Текст книги "Хроника раскрытия одного преступления"

Ольга Лаврова, Александр Лавров
Хроника раскрытия одного преступления

Если расследование по делу Ладжуна длилось многие месяцы и в центре все время оставался затяжной, упорный поединок следователя и преступника, то второе дело, о котором мы хотим рассказать, разворачивалось на редкость бурно и стремительно, и число людей, по долгу службы и добровольно, принявших участие в раскрытии преступления, было огромным. (Все действующие лица фигурируют здесь под своими подлинными фамилиями – вне зависимости от того, какую позицию занимают в бурных сегодняшних событиях.)

Случилось это в Риге. Шел январь. Сырой, пасмурный, с редким снежком, который не удерживался на крышах и мостовых и лишь кое-где клочками белел в скверах. Город был прекрасен и умудрялся выглядеть опрятно даже в слякоть.

Мы попали сюда впервые и чувствовали себя немножко за границей (как-то никогда не считали Прибалтику нормально советским курортом). Встретили нас преувеличенной любезностью и изучающими взглядами. Отношение было двойственное: «эмиссары» Щелокова (противно), люди намеренные воздать должное успеху рижан (приятно).

Блиц-программа развлечений являлась, скорей всего, «проверкой на вшивость». Нам показали Домский собор, кладбище, монумент латышским стрелкам, Памятник свободы – заметив, что в народе его кличут «памятником свободе». То ли экскурсоводов удовлетворил тип реакции на каждую достопримечательность, то ли вскоре совместная работа сказалась, – но холодок растаял. Большего не требовалось, на задушевные разговоры мы и сами не шли. В аппарате МВД наверняка существовало национальное соперничество, подспудная борьба группировок, разность умонастроений.

От всего этого мы принципиально заслонились. Две правды сталкивались в Прибалтике? три? пять? Не нам их рассуживать. Фильму нужна была правда только о раскрытии уголовного дела.

Девятое января город прожил как обычно. В дежурной части милиции известия о неизбежных мелких происшествиях не нарушали ощущения, что в Риге – покой.

И вдруг… 21.50. Телефонный звонок, разбивший тишину: возле кафе «Турайда» совершено ограбление инкассаторской машины!

Через четыре минуты оперативная группа примчалась на место преступления. Фары милицейского микроавтобуса высветили как-то сиротливо приткнувшуюся к тротуару серую «Волгу» № 0021; левая передняя дверца ее была распахнута, и машина казалась пустой. Но на заднем сиденье полулежал раненый инкассатор. А второй – тот, что ходил за выручкой, – растерянно жался сейчас к подъезду «Турайды». Момента нападения он не видел и пока ничего толком рассказать не мог.

– Я вышел, напарник остался… как обычно, по всем пунктам маршрута… как положено… В кафе пробыл минуты две. Деньги были приготовлены, я сразу их взял и назад… И вот застаю: шофера нет, инкассаторского мешка нет, а напарник лежит, как неживой…

То, что предстояло сделать, надо было делать одновременно и за считанные секунды: помочь потерпевшему, не допустить близко праздных зевак, осмотреть машину, чтобы постараться понять, кто и как , выявить возможных свидетелей ограбления.

Свидетелей не оказалось. Ни одного. Инкассатор, получивший травму черепа, находился без сознания. «Рассказать» могли лишь предметы и следы.

Люди работали очень сосредоточенно и быстро. Стараясь никому не мешать, действовал молодой лейтенант с кинокамерой в руках. Фиксируя на пленку все происходящее, он создавал свой протокол осмотра места происшествия. (Первый кинодокумент, положенный затем в основу фильма.)

Судя по всему, удар нанесен изнутри машины отрезком металлической трубы, который валяется здесь же, под сиденьем – таков был первый вывод. Следовательно, подозрение падало на исчезнувшего шофера.

