Текст книги "Чернокнижник"

Ирина встала и пошла искать подругу, а Ник удалился, не прощаясь. Он был доволен: его алиби неопровержимо.

Дверь в свою квартиру он открыл сам. Стояла абсолютная тишина, и Ник понял, что Петька сделал своё дело.

Он прошёл на кухню и застал Петьку сидящим за столом. На звук шагов Петька обернулся, и рот его расплылся в широкой улыбке:

– Братуха! Я всё сделал, как ты просил. Я молодец? – Петька был немного пьян, но Ник сделал вид, что ничего не заметил.

– Молодец. – Ник сел напротив. – Рассказывай.

Петька понизил голос, как будто их кто-то подслушивал.

– Он там, – Петька ткнул пальцем куда-то в сторону двери, очевидно имея в виду комнату дяди Миши, – готов…

– Хорошо. Как ты этого добился?

– Неважно. Превысил дозу алкоголя, сердце не выдержало.

– Именно это я и хотел от тебя услышать. Давай помянем. Налей по маленькой.

Петька с готовностью вскочил, открыл холодильник и достал початую бутылку водки. Поставил на стол стаканы и налил себе и Нику. Они молча выпили.

– Бутылку заберёшь с собой. – Ник закусил водку огурцом, сиротливо лежащим на тарелке. – Надеюсь, его бутылка, – он кивнул в сторону, – имеет только его следы?

– Обижаешь! – Петька налил себе ещё и торопливо выпил. – Забыл, где я работаю? Меня таким вещам учить не нужно.

– Отлично. Иди домой, а я вызову скорую.

– Нет. – Петька покачал головой. – Иди на работу, пусть потерпит до вечера. Так безопаснее. Ты что, каждое утро заглядываешь к нему в комнату?

Ник кивнул, подумав, что его Руки тоже кое-что соображают. Петька взял со стола бутылку и спрятал во внутренний карман куртки.

Ник услышал, как хлопнула входная дверь. Он прошёл к себе, разделся и лёг. Ему оставалось спать около часа.

Петька добрался до своей полуразвалившейся халупы на окраине города через час после того, как покинул Ника. У него был выходной, поэтому он принял душ, допил остатки водки и с наслаждением растянулся на старом диване, забросив руки за голову. Сон пока не шёл. Петька вспоминал дядю Мишу. Он не доставил ему особенных хлопот. И вообще не доставил никаких хлопот, если разобраться.

Петька сидел на кухне, когда дядя Миша вышел из своей конуры и увидел его. Он немного удивился, обнаружив в квартире незнакомого человека, но Петька поспешил успокоить его, что он друг Ника. Ник велел подождать его здесь, у него какие-то срочные дела. А пока он не против составить дяде Мише компанию. Дядя Миша даже обрадовался нежданному собутыльнику, он радостно потёр руки и жадно уставился на бутылку, которую Петька предусмотрительно поставил на стол. Петька налил им по полстакана и велел дяде Мише проверить дверь – заперта или нет? Чтобы чужие не вошли, объяснил он дяде Мише. Дядя Миша с готовностью бросился выполнять просьбу, предвкушая попойку и застольное общение. Пока он ходил, Петька успел налить ему в стакан лекарство, которое купил в аптеке, пока дядя Миша спал… очень простое, распространённое лекарство, если разобраться… вот только самым фатальным образом вступает в контакт с алкоголем, увы…

Это было началом конца. Дядя Миша быстро потерял сознание. Петька спокойно наблюдал, как он бился в судорогах, хватая ртом воздух. Пальцы конвульсивно то сжимались, то разжимались. Петька с некоторым интересом наблюдал за предсмертной агонией человека, которого сам же и отправил на смерть.

Когда дядя Миша затих, Петька поднял с пола бездыханное тело, перенёс на кровать в комнату, затем вышел, плотно прикрыл за собой дверь, вернулся в кухню и сел ждать Ника.

