Текст книги "Инквизитор. Охота на дьявола"

Оглядываясь назад, на свою прошлую жизнь, брат Себастьян сам с трудом понимал, как он оказался во главе инквизиционного трибунала. В юности он и не помышлял о духовном поприще. Прежде он носил гордое имя дон Бартоломе де Сильва. Тогда, кажется, он действительно хотел быть первым, первым среди своих ровесников, молодых дворян. Он и в самом деле был первым. Он слыл лучшим фехтовальщиком и самым опасным сердцеедом Севильи. Судьба дала ему все – красоту, силу, отвагу. Все, кроме богатства. Отец Бартоломе, пьяница и игрок, оставил ему в наследство только кучу долгов и старую шпагу. Мать умерла, когда Бартоломе был еще ребенком.

Перед Бартоломе, как и перед любым обнищавшим идальго, было три дороги: служба в армии, флот либо духовная карьера. Бартоломе не чувствовал склонности ни к первому, ни ко второму, ни к третьему, и потому предоставил случаю сделать выбор за него. Тут-то как раз на сцене появился дядя Бартоломе со стороны матери, монах-доминиканец, член Верховного совета инквизиции. До крайности возмущенный скандальными похождениями племянника, он взялся наставить Бартоломе на путь истинный и отправил его изучать богословие в университет Алькала-де-Энареса. Бартоломе не сопротивлялся, потому что, во-первых, не находил в своем положении лучшего выхода, во-вторых, потому что добрый дядюшка решил взять на себя все расходы по обучению племянника.

Препятствие состояло лишь в том, что Бартоломе, к восемнадцати годам успевший многое повидать в жизни, не верил ни в Бога, ни в черта. Надев сутану, он также не изменил привычному образу жизни. К счастью, он умел молчать и прятать, как свои убеждения, так и свои похождения.

Таким образом, во главе святого трибунала в конце концов оказался законченный грешник и лицемер. Несправедливо? Но разве было бы лучше, если эта должность досталась бы безжалостному фанатику или ограниченному монаху?

Сейчас брат Себастьян устало обозрел заваленный бумагами стол. В инквизиционный трибунал уже поступили десятки доносов. Люди спешили обелить себя и свалить вину на ненавистных соседей. Чаще всего брат Себастьян поручал выслушивать весь этот бред второму инквизитору, брату Эстебану. Толстопузый брат Эстебан был специалистом по молоденьким ведьмочкам. Он с особой тщательностью осматривал их нежные тела в поисках дьявольской печати и с выражением крайнего сострадания на лице всаживал булавку в каждое подозрительное родимое пятнышко. Из метки дьявола не должна была идти кровь, а ведьма не должна была чувствовать боли. Печати дьявола попадались редко. Обычно ведьма, когда в ее тело вонзалось булавочное острие, кричала и визжала, а брат Эстебан ласковым, мурлыкающим голосом объяснял ей: все, что делает святая инквизиция, для ее же, дурочки, блага. Во всем остальном на туповатого и сонливого брата Эстебана нельзя было полагаться. Зато брат Себастьян доверял секретарю – недалекому, но усердному молодому человеку: не слишком вникая в суть дела, он добросовестно записывал все, что говорил допрашиваемый. Существовали и анонимные доносы. Теперь брату Себастьяну предстояло отделить зерна от плевел, дела первостепенной важности, которым следовало немедленно дать ход, от пустословия.

Бартоломе откинулся на спинку стула и взял в руки первый документ.

– Ах, вот как… Некая Тереза Перес родила от дьявола… Кого родила? Монстра с двумя головами и рыбьим хвостом. Это жуткое дитя, к сожалению, исчезло. Еще бы. Сколько раз слышал про подобные вещи, но никогда не видел. И сомневаюсь, что когда-нибудь взгляну на такое чудо. Далее. Ведьма. Шабаш. У авторов таких поклепов убогое воображение. Так. Бенито Лопес торгует приворотными зельями, ядами и еще черт знает чем. Аптекарь, наверное. Проверим. О, некий брат Педро выступает с проповедями перед народом. Обещает скорое пришествие Спасителя. Нужно выяснить, что за околесицу он там несет. Ведьма. Ведьма. Еще одна ведьма. Ничего особенного. А, тайный иудей. Должно быть, ростовщик. Это дело первостепенной важности. Наша святая матерь-церковь нуждается в средствах. С него и начнем. А это что такое? Наведение порчи. Подумаешь, сжила со свету пять человек! Мне доводилось слышать о ведьмах, которые извели целые деревни. Вместе со скотом. Теперь следующее. Ага, колдовство.

