Текст книги "Лучше. Книга-мотиватор для тех, кто ждал волшебного пинка от Вселенной"

Дешевое платье

Мое детство было пронизано экономией. Экономили все, экономили и мы. Отчаянная экономия была не просто нормой, а образом жизни. Символом нашей семейной экономии стала поездка «старого и малого» – меня и прабабушки – за дешевой гречкой через весь город.

Мы ехали зимой с пересадками на звенящих трамваях в одну сторону (кондукторши в шапках, валенках и тулупах, с поясницей, замотанной шерстяными платками, в нашу сторону даже не глядели – у нас обеих бесплатный проезд), потом стояли в очереди в магазин на морозе, потом тащили пятикилограммовые мешки на остановку, чтобы повторить путь домой…

Помню себя, маленькую, отчаянно вспотевшую, несмотря на суровый минус, с холщовой сумкой, перекинутой через плечо, бредущую к подъезду сквозь внезапную метель.

Я пишу так, будто мы всей семьей голодали и эта гречка спасла нас в голодный год. Совсем нет. У нас в квартире, на лоджии, всегда стояли огромные мешки с крупами. Их покупали впрок и оптом, ибо так дешевле.

Они стояли на полу, внизу, а наверху, на полочках, жили маринады. Лоджия – это балкон, с которого обычно смотрят на город. Но на нашем балконе был продуктовый склад, и мне кажется, этой еды всей семье уверенно хватило бы на полгода продуктовой блокады.

И мы с прабабушкой поехали тогда за гречкой не потому, что надо, а потому, что дешево. Во мне до сих пор живет эта «память предков»: я до сих пор готова купить что-то, что совершенно мне не нужно, только потому что дешево – акция, скидка, распродажа…

Я это в себе не люблю и отчаянно изживаю. В сезон распродаж я вообще сижу дома. Знаю себя: накуплю ненужной чуши, приволоку домой, дома еще раз посмотрю и удивлюсь: зачем я это купила?

«Оля, моргни, если тебя заставили», – говорю я сама себе. Радость от дешевизны такой покупки улетучится очень быстро, еще на кассе, и останется стойкое недоумение: зачем мне вообще было нужно то странное платье. Ткань такая, лапшичная, облегает отчаянно, это надо либо сильно худеть, либо утром втянуть живот, а выдохнуть вечером, а я так не смогу… Я никогда его не надену, оно будет висеть в шкафу ярким лапшичным укором моей совести, пока я не устану от этой латентной нервотрепки и не сторгуюсь с собой, что вот на это мероприятие в грядущий вторник вполне можно его надеть.

И надену, и мне будет в нем неуютно, и я захочу скорее домой. И я «вспомню», что у меня срочные дела и уеду с мероприятия в самом его разгаре, чтобы дома содрать это платье с себя и больше никогда не надеть.

Я называю это образно «гречка с лоджии», и она всегда со мной.

Я выросла, много раз за жизнь переехала в другие дома и города, но всегда перевозила с собой образный холщовый мешок с десятью килограммами ядрицы экономии.

Кстати, в крупах, которые долго хранятся на лоджиях, заводятся жучки. Иногда муравьи, рыжие, домашние, но чаще жучки. Прабабушка называла их «долгоносики», и я не знаю, они правда так называются или это «в простонародье».

Вы когда-нибудь ели суп с долгоносиками? А я ела. Все детство. Их, жучков, невозможно просеять, потому что их там, в рисе, много, и приходилось варить еду прямо с ними. А куда деваться – не выбрасывать же целый мешок крупы? Ну, подумаешь, жучок там какой-то завелся… Представь, что это специи! Ешь. Пока не доешь – гулять не пойдешь.

Я изживаю в себе эту гречку, но она упрямая, не хочет уходить, прорастает внутри. Это такое удивительное внутреннее противоречие: я и хочу экономить, и ненавижу дешевизну одновременно.

Недавно я перебирала одежду. Я легко дарю или выбрасываю то, что не ношу больше года. Я поняла, что надеваю лишь то, что досталось мне дорого. По сути, я подсознательно избегаю носить дешевые вещи, потому что когда я протягиваю руку за чем-то сильно дешевым, купленным именно по принципу этого критерия, маленькая Олечка внутри меня покорно доедает суп с долгоносиками, и я отдергиваю руку.

