Текст книги "Животный мир людей"

– Федор, зайдите ко мне в кабинет, – попросила Ольга Арнольдовна и, дождавшись, пока он пойдет за ней, направилась к себе.

– Теперь хочу кое-что сказать вам лично. Присмотритесь к обстановке на фирме, попросите отца навести справки через знакомых о состоянии дел, не хочу делать плохих прогнозов, но меня здесь многое настораживает. Я ухожу по личным причинам, но и без этого, скорее всего, ушла бы не позднее чем через пару месяцев. Наши проекты вы все знаете, дела передавать я вам начала исподволь давно, так что дерзайте, но к моим словам все же прислушайтесь.

– А чем конкретно вызвано ваше беспокойство? Что не так?

– Да все не так! Заказчик стал задерживать деньги, без конца меняет задания, договоры какие-то невнятные заключаются. Я не понимаю, кто играет нечестно, то ли заказчики, то ли у нас в высшем руководстве происходят странные вещи. Короче, Федор, я вас предупредила, а дальше как хотите. Когда Федор вернулся в рабочую комнату, все сотрудники посмотрели на него вопросительно, всем хотелось знать, что сказала Кудасова, но он молча сел на место и продолжил работу. Вечером Олег Петрович, выслушав сына, начал звонить людям, которые могли дать информацию о состоянии дел на фирме, были среди его знакомых чиновники, связанные со строительством. Но ничего порочащего репутацию фирмы или намекающего на возможные проблемы узнать не удалось. Везде ему сказали, что фирма крепко стоит на ногах, за спиной руководства люди, занимающие высокие посты и при деньгах, беспокоиться не о чем. Тогда отец с сыном решили огород не городить, а просто отпустить ситуацию и посмотреть, как будут развиваться события.

Прошел месяц, затем другой, но на работе все было по-прежнему. Правда, заказчики действительно были какие-то сложные, то ли сами не знали что хотят, то ли с деньгами у них были затруднения, но они часто меняли свои «хотелки», а договор так и не подписывали. Вконец замучившись с ними, Федор стал звонить Ольге Арнольдовне, может, что посоветует. Она ответила сразу и предложила ему встретиться в том кафе, где они в прошлый раз случайно пересеклись. В этот день с Федором пришел и его отец, во время разговора Олег Петрович молча разглядывал бывшую начальницу сына. Что-то в ней было не так, а что, он не мог понять, но, увидев, что столь пристальное внимание мешает женщине, тактично отвернулся и стал увлеченно разглядывать окружающий интерьер. Через некоторое время Федор стал прощаться, а Олег Петрович попросил Ольгу Арнольдовну ненадолго задержаться:

– Скажите, где мы с вами могли раньше встречаться? Я уверен, что не только видел, но и знал вас раньше: голос, манера двигаться, мимика, наконец, ну вот как хотите, а я все это где-то уже видел.

– Хорошо, только обещайте, что сыну пока ничего не скажете. Не скажете? Олег клятвенно пообещал молчать.

– Когда-то давно мы были на «ты». Мое настоящее имя Маргарита Дубровина, Марго. Теперь вспомнил? Не пугайся, ничего противозаконного я не сделала, кроме разве того, что долгое время жила по фальшивым документам, очень была нужна работа, а из-за возраста нигде не брали. Ну и после аварии пришлось пережить несколько пластических операций, а еще пряталась от мужа, надоело «батрачить» на двух взрослых и здоровых мужиков и старую склочную бабу выяснять с ними отношения, тем более обсуждать то, чего нет. Я не видела смысла во всей той жизни, что вела прежде. Короче, все сложилось так, как сложилось, теперь через два дня нас с ним окончательно разведут, и я наконец свободна.

Если бы Олег Петрович увидел в зеркале вместо собственного носа пятачок, он бы и тогда не так был удивлен.

– Да, Марго, от тебя я не ожидал такого авантюризма, я ведь помню тебя тихой, всегда готовой прийти мужу на помощь. Что произошло в твоей жизни, столь сильно повлиявшее на тебя?

Женщина вскинула упрямо голову, на минуту задумалась и нехотя проговорила:

– Знаешь, давай на сегодня прекратим этот разговор, мне противно врать, поэтому я и покончила с историей моего «омоложения», а рассказывать тебе обо всем, что было в жизни за прошедшие годы, наверное, не стоит. Неинтересно все это, гадко! Если хочешь, могу дать домашний телефон, у Федора мобильный есть, но я, как только развода дождусь, сразу номер поменяю. Ну что, давать?

