Текст книги "Аромат рябины (сборник)"

Так мы и стали жить вместе. И я вот уже который месяц хожу совершенно обалдевший от свалившегося на меня счастья. Единственное, что омрачает мое существование, – это проблемы с деньгами. Я раньше и представить не мог, сколько стоят все эти женские штучки, всякие там колготки, чулочки, трусики, халатики. А косметика! Не говоря уже о более серьезных вещах. Но как-то я отнес в букинистический магазин несколько старых книг из дедушкиной библиотеки и безмерно удивился полученной сумме. И тут же купил моему божеству норковый жакет. Как она была счастлива! А ведь это вещь, жизненно необходимая для нее. Она приехала из теплого края и к нашей сырой промозглой зиме приспособилась с трудом. И не в курточке же ей мерзнуть! К тому же я получил необычайное наслаждение, глядя на нее, окутанную в дорогой поблескивающий мех, любуясь ее счастливой улыбкой и блеском сияющих глаз. И ведь она никогда и ни о чем меня не просит! Вот только сегодня утром вспомнила об этом кольце. И разве я смею отказать ей? Да я должен небо благодарить ежесекундно, что Единственная все еще рядом со мной, дарит мне столько счастья и я могу наслаждаться ее близостью.

И вот я сижу в офисе за своим рабочим столом у компьютера и, ожидая прихода моего клиента, думаю лишь о том, где мне раздобыть необходимую сумму. Можно, конечно, снова воспользоваться какой-нибудь вещью из бабушкиной коллекции. Но моя мать, которая отчего-то мгновенно возненавидела мою Единственную, строго-настрого запретила мне продавать что-нибудь из бабушкиных вещей и дедушкиной библиотеки. Мало того, она как-то приехала и весь день составляла опись имущества. Меня это возмутило до глубины души, но своих родителей я люблю и не хочу их огорчать. Поэтому я промолчал.

Ага, на работе появилась Лариса, наш старший менеджер. Опоздала, как всегда, но, как всегда, выглядит шикарно. Еще бы! Ее муж работает в нефтяном бизнесе, точно никто не знает, что там у него за должность, но все говорят, что большой человек. Лариска как сыр в масле катается и работает у нас только для собственного удовольствия, а может, для того, чтобы не терять самооценку. Занять у нее? Но как отдавать буду? С чего? С моей нищенской зарплаты? О, как мило она мне улыбнулась!

– Лариса… – начинаю я, но тут же замолкаю.

– Да, Макс? – спрашивает она и вскидывает красиво подведенную бровь.

Но у меня словно язык прилипает к гортани при мысли о нужной сумме. И я молчу.

– Ты такой стал рассеянный, – замечает она, так и не дождавшись ответа. – Не иначе влюбился!

– Разве можно влюбиться в кого-нибудь, кроме тебя! – выворачиваюсь я. – Но ты, увы, уже замужем.

– Проказник! – смеется Лариса и грозит мне пальцем.

Тут приходит мой клиент, и я занимаюсь с ним и на время забываю о своей проблеме.

Но к обеденному перерыву уже изнываю от мучительных навязчивых мыслей, где взять нужную сумму. Мне невыносимо хочется уже сегодня порадовать Единственную. Около часа все уходят перекусить в кафешку на соседнюю улицу. Я иду вместе со всеми. В кафе в это время всегда много народа, в основном это служащие. Я любезно пропускаю Ларису вперед и пристраиваюсь за ней. Краем глаза замечаю ее, видимо, случайно расстегнувшуюся сумочку. Моя рука тут же приобретает самостоятельную жизнь и словно без моего участия сама лезет в сумочку, мгновенным движением вытаскивает кошелек и тут же прячет его в карман куртки. Я улыбаюсь как ни в чем не бывало. Мне все это отчего-то видится забавной игрой. Я говорю себе, что просто разыгрываю Ларису. Мы подходим к кассе. Она делает заказ и начинает копаться в сумочке. Затем беспомощно смотрит на кассира, на окружающих, оглядывается на меня. Но я невозмутим.

– В офисе, что ли, забыла? В пакете? – с недоумением спрашивает она, и краска начинает заливать ее щеки. – Макс, извини, ты мне не одолжишь? А то я деньги в офисе забыла.