Недавно я покупала билеты на самолет. Ночной лоукостер был в два раза дешевле обычного утреннего самолета. Я обрадовалась и купила дешево. Сэкономила. Потом я отвлеклась на другие дела и больше об этом не думала, то есть радовалась я в общей сложности минут пятнадцать.

Спустя пару недель состоялся тот самый ночной перелет. Я приехала в аэропорт заранее. Уставшая. Я хотела спать, уже за полночь – быстрее бы сесть в самолет. Прошла регистрацию, села у нужного выхода, прикорнула, но выход изменили на другой. Я перешла к другому. Там не было мест. Я прислонилась к колонне и ждала посадки. Выход снова изменили. Заболела голова. Объявили, что рейс задерживается на час. По моим расчетам, я должна была в 4 утра уже дома быть. Но нет, в это время я еще буду лететь.

Я нашла себе место, выпила кофе. Заболел желудок. Я вспомнила, что часов пять ничего не ела, и купила еды, стала есть, но от этого мне стало совсем плохо. Организм не хочет есть ночью, протестует. Он хочет спать.

В итоге в 3 часа ночи нас посадили в самолет. Но мы не взлетали, просто стояли. Точнее, сидели на неудобных креслах. Мои колени были вмонтированы во впередистоящее кресло. Час мы просидели заложниками ситуации, а в 4 утра мы только вырулили на взлетку.

Я пришла домой в 8 утра. Я давно не чувствовала себя такой разбитой. Проводила детей в школу и сад, легла на кровать и провалилась в сон. После этого перелета я двое суток не могла войти в свой нормальный режим, каскадом срывались договоренности, переносились встречи.

Я вдруг поняла, что всегда расплачиваюсь за свою экономию, причем плачу многократно больше, чем выгадала. Только не деньгами.

И сэкономленные деньги никогда не компенсируют моего озноба, усталости, кругов под глазами и репутационных потерь. Любую мою дешевую гречку ждут свои долгоносики…

Я сейчас не про то, что все должно быть дорого, и тогда все мы будем счастливы.

Экономия – это компромисс с мирозданием, в котором мы фиксируем внутреннюю установку на невысокую цену жизни. Но ведь, по сути, мы оцениваем не жизнь, а себя.

Мы хотим ехать на праздник, а едем за гречкой. Мы такие Золушки на этапе отделения гречки от долгоносиков, мы очень хотим на бал, но только в сказках существуют феи, которые взмахом волшебной палочки решают все проблемы, обеспечивают каретами и туфельками. А в жизни мы сами себе волшебники, сами себе крестные феи.

Видите тыкву? Вот либо пашите на карету, либо катайтесь на тыкве…

А вся эта дешевизна, громкий демпинг, все эти выкидыши маркетинга – это попытка продать услугу тем, кому она не нужна изначально. Я хочу покупать гречку, когда я голодна. Купила – сварила – поела. Я сыта и счастлива. Мне было вкусно, и не было никаких компромиссов и долгоносиков.

Вообще, это один из секретов счастья: есть, когда голоден, пить, когда жажда, спать, когда устал.

Получать то, что ты хочешь, тогда, когда хочешь, и радостно платить за эти эмоции полную цену – это самый короткий путь к внутренней гармонии.

Я не против маркетинга как науки, имеющей такое крутое практическое применение, но я хочу замечать свой внутренний маркетинг и эффективно работать с ним.

Жизнь – она одна. На ней нельзя экономить…

Долг

Я выбежала за ним из подъезда в одном халате и тапочках… На улице – мороз и колючий снежный дождь. Я оглянулась. Увидела парня в конце двора, загружающего коробки в машину при тусклом свете фонаря. Я побежала к нему по снегу прямо в тапочках.

– Возьмите, возьмите. Это вам! Я просто забыла… Это спасибо, – сказала я и запихнула ему в карман куртки 500 рублей.

– Ой, – смутился он и улыбнулся. – Это же много!

Я тоже считала, что это много, во всяком случае, это все, что у меня было, но никто не берет сдачи, когда дает чаевые…

– Вы же в свое свободное время, ночью, с моими проблемами возитесь… Так что немного. Спасибо вам.