Пока инкассатор находился в кафе, ни он, ни посетители тихой «Турайды» не слыхали звука тормозящей или отъезжающей машины. По-видимому, преступник действовал один и ушел пешком. Ушел, унеся 36 тысяч рублей! Далеко ли? Инкассаторский мешок весил 26 килограммов. С такой ношей опрометью не побежишь. Надо осмотреть все окрестные закоулки…

Санитары укладывали пострадавшего на носилки, а поисковые группы с собаками уже обшаривали дворы, подъезды, чердаки, сараи, лестницы. Скорей, скорей, дорого каждое мгновение!

К этому времени к «Турайде» успели стянуть значительные силы. Прикинув максимальное расстояние, которое мог покрыть преступник, создали круговую блокаду. Операцией руководил начальник уголовного розыска Курков и прибывший следом полковник Винчугов, начальник Управления внутренних дел города.

Кольцо замкнулось, когда с момента звонка по «02» истекло около десяти минут… Великолепная слаженность, стремительность – и попусту.

Свет ручных фонарей еще обшаривал темные углы в подвалах, еще где-то, вывалив языки, перемахивали через заборы овчарки – но надежда на немедленную поимку слабела.

Ушел! Как ему удалось прорваться сквозь кольцо? Это представлялось непонятным. Ведь преступление почти наверняка не готовилось именно возле «Турайды», просто грабитель воспользовался случайным безлюдьем: на минуту-другую улица Петра Стучки оказалась пустынной из конца в конец.

Руководители рижской милиции решили поднять по тревоге личный состав.

Между тем осмотр машины продолжался, а инкассатор, уверившись, что жизнь товарища вне опасности, и немного успокоившись, начал припоминать важные для розыска подробности. Ему показали найденный в машине путевой лист на имя Карпова.

– Карпов? Погодите-ка, знакомая фамилия. По-моему, мы с ним работали. А вот сегодняшнего водителя я видел впервые.

Поехали в таксопарк. И нам необычно – у Доски почета (время, время) – провели опознание. Портрет Карпова помещался примерно в центре, в окружении десятков других лиц, но инкассатор тотчас уверенно выхватил его взглядом.

– Вот он, тот парень, про которого я говорил!

Под фотографией действительно стояло: И. Карпов.

– Посмотрите внимательно, – настаивал сотрудник уголовного розыска, – не этот ли шофер возил сегодня вас с напарником?

– Нет, нас возил совсем другой!

Однако при выезде из таксопарка за рулем, естественно, сидел Карпов! Как его место занял преступник? И когда?

От начала смены до подачи машины в банк прошло два часа. А километраж на спидометре сильно превышал тот, который можно набрать короткими рейсами в городе.

Куда же ездил Карпов? Или не Карпов? Почему в машине разбито стекло?

– Вы не интересовались, почему стекло разбито?

– Поинтересовались, – ответил инкассатор. – Очень дуло, холодно было.

– И что ответил водитель?

– Как-то неопределенно. Вроде бы случилась мелкая авария.

Увезли, отбуксировали от «Турайды» серую «Волгу» № 0021, разъехались сотрудники милиции. Улица приняла свой обычный вечерний вид, и по-прежнему приветливо светились окна кафе…

А в кабинете заместителя министра внутренних дел Латвии А.К. Кавалиериса собралось экстренное совещание. Собралось – да практически так и не прерывалось до конца розыска. Надо было обсудить и предпринять все возможное и невозможное для скорейшей поимки грабителя. Тот, кто решился на подобное преступление, наверняка очень опасен. В практике рижской милиции нападение на инкассатора произошло впервые!

В этом деле все было неотложным. Многим предстояла бессонная ночь.

Снова и снова инкассатор описывал внешность водителя; снова и снова припоминал детали его поведения. В словесном портрете, который он старался сформулировать, не выделялось ни единой броской черты. Неприметен был ни физиономией, ни телосложением и ничем особым не привлекал внимания этот парень в свитере и темном пиджачке. Ничем не выдавал своего намерения пробить человеку голову тяжелой трубой и сбежать с громадной суммой денег.

