Текст книги "Притягательное зло"

Лотеску отодвинул мне стул.

– Там ничего нет, ни проклятий, ни выстреливающих ядовитых игл, – видя, что я колеблюсь, добродушно рассмеялся хассаби.

Вот так он дважды за десять минут вышел победителем. Ну а я дважды оказалась в неловком положении. И обвинить-то его не в чем, наоборот, Лотеску проявил редкостное благородство.

Виновато потупив взор, устроилась на самом краешке стула и, все еще не веря, уточнила:

– Вы действительно не сердитесь?

Лотеску чуть помедлил с ответом. Значит, не все так просто.

– Что толку, Магдалена? Вас не переделать. Хотя, не стану скрывать, попадись вы мне еще три года назад, так легко бы не отделались. Все еще не замужем? – неожиданно спросил он и отправил в мусорное ведро остатки истерзанного листа.

Вместо отвела развела руками и запоздало поздравила бывшего начальника с изменением семейного положения.

– У вас прекрасная супруга! Я видела ее. Искренне поздравляю!

– Угу, прекрасная, – без особого энтузиазма поддакнул Лотеску. – Амели Райне, племянница министра финансов. После смерти отца как единственный ребенок унаследует титул баронессы.

Ничего не понимаю! Ему бы порадоваться – идеальная супруга, как раз для амбициозного хассаби, а Лотеску… Ну да у каждого свои тараканы. Я вот не могла эту самую Амели видеть.

– То есть вас можно поздравить вдвойне, хассаби, ведь вы тоже станете бароном.

Если я ничего не путаю, в случае отсутствия прямых наследников мужского пола супруг старшей дочери наделялся ее титулом.

– Давайте о деле, Магдалена! – скривился Лотеску.

Ему явно не хотелось обсуждать свою личную жизнь. Мне, если честно, тоже, поэтому я радостно сменила тему, втайне надеясь на то, что интерес Лотеску к пропаже поможет участию в расследовании. Считайте меня ненормальной, но отдавать все на откуп полиции я не желала.

Глава 8

Встреча с Лотеску оставила после себя смешанные чувства, а заодно заставила пройти все пять знаменитых стадий. Правда, до принятия я так и не дошла, остановилась на злости. Она накрыла меня в приемной хассаби. Секретарь, наверное, приняла меня за сумасшедшую, ведь Лотеску попрощался со мной мирно, даже проводить изволил. Мне же хотелось взять кружку горячего кофе и выплеснуть ему в лицо.

– Надеюсь, с вашим приходом дела наладятся, – сухо, официально высказал пожелания он и, помолчав, неожиданно добавил: – Проявите осторожность.

Только что я закипала от гнева как старый чайник, а вот уже, хмурясь, оторопело уставилась на него. Сначала подумала, речь о наших отношениях, но быстро сообразила, ничего такого Лотеску в виду не имел. Да и какие отношения? Один только что унизил другого по полной программе, а после изображал благодушного начальника. Вторая сначала не знала, куда глаза девать, потом шипящим шепотом посылала его к шайтану. Вон секретарь теперь с осуждением косится. Для нее Лотеску едва ли не божество, а я, негодная, смею посылать его в пешее эротическое. Хассаби тоже не глухой, слышал мое бормотание, но не подал виду. Собака лает и всякое такое.

– Я не словарь иностранных слов, госпожа ишт Мазера, нечего на меня так смотреть.

Скорчила гримасу. Ну да, куда нам без сарказма! Поняла, осознала свое место.

– Постараюсь, хассаби.

Пусть тоже помучается, гадает, о чем я.

Окинув быстрым взглядом приемную, Лотеску задумался и попросил готовую услужить королеву красоты за секретарским столом:

– Сдвиньте совещание на пятнадцать минут и накапайте госпоже ишт Мазере успокоительного. Если хассаби Огнед еще здесь, пусть зайдет.

Так, на какой я там стадии? Гнева? Видимо, придется переходить к принятию, пока мне не заказали смирительную рубашку.

Потом до меня дошло: столь нехитрым образом Лотеску выторговал пару минут для приватной беседы.