– Д-да, конечно, обязательно, – обалдело уставившись на свою собеседницу, протянул Олег Петрович. Когда Марго ушла, он еще постоял немного и, бормоча себе под нос что-то о чертях, которые в тихом омуте изволят водиться, тоже вышел из кафе и направился к метро. Теперь он очень сомневался в своем умении понимать людей и верно их оценивать. Вот, например сын, он долго считал того чуть ли не ребенком, несмотря на возраст и даже на то, что Федор воевал, наверное, привычка быть главой семьи, отвечать за нее не давала реально взглянуть на ситуацию. Невольно Олег Петрович стал вспоминать: вот Федор защитил его от пьяного, вот Тамара пытается ему рассказать о каких-то своих проблемах, а он отмахивается, говорит, что завтра встретит ее после работы и они все обсудят. Вот Марго сидит и делает эскизы входной группы для Дома культуры, который они с Игорем проектируют. Со своим восприятием Федора он разобрался, теперь относиться к сыну, как младшему члену семьи, стало невозможно, они равноправны во всем. С Тамарой уже ничего не поправишь, нет ее. Тогда, давно, Олег даже не вспомнил о разговоре с женой накануне ее гибели, и только теперь пришла в голову мысль: а если Тамара знала своего убийцу, если ограбление все же было имитировано, если все было не так, как говорили в милиции. И все эти годы он занимался архитектурой, вспоминал жену, переживал, помнил и… ничего не делал, не требовал от милиции, не ругался, не искал, наконец, сам того, кто лишил их с сыном жены и матери, просто смирился. Слабак, слюнтяй, паршивый интеллигентишка, годный только на то, чтобы фантазировать и рисовать, и не способный реально защитить свою семью или хоть отомстить за нее! Глядя на себя теперешнего и помня себя прошлого, Олег Петрович пришел к печальной мысли, что он, как говорил когда-то его отец, «никчемушник». Словно услышав на расстоянии эти мысли, позвонил старый приятель Юра, постоянно живший в Тбилиси. Давным-давно они вместе служили в армии, еще в советские годы, Юра и тогда точно знал, что будет работать в милиции, туда он и пришел устраиваться, едва вернулся в родной город. Теперь он занимал большой пост в своем ведомстве, умудрившись усидеть в начальственном кресле при всех правителях, регулярно сменявшихся в стране, но в Москву раньше не приезжал, может, действительно не было времени, а может, не хотел «дразнить гусей» в виде своего руководства. В этот раз звонок был из Москвы, с Петровки. Олег Петрович услышал знакомый акцент и даже переспросил: «Юрка Шанидзе, это точно ты?»

– Слушай, зачем спрашиваешь, а? У тебя что, много грузин знакомых? Я это, единственный и неповторимый! Олежек, встретиться бы надо, у меня к тебе просьба есть. А еще есть хорошее вино. Жена тебе передала, Нателла, а еще всякое такое, что только она делать умеет. Ты как, через пару часов сможешь? Про ужин в ресторане даже не заикайся, у вас в Москве цены такие в кабаках, что дешевле будет в Тбилиси слетать поужинать. Может подскажешь, куда податься бедному грузину?

– Давай лучше ко мне, у меня и жить можно, мы ведь с сыном вдвоем, а квартира большая, – радостно проговорил Олег Петрович. Договорившись встретиться во второй половине дня, они простились. Встреча получилась такой легкой и теплой, будто и не расставались на долгие годы. Шанидзе к своему огромному росту добавил еще и приличный живот и, глядя на своего отнюдь не маленького друга сверху вниз, рокотал:

– Ну ты вообще не изменился! Как был тощий, так и остался, даже приличного живота не смог отрастить, как тебя только дома терпят! – И тут же осекся: – Ой, прости старого дурака, ты, насколько я помню, так больше и не женился».

– Юр, давай сперва посидим, поедим, выпьем, а потом обменяемся просьбами, у меня к тебе тоже появилась просьба, не сможешь так не сможешь, без обид!