Ему удалось немного задремать прямо на стуле. И в этот момент его окружила Тьма… она явно была довольна тем, что Петька сделал… Тьма дружелюбно что-то шептала на ухо, одобрительно обнимала за плечи, она обволокла его всего, с головы до ног… но это была та Тьма, которая приходила к нему до этого… на этот раз Петька остро почувствовал, что Тьма проникла к нему в самое сердце… вползла, как змея, и осталась там, не вся, совсем немного, но Петька ясно ощутил холод, который проник в каждую пору его кожи… но он не испугался, он знал, что так нужно… он создан для этого, он – порождение Тьмы, он её отпрыск, её щупальце, он живёт благодаря Тьме… он должен выполнять приказы Ника, он не виноват, что дядя Миша встал у них на пути… он не испытывал неприязни лично к дяде Мише, как, впрочем, и Тьма… очевидно это судьба. Да и кому он здесь нужен? Никчёмный, лишний человек… некому даже плакать о нём. Ни семьи, ни детей, ни родственников… он сам виноват, что жил такой жизнью… он должен быть счастлив, что Тьма выбрала его, спившегося алкаша, теперь Тьма заберёт его душу себе, и он будет частью Тьмы.

Петька улыбнулся сам себе. Он – орудие Тьмы. Это звучало обнадеживающе. Петька сладко потянулся, повернулся на бок, и уснул, убаюканный чувством выполненного долга.

Ник проснулся, сделал зарядку, умылся и отправился на работу. Труп в соседней комнате его нисколько не смущал.

Первый, кого он встретил на работе, был Олег. Олег вяло пожал ему руку, сделав кислое лицо – он явно болел после вчерашнего. Ник поинтересовался, как Машенька. Олег досадливо махнул рукой, мол, и не спрашивай. Ник удивлённо приподнял бровь. Олег тяжело вздохнул:

– Облажался я, как последний идиот… стыдно вспомнить… три часа мучился, пытался… никак… пить меньше надо… знал же, что так будет, и всё равно нажрался!

– Да не переживай ты так, в следующий раз получится. – Ник сочувственно посмотрел на друга. – Твоя подружка и сама едва на ногах держалась, не помнит, наверное, ничего.

– Только и надежда на это. Ладно, позвоню ей вечером, приглашу завтра в кино. Зацепила она меня, сам не пойму, чем. А у тебя с Иркой что? – спохватился вдруг Олег. – Так и просидели весь вечер?

– Да, проболтали… – решил соврать Ник. Он подумал, что Олегу незачем знать все его тайны.

– Как она тебе? – Олег поморщился. – Голова раскалывается.

– Кто, Ира или Маша?

– Ну, Маша… понравилась?

– Милая девочка. Но не в моем вкусе. Лишь бы тебе нравилась. – Ник ободряюще похлопал Олега по плечу. – Не переживай, со всеми бывает. Конфетки, шоколадки, цветочки… она всё простит, можешь не сомневаться.

– Твоими бы устами… – Олег испустил тяжкий вздох.

– Да всё нормально будет. Ладно, я побежал, работа не ждёт.

Ник оставил Олега грустить в одиночестве и пошёл в комитет комсомола, где состоял в активе. Он занимался общественной деятельностью, и метил на место секретаря заводской ячейки. Отец сказал ему, что так нужно. Он не спорил, хотя и не понимал, зачем. Хотя здесь была власть… пока небольшая, мизерная, но всё же власть… и эта власть ему нравилась. Не нужно торопиться, всё придёт в своё время. Отец не оставит его. А пока нужно закончить начатое, то есть довести дело с дядей Мишей до логического конца. Ник решил устроить ему приличные похороны за свой счёт и выбить деньги от завода. Это благоприятно скажется на его имидже, подумал Ник, втайне радуясь своей собственной сообразительности.

Вечером, вернувшись домой, Ник первым делом заглянул в комнату дяди Миши. Он сразу понял, что Петька не обманул, и дядя Миша стопроцентный покойник. Мертвее не бывает. Он лежал на грязной кровати, вытянувшись, с закрытыми глазами. Вид мёртвого тела неприятно поразил Ника. Он захлопнул дверь, вышел на улицу и позвонил в скорую. Когда санитары погрузили тело на носилки и унесли, он взял такси и поехал к Петьке.

Петька валялся на кровати, когда пришёл Ник. Он бросился накрывать стол, но Ник жестом остановил его:

– Не трудись, брат. Я по делу. Нашего друга увезли в морг, я полагаю, имей в виду, всё должно быть на должном уровне. Чтобы комар носа не подточил.

