Текст книги "Наваждение"

Я вышел из тени, и сказал тёте на испанском, что хочу получить девушку на всю ночь. Тётя недобро воззрилась на меня, будто сомневаясь в моей платёжеспособности. Я повторил просьбу и попросил назвать цену. Она нехотя сообщила мне. Эта сумма не была большой даже для меня, но я добавил ещё несколько песо, чтобы смягчить её, сказав, что девушка очень понравилась мне. Она оттаяла, деньги сделали своё дело, и велела мне подождать в доме.

Она провела меня в холл, где стоял видавший виды диван, и усадила меня. Через час немец вышел, а тётя жестом пригласила меня входить. Трепеща от страха и от своей дерзости, я вошёл в комнату. Тереза сидела на кровати в одних чулках и нижнем белье, закинув ногу на ногу.

Увидев меня, она вскочила, пытаясь прикрыться халатиком, небрежно висевшим на спинке стула, но я отбросил его, заставив её стоять передо мной так, как она стояла перед клиентами. Я хотел, чтобы ей было стыдно, чтобы она зарыдала и стала просить у меня прощения, но она только пожала плечами и снова села на кровать.

Я сел рядом. В моей голове родились тысячи жестоких слов, готовых вырваться наружу, но я молчал. Молчала и она. Потом она вдруг обняла меня за плечи, как маленького, и положила голову мне на плечо. Я только и смог выдавить из себя:

– Тереза… Господи!

Она посмотрела на меня своими глубокими чёрными, как омуты, глазами и спросила:

– Зачем ты пришёл?

– Я хотел тебя видеть… я не мог так просто уехать…

– Всё было так хорошо… зачем всё портить? Я всегда бы помнила о тебе. Разве этого мало?

– Кому как… Зачем ты делаешь это?

Она удивлённо посмотрела на меня:

– Я же говорила тебе – мне нужно кормить семью. Мне очень повезло, что тётя согласилась приютить меня и нашла мне работу.

– Вот эту работу?!

– И эту тоже. Ты ничего не понимаешь. Ты придаёшь этому слишком большое значение. Это всего лишь способ заработка, и ничего больше.

– Тереза! Что ты говоришь?! Неужели тебе не противно?! Все эти люди, старые, молодые…

Тереза задумалась, а потом посмотрела мне прямо в глаза:

– Я не люблю никого из них, если ты об этом… Но мне нравится заниматься любовью… здесь нет ничего ужасного. Я хочу накопить денег и уехать. Зачем ты копаешься в моей жизни?

– Потому что я люблю тебя, разве это непонятно?

– Ты скоро уедешь и забудешь меня, нельзя заставить любить себя, а потом бросить. Я уже говорила тебе. Это очень, очень жестоко. Просто давай займёмся любовью. Мы будем вспоминать друг о друге… – Она поцеловала меня в губы, – если ты меня любишь…

Я не мог сопротивляться. В глубине души я знал, что она права, и это её жизнь, куда меня не приглашали, а я вторгся и пытаюсь качать права. Я, конечно, уеду, а она останется. Так пусть же и воспоминания будут приятными.

Мы занялись любовью. Я был очень ласков и нежен с ней, хотя собирался быть грубым. Но она победила меня, и я сдался.

Я сообщил Терезе, что заплатил за всю ночь. Она достала из тумбочки две сигареты и протянула одну мне.

– Что это?

– Гашиш. – Увидев мой испуганный взгляд, она улыбнулась. – Не бойся. Он очень слабый. Просто ты будешь смотреть на жизнь немного проще. Тебе стоит расслабиться немного. – Она затянулась и дала прикурить мне. – Это отличная штука.

Я вдохнул дым. Голова закружилась, но потом напряжение отпустило меня, и я почувствовал лёгкость. Все мои несчастья отступили на задний план, и я вдруг решил, что совершенно напрасно расстроился. Ничто не может помешать мне любить Терезу и в один прекрасный момент забрать её отсюда. Всё можно изменить, если очень захотеть. Я чувствовал себя всемогущим. Я полностью оправдал Терезу, и поклялся, что буду любить её, несмотря ни на что.