И все же, шаг за шагом, крупица за крупицей: парню было лет 27; от него попахивало водкой; лицо круглое, черты лица мелковатые; рост средний, комплекция средняя; хорошо знал город – от одного пункта инкассации до другого ехал кратчайшим путем, умело минуя «пробки»; машиной управлял вполне профессионально; на каком-то перекрестке его окликнул мужской голос, назвав «Колей»; он был говорлив; указательный палец на левой руке обмотан носовым платком.

Сведения поступали в кабинет Кавалиериса, а оттуда немедленно дальше: личному составу предварительные приметы разыскиваемого, и главная из них – свежая рана на пальце; в ЭВМ данные для проверки – возраст 25-30 лет, имя Николай, профессия шофер, вероятно, ранее судим (все сошлись на том, что новичок на такое нападение не отважился бы).

Истек час с момента ограбления.

Все выезды из города находились под контролем. Он был обнесен невидимой стеной.

По обочинам автомобильных дорог в разных местах стояли мотопатрули ГАИ, каждую машину останавливали, инспектор буднично и подробно проверял документы шофера, приглядывался к его рукам, давая напарнику время обследовать кузов. Или – если машина легковая и с пассажирами – убедиться, что среди них нет подозрительных лиц.

На вокзале и в аэропорту обстановка позволяла действовать проще. Каждого мужчину, который садился в поезд или поднимался по трапу в самолет, вежливо просили снять перчатку с левой руки. Расчет железный. Можно переодеться, нацепить очки или иным способом изменить наружность. Но поврежденный палец не оторвешь, не спрячешь.

Было несколько задержаний. Инкассатор смотрел и вздыхал:

– Ничего похожего…

А параллельно происходило следующее.

Сотрудники милиции побывали дома у Карпова.

– Инар на работе, – удивилась жена… – Нет, не возвращался, ведь смена еще не кончилась…

На стол А.К. Кавалиериса легли фотографии Инара Карпова, документы, электробритва, которую только он брал в руки.

Эксперты НТО продолжали «с пристрастием допрашивать» такси № 0021. Сперва осматривали целиком, от крыши до днища. На днище была прилипшая кое-где хвоя. Вместе с показаниями спидометра это подтверждало догадку, что машина до начала инкассации побывала за городом. Но сама эта догадка пока не проясняла ровным счетом ничего. Затем машину исследовали по частям: отдельно дверцы, руль, зеркальце заднего обзора. Везде обнаруживали отпечатки пальцев и везде… кровь! Пятна на подножке, пятна на сиденье, натеки на стойке рулевого колеса, брызги на потолке.

Тут требовалась долгая, кропотливая работа с применением сложной техники. А счет времени по-прежнему шел на минуты. Позарез надо было спешить – а спешить было никак нельзя!

Первые заключения экспертов лишь добавили к прежним загадкам новые. Кровь в машине оказались трех разных групп. Было ясно ее происхождение там, где полулежал до приезда «скорой» раненый инкассатор. На стойку руля, вероятно, капала кровь с пальца водителя. Она же была размазана по левой дверце. Но вот другие, менее свежие и кое-как затертые пятна над шоферским местом и… в багажнике – они-то откуда взялись в этой злосчастной «Волге»?!

Уже не только грабитель с его добычей заботил тех, кто сменялся в кабинете Кавалиериса. Все тревожней становилась мысль: как произошла подмена шофера? Где Инар Карпов, так широко и доверчиво смотрящий с фотографии? Что с ним случилось?..

Наступила ночь. Усталый инкассатор продолжал отвечать на нескончаемые вопросы. Теперь он старался припомнить и пересказать те разговоры, которые вел шофер с момента, как подал машину к банку, и до роковой остановки возле «Турайды». Водитель был очень словоохотлив. По натуре ли? Или старался заглушить внутреннее напряжение и беспокойство, которые появлялись на остановках – тут он замолкал и украдкой озирался (лишь сейчас инкассатор понял, почему). Так или иначе, важно не это. Важно, что подряд, час за часом нельзя говорить лишь «о погоде». И нельзя – фантазии не хватит – непрерывно сочинять небылицы. Что-нибудь в его россказнях наверняка содержало зерна правды. Их-то и надо было выудить.