– Не волнуйся, Ларочка, – говорю я, – я заплачу за обоих.

– Я тебе сразу отдам, – кивает она, начиная успокаиваться.

– Разумеется, – отвечаю я, улыбаясь ей.

Пообедав, мы возвращаемся на работу. Я усаживаюсь за компьютер с деловым видом, но исподтишка наблюдаю, как Лариса берет пакет, висящий на ее стуле, как вываливает его содержимое на стол. То же она проделывает с сумочкой. Я вижу, как недоумение на ее хорошеньком заалевшем личике сменяется растерянностью, а потом испугом. Сотрудники собираются вокруг нее, я тоже встаю и подхожу. Лариса все еще не может понять, куда подевался ее кошелек.

– Видимо, в трамвае украли, когда на работу ехала, – всхлипывает она. – Машину-то вчера на профилактику поставила. И вот вам, пожалуйста!

– Много денег-то было? – спрашивает кто-то с любопытством.

Но Лариса не отвечает. Потом поднимает на меня заплаканные глаза. Вот тут-то самое время вернуть ей кошелек и посмеяться вместе со всеми над удачным розыгрышем. Но я отчего-то молчу, испытывая нерешительность и не понимая, что это со мной.

– Извини, Макс, что так вышло, – виновато говорит Лариса. – Я тебе завтра все верну.

– Ладно, пустяки, – мягко произношу я. – Стоит ли так расстраиваться!

И возвращаюсь на место. Сотрудники тоже расходятся. Рабочий день продолжается. Но мне трудно усидеть на месте. Я изнываю от желания посмотреть, сколько в кошельке денег. Все-таки Лариса весьма обеспеченная особа, не с десятью же рублями она ходит!

Мы заканчиваем в семь, но уже в половине шестого я чувствую, что буквально схожу с ума от нетерпения. И иду к начальнику с просьбой отпустить меня раньше. Он, естественно, недоволен. Но я говорю со слезами на глазах, что заболела моя любимая тетя, что мне нужно в больницу. И он, смягчившись, отпускает меня. Из офиса я вылетаю, как на крыльях. В первой же подворотне достаю из кармана куртки кошелек Ларисы и трясущимися руками открываю. Сумма меня ошеломляет. Четыре тысячи долларами и пять с мелочью – рублями. От ликования я даже подпрыгиваю на месте и мгновенно мчусь на трамвайную остановку. Доезжаю до магазина, не выпуская кошелька из вспотевшей ладони. Возле ювелирного вижу обменку. Меняю три тысячи и покупаю кольцо. Как сверкает камень при свете точечных ламп. Я глаз не могу отвести. Улыбающаяся продавец прячет его в бархатный футляр, что-то говорит мне, но я почти не слышу и односложно отвечаю ей. Выйдя из ювелирного бегу в цветочный. Покупаю огромный букет нежно-розовых роз.

Когда подхожу к дверям квартиры, сердце готово выскочить из груди от волнения и счастливого предвкушения. Звоню. Жду. Тишина. Снова звоню. Жду. Тишина. Достаю ключи, но руки трясутся, и я не сразу открываю дверь. Слышу приглушенный шум льющейся воды. Единственная, видимо, в ванной. Я осторожно опускаю цветы на тумбочку, кладу футляр с кольцом рядом и снимаю куртку. Потом иду к ванной. Распахиваю дверь и замираю в восхищении.

Мое божество полулежит в ванне, окруженное облаками пышной розовой пены. О! Какое изумительно прекрасное совершенное лицо с тонким румянцем и влажной кожей, покрытой крохотными капельками воды, блестящими, словно алмазная пыль. Единственная при моем неожиданном появлении открывает глаза и недовольно морщит влажные губки.

– Офигел? Закрой дверь! Дует ведь, – говорит она капризным тоном маленькой девочки, который я обожаю. – И какого черта ты сегодня так рано приперся?!

Я закрываю дверь и опускаюсь на колени возле ванны.

– Сокровище мое, я так безумно соскучился, – говорю я.

Пальцы погружаются в воду, и я медленно ласкаю горячее гладкое колено.

– Котик, – смягчается она, – ну отстань. Дай спокойно полежать. Я только что залезла!

– Не хмурься, – ласково говорю я и убираю руку. – Лежи, сколько хочешь. Ужин я сам приготовлю. Но почему у тебя такое недовольное личико? Кто тебя огорчил, жизнь моя?