– Только два совета, Магдалена, – взяв меня за локоток, тихо, держа в поле зрения секретаря, произнес хассаби. – Первый – эмоции. Разберитесь уж как-то с ними. Второй – осмотрительность. В некоторых случаях недоговаривать – полезная привычка.

И все, никаких пояснений.

Поблагодарив, в сомнении уточнила:

– Держать вас в курсе?

Лотеску пожал плечами.

– Не вижу смысла.

Только во взгляде читалось совсем другое. Пропавший труп его заинтересовал.

В холле я вновь столкнулась с начальником. Огнед мельком скользнул по мне взглядом и быстрым шагом направился в приемную Лотеску. Ну а я поехала в театр. Не пропадать же контрамарке! Вряд ли когда-нибудь я сумею достать билеты на премьеру самой ишт Скардио. Мой удел – партер театров попроще. По правде, меня влекла туда вовсе не любовь к опере, но вспомним совет несносного южанина, проявим осторожность. Зато с такой нехитрой ложью я быстро войду в доверие к служащим. Вряд ли они окажутся столь же откровенны, если я заявлюсь за кулисы официально. А так всего лишь очередная поклонница Женевьевы ишт Скардио жаждет приобщиться к местам, где ступала нога ее кумира.

* * *

Королевский оперно-драматический театр днем и вечером, в часы спектаклей, – совершенно разные вещи. Сейчас он спал, прятал до поры блеск хрустальных люстр.

Потянув за массивную бронзовую ручку, с трудом открыла массивную дверь. Спрашивается, зачем такие в театре? Это же не крепость! Или его строили с учетом нападения на королевских особ? Сомневаюсь, будто даже маг справится с цельной древесиной в три-четыре дюйма.

В вестибюле было прохладно и пусто. Уборщица с вездесущим ведром, и та отсутствовала.

Проход в фойе закрывали натянутые между столбиками бархатные канаты. Перед спектаклями их убирали, и зрители могли беспрепятственно пройти к гардеробу. Вот он, темнеет справа и слева от ряда белоснежных колонн.

Зато кассы работали, окошко администратора тоже открыто. К нему я и направилась, собираясь сыграть очередную маленькую роль. Столько же их на моем счету! За время службы в Карательной инспекции мне приходилось притворяться и горничной, и рассыльной, и светской львицей. Помнится, как-то даже мужчину изображала. Все ради успешного завершения дела и премии по его итогам. Да, я люблю деньги. Пожалуй, больше всего на свете, потому как на деньги можно купить все, а вот без них… Да простят меня адепты теории «был бы милый рядом» и рая в шалаше, я предпочитала твердо стоять на ногах и питаться едой, а не признаниями в любви.

– Добрый день!

Тактично постучала по окошечку, привлекая внимание поедавшего домашний салат мужчины неопределенных лет с лысиной на полголовы. Он неохотно оторвался от еды и недружелюбно буркнул:

– Обед!

– Не поздновато ли? – съязвила в ответ. – Или вы грудной младенец, чтобы есть по пять раз на дню?

Знаю, не стоило, но безумно раздражали подобные субъекты. Ну оторвись ты на пять минут от своих огурцов, реши мою проблему и ешь-спи дальше. Не подумайте, я уважала чужое право на отдых, но расписание черным по белому сообщало, что администратор с ним припозднился. Часа этак на два.

– Билетов нет. Зря стараетесь! – мстительно осклабился администратор, но таки отложил миску в сторону.

– Вообще нет? Ни на что?

Разожженный Лотеску пожар все еще тлел, и мстительный старикашка – теперь, когда он нацепил очки, стало ясно, ему лет шестьдесят, – рисковал вместо восторженной фиалки получить огнедышащего дракона. Мне даже сдерживаться не хотелось, наоборот, я жаждала выпустить пар наружу.

Эмоции. Нужно контролировать эмоции.

Легко говорить, а как сделать? Особенно, когда тебе откровенно хамят, норовят захлопнуть окошечко перед самым лицом? Пришлось отчаянно бороться за право проникнуться местной культурной жизнью, проще говоря просунуть в щель плечо. Ладонь побоялась: с администратора станет ее сломать!

– Что вы себе позволяете?! – Мужчина аж покраснел от гнева. – Немедленно покиньте помещение театра! Я… Я сейчас охрану вызову!