Сосредоточившись, инкассатор мысленно восстанавливал весь маршрут и «выскребал» из памяти словесную шелуху, которую сыпал по дороге шофер. Это было трудно, потому что беседа бессвязно перескакивала с одного на другое и не отличалась занимательностью: банальные шоферские байки, сравнительные характеристики машин разных марок, замечания по поводу переходивших улицу девушек… да разве упомнишь?

Но человек верил: раз его слушают с таким вниманием, так осторожно и вовремя задают наводящие вопросы, так поспешно заменяют магнитофонные ленты, значит, любая фраза и даже обрывок фразы, оброненной шофером, может пригодиться и на что-то натолкнуть. И как только он вспоминал нечто, сулившее хоть малую надежду на зацепку, кто-нибудь из присутствовавших делал пометку в записной книжке и выходил. Это означало, что где-то будет отдано короткое распоряжение и кто-то кинется искать след. С пятой или с шестой попытки ниточка потянулась – и не оборвалась! А зацепкой послужила пустяковая похвальба шофера:

– Вон в том «Гастрономе» у меня продавщица знакомая, если что нужно, только мигни!

Через полминуты в кабинете Кавалиериса услышали об этой знакомой. Через десять был выяснен адрес заведующей «Гастрономом». Еще через пятнадцать в ее квартиру позвонил сотрудник уголовного розыска.

В накинутом со сна халате женщина боязливо приоткрыла дверь. Цепочки она так и не сняла, но подтвердила, что какой-то молодой шофер действительно часто околачивался в их магазине, ухаживая за одной из продавщиц. Однако та работает теперь в другом месте.

Второй ночной визит поднял с постели работника отдела кадров торга – так был получен адрес продавщицы. Девушка оказалась спокойной и толковой. Внимательно выслушала все, то ей сочли нужным сообщить, секунду подумала.

– Да, у меня был знакомый шофер, очень похожий на того, которого вы описываете.

– По имени?

– Николай Красовский. Но мы давно не встречаемся.

– Что вы знаете о нем?

Девушка в раздумье пожала плечами.

– Он работал в такси… Кажется, был женат… А больше ничего особенного. Довольно неприятный человек… Может, вам нужна фотография? Он однажды преподнес.

Еще бы не нужна! Парадный фотопортрет, на обороте: «На долгую память» – и витиеватый росчерк.

– Нам бы дня на два. Разумеется, с возвратом…

– Зачем возвращать, я случайно не выбросила.

И вот решительный момент: перед инкассатором кладут несколько фотографий. Не колеблясь, с облегчением, он указывает на фотографию Николая Красовского.

– Этот!

Итак, преступник был установлен.

Прошло пять часов с момента ограбления…

Наконец-то найден ответ на один из кардинальных вопросов: кто? Впервые за эту ночь в кабинете Кавалиериса – штабе розыска передохнули с облегчением. Но почти одновременно эксперты сообщили неожиданную весть: судя по отпечаткам пальцев, преступников было двое! И второй не Инар Карпов: дактилоскопические узоры, снятые с его бритвы, выглядели иначе.

Двое?!

Снова спутаны карты! Если двое, то какова роль второго при ограблении? Неужели версия о случайном выборе места нападения неверна, и улица Петра Стучки была выбрана не потому, что в подходящий момент оказалась безлюдной, но потому, скажем, что там ждал сообщник? Или поблизости было приготовлено убежище? Тогда не исключено, что грабитель и не пытался вырваться из кольца вокруг «Турайды»!

(Забегая вперед, скажем: в этом деле почти не делалось ложных ходов и ни одна версия на поверку не развалилась. А то, что представлялось непонятным и противоречивым в первые часы розыска, объяснялось сложным стечением обстоятельств, сопутствовавших преступлению.)

Шла ночь, кипела работа. Фотография Красовского (сверхсрочно!) была распечатана и роздана постам оцепления и городским патрулям. Но чтобы наверняка поймать его и добраться до человека, который согласился стать его сообщником, о Красовском надо было узнать очень многое, если не все.

