Текст книги "Как прекрасен этот мир"

Случай в Шварцвальде

«Уважаемые гости! В воскресенье для отъезжающих завтрак начнется в 6 часов. Автобус будет стоять перед отелем в 7 утра. Просим вас с вещами быть в вестибюле. Желающие могут поставить вещи около номеров в коридоре, их принесут к автобусу».

Мы несколько раз в субботу вечером прочитали на доске это объявление. Всю неделю, что мы провели на курорте Нордрах, завтрак в отеле «Марада» начинался в 7 часов. Мы считали, что это слишком рано, приходили к 8.

– В шесть – уж слишком. Придется вставать ни свет, ни заря.

– Дорога длинная. Помнишь, мы сюда добирались почти целый день?

– Хорошо еще, что разбили путь на два дня, первый день до Геттингена ехали пять часов.

– А во второй день из этого милого городка отъехали с опозданием на два часа и тащились до ночи.

– Просто водитель не знал дороги, спрашивал у пассажиров, звонил диспетчеру по мобильнику. Мы плутали по всей Германии, думали, что ужин нам уже не дадут.

– Знаешь, Ольгуша, за то время, что я живу в этой стране, хваленый немецкий ordnung и хваленая немецкая пунктуальность сдали свои позиции. Транспорт ждешь на остановках, в театрах концерты задерживаются, в клинике по назначенному термину попадаешь к врачу тоже с опозданием. Это влияние приезжих, их теперь в Берлине половина населения.

– А транспорт опаздывает, наверно, из-за пробок. И все-таки немцы очень спокойный народ. Наши бы уже все к черту разнесли, а водителя изматерили.

– Да, они действительно терпеливо ждут, с юмором относятся к мелким неприятностям.

– Ну, положим, их юмора я не понимаю, как не понимаю и того, что сейчас говорит водитель. Но то что из себя пассажиры не выходят, это точно.

Пожилая немецкая публика, с которой нам довелось приехать из Берлина в Шварцвальд и провести неделю, отличалась от российской. В большом симпатичном отеле одновременно размещалось около 500 мужчин и женщин возраста «60+».

Еще в дороге меня удивило обилие мужчин, их была примерно половина. В каждом ряду мягкого комфортабельного автобуса сидели пары: фрау и херр, или если рядом ехали две подруги, как мы с Ниной, то где-то непременно сидели два друга.

Впоследствии, наблюдая на экскурсиях и во время трапез публику, я удивлялась обилию у них пожилых мужчин? Они же родились в военное время или сразу после войны в побежденной бедной стране. Почему у нас мужики умирают, не успев дожить до 70, даже до 60, а у них старые немцы, спортивные, седоволосые, реже лысые, а главное, ухоженные, веселятся, танцуют, пьют пиво.

Дамы, именно не бабушки, а дамы, отлично выглядят. Все – и худые и полные в брючных костюмах и спортивных куртках (юбки ушли из гардероба много лет назад), красиво подстрижены, улыбчивы и поражают ухоженностью лиц.

Любовь немцев к пиву была известна мне давно. Однажды я в Баварии попала на пивной фест, вот когда потряслась поклонению этому священному для граждан страны напитку! Тысячи людей сидели в шатрах за сотней столиков и поглощали гектолитры пьянящего напитка в сопровождении сосисок с капустой, развеселой музыки, аттракционов, смеха и всеобщей радости!. Территорию в несколько гектар окружала по периметру сотня сортиров, таким образом пиво совершало круговорот в человеческой природе.

В первый день увидев за ужином, что практически все пятьсот человек в ресторане заказывают бокалы пива, я включилась в процесс и тоже просила проходящего мимо официанта:

– Bitte, ein leite beer!

Подруга пиво не пила, но меня не осуждала. Она предпочитала есть в сухомятку, а после ужина побаловаться в номере чайком (в ресторане на чай ей жалко было тратить деньги). Пока я была увлечена разглядыванием публики во время трапез, она общалась по-немецки с соседями по столу. Две сидящие с ними пары оживленно обсуждали увиденное и услышанное днем, говорили они много и быстро. Я, когда-то десять лет учившая в школе язык, практически ничего не понимала. Подруга, живя в стране, их понимала, реагировала, смеялась.