Донос без подписи. Этот колдун…знатный кабальеро дон Фернандо де Гевара…смотрит по ночам на небо и пытается прочитать по звездам свою судьбу… Действительно, тяжкое преступление… А, и судьбы мира тоже… Это уже размах!.. Еще он гадает по внутренностям животных… и для этого режет кур, голубей, собак и прочих тварей. Ну, само по себе зарезать курицу – это еще не подсудное дело. Ага, еще, – чем дальше Бартоломе читал, тем более серьезным становился. – Ищет философский камень… Какой же маг без этого! Но… растрачивает свое состояние… Гм, видимо золото он пока что не получил, и алхимия его не обогащает, а разоряет… У него имеется тайная лаборатория и он там ставит какие-то богомерзкие опыты…

За чтением этого доноса епископ и застал брата Себастьяна.

Старичок приближался вкрадчивыми, мелкими шажками.

«Пришел-таки, старый хрыч, – подумал инквизитор, – сам пришел, даже ждать себя не заставил, значит, не хочет портить отношения. Но все равно, старый лис, сейчас я с тобой расквитаюсь и за портреты предков, и за Венеру».

– Рад видеть вас, ваше преосвященство, – произнес вслух брат Себастьян, поднимаясь навстречу вошедшему. – Я знал, что всегда могу рассчитывать на ваше содействие… Дело принимает серьезный оборот.

– Что случилось?

– Взгляните, что вытворяет ваша благонравная паства, – инквизитор указал на кучу доносов.

– Не может быть! – воскликнул епископ, торопливо перебирая документы. – Они не могут совершать такое, мои милые дети… Возможно, они не всегда усердны в делах веры, но они истинные христиане и честные труженики…

– Полагаете, все это лжесвидетельства?

– Нет, но…

– Особенно любопытно вот это, – Бартоломе протянул епископу донос на де Гевару. – Взгляните!

Чем дальше Хуан Карранса читал, тем большее недоумение и озабоченность отражались у него на лице.

– Вы его знаете? – поинтересовался инквизитор.

– Кого? Доносчика? Нет, но хотел бы знать!

– Я говорю о де Геваре! Вы его знаете?

– Да… Да… Немного… Видите ли, – промямлил епископ, – небольшой город… Разумеется, я знаю всех окрестных дворян… Кажется, всех… Вероятно…

– Так вы с ним знакомы? – в третий раз спросил инквизитор.

– Совсем немного, – ответил епископ, растерявшись, как будто его допрашивали. – Чуть-чуть… совсем чуть-чуть…

– Вы поддерживали с ним отношения?

– Но я не знал, что он колдун! Подумать только, такой благородный кабальеро – и вдруг колдун! Мне кажется, это неправда!

– Иными словами, перед нами лживый донос?

– Разумеется, разумеется. Ложь и клевета!

– Проверим, – улыбнулся Бартоломе.

– Что вы собираетесь делать?

– Как – что? Исполнять свой долг, само собой.

– Вы хотите его арестовать?

– Конечно! Его необходимо допросить. В противном случае, как я выясню истину?

– Брат мой, – вкрадчиво произнес епископ, – я бы на вашем месте немного повременил… Де Гевара в родстве с благороднейшими фамилиями Испании… Это может не понравиться при дворе… и вообще… знаете ли…

– Знаю! – оборвал его Бартоломе. – Я знаю, что делаю! И, надеюсь, вы тоже понимаете: беспристрастность превыше всего, и я намерен исполнять свой долг, невзирая на лица!

– Может быть, сперва стоит проверить обвинение…

– Вот и проверим, – кивнул инквизитор.

Он знал, чего страшится епископ. Его преосвященство боится потерять свое тепленькое местечко, боится, что вскроется его пренебрежение делами провинции. С его точки зрения, чем меньше громких процессов, тем лучше.

