Текст книги "Поехали со мной? Истории на коленке"

11 февраля в город пришли одиннадцать паломников. После мессы мы, счастливые и уставшие, пошли в шумный бар, чтобы поднять бокал терпкого красного вина за Camino de Santiago. С кем-то мы встречались по дороге, кого-то видела впервые. Но в тот вечер мы стали самыми близкими людьми друг для друга. Это не моя выдумка, это был тост Джеральда, с которым все согласились. Никто так ясно не смог бы понять Майкла, со смехом рассказывающего о невероятном падении при порыве ветра. Или с улыбкой вспоминать сеньору Ану из бара по пути в О'Себрейро, которая каждого пилигрима называла либо «сердце моё», либо «светлая душа».

Но то была мгновенная близость, хотя она не умаляет её искренности. Вместе мы больше не встречались. Кто-то на следующий день возвращался домой, некоторые продолжали трёхдневный поход на мыс Финистерра из Сантьяго-де-Компостела. У меня до вылета самолёта в Москву оставалось два дня, которые я намерилась провести, изучая город, думая о пройденных километрах, и попрощаться с Путём на мысе.

«Москва, Москва. Уже так скоро! Но действительно ли хочу вернуться?» – размышляла я, гуляя по узким переулкам и прячась от холодного дождя в тесных кафетериях. Чтобы не пуститься в путешествие в меланхолию, придумала, что надо найти причины для радостного возвращения домой. «Если насчитаю десять причин, значит, этот сплин навеян серым небом и глубокими лужами. Во-первых, моя семья живёт в Москве. Это важно. Но с другой стороны, я переехала от родителей пять лет назад и рада самостоятельности. Во-вторых, это друзья, без них было бы трудно. Они поддерживают любую мою сумасбродную авантюру, во время гриппа привозят апельсины и малиновое варенье, и рядом с ними так радостно просто быть, молчать, мечтать. В-третьих, есть же ещё работа и постоянные клиенты моей кухни. Вполне возможно, после кондитерских курсов и практики в популярном ресторане, которые начинаются через неделю, мне удастся работать на себя. Уже три причины! Думай, Оля, думай, должны быть ещё!»

Я шла мимо низких домов с широкими подоконниками, на которых заботливые хозяйки выставили горшки с яркими цветами, через небольшие рынки, разбитые на старых площадях, где ароматы, будто боролись за право быть узнанным первым: запах сладких сочных томатов, вяленого хамона, домашнего вина со специями и хрустящего тёплого багета. Прохожие, пусть и закутанные в вязаные шарфы, не поддавались на уловки унылой погоды, и из каждой открытой двери кафе раздавались громкие весёлые разговоры и смех. Я бродила по старинному городу бесцельно, просто наблюдая за жизнью вокруг и перебирая в памяти, что осталось в Москве, ради чего хотелось бы вернуться. Вдруг на мокром асфальте увидела знакомый указатель – жёлтую стрелку. Она вела на мыс Финистерра, на побережье Атлантического океана.

Утром второпях попрощались с Фионой, и я побежала на автобус, чтобы первый раз в жизни увидеть океан. В Средневековье люди верили, что именно здесь, в деревне Финистерра, находится конец света – самая западная точка Европы. Паломники же шли туда, чтобы сжечь стоптанные на Camino ботинки. Сейчас это очаровательная рыбацкая деревня с извилистыми улочками и одноэтажными разноцветными домами. Пахло водорослями, солёным песком и рыбным супом. Иногда я встречала смуглых красивых женщин, которые, сидя на порогах своих жилищ, чистили блестящую рыбу, выловленную совсем недавно заботливыми мужьями-рыбаками. Хозяйки иногда шикали на толстых котов, которые надеялись на доброту хозяек и тёрлись о ноги.

Я спустилась на пляж к беспокойному океану. И неожиданно пришло решение проблемы с поиском причин. В Москве нет волн и не слышно шума прибоя.

Этого было достаточно, чтобы через несколько месяцев вновь собрать рюкзак в южные морские страны.

Азиатские истории

– Всё, мама, папа, я побежала! Аэроэкспресс уезжает через минуту. Напишу, как приземлюсь в Пекине!