– У меня был кошмарный день! – отвечает Единственная и смотрит на меня грустными глазками. – Вначале эта дура в фитнес-клубе, моя инструкторша, заявила, что я явно потолстела и нужно срочно убирать жир.

Единственная резко встает, и я, ошалевая, понимаю, что значит выражение «Афродита, рожденная из пены». Стоя на коленях, я снизу смотрю на ее роскошную фигуру, возвышающуюся надо мной. По коже струится вода с остатками розовой пены. И это влажное стремительное движение выявляет и подчеркивает великолепные формы ее тела.

– Глянь сам, – с обидой говорит Единственная, – разве я потолстела?

Она поворачивается боком и поднимает руки вверх.

– Ты совершенна, – отвечаю я охрипшим голосом.

Единственная плавно опускается в воду. Но ее губы все еще надуты.

– Ты самая прекрасная девушка на свете, – говорю я и тянусь к ней губами.

Но она отталкивает меня и все еще хмурит брови.

– Твоя злобная мамаша, – продолжает Единственная, – звонила сегодня и интересовалась, когда я оставлю тебя в покое.

И она всхлипывает. Я буквально теряю дар речи. Бедненькая моя девочка! Как же ей сегодня досталось! И за что? Ведь она чистый ангел! И как можно обижать ее? Маму я очень люблю, но придется с ней серьезно поговорить. Ведь Единственная моя будущая жена, и, как только она даст согласие, я сразу поведу ее подавать заявление. Я встаю с пола. Единственная поднимает глаза и смотрит на меня с непередаваемым выражением печали и обиды на весь белый свет. Ах, ты мое сокровище! Сейчас я улучшу твое настроение.

– Жизнь моя, – начинаю я и наклоняюсь, чтобы поцеловать эти влажные приоткрытые губы.

– Да отвали ты! – сердито говорит она и с силой отталкивает меня.

Я выпрямляюсь и нежно говорю:

– Маленькая моя обиженная девочка, я тебя сегодня порадую. Приходи в спальню. Там тебя ждет сюрприз!

Она поднимает прелестное раскрасневшееся личико и смотрит с недоверием. Правда, ее губы начинают улыбаться.

– Что за сюрприз? – оживленно спрашивает она.

– Увидишь, – уклончиво отвечаю я, с трудом удерживая ликующую улыбку.

Выйдя из ванной, беру букет и футляр и отправляюсь в спальню. Укладываю букет на столик возле кровати и после небольшого раздумья прячу футляр между длинными стеблями.

Единственная появляется почти вслед за мной, на ходу запахивая махровый халатик. В ее прекрасных глазах ясно читается жгучее любопытство. Я беру букет и встаю перед ней на одно колено.

– О, моя королева, разрешите преподнести скромный дар моего любящего сердца, – торжественно произношу я.

Единственная смотрит на розы разочарованно, но принимает букет и тут же бросает его на кровать. Футляр выскакивает и падает на пол.

– Что это?! – вскрикивает Единственная и, стремительно наклонившись, поднимает футляр и раскрывает его.

Как резко заискрил камушек! Но глаза Единственной засверкали еще ярче. Я вижу, как начинают пылать ее щеки, как губы складываются в довольную улыбку.

– Котик! – восхищенно шепчет она, надевая кольцо на пальчик и любуясь игрой бриллианта. – Какая прелесть! Как мило!

Она поднимает на меня восхищенный взгляд. Но вдруг тень сомнения пробегает по ее лицу, и она серьезно спрашивает:

– А камень настоящий? Это не подделка? Сертификат имеется?

– Что ты, сокровище мое! – притворно возмущаюсь я. – Как ты могла такое предположить? Ты достойна только самого лучшего!

– Ладно, котик, не дуйся, – говорит она, смешно надувая губки и протягивая мне их для поцелуя.

Я на седьмом небе.

– Но сколько это стоит? – продолжает она. – Наверно, жутко дорого?

– Не дороже твоей красоты, – отвечаю я и обнимаю ее.

