Текст книги "Потустраничье"

Стас вздрогнул, когда на весь костёл загремели бравурные аккорды «Te Deum», – он и забыл, что на хорах, кроме Иванки и его самого, должен был находиться органист. Теперь он заметил, что у самого основания органа пристроен балкончик с лестницей, где и восседал невидимый за пультом музыкант.

Однако не радость в сердце принёс этот гимн молящимся: церковь вдруг задрожала всеми стенами, отчего в алтаре стали падать какие-то предметы, а люди, стоявшие внизу у скамеек, выронили из рук сборники песнопений и закричали. Раздался подземный гул, и в центральном нефе сорвалась с крюка огромная люстра. К счастью, люди успели отбежать, но свечи при ударе о пол брызнули во все стороны огненными искрами. Орган замолк, зато человеческие вопли заполнили всё пространство церкви.

Иванка вцепилась в край балкона и замерла, наблюдая за мечущимися внизу людьми. Многие побежали к выходу. Стас сверху не мог видеть, как открыли дверь, но после душераздирающих криков в центральный неф хлынула вода.

– Дьявол!.. – завопил вдруг с амвона ксёндз и простёр указующий перст вверх – на Жеромского. Иванка, вцепившись в перила, с ужасом смотрела на него.

– Это не я, – пробормотал Стас, – честное слово.

Не зная, что предпринять, он истово перекрестился двумя пальцами, хотя никогда не был католиком.

Прибывавшая вода погасила вспыхнувшее кое-где пламя и принялась приподымать скамьи и все деревянные предметы. Обезумевшие люди рванулись на хоры, крича по-звериному, и Стас с ужасом понял, что его сейчас растерзают на клочки, однако высокая деревянная лестница рухнула в то мгновение, когда первый прихожанин с перекошенным от злобы лицом ступил на балкон. Он показался лишь на мгновение и тут же исчез, взмахнув руками, под страшные крики погребённых под обломками.

Вода принялась ломать алтарь и статуи святых, по колоннам костёла побежали трещины. Органные трубы застонали, нависли над балкончиком органиста и обрушились прямо на его протянутые руки. Они проломили огромную дыру в хорах, через которую было видно, как поток в водоворотах затапливает храм и всасывает несчастных.

– Скорее, нам надо бежать! – крикнул Стас одеревеневшей от ужаса Иванке. Он протянул ей руку, но женщина с удивительной прытью отскочила и провалилась в дыру, проделанную органом. Вода тут же поглотила её.

– Будь ты проклят! – перекрывая грохот и шум воды, завопил ксёндз, но Жеромский вдруг ощутил небывалую жажду жизни.

Со стороны левого нефа находилась обрушившаяся лестница, зато вдоль правого хоры продолжались почти до самого алтаря, и он побежал туда, краем сознания отмечая, что костёл вздрагивает, куда-то проваливаясь. Вода уже поднялась до трети высоты здания, и людей на поверхности осталось страшно мало – они цеплялись за деревянные обломки, словно при кораблекрушении. Проклятия ксёндза смолкли: гигантский водоворот всосал его вместе с десятком прихожан.

Жеромского подстёгивал животный инстинкт: он влез на перила балкона, стараясь не смотреть вниз на бурлящую под хорами воду, и с диким криком прыгнул на перекладину креста. Поразительно, но ему удалось удержаться на балке и пробежать до вертикальной перекладины. Не давая себе передышки, чтобы не испугаться, Стас изо всех сил скакнул на узкую каменную полосу под окном-розой. Вероятно, скоба, торчащая из массивного подоконника, служила для того, чтобы удобнее было с приставленной лестницы залезать на розу. Сейчас никакой лестницы, конечно, не было, но эта скоба спасла страдальцу жизнь: он ухватился за неё и забрался на подоконник.