– Хорошо, давай, но имей в виду, что если не съешь все, что Нателла прислала, я страшно обижусь! У меня даже вещи в чемодан не вошли, так много гостинцев она для тебя напихала.

Шанидзе начал выкладывать на стол банки, свертки, пакеты, затем извлек из одного свертка большую бутыль домашнего вина и с довольным лицом водрузил ее на середину.

– Вот это Нателла делала сама, покупные я тоже привез, но такого вина ты еще не пробовал! Давай сперва выпьем, а потом все разберем и будем есть. Я, между прочим, голодный, целый день у ваших на Петровке проторчал, то одно совещание, то другое. У вас тут хорошо народ соображает, тоже, видно, дураков повывели. А нас чистками замучили, но оно не во вред, совсем обнаглевших убрали, не всех, конечно, но многих. И все же, когда мы были одной страной, как-то лучше было. Ладно, болтаю как старый дед, давай рассказывай, как живешь? По телефону много не наговоришь, а по скайпу мы с тобой давно не связывались.

Олег Петрович помолчал немного, а потом его будто прорвало, он рассказал историю Марго, не называя имен, рассказал все, что передумал о гибели своей жены, он говорил не о том, как они с Федором живут, а о том, как мало он сделал для своей семьи, и спрашивал друга, как все можно хоть частично исправить.

– Ты, Олежек, не прав, в те годы никто ничего не мог сделать, а ты воспитал отличного парня, сам не слетел с катушек, а удержался, выжил. Ты талантливый архитектор, не растерял способность и теперь принимать решения самостоятельно. Многие в нашем возрасте опускаются, нет, не спиваются, не перестают мыться, а именно опускаются морально, я так называю тех, кто перестает себя уважать, кому становится неинтересно жить и они позволяют другим управлять собственной жизнью. Не так уж важно, кто это делает за них, телевизор, соседи или собственные дети, на работе они становятся уязвимы из-за возраста, на них перестают обращать внимание, и они это терпят, принимают как должное. А ты молодец, сам за себя все решил, не позволил никому с тобой пренебрежительно обойтись. У нас все так же происходит, только очень сильна клановая составляющая, поэтому и молодым часто приходится несладко.

– Можно подумать, что нашей молодежи все дается легко, Юра, везде надо с зубами быть, лучше с железными, эх, где наша молодость! Мы так были уверены в своем завтра, а теперь, чтобы сохранять самостоятельность, надо иметь толстую финансовую подушку, не все это смогли. Знаешь старую русскую поговорку: «От трудов праведных не наживешь палат каменных», вот так и в нашей жизни. Так что ты там хотел, какая нужна помощь?

– Олег, у меня внучка хочет в ваш архитектурный поступать на следующий год. Как это юридически решить, я знаю, но не хочу, чтобы она чувствовала себя недостаточно подготовленной. С русским языком у нее все в порядке, с рисунком вроде тоже, а вот черчение не с кем хорошо подготовить, может, с ней как-то удаленно позаниматься, давать ей задания, а потом проверять. Ты ведь из МАрхИ не увольнялся?

– Нет, пока даже не думаю, останусь еще на годик, а там посмотрим. Слушай, а давай я прямо сейчас позвоню человеку и выясню обстановку. После недолгих переговоров Олег Петрович передал трубку другу, и тот легко обо всем договорился с собеседником.

– Ну спасибо, брат! Я у тебя в долгу. Слушай, проси что хочешь, кроме Нателлы и детей – все отдам.

– Если это возможно, теперь, через столько лет, узнай по своим каналам все, что они нарыли о гибели Тамары, и попробуй узнать, кто отец Федора. Федьку я спрашивал, но ему мать ничего не говорила, да и кроме меня и Тамары он никому и никогда не был нужен.

– Что смогу, то узнаю, но на твоем месте я бы не рассчитывал на серьезную информацию, боюсь, дело закрыли, не сильно напрягаясь, «висяк», он и есть «висяк». По своим комнатам друзья разошлись, когда пришедший с работы Федор уже видел пятый сон. А на следующий день Юрий Валерианович Шанидзе позвонил и дал телефон следователя, ведшего двадцать лет назад дело о гибели Тамары Федоровны Ямпольской. Олег Петрович с разрешения следователя, которого звали Андреем Андреевичем, приехал к нему домой. Жил Андрей Андреевич Кузовлев недалеко от метро «Войковская», в панельном доме, построенном в начале семидесятых годов, было ему лет сорок пять, глаза у него были веселые, яркие и даже обширная лысина не старила его, он производил впечатление слегка постаревшего, но не утратившего детской непосредственности мальчишки. Женщина, открывшая дверь, была ему под стать, тоже небольшого росточка, без грамма косметики на слегка увядшем лице и с такой же обаятельной улыбкой, как у Кузовлева.

