Текст книги "Гостинец"

– А чего добру пропадать, – вслух сказал Василий, и снял с разрушенного камня фотографию.

– Новая денег стоит, а эта еще хорошо сохранилась… – продолжал он сам с собой.

– Ограда тоже покосилась, надо поправить. И памятник новый поставлю, а фотографию ту же, – рассуждал Вася. Он хоть и недалекий мужик, а в одну из родительских суббот пошел на кладбище на могилках прибрать, да обнаружил проблему. У одной из его бабушек развалился могильный камень. Мужчина аж крякнул от такого недоразумения, это значит, что надо заказывать новый, а к тратам он не был готов. Вот если бы памятник упал у второй бабки – не стал бы он новый ставить, не любила она его при жизни, да и есть там еще родня, побогаче. Без него бы исправили все. А этой непременно надо новый поставить, уважить, как-никак любимый внук.

Заботливо сняв фотографию, и протерев от пыли, Василий спрятал ее за пазуху. Он уже смирился с непредвиденной тратой и даже порадовался, что минимизировал потери за счет портрета. Раскрошившееся надгробье еще предстояло убрать, да траву выполоть. По осколкам Вася перетащил камень на мусорку, что была организована тут же, у кладбища. Принялся за траву, а когда все вычистил, заботливо воткнул принесенные с собой искусственные цветы. Без надгробия как-то сиротливо выглядела могилка.

– Ну, вроде все, – оглядел свои труды Василий и остался доволен результатом.

Идти домой пришлось через центр села, чтобы зайти в мемориальную мастерскую, а попросту к "могильщикам" – так он их называл. Заказал белый мрамор. Да, в копеечку вышло, но что поделаешь.

– Портрет надо? – сплюнув прямо на землю, спросил делец.

– Не надо, старый сохранился. Ты бы хоть записал заказ то, забудешь или могилы напутаешь, – поучал работника Василий серьезным тоном.

– Запомню, – буркнул тот и кинул в урну бычок.

– Ну, смотри… – подумав, добавил Вася.

– Я тебе квитанцию дал?

– Дал.

– Ну и все, – развел руками могильщик, – через неделю поставлю.

С чувством выполненного долга Вася отправился домой.

– Надо к маме зайти, – подумал он, – как раз по пути.

Мама встретила его распростертыми объятиями и горячими щами.

– Что сынок, оголодал с Лариской своей. От нее ведь одна красота, а толку никакого.

Василий и Лариса были женаты уже лет двадцать, да только не хозяйственная ему попалась жена, таких щей как у мамы у нее никогда не получалось. Жену он любил, и в обиду даже маме не давал. А вот дочь была прямо свет в оконце, готовить любила, не в мать пошла. Да только теперь на учебе она, а Васька снова на сухих харчах и бутербродах.

– Ну что ты мам, все у нас хорошо. Я вон к бабе Зине и к бабке Томе ходил, а обратно, дай, думаю, через тебя. Может помощь нужна какая.

– Как они там? – заинтересовалась мама, как будто о живых. Всегда она так, и на кладбище придет с плитами говорит, вот и сейчас спрашивает так, будто он из гостей идет, а не с могил.

– Там у бабушки камень износился совсем, я новый заказал сегодня, – гордо сообщил сын.

– Ой, дорого, наверное, у меня немного скоплено, я тебе дам. Сейчас, сейчас, – засуетилась мать и побежала в комнату.

–У меня тут отложено, на… черный день, – чуть помедлив, произнесла женщина.

– Да не надо, мам, я с шабашек отдал. Пусть у тебя твое лежит, – засопротивлялся Вася.

– Да как же это, и мне надо поучаствовать, это такое дело. Так принято! Давай хоть половину! – настаивала и упрекала она одновременно. Василий назвал сумму меньше в два раза, все равно не отстанет, и принял-таки деньги.

– Я оставлю у тебя в чулане грабельки, все равно через неделю обратно пойду, работу принимать. Еще приберу там....

– Конечно, чего спрашиваешь. Поставил, да и не спрашивай даже, – по-простому отругала его мать.