Я затянулся ещё и посмотрел на Терезу. Она лежала на смятых простынях, запрокинув голову, глаза её были закрыты. Мной снова овладело желание, я поспешил его удовлетворить. Наркотик действовал на меня умиротворяющее, и секс приобретал какую-то особенную, неповторимую окраску.

Потом мы просто лежали рядом, делая редкие затяжки. Тереза рассказала мне, что тётя не очень хорошая женщина, она эксплуатирует её на всю катушку, но до сих пор не догадывается, что её муж и обожаемые сыночки тоже заглядывают к ней в спальню. А может, и знает, но из жадности молчит? Лучше пусть всё происходит здесь, чем на стороне.

Сообщая об этом, она издала вульгарный смешок. Я и это простил Терезе. Отличная вещь – гашиш. Жаль, что у нас его трудно достать.

Потом в дверь довольно грубо постучали, и свирепый голос напомнил, что моё время подошло к концу. Я ответил, что уже собираюсь. Мне никак не удавалось попасть в брючину. Тереза вдруг засмеялась.

– Что смешного?

– Ты заплатил за ночь со мной… Разве не смешно? Мы любили друг друга на пляже, а потом ты заплатил, чтобы любить меня здесь… Как глупо.

– Может быть. Но так получилось. – Я начал приходить в себя. – Теперь прощай по-настоящему. – Я снова посмотрел на неё, и сердце у меня сжалось от непрошенной жалости, от убогости этого жилища и безрадостности её существования. – Я заберу тебя отсюда, обязательно. Всё будет хорошо. Дай ручку.

Она покопалась в тумбочке и достала ручку и два клочка бумаги. Один она протянула мне, на другом что-то быстро нацарапала сама.

– Ты не забудешь?

– Никогда. – Я написал ей свой московский телефон и адрес.

– Возьми. – Она протянула мне свой кусок бумаги, и я увидел, что это тоже адрес, только немного странный. – Это мой адрес в деревне. Там точно знают, где меня найти… так ты обещаешь?

– Я не смогу забыть тебя, даже если захочу. – Мне казалось, что я говорю искренне. Но в ту ночь иллюзии мои развеялись, и я увидел вещи в их истинном свете, хотя это и не помешало мне в дальнейшем выполнить обещание: я не забыл. Я просто не смог забыть, несмотря на то, что действительность оказалась намного зауряднее и банальнее, чем я её представлял. А кто сказал, что она должна быть другой?

В конце концов, наша память не спрашивает нас, что сохранить, а что уничтожить. Некоторые вещи не зависят от нашей воли, и нам остаётся только принять их такими, как есть, не задаваясь вопросами «зачем» и «почему».

Мой сосед бодрствовал, когда я пришёл, хотя было раннее утро. Гашиш немного кружил голову, но в целом я пришёл в себя. На столе стояла бутылка виски и рюмка, из которой Женя потихоньку потягивал виски.

– Ты как? – Он задал мне вопрос, не поворачивая головы.

– Нормально. Чего не спишь?

– Неохота. Садись, посидим.

Я взял рюмку и плеснул виски себе. Мне не хотелось, чтобы он заметил, что я под кайфом.

Понемногу мы разговорились. Женя оказался сыном каких-то шишек, он не стал уточнять, каких, а я не настаивал. Кажется, он немного стеснялся этого, и меня это подкупило. Он говорил, что многие ищут корысть в дружбе с ним, засыпают его просьбами, едва успев познакомиться, а ему это претит. Он был замкнутым парнем, и тяжело сходился с людьми, а из-за родителей близких друзей у него совсем не было. Я посочувствовал ему, потому что сам никогда не имел таких проблем.

Женя признался мне, что Куба ему очень понравилась, он спросил про мой очерк, и я неопределённо повертел рукой.

– Да так… не очень пошло, если честно. Сам не знаю, почему.

Всё это время я усиленно думал, рассказать ему про Терезу, или нет, так как желание поделиться хоть с кем-то буквально снедало меня. Но потом здравый смысл взял верх, и я решил молчать. В конце концов, он мог оказаться доносчиком, и шепнуть кому следует о моей связи, а это ни к чему. В принципе, ничего криминального здесь не было, но никогда не знаешь, как это могут повернуть те, к кому попадут сведения.