Бартоломе стало даже жаль старичка. Он совсем не хотел портить ему жизнь. Но едва Бартоломе видел перед собой добычу, как тотчас превращался в охотника. Он столкнулся с хитростью старого лиса и почувствовал себя идущей по следу гончей. И потому Бартоломе продолжал насмехаться над его преосвященством.

– Забудьте о де Геваре, – сказал он. – По крайней мере, на время забудьте. Посмотрите, здесь найдутся обвинения куда более серьезные. Вы почитайте, почитайте!

– Что, еще хуже? – тихо спросил епископ. – Неужели магометане?..

– И последователи поганой ереси Лютера, и дьяволопоклонники… Выбор достаточно богатый.

– Простите, брат мой, – пробормотал епископ, – но мне что-то нездоровится… Возраст, знаете ли… сердце… К несчастью, я должен удалиться…

– Не беспокойтесь, ваше преосвященство, ради вас я постараюсь и отберу самые возмутительные дела, – пообещал Бартоломе, – дня через два-три я сообщу вам…

– Через два-три?

– Доносов слишком много, и они постоянно прибывают. Вы же понимаете, я не смогу разобраться в них за день.

– Что вы, я не тороплю!.. Тем более… я что-то чувствую себя все хуже и хуже… Ах, как колет в боку! До свидания, брат мой… Право, не знаю, смогу ли я принять вас через два-три дня… В моем возрасте легко расхвораться на недели, а то и месяцы…

– Поправляйтесь, ваше преосвященство, ведь если вы сляжете, город останется без пастырских наставлений.

– Останется?..

– Останется, ваше преосвященство. Останется без своего епископа, – безжалостно заключил Бартоломе, – если этот самый епископ не будет во всем содействовать святому трибуналу.

И резко поднялся, давая понять, что теперь разговор действительно закончен, но епископу следует хорошенько подумать, прежде чем противоречить святой инквизиции.

* * *

Федерико Руис, альгвасил[8]8
  Альгвасил – судебный исполнитель, полицейский чиновник.


[Закрыть] инквизиции, исполнял свой долг со спокойствием философа. Тридцать лет служил он святому трибуналу. Ничто уже не могло его удивить. На его глазах одержимые дьяволом бились в конвульсиях, ведьмы с пеной у рта выкрикивали проклятия, еретики клялись и божились, что они не виновны. Федерико Руис ко всему привык. Он не был набожным человеком. Он просто исполнял свой долг и исполнял неплохо. Когда не был пьян.

На этот раз ему предстояло арестовать колдуна. В сопровождении пяти стражников явился он к дому дона Фернандо де Гевары, знатного сеньора, алхимика и астролога, чернокнижника и поклонника дьявола.

Дверь открыл старый слуга, за которым по пятам следовала борзая собака. При виде вооруженных незнакомцев пес зарычал.

– Тихо, Цербер! – велел ему слуга. – Чем могу служить?

– Нам нужен дон Фернандо!

– Извините, – пробормотал побледневший слуга, – сеньор вряд ли захочет вас принять…

– Никто не спрашивает о его желаниях! Где он?

– В своем кабинете…

– Проводи нас!

Слуга провел стражников через анфиладу комнат. Собака все также следовала за ним, тихо ворча.

– Я доложу сеньору, – сказал слуга, остановившись перед очередной дверью.

– Прочь! Я сам о себе доложу! – распорядился альгвасил.

Он решительно толкнул дверь, и все шестеро ворвались к комнату. Старый слуга последовал за ними, растерянно приговаривая:

– Сеньор, сеньор! Я не хотел, чтобы они вам мешали, но они не стали меня слушать…

Дон Фернандо де Гевара, крепкий чернобородый мужчина лет тридцати пяти, встал из-за стола при виде вошедших.

– В чем дело?

– Вы дон Фернандо де Гевара?

– Разумеется. А вы кто такие?

– Сеньор, эти люди, – пролепетал слуга, – они ворвались, не спрашивая… они угрожали… они… кажется, они хотят арестовать вас! – последнюю фразу старик произнес громким шепотом, словно это слово – «арестовать» – оскорбляло святыню. Старик был бледен, губы его дрожали. Он был глубоко убежден, что его хозяин – не просто человек, он – существо сверхъестественное. С ним нельзя обходиться как с простым смертным. Его нельзя просто взять и арестовать, как заурядного преступника.