– Зовите. – Напугал так напугал! – С удовольствием с ними побеседую, а результаты опубликую на первой полосе. Как, нужна вам такая реклама?

Не спорю, могла бы сверкнуть удостоверением, но этот козырь приберегла напоследок. И правильно. Администратора не соблазнила перспектива стать звездой на час, и он сменил гнев на милость, буркнул:

– Ну, чего вам?

Так бы с самого начала, а то «обед», «билетов нет»!

Удовлетворенно кивнув, убрала плечо и назвала кодовую фразу:

– Женевьева обещала мне контрамарку на премьеру. Она сказала, вы организуете.

– Женевьева? – нахмурился администратор.

Ржавые колесики в его голове закрутились.

– Ну да, – беззаботно поддакнула я. – Госпожа ишт Скардио. Мне представил ее граф Фондео, я его давняя знакомая. Она ведь оставила вам записку насчет Магдалены? Магдалены ишт Мазеры.

Я рисковала. И не только потому, что представилась давней подружкой местного мецената. Это-то не проверишь. Нет, опасалась я вовсе другого. Дива могла пообещать и не сделать. Сколько таких, как я, на всех контрамарок не хватит. Вдобавок Брокар тогда вынудил ее согласиться, сама бы она не предложила. А уж после истории с трупом я и вовсе наверняка оказалась персоной нон-грата. Однако я дурно думала о певице. Контрамарку на мое имя оставили и не на галерку, не в задние ряды, а в ложу директора театра. Однако! Администратор почтительно отдал ее и объяснил, где та самая ложа находится. Он отчаянно заискивал – типичное поведение человека, уважающего только должности и титулы.

– Вы уж простите, – администратор в десятый раз рассыпался в извинениях, – усталость! Работа нервная, а тут премьера… Вы бы знали, госпожа, сколько людей норовят бесплатно прорваться, времени поесть нет! Вот только-только последних халявщиков выпроводил, присел, а тут вы…

Заверила, что не сержусь, и, воспользовавшись моментом, попросила разрешения пройти за кулисы. Вдруг Женевьеву застану? По правде, я, наоборот, планировала ее не застать. Так и вышло. Прима отбыла домой после репетиции с час назад. Неприятность какая! Но ничего, я ей записку оставлю, через гримершу или костюмершу передам. Они-то здесь? Вот и прекрасно.

– Разумеется, вам туда можно, – заверил администратор. – Как ни пустить знакомую самого графа! Премного ему благодарны за все, так и передайте.

– Всенепременно. Мы встретимся на днях, – беззаботно ввернула я, радуясь чужой наивности.

Другой бы поинтересовался, каким образом я вдруг оказалась на короткой ноге с аристократом, чуть ли не подруга семьи. Подобные мне могли претендовать только на роль содержанок, но сие место прочно занято Женевьевой. Но администратор был глуп как пробка, чем я нагло воспользовалась. По полной программе, так сказать. Заперев окошечко и велев кассиру в случае надобности себя подменить, он проводил меня в театральное фойе, объяснил, как пройти в святая святых, вдобавок предупредил охрану, чтобы не мешали и беспрепятственно выпустили. Как же, ведь это сама подруга великой Женевьевы и графа Скардио! Чтобы соответствовать, важно надувала щеки и кивала.

Даже сейчас, без блеска огней, убранство театра впечатляло. Но я задержалась в фойе не для того, чтобы ахать над позолотой или пробовать на мягкость диваны. Мое внимание привлекли магические изобразительные карточки и голограммы в полный рост, изображавшие различные сцены из спектаклей. Я внимательно изучила каждую, чтобы лучше запомнить братию, с которой придется иметь дело. Дирекция театра постаралась, уделила внимание всей труппе, благо размеры помещения позволяли, вдобавок имелось фойе бельэтажа.

Эдвин, Женевьева, тогда еще блондинка и… Тут я нахмурилась. Может, у меня галлюцинации, но это пропавший труп! Те же каштановые, чуть вьющиеся волосы, треугольное личико. Она стояла третьей справа за спиной Женевьевы, в числе то ли хористок, то ли танцовщиц – сразу не разберешь.