– Скажи, немцы всегда так много и быстро говорят? Мне раньше казалось, что это свойственно итальянцам.

– Я тоже мало что понимаю, но стараюсь схватить главную мысль.

Сразу после сытного по «шведскому» типу ужина с множеством мясных и колбасных блюд, салатов и десертов, чтобы не завязывался жир, я ходила в бассейн плавать. В первый вечер к своему удивлению никого там не обнаружила. Ни-ко-го! Сауна работала, раздевалки, души и тренажерный зал были открыты, сквозь зеркальную поверхность бассейна просвечивала голубизна кафеля. И при этом не было ни души. Поднявшись выше этажом, я зашла в номер к подруге.

– Ты представляешь, в бассейне на шести дорожках никого нет. А я очень хочу поплавать. Ты не можешь минут через десять прийти и меня покараулить, одной страшно, вдруг закроют!

– Хорошо, приду. Посмотрю, где отдыхает остальной народ.

Оказалось, что остальной народ плавно перетек с первого этажа на шестой в ресторан Бельвью и там пьет пиво. Так они делали каждый вечер после ужина. Иногда в ресторане была культурная программа – то вечер танца, то вечер саксофона, то показ фильмов про Шварцвальд. Но непременным атрибутом программы было питие светлого и темного пива.

Прочитав вечером призыв к отъезжающим и расписание утренних мероприятий, мы легли спать пораньше, завели будильники на 5.30, а вещи максимально постарались уложить в походные сумки.

– Ниночка, сумки выставим за дверь?

– Думаю, что с первого этажа сами донесем сумки на колесиках.

– Давай до завтрака, чтобы потом налегке спуститься к автобусу.

Так и сделали. Я спускалась с одного марша лесенки первой, тяжеленькую сумку прижимала к боку, чтобы видеть ступеньки. Нина шла за мной, сумку почему-то держала перед собой, что ее и погубило. Когда я остановилась на повороте, сзади раздался страшный грохот. У меня было впечатление, что треснула стена. В испуге оглянулась. Растянувшись плашмя во весь рост, головой упершись в стенку, на ступенях лежала моя подруга и не шевелилась. Тут же к ней кинулись несколько человек и осторожно попытались ее поднять. Я смотрела на ее лоб.

– Не разбила голову?

– Вас ист лоз?

Она медленно с помощью двух мужчин поднялась, чуть улыбнулась.

– Alles ist gut. Да-а, здорово я грохнулась. Из-за чемодана не заметила ступеньку, споткнулась.

На лбу справа была здоровая ссадина, из нее текла кровь. Правая бровь быстро распухала.

– А руки-ноги как?

– Кажется, я сломала правую руку, я ею упиралась, когда падала. И коленки расшибла, но брюки смягчили удар.

Рука шевелилась, ноги тоже, поэтому мы в окружении сочувствующих немцев спустились в ресторан, чтобы перекусить перед длинной дорогой и взять с собой пару бутербродов. До того нашли в сумке пластыри, которые в четыре руки прикрепили травмированной подруге на лоб. Нина, надо отдать должное ее выдержке, смогла проглотить йогурт. Я, плохо соображая, бегала за булочками, салфетками, сыром, еще чем-то, что-то ела, а в голове тревожно билась мысль: как же она, бедная, будет без медицинской помощи сидеть целый день в автобусе? Надо же примочки делать, мазать чем-то, полежать! Мы ведь будем без движения, к тому же места в самом конце автобуса! Спутники охали, сочувствовали, но местами не поменялись. Так мы и сидели весь день на последнем сидении. Может, это было к лучшему, никто с оханьем не наблюдал заплывающий Нинин глаз, который через несколько часов был окружен черным широким ореолом.

– Ничего, терпеть могу. Пальцы на руке шевелятся, но очень больно.