– Арестовать? Меня? – удивленно переспросил де Гевара. – Но за что? Я..

– Я не уполномочен отвечать на ваши вопросы! Я должен препроводить вас в… Впрочем, там вам все объяснят! – оборвал его Федерико Руис. – Прошу вас, дон Фернандо, – и альгвасил указал рукой на дверь.

– Так вот оно что, – тихо и как будто задумчиво произнес де Гевара. – Арестовать… Как это мерзко, как подло!..

Он перевел взгляд с равнодушного лица альгвасила на тупые рожи стражников и вдруг решительно заявил:

– Это ошибка! Я никуда не пойду!

– Разумеется, ошибка, сеньор, – подтвердил слуга. – Иначе и быть не может…

– Заткнись! – велел ему один из стражников.

– Мне очень жаль, дон Фернандо, но в таком случае мы будем вынуждены прибегнуть к силе.

– Да? А может, вам приказали меня убить?

– Нет, доставить вас в целости и сохранности, к чему я приложу все усилия!

– Попытайтесь! – де Гевара рванул из ножен кинжал, но как только он сделал резкое движение, собака внезапно бросилась вперед и вцепилась в его рукав.

– Господи, помоги! – ахнул слуга. – Цербер взбесился – он напал на своего хозяина!

– Взять его! – велел альгвасил.

Воспользовавшись моментом, стражники навалились на де Гевару и обезоружили. Собаку отогнали ударами алебард.

– Валаамова ослица заговорила, что же удивительного в том, что пес признал в своем хозяине еретика? – философски заметил по этому поводу Федерико Руис.

* * *

Дрожащими руками старик зажег свечу и пристроил ее на хромоногий столик. Причудливые тени заплясали на стенах маленькой комнатушки. С потолка свешивались гирлянды паутины. Кучи мусора и старого, вонючего тряпья валялись по углам, словно здесь никогда не убирали. Сюда никто не мог входить, кроме маленького горбатого крещеного еврея по имени Яго Перальта. Здесь почти не было мебели, за исключением огромных, окованных железом сундуков с массивными навесными замками. Связка тяжелых ключей позвякивала на поясе у Яго, и этот звук казался ему неземной музыкой, приятной, как пение сладкоголосой красавицы, священной, как перезвон церковных колоколов. У каждого человека есть такой потайной уголок, святая святых, если не в подвале дома, то хотя бы в душе. Всем остальным запрещен вход туда.

Кто-то коллекционирует редкие картины, кто-то собирает старинные книги. Яго всю жизнь копил сокровища. Он наживал их долго, мучительно долго, с ранней юности, начав простым менялой в лавочке около собора св. Петра. Затем он стал ссужать деньги под залог. Сперва к нему обращались полунищие студенты, мелкие торговцы, несчастные вдовы. Но год от года дело ширилось. Тех бедняков, что были вынуждены отдавать еврею последние свои вещи, имевшие хоть какую-то ценность, сменили знатные господа. Немало фамильных драгоценностей перекочевало в сундуки Яго Перальты. Ожерелье распутной графини, тратившейся на красавца-любовника, золотой крест епископа, бриллианты игрока и повесы… Яго помнил историю каждой драгоценности, ее вес и стоимость. Несмотря на свой почтенный возраст – шестьдесят лет – он обладал замечательной памятью. Иное дело – должники. Их было слишком много. И они могли надуть. Еще в молодые годы Яго взял привычку записывать, кому какую сумму он ссудил и под какой процент. Пересматривать свои записи он любил почти так же, как и перебирать сокровища. Отрадно было видеть, что выданная сумма, помещенная в левом столбце листа, раза в полтора-два меньше суммы полученной в итоге и записанной в правый столбец. Впрочем, случались промахи. Не все должники оказывались исправными плательщиками. И далеко не всех можно было посадить в долговую яму. Однажды знатный сеньор, который был должен Яго пятьсот эскудо, спустил на него борзых собак. Яго никогда не забудет этот день. Это было страшно, это было унизительно, это было больно. Укусы зажили, от страха он не умер, а к унижениям за свою долгую жизнь еврей привык. Но борзые в клочья разорвали его штаны. А новые штаны, между прочим, денег стоят. Наипервейшее правило: тот, кто хочет нажить состояние, должен избегать лишних расходов. Так что обновку Яго позволял себе раз в десять лет, не чаще. Новые штаны все же пришлось купить. Потому что без них нельзя появиться ни в одном приличном доме. И что мог поделать крещеный еврей со знатным сеньором, который, к тому же, пригрозил сдать его в руки святой инквизиции? Только мысленно посылать ему проклятия и желать всяческих неприятностей и на этом свете, и на том.