Папа взял меня за руку, глубоко вздохнул и спросил:

– Оля, а дальше что? Нельзя же всю жизнь мотаться! А семья, работа, учёба? Ты так хочешь прожить жизнь?

– Будет видно. Целую!

Почему в напутствие в путешествие папа выбрал именно эти массивные и тяжёлые, словно свинец, слова? Без недели четыре месяца прошло с начала путешествия. Жизнь в дороге, в постоянном приятном незнании, где буду ночевать в новом городе, с какими людьми меня познакомит путь. Жизнь в рюкзаке, который я приноровилась складывать за десять минут, а спальник научилась скручивать закрытыми глазами в тонкий рулон. Порой следующую остановку подсказывают случайные попутчики, а не толстый путеводитель.

Если бы мне полгода назад сказали, что покупка дешёвого кипятильника меня осчастливит, то, безусловно, не поверила. Зато теперь это возможность пить по утрам сносный кофе, варить овсянку и по вечерам согреваться чаем. Радуюсь, когда мне удаётся хотя бы на неделю обустроить оседлый быт, раскладывая вещи по полочкам в стене холодной комнаты индийского ашрама.

«Нельзя же всю жизнь мотаться, подумай хорошенько».

Три месяца слова папы настолько часто приходили ко мне на ум, что я даже решила вернуться в Москву раньше, чем планировала. Стану правильной девушкой, перееду к Саше, давно влюблённому в меня серьёзному мужчине, свадьбу с которым мои родители видели в самых кружевных мечтах. Новые страны буду узнавать во время отпусков, зато возьмусь за ум и восстановлюсь в институте, найду важную работу и полюблю длинные зимы.

Но на границе между Таиландом и Мьянмой, в горной деревне Мэхонгсон, задыхаясь от переполнявшего меня чувства осознания величия и красоты мира, поняла, что это не мои мечты.

Можно, папа, можно. Мотаться и делать то, что любишь. Это удел не только молодых бездельников, поверь. Меня этому научили многие люди: шестидесятисемилетняя боевая японка Сьян, с которой мы вместе были волонтёрами в «Центре Матери Терезы»; красивая пара из Бразилии, мы встретились с ними сперва в маршрутке в Чиангмае, а после на автобусной станции недалеко от Камбоджи, они отправились год назад в кругосветное путешествие; поляк Лукас, с которым мы пили горький холодный джин и делились историями на высокой крыше бара в Бангкоке; пожилой очаровательный Анхель, ставший мне первым учителем испанского языка на Camino de Santiago; молодые и свободолюбивые испанцы Кристиан и Алехандро, способные собрать толпы зрителей на неожиданный музыкальный концерт, организованный ими в ожидании поезда. Эти люди показали мне, что значит жить, слушая интуицию.

Бездельники, сказочники, прожигатели жизни, хиппи, неучи, заигравшиеся дети, раздолбаи. Какой ярлык ни повесь, суть не изменится. Каждый из них показал, как это – проживать дни с наслаждением, смакуя каждый рассвет, впиваясь ясным взглядом в новый пейзаж, радуясь вкусному домашнему вину, холодной чистой воде и свежему хлебу.

«Ненавижу римлянина по имени Статус Кво! Шире открой глаза, живи так жадно, будто через десять секунд умрёшь. Старайся увидеть мир. Он прекрасней любой мечты, созданной на фабрике и оплаченной деньгами. Не жди гарантий, не ищи покоя – такого зверя нет на свете. А если и есть, так он сродни обезьяне-ленивцу, которая день—деньской висит на дереве головою вниз и всю жизнь проводит в спячке. К чёрту! Тряхни посильнее дерево, пусть эта ленивая скотина треснется задницей об землю!»