А ведь я могла пройти мимо, не заметить… Какое везение! Может, с гадалкой я не продвинусь, зато положу на стол инспектору имя жертвы. Как там опера называлась? Ага, «Превратности любви». Осталось выяснить, кто задействован в массовке – и дело в шляпе.

Изрядно повеселев, направилась дальше, в служебные помещения.

Прежде мне никогда не приходилось бывать за кулисами.

Подумать только, вечером этот пыльный занавес поднимается, на чуть поскрипывающих досках творится волшебство!

Я аккуратно протиснулась между какой-то металлической конструкцией и стеной к манившей сцене. Времени довольно, ничего не случится, если я хотя бы одним глазком гляну, почувствую себя актрисой. Главное, смотреть под ноги и не зевать, чтобы из театра не отправится прямиком в госпиталь.

Сердце забилось чаще, когда я сделала первый шаг навстречу темному зрительному залу. Это оказалось… Словом, ни на что не похоже. Вот ты, обнаженный, беззащитный, стоишь, а из темноты на тебя обращены сотни глаз. От них не скрыться, они со всех сторон: справа, слева, спереди, даже сверху. Сейчас кресла и стулья пустовали, но по коже все равно бегали мурашки. Как только артисты справляются?!

Зал напоминал спящее чудовище. Гигантскую дыру, в которую так легко провалиться.

Выровняв дыхание, прошлась из стороны в сторону.

Ну и ну, Магдалена, богатая же у тебя фантазия!

И все же какой объем! Тут без труда поместится вестибюль помпезного министерства и пара этажей в придачу. Партер, бельэтаж, ложи, ярусы… А внизу, за обрывом сцены – оркестровая яма. Поддавшись любопытству, наклонилась, чтобы рассмотреть ее лучше.

– Осторожнее! Вы можете упасть!

Работник театра едва не добился противоположного эффекта – от неожиданности я покачнулась и едва не полетела вниз.

– Уфф, как же вы меня напугали!

Обернулась к мужчине, гадая, кем он здесь трудится. Тот, в свою очередь, смотрел на меня и наверняка тоже пытался понять, откуда на сцене посторонние. В итоге напрямик строго поинтересовался:

– Что вы здесь делаете?

– Ищу одну женщину. Вы ее случайно не знаете?

Я описала пропавшую жертву. О том, что она мертва, разумеется, умолчала. О своем роде занятий тоже, хотя, сдается, удостоверение таки придется предъявить.

– Зачем она вам? – подозрительно прищурился собеседник.

Крепкий орешек! Но и я не кисейная барышня.

– Подарок передать, – не моргнув глазом, соврала я.

– Чей?

Вот ведь пристал!

Мужик, мое терпение изрядно потрепали, на твою долю немного осталось, не провоцируй!

– А вы ей муж? – Да, я тоже умею хмуриться. Надо, и руки на груди сложу. – Мне сказали передать, вот и все. Вместе в поезде ехали. Этого довольно, или еще вопросы будут? Может, сразу полицейского с собакой позовете? Вдруг там бутерброды со стрихнином?

Я всю жизнь исповедовала два принципа. Первый: лучшая защита – это нападение. Второй: наглость города берет. Они всегда работали, помогли и теперь. Недовольно ворча, мол, пускают за сцену всяких без разбора, мужчина соизволил назвать полное имя шатенки.

– Только Анны нет, – предупредил он. – После вечеринки так и не появлялась.

– Вечеринки?

Моя версия пока подтверждалась, поглядим, может, недружелюбный мужчина еще что-нибудь ценное поведает.

– Ну да. Ее танцевать туда пригласили, сольную партию для толстосумов. Анна ведь танцовщица, вы в курсе.

Он снова нахмурился, и я активно закивала. Знаю, мол.

– А где ее гримерка? Можно, я там подарок оставлю?

На самом деле мне безумно хотелось покопаться в личных вещах Анны. Вдруг найду ответы на свои вопросы? Пока два и два не складывалось. Я обнаружила Анну в гостевом туалете вовсе не в сценическом наряде, наоборот, она разоделась как гостья, богатая дама. То есть либо работник театра лгал, либо покойная дурила головы коллегам. Но зачем? Какой смысл скрывать, что тебя пригласили на подобное мероприятие? Наоборот, на ее месте я бы каждому встречному хвасталась, чтобы завидовали.