Скоро мы оказываемся в постели. Единственная так ласкова, что я готов украсить такими колечками каждый пальчик ее божественных рук. А ночью я просто утопаю в ее невероятной страсти. Через какое-то время Единственная безмятежно спит, подложив ладонь под щеку, как дитя, и так и не сняв кольца. Я лежу рядом на спине и смотрю в потолок. Чувствую удовлетворение и спокойствие. Но на какой-то миг вспоминаю Ларису, ее заплаканное лицо, и острый стыд обжигает меня. Но я старательно отгоняю ненужные мысли, ведь рядом со мной мое божество. И я знаю, что ради нее пойду на все, лишь бы она была довольна и никогда, никогда не покинула меня. Ради этого я нарушу любые правила, сделаю, что угодно, потому что весь мир не стоит одного мизинчика на ее божественной ножке…

SMS-КИ КОЛИ

24 августа

«Я счастлив, что ты есть у меня»

14 сентября

«Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!!!»

16 сентября

«Прошу прощения, что не позвонил. Ты сейчас где?»

19 сентября

«Кто у тебя на телефоне повесился? Не могу дозвониться!!!»

1 октября

 
«Спокойных снов, красивых сновидений!
Я у Морфея попросил, чтоб он твой сон
благословил!
Я – рядом. Ты почувствуешь, наверно…»
 

10 октября

 
«Я шлю тебе небесный поцелуй, мое небесное
созданье,
и сладких снов моих венец воспоминаний…»
 

5 ноября

«Ты где? Я соскучился!!!»

3 января

«Ты – мой самый любимый малыш!»

21 февраля

«Не играй с огнем! А то сама сгоришь!»

7 февраля

«Я тебя люблю, целую нежно»

14 февраля

«Я тебя буду любить ВЕЧНО»

20 марта

«Целую тебя 666 раз»

21 марта

«ZVERски целую!»

4 апреля

«Ты где?!! Почему не отвечаешь?!!»

16 июня

«И я скучаю. Я тебя люблю. Потерпи, скоро увидимся»

16 июня

«Мне безумно одиноко этой ночью без тебя»

10 июля

«Когда вы возвращаетесь? Я – SOSкучился»

5 августа

«Тебе нравится алый бархат?»

2 февраля

«Я тебя ЛЮБЛЮ»

11 марта

«А я тебя люблю в два раза сильнее!»

11 марта

«А я тебя в 700 000 000 000 000 000 000 000 000 000 000 000 000 000 раз сильнее»

5 апреля

«Сладких снов, малыш мой любимый»

7 апреля

«Целую тебя НЕМЕДЛЕННО!»

25 апреля

«Целую 1 000 000 000 000 000 000 000 000 000 000 000 000 000 раз!»

2 мая

«Спокойной ночи! Я хочу тебе присниться сегодня.

И буду с тобой всю ночь»

6 июня, час ночи

«Мне не отогнать Тоску. Она лазоревым мотыльком прилетает ко мне в полночь, садится на плечо и превращается в огромную черную птицу Печали…»

4 июля

«Я перестану любить Тебя только тогда, когда слепой художник нарисует звук падения розы на хрустальный пол дворца, которого нет…»

9 августа

«У меня – другая! Прости»

PS

Света, адресат этих посланий, ждала на тот момент ребенка. Колю она любила BEZYMNO. И была уверена и в нем, и в его преданной вечной любви. Она хотела устроить романтический ужин 15 августа. В этот день исполнялось ровно два года, как он вернулся к ней после службы в армии. И хотела сказать ему о счастливом событии, о котором он еще ничего не знал.

Когда Света прочитала последнее сообщение, от полученного шока у нее началось кровотечение, и ребенок умер.

Ночью, в совершеннейшем отчаянии, лежа без сна, она отправила Коле SMS-ку:

«Когда же ослеп художник? И нарисовал звук падения розы на пол дворца?»

И через час, впадая в странное оцепенение, следующую:

«А может, та роза упала на крышку моего хрустального гроба?»

Коля не ответил. Он так ничего и не знал.

ЗИНОЧКА

Зиночка Шепелева, умненькая и хорошенькая, но, по общему мнению коллектива, чрезмерно стервозная, влетела в офис без одной минуты девять. Кивнув сотрудникам, она сняла кашемировое приталенное пальто модного темно-оранжевого цвета и аккуратно повесила его в шкаф. Пригладив растрепавшиеся рыжеватые волосы, поблескивая очаровательными синими глазками, она прошла к своему столу, покачивая бедрами и дробно постукивая высоченными шпильками узких кожаных сапог. Немногочисленные мужчины невольно проводили ее взглядами, а женщины нахмурились.