Всю дорогу она смазывала травмированные участки лица и конечностей мазями. Красивая дорога из Шварцвальда до центра страны, где должна была быть пересадка народа в другие машины, длилась часов семь. Пассажиры были оживлены приближением родных мест, обменивались последними впечатлениями о закончившемся отдыхе, договаривались о встречах в следующих отелях клуба 60+.

В три часа дня в городе Кассель в ожидании стояли семь таких же больших и красивых автобусов с пассажирами. Здесь происходила смена. Одни пассажиры из разных городов Германии ехали отдыхать в Марада отели, расположенные в разных уголках страны, другие – отдохнувшие возвращались в свои города. Все знали, когда будут на конечных пунктах, о чем сообщали детям и внукам. Только у нас, плохо понимающих немецкий язык, были сложности. В Берлин в этот день никто кроме нас не ехал, нас же могли довезти только до города Бамберга, оттуда следовало добираться самостоятельно.

В распечатке поездов, ее дала нам с собой дочка Нины, значилось три варианта стыковки электричек до Берлина, отходящих из Бамберга в 15, 17 и 19 часов. Мы появились у железнодорожного вокзала Бамберга в 19.15.

– Идем в information, там подберут поезда. Самим не справится, потому что нам нужны льготные поезда выходного дня, а их мало.

И подобрали. С двумя пересадками через какие-то незнакомые маленькие станции с прибытием в Берлин к полуночи. До отправления оставалось 40 минут, за это время следовало перекусить и найти платформу. Когда травмированная Нина случайно увидела в зеркале свое черное лицо, от испуга чуть не упала и кроме банана ничего не смогла взять в рот. Снять шкурку с банана пришлось мне, правая рука шевелилась с трудом.

В полупустом вагоне первого поезда нам удалось подремать полулежа, что вернуло силы для неожиданных дальнейших препятствий. Но о них пока мы не догадывались. Перед выходом из вагона я внимательно посмотрела в лист распечатки.

– Прибываем на вторую платформу. Наш следующий поезд должен отправиться с этой платформы через 40 минут. Хорошо, что никуда перемещаться не надо.

– Да уж, к другим платформам всегда ведут крутые лестницы, сначала вниз, потом вверх.

– Смотри, пассажиров не очень много на четырех платформах, а вокзал большущий.

Между тем темнело. Когда стрелка часов приближалась к нужной цифре 21.20, а до момента отправления осталось полминуты, мы вдруг обратили внимание, что кроме нас на платформе никого нет, поезда никто не ждал.

– На табло нет красной строки о нашем поезде, – заметила Нина.

– Представляешь, в расписании на платформе указано, что этот поезд ходит только зимой, тетка в information нас обманула. Иди на вокзал, выясняй, как добираться. Я постою с вещами.

Подруга похромала вниз – вверх и, наконец, подошла к вокзальным дверям. Дверь не открывалась.

– Иди к другой двери, – крикнула я и увидела, что Нина не может открыть ни одну из четырех дверей.

– Здесь написано, что вокзал закрывается в девять вечера. Двери закрыты, все окна темные, ни души на вокзале.

Тогда я, бросив вещи, перелезла через пути с целью изучить расписание электричек на последней пустой платформе. В этот миг раздался громкий мужской голос. Что он кричал по-немецки, я не поняла, но, во всяком случае, голос свидетельствовал о присутствии во тьме живого человека.

– Он охранник, кричит, что нельзя ходить по путям.

– Мне плевать, что нельзя. Зато я увидела, что с этой платформы через 10 минут будет поезд на Магдебург, оттуда мы уж как-нибудь доберемся до Берлина. Иди сюда.

И мы сели в совершенно пустой вагон того поезда. Через пять минут подошел билетер-кассир.

– Bitte, ihre tikets!

Мы показали ему наши билеты не на тот поезд, попытались объяснить, что виноваты не мы, а служащая вокзала в Бамберге.

– Schreiben sie bitte der zug nach Berlin from Magdeburg.