«451 градус по Фаренгейту»

Рэй Брэдбери

В поезде с Пекином

Мы познакомились с ним в душном вагоне поезда. Невысокий коренастый мужчина без интереса смотрел в покрытое пылью окно. От него пахло дешёвыми сигаретами, лапшой «просто добавь горячей воды» и земельным ароматом не менее крепкого чая пуэр. Смуглая, но словно покрытая тонким слоем песка кожа, глубокие морщины на лице и сухие руки рассказывали о нелёгкой жизни и тяжёлой работе под лучами безжалостного солнца и порывами сильного ветра. Об этом также говорила его простая одежда: коротковатые старые брюки, тупоносые стоптанные туфли, шерстяной пуловер и вельветовая серая кепка, которая пользовалась необъяснимой популярностью среди советских таксистов лет так тридцать назад.

Он сидел на боковом сиденье вагона, беспрерывно курил одну за одной дешёвые сигареты, наполняя коридор густым дымом. Если же мужчина не курил, то пил из пузатого термоса горячий чай. Изредка он смотрел в окно, разглядывая высокие, объятые плотными облаками горы или озера, с плавающими в них с блестящими красными карпами. Но чаще его взгляд был устремлён на кроссворд, который он отгадывал уже не первый час. Иногда ему звонили по телефону, и тогда мужчина низким, сильным, немного с надрывом голосом выкрикивал в трубку короткие слова: «Да! Слушаю! Что? Повтори, ничего не слышу! Приеду завтра вечером, расскажешь!» Даже во время разговора мужчина не прерывал разгадывание головоломки.

Казалось, что его интересует только отгадывание слов и горячий чай. Мы проехали страну с севера на юг, но старик не обращал никакого внимания на пейзаж за окном. Но если бы он оторвал взгляд от газеты, то увидел высокие зелёные горы, чайные плантации, прозрачную гладь больших озёр и деревянные дома крестьян, раскиданные по бесконечным изумрудным полям. Но за всё время путешествия Китай, так звали моего загадочного знакомого, не перекинулся и парой слов с попутчиками.

Лаос – Вьетнам

В густых джунглях меня встретил молодой монах Самнанг в оранжевой робе, проводил в бамбуковый дом на берегу шумной реки Меконг и налил в глиняную пиалу горный чай. Он рассказывал про Будду, маленькая статуэтка которого стояла в центре алтаря в единственной комнате монаха. Статуэтка была украшена ароматными цветами, яркими кусочками дорогой ткани, а с двух сторон от неё горели свечи. В дом иногда залетали большие разноцветные смелые бабочки. Почему смелые? Потому что в тех краях редко бывали гости, поэтому ни животные, ни насекомые не боялись людей. Бабочки садились мне на плечи, путались в волосах. Блестящие, будто металлические, зелёно-голубые змеи, свернувшись в кольцо, отдыхали на пороге домика, словно сторожевые собаки. Вскоре наш разговор с монахом прервался из-за громких размеренных звуков. Казалось, что кто-то очень большой с трудом ступает по влажной земле, иногда увязая в грязи.

С беспокойством в голосе я спросила:

– Кто это?

– Тебе страшно? Не стоит.

– Немного. Чувство, что огромная лиана в джунглях отправилась на прогулку, но её длинные корни порой цепляются за другие растения. К тому же так громко дышит! Кто же это?

Самнанг с невозмутимым видом продолжал пить чай.

– Его зовут Маленький Будда. Выйди во двор, познакомься с ним. Он любит гостей.

Неуверенно я вышла из бамбуковой хижины.

– Маленький Будда, говоришь! Он сразу родился большим!

Передо мной стоял слон, высотой в двухэтажный дом! Мгновение мы смотрели друг на друга не двигаясь. Маленький Будда обмахивался большими розовыми, в серую крапинку, ушами, в одном из которых блестело серебряное кольцо. Слон с любопытством смотрел чёрными глазами, а длинным хоботом обнюхивал меня с ног до головы. Монах незаметно вложил мне в руку связку стеблей сахарного тростника.

– Ты ему понравилась. Видишь, как он хлопает ушами, словно хочет взлететь. Угости его тростником, это его любимое лакомство.

Я протянула животному угощение. Он крепко обвил его упругим хоботом и закинул в рот. Громко чавкая, Маленький Будда носом попросил ещё. Через пару минут он съел весь подарок и преподнёс сюрприз мне. Сделав пару шагов ко мне, слон подставил влажный хобот моим ладоням, словно говоря «погладь меня». Дотронувшись до морщинистой кожи с жёсткой короткой щетиной, я заплакала. Передо мной стояло удивительное животное, о котором раньше читала только в книгах.