Я кивнула ему и побежала обратно к подъезду, окончательно замерзнув. У меня в тот момент был очень сложный жизненный период во всех смыслах – моральном и материальном. В отношениях с мужем случился кризис, и я сбежала в одиночество. На флагшток своей свободы я водрузила гордость.

– Мне ничего от тебя не надо, – обиженно сказала я мужу, хотя мне было много чего надо.

Но гордость. Она развевалась на ветру одиночества и сулила освобождение. Мне хотелось красиво уйти, чтобы он осознал, ужаснулся и побежал за мной, кусая локти.

Самый популярный статус в соцсетях про «меня нельзя бросить – меня можно потерять» не казался мне больше такой уж глупостью. Очень даже мудрая мысль, которая на краю развода часто спасает самооценку от разрушения.

В материальном плане тоже было сложно. Я прекрасно умею работать, а зарабатывать не умею. Но в принципе до этого момента у меня никогда в этом не было необходимости: муж прекрасно зарабатывал и в отношении меня всегда был щедр.

Работала я всегда для души и на косметику, а тут резко ррраз – и оказалось, что жить так, как я привыкла, стоит очень дорого, а безлимитную карту, привязанную к зарплатному счету мужа, я променяла на гордость.

А гордость – это валюта, которая ценится только на территории государства по имени «Я САМА», а больше нигде. И не существует того ломбарда, куда можно заложить гордость на недельку в обмен на хлеб и игрушку для ребенка.

Сын давно просил самосвал. Такой навороченный, с большим кузовом и водителем. Совсем не целесообразно в период безденежья покупать игрушки, но… Но в конце концов, детство случается всего один раз в жизни. И если в детстве не случится велосипеда, то потом, во взрослости, никакой «Бентли» не компенсирует этого неслучившегося велосипеда.

Мой сын не виноват, что мама гордая. Он маленький, он просто хочет самосвал. Если бы он был умнее, он бы хотел менее гордую маму, но ему четыре года. Поэтому – самосвал. Вот тогда в кармане и были пятьсот рублей. Последние.

А зарплата, которая не покрывает и половины моих трат, только через месяц. Я дополнительно к зарплате вела праздники и отчаянно искала заказы. Сегодня сорвался один… Тот, на который я очень рассчитывала, и тот, который обещал заполировать на ближайший месяц финансовый провал.

Женился один важный чиновник, который не испугался суммы, которую я назвала в качестве гонорара ведущей. Он был очень мил. Есть такие мужчины, которым власть к лицу. Она делает их волевыми и целеустремленными, а не жадными и пафосными.

Мы понравились друг другу. Я бы с радостью провела его свадьбу, но он сказал честно: ведущего выбирает будущая жена, и она любит, когда выбор большой. Мы с ним отлично поболтали и расстались почти друзьями. У меня были основания думать, что заказ у меня в кармане, и я рискнула и купила сыну тот пресловутый самосвал.

Пятьсот рублей – это была моя сдача, все мои деньги. Других не было. Но спустя пару дней я узнала, что жена чиновника выбрала не меня. Мне позвонили и сказали: нет. Сказали корректно: «Можете рассчитывать на эту дату, мы ее не займем». Спасибо, кстати, что позвонили. Могли бы и не звонить.

Вечером я забрала сына из сада. Сидела на кухне и смотрела на 500 рублей. Из комнаты раздавался счастливый визг сына, играющего с самосвалом. В ту ночь ко мне заехал курьер – забрать коробки. Я обещала хозяйке квартиры выслать ей эти коробки еще месяц назад. Но курьерские службы работают до 18, и я работаю до 18. А по выходным я веду мероприятия и все никак не могу организовать эту доставку.

И вот в тот день сразу после звонка-отказа мне позвонила рассерженная хозяйка и спросила, выслала ли я коробки. Я посмотрела на коробки в прихожей и честно призналась: нет. Не выслала. А там, оказывается, было что-то очень ей важное. Я выслушала ряд нелицеприятных отзывов о моей ответственности, мысленно согласилась с ними и клятвенно заверила, что найду возможность выслать в ближайшие дни.

И вот нашла какого-то курьера, которому объяснила ситуацию, и вымолила у него ночную погрузку.

