Текст книги "Выжить и не сойти с ума. После потери ребенка ; Ты будешь мамой. Как забеременеть, если долго не получается ; Хочу ребенка! Как быть, когда малыш не торопится"

Куда мы идем по своей стране горя? В какую точку назначения? Где мы хотим оказаться в результате?

Как говорила моя коллега и подруга Ольга Коляда: «Чтобы что-то завершить, надо видеть и знать, куда выступить!» Так куда мы будем выступать? И где же находится выход из страны горя?

Вчера на группе «Возвращение из страны горя» мы вместе эти выходы искали. Для каждой участницы этот выход свой. Он уникален. Тем не менее снова и снова возникает вопрос: что же является конечной целью проживания горя? Есть ли вообще эта мифическая цель? Или она вполне реальна?

Когда я изучала суть движения «Renacer» («Перерождение»), то обратила внимание на один пункт – «отсутствие декларации цели». Тогда я спросила об этом организатора групп «Renacer» в Барселоне Марилину Ферер Гуашь: что это означает? Марилина объяснила, что «Renacer» была создана на основе идеи групп взаимопомощи «Анонимные алкоголики», а на этих группах принято каждый раз декларировать цель.

Отмечу, что участники, посещавшие группы «Двенадцать шагов», сказали мне, что сейчас это уже не так. Но когда тридцать три года назад Алисия и Густаво Берти создавали движение «Renacer», похоже, была такая традиция. Алисия и Густаво попытались перенести ее и на группы «Renacer». И спустя некоторое время отказались от декларации цели для групп родителей, потерявших детей.

Почему? А какая цель может быть у горюющего родителя? Прожить еще один день? Эта цель острого периода горя. Да, для многих это так. Какая еще может быть цель у скорбящего родителя?

Выжить и не сойти с ума?

Именно эту цель мне предложила спустя месяц со дня трагедии Ольга Коляда. И я до сих пор ей следую.

Является ли эта цель конечной? Или нет, не так. Является ли эта цель выходом из страны горя? Для меня очевидно, что нет.

Цель, предполагающая выживание в здравом уме, но, например, без радости жизни, без смысла, без желания жить. Выжить – потому что надо.

Для меня эта цель была промежуточной. С ней я прожила первые месяцы после трагедии. Но потом возник вопрос: а что же дальше? Просто выживать я не хочу. Выжить – это вообще немного про насилие над собой. Потому что выживать не хотелось совсем. Жить было так невыносимо, что я выживала.

И я стала искать цель и смысл дальше. Так я познакомилась с директором Портлендского института горя и перехода Робертом Неймеером. И начала учиться в его сертификационной программе по терапии горя через реконструкцию смыслов. В названии подхода Боба – именно так он просит себя называть – мне очень понравилось слово «РЕКОНСТРУКЦИЯ». Оно давало надежду, что руины моей жизни можно реконструировать. И начать я хотела именно со смыслов.

Но СМЫСЛ – это все же не ЦЕЛЬ.

Смысл может вести нас от одной цели к другой. Смысл – это нечто более глобальное, что дает опору и направление движения.

А есть ли цель? Так куда мы выступим из страны горя?

Я смотрела на эту тему с разных сторон. Что же может быть целью? Для меня не конечной целью может быть облегчение состояния. Чтобы каждый день проживался чуть легче предыдущего. Промежуточной целью может быть «дожить до…». И на серии таких промежуточных целей можно пройти довольно далеко. Шаг за шагом, шаг за шагом.

Но есть ли конечная цель?

Я бы хотела вернуться в мою жизнь за «ДЕНЬ ДО». И все изменить. Это была бы моя КОНЕЧНАЯ ЦЕЛЬ. Но сделать это могут только герои фантастических фильмов. Я очень им завидую в эти моменты. Например, герою фильма «Дверь». Или герою фильма «Эффект Манделы».

Для меня возврата нет. Даже вернуться к своему состоянию ДО стало нереально. Я уже изменилась настолько, что вернуться к себе ТОЙ уже невозможно. Я настолько другая, что точка НЕВОЗВРАТА пройдена. Тогда КУДА я иду?