С кем только ни беседовали сотрудники милиции – не перечтешь. К утру они знали, разумеется, не все, но порядочно.

Красовский – шофер того же таксопарка, что и Карпов. Карпов даже возил его в загс, когда Красовский женился. Дружили? Нет, слишком разные люди. Да у Красовского, пожалуй, и нет друзей. Знакомые – пожалуйста, а друзья… нет, вряд ли.

Характеристика служебная: коллекция выговоров за пьянки, прогулы и грубое обращение с пассажирами. Пухлое личное дело набито сведениями о нарушениях дисциплины, взысканиях и покаянными рапортами и объяснительными записками с щеголеватым росчерком в конце: «Н. Красовский». Уже три недели, как он не появлялся в парке, считали, что болен.

Характеристика семейно-бытовая: с женой вел себя так, что это стало предметом разбирательства в товарищеском суде. Несколько месяцев назад вовсе бросил ее с ребенком и с тех пор живет у случайных женщин, у приятелей. Жена ничуть не удивилась расспросам, даже не поинтересовалась, в связи с чем милиция разыскивает Красовского. На миловидном, припухлом со сна лице ее было написано: давно пора.

Да, настоящих друзей у ее мужа не водилось. Но приятелей – предостаточно. Проверили наиболее вероятные адреса. Безрезультатно. Где-то Красовского видели неделю назад, где-то – третьего дня. Но все это были не те места, где прятали Красовского, и не те люди, которые пошли бы с ним на преступление. Правда, они в свою очередь называли новых, и круг поисков расширялся, но путь мог оказаться слишком окольным и длинным. Дело же требовало быстрых прицельных бросков.

Одна из идей базировалась на следующем. Про Красовского говорили: очень высокого мнения о себе, агрессивен, любит затевать скандалы и драки. А не имел ли он неприятностей с милицией? И если да, то какие и – главное – в чьей компании?

Во всех райотделах города одновременно приняли соответствующую телефонограмму – и ответы не заставили себя ждать. Да, Николай Красовский имел несколько столкновений с милицией. В частности, его задержали за пьяный дебош, в котором вместе с ним участвовал некто Мезис, прежде судимый. Но раз прежде судимый, то отпечатки его пальцев хранятся в дактилотеке.

И вот в 10 часов 20 минут десятого января эксперт НТО поднялся в штаб розыска – кабинет Кавалиериса – с дактилоскопическими картами в руках. Отпечатки трех пальцев правой и двух пальцев левой руки Владимира Мезиса точно совпали со следами, найденными на крышке багажника, на задней дверце и на металлической поверхности трубы, раскроившей голову инкассатору.

Истекло двенадцать с половиной часов с момента преступления…

Было известно, что Мезис дома. Но один ли? Не исключено, что с ним Красовский, и оба окажут вооруженное сопротивление.

– Ах, если б так! – втайне надеялся каждый. Пусть сопротивляются, пусть хоть из пушек палят – одолеем, только бы взять обоих разом!

Группу задержания возглавил начальник уголовного розыска Курков. Молодой лейтенант, все это время не выпускавший кинокамеру из рук и разрывавшийся на части, стараясь поспеть в наиболее горячие точки, теперь пристроился у чердачного окна в соседнем здании.

То, что запечатлел объектив, не вяжется со сложившейся картиной подготовки к стремительному захвату двух преступников. Спокойные, обыденного вида фигуры поодиночке и парами приближаются к четырехэтажному старой постройки дому под крутой черепичной крышей. Одни скрываются во дворе (там черный ход и кухонное окно квартиры Мезисов), другие (среди них и Курков) – в подъезде. Через секунду уже и не скажешь, сколько их было – четверо, семеро? Незаметные, неторопливые, без единой «сыщицкой» черты во внешности…

Когда-то Михаил Иванович Курков был моряком. А потом 22 года отдал службе в милиции. Уж он-то знает, как провести операцию: не привлекая лишнего внимания, не спугнув преступника и не рискуя зря своими людьми.