Мы допили бутылку, посидели ещё, любуясь предрассветным городом, и легли спать. Утром мы прошлись по магазинам, купили подарки, поснимали немного, и отправились в отель, собирать вещи.

Чем дальше я удалялся от Острова Свободы, тем в более удалённый уголок памяти перемещались воспоминания. Я ещё грустил, но свидание с родиной будоражило меня. Я вдруг отчётливо понял, что никогда не вернусь сюда, и никогда не увижу больше Терезу. Это попросту невозможно. Эта мысль была такой ясной, что я даже вздохнул с облегчение, как будто сбросил с плеч тяжёлый груз. Слишком много «но» стояло между нами. Слишком разным мирам мы принадлежали, и я чувствовал, что мне не под силу с этим справиться. Может, я недостаточно сильно любил её? Возможно. Всё перепуталось у меня в голове, и я уже ничего не мог сказать наверняка. Но теперь-то я твёрдо знаю, что просто предал её в тот миг, когда самолёт оторвал колёса от взлётной полосы. Я смалодушничал, прикрывшись трудностями общения, огромными расстояниями, лежавшими между нами, и просто отказался от Терезы и своей любви. Тогда я думал, что это единственно правильное решение, продиктованное безысходностью и самим нашим существованием. Но, очевидно, за всё в жизни придётся заплатить рано или поздно, какими бы благими намерениями ни были продиктованы наши так называемые разумные поступки. Предательство всегда останется предательством, в какие бы нарядные одежды ни рядилось.

Воспоминания чередой проходили перед моими глазами, а я присел на скамейку и снова закурил. Девушка, которая вызвала призраков из моей памяти, сидела напротив меня и разговаривала по телефону. Я убеждал себя, что этого не может быть, что прошло больше двадцати лет, и Тереза давно не молодая девушка, но сердце моё учащённо билось. Девушке, привлёкшей моё внимание, было не больше двадцати пяти, но мне показалось, что это Тереза внезапно предстала перед моими глазами, чтобы спросить, почему я не забрал её с собой? Я не знаю, точно ли я помнил её лицо, потому что не смог бы извлечь его из памяти произвольно, но, увидев это лицо, мне показалось, что я не мог ошибиться: сходство было потрясающим. Конечно, не могло быть, чтобы она имела хоть какое-то отношение к Терезе, это просто невозможно, но… извечное но.

Все события моей молодости вдруг поднялись со дна памяти, и я понял, что никогда и не забывал их. Я смотрел на девушку, она говорила по телефону. Я слышал лёгкий акцент, она смеялась, бросая на меня косые взгляды, в которых читалось недовольство. Я понял, что она думает, что я прислушиваюсь к её разговору, и мне стало неловко. Я встал и пошёл домой: хватит будить призраков, добром это не закончится. Я сделал невероятное усилие над собой, чтобы не обернуться и не посмотреть на неё. Какое-то время её голос ещё доносился до меня, а потом шум улицы заглушил его.

Дома я заварил кофе трясущимися руками, они всегда немного дрожали, когда я волновался: у меня проблемы с сердцем. Я выпил пару чашек и лёг на диван. Оказалось, что не так легко избавиться от своих демонов.

Что же было потом? А потом почти ничего не было. То есть, конечно, было, но всё это можно назвать одним словом: суета сует.

Я написал дрянной очерк, пафосный и фальшивый, но насквозь проникнутый духом патриотизма. Лучшим он, конечно, не стал, но меня похвалили и выставили «отлично». И на том спасибо.

В передовую газету я, разумеется, не попал, но зато поступил в аспирантуру и одновременно работал внештатным корреспондентом в заштатной газетёнке.

С Женей мы поддерживали приятельские отношения, я мог бы называться его единственным близким другом. В определённый момент, несмотря на все мои возражения, он помог мне попасть в редакцию довольно приличного журнала, где я получал хорошие по тем временам деньги. Аспирантуру я благополучно закончил, написал кандидатскую, и остался преподавать в университете.