– Зиночка, ты снова чуть не опоздала, – ехидно заметила Татьяна, старший менеджер отдела. – Что, утром никак не встанешь? И чем же ты ночами занимаешься? – не удержалась она от колкого замечания и тут же стала невозмутимо смотреть в экран монитора.

– Чем я ночами занимаюсь, вас абсолютно не касается! – отрезала Зина. И улыбнувшись, добавила: – Впрочем, спасибо за заботу о моем здоровье.

– А? – удивилась Татьяна, оторвавшись от монитора. – Что ты сказала?

– Проехали! – засмеялась Зина, усаживаясь за стол.

Сотрудники тихо захихикали, ожидая продолжения. Пререкания и колкости Зиночки были обычной прелюдией перед началом рабочего дня, и это всех как-то бодрило.

– Значит, так, дорогие мои, – сурово проговорила Татьяна, – сегодня все или почти все, – уточнила она, – работаем на складе. Сами знаете, вчера выставку привезли, нужно ее разобрать. Наши трудяги-студенты не успевают. Так что дружненько надеваем спецовки, снимаем каблуки, – Татьяна покосилась на сапоги Зиночки, – и топаем на склад. Вопросы?

Сотрудники, вздохнув практически одновременно, промолчали и начали выползать из-за столов. Зина посидела немного, раздувая ноздри и сжимая губы, но потом тоже встала.

– Шепелева, вы хотите что-то сказать? – сухо поинтересовалась Татьяна.

– Не хочу! Но вообще-то я менеджер по работе с клиентами, и это указано в моем трудовом договоре. А вот по поводу разгрузки товара там нет ни слова.

– Вы работаете в коммерческой структуре, – отчеканила Татьяна, встала из-за стола и одернула пиджак, – и получаете очень неплохие деньги! И будете выполнять все, что вам скажут. Ясно?

Татьяна перевела взгляд с Зины на остальных. Те опустили глаза.

– Может, и полы мыть? – усмехнулась Зина, и тонкий румянец залил ее щеки.

– А что, это такое зазорное занятие мыть полы? – скривила губы Татьяна. – Таким белоручкам, как вы, это лишь на пользу!

– Хватит вам препираться, – неожиданно вмешался один из сотрудников. – Никак мирно с Зиночкой существовать у вас не получается. Пошли уже на склад. А то опять допоздна там сидеть придется. А вы тут время на пустяки теряете.

– Допоздна? Как бы не до утра! – возмутилась Лена, юная черноглазая и черноволосая секретарша, работающая в компании чуть больше месяца. – Да мы в прошлый раз все выходные до утра проработали, тоже выставку распаковывали. А эта, мне кажется, еще масштабнее, эта-то с ВВЦ приехала, там под нее целый павильон отведен был. Вон спросите Сашу и Мишу. Они на ней работали у стендов.

– Ладно, хватит мне тут митинги устраивать! – отрезала Татьяна. – Живо на склад и без лишних разговоров!

Сотрудники, недовольно переговариваясь, накинули синие спецовочные халаты и вышли из офиса.

Компания, в которой работала Зина вот уже четвертый год, занималась продажей кашпо, ваз, подставок под цветы. Работа была в принципе интересной и нравилась Зине, но отношения с коллегами она наладить не сумела, так как по натуре была замкнутой и мало кому доверяла. Со стороны это выглядело как чрезмерная гордость, заносчивость, пренебрежение к окружающим и завышенное самомнение. Поэтому Зину не любили и за спиной осуждали, считая законченной стервой. Но мужчин она всех без исключения волновала, и они по очереди пытались ухаживать за ней, правда, всегда безуспешно. Все знали, что она не замужем и, кажется, ни с кем серьезно не встречается, что живет с родителями. На этом сведения о ней заканчивались, так как Зина ни с кем и никогда не откровенничала. Даже на корпоративных вечеринках, когда все напивались в хлам и много лишнего рассказывали друг другу, хотя на утро об этом жалели, Зина отмалчивалась, хотя пила наравне со всеми. Она просто становилась злой и острой на язычок и резала всем правду-матку в глаза. На нее обижались, но в душе каждый понимал, что она говорит справедливо. И ее репутация стервы оставалась непоколебимой. Но работала Зина отлично и, как это ни странно, прекрасно договаривалась с покупателями. Ее эффектная внешность в сочетании с легким холодком высокомерия отчего-то импонировала клиентам, и они охотно заключали договора. Благодаря этому ее положение в компании было устойчивым. Зина всегда получала отличные комиссионные, что также не способствовало любви коллег.