– Познакомьтесь, моя сестра Дина, мы с ней двойняшки, так и коротаем век вдвоем, да вы проходите, Динка сейчас чай накроет, ну и поговорим. Это дело ведь у меня всего лишь вторым было, я его потому хорошо и запомнил, что очень быстро сверху поступило указание дело закрыть как бесперспективное. Но кое-что я все же накопал. Олег мгновенно забыл все, что хозяин сказал о сестре, и весь подался вперед.

– Я тогда молодой был, амбициозный, – продолжал Кузовлев. – Первое-то дело, так ерундовиной было, а тут убийство, ну я и вцепился в него как бультерьер, только не дали, через недельку велели все спустить на тормозах. А потом навалилось столько всего, что и ночами, и по выходным работали, да что я вам рассказываю, небось детективы-то читаете, да и без них все знают, что тогда в стране творилось.

– Так что вы накопали? Было хоть что-то, что насторожило? Или все указывало на начальную версию, на ограбление?

– Тогда вам ничего не сообщили, но где-то через пару дней из Москвы-реки выловили сумочку вашей жены, там был и паспорт, и еще какие-то мелочи и кошелек с деньгами, точнее с мелочью. Короче, преступник, похоже, имитировал ограбление, сперва стали раскручивать, но тут как назло очередная заказуха, да не простого бандита, а банкира со связями на Петровке положили, ну нам и велели отложить все дела и заниматься банкиром. А потом срок прошел, и дело ушло на полку в архив. Да, паспорт в сумке, конечно, размок, но, к счастью, не совсем, эксперты без труда восстановили, что там было написано, ваша жена его в пакете целлофановом держала.

– Да, – задумчиво проговорил Олег Петрович. – У Тамары тогда порвался чехол для паспорта, а новый она все забывала купить, вот и убрала паспорт в пакет. А вы ничего не узнавали насчет родного отца ее ребенка?

– Я и не знал, что вы неродной отец, думаю, и никто не знал. Фамилия ваша, отчество ваше, кто же мог подумать… а вы думаете, это как-то могло быть связано с ним? А что о нем знает ваш сын, не помню, как зовут его?

– Он тоже ничего не знает, мы с Тамарой поженились, когда Федьке едва четыре года исполнилось, он всегда меня отцом считал, хоть и знал, что я неродной. Я почему спрашиваю, Тамара однажды сказала буквально следующее: «И что этому уроду только надо от меня!»

Я спросил, о ком это она, а Тома отмахнулась, не бери, мол, в голову, ну я и не взял, идиот самонадеянный. А потом ее не стало.

– Так, господа-товарищи, давайте-ка за стол, чай стынет, не знаю, как вы, Олег Петрович, я терпеть не могу холодный чай. – И Дина Андреевна решительно сдвинула тетрадь, которую принес Ямпольский в надежде, что будет что записать, на угол стола и начала накрывать. Все попытки Олега Петровича вежливо откланяться были пресечены на корню, и через некоторое время он обнаружил, что уже почти три часа сидит в доме людей, с которыми только что познакомился, и ему не хочется уходить. У них оказалось много общих тем, и, несмотря на разные профессии, они одинаково относились и к музыке и к другим видам искусства. Даже об архитектуре поговорили, и хоть Кузовлевы были дилетантами и не скрывали этого, очевидно, природа не поскупилась на чутье и вкус, когда одаривала брата с сестрой. Поздно вечером Олег Петрович у себя в гостиной обнаружил записку от Шанидзе, тот писал, что пока ничего по отцу Федора найти не удалось, и скорее всего, не удастся, поскольку никто даже не знал, что Федор и Олег неродные, а он, Шанидзе, лег спать, чего и своему другу желает.

Павловская Слобода.