– Оля, смотри, он тоже заплакал.

– Но почему? Я сделала что-то не так? – с волнением в голосе защебетала я, вытирая со щёк слёзы.

– Нет, всё хорошо. Маленький Будда молод, поэтому чувствителен и несколько сентиментален. Ты ему очень понравилась, не переживай.

Весь оставшийся вечер мы провели вместе с моим новым другом и добрым Самнангом. Я услышала захватывающие истории про опасных тигров, диких кабанов и узнала про магические ритуалы и традиции буддистов. Например, каждое утро в четыре часа монахи в оранжевых одеждах длинной процессией идут по улицам деревень. В это время вдоль дорог миряне при свете свечей выставляют им подаяние. Это может быть одежда, платок, но чаще еда – рис, картофель, манго, шоколад. Самнанг же хотел послушать истории цивилизации – про быстрые автомобили, про создание фильмов и просил дать послушать современную музыку.

– Про что поётся в этой песне?

– О тёплом море и ярком солнце. О путешествиях и любви.

Молодой монах прикрыл глаза, мягко улыбнулся и начал раскачиваться в такт музыки:

– Как красиво!

На завтрак Самсанг приготовил рисовую лапшу с неизвестными травами, но столь простое, на первый взгляд, блюдо оказалось необычайно вкусным! Мы также выпили по чашке крепкого горького кофе и попрощались. Мой путь лежал вниз реки Меконг, в ту часть страны, где и днём, и ночью одинаково жарко и сухо. А также где больше ночных клубов, ресторанов и магазинов с выпивкой, чем тихих храмов.

В новом городе в отеле меня встретила необычная хозяйка. Это была крупная женщина с ярким макияжем: накладные ресницы, лазурного цвета тени для глаз, кукольно-розовые губы. На ней было короткое обтягивающее, в ярких палетках платье с глубоким вырезом. А на высокой груди лежало длинное ожерелье с поддельным камнем. Женщина глубоким низким голосом показывала мне простенько обставленную комнату маленького отеля. Во всём её образе ощущалось загадка, что-то странное. Мой взгляд скользнул по украшению на груди, а потом поднялся чуть выше и по шее, где я увидела разгадку тайны.

В прошлом она была мужчиной. Чувствовалась близость Таиланда.

Я поселилась в её отеле «Сад бамбука», решив остановиться в жарком, пыльном, спокойном городке на неделю. Мне хотелось погулять по самым дальним районам города, попробовать необычные для меня, но такие привычные для местных жителей блюда, понаблюдать за поведением местных людей.

Несколько дней я следовала задуманному плану. Побывала в пригороде, увидев, как хрупкие женщины работают под палящим солнцем на сухой земле. Казалось, что молодые хозяйки не знают слов «усталость», «отдых» и «не могу». Но зато они хорошо знали и помнили, что значит голод и несколько месяцев подряд питаться только рисом, к празднику добавляя к нему маленьких жареных рыбёшек, выловленных в соседней реке.

Однажды я свернула с большой дороги, ведущей в столицу, и оказалась среди детей в одинаковой тёмно-синей школьной форме.

– Смотрите, смотрите! Белая!

– Высокая какая! И рыжая!

– Что она тут делает?

– Белая…

Ребята, громко перебивая друг друга, показывая на меня пальцем, с неуверенностью приблизились.

– Привет! Меня зовут Оля. Как ваши дела?

– Ты кто? – без церемоний спросил меня черноволосый мальчик с большими светло-карими глазами, с испачканной песком и мороженым щекой.

– Я Оля. А тебя как зовут?

– Тханг. Сколько тебе лет?

– Двадцать три. А тебе?

– Семь лет.

– А меня зовут Аанита! Это мой брат!

– А я Висна!

– Ктхан!

– Мариса!

