Книга: Страстоцвет, или Петербургские подоконники - Ольга Кушлина

Часто ли вы заглядываете в чужие окна? Привлеченные шевелением занавески или цветением особенно крупного кактуса? Цветы на окнах, выставленные так хвастливо, могут многое рассказать внимательному прохожему, но при этом и защитить самого владельца квартиры от через чур внимательных взглядов. А не так давно цветы могли рассказать и о социальном положении их владельца, как и то, успевает ли он за цветочной модой.

«Страстоцвет» - это литературная критика. Но с необычной стороны — стороны домашних цветов, которые появлялись в петербургских квартирах и, естественно, попадались на глаза поэтов.

И с помощью языка цветов поэты признавались в любви, рефлексировали, шутили и даже ссорились. Такая простая переменная — цветы, но они отражали настроения общества, и, как и все остальные детали, тоже на него влияли.

Разбивающая сердца Тэффи, пренебрегающий названиями цветов Блок, Бальмонт —Маргаритка (если следовать цветочному гороскопу), ироничный Потемкин... шагают поэты по страницам «Страстоцвета» уверенным шагом, не забывая обменяться стихами, как рождественскими открытками.

Отдельное очарование книги — это вставки статей и фото из старинных руководств по цветоводству. И это выглядит настолько органично, что уже будто бы и сам немного рифмуешь розу с морозом, или вместе с Фетом вскрикиваешь во славу Рододендрона. А потом уже и посматриваешь на цветы в гостях, думая, а не отщипнуть ли себе отросточек-другой.

История литературы Серебряного века, помноженная на историю цветоводства, и рассказанная легким, ироничным и ярким слогом. Да, это не та книга, которую легко взять и прочитать за вечер. Скорее это книга — медитация, книга — вечерняя чашка чая. Прочитать главу — и лечь спать, или же убежать дальше заниматься своими делами. Эта книга найдет, как вернуть вас на еще одну главу. И на еще одну.

Книга действительно больше рассчитана на тех, кто силен в литературной составляющей. Анализируя стихи и рассказывая о поэтах автор уверена, что все читающие хорошо знакомы и с тем и с другим. Поэтому только намекает на какие-то обстоятельства. Если же тебе не посчастливилось относиться к таким знатокам, то местами все очень туманно и загадочно, и возникает вопросов больше, чем получаешь ответов. Иногда было ощущение, что я пробираюсь через какие-то джунгли из красивых слов и идей. Получилась такая книга "для своих", когда автор иронизирует, шутит, полунамекает, но поймет ее не каждый. От этого все ка-то очень сумбурно и эмоционально. Мне сложно судить о точности ее литературоведческих наблюдений, однако то, что это уже 3-е издание книги, говорит о том, что книга заслуживает внимания. И безусловно я теперь еще с большим интересом буду обращать внимание на ботанические мотивы в русской поэзии. Особенно это касается символистов и около того. Как я поняла из отзывов, многие любители поэзии прониклись после книги любовью и интересом к комнатным растениям, что тоже, безусловно хорошо. Вообще идея такого анализа растений в культуре заслуживает внимания.

Само издание очень красивое и стильное. Его приятно взять в руки. Рисунок цветов на обложке слегка объемный, в книге много иллюстраций из ботанических изданий той эпохи, есть любопытные вставки со страницами из ботанических книг.

Здесь же говорится именно о поэзии, но с использованием «языка цветов». Это крайне необычно и настолько интересно, что в пору брать кого-нибудь за руку и приглашать читать это вместе – каждый по странице, а лучше – по главе. Брошу здесь несколько намеков на интересные истории, что тут скрываются: * Как вам советы по уходу за растениями, например, такие (да, здесь не только поэзия, здесь настоящая история): (осторожно оставляю здесь «факт»:

садовая земля — это земля, купленная у садовников)

- воду для растений полезно настаивать на обрезках говядины и сала, - лучше всего поливать цветы кухонными помоями - против тли нужно заводить божьих коровок.

* Минутка названий бальзамина в разных странах - Busy Lizzie (деловая Лиззи) у англичан, - Прилежная Лизхен – у немцев, - Ванька мокрый – у нас (настоящий цветок городских трущоб).

* Вернемся к поэзии (но без восклицаний «Рододендрон!»), как вам отрывок программного (!) стихотворения господина Б. (ищите сами, кто это, будет интересно):

Фиолетовые руки На эмалевой стене Полусонно чертят звуки В звонко-звучной тишине.

* А парфюм? Упомяну без имен, но как вам (далее – частично цитаты) «всяческий смрад», ассоциирующийся с запахом белены и кокорыша (народное название – собачья петрушка)? Обольщение – розовый аромат мягкой, тихой Аткиносовой серинги. А порочность какова: …запах, сладкий, но странный, кружащий, туманно-светлый, как золотящаяся ранняя, но грешная заря за белою мглою. + …клопом засахаренным пахнет немножко = это сладкая амброзия, или же просто дряква.

Огромное исследование буквально за руку проводит по известным (и «совершенно не») стихотворениям тех, кого ты помнишь и «когда-нибудь хотел всё-таки почитать больше». И не нужно мучительно думать, что же тут кроется, что там в очередной раз своими синими занавесками хотел сказать автор. Здесь покажут и, вооружив впечатляющими знаниями, отправят дальше путешествовать самостоятельно.