– Heite ist kein zug nach Berlin.

Но мы настаивали и требовали, чтобы он записал в наш блокнотик время отправления поездов в столицу. К своему ужасу увидели, что он пишет время первого поезда после 5 утра. Не поверили. Все хотят нас надуть. Он сочувствовал слезам в глазах уставших и травмированных пожилых frau, но повторял, что поездов ночью не будет.

Еще через двадцать минут мы спустились с пятой платформы на 30 ступенек, прошли пустой туннель, поднялись на 30 крутых ступенек и вышли в маленькое кассовое помещение большущего вокзала города Магдебурга. Было 23 часа.

– На табло значатся утренние поезда, именно те, что писал контролер.

– А вон бежит строка дополнительного – в 0.20, который опоздает неизвестно на сколько.

– Да, но это уже не льготный, он в три раза дороже.

– Хорошо, давай подождем на вокзале. Кроме нас здесь есть хотя бы еще три человека, свет горит, тепло. А где сядем?

Мы поставили вещи и пошли искать, где можно переждать пять часов. Нигде. Все двери в любые вокзальные залы и проходы были наглухо закрыты. Ни одного стула или кресла. Стоять столько времени исключено.

– Немцы со своим порядком явно переборщили.

– Чтобы на вокзале, мимо которого ночью ходят десятки поездов, негде было подождать или перекусить, это черт знает что такое! У нас в захолустье такого безобразия нет!

– Даже кассовый зал закрыт. Где же брать билеты?

– В автомате, но я не умею, мне всегда берут внуки.

– Давай я попробую. Кнопочки с немецкими названиями не понимаю, но тут есть и английский язык, русского, конечно, нет, хотя русскоязычного народа много. Денег жалеть не будем, здоровье дороже, тем более твое, пошатнувшееся.

После нескольких попыток удалось, наконец, засунуть в отверстие три крупных евро-купюры. Правда с первого раза они возвращались, тогда мы совали их другой стороной.

– А вдруг деньги пропадут, и билеты не выскочат? Помочь некому, что будем делать?

– Не знаю. Лучше не думать.

Но билеты на дополнительный дорогой поезд выскочили. Мы схватили сумки на колесиках и покатили снова вниз, прямо по тоннелю, вверх и вышли на платформу, где ура! на лавках! в ожидании поезда мучились еще пять человек. Нет, он пришел как и обещал с опозданием в 20 минут. В Берлине на Hauptbahnhoff мы вышли в 2.30, а еще через 30 минут на такси подъехали к Нининому дому. Так не очень славно закончился приятный недельный отдых в немецком Шварцвальде. На следующий день в Берлине я сопровождала подругу в клинику, где ей оперативно сделали рентгеновский снимок и провели консультацию нужных специалистов. Сотрясения мозга рентген не выявил, глаз не был поврежден, рентген показал перелом запястья правой руки. Когда по прошествии месяца сняли гипс и лангет, рука функционировала нормально, ссадина на лбу прошла через две недели, за месяц, в течение которого подруга носила темные очки, гематома вокруг глаза постепенно исчезла.

Все хорошо, что хорошо кончается.

Пенсионный фонд

О.Д. надевала пальто, когда рядом с ней зазвенел телефон.

– Алло, я слушаю.

Сочный женский голос представился.

– О. Д., здравствуйте. С вами говорят из пенсионного фонда. Вы обменяли пенсионное удостоверение?

– Здравствуйте. Какое удостоверение?

– У вас, наверно, пенсионное удостоверение старого образца? Сейчас проводится обмен на новую форму.

– Я не слышала. Пожалуйста, могу к вам прийти и обменять. Это на Староневском?

– Да, приходите обязательно.

– Дом 153? В какие дни принимаете?

– Понедельник, среда и пятница. Лучше приходите в пятницу.

– В какой кабинет? Я приду завтра, как раз пятница.

– Кабинет № 2, но завтра будет много народа, давайте на следующей неделе.

– Договорились. Ждите, приду.