Уже смело они подбежали ко мне, обступили кругом и начали выкрикивать свои имена. Это было похоже на музыку только что собранного оркестра, в котором музыканты ещё незнакомы друг с другом, поэтому мелодия нескладная. К тому же детям аккомпанировал громкий лай собак, мычание коров и щебетанье птиц.

– Привет-привет! Что вы тут делаете? Это же далеко от деревни.

– Посмотри туда, за бамбуком. Видишь вдалеке белый дом и футбольные ворота? Это наша школа. У нас закончились уроки, и мы идём домой.

– А где вы живёте?

– Следующая деревня после этой.

– Далеко.

– А где живёшь ты?

– Сейчас тут. А мои родители очень далеко. Знаете страну Россию?

Малыши удивлённо переглянулись и покачали головами из стороны в сторону.

Тханг, тот самый чумазый смелый мальчик, первый заговоривший со мной, протянул длинный крепкий прутик и сказал:

– Нарисуй на земле.

Я начертила на песке азиатскую часть мира, расположив в центре Китай, под ним Лаос, а слева Россию.

– Моя страна очень большая, и я прилетела вот отсюда, – показала тростником в левую часть страны.

– Уж ты, как далеко. Сколько ты ехала на автобусе до нас?

– Я прилетела на самолёте. Вот на таком же, как сейчас пролетает над нами. Наверное, часов семь.

– Как далеко!

Они спрашивали про погоду и животных. Не могли поверить, что по улицам моей страны не летают попугаи и вдоль дорог не растёт манго. Мне же было интересно узнать про их школьные занятия, что они изучают и во что играют после уроков.

Малыши с блеском в глазах рассказали про добрую учительницу чтения, что она всегда задаёт мало домашнего задания, а после школы они любят играть в догонялки и в магазин, используя вместо денег листья апельсинового дерева. Почти как и в любой другой стране.

Мы попрощались с ребятами, но они попросили меня прийти на следующий день, им не терпелось послушать истории про страну, где бывает снег и лёд. Я дошла до школы, заглянула в пустые классы: маленькие холодные комнатки на пятнадцать учеников, узкий проход для учителя, большие доски на всю стену. К сожалению, в школе никого не оказалось, кроме двух бездомных собак, поэтому узнать что-то новое про занятия мне не удалось.

В отель я возвращалась, не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Наверное, если бы подняла голову от земли, то увидела красочный ночной рынок, который местные разбили на центральной площади, услышала концерт местной знаменитой группы «Дети Меконга» и удивилась бы виртуозности уличных поваров, подбрасывающих из глубокой сковороды вок высоко вверх рисовую лапшу. Но я ничего этого не видела из-за тяжёлых мыслей.

Хозяйка отеля «Сад бамбука» Сабита, с которой мы за несколько дней успели подружиться, увидев моё потухшее лицо, позвала за стол на кухне и поставила передо мной стакан с холодной рисовой водкой лао-лао. Сабита наломала свежий хрустящий багет (наследие французских колонизаторов) на большие ломти и подала его с мягким авокадо.

– Что случилось? Уходила с улыбкой, а вернулась с грустью. Что произошло?

Немного помолчав, я ответила:

– Сабита, понимаешь, проехать тысячи километров, чтобы начать превращаться в пользователя своего путешествия. Я могу побывать в самых туристических или, наоборот, в далёких краях любой страны, но так и не узнать толком о местных людях. Как вы живёте без туристов? О чём мечтают здесь дети? Могу ли я как-то отблагодарить за гостеприимство ту страну, где сейчас нахожусь?

Сабита удивлённо посмотрела на меня:

– Зачем тебе это? Наслаждайся вкусной едой, лёгким флиртом и ярким солнцем!

– Ради этого не стоило отправляться так далеко.

– Ты хоть представляешь, что можешь увидеть?

– Мне кажется, что да.

– Забудь наивные фильмы и романтические рассказы, Оля! Ты увидишь отвергнутых детей, для которых пустая консервная банка – любимая игрушка. Среди мусора заметишь бездомных, ищущих тепла в свалке. Для них всех ты – обычная белая девушка с «большой земли», что значит – с деньгами, которых никогда у них не было. Неужели ты действительно хочешь попасть в это?