– Войдите в положение, я одинокая мать, – сказала я и заплакала от жалости к себе.

Мне кажется, он согласился из-за этих слез, вошел в положение и приехал за коробками глубокой ночью. Он не должен был никуда входить и, очевидно, рассчитывал на дополнительную благодарность по ночному тарифу за то, что вместо сна грузит коробки для какой-то незнакомой плачущей тетки. Но у меня было всего 500 рублей. Я не могла отдать их курьеру, потому что тогда я осталась бы совсем без копейки. В любой другой ситуации я была бы неоправданно щедра. Я не задумываясь дала бы хорошие чаевые.

Мне стало не по себе. Легко быть щедрой на чужие. А на свои? Вот пожалуйста, я живу сейчас на свои. Вон они, лежат на столе, последние. Ну и где же моя хваленая щедрость?

Выходит, я не щедрая, я просто транжира? А в жизни я скупая и мелочная?

Парень загрузил последние коробки в лифт. Я боялась смотреть ему в глаза. Мне было стыдно. Незнакомый человек оказывает мне услугу, а я ему – ничего. Ну как ничего…

– Спасибо, – прошептала я и торопливо захлопнула дверь, чтобы не встретиться с ним взглядом. Я сползла по двери на пол и обхватила себя руками.

Господи, кто эта женщина? Вот эта экономная крохоборка, которая использует людей, как ей вздумается, а потом захлопывает дверь у них перед носом? Мне и так было плохо, а после этого экономного «спасибо» стало совсем тяжко. Это была не я. Какая-то другая женщина, и она мне категорически не нравилась. Я не хочу ей быть. Я хочу учиться зарабатывать, а не экономить. Я хочу быть щедрой, потому что щедрость – это не про деньги.

Щедрость – это косметика для души. Щедрая душа равно красивая душа. А вот эта мелочность – она же тоже не про деньги. Она про скупость души.

Так что же я сижу?! Я схватила деньги со стола и бросилась в погоню за курьером. Мне было важно отдать ему эти 500 рублей. Заберите, пожалуйста, это я не вам долг возвращаю, это я себе себя возвращаю!

Я выбежала за ним из подъезда и догнала. И вот когда я, замерзшая, продрогшая, ехала в лифте домой без денег, мне вдруг стало хорошо. Вот совсем безосновательно. От того, что я успела, от его смущенной улыбки, от того, что я – это я.

Я вернулась домой, залезла под теплое одеяло и сладко заснула, зная, что все сделала правильно. Деньги – ресурс восполняемый, а человечность – не всегда.

Утром я проснулась от телефонного звонка. Будущая жена чиновника передумала и попросила меня провести им свадебную церемонию. Видимо, ей важно совпадать с мужем в выборе. Поэтому она и станет его женой… А потом пришло СМС от мужа. Три очень важных слова: «Я так соскучился».

Я поняла, что Вселенная ценит щедрость и никогда не остается в долгу.

Ель

Мы приехали в командировку в маленький город – большая делегация из Москвы. Принимающая сторона нервничала. Им хотелось, чтобы нам все понравилось, но они нас боялись, не знали и не понимали, как угодить.

За каждым членом делегации закрепили своего помощника, чтобы оперативно решать возможные проблемы. Мне досталась Татьяна. Татьяна была суетлива и очень нервничала при общении. Не смотрела в глаза. Мне все время приходилось уговаривать ее успокоиться.

Все хорошо, Таня, я тебя не съем. Татьяна видела свой функционал в том, чтобы принудительно и регулярно улучшать мне жизнь. Я видела ее функционал в том, чтобы она мне не мешала работать, а если вдруг возникнет проблема, которую я не смогу решить своими силами, то вот тут я позвоню Татьяне.

Я жила в хорошей гостинице, в милом и очень уютном номере. Из окна открывался чудесный вид на парк. Одна ель росла в непосредственной близости от моих окон, и я специально держала окна распахнутыми, чтобы аромат хвои заполнял мой номер.

Я всегда обживаю территорию, даже если срок проживания на новом месте – сутки. Обязательно поселю пузырьки с шампунями и бальзамами в ванну, платьишки – в шкаф, туфли – на обувную полочку. Все, я дома.