Представшая его глазам картина была чудовищной: остатки хоров уже покачивались на подступивших волнах, вода достигла груди Христа, взиравшего на неё с прежней готовностью принять трагическую судьбу; редкие человеческие тела плавали среди мусора без движения. С большим трудом Стас разбил стекло розы ногой. Времени на раздумья оставалось мало: хищная вода подступала к подоконнику, а костёл продолжал погружаться в невидимую бездну. Протиснувшись между лепестками рамы, Стас упал в холодную воду и принялся ожесточённо грести в сторону от места гибели целого прихода. Встречные потоки мешали ему двигаться, но, к счастью, он поймал доску от церковной скамьи, лёг на неё грудью, как заправский сёрфер, и добрался-таки до обрывистого песчаного берега.

Полная луна освещала место трагедии. Погружение костёла прекратилось, и мутная вода почти затихла, изредка выпуская на волю пузыри. Только в самой середине озера виднелся небольшой крест с башенки провалившегося храма. Кое-где плавали останки церковного интерьера, но, кроме Жеромского, ни один человек не спасся.

Усталый и продрогший, он выжал изорванную одежду и с трудом натянул её на себя. Чтобы согреться и подсушить мокрые тряпки, липнувшие к телу холодным компрессом, он побежал трусцой по берегу новорождённого озера. К своему немалому удивлению, довольно скоро он обнаружил дорожку, которая вывела его на небольшой холм. Отсюда Стас увидел усадьбу Менчинских – целую и невредимую, без следов страшного пожара. Мало того: он понял, что попал в картину «Домой», в которой неизвестный путник шёл в сторону усадьбы.

Целый рой мыслей пронёсся в мозгу Жеромского. В доме он видел дыру в потолке, в которую провалился из реального мира, но та усадьба сгорела. Остался ли в «новом» доме портал, чтобы вернуться назад? Ведь картина называется «Домой»… С другой стороны, в каждой картине посетителя ждали ловушка и страдания. Разве эта будет исключением?

Стас немного потоптался на месте, но потом решил, что неплохо было бы согреться у камина, посмотреть, осталась ли ещё в потолке дыра, а заодно и попробовать, чем раньше кормили шляхту. На небе не было ни облачка, и неутомимая луна освещала далёкую цель. Дорожка, по которой он шёл, была хорошо натоптана и бежала по редкому пролеску. Сначала она вела прямо к дому, но потом деревья сгустились, и усадьба пропала из виду. Хотелось верить, что любая нормальная дорога в конце концов приведёт к жилью, но своенравная тропа, видимо, считала по-другому. Хилые осинки внезапно закончились, и Жеромский оказался в «Танцующем лесу». Окружившие его берёзы выгнулись у основания и стали принимать совершенно непристойные для дерева позы: они закручивались в спираль или в колесо, раздваивались в рогатку или в лосиные рога, обвивались и прорастали друг в друга и даже стелились по земле.

Хотя Стас знал, что подобные аномалии встречаются в природе, смена ландшафта сильно напугала бедолагу. И не зря: обернувшись, он заметил, что кривые берёзы с тихим скрипом поворачиваются, скрещивают и смыкают за ним стволы. Он повернул голову и тут же получил по лицу хлёсткий удар веткой. Это так его потрясло, что он очнулся только после следующей пощёчины. И тогда он бросился бежать. Спасало то, что у земли почти не было веток и сумасшедшие берёзы не могли сбить его с ног, зато узкие ветки превратились в розги, а толстые – в палки и дубины.

Страх придавал Стасу сил; он увёртывался, перескакивал через корявые стволы, отпрыгивал и прикрывал лицо руками. Несколько раз жестокие удары роняли его на землю, но он тут же вскакивал, понимая, что на земле обезумевшие растения проткнут его насквозь. Выбежав на какую-то опушку, он даже не сразу понял, что опять выжил, а когда осознал – задрожал и повалился на землю без чувств. К тому времени рубашка и джинсы на нём совершенно высохли.

Жеромский не смог бы ответить, сколько времени он провалялся на земле. Очнувшись, он ощутил себя совершенно разбитым: его тело было обожжено, искусано, избито, одежда изорвана, а во рту чувствовался неприятный привкус крови. С большим трудом он перевалился на бок и сел – даже незначительные движения причиняли ему боль.