На наших практических конференциях, посвященных помощи при проживании горя, многие эксперты постоянно ссылались на Элизабет Кюблер-Росс, писавшую о стадиях проживания горя. Происходило это настолько часто, что я попросила НЕ ГОВОРИТЬ про эти стадии на второй конференции. Потому что, судя по обсуждениям в группе, все не так однозначно. И многих участников группы даже обижало то, что все сводится к пятиступенчатой схеме.

Проживи это, проживи это, пройди через пустыню депрессии, и все наладится.

Не наладится. Принятие не исключает БОЛЬ. И если я иду туда, где будет все равно БОЛЬНО, то как я могу ХОТЕТЬ туда попасть?

Я перестала верить в этапы и искать у себя признаки депрессии, чтобы странным образом порадоваться, что уже вот-вот, я уже возле выхода! Для меня у горя нет КОНЕЧНОЙ цели. По крайней мере в ЭТОМ мире. Можно выйти из одного ландшафта горя и перейти в другой. Это путь, и на нем становится чуть легче. Я не верю, что можно сказать, что мы нашли все ответы и теперь знаем ПОЧЕМУ. Мы узнаем все только ТАМ.

И вот в ТОМ мире для меня существует КОНЕЧНАЯ цель, хотя в масштабе вечности и она будет промежуточной: встретиться со своей дочерью и обнять ее. И узнать, наконец, ЗАЧЕМ все это было необходимо? И необходимо ли. Тогда два провода внутри меня вновь замкнутся, и будет новый этап.

Но пока я не там. Пока нас разделяет контрольно-пропускной пункт между мирами. Мы по разные стороны границы. И пока я ЗДЕСЬ, а моя дочь ТАМ, и у меня нет конечной цели в проживании горя.

Проживание ГОРЯ – это насыщенный открытиями процесс без КОНЕЧНОЙ цели.

И я пока в этом процессе.

Вопрос системы координат является одним из опорных. Как я могу понять, что острое горе прожито?

Для себя я нашла один очень хорошо работающий индикатор. Например, у меня есть индикатор моего психологического состояния. Когда мне совсем не хочется купить что-то красивое для себя – ахтунг! Депрессия близко!

А индикатор у степени проживания горя для меня другой.

Когда я могу радоваться за других – мне лучше. Я стала отслеживать, могу ли с легкой душой поздравить одних друзей с днем рождения дочерей, а других – с наступлением беременности. Клиентов это не касается – ведь в наступление их беременности есть и мой вклад. А вот когда радость приходит к друзьям…

На фоне разрушения всех смыслов жизни радость воспринимается как огромная несправедливость. Как с этим жить? Как можно порадоваться, что в то же время, когда ты теряешь троих детей, кто-то рожает ребенка?

А кто-то женится в этот же год. И они не хотят смотреть на твое горе, так как у них своя радиоволна в данный момент. Мы в разных фазах, помните? И надо как-то синхронизироваться, если мы хотим сохранить эту дружбу.

Я почувствовала, что, когда мне лучше, я могу искренне порадоваться. А иногда не могу порадоваться совсем. Значит, надо срочно давать себе ресурсы и другие бонусы.

Радость за других стала для меня индикатором моего ресурса.

Когда ресурс в большом недостатке, у меня нет сил на радость. Это стало бы дополнительной несправедливостью и неуместностью в данном контексте.

Я не в жизни, а тут происходит ЖИЗНЬ. И эта жизнь доставляет мне боль. Мне становится еще более очевидно, как жизнь несправедлива со мной. И как могут люди ТАК радоваться в доступности моего взгляда? Эта радость забирает последние силы.

Но когда мне легче и я собираюсь как кубик Рубика, то могу испытать искреннюю радость за других. И сказать себе: да ты прошла дальше, чем могла себе представить. В тебе есть возможность для РАДОСТИ!

Знаю, что многие родители испытывают смущение или даже стыд от чувства радости. Как можно радоваться, если ребенок умер? Возможно, им будет полезно начать радоваться за других.

Я же понимаю, что самая горькая роль в этом спектакле досталась мне.

Как сказала мой испанский психотерапевт: по данным дела, твоя дочь умерла мгновенно, а ты умираешь уже который месяц подряд. И тогда все во мне восстает ЗА радость. За РАДОСТЬ в МОЕЙ ЖИЗНИ. Чтобы хоть какое-то хрупкое равновесие было восстановлено.