Вася доедал щи, по традиции нахваливая. Время шло к вечеру, надо было выдвигаться домой. Зашел в чулан. Здесь было пыльно, в углу стоял сундук, в котором мать до сих пор хранила зимние вещи, шкаф по ее мнению для этого не подходил. В сундуке как-то надежнее. Под мутным от времени окном блестела сложенная раскладушка. На железных дугах отражалось закатное солнце и пускало зайчиков по стенам. Вася залюбовался, задумался. У одной стены был небольшой старый сервантик, который закрывался двумя дверцами, там за стеклами хранились баночки с вареньем. Вася приладил грабельки в угол и тут вспомнил про портрет, который все это время лежал у него в кармане.

– Чего таскать туда – сюда, оставлю тут, а потом захвачу, – сам с собой рассуждал мужчина, – для надежности вот в сервант и положу.

Он распахнул дверцу и поставил внутрь фотографию бабушки Зины. Посмотрел, подумал и решил, что нехорошо это, что она из-за стекла смотрит, снова открыл створку и развернул портрет лицом в стену. Посмотрел, оценил свою деятельность, решил, что так действительно лучше.

– Ма, пойду я, а то Лариса, наверное, уже волнуется, – крикнул он из сеней маме Вале. Та засуетилась и пошла провожать до калитки.

– Конечно, волнуется она,– бухтела под нос Валентина, – дождешься… Небось, сериалы смотрит, а что мужик некормленый – и Вася не чешись…

– Ну что ты снова начинаешь? Говорю ж, нормально у нас все.

– Ладно, ладно. Как скажешь, – сказала женщина, но про себя много чего подумала нелестного о снохе.

– А Люда когда приедет? Пусть ко мне придет! Давно уж не видела ее с этой вашей учебой…

– Хорошо, передам, может все вместе и придем, – подмигнул Василий и побежал домой.

Сын ушел, Валентина вернулась в дом, прибрала со стола, собаке налила супа в глубокую железную миску да накрошила хлеба, чтобы посытнее. Потом долго стояла с псом, гладила, да приговаривала, пока он ел.

– Ну что, старый, ты уж поживи еще… А то одной-то мне скучно… Что я одна-то буду делать?

Когда-то давно Васькино детское сердце не выдержало, и притащил он домой Тузика, которого выкинули вместе с еще парочкой таких же щенков. Сын шел с рыбалки с друзьями, вот каждый себе и взял по другу. Василий тогда очень просил оставить, чуть не плакал, разве откажешь? Сколько ему было? Лет пятнадцать или шестнадцать. Здоровый лоб, а все еще ребенок, собачку пожалел… Вот так у Валентины уж семнадцать лет жил пес. Смесь бульдога с носорогом, она первое время называла его дворянином. Тузик уже начал терять зубы, шерсть местами поседела, но "убрать" рука не поднималась. Какой-никакой, а все же сторож. Давеча вон цыган прогнал, которые повадились в их деревню приезжать, да обманывать простой народ. Ишь, моду взяли! Натащат китайского барахла и втридорога продают. Бабульки и сами не рады, а покупают, как под гипнозом. Сколько слез в деревне пролито из-за пластиковых овощерезок. Бабы в том годе набрали, перед осенью – то, чтобы закатки побыстрее делать. Только Валя тогда сказала, что у нее и руками кубик красивый получается, отказалась, не стала брать. Потом оказалось, что не рожна не работает эта овощерезка. А по телевизору вон показывали такую же, только на пятьсот рублей дешевле. А пятьсот рублей в деревне – это ой какие деньги. Неделю можно хлеб покупать и молоко прямо из-под коровы.

Вот кто же мог подумать, что через пару лет после того, как сын притащил щенка, она будет его женить на уже беременной Лариске? Быстро летит время… Эх, не о такой снохе мечтала Валентина, не такую партию для своего сына хотела. Но что поделать, Вася сказал – "женюсь", да и разве против дитя пойдешь. Что она зверь какой, чтобы ребеночка без отца оставить…

Зато внучка какая вышла – загляденье! Внучку Валя любила пуще жизни, всегда гостинец или копеечку лишнюю – все ей берегла. Лучше себе не купит, а Людочке – то юбочку присмотрит на базаре, то шампунь новомодный. Да и Люда души в бабке не чаяла. Так и жили. "Значит и не так плоха Лариска, внучку то вон какую мне организовала, " – думала Валентина. "В нашу породу пошла" – гордо говорила она своим подругам. Высокая, статная, волосы рыжие, ну просто красавица. Не то, что Лариска – маленькая да толстенькая… И что Васька в ней нашел. Мало девок-то за ним бегали? Не мало. Да только вот так вышло.