Что оставалось делать? Как выбраться из этого кошмара? Казалось, сил почти не осталось, но инстинкт жизнелюбия призывал сопротивляться до конца. После произошедших с ним ужасов и бед, странно, что он ещё сохранил способность здраво рассуждать. Стас вспомнил, что в галерее Ожешко оставалась только одна картина, в которой он ещё не побывал, и, хотя на первый взгляд в ней не было ничего пугающего, ничто не сулило ни скорого возвращения в реальность, ни возможность счастливого финала. Картина называлась «Сокровища болот», а Жеромский находился на краю леса.

Он оглянулся на деревья из танцующего леса, которые были всего в нескольких метрах от опушки, и ему показалось, что кривые берёзы глазами-листьями следят за его движениями. Подул лёгкий ветер, и ветки угрожающе приподнялись: не было сомнений, что обратная дорога грозила смельчаку гибелью. Морщась от боли и невольно постанывая, он наконец встал на ноги и пошёл прочь от бешеных деревьев. Прежде он не мог себе представить, что берёзки, которые с любовью упоминаются в песнях о России, могут причинить боль или даже убить.

Дорога, по которой Стас пытался попасть в усадьбу, пропала, и он брёл потихоньку в надежде, что найдётся какая-нибудь тропка. Однако справа от него всё ещё тянулось озеро-провал, а слева – лес с хищно выгибающимися берёзами. Берег озера потихоньку опустился, а лес поредел и закончился. Жеромский очутился на краю кочковатого луга с редкими осинами и увидел вдалеке липовую аллею, почти наверняка обрамляющую настоящую дорогу. Вначале это открытие сильно его обрадовало, пока он не увидел поблёскивающую между кочек воду: луг оказался заросшим болотом. Но он решил, что будет бороться до конца. В конце концов, осины, разбросанные по болоту, растут на более крепкой почве – они и будут ориентиром по пути к липовой аллее.

От осины к осине, по кочкам, Стас прыгал, словно заправский олень, и даже ухитрился не замочить ноги, что придавало ему сил. До дороги – её при ясной луне можно было разглядеть среди лип – оставалось совсем немного, метров двадцать, когда он увидел те самые слитки золота, лежащие в беспорядке то у одной, то у другой кочки. Лунный свет отражался от их краёв тепло и призывно.

«Я столько страдал, так, может, это вознаграждение за всё?» – пронеслось в голове у Жеромского. Вспомнились клады, которые польские паны, спасаясь от войн, восстаний и революций, прятали где попало. Красиво подсвеченное золото так манило его, а дорога была уже совсем близко.

– Один слиток, только один слиток, – прошептал он и, ухватившись левой рукой за хилую осинку, стал тянуться к драгоценному бруску.

Но только его пальцы готовы были коснуться золота, как слиток прыгнул и исчез в большой луже. От неожиданности Стас дёрнулся, деревце тут же сломалось, и он с шумом и брызгами провалился по грудь в вонючую жижу. Часть слитков, оказавшихся причудливо окрашенными лягушками, поблёскивавшими в лунном свете, шлёпнулась в воду неподалёку от него. Он и бился, и грёб руками, пытаясь подплыть к спасительному островку с осиной, но только глубже уходил в пузырящуюся трясину. Замерев, он осознал, что погрузился уже по плечи, и каждое резкое движение лишь помогает болоту всасывать его тело.

О, как не хотелось ему такой глупой, бессмысленной смерти! Стараясь работать одной рукой, Жеромский подтянул к себе сломанную осину и принялся укладывать её между кочками так, чтобы она имела надёжную опору: по его задумке, благодаря импровизированной перекладине удастся вызволить часть тела из трясины и останется только выбраться на кочку. Во время операции по своему спасению он услышал шлёпающие звуки шагов по воде. Вначале он решил, что ему послышалось, но шаги приближались.

– Эй! – крикнул он, обернувшись, и осёкся: по болоту напрямик к нему шло безголовое тело в старинном сюртуке и высоких сапогах. Шлёпание сапог порождало плеск, брызги и бегство позолоченных лягушек, но ни разу страшный призрак не провалился и не погрузился в воду выше щиколоток. Стас застыл, онемев от страха и вцепившись двумя руками в осину. Блестящие в свете луны голенища старинных сапог очутились почти у самого его лица, рядом простёрлась чёрная безголовая тень: Ожешко, казалось, рассматривал жертву, что-то оценивая. Но чем же он мог разглядывать, если у него не было глаз? Страшная догадка пронзила Жеромского: призрак пришёл за его головой!