Офис находился на пятом этаже, а склад этажом ниже и занимал огромную площадь. Сотрудники, вяло перебрасываясь замечаниями, спустились вниз и, отодвинув высокие металлические двери, зашли на склад. Зина плелась последней. Она не любила разбирать ни экспонаты выставок, ни новый товар, но находиться на складе ей доставляло удовольствие. Семиметровые потолки, множество полок и стеллажей, сплошь уставленных самыми разнообразными вазами, керамическими горшками и яркими пластиковыми кашпо, волновали ее воображение. Зина устраивалась на работу в декабре, и когда ее впервые привели сюда, то у нее захватило дух от какого-то детского восхищения. Ей показалось, что она совсем маленькая девочка, попавшая внутрь огромного сказочного ларца, заполненного всяческими чудесами. В первый миг она даже прищурилась из-за яркого блеска разноцветной новогодней мишуры, сияния елочных игрушек и искусственных серебристых елочек. За этим обилием новогодних товаров она вначале не разглядела вазы и горшки. Возможно, именно этот восторг оставил в ее душе неизгладимый след, и Зина всегда испытывала невольное удовольствие, приходя на склад.

Сейчас здесь вовсю кипела работа. Студенты распаковывали многочисленные коробки, которыми было уставлено все свободное пространство между стеллажами. По каталогу проверялось наличие ваз, образцы аккуратно расставлялись на полках. Заместитель директора Жанна Андреевна, молоденькая блондинка, знающая себе цену, также находилась здесь. Она удовлетворенно улыбнулась, увидев входящих сотрудников, и быстро расставила всех по местам. Зина, тяжело вздохнув, склонилась над коробкой. Бережно вынимая вазы и проверяя их целость, она думала о своем. Еще была только середина апреля, но ее кошелек уже сильно отощал. Практически ползарплаты было потрачено на безумно дорогое лекарство для ее матери, которое ей прописал очередной новый врач. Лекарство было импортным. Но когда врач сообщил, что имеется отечественный аналог в три раза дешевле, Лидия Игнатьевна, мать Зины, поджала губы и попросила выписать именно импортный препарат, потому что наши фармацевты, добавила она, ничего путного создать не могут. Выкупив лекарство, она с гордым видом предъявила его мужу. Виктор Степанович был на пятнадцать лет старше жены и, видимо, по этой причине всегда и во всем потакал ей. Зина была их единственным ребенком, и он уже давно и с радостью отдал себя во власть двум любимым женщинам. В прошлом году он вышел на пенсию и был дома чем-то вроде домработницы. Виктор Степанович ходил за продуктами, стирал, убирал квартиру, готовил еду, пока Зина пропадала все дни на работе, а Лидия Игнатьевна ходила по врачам.

– Вот! – как-то заявила Лидия Игнатьевна с необычайно довольным видом. – Наконец-то я нашла отличного врача! Уж он-то меня на ноги поставит, в этом я не сомневаюсь!

Виктор Иванович из-под очков внимательно глянул на нее.

– Мне кажется, Лидуша, – после паузы сказал он, – что ты себя отлично чувствуешь. Выглядишь превосходно. Тебе больше тридцати пяти и не дашь!

– Что ты, Витюша! – искренне возмутилась Лидия Игнатьевна. – Я нуждаюсь в серьезном лечении. И это что-то нервное, поэтому трудноопределимое. Ты ведь знаешь наших врачей. Ни черта они не понимают! Я ведь ночами не сплю вовсе. К тому же мне, если ты помнишь, сорок шесть лет, а это крайне опасный возраст для женщины, потому что организм активно перестраивается. Мой новый доктор подробно рассказал, что там внутри меня происходит. Мне его Нинуля посоветовала. Ей-то ты, надеюсь, доверяешь? Дружим с ней уже лет двадцать, она плохого не посоветует. К тому же он ее тетку в два счета вылечил. Но… – Лидия Игнатьевна замолчала и шумно вздохнула, – знаешь… – она вновь замолчала и глянула на Виктора Степановича большими голубыми глазами, по-детски округлив их, – консультации у него немало стоят. Да и лекарства он выписывает дорогие и все сплошь импортные. А как иначе?! – агрессивно воскликнула она. – Все хорошее в наше время и стоит хорошо.