– Вы в курсе, что со следующего месяца вам увеличивают пенсию на две тысячи рублей? Повторяю, со следующего месяца.

– Очень мило с вашей стороны. Я как раз в этом месяце перестала трудиться, ушла на заслуженный отдых.

– Поздравляю. С какого же года у вас пенсия?

– С 1990-го.

– И вы все это время работали? – В голосе звучало неподдельное удивление.

– Еще как работала, даже в командировки ездила в горы. Вы считаете, что ветераны Куликовской битвы в полном маразме? Отнюдь.

– А вы вполне адекватная!

В трубке раздался веселый смех.

– Знаете что, вам даже не надо к нам приходить. Инспектор сейчас в вашем доме знакомится с пенсионерами, она к вам зайдет и все объяснит.

– Нет, не могу ее ждать, тороплюсь к врачу. Давайте я к ней поднимусь. В какой она квартире? Я хочу сообщить, что в квартире 5 больной соседке нужна социальная помощь.

– Я не знаю, в какой она именно квартире, неужели вы не можете подождать пару минут?

– Нет, категорически не могу, и так из-за вашего звонка опаздываю к врачу, а для меня встреча с офтальмологом – вопрос жизни.

– Совсем не можете задержаться?

– Нет, сказала же, что приду в пятницу. До свидания.

О. Д. быстро надела беретик, схватила сумку и вышла из квартиры, не поставив ее на охрану, уже было некогда. К тому же, она должна была вернуться через несколько часов, ничего не случится за это время.

Настроение у юной пенсионерки было преотличное. Во-первых, до этого звонка был еще один, звонил мужской голос из одной уважаемой организации, там тоже требовалось ее присутствие, но из-за врача отложили на понедельник. А ещё утром по телефону договорилась о встрече на следующей неделе со старинной приятельницей, которую давно не видела. Надо же, стоило бросить работу, как ты всем нужна! Скучать некогда! Как здорово!

На этой оптимистической ноте О. Д. поговорила с офтальмологом относительно беспокоящих ее последнее время глаз. Их надо было беречь, учитывая, что один глаз совсем слабый, а напрягает она зрение последние годы с компьютером нещадно.

– Знаете, должна вас обрадовать. Глаза у вас для вашего возраста вполне. Их надо щадить, но ничего опасного не нахожу. Не волнуйтесь, очки вам подходят, живите спокойно.

Он в том же хорошем настроении вышла на Большую Морскую улицу и двинулась в направлении к Невскому. Погода стояла отличная, теплая и солнечная, по Невскому хотелось идти не спеша, разглядывая прохожих и красивые здания. Вдруг, проходя мимо Строгановского дворца, в голове сверкнула мысль.

– А почему бы не пройтись по красивым залам, которые я давно не видела? Там, наверно, много новых открыли?

В следующий час умиротворенная О. Д. ходила по анфиладам залов с четырех сторон опоясывающих один из красивейших особняков Санкт-Петербурга. Конечно, половину залов она не видела, их открыли после ее посещения десять лет назад. Великолепные картины и портреты хозяев особняка, выполненные русскими и французскими художниками в течение нескольких веков, мебель и скульптура, плафоны и паркет, хрустальные люстры – словом красота!

Теперь можно было спокойно зайти в библиотеку им. Маяковского и отдать книгу, которую просрочила ее травмированная подруга.

В библиотеке, когда она надевала пальто, собираясь уже выходить, вдруг что-то стукнуло по голове!

Меня сделали, как ребенка! Я лох! Как же не сообразила! Я из пенсионного фонда. Вам прибавят пенсию. Вы не подождете инспектора? Уходите? К врачу на несколько часов? И на охрану не поставила? Ясно, как божий день, ограбили дуру доверчивую, старую. Адекватная! Ха-ха! На что купилась? На интеллигентный голос? Сама сказала, где находится собес, когда прием… Кретинка!

Вспотевшая от волнения, на подворачивающихся ногах подходила О. Д. к дому.