Маргарита потянулась в постели, посмотрела на настенные часы, испуганно вскочила и бросилась в ванную умываться, а умывшись, сообразила, что больше не надо одной рукой убирать постель, а другой быстро собираться на работу, теперь она свободный человек и с сегодняшнего дня несет обязательства только перед заказчиком, когда он у нее есть. Спокойно одевшись в спортивный костюм, она вышла на воздух. Утро было свежее, на небе легкая облачная дымка, роса блестела и переливалась на каждой травинке, каждом листике. Тишина была почти осязаемая, даже соседский петух со своим кукареканьем ее не нарушал. Марго давно заметила, что деревенская тишина особого рода, ей не мешают природные звуки, ни пение птиц, ни шум листвы, она всеобъемлющая, и только шуршание колес по гравию, гудение моторов машин и другие звуки, привычные уху городского жителя, грубо разрушают состояние гармонии, которое дает эта тишина. Она сделала зарядку, немного побегала по поселку и, чувствуя, как по телу разливается забытое чувство покоя и довольства этим миром, отправилась домой готовить завтрак. На кухне, однако, собрались уже все гости, а завтрак, приготовленный Ксенией, стоял на столе.

– Как хорошо, что вы у меня есть! – воскликнула Марго. – С вами мне очень уютно, я чувствую себя защищенной. Мартин обиженно фыркнул и повернулся к хозяйке попой.

– Мартюша, не хами, как утром гулять, так ты меня любишь, а стоит мне кому-то сказать доброе слово, так сразу рожицу обиженную делаешь. Будешь так себя вести, кормить не буду.

Угроза не возымела никакого действия, Мартин отлично знал: никуда хозяйка не денется, накормит, а вот показать ей, что он не потерпит никаких конкурентов и только он защищает и любит хозяйку всей своей собачьей душой, лишний раз не помешает. Марго наклонилась, почесала ему спинку, погладила по длинной шейке и поцеловала в черный блестящий нос. Мартин мгновенно растаял, завилял скрученным в баранку хвостом и ткнулся мордочкой в хозяйскую шею.

– Ох и заласкала ты его, Ритка, не собака, а гибрид с кошкой, только что не мурлычет, – сказала, улыбаясь, Ксения и тоже погладила Мартина, тот благосклонно принял ласку, и стоило всем устроиться за столом, как пес уселся копилкой и стал смотреть на всех по очереди так зазывно и печально, что руки сидящих дам сами потянулись сперва к оладьям, а потом понесли кусочки выпечки под стол.

– Так, – грозно произнесла хозяйка дома, – а ну марш с кухни! – И она указала собаке на дверь. Мартин тихо потрусил к выходу, тем более что все кусочки, которые ему протягивали, он уже проглотил. Просочившись в дверь, пес оглянулся и быстро побежал к соседям, которые, как он был уверен, обязательно его чем-то угостят. Все маневры собаки дамы наблюдали в окно и хихикали.

– Он у тебя такой смешной, хитрит, как маленький человечек, – возвращаясь за стол, сказала Ксения. – Мы с мамой тоже решили завести собаку. Уже ездили в приют для животных, вот веришь? Всех бы взяла, такие они несчастные, и в глазах у всех вопрос, недоумение, мольба. Мне в такие места нельзя ездить, я потом больная делаюсь. Головой понимаю, что всем не поможешь, а в душе так пакостно, будто это я их предала.

– Все, Ксюха, кончай нас жалобить, – проворчала Света. – Лучше расскажи, как ты себя чувствуешь, как твой малыш? Ты когда в декрет пойдешь?

– Через пять месяцев, пока еще не решила точно, может, и через шесть, работать буду, сколько смогу, а там посмотрим. Видишь, как повезло, президент обещает, что на всех новорожденных с этого года будут приплачивать, а потом, может, мама моя возьмется, и может, я ей в помощь кого найду, часа на четыре в день. Буду решать проблемы по мере их поступления.

– А тебя отец ребенка не тревожит? Не звонит?

– Звонил как-то раз, но мама ему сказала, что я уехала работать в Европу, приеду только через год в отпуск. Он не знает, кто я по профессии, иначе заинтересовался бы, что делать школьной учительнице в другой стране.

– Ксюш, а что ты преподаешь? – неожиданно раздался голос с террасы, и в кухню вошла соседка Лена, за ее спиной в дверь тихо струился Мартин, он именно струился, иначе его незаметные глазу движения и назвать-то было нельзя. За столом дружно рассмеялись, Лена недоуменно уставилась на хозяйку дома. Она не видела собаку, и не поняла, чему все смеются.