– Мог бы не говорить, – буркнул Петька, – сам понимаю.

– А раз понимаешь, так поднимайся – и в морг. Ты власть или не власть?!

Петька неохотно поднялся и начал одеваться. Ник молча наблюдал за ним.

На улице они разошлись в разные стороны, едва кивнув друг другу на прощание.

Петька отправился прямиком в морг. Он досадовал на себя, что не подумал о вскрытии. Дядя Миша был не столь древним, чтобы эта процедура его миновала.

В морге никого не было, и Петька прошёл к патологоанатому. Им оказался дюжий рыжий мужик с красным лицом – явный любитель спиртного. Но здесь Петька его хорошо понимал: при такой работе и не пить – можно чокнуться. Докторишка удивлённо уставился на Петьку:

– Что вам угодно, молодой человек? Ищете пропавшего родственника?

Петька ткнул ему в нос своё удостоверение. Докторишка скользнул глазами по фото и отвернулся:

– Чем обязан?

– Трупы сегодня не привозили?

– Один привезли. Ничего интересного. Алкаш какой-то. Не рассчитал дозу, мне думается. Или сердечко не выдержало. У алкашей сердечки слабые.

Петька в упор посмотрел на мужика и поманил его пальцем, чтобы тот наклонился к нему.

– У него было очень слабое сердце… я его знаю… он просто не просыхал, – Петька полез в карман и достал купюру. – Он в коммуналке живёт, с моей… девушкой… не хочется комнату потерять… мы собираемся пожениться, а лишние проволочки… ну, сам понимаешь, вдруг въедет кто-то или родня обнаружится. Короче, хотелось бы избавиться от проблем. Поможешь?

– Да не вопрос. – Анатом схватил купюру и засунул в карман. – Мне эта алкашня до фонаря. Тем более что по всем признакам он от сердца и помер.

– От сердца, я тебе точно говорю, – Петька кивнул, – садись, пиши заключение.

Рыжий крякнул, достал бланк и написал заключение, поставив в конце размашистую подпись. Петька прочитал и остался доволен.

Через неделю тело анатома, подписавшего заключение о смерти дяди Миши, нашли на пустыре с проникающим ножевым ранением грудной клетки. Он ходил этой дорогой в свой гараж каждую среду, потому что именно каждую среду у него было свидание с любовницей. Анатом почти никогда не пропускал свиданий…

Петька появился в квартире Ника, когда тот заканчивал ремонт. Петька удивлённо присвистнул:

– Да, ты, брат, развернулся! Красотища!

– Садись, я пока не закончил. Потом переедешь ко мне.

– К тебе?! Вот это новость! Ты хочешь, чтобы я жил с тобой?

– Мы будем жить все вместе. И другие тоже.

– Какие другие? Есть кто-то ещё?

– Я тебе, кажется, говорил, что у нас есть ещё братья… или сестры. Мы найдём их всех… в своё время. Мы – единое целое. Мы не можем существовать по отдельности.

– Как тебе удалось оформить квартиру? Проблем не возникло?

– Нет. Я кое с кем поговорил. Мне не отказали. Передовик, детдомовец, ну, сам понимаешь… скоро стану секретарём комсомольской ячейки.

– Растёшь, братуха! Поздравляю. Рад за тебя.

– За нас. Ты не посторонний.

– За нас… – эхом повторил Петька. – Здорово звучит: за нас. Я люблю тебя, брат! – в голосе Петьки стояли слёзы.

Ник обнял Петьку и усадил за стол. Они выпили по рюмочке дорогого коньяка, который тоже где-то достал Ник. Потом Петька ушёл, оставив Ника одного. Ник хотел поговорить с Отцом, хотел услышать голос Отца. Ему нужны были Глаза, Глотка и Язык.

Язык особенно был ему нужен. Если он станет секретарём этой грёбаной ячейки, хотя что значит «если»?! Конечно, станет. Так вот, если он станет секретарём ячейки, Язык нужен прежде всего. А пока нужно закончить ремонт в их семейном гнёздышке.

Ник удовлетворённо улыбнулся: пока всё идёт как по маслу. Квартирка досталась ему сравнительно легко. Пришлось, конечно, ублажить одну дамочку – профсоюзного деятеля, но Ник не жалел об этом. Дамочка оказалась горячей штучкой, хоть и бальзаковского возраста. Ник привёл дамочку к себе. Можно было, конечно, организовать и гостиницу, но не стоило рисоваться для начала.

