Да ты же записана со своей преданностью Деве Монтсеррат в монахини! У монахинь нет отношений с мужчинами!»

Я задумалась. Монахиней я себя не чувствовала, но Жану Гийому как специалисту доверяла. Он дал мне задание – сделать символический акт: закопать на горе Монтсеррат крестик с ЕЕ изображением, который я носила в то время.

Я очень хотела отношений и сделала это. Отношений у меня после этого не появилось, зато через год произошла трагедия.

Я долго думала, что это последствие моего поступка. Пока спустя сорок дней после смерти дочери ко мне не приехали друзья из Новосибирска.

Я тогда еще плохо ходила. Они арендовали машину и отвезли меня на Монтсеррат. Мы выстояли на жаре огромную очередь к Деве. Как часто бывало, нас чудесным образом пустили тогда, когда доступ к НЕЙ уже должен был быть закрыт.

После этой поездки я начала лучше ходить. И меня нашли отношения. Я начала возвращаться к жизни. Я почувствовала, что ОНА по-прежнему со мной, что бы ни происходило. Я искала через год тот крестик, который спрятала на горе. Я не нашла его. Тогда я пошла и купила себе новый.

Дева Мария – это архетип Великой Матери. Мы никогда не узнаем, существовала ли ОНА на самом деле. Но ОНА мне очень близка.

Мне пришло, что в каждой из нас есть ее частичка. Даже если эта частичка – одна тысячная процента от одной ЕЕ клетки, этого достаточно.

Все мы немного Марии. В каждой из нас может быть молекула, которая когда-то была ЕЮ, если она правда существовала. И этой молекулы хватает, чтобы почувствовать ее боль.

На том же курсе тета-хилинга я ходила в точку самой большой моей боли. В регрессии я оказалась в моменте последних минут жизни Христа.

Я смотрела на него глазами его матери.

Я начала плакать.

Когда я вспоминаю об этом опыте, я плачу снова.

Я плакала полчаса.

Из меня выходило что-то очень большое.

Если бы я только знала, что это были только ПРЕДВЕСТНИКИ настоящей БОЛИ!

Конечно, после трагедии я вспомнила, как плакала тогда. Как я чувствовала боль матери, потерявшей ребенка. И конечно, первое, что я сделала, – обвинила себя в том, что полезла туда, куда нельзя заходить.

Потом простила себя, поняв, что на нашем пути всегда есть подсказки, но мы не всегда их видим. Все мы немного Марии.

Потеря ребенка как никакое другое событие делает нас ближе к НЕЙ. Одна мать, потерявшая ребенка, скорее может понять другую такую же мать.

Матери, потерявшие ребенка, проживают ЕЕ боль. Все мы немного ОНА, и ОНА – немного все мы.

Поэтому в Страстную пятницу многим матерям в нашей группе было ТАК больно.