Словно в подтверждение этих мыслей, страшный мертвец вынул из висящих на боку ножен широкий кинжал: ловушка захлопнулась. Стас в панике пробежал глазами по кочкам и вдруг увидел, что совсем рядом, сбоку, находится глубокая чёрная яма. Прежде он не обратил бы на неё внимания, если бы не странно ровные края, обрамлённые длинной травой: что-то в ней было… очень важное. А безголовый Казимир уже присел на корточки, чтобы удобнее было отрезать от тела вожделенную часть. В приступе отчаяния Жеромский вырвал из кочки кусок травы с грязью и швырнул призраку в грудь. «Оружие» пролетело сквозь чёрный сюртук и упало сзади в воду, однако Ожешко от удивления покачнулся и отступил.

– Казимеж44
  Казимеж – (Kazimierz – польск.) – Казимир.


[Закрыть]! – вскрикнул женский голос.

Безголовый обернулся, и в просвете между его сапогами Стас увидел прекрасную панночку Барбару. Пыталась ли она спасти жертву или нет, так и осталось загадкой: Жеромский оттолкнулся от осины изо всех сил и обрушился вниз головой в чёрную яму.

Сперва трясина не хотела его отпускать, но, видимо, резкое изменение положения тела потревожило вязкую массу, и она с неохотой разомкнула смертельную хватку. Неожиданное освобождение позволило Стасу грести сразу и руками, и ногами, в результате чего он беспрепятственно проплыл под водой несколько метров и, вынырнув, наткнулся на деревянный помост. Действовал он инстинктивно, не оглядываясь, и, только вскарабкавшись на деревянную поверхность, заметил, что она не похожа на мостки, с которых в сёлах полощут бельё. Луна куда-то пропала, и он не мог разглядеть в темноте ни жуткого преследователя, ни панночки, ни аллеи с дорогой. Слышно было только его собственное хриплое судорожное дыхание.

Когда он пришёл в себя и огляделся, глаза уже немного привыкли к темноте. Не в силах поверить в увиденное, Жеромский пришёл к выводу, что очутился в замкнутом пространстве, в помещении. Он с усилием встал, направился к слабому источнику света и громко вскрикнул, обнаружив, что стоит возле окна Музея нечисти. Луна всё ещё светила, но находилась с другой стороны дома.

Это открытие так поразило его, что он расплакался и, захлёбываясь слезами, рванул дверь и помчался по коридору прочь из комнаты кошмаров. Лицом к лицу с безжалостным призраком он почти потерял надежду на спасение, и, добравшись до комнатки охраны, продолжал плакать уже от радости. Его первым осознанным порывом было бежать отсюда, сломя голову, но разумная часть его существа напомнила, что, нарушив договор с Зарембой, он принесёт неприятности Стане. Ведь он подписал расписку. И деньги, что и говорить, обещаны немалые.

Поэтому Стас умылся, протёр раны перекисью водорода, которую нашёл в аптечке, выпил остатки холодного кофе и принялся думать. «„Умиротворение“, – размышлял он, лёжа на жёстком диванчике. – Проклятый Заремба! Назвал бы сразу „Упокоение“»… Деньги. Чтобы их получить и остаться в живых, надо что-то сделать, – выскользнуть из ловушки, которую расставил ему отельер. Впрочем, сначала необходимо устранить неудобство: на нём осталась мокрая одежда.