Самого Женьку отец пристроил куда-то в госучреждение с перспективой карьерного роста. Так мы и катились по жизни, скорее по инерции, лишённые страстей и наивно полагавшие, что теперь-то застрахованы от неприятных случайностей. Мы ценили стабильность и устойчивость нашего растительного существования, даже не подозревая, что это колосс на глиняных ногах.

Погоня за должностями и зарплатами поглотила нас целиком, не оставляя места ни для чего другого. Я женился на сестре Жени, Насте, наполовину по расчёту, наполовину по любви. Настя нравилась мне, она была симпатичной и весёлой девушкой, да и Женя весьма недвусмысленно дал мне понять, что не против видеть меня своим родственником. И я подумал: а почему бы и нет? После Терезы я уже не мог, как ни пытался, испытывать такую страсть, и по большому счёту мне было всё равно. А с Настей мне было хорошо, она тепло относилась ко мне, и я подозревал, что она меня искренне любит.

Мы сыграли свадьбу, родители Насти сделали нам квартиру, где мы и поселились сразу после торжества. Сначала всё шло хорошо, и я мог бы назвать себя счастливым. У нас родился сын, Матвей. Настя была просто сумасшедшей матерью.

У меня давно сменился и адрес и телефон, и я совершенно не рисковал получить весточку от Терезы. Иногда хандра накатывала на меня, но я успешно с ней боролся с помощью травки, которую доставал мне один приятель по страшному секрету. Но я никогда не переходил черту, и это моё увлечение так и осталось тайной для моих родных.

Потом случилась перестройка, и всё пошло кувырком. Женины родители лишились своих постов, и стали самыми обычными пенсионерами. Сам Женя каким-то чудом удержался, но сильно потерял в заработке. Журнал, где я работал, тоже дышал на ладан, и я был вынужден уйти оттуда. Настя работала врачом в детской больнице, имея мизерный заработок, и я подрабатывал, где только мог: и таксистом, и грузчиком, и писал статейки для всех подряд изданий, что-то перепродавал, не бросая, однако, преподавательскую деятельность. А потом мы с Женькой взяли кредит и открыли своё дело – типографию. Потом начали издавать журнал и немного заниматься недвижимостью.

Неожиданно занятие недвижимостью стало приносить неплохой доход, и мы смогли расшириться. Вскоре это занятие стало основным источником наших доходов, а типография и журнал – что-то вроде хобби. Хотя они не были совсем убыточными, но, по сравнению с сектором недвижимости, доходы от этой деятельности были мизерными. Но это было единственное, что приносило мне хоть какое-то удовольствие, и связывало меня с моей профессией, поэтому я не мог согласиться продать эту часть бизнеса. Женька махнул на меня рукой, и так мы и существовали долгие годы.

А когда основные трудности остались позади, Настя ушла от меня. Я понял и не осудил её. Она была очень чутким, тонко чувствовавшим человеком, и, несомненно, понимала, что я не люблю её. Вероятно, сначала она надеялась, а когда последняя надежда угасла, просто ушла. Мне было плохо без неё, но я понимал, что она заслуживает лучшей участи, чем я мог ей дать. Она была достойна любви, а не просто уважения, а этого, увы, от меня она не могла получить. Я искренне пожелал ей счастья в новой жизни, уверив, что в любом случае она может полностью положиться на меня. Думаю, она до сих пор благодарна мне за это.

Я никогда не посмел отказать ей, когда она обращалась ко мне, а когда она вышла замуж, я помогал и её мужу – всё-таки он растил моего сына, и любил мою бывшую жену так, как я не смог.

Отношения с Женькой после развода с его сестрой не испортились, он тоже всё понял по-своему, решив, что Настя нашла себе другого. Очевидно, он считал меня страдающей стороной, и всячески жалел и утешал. Чтобы не разочаровывать его, я поддерживал в нём это невинное заблуждение, ведь в чём-то так, собственно, и было, если не вдаваться в подробности.

Женька был отличным партнёром, и во многом именно благодаря ему наше предприятие процветало. Недвижимость, как ни странно кажется на первый взгляд, позволила проявиться всем его скрытым талантам, и торговля ею приносила ему истинное наслаждение.