– Ну, живут же! – громко в сердцах сказала Валентина псу. Тузик покосился на хозяйку и от неожиданности прижал уши.

– Заболталась я с тобой, а у меня там "Время". Пойду я, – женщина потрепала собаку за ухом и направилась в дом.

На экране уже тикали часики заставки. Валентина суетливо кинулась наливать себе чаю, даже мимо кружки плеснула заварку, пришлось сбегать за столовой тряпкой, вытирать лужу. "Пропустила, весь анонс! Может и смотреть то нечего, "– думала она про себя. Был у нее такой вечерний ритуал, с чашечкой чая смотреть новости, а уж потом ложиться спать.

Программа уже шла, когда женщина опустилась в кресло, но тут как специально погасло электричество.

– Мать перемать, когда это кончится, – расстроенно сказала Валентина. Посмотрела по окнам, у соседей тоже было темно, значит, по всему поселку сейчас матерят электриков и подстанцию. Вечер не задался. Ждать, пока дадут свет, смысла не было, у них может и на целую ночь затянуться, не думают про людей, не предупреждают. С досады женщина разве что на пол не плюнула, да вовремя спохватилась – не положено. Ежели телевизор не посмотреть, то оставалось только ложиться спать.

– Последнюю радость у бабки отобрали, а ну как помру я завтра? Чтоб вам пусто было, – прямо вслух кляла Валентина электриков почем свет стоит, пока шла в спальню.

Скажем прямо, помирать ей было рановато. Болезней особо не было, да и по врачам не любила она ходить. Видела только плоховато, но в пятьдесят пять это допустимо.

Угнездившись в своей кровати, женщина снова задумалась, на этот раз мысли ее были о покойном муже Николае. Коленька помер рано "от сердца", как сказали врачи. Оставил ее одну… Вот ведь как бывает. Уж десять лет прошло, как мужа не стало, а все равно Валя пустила слезу. Жили ведь душа в душу, чего он вздумал помирать. Кому-то в жизни и год счастливых дней не собрать, видимо, поэтому так распорядились. "Немного отмерили", – думала женщина, – "зато как хорошо мы жили, не ругались, все проблемы вместе решали…" Кто распорядился и отмерял, Валентина доподлинно не знала, но была ему благодарна за такого мужа. Не пьющий, работящий, разве что на руках только не носил. Даже по дому помогал, а это дорогого стоит. В деревне ведь как – мужик пьет, баба пашет за двоих. А ежели мужик работает – на бабе окромя работы еще хозяйство, огород, дети. А Коленька, как с армии вернулся, так до конца жизни не давал ей полы мыть, да картошку копать – все сам. У некоторых ведь, если и мужик нормальный, так со временем либо седина в бороду, либо дурость в голову. Вроде и хорошо все, да ревностью изводит так, что из дому не выйти. Или еще чего хуже – бьет или бездельник. А у них как было заведено, кто раньше с колхоза вернулся, тот и за ужин принимается. Бывало, Валентина придет, а у нее уже картошка начищена, мяско порезано – помогал Коленька, не гнушался. Поэтому видела Валя женское счастье, не просто видела, а купалась в нем. И слезы наворачиваются каждый раз, ясно почему, каждой бы бабе такого мужа…

За этими мыслями женщина сама не заметила, как задремала. Но тут раздался стук в окно. Сквозь сон Валентина подумала, что ни за что не пойдет открывать, должны же люди совесть иметь. Ночь на дворе…

Валентина снова задремала и уже была на той тонкой грани глубокого сна, как стук раздался снова, но уже в другое окно. Противоположное.