«Пистолета» с ним уже не было, поэтому Стас вскрыл пожарный щит и взял с собой в качестве оружия топор. Сердце словно в припадке колотилось в груди, пока он медленно переходил из зала в зал, включая по пути основной свет: всё выглядело безобидно, но он ни разу не ослабил руку с топором. Панночка на портрете в этот раз не поворачивалась, и наконец настал черёд комнаты с коварными картинами. Стас медленно приоткрыл дверь, сразу же включил верхний свет и осторожно заглянул внутрь – из этой комнаты он выбежал около часа назад. Пол оказался сухим, хотя Жеромский помнил, что после плавания в болоте с него ручьями текла вода. С трудом он заставил себя сделать один шаг внутрь комнаты и взглянуть на картину «Домой». Перед началом кошмара силуэт из неё пропал; теперь же он, как раньше, шёл в сторону дома со светящимися окнами. Стас узнал со спины голову, которая была на плечах персонажа: это была голова пропавшего охранника Быханько, которая не так давно валялась здесь, на полу в луже крови. А если бы ловушка сработала, Безголовый «надел» бы его, Стаса, голову.

Рассуждения отчего-то успокоили Жеромского, и он уже без боязни прошёл насквозь все комнаты до двери, которая вела в гостиницу. Если бы он зашёл в отель с улицы, возможно, его заметил бы консьерж или кто-нибудь из квартирантов, но боковая дверь из флигеля вела прямо в коридор с его номером. Только теперь он осознал, что его одежда превратилась в лохмотья; на ссадины, покрывавшие всё тело, он старался не смотреть. Приняв душ и переодевшись, он незамеченным вернулся на свой пост, упал на диванчик и сразу заснул.

Букрейдер

Проснулся он оттого, что ему захотелось в туалет. Солнце уже встало, и приближалось время смены: в десять часов должен был прийти Илья Михайлович, поскольку в одиннадцать музей открывался для посетителей. День был тёплый, и Стас приоткрыл окно своей комнатки навстречу лёгкому ветру и щебету птиц в зарослях ивняка. Возвращаясь, он заметил Гулевича, поднимающегося на крыльцо музея. Повинуясь странному импульсу, Жеромский спрятался за дверью, пока старик его не заметил. Тот позвонил, но никто не собирался открывать ему дверь. Гулевич, вероятно, увидел с крыльца приоткрытое окно, подошёл к нему и заглянул внутрь, насколько позволял рост. Затем Стас услышал писк кнопок мобильного телефона.

– Алё, это Илья Михайлович. Парень не отвечает, в комнате охраны его не видать. Не случилось ли чего? Я боюсь, что безголовый вернулся, – он перешёл на шёпот, как будто призрак мог его подслушать. – За новыми жертвами…

Стало слышно, что собеседник выговаривает смотрителю, но слова невозможно было разобрать. В голосе Гулевича появились жалобные ноты:

– Я не собирался увольняться, у меня не такая богатая пенсия.

К сожалению, Стас не мог слышать долгий ответ Зарембы, но в самом конце смотритель нечаянно нажал на кнопку «громкая связь» и до Стаса чётко донеслось:

– А милиция ни в чём не сможет меня обвинить: на мне крови нет.

Старик выключил громкую связь и, добавив: «Как скажете, я открою своим ключом», принялся вставлять ключ в скважину. Жеромский сделал вид, что как раз проходил мимо двери. Своим появлением он сильно напугал входящего старика, хотя и не испытал по этому поводу никаких угрызений совести: он стал понимать, почему и для каких целей Заремба решил заплатить ему большие деньги. Точнее, пообещал большие деньги.

Поскольку Гулевич онемел, увидев прямо перед собой сильно потрёпанного, но живого человека, Стас радостно приветствовал его, заявив, что на минуту отлучился с поста «по делу».

– А что у вас с лицом? – пролепетал Ильяш Михайлович, видимо, представляя, что охранник вступил в неравный бой с жестоким Казимиром и победил, поскольку у последнего плохо варила отсутствующая голова.

– Пустяки! – улыбнулся Жеромский, чувствуя, что даже обычная улыбка причиняет ему боль. – Белка из вашего лесочка запрыгнула прямо на стол, схватила зубами мой нательный деревянный крестик, который я снял, чтобы переодеться, и помчалась с ним. А я, конечно, рванул за ней: крестик мне подарила тётушка, память, знаете ли. Но не догнал чертовку. Зато – вот: кустами-деревьями избит, исхлёстан.