От Ника дамочка просто выползла удовлетворённой. Он заказал ей такси до самого дома и купил огромный букет цветов. Дамочка скромно опустила глаза, пролепетав что-то вроде: «А что я скажу мужу?», но букет взяла. Ник усмехнулся про себя: надо же, сама невинность! Как будто эта самая невинность не прыгала полчаса назад на нём подобно невыезженной кобыле!

Эта была вся плата, которую пришлось заплатить Нику. Ну, или почти вся. Он встречался с дамочкой ещё несколько раз, пока у её мужа не начали возникать подозрения. Они решили временно прекратить встречи, чтобы страсти улеглись. Ник даже немного сожалел, потому что дамочка, а её звали Татьяной Петровной, ему нравилась. Он, разумеется, не питал к ней никаких чувств, но она тут ни при чём: он вообще ни к кому не питал никаких чувств… это было его сутью – Пустота, полнейшая чёрная пустота. И об этой пустоте никто их живых не должен был знать. Таково условие Отца, и Ник не смел нарушить договор.

Скоро к нему должен переехать Петька, чтобы быть всегда под рукой. Смешно: его собственная рука должна быть под рукой! Но ничего не поделать, так решил Отец. Он хочет, чтобы они всегда были рядом.

Скоро встречи с Татьяной Петровной, или Таней, как она велела её называть, возобновились. То ли муж успокоился, то ли она перестала придавать значение его подозрениям – Ник не стал выяснять. Ему было достаточно того, что она была ему нужна. Вернее, не она, а её помощь. Поэтому Ник благосклонно принял её заигрывания, и они возобновили походы к нему домой, хотя теперь и значительно реже.

Ник закончил ремонт, и Петька переехал к нему. Он жил теперь в комнате дяди Миши, и представлялся всем товарищем Ника по детскому дому.

В это самое время Варвара, секретарь заводской комсомольской организации, неожиданно объявила всем, что уходит в декрет и собирается сложить с себя полномочия. Это было как нельзя кстати. Не без помощи Тани это место занял Ник. Таня очень старалась угодить Нику, и Ник за это её ценил. Разумеется, у него должно быть своё войско, состоящее из его поклонников… однажды он благословит Таню на служение Отцу, она будет в его пастве. Идеальная исполнительница. Ник вспомнил белое полное Танино тело с большой грудью, которая величаво колыхалась, когда они занимались сексом, и усмехнулся про себя: дамочка в самом соку, даром что не девочка.

А к Новому году Ника ждал ещё один сюрприз: Таня выхлопотала ему по комсомольской линии путёвку в Париж в составе молодёжной делегации. Разумеется, про себя она тоже не забыла. Как ей это удалось, Ник не стал спрашивать, понимая, что скорее всего нелегко. Но Таня очень хотела поехать с ним, чтобы побыть две недели наедине с любимым. Ник не возражал. Таня ему не мешала.

В Париже они вселились в разные номера, но каждый вечер Таня тихонько проскальзывала к Нику и ныряла в постель. Они кувыркались почти до утра, а потом засыпали рядом. В шесть звонил будильник, Таня вставала и убегала к себе, пока все спали, чтобы избежать ненужных пересудов и сплетен. После её ухода Ник недолго валялся в постели и выходил к завтраку. Таня уже сидела за столом. Они здоровались, как будто только что не расстались, и молча ели.

После завтрака полагались экскурсии. Таня оказалась жадной до впечатлений, она посещала все места, куда их водили. Ник в душе невыносимо скучал на этих экскурсиях. Ни сам Париж, ни все его достопримечательности, вместе взятые, не произвели на него ни малейшего впечатления. Он равнодушно взирал на Эйфелеву башню, считая её не более чем куском металла.