Но довольно мрачных воспоминаний! У Яго есть то, что всегда может исцелить его израненную душу. Старик откинул крышку одного из сундуков: тот был полон монет различных достоинств, со времен Римской империи до сего дня. Яго погрузил в них свои крючковатые пальцы. Прикосновение к их холодной, чуть шероховатой поверхности давало Яго почти физическое наслаждение. Испанские дублоны, флорины из города герцогов Медичи, венецианские дукаты, золотые иперперы павшей полтора столетия назад империи ромеев, динары с берегов Леванта, гульдены Северной Европы… О, как мелодично они звенят! Как бесподобно они сверкают! О, этот божественный, неземной свет!..

Свет! Он полоснул еврея по глазам внезапно и резко. Он хлынул в этот тайник, в это укромное убежище через настежь распахнутую дверь.

– Кто посмел?! – крикнул старик.

Или только хотел крикнуть? Крик замер у него на устах. Жуткое, отвратительное видение появилось в дверном проеме.

Яго не мог ни закричать, ни пошевелиться, ошарашенный, раздавленный, скованный. Перед ним, в смрадных облаках серного дыма, стоял Люцифер. В лохматой, когтистой лапе он сжимал пылающий факел, с которого стекала едкая смола. Безобразную голову, похожую на волчью морду, венчала пара рогов. Черный голый хвост свешивался из-под черного плаща.

– Я пришел по твою душу, – пророкотал дьявол. – Ты готов?

– А… – пошевелил еврей непослушными губами. – Э…О-o!

И это было все, что он на первых порах мог произнести.

– Что? – не понял дьявол.

– Не готов, – ответил еврей.

Первый шок прошел, и изворотливый ум старика стал лихорадочно перебирать варианты, как ему выкрутиться из неприятной ситуации, в которую он попал так нежданно-негаданно. Конечно, золото, серебро – это самое ценное, что есть на свете, за исключением одной вещи – собственной жизни. И, прежде всего, надо каким-то образом спасать эту самую драгоценную жизнь. Черти – существа порочные, следовательно, корысть им тоже не чужда.

– Послушайте, сеньор дьявол, – поспешно залепетал Яго. – Зачем вам старый, бедный, несчастный еврей? Что дурного, если я еще на годик-другой задержусь на этом свете? А? Сеньор дьявол, я же не сделал вам ничего плохого…

– Я пришел за тобой! – грозно повторил Люцифер.

Он сделал шаг по направлению к старику. Еврей задрожал.

– Сеньор дьявол, – еще быстрее заговорил он, – я могу откупиться. Вот, смотрите! Дублоны, полновесные золотые дублоны! Возьмите, сколько хотите… Нет? А дукаты? Они ценятся от Лондона до Александрии… Тоже нет? Талеры, франки, динары!.. Ну, вам просто не угодишь! В таком случае, может быть, вам выписать переводной вексель на генуэзский банк?

Дьявол медленно наступал, а старик также медленно отползал на коленях, трясущимися руками открывая один сундук за другим.

– Не хотите денег?.. Тогда драгоценные камни… Изумруды, гранаты, рубины… Разве они вам не нравятся? А ювелирные изделия? Они созданы руками венецианских мастеров… Их не стыдно надеть самой королеве. Они и вам будут к лицу, великолепнейший, прекраснейший сеньор дьявол. Вы только примерьте!

Он швырял под ноги дьяволу золото, серебро, драгоценные камни. Он просил, умолял, плакал, настаивал, скулил, визжал и все отступал, пока не заполз в угол и не уперся спиной в стену. Дальше отступать было некуда.