– Гримерка… – Мужчина ненадолго задумался. – Своей у нее нет, у Анны столик в общей. Сами решайте, оставлять или нет. Девочки и мальчики у нас честные, но всякое случается.

Сердечно поблагодарив за помощь, энергично шагала прочь.

Лестницы, куски декораций, какие-то ящики, узкие коридоры… И ни единого окна. Там, в зале, позолота, а тут местами облупившаяся краска.

К тому времени, как я, пару раз свернув не туда, добралась до гримерных, ноги гудели, а у меня развилась боязнь замкнутых пространств.

В коридоре мне попалась женщина, тащившая ворох пышных нарядов. Я помогла ей, придержала дверь, она в ответ указала конечную точку моего путешествия:

– Вот та дверь. Столик Анны с сердечком на зеркале.

Пресловутое сердечко вырезали из цветной бумаги и украсили инициалами «А.Ф.» Смешно, по-детски. С другой стороны, вдруг Анна наклеила его на заре своей карьеры? Танцовщицы ведь начинают рано. Да и теперь… Я, конечно, мало что рассмотрела в уборной, но Анна не старше Женевьевы. Про последнюю я уже знала, что она моложе, нежели желала казаться. А взгляд, манера держаться… По себе мерила, Лена. Это ты в шестнадцать лет видела жизнь в розовом цвете, а подобные Женевьеве уже вовсю бились за роли. Так что ее двадцать четыре – полноценные тридцать. Прибавь сценический грим, получишь тридцать пять.

Дождавшись, пока стихнут шаги сотрудницы театра, приступила к обыску. Воровато, потому как права копаться в чужих вещах без ордера не имела, осмотрела столик, заглянула в ящики стола, даже нос в пудреницу сунула. И ведь судьба меня отблагодарила!

Анна прятала карты в ящичке с тенями и помадой. Сверху, как и положено, контейнер с косметикой, а вот снизу, под фальшивым дном – завернутая в платок колода. Догадываюсь, та самая – вряд ли в Королевском театре обитали сразу две гадалки.

– Итак, Фрэд, – взвесив на ладони шершавые карты с потрепанными уголками, самодовольно улыбнулась, – твое дело я раскрыла.

Вроде, можно отчитаться перед начальством и спать спокойно, обычные, без следа магии смерти не наше дело, только пропавшие страницы не давали покоя. Они как-то связаны с убийством, обязаны быть связаны, иначе зачем их красть? Да и сама смерть Анны… Не наказали ли ее за дурное предсказание? Словом, как всегда: когда находишь ответ на один вопрос, мгновенно возникает десяток новых.

Глава 9

– Вот видите, все прекрасно разрешилось!

Явно невыспавшийся Тонк отстраненно смотрел на меня, будто не видел. В волосах засохла каши, и я гадала, сказать ли об этом. В итоге не стала. Пойдет же он когда-то в туалет, заметит. Хотя… Сдается, утро первого зама выдалось не из лучших, а ведь он мог позволить себе нанять няню. Или дети ее довели? Я понятия не имела, какие они по характеру, но искренне желала Тонку скорее жениться и обрести покой. Один он явно с детьми не справлялся. Они погодки, мальчик и девочка.

– Да как сказать… – сумрачно покачала головой я и положила на стол папку с делом гадалки. – По-моему, рано передавать материалы в архив.

Пропавшие листы так и не нашлись. Это меня тревожило. Тонка, похоже, нет. Хотя он едва ли заметил пропажу, особенно в сегодняшнем состоянии.

На столе высилась пирамида из двух пустых кофейных чашек. Не помогло…

– И что же вас не устраивает?

Тонк обратил на меня пристальный взгляд зеленых глаз.

– Ну… – стушевалась я. – Многое. Хотя бы то, что Анну ишт Фейт убили. Вдруг это связано с ее деятельностью?

– Может, и связано, – взвесив мои слова, согласился Тонк. – Только расследовать обстоятельства смерти госпожи ишт Фейт предстоит другому ведомству. В нем нет магической составляющей.

Упрямо стояла на своем:

– Откуда нам знать, если труп пока не нашли?