Здесь так много всего интересного, что хочется цитировать всю книгу. Вот только зачем? Нужно её просто прочесть.

Не обойдусь без минусов (а то похожа немного на сумасшедшую, désolé), правда, касаются они бумажного издания: ✣ Не самая лучшая вёрстка – когда предложение начинается, но прерывается другой текстовой вставкой на несколько страниц, и только потом заканчивается, теряя смысл и вынуждая постоянно возвращаться назад. ✣ Абсолютно нерациональное использование бумаги в каждой главе (а их достаточно здесь):

И к чёрту эти минусы, книга прекрасна.

Но обо всем по порядку. А привлекла меня обложка. Оформление у книги чудесное. Обложка, я считаю, вообще произведение искусства. А вставки из книг по садоводству как-то сразу окунают не только в саму тему выращивания растений, но и в другую эпоху, проникнутую особой эстетикой.

Но дело, конечно, не в обложке… Редко встретишь книгу, сама идея которой кажется настолько гениальной, что боишься разочароваться, завысив ожидания заранее. Сидишь и думаешь: «Ну это звучит как нечто, что я написала бы сама. Если бы, конечно, вообще когда-либо что-либо писала». Но, к большому счастью, эта книга не только оправдала ожидания, но даже превзошла их. Надо заметить, что я не увлекаюсь как-то по-особенному темой русского модернизма, и многие из приведенных в книге произведений мне или вовсе незнакомы, или когда-то были услышаны лишь в виде упоминаний. Но это не помешало с большим интересом прочитать данную работу от начала и до конца, что многое говорит о таланте Ольги Кушлиной доносить мысли увлекательно и поворачивать-переплетать их таким образом, чтобы оставалось только задумываться в восхищении и понимать, что я и не связала бы два этих факта вместе, пожалуй. По крайней мере, так логично и изящно. Порой мысль здесь витиевата, но это не доходит до той степени, когда начинает отталкивать. Однако, пожалуй, стоит перечитать эту книгу спустя время, чтобы постараться понять до конца. Возможно, уже с новым багажом литературных знаний…

А теперь, собственно, о знаниях и о фактах (многие из которых стали для меня чем-то не только совершенно новым, но и поразительным). Из поразившего своей простотой и гениальностью литературного:

Главное, чтобы горшочек был тесным, почва скудной и воздух не слишком теплым, - скромный «маленький человек» растительного мира.

Так пишет Кошлина о бальзамине, который встречает нас на окне в романе «Бедные люди» Достоевского. Не впервые отмечено, что этот цветок – частый житель окон людей небогатых. Однако какая красивая параллель литературы и жизни: ему ведь, этому цветку, словно и не надо ничего больше. Он, как и эти самые бедные люди, привык в своей жизни довольствоваться малым.

А вот уже из фактов не только литературных, но тоже интересных и органично вплетенных в канву повествования:

…благолепными именами взамен неприличных, несообразных с духовным званием, некогда весьма щедро одаривали священников: Тюльпановы, Гиацинтовы. Вот и у Н. Лескова в «Соборянах» «добродетельный поп» носит имя Савелия Туберозова. (Сиротам-подкидышам в воспитательных домах порою в утешение тоже кое-что из цветочных фамилий перепадало, а о сценических псевдонимах тут не место говорить, да с ними и так все ясно.)

И гораздо более печальным становится рассказ Гаршина о пальме, когда мы понимаем, что за всем этим стоит реальная подоплека и культурный контекст: в Петербурге действительно проводили своего рода эксперимент по озеленению крыш пальмами. Но растения эти, теплолюбивые, конечно со временем не прижились (их перед зимой, еле живые, приходилось заносить прислуге обратно в дома). Такова была мода, а южная пальма к суровым для нее условиям оказалась не приспособлена (зато заняла свое место в домах как неизменный атрибут эпохи и определенного достатка).

Кстати, о пальмах: «лопасти латаний» из знаменитого стихотворения Брюсова «Творчество» - это ведь тоже о них самых (вернее, о вполне определенном виде пальмы). Почему-то, когда изучали это в школе, все мне казалось, что это некий абстрактный образ движения или чувства. А все оказалось гораздо любопытнее: у матери поэта дома росли такие вот пальмы, которые и послужили одним из источников вдохновения и воплотились в программном стихотворении.

Любопытны здесь и курьезные литературные случаи: вроде тех, когда в стихах не видевших их никогда поэтов зацветали отродясь не цветущие пышными цветами криптомерии (из конкретного растение превратилось в некий абстрактный образ, которому додумали не свойственные ему черты). Не менее любопытны характерные явления эпохи (культуры и моды, такие как, например, «двойные прозрачные бокалы, в которых нижний цветок распускался прямо в воде и «вниз головой»».

Впрочем… слишком много всего любопытного для того, чтобы это можно было хотя бы перечислить. Да и зачем? Если гораздо увлекательнее – прочитать. Взглянуть по-новому на то, что казалось обыденным, или – напротив – увидеть, возможно, и не самую интересную для вас эпоху сразу вот так: ярко, сквозь калейдоскоп из разноцветных лепестков. Увидеть красоту в поэзии и в жизни, а еще в том, насколько порой в этой области явления тесно взаимосвязаны и перетекают одно в другое.