– Да что ж это такое, – разлепив глаза, женщина поняла, что все-таки придется пообщаться с поздним визитером. Накинув халат на ночнушку, и сунув ноги в тапочки, она побрела в кухню. Как ей показалось, именно оттуда шел звук последний раз. Одернув штору, выглянула во двор, было темно и пусто. Видимо гость не дождался и ушел. Раздосадованная тем, что пришлось вставать, хозяйка возвращалась в спальню, как вдруг раздался еще один стук в третье окошко, которое находилось в большой комнате. Этой весной она посадила там пионы.

– Все цветы мне потопчут, – ругалась женщина и снова поплелась на звук. Отодвинув тюль, она опять никого не увидела.

– Хулиганы что ли, – снова сама с собой заговорила Валентина. Дело в том, что добежать от одного окна до другого, да еще и успеть спрятаться куда-то один человек просто не мог. Значит, их несколько и они решили над бабкой подшутить, по очереди стучат с разных сторон.

– Я сейчас милицию вызову, – для острастки крикнула она в темноту. Конечно, ни в какую милицию она позвонить не могла, телефона то нет. Когда линию проводили, что-то напутали, и дозвониться было возможно только до соседки, а чего ей звонить, если она через дорогу живет, проще же дойти. В общем, намучалась тогда Валя, писала заявление, чтобы исправляли. Ну, они и исправили – теперь все кто звонил Валентине, попадал все к той же соседке, а соседские родственники общались исключительно с Валей. Женщины плюнули на это дело, и решили от такой роскоши, как телефон, отказаться.

– Алло, милиция, – снова нарочито громко сказала Валентина, надеясь, что эта уловка отпугнет хулиганов. Им-то откуда знать о перипетиях с линией? И тут, как какая-то издевка, раздался стук в окно и опять в зале. Валентина просто взбесилась и вприпрыжку побежала, теряя тапки на ходу, несмотря на почтенный возраст. С ходу отдернула штору, следом тюль, открыла шпингалет, распахнула створки окна и высунулась наружу. Ей показалось, что так она точно увидит этого преступника.

В паре метров, прямо напротив, стояла ее свекровь Зинаида Павловна. В белом платочке, который по-старушечьи был завязан под подбородком, в том самом платье, в котором хоронили. Платочек – то сама Валя и завязывала перед похоронами, потому что рот открывался. Так вот, свекровь стояла и в упор смотрела на обомлевшую Валентину. Женщина проделала манипуляции с окном в обратном порядке, захлопнула створки, опустила шпингалет и неотрывно смотрела на призрак свекрови. Любви между ними и при жизни не наблюдалось, а тут Зинаида смотрела со злостью, и ее лицо выражало крайнюю степень недовольства. Этого Валя уже не увидела, потому что в комнате резко загорелся свет.

Теперь, глядя в окно, Валентина видела лишь свое отражение, так всегда бывает, когда в помещении включается свет, то, что за окном исчезает. Там в стекольном отражении стояла она сама. Всклокоченные с сединой волосы, как у Эйнштейна на знаменитой фотографии, халат. Женщина решительно задернула тюль и поправила шторы. Будучи в состоянии шока она медленно опустилась на табурет, который стоял тут же. По телу побежали мурашки, когда осознание произошедшего начало укладываться в голове.

"Показалось мне? Или взаправду? Может сон? Ну уж на х.р такие сны, я бы уже проснулась от страха… Как вовремя дали электричество, я, видимо, давеча не погасила тут свет…"– мысли хаотично сменяли друг друга в голове. Проверять, стоит ли призрак за окном совершенно не хотелось, спать теперь тоже не получится. Валя не нашла ничего лучше, чем включить телевизор. "Во-первых, я должна отвлечься, нечего ночью про покойников думать, еще с сердцем чего-нибудь случиться от страха и переживания. Во-вторых, если она будет опять стучать, я этого не услышу", – вполне логично рассуждала женщина, прибавляя громкость на приемнике. Она полистала каналы, коих было немного, по одному из них шла передача "Что? Где? Когда?". Под нее-то Валентина и заснула прямо в кресле, а проснулась от белого шума, по экрану бегала рябь.

Спросонья на полном автомате она отключила телевизор, переместилась в кровать и мгновенно заснула. Более в ту ночь происшествий не было.