Чтобы стало хоть немного легче.

В жизни много путаницы. Много, много, много смешавшихся понятий, ролей и мыслей.

После смерти ребенка путаница может стать оглушающей. Все переплетается так, что становится невозможно дышать. Люди, которых ты считал друзьями, отворачиваются или предают тебя. Те, на кого ты хотел опереться, обвиняют во всех грехах. И самое главное, ты сам уже не знаешь, на каком ты свете и кто виноват в произошедшем.

Путаются роли агрессора и жертвы. Горюющие родители могут быть обвиняемыми социумом в момент проживания максимальной драмы их жизни. Становится непонятно, где пол, а где потолок. И как ты жил всю жизнь до этого, если в одно мгновение ока все правила жизни разрушены, а ты стоишь в центре взрыва?

В такой момент полной НЕориентации на местности можно окончательно сбиться с пути.

И тем самым закрыть себе выход из страны горя. Почему закрыть? Потому что можно распутать только реальный клубок событий и отношений. Замотавшуюся нить распутать бывает практически невозможно.

Объясню на примерах из моей жизни и из четырнадцатилетней психотерапевтической практики.

Что же за путаница скрывает выход из горевания? Это смешение функциональных ролей между горюющим и ушедшим. Между горюющим родителем и ушедшим ребенком.

Что такое функциональная роль? Это то, что на самом деле человек для вас делает. Например, ребенок может исполнять роль функционального партнера для своей матери. Или дочь может видеть в отце функционального ребенка и играть фактически роль матери для него. А сын – выполнять функции любящего отца для своей мамы.

Этот феномен в системной психологии называется парентификацией.

Парентификация – когда ребенок выполняет родительские функции для своих собственных родителей. Вариаций таких путаниц между тем, кем вы друг другу являетесь фактически, и функционально исполняемыми ролями огромное множество.

И мы подходим к самому главному: если мы пытаемся прожить горе потери ребенка, а ребенок на самом деле исполнял для нас роль родителя, потерянного бывшего партнера, бабушки или дедушки, а то и потерявшегося в детстве любимого котенка (такой случай в практике у меня тоже был), то мы не можем это горе прожить.

Мы не сможем найти выход из страны горя, потому что проживаем горе потери НЕ ребенка, а того, кем на самом деле функционально он для нас являлся. Мы можем выйти из страны горя после смерти ребенка, но пытаемся прожить утрату родителя, партнера или даже домашнего животного.

Эта подмена понятий закрывает нам выход из страны горевания. Горе не уменьшается, потому что мы проживаем НЕ ТО горе.

Одна из участниц моей терапевтической группы сказала: «Я все думала, почему оказалась в группе, где все потеряли детей, а я потеряла отца. И я в этой группе чувствовала себя своей. Потому что я отца воспринимала как ребенка! И это огромный инсайт для меня».

Кем на самом деле для вас был ушедший ребенок? Какие функции он выполнял для вас?

Я, как расстановщик, работающий более десяти лет, часто вижу женщин, находящихся не на своем месте по отношению к родителям, ребенку или партнеру. И я хорошо знаю, как с этим работать.

В системной психологии есть закон иерархии, гласящий следующее: каждый участник семейной системы имеет в ней четко определенное место, вошедший ранее имеет более высокий ранг, чем вошедший позже. Если закон нарушается – возникают системные динамики, чаще всего не самые приятные. И вот в этой путанице после потери ребенка эти динамики и возникают. Динамики, которые хотят все вернуть на свои места.

Максимальная вероятность путаницы появляется, когда уходит родной человек противоположного пола. Например, мать теряет сына или отец дочь. В этом случае возможность возникновения переплетений выше, чем когда мать теряет дочь или отец сына, хотя в таком случае она тоже не исключена. Потому что дочь может заменять матери ее мать, свою бабушку, а сын может заменять собственного дедушку, отца папы.