– Крестик деревянный схватила? – переспросил старик, выслушав ахинею. – Сочувствую. А как вообще прошла ночь?

– Скучно, – посерьёзнел «сыщик». – Если не сегодня, завтра уеду от вас: объективных причин для исчезновения людей нет.

– Скучно?.. – удивился Гулевич, от которого, похоже, не ускользнуло, что Жеромский передвигается с трудом. Он закончил философски: – Лучше так, чем наоборот. У меня тут есть баночка с домашним кремом: очень быстро залечивает раны.

Хотя Стас понимал, что старик находится в сговоре с Зарембой, баночку со снадобьем принял с благодарностью и отправился к себе в номер отдыхать после бурной ночи.

На этот раз ему удалось заснуть мгновенно и проснуться в час дня если не выздоровевшим, то взбодрённым и трезвомыслящим. Снадобье Гулевича залечило мелкие раны, и, слегка подмазав лицо кремом для рук, можно было выйти на публику. Однако воспоминания быстро испортили самозваному сыщику настроение: следующая ночь вполне могла стать последней в жизни, которая всё ещё ему нравилась. Стас заказал поздний завтрак в номер, съел драники со сметаной, налисники55
  Налисники – полесские тонкие блинчики.


[Закрыть] с творогом и запил белорусские деликатесы сбитнем.

В его голове мелькали шальные мысли. Заремба и Гулевич говорили правду, но он был не в состоянии поверить в чертовщину наяву и жестоко поплатился за это. Зачем его позвал Заремба: расследовать пропажу людей или доставить новую жертву Безголовому? Неужели он всерьёз думал, что человек может прийти и победить призрака? Или смерть сыщика – только часть какого-то дьявольского плана?..

За завтраком он решил, что первым делом выбьет из Зарембы часть обещанных денег. К счастью, прежде чем провалиться в мир ловушек Безголового, свой мобильный телефон Стас оставил на столе в комнате. Поэтому он быстро разыскал Зарембу, который не торопился узнать, как проворный сыщик провёл ночь. Пан Анджей оказался в своей конторе на втором этаже отеля и при виде исцарапанного, но несломленного Жеромского растянул рот в вежливой улыбке.

– День добжий! Вам удалось найти причину исчезновения моих людей?.. Но вы как будто ранены?

Стас решил держаться агрессивно, что ему давалось довольно легко.

– Добрый. Проклятая белка утащила фамильный крестик, и деревья исхлестали меня ветками, пока я за ней гнался. Да ведь Гулевич наверняка вам рассказал.

– Жуткая история. Надеюсь, следующая ночь будет тихой и безболезненной, – последняя фраза прозвучала как издёвка, но Жеромский сдержался.

– Надеюсь. Однако я хотел бы сейчас получить аванс, поскольку часть своих обязанностей я выполнил.

Заремба нахмурился:

– Мы говорили, что вы получите пенядзе66
  Пенядзе (польск.) – деньги.


[Закрыть] после работы…

– Мы говорили о конкретной сумме, но время не уточняли. Не буду вас посвящать в детали, но собираюсь взять в аренду кое-какую аппаратуру для проверки шумов, которые я слышал во время дежурства.

– Шумов? Значит, вы что-то слышали ночью?

– Да, кое-что я слышал и хочу выяснить, что. Но «пенядзы» мне нужны сейчас.

– Я не собирался вас обманывать, вы получите их после работы.

– Пан Заремба, – Стас добавил в голос металла. – Я опытный сыщик: наш разговор записан на диктофон, поэтому вы не воспользуетесь мною бесплатно.

– Вы огорчаете меня, – заёрзал в кресле отельер. – Я честно веду бизнес, но сейчас наличных нет.

– Достаньте! Или я расторгаю договор, а потом увидимся в суде.

Заремба встал, потом сел и тихо, но твёрдо сказал:

– Нехорошо делать шантаж. Я дам вам аванс, но только в белорусских рублях: за евро я собирался съездить завтра.