– Лена, ты давай садись за стол, а этого жулика гони из кухни. – И Марго показала глазами на пса.

– Мартюша, – голос Лены сразу стал ласковым, – ты когда успел прибежать? Когда я уходила к вам, они с Левой играли в мяч и грызли сыр. – И новая гостья виновато посмотрела на Марго.

– Ну ты же знаешь, я не могу зверю ни в чем отказать, а сыр они оба любят, ну вот…

– Да ладно, все мы хороши, балуем его по очереди, а он этим пользуется. – В это время раздался звонок мобильного, и хозяйка, извинившись, вышла. Вернулась она минут через десять задумчивая и слегка растерянная.

– Кто звонил? – Света тревожно смотрела на подругу.

– Сын, я его сегодня пригласила вместе с Дашей, дала адрес. Завтра будет некогда, так что пусть сегодня приедут.

– А Игорю он не скажет?

– Вряд ли, но если и скажет, что с того? Дом Елизавете Сергеевне принадлежит, и потом я Игорю проблемы со здоровьем пообещала, если он еще раз сунется, а ты знаешь, как трепетно он к себе относится. Так что ничего я больше не боюсь. Соседям, Лене с Левой, я все рассказала. Они друзья, они меня поняли, только иногда имена путают, но это со временем пройдет. Я наконец к себе самой вернулась и не скрываю, сколько мне лет, теперь можно восстанавливать старые знакомства.

– Ну, раз ты решила выйти из подполья, предлагаю это отметить. Я сегодня испеку пирог. Устроим праздничный ужин, а то вчера хотели мясо на огне жарить и не собрались, обленились мы, тетки! – И Света поднялась из-за стола, собирая попутно грязную посуду. – Тем более что сегодня ты, Ритуля, похоже, будешь знакомиться с будущей невесткой, или как она там называется, короче, Слава привезет невесту, я правильно понимаю ситуацию?

– Возможно, он мне ничего про свадьбу не говорил, но, думаю, ты права. – И Марго мечтательно вздохнула. Неужели ее самая большая «головная боль» наконец отпустит! Дай-то Бог, чтобы сын человеком стал. Может, и у нее внуки появятся, и тогда этот дом, наконец, по-настоящему оживет, здесь постоянно будут собираться гости, можно будет завести большую собаку и кошку. Дети любят животных, да и ей в радость. Мартин уже взрослый пес, он не будет ревновать ее к другим питомцам, а если и будет, ничего, с этим она справится. Погруженная в свои мысли, Марго не увидела, как Анна Ивановна поманила пальцем дочь и они удалились в сад, о чем-то тихо переговариваясь. Через минуту Ксения подошла к Марго:

– Ритуль, ты не обижайся, но мы с мамой пока уедем, а потом, недельки через две, как раз каникулы начнутся и у нас, учителей, вернемся, если пригласишь. Сегодня сын твой приезжает с невестой, а я женщина резкая и мама такая же, если нам кто не нравится, мы ведь так и говорим, камня за пазухой не держим, зачем тебе лишние проблемы?

– Нет, Ксюша, маму твою я вообще никуда не пущу, забыла, зачем привезла ее? И тебе лучше здесь пожить, тут автобус каждое утро до Москвы едет, а можешь со мной на машине, по крайней мере завтра я поеду с утра в город, буду разводиться. То, что Слава приезжает, хорошо, твое мнение о Даше, да и о нем мне очень интересно, а ваши с Анной Ивановной высказывания в их адрес совсем не вредны, пусть послушают, что чужие о них думают. Только попрошу не вспоминать вслух о его старых «подвигах». Дело прошлое, и не надо, чтобы Слава думал, будто я вас накрутила, если все так, как он говорит, то ему и самому за себя стыдно. Ну что, договорились?

– Договорились, остаемся!

Часам к четырем подъехал сын с подругой. Даша оказалась милой девочкой с хорошей, правильной речью, что для Марго было приятной неожиданностью. Она была почти одного со Славой роста, светло-русые волосы, собранные в высокий хвост, доходили до середины лопаток. Джинсы и майка подчеркивали сильную стройную фигуру, в общем, на первый взгляд Даша понравилась. Славка с гордостью поглядывал на свою подругу и как будто предлагал окружающим на нее полюбоваться. Он явно был влюблен, в первый момент парень даже не посмотрел вокруг, и только когда Мартин с утробным ворчанием подбежал и стал обнюхивать его ноги, Слава посмотрел вокруг, и лицо у него стало несчастным.