Утро настало, как ему и положено. Валентина много размышляла и таки убедила себя, что все это ей померещилось. Сначала она, конечно же, обошла дом, тщательно осмотрела окна, особливо ее интересовал куст пионов, ведь он посажен прямо под окнами, и если уж захочется постучать, то надо встать прямо в гряду, прямо в центр клумбы. Но с цветами все было в порядке. Они росли и даже начали набирать бутоны, никто по ним не топтался, а значит – ничего и не было.

День прошел как обычно, за огородными и домашними хлопотами, Валентина целенаправленно нагружала себя работой, чтобы устать. Сомнения роем летали в голове женщины, поэтому перед ней стояла задача наработать себе усталость, чтобы качественно и крепко уснуть.

Женщина прополола несколько грядок картошки, полила огурцы с помидорами, закрыла парники и с чувством выполненного долга пошла в дом. Она поужинала, солнце уже склонялось к закату, когда Валя по традиции вскипятила чайник и заварила себе ромашковый чай. Даже ромашку она выбрала неслучайно, говорят, она успокаивает. В этот вечер все шло по плану. Валентина с удобством разместилась в кресле с чашечкой чая и баранками, аккурат перед началом программы время. Привычные ритуалы тоже дарили спокойствие.

Валентина проснулась посередине ночи. Сначала она силилась понять, где она. После сна это бывает нелегко, скажу я вам. Потом обнаружив, что она в кровати, и спиной чувствует свою родную перину – поуспокоилась. Дотянувшись до часиков на столе, увидела, что времени много. "Так что же меня разбудило", – пробормотала она.

"Раз такое дело, надо сходить в уборную, да водички попить", – решила женщина. Как и во многих деревянных домах, туалет находился во дворе. Под одной крышей с домом, но все-таки отдельно от избы. Это вам не санфаянс, а стандартная "дырка". Спасибо Коленьке, он там стены отделал вагонкой, и даже сидение от унитаза приладил с крышкой – не стыдно людям показывать. Накинув халат, Валя двинулась из спальни в кухню, из кухни в сени. До туалета из сеней всего пара метров, но Валентина замерла.

На черном фоне стены снова стояла фигура в белом платочке, теперь уже совсем близко. Валя отшатнулась назад и мысленно отругала себя, что не зажгла свет. Так, наверное, все взрослые люди делают, экономия же, чего зажигать-то, если в доме сорок лет живешь и каждую половицу в нем знаешь наизусть. Да и пенсии у нас в стране невелики, чтобы иллюминацию по ночам устраивать. А вот сейчас совсем не помешало бы электричество. Силуэт Зинаиды Павловны висел без движения и слегка светился. Странно, но сегодня страха не было.

– Доколе ты будешь меня пугать! И главное зачем? Ты за мной что ли пришла? Почему не Коленьку послали? Мало ты мне крови то попила при жизни! – как то по-бабски заругалась Валя.

Зинаида Павловна молчала и медленно растворялась в воздухе, как будто туман сдуло легким ветерком. Конечно, каждый, увидев такое, сразу бы открыл кирпичный завод, но Валентина много прошла за свою жизнь. Еще покойная мама говорила, что бояться нужно живых, да и любой коммунист вам скажет, что все это бабкины сказки, а как вы понимаете, Валентина когда-то была коммунистом. Однако в туалет идти как-то расхотелось, женщина вернулась в избу, для профилактики накапала себе валокордина.

– Вот как теперь спать ложиться? Скажите на милость? – бормотала Валя. Отхлебнув лекарство из чайной кружки, женщина подперла кулаком подбородок и задумалась.

– Шизофрения! – хлопнула Валентина с размаху по столу ладонью и сама себе удивилась. В роду вроде бы не было, но кто знает, всякое бывает в жизни. Другого объяснения привидению в ее доме просто не было.

Валя залпом выпила вонючую жидкость из кружки и поплелась в кровать. Ночь же все-таки. По телевизору наверняка ничего уже нет. Женщина зажгла прикроватную лампу и улеглась. Сон долго не шел к ней сегодня, да и когда уснула, снилась какая-то ерунда. Так она и проворочалась до утра.