Стас понял, что выиграл этот раунд: хотя бы треть и в «зайчиках»77
  Белорусские рубли в шутку называют «зайчиками», потому что после распада СССР на них были изображены животные Полесья. В настоящее время на купюрах преобладает архитектурная тематика.


[Закрыть]. Ещё неизвестно, кто из них двоих завтра встретит рассвет. Потыкав в кнопки калькулятора, отельер сам невольно подбросил ему козырь:

– Я дам вам две тысячи четыреста белорусских рублей, но вы мне напишете расписку.

Жеромский еле сдержал радость (в пересчёте на российские рубли он получал больше семидесяти тысяч).

– А вы мне напишете расписку, что должны ещё две тысячи евро.

Заремба пожевал губами и, вероятно, в надежде, что более никогда не увидит сыщика-проныру, кивнул со словами «Добже».

Стас вышел из отеля в приподнятом настроении и продолжил следовать нехитрому плану, составленному во время поедания драников с налисниками. Он вспомнил, что Гулевич упоминал библиотеку в Клецке, и собрался как можно скорее найти книгу, в которой упоминался художник Казимир Ожешко, благо библиотека была для него родной стихией. Как мы знаем, в его сыщицком арсенале существовала одна-единственная зацепка.

В этот раз он оделся скромнее: чёрная шёлковая рубашка с тонким светлым галстуком и чёрные брюки с непременными стрелками. От Лани до Клецка было всего десять смешных километров, поэтому через двадцать минут Стас остановил гранатовый «Опель» у каменного крыльца здания советских времён и вошёл в городскую библиотеку Клецка. Он умел разговаривать с женщинами, поскольку в его книгохранилище работали только дамы, поэтому он быстро расположил к себе директрису, оказавшуюся Татьяной Ивановной Шелег, бук-леди сорока пяти лет с полноватой фигурой, одетой в безукоризненный чёрный брючный костюм. Она готова была с радостью помочь слегка помятому русскому коллеге и вообще мир вокруг себя воспринимала с девочковой восторженностью.

Некоторое время у двух директоров ушло на поиск книги в каталоге по ключевым словам, причём каталог был разделён на русскоязычные и белорусскоязычные издания. Условные тэги «Менчинские», «Ожешко» и «Лань» ничего не дали, так что Татьяна Ивановна засомневалась, правильно ли указаны фамилии. Жеромский сообразил зайти в интернет и в Википедии нашёл страничку «Менцинские». Оказалось, что этот старинный род имел четыре фамильных вариации: Менцинские, Менчинские, Мечинские и Мецинские. К общей радости коллег, в электронном каталоге упоминалась книга «Род Мечинских в Великом княжестве Литовском» без указания автора и, к великому огорчению, с комментарием: «Выбыла».

Некоторое время Татьяна Ивановна пребывала в ступоре, но потом с широкой улыбкой сообщила коллеге, что её дело – «административное процветание» библиотеки, но в штате есть «самый настоящий волшебник», знаток и старожил, и лучший отгадывальщик кроссвордов в Клецке. Волшебник оказался видавшим виды персонажем по имени Михаил Топор: неопределённого возраста с редкими светло-русыми волосами до плеч и крайне унылым лицом. «Недолго вам всем осталось», – говорили его потухшие серые глаза. Тем не менее мадам Шелег описала ему ситуацию и принялась с улыбкой поглядывать на Жеромского, приглашая восхититься, когда волшебник вынет из шляпы цыплёнка или кролика. «Щас он даст», – как бы говорила она в совершенно детском ожидании чуда. И Михаил Топор дал: он чётко изложил, что указанная книга некоторое время хранилась в Клецкой библиотеке, но как-то быстро попала под ревизию остатков, в результате которой Клецк поделился некоторыми малопопулярными (экземпляр был запрошен читателями не более двух раз) и сугубо историческими книгами с Несвижской библиотекой, которую решили сделать средоточием исторической литературы района, что довольно естественно. Эту тираду он произнёс без запинки и снова с непритворным сожалением взглянул на поцарапанное лицо Жеромского. Татьяна Ивановна с удовольствием прибавила, что все «книжные массивы» перебрались в Несвиж ещё до её назначения на должность руководителя и что в давние-давние времена Клецк был частью Несвижского района, но позднее сам стал районным центром.