Первым шагом на пути из страны горя может стать осознавание, КЕМ на самом деле являлся для вас ушедший ребенок. Иногда может прийти понимание, что потерянный сын на самом деле взял на себя функции партнера. А потерянная дочь выполняла функциональную роль заботливой сестры или подружки, которой можно рассказать о своей трудной женской доле. И тогда горевать можно как вдова, которой муж обещал обеспечивать спокойную старость, построить дом, быть рядом. Или горевать о потере близкой подруги, которой можно было рассказать все-все-все.

Горевание может идти как о потерянном муже, тогда как выход из страны горя идет через горевание о сыне.

Осознание истинной основы горя может стать поворотной точкой в его проживании. Это начало выхода из страны горя. Это начало выхода из путаницы.

Иногда, когда мы видим истину, нам становится больнее.

Но эта боль ведет к выходу из комы горя.

В продолжение темы ясности в определении, о ком мы горюем и кем этот человек для нас является на самом деле.

Очень важно найти свою потерю на карте. На карте страны горя.

Горе бывает очень разным по своей сути, направлению, содержанию. И чем точнее определить, о КОМ или о ЧЕМ вы горюете, тем точнее будут координаты вашего местоположения. Тем легче найти выход из этой печальной страны. Именно из ВАШЕЙ страны горя, а не другого человека.

Я осознала, что это очень важная идея для нахождения своего, индивидуального выхода из этапа нестерпимой боли и для поиска новых ресурсов для жизни.

Направления горя бывают разные. Горе направлено снизу вверх, если мы говорим о потере родителей. Горе направлено в сторону, если мы лишились партнера или сиблинга (брата или сестры). Горе направлено сверху вниз, если мы теряем ребенка.

Важно не только увидеть, кем для вас был ушедший ребенок функционально (партнером, родителем, другом и так далее), но и назвать потерю максимально точным образом.

Что означает максимально точным образом?

Например, я раньше могла упомянуть, что потеряла мужа. Мой первый муж действительно умер, но на тот момент мы были в разводе уже десять лет. Когда внезапно в тридцать три года его не стало, это было так оглушающе, что я заплакала и не могла остановиться около часа. А потом я испугалась за нашего общего ребенка. За то, каково это для него, потерять отца в двенадцать лет. Мне некогда было горевать, я быстро переключилась. А вскоре забеременела пятым сыном, и для меня жизнь перевесила смерть.

Это не было потерей мужа, это была потеря БЫВШЕГО мужа и ОТЦА моего ребенка. В этом случае все встает на свои места. И появляется выход из страны горя.

Когда умер мой родной отец, я заплакала. Его пятая жена написала мне в Испанию, что отца больше нет. До этого момента я не видела его почти двадцать пять лет своей жизни. А всего он был рядом со мной первые восемь лет и несколько раз после: поздравлял с днем рождения, один раз мы ездили в Казахстан.

Когда родился мой первый сын, это произошло в акушерских клиниках медицинского университета, где он заведовал кафедрой. Все знали, что он стал дедом, и поздравляли от всей души. Говорят, даже отметили. Но мой родной отец ни разу не пришел ко мне и не видел внука до четырех лет. Это и был единственный раз, когда они виделись.

На момент смерти отца у меня было пятеро детей, о которых он не знал. Я сама нашла его в интернете десять лет назад, после первых сделанных расстановок. Пару раз мы поговорили. А потом он умер. Как вы думаете, долго ли я горевала?

Горе является производной от привязанности к человеку. А своего родного отца я почти не знала. К сожалению.

Под окнами роддома в 1995 году прыгал от радости мой отчим. Именно его я считаю своим отцом, который много лет был рядом и давал мне ощущение безусловной любви. Он – мой отец.

После смерти родного отца я пришла в себя за неделю. Поставила свечку в церкви, отправила деньги на похороны. Мне пришлось самой сообщить о произошедшем матери. И я почувствовала, что конфликт между ними жив до сих пор. Я не горевала долго. Потому что мало знала человека, подарившего мне жизнь.

Мне кажется крайне важным определить свою потерю через степень привязанности и обозначить ее подходящим словом. Если мы определим потерю как что-то менее значительное, чем эта потеря для нас является, мы можем не найти адекватного пути проживания горя.

Потому что мы тогда оказываемся не в СВОЕЙ стране горя.

Если мы определим потерю как что-то более значительное, чем есть на самом деле, мы точно так же можем заблудиться.