Первый зам страдальчески закатил глаза. Будь его воля, отозвал бы подпись под моим назначением, но уже поздно.

– Мне следовало внимательнее отнестись к вашей характеристике. Деятельная, активная, настойчивая – и все слишком.

Складывалось впечатление, будто служебное рвение – это нечто плохое. А как же слова про репутацию отдела, повышение раскрываемости? В конце концов, разве это не наш долг – ловить преступников?

Следовало бы промолчать, только молчать я никогда не умела.

– Слишком для чего? – с вызовом поинтересовалась я.

Тонк недовольно засопел, потом тяжко вздохнул и с тоской покосился на пустые кофейные чашки.

– Для женщины, – неохотно признался он. – Хотя вы многим мужчинам фору дадите. Или так стараетесь из-за первого дела? Полагаете, будто существует некий испытательный срок…

Первый зам пытливо уставился на меня. Только вот его намеки мимо цели. Выслуживание, лизоблюдство – это не ко мне.

– Заверяю, хассаби, все дела для меня одинаковы, что первые, что триста вторые. Я не привыкла останавливаться на полпути и до рхета отрабатываю свое жалование. Как и все остальные в Карательной инспекции, надеюсь.

Брови Тонка поползли вверх. Он не ожидал от меня подобной отповеди.

– М-да, – беззлобно рассмеялся первый зам, – теперь понятно, почему ишт Блэр жаждал от вас избавиться! Я полагал, дело в Лотеску, мол, вы станете наушничать. Как же я ошибался!

– Не вы первый, не вы последний, – раздраженно буркнула я.

Надоело! Вечное пренебрежение, вечное желание видеть во мне кого угодно, только не специалиста. Хотя с годами стало лучше, до многих дошло, что грудь не определяет сознание.

– Все, брейк! – вскинул руки Тонк, поставив точку в наших препирательствах. – Я вас понял. И порадую с утра пораньше, раз вас так интересует труп той женщины. Его обнаружили за городом. Прибило течением к берегу.

– Так!

Я воодушевленно потерла ладони. Интуиция – великая вещь, и она сработала на «отлично». Выкрасть труп и сбросить его в реку могли только с одной целью – скрыть улики. Ну и по возможности – личность убитой.

– Так, – чуть спокойнее, но с прежним энтузиазмом повторила я, – где можно взглянуть на труп, хассаби? Хотя бы какой инспектор занимается делом?

Увы, в ту ночь я его не дождалась: Огнед настоял на том, чтобы ехала спать.

– Магдалена, стоп! – отчаянно взмахнул руками Тонк. – Умерьте пыл! Гадалка найдена? Найдена. Остальное пока не наша забота. И вообще, если не ошибаюсь, – прищурился он, – вечером вы званы на премьеру. Сходите, расслабьтесь.

– Это приказ?

Показалось, или мне ясно дали понять, что дело Анны ишт Фейт сдано в архив?

Интересно, поменял бы свое мнение первый зам, если бы узнал о пропавших страницах? По известным причинам я пока о них умолчала. Особенно после того, как Тонк потянулся за поощрительным листом. Кое-кому, не станем показывать пальцем, светила премия. Расставаться с ней я не собиралась, а вот с Фрэдом – очень даже. Увы, он по-прежнему саботировал мои распоряжения. Съездил в театр, опросил сотрудников, сгрузил мне папку на стол и посчитал, что свободен. Утруждать себя дальнейшим ведением дела Фрэд не собирался, лишь изображал подобие работы. Зато не раз и не два в курилке (передали добрые люди) призывал избавиться от навязанной сверху «хассабной любовницы». Проще говоря, – саботировать все мои распоряжения, выполнять только указания Тонка. Словом, я без угрызений совести собиралась повесить на него дисциплинарную отвесность, если пропажа всплывет. Может, это действительно его рук дело. Нечаянно пролил кофе, выбросил – мол, дура-начальница все равно не заметит.

– Пожелание, всего лишь пожелание, госпожа ишт Мазера, – не поднимая головы, пробормотал первый зам. – Не стоит столько работать, надо когда-то и развлекаться. Исходя из своего опыта советую. Пользуйтесь возможностью, после замужества о театрах будете только мечтать.