Эти бесценные сведения Стас принял с горячей благодарностью и быстро распрощался с волшебником-кроссвордистом и мадам Шелег. Время неумолимо шло к вечеру, а книга, в которой он надеялся найти подсказки для выхода из своего готического тупика, ускользала. Впрочем, теперь ему было известно название.

Стас мчался обратно в сторону Лани с превышением скорости. За двадцать километров от Клецка до Несвижа (Лань находилась точно посередине) он обогнал несколько машин и, несомненно, удостоился многоэтажных эпитетов от многих участников движения. Сперва он размышлял, что Лань – живое и образное название для реки: быстро течёт и «прыгает» в русле из стороны в сторону. Затем вспомнил, что подписал у Зарембы бумагу о получении денег, и у него на душе заскребли кошки. Теперь он уже не мог сбежать: получив деньги, он бросает тень на своего друга – настоящего, а не мнимого сыщика. Если Заремба обратится в милицию, друг по описанию поймёт, что его подставил именно Жеромский, а найти в Санкт-Петербурге адрес обманщика будет минутным делом. Да и как у человека с остатками совести, обратной дороги у него не было: предавать Станю он не собирался.

Наконец он добрался до Несвижского замка, купил себе билет, для видимости надел наушники с аудиогидом и отправился на поиски библиотеки. Пока Стас шёл по старинным залам, он размышлял, что будет делать после того, как увидит книгу: попробует подкупить служительницу, чтобы хоть одним глазком заглянуть в текст, или сочинит, что в его библиотеку попала редкая книга о Менчинских и он хотел лишь удостовериться, что у него не подделка, а второй экземпляр раритета. Правда, по прибытию в зал библиотеки пыл Жеромского стал угасать: все книги были старинными и на иностранных языках, чаще всего, на польском и на латыни. А он установил, что «Род Мечинских в Великом княжестве Литовском» – книга, переведённая на русский. Сначала в сердце заполз холодок, а потом Стаса и вовсе охватило отчаяние: русскоязычных книг на стеллажах не было. И это означало, что ему необходимо через сложнейшие переговоры с руководством пробираться в запасники.

Поскольку Жеромский в панике перестал обращать внимание на осторожность, его сильно напугал насмешливый женский голос: «Ищете что-нибудь свеженькое из семейных тайн Радзивиллов?»

– Что? – вздрогнул Стас и, обернувшись, обнаружил у себя за спиной милое создание: невысокую девушку лет двадцати пяти в необычном платье – кожаном, цвета сливок, с чёрными матерчатыми рукавами. Девушка имела ладную фигурку, короткие тёмно-каштановые волосы, круглые ореховые глаза и весьма подвижное лицо. Впрочем, Жеромский находился в крайне возбуждённом состоянии, поэтому первым делом подумал, что она может иметь отношение к Несвижской библиотеке.

– Я – директор библиотеки в Санкт-Петербурге, и меня интересует книга на русском языке о роде Менчинских. Мне сказали, что она попала из Клецкой библиотеки в Несвижскую.

Глаза девушки блеснули. После недолгого раздумья она ответила, чуть приподняв брови:

– Вряд ли вы её здесь найдёте. Дело в том, что основное собрание Несвижского замка разделено между Центральной научной библиотекой Якуба Коласа, Национальной библиотекой Беларуси, Президентской библиотекой и Архивом Республики Беларусь. Здесь находится лишь небольшая часть бывшей библиотеки Радзивиллов.

Жеромский помертвел: все перечисленные библиотеки находились в Минске, и осмотреть их до конца дня было просто невозможно. Да и кто позволит случайному гражданину России мгновенно проникнуть в Госархив или в Президентскую библиотеку?..

Девушка задумчиво продолжила:

– Вообще-то я даже навскидку не назову книги из Несвижского замка на русском языке, хотя неплохо знаю эту библиотеку по роду занятий: я историк и пишу диссертацию о Радзивиллах.

– Да?.. – слабо переспросил Стас, вмиг оказавшийся у разбитого корыта.