– Если это возможность узнать настоящую жизнь страны, то да, хочу!

Она налила мне третью порцию водки. Напиток обжигал, но не опьянял.

– Как ты хочешь искать места, где можешь быть полезной?

– Пока не знаю. Наверняка есть сообщества волонтёров. Завтра же начну поиски.

– Подумай ещё раз. Насколько сильно ты хочешь попасть в жизнь Азии без громкой музыки ночных клубов, без развлечений и туристов.

На день я вернулась в московскую среду, но в азиатских условиях – заставленный пустыми кофейными чашечками маленький столик единственного в городе кафе с быстрым интернетом. Популярная музыка из дорогих колонок переносила воспоминаниями в рабочие журналистские будни, когда сдача материала была назначена на вчера. Только по крыше ресторанчика бегали ловкие обезьяны, а через главную дверь иногда залетали большие красивые бабочки и садились на кромку бокалов. Но к вечеру я нашла то, что искала! Через две недели меня ждут во вьетнамской семье, где буду присматривать за двумя маленькими мальчишками и заниматься с ними английским языком! Ура!

Вскоре я попрощалась с доброй Сабитой и поехала на юг страны, чтобы побывать на руинах бывшей кхмерской столицы Чампасак.

Дорога туда проходила через засохшие пыльные поля и через влажные пальмовые заросли. Меня подобрал водитель небольшого грузовичка, в котором уже были попутчики – крестьянская семья. Весь путь они о чём-то жарко спорили, шутя ссорились, быстро мирились, а пожилая морщинистая бабушка, свернув длинную самокрутку с полувлажным табаком и предлагая мне его раскурить первой, часто повторяла: «Ууу, Русия, Русия».

Дорога к руинам запомнилась ярче, нежели сама достопримечательность. Шумная семья с любопытной старушкой с трудом объяснили мне, как доехать до остатков древнего города, пожелали на прощание удачи и высадили перед глухой деревней, через которую, следуя указаниям попутчиков, мне следовало пройти. Они заверили меня, что после безымянной деревушки я увижу заросли бамбука, за которыми и находится Чампасак. Как бы не так!

Через полчаса упорных поисков бамбука, мне встретилась только компания мальчишек, играющих в мяч.

– Ребята, где, чёрт возьми, бамбук?

Они непонимающе переглянулись. Я продолжала ворчать.

– Бамбук. Где-то здесь должен быть бамбук. Или Чампасак. Что-то одно из двух.

– Так ты ищешь Чампасак? Все понятно. Пешком тебе идти часа три, а сейчас уже почти вечер. Можешь взять в том доме, видишь, который стоит у озера, велосипед. За час доедешь.

«Яйцо Кощея, а не руины. Может, хозяин ещё протянет мне шерстяной красный клубок ниток со словами, что надо за ним следовать!» – брюзжала я про себя по дороге в загадочный деревянный дом. Мне выдали под крупный денежный залог скрипучий велосипед и сказали ехать всё время вперёд, никуда не сворачивая. Вспоминая семью из машины, я подумала, что сказочный клубок, ведущий к полуразрушенным храмам, наверняка лучше знает путь, нежели местные. Но выбора у меня не было, поэтому пришлось поверить пышной хозяйке велосипеда. И правда, через час я была у ворот музея.

Побродив среди каменных стен, бывших алтарей для жертвоприношения и быстрой реки, вернулась обратно в деревню.

– Скажите, как я могу уехать отсюда в город?

– Никак, – бросила мне пожилая хозяйка велосипеда.

– Что вы хотите этим сказать?

– Что сейчас уже пять часов вечера, никто и ничто не работает в такое время.

Не веря услышанному, я прошептала:

– Такого быть не может.

– Всё возможно. Зато ты можешь переночевать в моём доме за двадцать долларов. А за еду накинь ещё долларов десять, – не растерявшись, ответила практичная хозяйка.

– Простите?! Во-первых, я не хочу здесь останавливаться, а во-вторых, с собой у меня даже денег таких нет.

– Жизнь твоя, белая девушка, – безучастно процедила старуха.