Я промолчала. Зачем тыкать палкой в чужие раны, признаваться, что получение звание госпожи кухни и королевы детской в мои планы не входило? Тонк явно любил покойную супругу, да и сам неплохой отец. У плохого манная каша в волосах бы не застряла, потому как он детей видит только по праздникам и то спящими.

Глаза жадно следили за рукой первого зама. Интересно, какую премию мне выпишут? Вряд ли большую. Еще и поделят… А, стоп, вот делиться я не собиралась!

– Хассаби, я хочу представить одного из сотрудников на увольнение.

Прости, Фрэд, свой шанс ты профукал.

Рука Тонка замерла, остановилась на половине фразы.

– Кого же? – Он с любопытством повернулся ко мне.

– Фрэда ишт Ригеза. Вот докладная записка. – Я положила на стол заготовленный еще вчера документ. – Основания: нарушение субординации, хромающая дисциплина, служебное несоответствие. Делом гадалки занималась исключительно я. Господин ишт Ригез ограничился первичным опросом свидетелей и больше к театру не приближался.

«Зато ему удавались шуточки на тему женского предназначения», – подумалось мне. Но вряд ли первый зам поймет, посочувствует. Для него ничего обидного в подтрунивании над слабым полом нет. На что вы, обижаетесь, госпожа ишт Мазера, это он так внимание проявляет.

– Хм!..

Тонк подвинул к себе докладную, пробежал глазами… и подписал. Я глазам своим не поверила. А как же уговоры, советы дать парню еще один шанс?

– Что бы вы ни думали, Магдалена, – пояснил он и достал из-под пресс-папье увольнительный лист, – бездельников у нас не привечают. Я вам доверяю. Вы серьезный специалист, хозяйка в своем отделе. Можете подыскивать нового кандидата на место ишт Ригеза.

Вот так я впервые уволила человека. Оставалось только поделиться этой шикарной новостью с Фрэдом и насладиться выражением его лица.

Каждому по способностям. Кому-то премию, а кому-то – с вещами на выход.

До поры сдав дело Анны ишт Фейт в архив по причине гибели обвиняемой, вернулась в отдел. Тянуть до конца дня не стала, сразу вызвала в свой «аквариум» Фрэда. Он явился с выражением вселенской скуки на лице. Мол, чего еще от него нужно брюнестистой ведьме?

Ну что ж, приступим!

– Господин ишт Ригез, – старалась говорить максимально сухо, официально, – с прискорбием вынуждена сообщить: вы у нас больше не работаете. Вот увольнительный лист, подписанный хассаби Тонком, можете ознакомиться. Зайдите за расчетом в бухгалтерию и не забудьте до конца рабочего дня собрать вещи и сдать пропуск охране. Если у вас остались незаконченные дела, передайте их господину ишт Ноэлю.

Фрэд уставился на меня глазами с имперский злотый. Напрасно он надеялся отыскать на моем лице злорадную ухмылку. Я не мстила, разве только самую малость. Фрэд действительно не желал работать, только зубоскалить и получать жалование.

– Действительно, подпись хассаби Тонка, – растерянно пробормотал бедняга, изучив увольнительный лист.

– Уверена, без работы вы не останетесь. Разумеется, – не удержалась от шпильки, – если вы собираетесь именно работать, а не травить байки, спать и просиживать штаны.

Шестеренки в голове Фрэда пришли в движение.

– Вы!.. – обвинительно ткнул он в меня пальцем. – Это ваших рук дело!

Покачала головой.

– Напротив, исключительно ваших, ишт Ригез. Что вы сделали, чтобы раскрыть порученное вам дело? Ничего. И рассчитывали за «ничего» получать жалование? Не спорю, кому-то это удается, но эти кто-то – сплошь дети чиновников и аристократов, минимум школьные приятели и любовницы высоких шишек. Вы ни к одной этих категорий не относитесь. Так что трудись, ишт Ригез!

– Я все понял! – озарило Фрэда. – Вам не удалось затащить меня в постель, вот вы и взъелись.

Тут я не выдержала, разразилась гомерическим хохотом.

– Ох, не могу!.. Ох, ишт Ригез, принц вы недоделанный!