Проснувшись, Валя решила было сходить в поликлинику, но передумала. Что она там будет рассказывать? Что к ней приходит помершая свекровь? Так ее сразу и повяжут. Поутру в ясности своего ума женщина уже была твердо уверена, не то, что ночью.

– Сегодня ж пятница! Значит Люда приедет! Точно, надо затеять пироги!

Внезапно найденное занятие отвлекло Валю от мыслей, наоборот даже появилось радостное настроение от предстоящей встречи. Женщина сбегала в магазин, докупила муки, дошла до соседки, взяла творога. Ватрушки Люда любила с самого детства. Так за возней с тестом и прошел день.

Во дворе приветливо залаял Тузик, и вот дверь распахнулась. На пороге стояла красавица внучка.

– Заходи, заходи, у меня уж и ватрушки подошли, сейчас чайник погрею, а может, щей хочешь? – радовалась бабуля и суетилась вокруг гостьи.

– Бабушка, ну зачем ты, я же на диете! – сопротивлялась девушка.

– На диете в городе своем сиди, а у нас тут можно, – смеялась Валя, – да и знаешь, мужчины худых не любят.

Надо сказать, что внучку не пришлось уговаривать, любила она и бабушку, и печево ее. Уплетала за обе щеки и нахваливала.

– А чего родители не пришли? Звала ж я, – поинтересовалась Валя.

– Папа после работы спит, а мама на день рожденья к подруге ушла, – ответила девушка.

– Ну и ладно, хоть наговоримся, никто мешать не будет, – сменила гнев на милость Валя. Тут внучка заметила на столе стеклянный пузырек валокордина.

– Ба, а чего это у тебя, сердце? К врачу ходила? – заволновалась внучка.

– Сейчас у всех сердце, милая… – уклончиво ответила женщина.

– Случилось чего, ты и бледная какая-то, – заметила Люда.

– Ой, даже и не знаю, рассказывать тебе, нет ли. Испугаешься бабку, совсем ходить перестанешь. Лучше про женихов своих расскажи, доживу ли до свадьбы-то твоей. Ой, как хочется погулять! – постаралась перевести тему Валя.

– Ты мне зубы-то не заговаривай, рассказывай, – настаивала внучка.

– Ну, слушай… Я с ума схожу, – как то буднично ответила Валя и выложила все как на духу, – третью ночь не спавши. Ходит ко мне прабабка твоя, моя свекровь.

– Так она же умерла, – Люда даже жевать перестала и отложила надкусанный пирог в сторону.

– Вот тебе и умерла. Ходит ко мне как на дежурство. Пугает. Может пора мне туда, – Валя подняла глаза в потолок.

– Подожди туда, – Люда повторила движение бабки, – говорит-то чего?

– Ничего не говорит, стоит и смотрит недовольно. Сначала по окнам стучала, потом в сени пришла…

– Ба, ты не сумасшедшая, галлюцинации обычно говорят, значит, не кажется тебе…

– Тебе-то почем знать? У меня может молчаливая галлюцинация, получается.

– И что, каждую ночь? И сегодня придет? – внучка смотрела с неподдельным интересом.

– А ты и рада, что у бабки крыша поехала, – грустно заметила Валя.

– Да что ты! Просто интересно! Давай-ка я у тебя сегодня с ночевкой останусь?

– Вот еще! На танцы иди! Там тебя, наверное, женихи заждались, нечего с бабкой сидеть! – заругалась женщина.

– Чего ты пристала с женихами, – засмеялась внучка, – успеешь ты еще на моей свадьбе погулять. В городе у меня парень! Доучимся и поженимся, еще летку-енку отплясывать будешь, – подкалывала Люда.

– Ну, как знаешь! Оставайся! Я только рада! А завтра оладьи напечем с утра! – обрадовалась Валя. Все равно ночные происшествия ее беспокоили и изматывали, а когда в доме есть кто– то, вроде и не так страшно.