Так, вхожу в парадную. Тихо. В двери наверное дырка в замочной скважине. Так уже было. А внутри все разгромлено, искали. Что искали? Денег дома теперь не держу, но взять можно что угодно. Хотя две металлические двери и четыре замка. Неужели могли отмычкой открыть такие двери? Может просто хотели зайти и выманить что-нибудь?

На лестнице было тихо. Дверь нетронута. Замки открылись все. Кажется, никто не входил, слава богу! Стало легче.

На больших часах в кухне стрелки приближались к 17 часам. Что же я медлю? Надо срочно звонить в пенсионный фонд, выяснять. Справочник телефонов Центрального района оказался под рукой.

– Пенсионный фонд? Скажите, пожалуйста, вы проводите обмен пенсионных удостоверений? Нет? А пенсию собираетесь прибавлять на две тысячи рублей со следующего месяца? Тоже нет? К вам с такими вопросами обращаются? Многие?

– Да, звонят, говорят, что к ним приходят в квартиры и под видом инспекторов вымогают деньги. Вы много отдали?

– Именно, что я отказалась пускать в квартиру, я уходила к врачу. Обещала прийти к вам во второй кабинет менять удостоверение.

– И не пускайте, это аферисты с интеллигентной внешностью. Знайте, что мы никому не звоним, на это времени не хватает. А во втором кабинете занимаются проблемами материнского капитала.

Как хорошо, что я уходила, с моей общительностью и доверчивостью, неизвестно, чем бы разговор закончился. Подруга, которой я взволнованно поведала историю, посоветовала:

– Позвони участковому. Если ты знаешь день и время звонка, они могут выяснить, откуда звонили.

Я не знаю телефона и даже адреса участкового, но дело поправимое, сейчас по справочнику узнаю. Времени уже было 17.30. Службы должны еще работать. О. Д. открыла справочник на страничке «Правоохранительные органы Центрального района» и начала обзвон. В ближайшем отделении полиции по телефонам начальника, дежурного и канцелярии в трубке шли длинные гудки, тоже самое происходило во втором, третьем… пятом отделении района. Они что, все вымерли? Время приблизилось к 18 часам. Полиция безмолвствовала. Тогда она решила позвонить по срочному номеру 02 и спросить у них нужный телефон.

– С вами говорит экстренный вызов полиции, ваши звонки записываются. Ждите ответа освободившегося оператора.

Время пошло. Автоматические слова повторялись, ответа диспетчера не было. Чем дальше, тем О. Д. становилось страшнее. Меня могли изнасиловать, ограбить, даже убить,… а помощи нет. Она досчитала до ста двадцати и положила трубку. Вот это да!

Наутро настырная женщина вышла на поиски участкового полицейского. В памяти возник капитан дядя Гриша, отец ее одноклассницы, их участковый милиционер. Он ходил по домам, по коммунальным квартирам, следил за порядком, кого надо, воспитывал. Он знал всех, все знали, уважали и боялись его. А кто у них следит за порядком? Дверь в ближайшее отделение в 10.40 утра была закрыта, машины, которых было штук десять перед зданием, тоже были закрыты, водители отсутствовали. Дворник ничего вразумительного сообщить не могла.

– Приходят, крутятся, где дверь открывается не знаю. Подождите.

Когда и в 11 ситуация не изменилась, О. Д. ушла. Пришла на следующий день, просто узнать, к кому обращаться в трудную минуту. Дверь, над которой значилось «Отделение полиции №…» не открывалась, хотя в окнах мелькали фигуры. Наконец, кто-то открыл, впустил и провел в ближайшую комнату.

– Вы знаете, полиция отсюда выехала некоторое время назад. Куда, не знаю. Сейчас здесь адвокатская контора. Могу дать вам телефон справочной службы района, он у меня случайно есть.

О. Д. показала ей в справочнике телефоны, по которым звонила два дня назад.

– Да вы что! Они же изменились, справочнику три года, за это время многое в нашей жизни изменилось?

В какую сторону – спросила себя О. Д.