Я купил себе небольшую квартирку, которая и стала моей холостяцкой берлогой на долгие годы. Конечно, после развода у меня были женщины. Наверное, они любили меня, наверное, и я их любил какое-то время, с кем-то даже пробовал жить. Но эти потуги восстановить нормальную семейную жизнь, или хотя бы её подобие, не увенчались успехом, а в последние пару лет я мог похвастаться только несколькими случайными связями. И вот теперь эта девушка, так похожая на мою первую любовь, заставила меня сильно волноваться. Чтобы хоть как-то прийти в себя, я выкурил сигарету с травкой и погрузился в лёгкие грёзы.

Утром моё вчерашнее волнение зрелого мужчины перед девчонкой, годящейся ему в дочери, показалось мне смешным. У меня были лекции с утра, и я отправился в институт. Стоял ранний май, но было уже тепло. Я зашёл в кафе, решив немного перекусить.

Увидел я её сразу, как вошёл. Она сидела за дальним столиком, немного в тени, и курила. Очевидно, ждала заказ. Против моей воли сердце заухало в груди, напоминая о том, как я был самоуверен и глуп в отношении своих собственных чувств. Ноги сами понесли меня к её столику. Зачем сопротивляться, если судьба хочет нашей встречи? В конце концов, я был свободен, одинок, и не прочь завести небольшой роман.

Девушка удивлённо посмотрела на меня, когда я возник рядом с ней.

– Разрешите присесть? – Я не хотел выглядеть хамом, или, Боже упаси, навязываться ей.

Она надменно пожала плечами: в принципе, в помещении было много свободных столиков. Я сел. Девушка достала из сумки журнал и принялась читать, демонстрируя полное пренебрежение к моей персоне.

Я позвал официанта и сделал заказ. Девушка попросила принести ей кофе с пирожными. От нечего делать, и не зная, как начать разговор, я присмотрелся к журналу, который читала соседка, и улыбнулся в глубине души. По странному стечению обстоятельств, это был именно наш журнал, то есть тот, что мы выпускали на пару с Женькой.

Принесли наши заказы, и девушка принялась за еду. Я понял, что тянуть дальше бессмысленно, если я не хочу, чтобы она ушла, оставив меня доедать обед в полном одиночестве. Я откашлялся, и она подняла на меня глаза.

– Вам нравиться этот журнал?

– Ничего. Беру его иногда, чтобы заполнить вакуум.

– Только для этого?

– Ну да. Все журналы одинаковы. Звёздные истории, советы по захвату мужчин, по потреблению пищи, и так далее. Даже способ изложения примерно один и тот же.

– Интересно услышать мнение человека со стороны.

– Зачем оно вам?

– Просто я издатель этого журнала. После вашей критики мне как-то неловко в этом признаваться.

– Да ладно вам. Ничего ужасного. В общем, на уровне. Иногда интересно. – Видимо, она хотела немного смягчить пилюлю.

– Могу я узнать имя своего критика?

– Пожалуйста. Виктория.

– Очень приятно. А меня зовут Стас. Более подробно можете прочитать в строке «главный редактор». – Знаете, Вика… Кстати, можно вас так называть?

– Как хотите. Мне всё равно.

– Так вот, Вика, может, нам выпить по бокалу шампанского? За знакомство? Домой совсем не хочется… А вы не спешите?

– Спешу.

– Ну, тогда шампанское откладывается. Я могу подвезти вас до пункта назначения. Надеюсь, это вы мне разрешите?

– Это разрешу.

– Вот и славно.

Мы вышли из кафе и сели в мою машину. Машина была новая, недавно купленная, и я гордился ею. Я думал, что моё авто произведёт на неё впечатление, но, если это и было так, она ничем не выдала восторга.

Вика назвала адрес, и мы тронулись с места.

– Вы москвичка? Или приехали? Учитесь, работаете? – Мне хотелось узнать про неё побольше.

– Вам не кажется, что вы чрезмерно любопытны для первого знакомства? Почему я должна вам всё рассказывать?

– Потому что вы мне понравились. Очень понравились.

Вика бросила на меня насторожённый взгляд.

– Не подумайте ничего плохого. Что ужасного в том, что некоему одинокому мужчине понравилась красивая девушка?