Пока на четвертом этаже происходит то, чего снаружи не видно, у дома останавливается машина, поодаль – вторая и третья. Минута ожидания. И вот выходят – операция закончена!

Владимир Мезис оказался в квартире один и попыток к сопротивлению не предпринял. Отпер дверь, повел хмельными глазами по лицам людей на лестничной площадке, отшатнулся… и начал натягивать пальто.

Внизу он послушно сел в оперативную машину между сотрудниками уголовного розыска. Впереди с шофером – Курков. Никто из прохожих даже не обернулся – на что тут смотреть? Машина тронулась.

В две другие погрузились остальные. Скатился с чердака оператор. Поехали. И тут увидели, что «Волга» Куркова свернула не к Управлению. Набирая скорость, она мчалась к окраине, к выезду из города.

«Мы едем брать Красовского!» – такая мысль сверкнула у каждого. Действительно, ведь это первое, о чем должны были спросить Мезиса, и если он «раскололся», то…

Но Мезиса не успели ни о чем спросить. Едва тронулись с места, он заговорил сам, не дожидаясь вопросов.

– Мы его убили, – тупо сказал он. – Мы его убили…

– Убили кого?

– Того парня… Мы с Николаем его убили…

– Какого парня?

– Того… Шофера…

– Инара Карпова?

– Шофера… Да, Инар… Фамилии не знаю…

От Мезиса разило водкой, но слова его не были пьяным бредом и, к несчастью, «слишком хорошо» все объясняли!

– Где это произошло?

– В лесу… вчера…

– И дальше?

– Там и бросили… Он еще хрипел…

А вдруг несмотря ни на что Карпов еще жив?..

Полосатый столбик с указателями на загородном шоссе. Развилка.

– Направо, – пробормотал Мезис.

Свернули направо. Дорога извивалась, углубляясь в лес.

– Далеко еще?

– Километров десять…

– Как вы заманили сюда Инара Карпова?

– Николай наврал, что надо съездить к теще.

– А где же все-таки сам Красовский?

– Не знаю.

В который уже раз. Тупо, безучастно, как автомат.

– Здесь остановите… Дальше пешком…

По сторонам просеки торжественные, раскидистые высились ели. На просеке было бело, под елями темнела земля: весь снег осел на ветвях.

Шли молча, торопливо. Мезис приостановился, отыскивая припорошенные за ночь следы, и указал вбок. Лес прорезала старая, полузаплывшая линия окопов – память войны.

– Где-то здесь… В траншее.

Почти побежали. И вот куча беспорядочно сваленных сучьев, сверху немного лапника. А под ними, когда раскидали, неестественно скрученная окоченевшая фигура. И белое мертвое лицо, присыпанное сором валежника.

Стоя на высоком краю окопа, нацелясь вниз, оператор снимал тело. Кто-то придерживал лейтенанта под локти, чтобы не подрагивали руки. Он взял средний план, наездом довел до крупного: полуоткрытые глаза Инара. Сколько хватило сил (моральных) фиксировал так объектив, потом повел камерой по лицам товарищей. Товарищи его смотрели вниз. Они не были новичками и не содрогались от ужаса. Однако есть мгновения, тяжелые при любой закалке. Особенно, когда на памяти фотографии, виденные в доме Карпова: красивый стройный парень обнял за плечи девушку в фате; он же, смеющийся, с ребенком на коленях; семейный портрет, когда их стало уже четверо…

Лицо Мезиса ничего не выражало.

– Чем вы убили Карпова?

Мезис обернулся к Куркову.

– Вилами.

Тому показалось, что ослышался.

– Чем?

– Вилами… Мы их приспособили. Отпилили ручку… укоротили, чтоб удобней, и оставили только один зуб.

В «Волге» на улице Стучки ничего похожего не обнаружили.

– Куда потом дели этот… инструмент?

– Закинули в сугроб.

– Сможете указать, где?

– Могу, наверно…

Смог, показал. С равнодушной готовностью.