Связных слов, чтобы прокомментировать забористую чушь, не осталось. Он хотя бы в зеркале себя видел? Покоритель сердец! Помятый, с пятном соуса на рубашке…

– Да вам до моего любовника как до луны на лыжах. Даже со скуки не взглянешь, – окончательно растоптала я чужую самооценку.

Фрэд, похоже, не поверил. Его проблемы. Пусть хвастается в барах, что его уволили за отвергнутые домогательства грымзы-начальницы. Может, из участия даже бесплатно нальют.

* * *

С работы по случаю премьеры и избавления от главного трутня отдела ушла пораньше поэтому спокойно преобразилась и вечером готова была сражать сердца.

В чем-то первый зам прав, не единой работой жив человек. Да и, право слово, мне больше всех надо? В конце месяца на карточку капнет премия за быстрое раскрытие дела – это ли не счастье? Анной пусть полиция занимается. Ну схожу, помогу, чем смогу, и все.

Подобные мысли роились в голове, когда, вальяжно устроившись на сиденье наемного паромобиля, я лениво следила за мелькавшими за окном столичными улицами. Не так тут и страшно. Может, через пару лет я и вовсе полюблю Штайт. Особенно, если жалование прибавит. Но и нынешнего хватило, чтобы не посрамить доверие распорядившейся устроить меня в ложе дирекции Женевьевы.

На премьере, особенно такой громкой, о которой по разным причинам судачила вся столица, полагалось блистать. На синем бархатном платье тоже присутствовал легкий блеск. Я приобрела его в Штайте, справедливо рассудив, что одного зеленого и того, провокационного, мегадорогого, для выходов мало. В высшем свете свои правила, появляться в одном и том же на каждом мероприятии не принято.

Платье мне нравилось. Особенно верх. Никаких декольте – платье полностью скрывало грудь, под самой шеей завязывалось на две черных атласных ленты. Несексуально? Отнюдь! С моим размером бюста подобный покрой, наоборот, привлекал внимание. Рукавов нет, можно надеть браслеты. Я так и поступила, обошлась без ожерелий и нитей жемчуга. Зато серьги выбрала тяжелые, эффектные. Бижутерию, но качественную.

Волосы мне завили в крупные локоны и зачесали наверх.

Словом, я ощущала себя на миллион ршанов. А уверенность – все для женщины.

Королевский театр блистал огнями.

На мраморных ступенях расстелили красную ковровую дорожку, на которой позировали щелкавшим изображателями репортерам аристократы, представители богемы и делового мира. Оплаченная графом Фондео опера обещала стать событием года. Неважно, провалится она или нет, на каждой кухне станут шептаться. Полагаю, Женевьева именно этого и добивалась. Неважно, что о тебе говорят, лишь бы говорили. Для артиста нет ничего хуже забвения.

Пришлось постоять в небольшой «пробке», чтобы пробиться к зданию театра.

При взгляде на толпы журналистов меня взяла оторопь.

Ладно, Лена, прорвемся! Вдруг твою карточку напечатают? А что, лицом и фигурой я получше многих дамочек, жеманно улыбавшихся в объективы. Отбрось страхи, эффектно поставь ножку, чтобы все оценили вырез до бедра, и вперед!

Без ложной скромности, я смотрелась на красной дорожке. Двигалась плавно, уверенно, словно каждый день мелькала на первых полосах газет.

Подбородок поднят, плечи прямые, ноги расслаблены. На губах легкая улыбка.

То там, то здесь коротко взвизгивали вспышки, грозя то ли оглушить, то ли ослепить.

Шайтан, мне это даже нравилось! Почему бы на пару минут не вообразить себя хассаби? Да и, право слово, я начальник отдела, а это звучит гордо.

Наконец прорвалась в шумный вестибюль.

Капельдинеры ловко, у самого входа, разделяли толпу на первый и второй класс, делали все, чтобы всякие графы и графини не пересекались с простыми обывателями. Их удел – ярусы и галерка.

Меня как обладательницу именной контрамарки обслужили по высшему разряду. Вот вам отдельный гардероб. Программку не желаете? Не беспокойтесь, вас проводят до ложи. Если угодно, там уборная, тут буфет. Спасибо, обязательно загляну и туда, и туда.