Валя расстелила диван в зале перед телевизором и сама присела с внучкой поболтать, такая душевная беседа потекла, что даже на фильм внимания не обратили. И про учебу, и про парня, все выспросила бабуля, а Люда и не таилась от нее. Как-то так вышло, что на одной волне они были всегда, несмотря на разницу в возрасте, как подружки. Валя и советы раздавала только по делу, с мудростью, но ненавязчиво. А Люда прислушивалась к женщине, как-никак та жизнь прожила, да не какую-нибудь, а счастливую.

Ночь близилась, внучка начала клевать носом. Валентина принесла шорты и майку, в которых та у нее спала, и сама отправилась на кровать, в другую комнату. Хорошо было на душе, обе легко заснули, утомленные дневными делами и впечатлениями от встречи.

Вдруг, сквозь сон Люда услышала, как жалостливо заскулил Тузик. Его будка стояла как раз перед окнами комнаты, где она спала. Собака погремела цепью, залезла в свою будку и начала зло рычать, чего за ним обычно не наблюдалось. Ночи уже были теплые, и обычно он в это время спал на улице, в будку прятался только от дождя. Люда приподнялась на локте и прислушалась. Собака глухо рычала.

Валентина видела десятый сон, ей наконец-то удалось заснуть без дурных мыслей, однако спала она недолго. Проснулась от того, что дом начал вибрировать. "Батюшки, землетрясение!" – подумала женщина и вскочила с кровати. Весь дом мелко дрожал, дребезжали стекла в деревянных окнах, звенела посуда в кухонном шкафчике. "Так, надо в дверной проем", – снова подумала Валя, – "или в треугольник жизни? Ага, дура старая, треугольник жизни, только на улице помогает, а внутри сразу в треугольник смерти превращается. Значит в проем!"– мысленно решала женщина и, схватив паспорт, уселась на высоком пороге. "Так, какое еще землетрясение, что мы не в горах чай живем! Это Йеллоустон рванул! Точно! Не зря в новостях-то передавали давеча… ведь у меня же Люда!!!"– вспомнила про внучку женщина и, забыв про все треугольники, кинулась в соседнюю комнату. Даже паспорт по пути выронила. Пока бежала она слышала громкие хлопки за стеной, которые были похожи на глухие выстрелы, это еще больше напугало женщину и придало ей ускорения.

Люда стояла бледнее мела посередине комнаты и смотрела в окно. Валя подбежала к девушке и начала ее трясти, но та неотрывно смотрела на двор. Валентина проследила за взглядом внучки, за окном была она. Зинаида Павловна. Все в том же платочке, повязанном по-старушечьи под подбородком, только теперь он был вымазан чем-то темно-красным, струйка этой жижи ползла по лбу. Еще немного и она достигла бы носа покойницы, но подбежавшая Валентина, увидев призрак, стремглав кинулась к выключателю и зажгла свет, в прошлый раз это помогло. Так произошло и в этот раз, внезапно все прекратилось. Дом замер и даже, кажется, вздохнул с облегчением, звуки прекратились. Только Тузик еще жалобно поскуливал какое-то время…

Внучка без сил опустилась на табуретку, бабка так же без сил упала в кресло. Обе были не на шутку напуганы, они смотрели друг на друга, долго не решаясь заговорить.

– Ты тоже видела? – нарушила молчание внучка.

– Почитай, каждую ночь я так… – негромко ответила Валя.

– А что за кровь на ней?

– Не знаю, раньше не было такого…

–Можно я сегодня с тобой буду спать? – Люда настолько напугалась, что стала вести себя как маленькая. Раньше она часто спала вместе с бабушкой.

–Конечно, – ответила Валентина.

И хозяйка, и гостья побрели в соседнюю комнату.

– А я грешным делом подумала – землетрясение, – засмеялась Валя, подбирая с полу паспорт, – вон даже документы похватала, – она помахала у внучки перед носом своим трофеем. Люда тоже начала хохотать, но это было сродни истеричному смеху.

– Это нервное, наверное, – заливалась Валентина, но успокоиться не могла.

– Может тебе валокордина накапать? – Люда тоже не могла остановиться, – или давай лучше чаю с ромашкой? Обе встали, не дойдя до спальни, и уселись за кухонный стол. Веселье прекратилось так же внезапно, как началось. Девушка поставила чайник, и пока он кипятился, делилась с бабушкой своими мыслями.