«Париж, – думал он, – что такое в этом городе? Дома, люди… суета… презренный мелочный мир… скоро он целиком будет у моих ног… все эти города и все эти люди будут ловить каждый мой вздох… этот мир будет рукоплескать мне… а я буду попирать его ногами… здесь будут царить мои законы, и править я буду до конца времён… меня благословил на это Отец… я много вынес ради этого…»

От этих мыслей его отвлекала Таня, которая любила громко восхищаться местными красотами и каждый раз дёргала Ника за рукав. В такие моменты он старался делать заинтересованный вид, чтобы не выдать себя, но Таня всё равно ничего бы не заметила. Ник подозревал, что Таня влюблена в него, как кошка. Захоти он, или даже намекни, и она тотчас бросит мужа и прибежит к нему, Нику, нимало не задумываясь. Но он, конечно, не даст ей такого шанса. Она нужна ему там, где она есть, и не более того. Такие, как она, всегда должны чувствовать своё место. Кто они и кто он?! Это он манипулирует ими, использует в своих целях, а они рады ему служить. А те, кто не хочет служить, будут безжалостно убираться с пути. Все до единого. И только полезность и преданность ему, Нику, будет определять: жить кому-то или умереть.

Голос гида вывел Ника из задумчивости, он попытался вслушиваться, но скоро опять потерял нить повествования, увлечённый амбициозными планами.

После экскурсии Таня потащила Ника в кафе – тратить скудные сбережения.

Ник вальяжно раскинулся на стуле, потягивая коктейль, который любезно купила Таня. То, что она тратит на него свои деньги, вместо того, чтобы привезти подарки мужу и детям, Ник считал само собой разумеющимся. До Таниной семьи ему не было никакого дела.

Так безмятежно пролетели две недели, и их делегация благополучно вернулась домой, к трудовым будням. Таня ходила, как в воду опущенная, сожалея, что всё хорошее так быстро кончается, а Ник всё чаще и чаще думал о Глотке. Таня уже шепнула ему, что как только он закончит три курса института, она поможет ему занять место начальника конструкторского бюро. Нынешний начальник дорабатывал последние дни до пенсии, и по слухам собирался уезжать жить в деревню, ухаживать за престарелыми родителями, за домом, садом, ловить рыбу и ходить в лес по грибы и ягоды. Ник его решение одобрял. Как Таня собиралась заткнуть глотки недовольным, Ник не знал. Он этим не интересовался. Помогать ему двигаться по карьерной лестнице – это почётно, и Таня должна быть счастлива, что Ник позволил ей оказать ему такую услугу. Пока всё складывалось хорошо.

Иногда Ник сталкивался с Олегом. Они беседовали накоротке. Олег звал Ника в гости, и тот обещал зайти, если будет свободное время. Но свободное время как-то не находилось. Ник налаживал более нужные связи. Олег и его шашни с девочками Ника не интересовали. Во всяком случае, пока. Но и совсем прерывать дружбу Ник не собирался, так как знал, что любой человек рано или поздно может пригодится и встать в его ряды. Да, каждый человек, каждая живая душа на счету. Отец велел позаботиться о каждом. Он не то что этот лицемерный слащавый Бог, который призывает только терпеть. Своим сторонникам они вместе с Отцом дадут всё, что те пожелают. Взамен возьмут только душу… их бессмертную душу… но разве можно жалеть о такой никчёмной штуке? Зачем она им здесь, в этом жестоком мире? От неё одни неприятности, страдания… кому это вообще нужно? Поэтому Ник, завидев Олега, каждый раз останавливался, и терпеливо выслушивал его болтовню. Спрашивал о Маше, с которой у Олега разгорелся роман. Олег охотно рассказал, что Маша, к его радости, совершенно ничего не помнила в тот злополучный вечер, когда Ник был у него. Вообще-то Маша не пьёт, и поэтому не смогла рассчитать дозу. Ей здорово досталось тогда от матери, за то, что не пришла домой. Целую неделю та никуда не отпускала дочь и не звала к телефону. Олегу пришлось подкарауливать девушку возле института, где она училась. «Ты не представляешь, как Машка обрадовалась! – взахлёб рассказывал Олег. – Бросилась на меня, как будто боялась, что я убегу, глупенькая! Вроде это я не сам к ней пришёл. Стала что-то лепетать про то, что ничего не помнит, покраснела… извинялась зачем-то за своё поведение. Чувствую, спросить что-то хочет, но боится. Я её в кафешку пригласил, мороженого поесть, и заверил, что всё было ОК. Сказал, что она просто уснула». Ник улыбался, слушая Олега, и кивал.