– Ты, мерзкая тварь, вздумал торговаться со мной?! – взревел дьявол. – Твоя жизнь – вот моя цена!

Дьявол воткнул факел прямо в сундук с монетами. Еврей скрючился в углу – маленькое, жалкое, уродливое существо, больше похожее на кучу старых лохмотьев, чем на человека.

Мохнатая, когтистая лапа дьявола вцепилась в костлявую руку старика. В другой лапе Люцифер сжимал кинжал. Холодная сталь полоснула по руке еврея. Брызнула кровь. Старик не почувствовал боли, только всепоглощающий, леденящий ужас. Яркие языки адского пламени заплясали у него перед глазами, и ему показалось, что он проваливается в преисподнюю.

* * *

Бартоломе задумчиво рассматривал странный документ. Сказать, что инквизитор был озадачен, это означало ничего не сказать. Он был просто изумлен. Разумеется, ему были знакомы тексты договоров с дьяволом, но лишь на страницах трактатов по демонологии. За время своей почти двадцатилетней службы в трибунале брат Себастьян успел повидать многое. Он видел помешанных, которые были убеждены, что общаются с самим Люцифером, что заключили с ним соглашение. Но существование такого соглашения всегда только подразумевалось. А поскольку сами договоры так никогда обнаружены и не были, то Бартоломе, посмеиваясь про себя, решил, что они, вероятно, хранятся в адской канцелярии.

Настоящий договор с дьяволом Бартоломе держал в руках в первый раз. И он никогда не поверил бы в существование такого рода соглашений, если перед ним сейчас не лежала бумага, где черным по белому было написано:

«Я, Яго Перальта, отрекаюсь от Бога, Девы Марии и всех святых, в особенности же от моего покровителя святого Яго, и от святых апостолов Петра и Павла, Тебе же, Люцифер, кого я лицезрею перед собой, предаюсь целиком и без остатка со всеми делами моими,

подписываю и свидетельствую».

Далее следовала подпись – бурая подпись кровью, собственноручная подпись еврея – в этом сомневаться не приходилось.

В другой раз Бартоломе, наверно, посмеялся бы над глупостью старого еврея, который, надо полагать, обменял свою бессмертную душу на успех в торговых сделках. Но еврей был мертв. Утром жена старика обнаружила его скрюченный, почерневший труп. На ее крики о помощи сбежались соседи. При осмотре места происшествия выявились странные обстоятельства. Рядом с трупом был найден приведенный выше документ, неоспоримо свидетельствовавший о том, что сам дьявол утащил Яго Перальту прямо в ад. Лицо мертвеца было страшно искажено, словно перед смертью он действительно увидел нечто кошмарное. Само собой, дело передали инквизиции.

Если бы Бартоломе действительно верил в существование черта, дело показалось бы ему очень простым. Крещеный еврей впал в ересь и продал душу дьяволу. По истечении определенного срока черт явился за ним и утащил прямиком в преисподнюю. Оставалось только в назидание всем, кто хочет получить мирские блага ценой последующих вечных мучений, публично сжечь труп старого ростовщика, а прах развеять по ветру. Так, не задумываясь, поступил бы брат Эстебан. Так, посетовав на лишнее беспокойство, поступил бы Хуан Карранса. Так поступил бы любой инквизитор. Бартоломе знал, что и он поступит так же. Так, как надлежало поступить. Но оставалась загадка смерти ростовщика. Потому что Бартоломе а priori был в этом уверен, его убили люди, а не бесплотные духи.

Инквизитор взял со стола серебряный колокольчик. На вызов явился секретарь.

– Составьте мне список тех, кто был коротко знаком с Яго Перальтой, – велел Бартоломе. – Разыщите его родственников, слуг и, если таковые имеются, друзей.

– Я уже навел все справки, – кивнул молодой человек. – Кроме самого Перальты, в доме проживали только его жена и мальчик-слуга, но он исчез…

– Ну так разыщите.

– Это сложно, но я постараюсь.

Через два дня мальчишку действительно притащили в инквизиционный трибунал.

* * *

Перед Бартоломе стоял рыжий, взъерошенный парнишка лет тринадцати-четырнадцати. Он переминался с ноги на ногу и испуганно озирался по сторонам.

– Пабло Рохас?

– Угу.