– Спасибо вам за заботу. Пожалуй, я поищу транспорт в город. Верните, пожалуйста, мне залог за велосипед.

– Какой залог? Разве ты мне что-то оставляла? Не припомню такого. Ты сказала, что у тебя нет таких денег.

– Да бросьте! Это я сказала минуту назад. А вот из правого кармана вашего передника торчат мои деньги.

– Ой, правда! Старая я, никто обо мне не заботится, живу одна, дети разъехались.

– Сожалею. Всего хорошего!

Предприимчивая тётушка не обманула – ни автобусы, ни маршрутки уже не ездили в город. Что ж, была не была, пойду пешком, всего-то километров пятнадцать, может, по дороге удастся найти машину. Через двадцать минут меня согласился подвезти на пыльном мотоцикле швед Сонни. Мужчина лет сорока, высокий красивый блондин. Казалось, что передо мной остановился голливудский актёр пятидесятых годов. Он сказал, что путешествует по миру на мото и с сожалением в голосе отметил, что дороги в Азии похожи на древние стиральные доски и удобны, наверное, только для коров и слонов, но точно не для людей. Расстраивался после каждой кочки и, чтобы развеяться, ехал очень быстро. Безусловно, у Сонни оказался только один шлем, поэтому всю дорогу до города я провела в молитве и в надежде на чистую карму. Мой отчаянный водитель рассказал мне свою историю, которую из-за страха выпрыгнуть с мотоцикла, словно пробка тёплой бутылки шампанского, я услышала обрывками. Сонни двадцать пять лет работал проводником в поездах, повидал много стран, но часто его знакомства с новыми местами ограничивались железнодорожными вокзалами, поэтому год назад он уволился, купил мотоцикл и отправился в самостоятельную поездку.

Несмотря на его очаровательную улыбку и низкий прекрасный голос, похожий на шелест листьев крепких дубов, я очень радовалась, когда мы попрощались в городе, и на дрожащих ногах пошла в безликий отель на берегу озера. Утром меня ожидал автобус во Вьетнам, страну крепкого кофе, сгущённого молока и соломенных шляп. А также моего первого опыта как международного волонтёра.

Ночью Вьетнам меня встретил скрипучим криком в ухо: «Девушка, просыпайтесь уже! Ваша остановка!» Всматриваюсь заспанными глазами в тёмное стекло.

– Простите, вы уверены, что это моя остановка? У меня билет до деревни Хойан. Мне рассказывали, что там удивительного цвета море и сладкие ананасы.

– Утром сядешь в другой автобус и за час доедешь до этой сказки. А мы дальше не едем! Выходи!

– Но подождите! Сейчас полночь, на станциях тут спать нельзя, мы находимся где-то на пустой окраине, – причитала я.

– Это же ты в картинку с открытки едешь, откуда я знаю, как туда добираться. Выходи! И рюкзак не забудь!

Не успела я очнуться от такого приветствия, как на выходе из дверей автобуса меня зажали в тесное кольцо водители такси, перебивая друг друга и громко доказывая, что в столь поздний час я должна ехать именно с ним.

Юного таксиста Вина я выбрала потому, что он кричал тише и вёл себя скромнее остальных. Но оказалось, что у Вина своеобразное чувство юмора и необычные связи – он привёз меня во вьетнамский бордель. Объяснил, что поблизости нет хороших отелей, а раз мне утром с этой станции уезжать в Хойан, то и смысла нет ехать в центр. А отель «Ночи Марии» самый приличный из местных.

В холле меня встретила зрелая женщина лет сорока. У неё было миловидное круглое лицо, длинные красивые иссиня-чёрные волосы. Но её одежда, причёска и макияж уместнее смотрелись бы на шестнадцатилетней девушке: обтягивающие короткие джинсовые шорты, в крупную красную клетку рубашка, завязанная слабым узлом под грудью, которую подробно можно было рассмотреть в глубокий вырез, два высоких хвостика, будто из эпохи поп-песен про неразделённую школьную любовь и кукольно-розовый макияж. Хозяйка проводила меня в комнату. Широкая кровать, несколько длинных волос на крае раковины, плоский экран в «красном углу» номера, а на стене висел фотопортрет обнажённой улыбающейся вьетнамки с незамысловатой татуировкой кошечки над правой грудью.