– Да ничего, собственно. Просто немного неожиданно…

– Ну, сие не зависит от нас с вами. Вы сидели в кафе такая серьёзная и задумчивая, что я сразу обратил на вас внимание.

– Вам нравятся серьёзные и задумчивые девушки?

– Можно и так сказать. Мне нравятся серьёзные и задумчивые девушки.

Вика рассмеялась. И снова сходство с Терезой поразило меня. Этот смех, и привычка немного запрокидывать голову, манера смотреть на собеседника, слегка наклонив голову – всё так напоминало Терезу, что я испугался. Разве может быть столь совершенное сходство двух совершенно разных людей? Господи! Зачем ты мне послал это?!

Сквозь пелену моих воспоминаний прорвался голос Вики.

– Остановите, мы приехали.

Я резко затормозил возле старенькой пятиэтажки, и тупо переспросил:

– Уже приехали? Так быстро?

Вика снова засмеялась.

– Ну, как везли. Да что с вами? Вид у вас какой-то растерянный…

– Ничего, всё нормально. Могу я увидеть вас снова? Не спешите говорить нет… Я этого не переживу. У меня проблемы с сердцем, имейте ввиду. Это будет умышленное убийство.

– Ну, раз так… Не хочется быть убийцей, к тому же умышленным. – Вика порылась в сумке и достала ручку с блокнотом. Вырвала оттуда листок, написала на нём что-то и протянула мне. – Вот телефон. Обвинения сняты?

Я взял в руку бумажку и внимательно посмотрел на номер.

– Если вы меня не обманываете, то вы полностью оправданы.

– А если обманываю?

– Тогда ваше преступление имеет отягчающие обстоятельства.

– Я говорю только правду.

– Отлично. Я обязательно вам позвоню. Надеюсь, вы не замужем?

– Нет, не замужем.

– И вас не ждёт дома ревнивый жених?

– Не ждёт.

– Вот и всё выяснили. Про меня вы знаете, что я чудовищно одинок. И морально и физически. Всё остальное я расскажу вам при следующей встрече.

– Я уверена, это захватывающий рассказ. Ну, мне пора. Вы весьма забавный тип. – Вика махнула на прощание рукой и скрылась в подъезде. Я зашёл в супермаркет, купил пельменей на ужин и поехал домой.

На следующий день я собирался позвонить ей, но почему-то не стал этого делать. Несколько раз моя рука набирала её номер, но потом я неизменно его сбрасывал. Внутренне я опасался, хотя сам не мог понять, чего? Слишком близко призрак прошлого подошёл ко мне, и я не мог решить, принять мне этот дар или отвергнуть?

После двухнедельной борьбы с самим собой, я всё же подумал, что если струшу сейчас, остаток жизни мне придётся провести, изводя себя за упущенную возможность стать счастливым. Я не смогу простить себе, что не попытался сделать это, лишив себя надежды на веки вечные. Может быть, это искупит или хотя бы смягчит мою вину перед Терезой, которую я до сих пор ощущал? От этих мыслей перспектива дальнейшего существования предстала предо мной в таком мрачном свете, что я решил немедленно позвонить и набрал номер. Вика сразу сняла трубку.

– Привет? Кто говорит?

– Это Стас. Вы меня ещё помните?

– Конечно. У меня не такая короткая память. Тем более, вам никто не говорил, что девушки очень впечатлительны?

– Нет. Я так давно не общался с девушками, что даже забыл, как это делается.

– Вы боялись мне позвонить?

– Чуть-чуть боялся. Но набрался храбрости.

– Не знала, что вы такой стеснительный… Приятно удивлена.

– А я неприятно удивлён. Мне хотелось бы быть более решительным и смелым. У меня планы по завоеванию вашего сердца. Вы догадывались?

– Нет, откуда? Но теперь буду знать.

– Мне хочется увидеть вас…

– Сегодня не могу.

– Давайте завтра. Завтра выходной. Мы могли бы поехать за город. Я знаю чудесное место, где можно пообедать на свежем воздухе.

– Ладно. Давайте завтра. Прельщает перспектива свежего воздуха.