– Расскажи мне все, что ты видел в ночь смерти твоего хозяина.

– Святой отец, – мальчишка понизил голос до шепота, – в ту ночь я видел самого черта!

При этом Пабло опасливо покосился на окно и на дверь, словно ожидая, что оттуда вполне может появиться нечистый.

– Пабло, давай все по порядку. Как дьявол проник в дом? Через окно? Через трубу?

– Да нет, обычно. Через дверь.

– Он постучал?

– Да. Было очень поздно. По вечерам хозяин не велел жечь свечи, жалко ему, козлу старому… Простите, святой отец! Я не хотел…

– Ладно, ладно. Прощаю. Так ты говоришь?..

– Было совсем темно. Кто-то постучал. Я, как всегда, пошел открывать.

– Ты удивился?

– Чему? К моему хозяину часто приходили поздние гости. Ясно же, темное время – самое подходящее, чтобы обделывать темные делишки.

– Ты не любил своего хозяина, Пабло?

– Да кто же, скажите, его любил?

– Он тебя бил?

– Нет. Он бы меня нипочем не догнал.

– Тогда почему?..

– Он жмот. И если черти забрали его в ад – туда ему и дорога!

– Я думаю, мы с тобой не будем обсуждать справедливость Божьего приговора. Итак, постучали…

– Ну, я открыл.

– Сразу?

– Нет, спросил, кто там.

– Что ответил дьявол?

– Сказал, что пришел вернуть долг. Ему же, пройдохе, честного человека обмануть – раз плюнуть!

– Ты открыл…

– О, святой отец, я со страху, ей-богу, чуть в штаны не наложил. Простите, святой отец… Я хотел сказать, что очень испугался…

– Как дьявол выглядел?

– Честное слово, никогда не думал, что он такой мерзкий!

– На кого он был похож?

– Если взять рога, так вроде бычьи, а морда, кажись, волчья. Лохматая, как у соседского кобеля… Тьфу, опять я не то говорю…

– Ладно уж. Только в следующий раз воздержись от красочных эпитетов.

– От чего… воздержаться?

– Где тебя воспитывали, черт побери?!

– Нигде. Мой отец был погонщиком мулов, пока его не посадили за кражу. Тогда мать определила меня к еврею. Только проклятый жид все равно ничего не платил, чтоб его…

– Хватит! Отвечай только на мои вопросы!

– Да, святой отец.

– У дьявола были копыта?

– Не помню…

– Ты не видел? Было темно?

– Нет. Он светился.

– Кто? Дьявол?

– Ну не я же!

– Еще что-нибудь можешь вспомнить?

– Ага. У него был хвост. Вот с мою руку. Нет, длиннее, с вашу.

– Теперь ты решил сравнить меня с дьяволом!

– Я? Вас? Святой отец, да чтоб у меня язык отсох! Он совсем на вас не похож, и пострашней, и побольше…

– Понятно, – усмехнулся Бартоломе, – сравнение с дьяволом я проигрываю. Итак, у него был хвост…

– Хвостище!

– Ты впустил дьявола…

– Чтобы я впустил черта?! Он сам вошел! И меня не спрашивал!

– Что было дальше?

– Ничего.

– Ты не слышал никаких криков, никакого шума?

– Нет, я так припустил!.. И опомнился только у самого собора святого Петра.

– Когда ты вернулся?

– Чтобы я вернулся в дом, куда черти в гости ходят?! Нет уж, ни за что! Да и зачем? Ведь, я слышал, черт все равно старого хрыча в ад утащил.

– Скажи, Пабло, не замечал ли ты за своим хозяином каких-нибудь странностей?

– Еще бы! Скупее, чем он, на свете не найти!

– Чем он обычно занимался?

– Все что-то записывал да считал.

– А еще?

– Еще с женой ругался.

– У него были враги?

– Ха! Он весь мир ненавидел. От него только и слышно было: «Все вокруг плуты и ворюги, все надуть хотят».

– И часто его… надували?

– Нет, я думаю, это старый еврей всех надувал.

– Может быть, кого-нибудь Перальта особенно не любил?

– Да он весь город терпеть не мог. Хотя… Был один такой. Сеньор де Гевара. Если еврей про кого-нибудь хотел сказать, что этот человек – последняя сволочь, он говорил: «Такой же злодей, как де Гевара».