За три дня до окончания командировки Татьяна ворвалась ко мне в номер. Она запыхалась и никак не могла отдышаться. Я увидела ее состояние, решила, что что-то случилось, бросилась за водой.

– Хорошие новости, – прокричала мне Таня. – Я выбила вам нормальный номер!

Я не поняла. Какой номер? Куда номер? Кто кого пронумеровал?

– Завтра до 12 вам надо выехать отсюда и переехать на другой этаж, там номер в два раза больше!

Я не понимала зачем. Я живу одна, мне не нужно хором. Большую часть суток я провожу вне номера, на работе, прихожу вечером, уставшая, в душ – и спать. Я тут так сладко сплю, и мне всегда снится лес. Потому что пока меня нет в номере, он глотает хвою открытыми окнами, а вечером прихожу я, запираю окна на ночь (холодно!), и хвоя становится моим заложником до утра. Мне очень хорошо в этом номере.

– Тань, я не пойму, что за ротация, зачем?

– Там просторнее! – пояснила Таня. – Там телик в полстены!

– Я не смотрю телик. Ни разу за эти две недели не включала. И мне не нужен простор, я же не бегаю марафоны по гостиной.

– Я выбила вам лучшие условия! – Таня не понимала, в чем проблема. – Покидайте все в чемодан, пройдите два этажа и живите королевой!

– Таня, выбивать хорошие условия нужно тому, у кого они плохие. А у меня – отличные. У меня уютный номер, к которому вообще нет претензий. А переезд – это стресс: я уже обжилась, у меня здесь шампунь, здесь платья, здесь книги. Сейчас все в кучу кинуть, переехать, заново все разложить, время убить, и все ради двух дополнительных квадратов, которые мне не нужны, и телика, который я не включу? – я честно не понимала, в чем бонусы, злилась.

Подозревала, что существует что-то, о чем Таня мне не говорит. Какие-нибудь бюджеты на проживание делегации, которые нужно освоить, или что-то в этом роде. А я такая пешка в чьей-то чужой игре. Таня была озадачена моей реакцией.

– Как можно не хотеть лучшего? – не понимала она.

– Для каждого человека свое «лучшее», Тань. Для тебя вот большой номер. А для меня – покой…

Но разговор оказался не актуальным, ибо Таня – человек дела: выяснилось, что все уже оформлено и оплачено. Вероятно, бюджеты сами себя не освоят…

На следующий день я сгребала с полок свою косметику, с вешалок – свои платьишки, выгребала обувь, волокла все это в другой номер. Номер был на два этажа выше. Я вошла и первым делом распахнула шторы. И увидела строящийся корпус этой гостиницы и рабочих в оранжевых касках прямо напротив моего окна. Было ощущение, что они тоже живут в моем номере. Я испуганно запахнула шторы и тяжело вздохнула.

Вечером Таня пришла меня проведать и спросить, не надо ли мне чего. Это был ритуал, который нужен был ей, хотя я сто раз предлагала ей не ходить по мою душу каждый день как на работу, а дождаться звонка: если возникнет форс-мажор, я сразу сообщу.

Я была зла. Я скучала по моему номеру и по моей ели. У меня даже настроения раскладывать и развешивать все обратно не было, сумка так и стояла неразобранная. Я готовилась высказать все Тане.

– Ух ты! – сказала Таня, оценив масштабы номера еще в прихожей. – Какой восторг. Когда я была маленькая, мы всемером, с мамой, папой и братьями, жили в однушке. Я с братом спала валетиком. У меня не то что комнаты своей, у меня кровати своей не было. Ящичек один в письменном столе…

Я поняла, что Таня через меня исполняет свои мечты. Она еще совсем молоденькая, маленькая, она не представляет, что бывает другое счастье и другое «лучше».

Я вспомнила, как ссорилась с мужем, когда лежала в больнице с дочкой. Муж все время обуючивал нам палату. Привозил то, что я не просила. Например, я писала в списке: «Груши, печенье». А он привозил груши, печенье, плед, декоративные подушки.

– Зачем подушки? – сердилась я.

– Кровать стоит впритык к стене. От стены холодно. Положишь подушки, вам будет тепло. И уютно…

– Это больница, Миш! Я не хочу, чтоб мне здесь было уютно. Не хочу, чтоб мне здесь нравилось. Я хочу быстрее отсюда выбраться!