Как-то раз Олег спросил про Ирочку, но Ник отшутился – дескать, некогда ему девушками заниматься. Олег его объяснение принял и больше про Иру не спрашивал: хозяин-барин, нет, так нет.

В комитете комсомола тем временем кипела работа. К Новому году комсомольцы собрали деньги и купили подарки для детей из местного детдома – игрушки, сладости, одежду, и устроили Новогоднюю ёлку.

Таня постаралась, чтобы это событие не осталось незамеченным. Она пригласила журналиста из местной прессы для освещения праздника. В результате чего в газете должна выйти статья об их комсомольской ячейке. Немалое место в статье планировалось уделить персонально Нику. Разумеется, такой поворот событий Ника полностью устраивал. Он должен предстать перед народными массами этаким современным молодёжным лидером, душой организации, её вдохновителем и организатором всех проектов.

Ник ждал борзописца у себя в кабинете. Тот вошёл, и Ник сразу почувствовал укол в сердце. Неужели… неужели…

Журналист оказался молодым парнем лет 25–28, с густой шевелюрой чёрных кудрявых волос и холодными голубыми глазами. Он сел на предложенный Ником стул, вытащил блокнот и представился:

– Остап.

Ник пожал предложенную руку и снова ощутил покалывание. Едва скрывая волнение, он улыбнулся и налил кофе себе и посетителю. Остап откашлялся, взял в руки ручку и начал расспрашивать Ника. Ник слушал вполуха. Он механически отвечал на вопросы, стараясь рассказывать как можно подробнее о своей деятельности, Остап кивал и делал пометки в блокноте. Но Ника эта статья совершенно перестала интересовать. Он увидел самое главное – кольцо на пальце Остапа. То самое кольцо.

Когда Остап закончил, Ник внимательно посмотрел на него и сказал:

– Интересное кольцо. Редкое. В магазине такое не купишь… старинное? От бабушки досталось?

Остап потёр кольцо:

– Я сирота. В детдоме воспитывался. Эта штука у меня с детства. Мамаша-кукушка когда подкинула меня, узелок рядом положила… там оно и лежало. Видимо, совесть замучила, вот и решила откупиться. Откуда оно у неё, не знаю. Недавно носить начал, как раз мой размер. – Остап полюбовался кольцом. – Недурная вещица? А?

– Да. Очень оригинальная. А что, мамаша так и подкинула? Я, кстати, сам из детдома. Такая же история, как у тебя. Мамаша-алкоголичка.

– Вот-вот. И моя такая же. Она спилась потом, и померла, как мне сказали. Я её не помню, она меня младенцем сдала государству.

– Знаешь, что… – Ник прищурился. – Не посидеть ли нам в уютном месте? Есть разговор. Не возражаешь?

– В принципе нет, но сейчас я занят. Дела, брат. Не ты один статейку жаждешь.

– Кто говорит про сейчас?! Вечером, часов в семь… давай в кабачке за углом. Там пиво неплохое.

– Идёт. Я приду. – Остап пристально посмотрел на Ника. – Обязательно.

– Я буду ждать.

Остап собрал блокнот и ручку в сумку, и покинул кабинет Ника. Ник удовлетворённо откинулся на спинку стула, заложив за голову руки. Ошибки быть не могло: это ЕГО Глотка. И она придёт. Не может не прийти.

Остап тем временем посетил ещё пару мест, позвонил в редакцию из автомата, и предупредил, чтобы сегодня его на работе не ждали – дел невпроворот. Сам тем временем отправился домой, отдохнуть перед свиданием с Ником. Предстоящее свидание волновало его гораздо больше, чем он хотел себе признаться. Остап заварил себе кофе, сел за стол и закурил – привычка, которую он приобрёл в редакции: курить и пить кофе, если хотел подумать о чём-то важном.

Остап вспомнил своё детство, в частности, всё, что касалось кольца, которое красовалось у него на пальце. Оно действительно досталось ему именно так, как он сказал Нику, за исключением некоторых нюансов, которые он пока по определённым причинам решил умолчать. В самом деле, не выкладывать же всё сразу постороннему человеку.