Так же откровенно и безразлично держался Мезис в тот день на допросе у следователя прокуратуры – старшего советника юстиции Раупса.

– На каком языке будете давать показания?

– На русском.

– Ваши показания записываются на магнитофон.

Мезис вяло взглянул на кружащиеся бобины, отвернулся.

– Расскажите, когда и как возник замысел преступления.

– Ну, третьего числа… да, третьего, мы сидели у нас дома. Выпивали. И тут Николай предложил мне мокрое дело и деньги.

– Это его буквальные слова?

– Нет, он сказал: «Там должны быть убийства». Ну, я согласился. Тогда он предложил мне свой план. Как он сказал, план этот он давно вынашивал.

– Какой же был план?

– План был такой. Убить шофера, и Николаю возить инкассаторов вместо него. Я должен быть в багажнике. Когда наберется большая сумма, мы в удобный момент должны убить инкассаторов по одному, забрать деньги и скрыться.

(К этому времени было уже известно, что в осуществлении второй половины замысла Мезис участия не принимал. Так он говорил, и это подтверждалось сведениями, что он вернулся девятого января домой за четверть часа до происшествия у «Турайды».)

– Прошу рассказывать более подробно.

– Ну, значит, мы берем заранее приготовленное оружие…

– А кто его готовил?

– Вдвоем готовили. На следующий день после разговора купили вилы.

– Вместе покупали?

– Вилы принес Николай. Из них вместе изготовили орудие убийства.

– Ясно. Продолжайте.

– Дальше Николай выясняет, какого водителя на какой день назначили на инкассацию. И выбирает, кто больше подходит. Перед началом смены мы с ним идем к таксопарку. И он договаривается с водителем, чтобы съездить за город.

– А по каким признакам решали, кто «больше подходит»? Почему остановились на Карпове?

– Не знаю, Николаю видней.

– Вы присутствовали при его разговоре с Карповым?

– Нет. Когда они уже отъехали немного, Николай мне махнул, и я подсел в машину. Мы поехали за город.

– По пути о чем разговаривали?

– Николай расспрашивал о семье. Я сидел сзади, не очень слушал…

– И куда вы приехали?

– Мы приехали к какому-то дачному поселку. Сейчас там пусто, почти никто не живет. Николай показывал дорогу, он знал места. Мы доехали до конца улицы и завернули, пока машина шла. Потом водитель сказал: «Дальше можно засесть», – и выключил мотор. Ну, Николай сразу его схватил, хотел душить… Он укусил его за палец… Николай мне крикнул: «Бей!» Я его ударил по голове.

– Чем?

– У меня был с собой ломик… вернее, кусок железной трубы… Но промахнулся, попал по стеклу, и водитель успел выскочить. Хотел бежать, но упал. Тут Николай подоспел и ударил вилами, два раза. Я тоже выскочил. Он еще боролся. Мы его добили… Ну, когда перестал сопротивляться, положили в багажник. Николай сел за руль, повезли в другое место, заехали в лес, там бросили…

На следующее утро 11 января был проведен выезд Мезиса на место преступления. Оно соответствовало описанию: почти безлюдный поселок; автомобильная колея, обрывавшаяся против недостроенной дачи, где к домам подступали деревья близкой рощи; истоптанный, примятый вокруг колеи снег, который после ночной метели все равно просвечивал алым.

Конечно, образцы снега взяли в пробирки – их отправят для экспертизы в НТО. И мелкие осколки, брызнувшие наружу, когда Мезис промахнулся куском металлической трубы и попал по стеклу, тоже нашли и тщательно выбрали из снега. Ничто, даже вполне очевидное, не должно остаться непроверенным – таково твердое правило следствия.

Те, кто слушал Мезиса, стоя здесь на ветру, понимали: да, все случилось именно так, как он сейчас рассказывает, глядя куда-то мимо них и добавляя лишь некоторые подробности к прежней картине убийства. Больше ему рассказать нечего.

Можно «вернуть» Мезиса следователю Раупсу. Поискам Красовского он помочь не в силах.

Между тем поиски не прерывались ни на миг.