И Лидия Игнатьевна озвучила сумму. Виктор Степанович схватился за голову, потом вскочил с кресла и в сильном волнении забегал по комнате.

– Лида! Ты сошла с ума! – кричал он. – Ведь ты не работаешь! А моя пенсия не очень-то велика, ты же знаешь!

– Но ведь Зиночка работает, – резонно заметила Лидия Игнатьевна, – и работает в коммерции! И она, насколько я знаю, на хорошем счету. И деньги получает бешеные!

– Нашей дочке двадцать шесть лет, – сказал Виктор Степанович и остановился, с укором глядя на Лидию Игнатьевну, – ей давно пора подумать о себе, а она все с нами возится.

– Это ее долг! – отрезала та. – А ты, Витюша, самый настоящий бессердечный эгоист! Не хочешь, чтобы я выздоровела и вновь радовалась жизни.

Она горько разрыдалась. Виктор Степанович бросился ее утешать.

А вечером, когда Зина вернулась с работы, он позвал ее на кухню и показал новое лекарство. Лидия Игнатьевна, сославшись на невероятную усталость, уже спала. Зина, вымотанная за день, равнодушно смотрела на красиво упакованные флакончики и почти не слушала отца. Но вот он замолчал, внимательно вглядываясь в ее хорошенькое, но сильно побледневшее личико.

– Зина, – сказал он совсем другим голосом, – почему ты не выходишь замуж?

Она подняла на него удивленный взгляд, но промолчала.

– Ведь у тебя был парень, – продолжил Виктор Степанович после паузы. – Вы еще в институте встречались, я же помню. И все так серьезно было. И что?

– Да ничего, папа, – неохотно ответила Зина, – просто разошлись. Что уж тут такого странного?

Зина окончила текстильную академию по специальности «химик-технолог». Но проработав на заводе пару лет и поняв, что это бесперспективно и, главное, ей неинтересно, ушла в коммерческую структуру. В академии она действительно встречалась с сокурсником, но особой любви между ними не было. И они скоро разошлись с обоюдного согласия. С тех пор у нее не было ни одного серьезного, да и несерьезного романа. На личную жизнь элементарно не хватало ни времени, ни сил. Зина работала допоздна и часто в выходные. Ей нравилось зарабатывать, и крупные суммы, которые она получала в конце месяца, приятно щекотали самолюбие. Зина могла позволить себе дорогие вещи и уже давно одевалась не на рынках и дешевых распродажах, а в модных «бутиках».

Но год назад мать ушла с работы, так как решила, что ей пора серьезно заняться своим здоровьем. Почти одновременно отец вышел на пенсию. Зину поначалу это не обеспокоило, потому что родители всю жизнь проработали служащими в госструктурах и получали немного, но скоро пристрастие матери к лечению стало съедать все более крупные суммы. Зина пока не возмущалась, так как любила родителей. К тому же ей с детства внушали, что она всем им обязана и должна всячески помогать. Но последнее приобретение матери заставило Зину задуматься, она с трудом удержалась от резкого замечания. Но смолчала. В болезнях Зина не разбиралась и верила, что у матери какое-то редкое нервное заболевание. Но она не первый год работала в коммерческой структуре и знала законы продвижения товаров и реальные цены. Поэтому сумма за лекарство матери казалась ей несоответствующей его качеству.

К обеду Зина распаковала и проверила огромное количество ваз, и от этой однообразной, чисто физической работы невероятно устала и испытывала сильнейшее раздражение. Время обеда уже прошло, а они все работали.

– Нет, это черт знает что такое! – неожиданно взорвалась Зина, и ее звонкий голосок пронесся по всему складу. – Мы тут что, негры? Но и им обеденный перерыв полагается. Жанна Андреевна, – обратилась она к оторопевшей замдиректора, – нас отпустят или как?