Юный воспитанник детского дома, Остап, был очень удивлён, когда одна из воспитательниц, Нина, подошла к нему и отдала узелок, который его блудня-мать положила рядом с ним. Остап, которому тогда исполнилось десять, развязал его и нашёл там старинное кольцо. Мальчик повертел его в руках и положил в тумбочку. Потом, ночью, когда все уснули, он снова достал его и внимательно рассмотрел. Оно явно было сделано из драгоценных металлов: достаточно массивное, резное, украшенное большим синим камнем с непонятными письменами по кругу. В руке Остапа кольцо нагрелось и начало излучать холодный голубоватый свет. Остап немного испугался и спрятал кольцо обратно. Потом забыл о нём, и вспомнил только перед самым уходом из детского дома. Хорошо знакомый с порядками, царившими в заведении, он не мог понять, почему ему отдали эту ценную вещицу – кольцо? И почему это кольцо у него никто не украл, не попросил, не отнял, даже не заикнулся?

Он, будучи младенцем, не мог знать о таком царском подарке своей мамаши, и естественно, ему бы и в голову не пришло требовать назад свою собственность. Но, очевидно, кто-то незримый очень хотел, чтобы кольцо осталось у него. Потом ему рассказали, что нянечка, которая тогда работала в их детдоме, соблазнилась и присвоила кольцо, сказав, что в узелке у младенца мужского пола не было ничего, кроме бутылки с молоком и запасных пелёнок. Но в этот же день руки нянечки начали покрываться экземой, которая разрасталась на глазах. Через пару дней страшная короста покрывала лицо, шею и руки женщины коркой безобразного красно-жёлтого цвета; она лопалась, из ран сочилась прозрачная жидкость.

Няня была в ужасе. Она обошла всех врачей, они лечили её всеми доступными методами, но в итоге разводили руками – помочь так и не смогли: экзема разрасталась пышным цветом, охватив почти всё тело. О работе с детьми пришлось забыть. Кто-то надоумил женщину сходить к знахарке. Она уцепилась за эту мысль, как утопающий за соломинку. Знахарка посмотрела на неё внимательно и сказала, что ручки у дамочки нечистые… ей придётся отдать то, что взяла у сироты, и может, её простят. Но вернуть украденную вещь нужно как можно скорее, иначе будет поздно…

Няня, конечно, догадалась что речь идёт о злополучном кольце. Он принесла его обратно и через воспитателя передала хозяину – Остапу. Так кольцо вернулось на место.

Говорили, что потом няня долго замаливала грех у Бога… да он её не услышал, а потому не простил. Экзема хоть и остановилась, но так и не прошла. Муж бросил женщину, дети отвернулись, на работу её никуда не брали… жизнь превратилась в ад. О том, что произошло потом и на что она жила, никто не знал. Те, кто работал с ней, давно ушли, и судьбой её перестали интересоваться. Одна старая нянечка рассказала Остапу, что эта женщина живёт затворницей, и молится, молится… видимо, прибавила добрая старушка, надеется замолить грех, но не получается… старушка вздыхала и гладила Остапа по голове.

В детдоме знали эту историю, и поэтому за дальнейшую судьбу кольца можно было не беспокоиться. Оно спокойно пылилось в тумбочке Остапа до поры до времени.

И вот перед тем, как покинуть детский дом, приютивший его на долгое время, Остапу приснился сон. Он увидел себя стоящим на площади. Площадь вымощена серым булыжником. Остап стоял совершенно голым. Он дрожал от холода и озирался по сторонам. Потом воздух вокруг него сгустился, стал плотным, и в нём началось какое-то движение. Остап испугался и зажмурил глаза, а когда открыл их, то увидел трон, на котором сидел человек… величествен и грозен… его руки лежали на подлокотниках трона, и Остап с удивлением увидел на его указательном пальце точно такое же кольцо, которое было у него… только с камнем красного цвета… Остап склонился в почтительном поклоне… человек на троне улыбнулся и наклонился к нему. Обнял его. Взял за руку и надел на палец кольцо. Точь в точь такое, которое лежало в тумбочке у Остапа. Потом тьма опять сгустилась, обволокла Остапа, и он почувствовал, что она живая… Тьма шепнула Остапу что-то одобрительное и вроде похлопала его по плечу.