К середине дня 10 января из типографии вышла первая партия листовок с фотографией Красовского, перечислением его примет и призывом ко всем, знающим что-либо о его местонахождении, немедленно обратиться в милицию. Листовки были расклеены на стендах в наиболее людных местах. Затем было зачитано объявление по радио. И, наконец, телевидение дважды прерывало вечернюю программу, чтобы предоставить слово рубрике «Милиция разыскивает». Рижанам было честно и открыто сказано: мы ищем убийцу. (В 70-е годы такое выглядело исключительно смело, не то что ныне.)

Обращений в милицию было очень много. Все, кто встречал в последнее время Красовского, пытались как-то облегчить его поиски. Выяснилось, что наутро после убийства Красовского видели в универмаге: он покупал золотые запонки. Но тогда листовки еще не были расклеены, и преступник беспрепятственно ушел со своей кокетливой обновкой.

Первым реальным результатом гласности стало признание одного гражданина, который прежде стыдливо заявил об утере паспорта и военного билета. На самом деле месяца полтора назад у него, пьяного, забрал их Красовский вместо платы за проезд на такси. Судя по всему, он основательно готовился к преступлению.

Можно было предположить, что есть какое-то убежище, где теперь, услышав, что его разыскивают, Красовский затаился. Не было ли оплошностью публично объявить, что преступник милиции известен и его ищут тысячи глаз?

Ответ на это дал следующий вечер – вечер 11 января, когда в дежурную часть горотдела позвонил взволнованный мужской голос и продиктовал адрес. Надо ли говорить, что сотрудники уголовного розыска были там через считанные минуты. Еще тянулся из пепельницы дымок сигареты, не докуренной Красовским, но самого его уже не было: успел уйти, предупрежденный об опасности хозяйкой квартиры Иреной Зубари.

– Значит, он скрылся через черный ход! – сокрушенно повторял звонивший, некто Слока. – За парадным я непрерывно наблюдал.

Действительно, Слока встретил опергруппу возле самого дома Ирены, и не его вина, что он спугнул Красовского – так уж случилось.

– Понимаете, мы с женой сидели в гостях, – рассказывал он. – И вдруг по телевизору передача «Милиция разыскивает». И тут я смотрю – знакомое лицо, я несколько лет назад в гараже работал, помню этого парня. А потом – недавно уж – видел его с Иреной на улице, и они так держались… в общем я подумал, что у них близкие отношения. Но я, конечно, даже не предполагал, что здесь его застану, просто что-то толкнуло: то ли остеречь ее хотел, то ли разузнать чего – не знаю… Ну, а когда она мне дверь-то открыла, и взгляд у нее какой-то нехороший, а из комнаты, слышу, спрашивают: «Кто там?» И слышу, голос-то его! Ну, тут я, признаться растерялся и в комнату заходить не рискнул. Да она и не приглашала… Я говорю, давай спустимся, поговорим. Ну, мы спустились, сели в машину, я спрашиваю: «У тебя Красовский? А ты телевизор смотрела»?» Она говорит: «Нет, не смотрела, а в чем дело?» Я говорю: «Он совершил убийство, его по всему городу ищут. Поехали, – говорю, – в милицию и вернемся с милицией». Она стала отговариваться. Я чувствую, она со мной не поедет. «Ладно, – говорю, ты тогда иди домой и молчи, а я сообщу». И когда за ней захлопнулась дверь, побежал в автомат звонить. Нельзя, думаю, уезжать, как бы не упустить. Но, видно, она его все-таки предупредила. Ошибся я.

– Предупредили? – спрашивают Ирену.

Если Ирена нервничает, то скорее оттого, что оператор целит в нее объективом.

– Я боялась с ним находиться, – наспех придумывает она. – Когда мне Слока сказал, я испугалась, что Ни… что Красовский что-нибудь сделает. Он меня ждал в передней и сразу бросился: «Что такое?!» Я говорю: «Ты уходи, потому что я тут ни при чем и не хочу впутываться».

– Куда он ушел?

– Не знаю.