После утомительной дороги я была согласна и на «Ночи Марии».

– Хорошо, сегодня я становлюсь здесь. Скажите только, у вас сейчас много постояльцев?

– Нет, сейчас не сезон. Занято всего пару комнат, но они на другом этаже. Не переживай.

– Спасибо. Спокойной ночи!

На следующий день мне удалось приехать в Хойан, в пригороде которого я должна была остановиться няней двум маленьким мальчикам. Но это через пару дней, пока же есть время насладиться древней архитектурой города, сочными арбузами и звуками шумного моря.

Помимо мелкого песка на длинном пляже городок нравится путешественникам большим рынком, на котором можно попробовать национальные блюда без туристических приправ, и одноэтажными домиками с черепичными крышами. Когда-то деревня Файфо из-за удобного прибрежного расположения была известным и важным портом в Юго-Восточной Азии. Особенно полюбили деревню предприимчивые китайские и японские купцы. Они женились на местных красивых девушках и построили тут дома в привычном для них стиле – черепичная кладка крыш, острые углы, внутренние красивые сады, о которых не догадываешься, стоя перед воротами скромного жилища. Витиеватые улочки порой настолько узки, что необходимо подождать, пока пройдёт навстречу прохожий. Купцы переименовали деревню в Хойан и нарекли своим потомкам её охранять. С этой задачей жители до сих пор прекрасно справляются. К тому же каждый вечер улицы городка освещаются мягким светом бумажных фонариков, из-за чего в туристических проспектах иногда Хойан называют «городом миллиона китайских фонариков».

Ленивые деньки прошли, я перепробовала все неизвестные фрукты и овощи, выпила с десяток чашек крепкого местного кофе и на мототакси уехала в безымянную деревню в пятнадцати километрах от «вьетнамский Венеции», где меня ждала семья.

Заметка в дневнике о том дне:

«Ближайшие две недели у меня нет комнаты, потому что я буду жить в бунгало. Нет стёкол, но зато есть пальмы прямо подо мной. Нет кровати, но есть тонкий матрац и циновка. Под бамбуковой комнатой течёт река, а на берегу стоит деревянная лодка. Есть два гамака, пять худых котят и горячая вода, к которой надо идти по бамбуково-черепичной крыше. Во дворе нашёлся для меня велосипед, на котором за десять минут можно добраться до моря, а за полчаса до города, чтобы купить продукты и, наконец, готовить самой! Самое главное, что сейчас мне удастся затормозиться, написать все задуманные мной тексты, заниматься йогой, учить английский и пожить в самой обычной вьетнамской деревне. Хорошо, что Минь, глава семьи Чан, выдал мне москитную сетку – сейчас сезон дождей, а Вьетнам имеет в арсенале малярийных комаров. Не знаю, в какую интересную историю я попала на этот раз».

Из предполагаемых двух недель я прожила в семье Чан Фу Миня всего три дня. Если к авантюрной затее жить в бамбуковой пристройке с дырами на месте окон, спать на циновке и слушать разношёрстный оркестр из лягушек и цикад я была готова, то к соседству с тарантулом – нет.

Рано утром третьего дня проснулась от шороха пакета в моём рюкзаке. «Наверное, котёнок забрался в поисках тёплого сухого места. Ливень уже четвёртую ночь подряд идёт. Пусть спит», – решила я, запутавшись спросонья в москитной сетке. Но через несколько минут рюкзак всё ещё продолжал «разговаривать», притом без остановки, монотонно. Подумав, что надо помочь зверьку, я вытащила сумку из рюкзака и замерла – из пакета неторопливо выбирался большой, с человеческую ладонь, паук с мохнатыми толстыми лапками и интересным узором на спинке.

– Минь! Минь! У меня в комнате тарантул! Я очень боюсь пауков!

Из маленького окошка дома показалась непричёсанная голова.

– Оля! Что случилось? Сейчас только пять часов утра.

– Минь! У меня в комнате тарантул! – повторила я.