Например, если потеря произошла в первом триместре беременности. Была ли это потеря ребенка? Несомненно. Больно ли это? Очень больно. Но хорошо это так и назвать: потеря ребенка во время первого триместра беременности. Если назвать это «смертью ребенка», то большинство людей увидит образ ребенка в гробу и дорисует эту картину совсем по-другому. Это «потеря ребенка или беременности в первом триместре». Что не уменьшает боль.

Эта потеря проживается по уникальному маршруту. Я с такими потерями работаю как психолог вот уже четырнадцать лет. И в 2019 году я потеряла двоих детей в первом триместре беременности.

Если потеря произошла во втором или третьем триместре – это очень больно. Больнее ли это, чем потерять беременность во время первого триместра? Каждый сам отвечает на этот вопрос. Я бы ответила, что да, больнее.

С чем в этот период беременности возникает связь? Связь возникает со своими мечтами, проектами, ожиданиями и представлениями о ребенке. Когда ребенок начинает двигаться внутри, с ним образуется новая связь – физическая. Но пока это проект и ожидание счастья: как это будет, каким он будет, как будет расти?

Мы пока не знаем КАК, но уже радуемся перспективе. Это чудесное время, и его резкое прерывание очень болезненно. И хорошо назвать это «потерей ребенка во время беременности».

Если потеря ребенка происходит во время родов или через небольшое время после них – это обрушение всех ожиданий и смыслов. Идти девять месяцев к счастью и на финише не получить его – это очень больно. Больнее ли это, чем потерять ребенка во время беременности? Каждый отвечает на этот вопрос самостоятельно. Мне кажется, что да, но я не была на этом месте. Не могу привести пример из своего опыта.

Когда ребенка уже можно подержать на руках, это новый этап отношений и возникновение нового уровня привязанности. Это новый уровень вклада в его жизнь. Хотя иногда и вынашивание беременности является огромным вкладом по невероятной цене, если этому предшествовало множество потерь.

Как найти себя в этом случае на карте страны горя? Я бы назвала это «потерей ребенка в родах или в период младенчества».

Если потеря ребенка происходит, когда ему год, пять, десять, пятнадцать лет, есть ли разница? Да, она существует в уровне привязанности и накопленного капитала совместного опыта и воспоминаний. Разница между ожиданиями, перспективами, мечтами и воспоминаниями в степени реальности и реализованности в материальном мире.

Попробую аккуратно привести метафору. Представьте, вы купили квартиру в ипотеку. Страховку на квартиру ипотечная компания разрешила не делать. Вы оплатили первый взнос и отпраздновали новоселье. После этого квартира сгорела дотла и восстановлению не подлежит. Какими будут ваши чувства?

А теперь представьте, что купили в ипотеку квартиру и счастливо прожили в ней пятнадцать, а то и двадцать лет. И вот, накануне последней ипотечной выплаты, квартира сгорает дотла и восстановлению не подлежит. Страховки на квартиру тоже нет. Какими будут ваши чувства в этом случае?

И в том и в другом случае, я думаю, будет много боли и вопросов «За что?».

Но в первом случае вы вместе с квартирой теряете свою мечту о жизни в ней и немного ресурсов на ее осуществление. Во втором случае вы лишились огромного количества вложенных средств, но также в памяти остаются счастливые годы, проведенные в этой квартире.

Похожие чувства, только в миллион раз сильнее, можно испытать после потери беременности и после потери выросшего (или не успевшего вырасти) ребенка.

Привязанность к ребенку, в которого ты вложил килотонны своего внимания, сил, ночных недосыпов и терабайты любви, отличается от привязанности к ребенку как к мечте или проекту. И хорошо для себя обозначить эти различия.

Приведу пример.

Один хорошо известный фонд часто публикует афиши событий, в которых указано, что на этом событии пойдет речь о родителях, переживших смерть ребенка. Мне было интересно попасть туда, но, когда я пришла, стало понятно, что речь идет только о перинатальных потерях. На афише нигде это не было обозначено. Огромную тему потери детей сузили до потерь перинатальных. Мне было реально больно.

Еще три женщины написали мне также о своей боли в связи с этим событием. Тогда я оставила на Facebook обращение к актерам, которые участвовали в этом событии, НАЗЫВАТЬ ВЕЩИ СВОИМИ ИМЕНАМИ.