– Конечно, Зиночка, можете идти прямо сейчас, – напряженно ответила та. – Кто еще хочет идти обедать? – спросила она и обвела сотрудников внимательным взглядом.

– Я думаю, все! – ответил стоящий рядом с Зиной Саша и подмигнул ей.

Но она отвернулась и стянула матерчатые перчатки. Сотрудники, оживленно переговариваясь, покинули склад и устремились в кафе, расположенное неподалеку от офиса. Зина вначале пошла со всеми, но потом, украдкой пересчитав деньги в кошельке, ограничилась покупкой двух пирожков в ближайшей палатке и вернулась в офис. Татьяна, все так же сидящая за компьютером, с удивлением посмотрела на нее.

– А ты почему обедать не пошла? – поинтересовалась она. – Или на диету села перед пляжным сезоном?

– Я что, такая толстая? – усмехнулась Зина и открыла пакет с пирожками.

Потом налила чай.

– Ладно, Шепелева, – сухо проговорила Татьяна, – препираться с тобой смысла нет. Ты ведь по-человечески и поговорить-то не можешь. Вечно огрызаешься. А хочешь, скажу почему?

– Ну скажи, поведай мне, неразумной, – равнодушно ответила Зина и откусила от пирожка.

– Все это оттого, Зиночка, – продолжила Татьяна и повернулась к ней всем корпусом, – что нет у тебя мужика. Недотрах и не к такому приводит!

Зина даже чаем поперхнулась от этого неожиданного умозаключения и весело уставилась на Татьяну. Откашлявшись, она вкрадчиво спросила:

– По опыту, что ли, знаешь?

– Я замужем, – с достоинством ответила та, – и муж у меня каждую ночь под боком. А у тебя что?

– А у меня вибратор. И не под боком, а между ног, – отрезала Зина и расхохоталась. – А у тебя что? – передразнила она ее.

– Тьфу, мерзавка! – разъярилась Татьяна. – Вечно одни пошлости говоришь!

– Почему пошлости? Что естественно, то…

Она не договорила, так как в этот момент дверь распахнулась, и оживленные сотрудники ввалились в офис. Они враз замолчали, глядя на красную и злую Татьяну. Потом один из мужчин громко спросил:

– И что там у нашей Зиночки естественно?

– Мы тут обсуждаем разницу между мужем и вибра… – невозмутимо начала Зина, но Татьяна ударила рукой по столу и закричала:

– Замолчи, Шепелева!

– Ладно, дамы, вы тут к согласию не пришли. Впрочем, как и всегда. Татьяна Ивановна, нам продолжать на складе или как?

– Продолжать, – сухо ответила та и отвернулась к монитору.

Все сразу приуныли и, переглянувшись, вышли из офиса. Зина отправилась следом, в душе ругая себя за то, что ввязалась в бессмысленную перепалку.

Домой она вернулась около полуночи, уставшая и злая оттого, что не могла позволить себе взять такси. Пришлось ехать на метро с двумя пересадками. Лидия Игнатьевна крепко и давно спала, а Виктор Степанович сидел на кухне и, как всегда, поджидал Зину. Когда она, наскоро приняв душ и накинув махровый халатик, вышла и села к столу, он засуетился у плиты, ставя сковородку на огонь.

– Не надо, папа, – тихо проговорила Зина. – Я так сегодня устала, что даже есть не хочу. Только чаю выпила бы.

– Хорошо, дочка, я мигом!

Виктор Степанович надел зачем-то фартук и поставил чайник на плиту. Затем достал из холодильника сыр и колбасу. Зина молча наблюдала за его худощавой сутулой фигурой и думала о том, как странно все перевернулось в мире. Она, кормилец семьи, пришла с работы и сидит за столом, ждет, когда ей подадут есть, а мужчина суетится у плиты.

«Мать, между прочим, всегда так крепко спит, – мелькнуло в ее голове. – Трудно представить, что она серьезно больна».

– Что у мамы? – спросила Зина. – Как лечение?

Виктор Степанович замер с куском сыра в руке. Потом повернулся и тихо сказал:

– Знаешь, дочурка, мне кажется, что мама давно здорова.

– Как? – удивилась Зина. – Да я целый год слышу о серьезности ее заболевания. Она же от врачей не выходит!