Остап проснулся и сразу полез в тумбочку. Кольцо лежало на месте. Остап надел его, оно оказалось точно по размеру. С тех пор Остап кольца не снимал. Он вспомнил сейчас тот сон потому, что узнал лицо человека на троне… он увидел этого человека сегодня в комитете комсомола: это был Ник. Именно поэтому Остап так волновался перед предстоящим свиданием. Это не могло быть простым совпадением. И потом Ник так посмотрел на него, что Остап сразу понял: Ник что-то знает про него. То, что пока неведомо ему самому.

Остап посмотрел на часы и вышел из дома. В кафе он пришёл раньше условленного времени и сел за столик в дальнем углу. Ник появился ровно в семь. Он сел напротив Остапа, позвал официанта и заказал по кружке пива с раками. Остап молчал, не зная, что сказать. Ник в это время внимательно его изучал. Наконец произнёс:

– Я рад, что ты пришёл, брат!

Остап чуть не поперхнулся:

– Брат?! Я сирота вообще-то. Или у моей мамаши были ещё отпрыски? Это, в принципе, возможно, если учесть её образ жизни. Но ты-то откуда мог узнать об этом?

– У нас разные матери, если их можно так назвать. Но, если быть точным, это просто утробы, которые наш Отец выбрал для нашего вынашивания.

– Что-то ты, «брат», как-то непонятно изъясняешься. Какие такие утробы? Наш папаша что, извращенец? Он не мог выбрать «утробы» получше? Ну, хотя бы для нашего здоровья? Или он урод?

– Не нам решать, кого выбрать для вынашивания. Мы не можем обсуждать волю нашего Отца. Главное, что ты тот, кого я ищу – мой брат. Я узнал тебя по кольцу. Смотри! – Ник вытянул руку и показал Остапу точно такое же кольцо, как у него… только с красным камнем, как в давнем сне Остапа.

Остап удивлённо присвистнул:

– Надо же! Стопроцентное попадание. Это папаша нам их раздал?

– Отец. Нам дал их Отец. Чтобы мы узнали друг друга. Послушай меня. Не говори ничего, просто выслушай. Потом ты уйдёшь домой и подумаешь над моими словами.

Я искал тебя, и Отец устроил нам встречу. Теперь мы вместе навсегда. В нас тычет одна кровь, и ты нужен нам для общего дела. Мы будем править миром… мы все. Мы – одно целое, хоть и существуем отдельно. Но это только видимость. На самом деле мы единый организм. Ты – наш Голос.

Остап хотел сказать, что не собирается больше слушать бред сумасшедшего, но что-то остановило его. Это что-то было вполне материально. Оно словно связало ему рот и до боли сдавило виски… у Остапа потемнело в глазах. Он поперхнулся пивом и закашлялся. Ник бесстрастно взирал на него. Когда кашель прошёл, Ник сказал:

– Я понимаю тебя, и не осуждаю. Ты сомневаешься в моих словах, и, возможно, ты прав. Иди домой и подумай. Завтра позвонишь мне. Или зайдёшь. Я буду ждать тебя.

Остап кивнул, он по-прежнему не мог говорить. Ему стало страшно. Ник встал из-за стола и ушёл, махнув Остапу на прощание рукой.

Чтобы добраться до дома, Остапу пришлось вызвать такси, потому что, как оказалось, передвигался он тоже с трудом. Ноги его совершенно не слушались, хотя выпил он совсем немного.

Заплетающимся языком Остап назвал таксисту адрес и неуклюже плюхнулся на заднее сиденье. Дома он трясущейся рукой открыл дверь и дополз до кровати. В голове стоял страшный гул, как будто через мозг Остапа проезжал курьерский поезд. Остап схватился за голову и застонал. В это время молоточки в голове Остапа застучали более упорядоченно, и на фоне этого стука Остап услышал Голос… «Ты – мой брат… ты – Голос… ты должен исполнить Мою волю… я твой единственный повелитель и хозяин… потом Голос стал неразличимым, он перерос в вой, и Остапа закружило, словно лист на осеннем ветру. Он потерял сознание, а когда очнулся, то обнаружил себя совершенно голым в ванне, лежащим на каменном полу. Его стошнило. Он дополз до кровати и лёг, выпотрошенный и обессиленный. Ему удалось уснуть.