– Почему?

– Однажды этот сеньор науськал на него собак. Вот была потеха! Я ничего смешнее в жизни не видел. Псы искусали еврею всю задницу. Он две недели сидеть не мог.

– Можешь назвать других недоброжелателей?

– Могу. Я сам.

– А кроме твоей высокой особы?

– Его все мальчишки с нашей улицы освистывали!

– И это все?

– Я же сказал, его никто не любил.

Бартоломе устало вздохнул. Не похоже, чтобы мальчишка врал, но едва ли этот неграмотный паренек мог сообщить что-либо стоящее.

– Иди домой, Пабло, – сказал Бартоломе. – Думаю, ты мне больше не понадобишься.

* * *

Через два дня в доме де Гевары был произведен обыск. Бартоломе, которого заинтересовало сообщение о тайной лаборатории колдуна, пожелал лично присутствовать при ее осмотре.

Пока приемщик инквизиции и секретарь производили опись имущества де Гевары, Бартоломе, Федерико Руис и два стражника спустились в подвал, где размещалась лаборатория колдуна. По приказу инквизитора до его прихода здесь ничего не тронули. Бартоломе хотел все увидеть собственными глазами и понять, с кем ему предстоит иметь дело: с ученым, тайно ставившим свои опыты, или с сумасшедшим заклинателем демонов. Впрочем, на инструменты колдуна и так никто бы не покусился, у служителей святого трибунала они могли вызвать разве что суеверный ужас. Никаких ценностей в лаборатории не обнаружили. Очевидно, золото де Геваре получить не удалось.

Бартоломе приказал стражникам зажечь как можно больше свечей, чтобы как следует осмотреть длинное, мрачное помещение. С первого взгляда инквизитор понял, что справедливо его второе предположение, и де Гевара – заклинатель бесов.

Посреди подвала, на земляном полу, чем-то острым, вероятно, шпагой, были четко очерчены два круга, вписанных один в другой. Во внутренний круг, в свою очередь, был вписан треугольник. Внутри этого магического круга и должен был находиться колдун, вызывающий демонов.

Справа, на камине, стоял закопченный, почерневший котел и жаровни. Несколько массивных столов были завалены самыми разнообразными предметами. Циркули, карты, глобусы, запечатанные глиняные кувшины, стеклянные колбы с какой-то мутной жидкостью, шкатулки и коробки с порошками, пергаментные свитки, свечи, сальные и восковые, желтые и черные… С потолка свисали связки высушенных трав. На скамью были небрежно брошены черная мантия и широкий пояс с вышитыми магическими символами. На одной из стен было развешено оружие – шпаги, ножи, кинжалы. Бартоломе отметил, что эти клинки, скорее всего, предназначались не для обороны или нападения, а для ритуальных действий – заклания жертвенного животного или начертания магического круга. Такие клинки, имеющие волшебную силу, как правило, изготовлялись самим магом.

В углу Бартоломе обнаружил большой, окованный железом сундук. По счастью, он не запирался.

– Подойди, – окликнул Бартоломе Федерико Руиса и откинул крышку сундука. Оттуда на него пустыми глазницами воззрился оскаленный череп.

– Боже мой! – пробормотал инквизитор.

Бартоломе знал свою слабость: он был брезглив и при виде подобных предметов испытывал сильное отвращение. К тому же, из сундука как будто шел запах тления, тления и смерти.

Стараясь казаться спокойным, Бартоломе достал череп и положил его на пол. Затем извлек из сундука несколько свертков. Вытряхнул содержимое одного из них. Оттуда с глухим стуком посыпались кости.

– Это еще что такое?

– Гм. Полагаю, что они человеческие, – невозмутимо отозвался Федерико Руис, повертев их в руках. – Видите, вот нижняя челюсть, а это косточки пальцев.

– Где он взял всю эту мерзость, как вы думаете?

– Одно из двух, – рассудил альгвасил, – либо он убил десяток человек, либо раздобыл где-то несколько трупов или просто скелетов.

– Так убил или приобрел?

– Одно совершенно не исключает другое, – заметил Руис. – Кого-то мог убить, кого-то – выкопать из могилы…