– Мам, ты что, замуж опять собралась? За богатенького дяденьку? Откуда все это? – И он обвел взглядом дом.

– Богатенький дяденька тут ни при чем, все это принадлежит твоей маме, пока правда неофициально. Но как только она разведется с твоим отцом, я оформлю документ дарения на нее. Кстати, можешь называть меня Елизавета Сергеевна. Твоя мама мой очень близкий друг.

Маргарита, понимая недоумение сына, добавила:

– Все, Слава, будет время, и я расскажу тебе обо всем, что ты еще не знаешь, а теперь проходите в дом, Мартин, фу! Прекрати ворчать, тут все свои. Даша тем временем присела перед собакой и осторожно протянула руку ладонью вверх. Мартин понюхал руку, внимательно посмотрел на девушку, перевел вопросительный взгляд на хозяйку и, получив одобрение последней, положил мордочку на протянутую руку, прикрыв глаза и явно ожидая ласки.

– Какой он у вас необычный, шейка такая длинная, как у газели, и даже не залаял на нас, а хвост-то какой смешной, аж в три колечка закручен. Ты какой породы, парень, или просто такой красавец получился случайно? – говорила девушка, почесывая и поглаживая собаку.

– А он вас, Даша, принял, это хорошо, собаки чувствуют плохих людей, правда наш ко всем мужчинам относится подозрительно. Так что тебе, сын, придется постараться завоевать его доверие. Идемте, дети, я вас познакомлю со всеми моими гостями. – С этими словами Марго подхватила Елизавету Сергеевну под руку и направилась к дому.

За столом хозяйка дома приглядывалась к сыну, что-то в его лице ее смущало, он, конечно, повзрослел, изменил прическу и вместо неопрятной гривы теперь радовала глаз хорошая стрижка аккуратная бородка явно была заслугой Даши, сам бы Славка ни за что не догадался отрастить «эспаньолку». Временами в нем явно проглядывал Игорь, но скорее он был похож на своего деда, отца Игоря. Что же вызывало ее беспокойство, когда она смотрела на сына? Следов пьянства или чего похуже тоже не было, впрочем, Марго успела убедиться, пьянство ничуть не лучше наркомании и убивает не реже. Ничего не решив, она пока отложила свои размышления. Если мозг не может воспринять и обработать какую-то информацию, надо дать ему время, само сложится. Ужин сегодня готовила молодежь, Слава занимался мясом, Даша готовила салаты, а Ксения предложила быстро испечь хлеб.

– Вы такой никогда не пробовали, я его в вашей печи приготовлю, только боюсь, потом вам другой и есть не захочется!

После более чем сытного ужина все лениво разбрелись по участку. Мартин устроился в гамаке рядом с хозяйкой и сразу заснул.

– Мам, ты обещала рассказать про дом и про Елизавету Сергеевну. Может, пойдем погуляем по поселку? Ксенин хлеб меня совсем «доконал», а с мясом и овощами вообще «чума». Дашка пошла рецепт выпрашивать, говорит, больше в магазине не будет покупать. Короче, хочется растрясти ужин, а главное, поговорить, мы заявление в загс подали. – И Слава вопросительно посмотрел на мать.

– Делай как знаешь, но на Дашином месте я бы повременила, ты сколько времени не пьешь? Больше года? Это, конечно, срок, впрочем, может, вы с ней и правы, но если ты вернешься к старому, я первая Дашу буду уговаривать тебя бросить. Прости, но пока не могу я тебе доверять.

– А я и не жду от тебя доверия, знаю все, что ты мне можешь сказать, имеешь право! Только я сюда ехал и надеялся на более теплое отношение, все же мы больше двух лет не виделись. Мам, ты же раньше вроде любила меня, а потом пропала, не хотела никого из нас видеть, мы, конечно, как скоты повели себя, но теперь уже не отыграешь назад. Может, простишь? Хотя бы меня, бабка и отец не слишком переживали, а я сперва просто расстроился, у меня ведь только ты и была, а как понял, что совсем один остался, так плохо мне стало, даже пить бросил. Если бы не Дашка, не знаю, как бы выжил, наверное, опять бы стал пить, совсем спился и сгинул бы где-нибудь.