И они меня услышали.

И вот уже запись их спектакля вышла под названием «Помощь родителям, пережившим перинатальную потерю». Я поблагодарила их за сбалансирование ситуации.

Когда кто-то заявляет, что хочет потянуть какую-то тему, на это сначала приходят РЕСУРСЫ, адекватные теме, а потом запрос на адекватную ей же ОТВЕТСТВЕННОСТЬ.

Вспоминаются примеры из моей практики репродуктивного психолога. В Барселоне я часто работала с женщинами на тему решения диагноза «Бесплодие». И с некоторыми из них мы выходили на тему донорства яйцеклеток в молодости. Не было денег, девушки решали материальные вопросы, сдавая биологический материал. Когда с их помощью у бесплодной пары рождался ребенок, многие говорили о прибытии пула ресурсов: словно ниоткуда приходили деньги, удача и успех.

А спустя несколько лет жизнь словно спрашивала: а где ребенок? Где результат выданных инвестиций? И часто возникало бесплодие. Когда, проработав проблему, мы восстанавливали баланс, ребенок приходил.

О балансе в теме горевания мало кто задумывается. Но он есть.

Недавно я купила книгу. Меня привлекло название: «Слово утешения» и подзаголовок «После смерти ребенка». Повествование шло от имени православного батюшки. Я открыла и начала читать. И как же мне было неприятно. Нет, даже не неприятно. Мне было очень больно обнаружить, что и тут меня обманули.

Оказывается, в книге с таким названием идет речь о потере двух беременностей на позднем сроке. Батюшка уже в самом начале пытается уравнять ситуацию и говорит о том, что эта книга сможет служить утешением для всех женщин, независимо от того, потеряли ли они беременность в любом триместре, младенца или ребенка любого возраста.

Это неправда.

Слова утешения для матери, потерявшей ребенка двадцати лет, очень отличаются от слов утешения для женщины, у которой прервалась беременность. Как и слова утешения для женщины, которая способна после потери родить снова, крайне отличаются от слов утешения для той, кто лишился ребенка после завершения репродуктивного возраста или по каким-то причинам не имеет возможности родить снова.

Далее постоянно шло упоминание «возвращения из роддома». И что близкие недоумевали, как реагировать.

Есть ли разница в реакции людей, когда, например, о моей трагедии знали люди как минимум в двух странах и знали чистую клевету, где сострадание отсутствовало как факт, меня добивали, и реакцией людей, когда женщина вернулась из роддома без ребенка?

В моей ситуации разница огромная. Мне хотелось спрятаться и остаться одной. Чтобы понять, на каком я свете. А мне сыпались звонки со всех телеканалов, газет, радиостанций. Я не отвечала.

Я бы хотела, чтобы НИКТО, кроме близких, не знал о моей трагедии. Но информация разлетелась. Скрыть трагическую смерть четырнадцатилетней дочери публичного человека практически невозможно. Правда, и скрыть потерю беременности публичного человека также крайне трудно, если о беременности было уже объявлено.

После трагедии и публикаций в СМИ часть людей решила меня добить. Потому что они очень испугались за своих детей. В тот момент я бы хотела, чтобы рядом были близкие, а все остальные ничего не знали. Мне было очень неприятно читать о «возвращении из роддома». Я в своей жизни проживала намного более жесткий вариант, потеряв нескольких детей в 2019 году.

Для каждого человека своя боль самая болезненная.

Но давайте обозначим опознавательные маячки своей боли, чтобы на нее, как на мину, не наступали люди, которым тоже невыносимо больно в этот момент.

Неадекватно писать на обложке «После смерти ребенка», если в книге будут рассмотрены ТОЛЬКО перинатальные потери. Перинатальные потери – это, к сожалению, не все смерти детей.

Я предлагаю быть бережными друг к другу. И к самим себе.

И не брать на себя груз, который невозможно поднять. У каждого своя потеря. И она для этого человека – самая болезненная.

Важно определить для себя – какую потерю проживаете вы. Чтобы не брать на себя БОЛЬШЕ или МЕНЬШЕ.

И чтобы найти выход из СВОЕЙ страны горя.