– Куда мне заехать за вами?

– Туда, где вы меня оставили. Помните?

– Я не смогу этого забыть. Завтра в 13–00 я у вас. Устроит?

– Вполне. Я не сплю долго.

– До свидания. Оденьтесь потеплее.

– До завтра. – Вика положила трубку, а я ещё долго слушал гудки, прежде чем отключиться. Оставалось дождаться завтра.

В тягучем ожидании я провёл остаток дня и ночь. Мысли мои путались, перескакивая с одного на другое. Часто я ловил себя на том, что многократно повторяю одну и ту же фразу, а это явный признак стресса. Я спрашивал себя, рад я или нет, и не мог дать вразумительный ответ. Так, промаявшись до 12–00 следующего дня, я вышел из дома. По дороге купил букет гвоздик, чтобы прийти на свидание во всеоружии настоящего джентльмена.

Вика подошла ровно в 13–00, и я отметил её пунктуальность. Пунктуальность не может не радовать, она доставляет нам истинное удовольствие, потому что говорит об уважении к нам.

Я вручил Вике букет цветов, когда она села в машину.

– Милый букет. Куда мы поедем?

– За город. Хочется тишины. Я знаю одно очень хорошее место.

– Я за. – Волосы у Вики были распущены, и я увидел, какие они густые и чёрные. И снова мне на ум пришла Тереза. Я вспомнил запах её волос, перемешивающийся с запахом гашиша и тропиков, и снова почувствовал себя молодым и влюблённым.

Вика молча смотрела в окно, пока я ехал по шоссе, насилуя двигатель новой машины. На миг что-то юношески бесшабашное вселилось в меня, но я устыдился этого, подумав, что, должно быть, я выгляжу до крайности нелепо. Этакий молодящийся донжуан, возбудившийся до крайности при виде молодой самки. Я вообще вдруг стал слишком много думать о том, как выгляжу в Викиных глазах. От этого было ещё хуже, потому что придавало нарочитости и неестественности моему поведению. Но я искренне надеялся, что Вика не особо проницательный людовед.

Через час мы очутились там, куда ехали. Это было небольшое кафе, выдержанное в стиле охотничьего домика. По случаю хорошей погоды столики стояли прямо на веранде из брёвен, и мы с удовольствием там расположились.

– Как вам здесь? – Я, конечно, хотел услышать одобрение.

– Приятное местечко.

– Я очень хотел, чтобы вам понравилось.

– Вам это удалось.

К нам подошёл официант, и я сделал заказ. Я не хотел признаваться Вике, что почти всех своих женщин, с которыми знакомился, водил сюда, и прекрасно знаю местное меню.

Пока заказ готовился, мы немного поболтали. Вика рассказала, что окончила институт по специальности переводчик. Испанский, итальянский, английский. Немного знает французский и немецкий. Работает в одной конторе переводчиком, подрабатывает гидом. Почти всю жизнь живёт в Москве.

– Почему почти?

– Вы прямо как следователь.

– Давай на ты. Это что, страшная тайна?

– Да нет никакой тайны. Просто не люблю раскрывать душу первому встречному.

– Я первый встречный?

– Пока да. А дальше будет видно.

– Ладно, что за контора, где ты работаешь?

– Зачем тебе?

– Хочу послать тебе цветы.

– Если только в горшках.

– Предпочитаешь горшки?

– Да. Они долго живут. И вообще люблю экзотические растения.

– Ты сама похожа на экзотический цветок.

– Могли бы обойтись без банальностей.

– Прости. Исправлюсь. Просто у тебя такая смуглая кожа, что я подумал, что ты не москвичка.

– Может, я не выхожу из солярия?

– Да нет. Это не загар.

– Вы весьма проницательны. Подумайте о смене профессии.

– Уже, пожалуй, поздновато. Придётся довольствоваться тем, что есть.

Принесли заказ, и мы приступили к трапезе. Я заказал бутылку шампанского, надеясь, что оно выветрится к тому моменту, как снова сяду за руль. От спиртного Вика слегка порозовела и раскрепостилась. Я нёс какую-то чушь, что-то про журнал, про свой институт, и вообще всякую околесицу. Вика весело смеялась, и во мне зародилась робкая надежда, что ей приятно моё общество. Ну, или, во всяком случае, не противно.