– Я читала, что от нечисти надо соль рассыпать, я завтра займусь. Надо только в магазин сбегать, много понадобится.

– Я вроде слышала, что нужна четверговая или черная? – вспоминала Валя.

– Не обязательно, я же кругом сделаю, помнишь как в "Вие"? Свят круг спаси, свят круг – помоги… – цитировала девушка Фому Брута. На том и порешили.

Валентина проснулась раньше внучки, вспомнила про то, что договорились вчера на оладьи, и решила все приготовить, пока та отсыпается от ночных приключений. Когда Люда проснулась – все уже было готово.

– Сходи варенье выбери в чулане, какое нравится, там, в серванте старом у меня, – говорила Валя, – сейчас уже чайник подойдет, и сядем завтракать.

Девушка поплелась в сени, а через них в чулан. Маленький пыльный чулан выглядел необычно, все стены были в кровавых, как показалось Людмиле брызгах. Девушка побежала в избу и притащила ничего не понимающую Валю.

– Ба, смотри, чего это? Кровь? У нас кого-то тут убили? – тихо спросила внучка. Света от маленького окна не хватало, чтобы полностью понять и оценить ситуацию.

– Подожди, подожди. Пахнет то вишней, а последним сюда Вася заходил. Сейчас я свет зажгу, – женщина сбегала в дом и щелкнула выключателем.

Дверки в сервантик, где хранила Валентина варенье, были настежь распахнуты. Часть баночек, так заботливо уставленных рядами на полках, полопалась, другая часть стояла невредима. Сладкая жижа была везде – на потолке, на противоположной стене, ей вымазан был пол, и даже открытая входная дверь была в мелких каплях.

– Банки полопались… Так вот что это вчера были за хлопки! Это варенье взорвалось… – пока бабуля высказывала свою догадку, Люда смело подцепила пальцем красную каплю, поднесла к носу, а потом лизнула.

– Ммммм, вишневое, – от удовольствия даже глаза прикрыла.

– Ты как прабабка твоя, Зинаида, та тоже кроме вишневого никакое не признавала…– тут Валя осеклась. Аккурат последнюю неделю именно прабабка и ходит к ней по ночам.

– Неужто по варенью соскучилась? – с недоумением вслух произнесла Валентина,– так ведь мое – то она не ела, ведь не такое оно. Не так я все делала – и щи неправильные, и в варенье сахара мало. Просто потому, что мной сделано. Зинаида так и говорила мне, что я для ее сыночки неподходящая, не о такой снохе она мечтала, – женщина снова осеклась, ведь именно так она думала о Васиной жене – Лариске. Тут вспомнилось, как непросто ей жилось со свекровью. Неудивительно, что Лариска носа не кажет. Вот так-так…

– Надо все тут мыть, – перебила Валины мысли внучка.

– Вымоем… После завтрака…– женщина злилась сама на себя. Ясно стало ей, как белый день, что сама она недалеко от Зинаиды – то ушла.

Людмила взяла с полки целую баночку и пошла в дом. Варенье оказалось клубничным. Валя принесла горячий чайник и разлила по чашечкам. Любила она смородиновый лист добавлять. От этого чай становился необыкновенным и очень ароматным. От оладий шел пар! Самый прекрасный завтрак – оладьи с вареньем!

Валентина задумчиво мешала чай. Люда уплетала оладьи за обе щеки. Обе были погружены в свои мысли. Валя терзалась тем, что плохая она свекровь, не то что плохая, а такая же как Зинаида Павловна. "Ну, спасибо, подсказала, сама-то я бы в жизнь не додумалась, " – мысленно она даже была благодарна привидению. Вот теперь она сделает все, чтобы наладить отношения со снохой. Люда думала про то, чем отмывать липкое варенье со стен и сколько это займет времени, ведь ей еще надо встретиться с подружками.

– Ну что, пойдем? – спросила она бабушку, которая ни кусочка не съела за завтрак, только чаю напилась.

– Так, давай-ка тряпок возьмем, да порошку насыплю, – встала Валя из-за стола, достала ведра, налила воду и в одно добавила порошка.