Я с трудом гасила раздражение. Однажды муж привез кофеварку. Я страстный кофеман, для меня кофе – бодрость, отдых и вдохновение. А тут, в больнице, – только растворимый. Иллюзия, а не бодрость. Раздражение, а не отдых. Компромисс, а не вдохновение.

Муж привез кофеварку. Я увидела, всплеснула руками.

– Ты меня совсем сюда переселил?

– Так ты ж сама сказала, что растворимый – это гадость.

– Чем отвратительнее мне растворимый, тем сильнее я хочу домой. Вселенная считает мое страстное желание, Катя выздоровеет, и мы сбежим… А ты будто тормозишь этот процесс.

– Катя обязательно выздоровеет, – сказал муж, выкладывая кофейные капсулы. – Только пока она лечится, твоя жизнь не должна стоять на паузе…

Вечером, когда муж уехал, я пила вкусный кофе, смотрела в окно и думала о том, что муж хочет как лучше. И делает как лучше. Он хочет спасти свою дочь, но он не врач и даже не медбрат. Единственное, что ему подвластно, – это подушечки, груши, печенье, кофеварка… И он это делает, и ему лучше. И нам тоже лучше. Дочка вон спит, уткнувшись лобиком в подушку, а не в холодную стену. А я пью вкуснейший, хоть и декофеинизированный кофе. И даже тараканы в моей голове присмирели. Видимо, тоже пьют кофе. Я поняла, что «лучше» у каждого свое, но я хочу уважать «лучше» моего мужа, и от этого мне тоже будет лучше.

На следующий день я написала в списке: «яблоки, молоко». А он привез яблоки, молоко, морковь, терку.

– Ты же любишь тертые яблоки с морковкой, вот и потрешь. Витаминки!

Я посмотрела на мужа, обняла его и прошептала на ушко: «Спасибо».

Однажды моя подруга Яна молилась за своего брата, который мучился от терминальной стадии онкологии. Они прилетели на экспериментальное лечение в Китай, и всем вокруг хотелось верить в чудо. Там, внутри больничного двора, был фонтан. В фонтане – чаша. Яна узнала, что есть поверье: если загадать желание, кинуть монетку и попасть в чашу, желание сбудется. Яна нащупала в кармане целую горсть монет и стала их кидать в чашу.

«Хочу, чтобы брату не было больно», – загадала Яна. Монетка не долетела до чаши и упала в фонтан. «Хочу, чтобы брат выздоровел», – опять летит монетка, и опять мимо. «Хочу, чтобы он не зависел от обезболивающих препаратов», – снова недолет.

Яна говорила все новые и новые желания про здоровье брата, кидала монетки, но все они плюхались в фонтан, а не в чашу.

Наконец, Яна устала. В руках осталась последняя монета.

– Хочу, чтобы у брата все было хорошо, – сказала Яна и кинула монетку.

И она попала в цель. Яна улыбнулась: значит, сбудется!.. Примерно в это время ее брат ушел после трех лет упорной, активной борьбы за жизнь. Потом были слезы, пропасть нервов, похороны, суета, и новая жизнь – без него.

Так сложно научиться думать, что его нет… Как будто тот, кто был, и тот, кого больше нет, – два разных человека. И он на самом деле есть, просто где-то далеко, где абоненты недоступны и куда нельзя взять билет.

Однажды брат приснился Яне. Во сне он был в тамбуре, как бы проездом. Заскочил сказать, что у него все хорошо. Яна вдруг вспомнила тот фонтан и ту монетку. И поняла, что желание – чтобы у брата все было хорошо – оно же, получается… сбылось!

Плохо без него тем, кто очень его любил и кто учится жить без него, а ему – хорошо. Там, где нет боли, страданий, испытаний и вечных разлук, а только любовь и райская гармония внутри. У каждого, выходит, свое хорошо.

Яна загадывала свое «хорошо», а сбылось «хорошо» брата. Но ведь это прекрасно. Она и загадывала ему…

И иногда, чтобы сделать действительно хорошо другому, нужно разглядеть границы его личного «хорошо», и не переступать их. И уважать его «хорошо», даже если оно отличается от нашего.

От этого мир станет только лучше. И будет пахнуть хвоей…