Потом мы прогулялись по лесу, постояли возле пруда и покормили уток. Я пытался расспросить её о семье, но она уклонялась от разговора, сказав только, что родители простые люди. Я не счёл нужным настаивать.

В город мы приехали уже затемно. Я не хотел её отпускать. Я хотел прояснить всё до конца. То есть усилить или свести до минимума её сходство с Терезой. Я не мог ждать, и поэтому прямо сказал ей:

– Ещё не поздно, может, по чашечке кофе? Я живу один…

Она посмотрела на меня долгим взглядом, таким долгим, что я испугался, что она сейчас хлопнет дверью и уйдёт навсегда, оставив меня ни с чем. Но тогда я ещё не знал, что Рок не решает вопросов так примитивно, как ужин за городом и простой хлопок дверью. Не стоило ждать так долго, чтобы отомстить так банально.

– Пожалуй, я выпью чашечку.

Я открыл перед ней дверь автомобиля, и мы поднялись ко мне.

Всё, что было в холодильнике, я выложил на стол, и сварил кофе. Достал бутылку коньяка, подаренного мне каким-то приятелем за непонятные заслуги. Коньяк слегка ударил мне в голову. Вика вызвалась помыть посуду, я подошёл к ней сзади, и положил руки ей на плечи.

– Как ты относишься к сексу с малознакомым мужчиной старшего возраста?

Вика бросила посуду и повернулась ко мне:

– Я прекрасно отношусь к сексу. Даже с малознакомым мужчиной.

Я позволил себе поцеловать её, и наш затянувшийся поцелуй привёл нас в спальню. И снова я не мог отделаться от чувства, что держу в объятиях Терезу. Мою Терезу. Мою первую, и, возможно, единственную любовь. Вика сняла платье, и я ощутил прилив адреналина в кровь: на ней было ярко-розовое бельё… Как на Терезе в нашу первую ночь в захудалой гостинице. Могло ли быть такое, что она всё знала и теперь дразнит меня? Но я отринул эту мысль, как безумную. Всё это просто совпадения. Просто совпадения, и ничего больше. Игра моего воображения. Многие девушки любят розовое. Что здесь странного? Но волей-неволей этот цвет будил во мне воспоминания, придавая нашей страсти оттенок фатальности.

Вика оказалась горячей и податливой девушкой. Я любил её так, как мог бы любить Терезу, я плавал в тумане этой любви, испытывая блаженство. Воспоминания накладывались на реальность, создавая странную смесь восторга и грусти.

Когда мы просто лежали рядом, я силился вспомнить, как это было с Терезой, но не смог. Я забыл. Забыл, и молча страдал от амнезии, чувствуя стыд, что даже этого не мог удержать в памяти. Какая была она, Тереза, девушка из моих грёз? Что я помнил о ней, кроме её полустёршегося образа? Умная, глупая, добрая, злая? Что она любила, а что ненавидела? Я так был поглощён тогда своим собственным чувством, что совершенно не замечал её. Мы, собственно, почти никогда не говорили о ней. Кроме общих сведений и адреса, я ничего не знал. Или не хотел знать. Мне вполне хватало того, что было у нас тогда: танцы, ром, луна, секс. Так я понимал любовь. И именно такой эта любовь осталась в моей памяти. Хрупкая девушка в цветастом платье, пахнущая морем и солнцем. И само море, и само солнце усиливали это чувство, делая его пронзительным и острым.

С тех пор начались наши встречи. Сначала это происходило редко, потом чаще. Наступило летнее затишье, и я начал подумывать об отпуске. Мне очень хотелось поехать куда-нибудь с Викой. Я не на шутку привязался к ней, словно судьба неожиданно подарила мне продолжение того кубинского романа. Словно после долгих лет разлуки я обрёл, наконец, то, что искал, и нашёл в этом покой. Я снова был влюблён и счастлив, и даже Женька это заметил.

– Что, нашёл подружку?

Я многозначительно покрутил рукой.

– Колись. Ты расцвёл, как майская роза.