– Видишь, сын, ты очень хорошо описываешь собственные страдания, у тебя местоимение «я» без конца звучит, а теперь подумай не только о себе, но и о других, о той же Даше, о бабушке, обо мне, наконец. Ты вот бабушку «бабкой» назвал, а ведь она с тобой много занималась, и возила тебя везде, и игрушки покупала, ты когда ее в последний раз навещал?

– Слушай, ведь и правда, давно я с ней не разговаривал, как она там, ты не знаешь?

– Я не знаю, она не моя бабушка, меня она в последние годы не жаловала, но я зла не держу, старость бывает эгоистична, возможно, это у стариков от страха, от бессилия, все им кажется, что они надоели родным, вот и вредничают, ты позвони ей, а лучше съезди, только обо мне ничего не говори ни ей, ни отцу. Когда мать с сыном возвращались назад, уже совсем стемнело. Со стороны участка раздавался смех, во всех окнах горел свет, а чуть в стороне от калитки жарко пылал огонь в мангале – это пришедший сосед Лева готовил угли для шашлыков.

– Придется повторить шашлыки, я спрашивал, никто не отказался, – со смехом проговорил сосед, продолжая колдовать над мангалом.

– А мы нашли место для всех! У тебя, Ритуля, столько комнат, что всем хватило, – весело прокричала Ксения. Она быстро резала овощи и командовала окружающими, заставляя кого накрывать на стол, кого носить стулья, а некоторых хвостатых, умильно заглядывающих ей в глаза, не побираться у холодильника.

Москва.

Федор уже часа два возился в гараже, предварительно выгнав машину. Хотелось наконец убрать весь хлам, накопившийся за несколько лет. Вот странность, они с отцом и в гараж-то не часто заходили, если только без машины никак было не обойтись, а барахла всякого набралось несколько больших пакетов, откуда оно только взялось! Федор, конечно, лукавил сам с собой, откуда барахло, он знал, но все равно ремонт, после которого они отвезли часть ненужных вещей в гараж, был давно, а вещи вот они, никуда не делись.

«Ладно, – решил он, – сейчас просмотрю все еще раз, позвоню отцу, вдруг ему что-то нужно, а все лишнее выброшу». Федор присел перед большой коробкой, которую снял с полки, вдруг возникла резкая боль в затылке, в глазах неожиданно потемнело, он почувствовал, что воздуха стало очень мало, и тот, который остался, имел мерзкий запах, дальше все, провал. В себя его привел звонок телефона. Федор завозился, оторвал голову от пола и попытался сесть, получилось плохо, тело так и норовило завалиться вбок. С большим трудом парень встал на карачки, потом, шатаясь и держась за стену, поднялся. В голове гудело и ухало, во рту пересохло, язык цеплялся за нёбо и казался непомерно большим. Двери гаража оказались прикрыты, но не заперты, машина по-прежнему стояла снаружи и закрывала от чужих глаз все происходящее внутри. В машине, кстати не запертой, лежал рюкзак, а в нем все было свалено кое-как, но ничего не пропало. Взяв бутылку воды – хорошо не поленился купить перед походом в гараж – он сделал несколько больших глотков, стало чуть легче, и сознание слегка прояснилось. На голове рука нащупала приличную шишку, прикосновение к которой вызвало новый приступ боли и головокружения. «Совершенно непонятно, что случилось, может, его с кем перепутали? В гараже все перевернуто, из коробок и пакетов все вытряхнули, искали что-то. Интересно, что искали такое важное, что не побоялись средь бела дня напасть на него, ударить по голове и, кажется, заткнуть нос какой-то вонючей дрянью. Звонок телефона, не смолкавший ни на минуту, прервал поток вопросов, крутившихся в голове. Федор с трудом дотянулся до аппарата, валявшегося на приборной панели. Звонила его подруга и возмущенно спрашивала, какого беса она должна его ждать часами, а он даже не соизволит позвонить. Ничего не ответив, парень отключил телефон и вдруг почувствовал, что ноги держат плохо, пришлось опуститься на землю и, привалившись к машине, закрыть глаза.