Текст книги "С ангелами рядом"

Глава 12. 1937 год. Тайное и явное

Рим

Спустя семь лет семья Таманьини снова собралась на площади Куиринале в полном составе, чтобы посмотреть на шествие королевской семьи. Было одиннадцать утра 31 мая. Жаркое римское солнце уже припекало в этот час, но площадь и близлежащие улицы были полны празднично одетыми людьми. У четы Умберто и Марии Хосе родился долгожданный наследник, и в капелле Святых Петра и Павла, где венчались его родители, собирались провести крещение младенца, которому дали имя деда, Витторио Эмануэле. Король в парадном мундире – он же крëстный наследного принца – и королева в белой вуали открывали шествие. За ними шли крёстная Генриетта Бельгийская, герцоги и герцогини из родовой знати, а родители новорождëнного замыкали королевскую процессию.

– Смотри, пап, Дуче нет, – прошептал Владимиро отцу.

– Ему не нравится ритуал, – ответил Джино, – ревнует.

– К кому? – семнадцатилетний Владимиро уже перешёл от слепого подросткового обожания кумира к зрелому интересу к политическим интригам.

– Для него Гитлер как родной брат, – тоже шёпотом проговорил отец, так как не следовало разглагольствовать на эти темы в толпе, – а сегодня прославляют монархов.

– Так что ему за дело?

– Он фюреру завидует. Муссолини силён, но всё же есть кто-то выше его, – он кивнул в сторону монаршей процессии, которую провожали к капелле восторженными криками. – А Гитлер у себя в стране – бог и царь. Он не делит почести и славу ни с кем.

***

В сентябре Муссолини съездил в Германию навестить своего друга Гитлера и вернулся совершенно очарованный тем, какую мощь породила его власть. Эта поездка заставила его ещё больше возненавидеть королевский дом. Особенно Дуче раздражал тот факт, что его зять, Галеаццо Чиано, муж его дочери Эдды и министр иностранных дел, не только проявлял антигерманские наклонности, но и пытался сблизиться с принцами. Его попытки увенчались успехом – со стороны Умберто он заслужил доверие, так как осознавал опасность, которую представлял для Италии Гитлер. Правда, принцесса Мария Хосе немного недолюбливала Эдду Муссолини, но тем не менее антинацизм Чиано был оценён королевской семьёй. Их встречи участились, перейдя от холодного обмена приветствиями к тёплым беседам. Наконец дошло до сердечного поздравления Эдды и Галеаццо от четы принцев с рождением сына Марцио, внука Муссолини.

***

Анжелина шагала по утренним улицам Рима и вспоминала, как два года назад впервые оказалась в столице. Приехавшая из глухой деревни, девушка чувствовала себя как принцесса из сказки. Вот жизнь, о которой она мечтала! Сняв небольшую квартирку на деньги, что скопила для неё мать, она стала искать работу. Анжелина решила, что должна казаться очень образованной, чтобы найти хорошее место. Надев своё лучшее платье и выйдя на улицу, она обнаружила, что всё равно выглядит, как деревенская девчонка.

Рим оказался не таким гостеприимным, как она себе представляла. В любом магазине или ресторане были востребованы молодые и красивые девушки. В столицу в те годы съезжалась вся молодёжь из окружающих деревень, и новым горожанам нужны были новые дома, магазины, рестораны, кинотеатры и такое же новое обслуживание. Поэтому в работе недостатка не было, но образование всё же имело решающее значение. Из-за отсутствия образования Анжелине удалось найти лишь место уборщицы в школе. Но девушка не унывала. Каждое утро, прежде чем выйти из дома, она становилась перед зеркалом и на чистом итальянском, а не на диалекте своей деревни, старательно, медленно и очень важно выговаривала:

– Добрый вечер! Меня зовут Анжелина Гальярди. Простите, что вы сказали? Который час? Мне жаль, но у меня нет часов.

Сначала у неё получалось не очень хорошо, но с каждым днём Анжелина видела в зеркале всё более уверенную в себе, хорошо воспитанную и умеющую правильно вести себя в приличном обществе девушку. После такой тренировки она отправлялась на работу, а вечером, надев свои лучшие платье и туфли, взяв элегантную сумочку, которую купила на первую зарплату, Анжелина шла на прогулку по самым престижным улицам Рима. Однажды, разглядывая витрину магазина мужской одежды, где были выставлены костюмы, галстуки и туфли по ценам в три её месячные зарплаты, девушка увидела рядом с собой отражение молодого человека. И сразу же услышала голос – как ей показалось, похожий на раскат грома:

– Добрый вечер.

Анжелина обернулась. Парень был очень хорошо одет, держался прямо и раскованно. В одной руке у него был чёрный кожаный портфель, другую он непринуждённо засунул в карман брюк.

– Добрый вечер, – вежливо ответила Анжелина.

– Не подскажете, который час?

Ей показалось, что это происходит не наяву, она даже немного испугалась и замешкалась, но тут же взяла себя в руки, проговорив медленно и степенно:

– Простите, что вы сказали? Который час? Мне жаль, но у меня нет часов.

Она снова испугалась, что он сейчас уйдёт, но парень улыбнулся и сказал:

– В таком случае, позвольте мне пригласить вас на чашку горячего шоколада. Я работаю в банке напротив, – парень указал рукой на другую сторону улицы, на внушительных размеров здание с высокими металлическими воротами, за которыми был виден красивый парк с олеандрами и пальмами. – Меня зовут Джоаккино Бортолотто.

– Меня зовут Анжелина Гальярди, – как заворожëнная, проговорила девушка и добавила медленным размеренным тоном: – Я с удовольствие выпью с вами чашку горячего шоколада.

Парень снова улыбнулся, взял её под руку и указал на небольшой бар. Они подошли к столикам, стоящим прямо на тротуаре. Джоаккино усадил за один из них Анжелину, скрылся на секунду в баре, вышел снова и расположился за столиком напротив девушки, которая судорожно сжимала ручку своей сумочки. Очень скоро им принесли две чашки шоколада с огромной шапкой взбитых сливок сверху, посыпанной шоколадной стружкой. Анжелина часто видела, как изысканно одетые молодые люди и девушки неторопливо смакуют разнообразные угощения за столиками перед барами и ресторанами, но ей ещё никогда не доводилось пробовать ничего подобного. Она даже не знала, как это едят, поэтому нерешительно взяла ложечку и застенчиво посмотрела на своего спутника. Тот уверенно начал есть сливки с поверхности какао, и Анжелина, немного расслабившись, стала старательно повторять его движения.

Это было два года назад. У молодых людей завязались отношения. Недавно Джоаккино, который был на два года старше девушки, сделал Анжелине предложение, и она с радостью приняла его.

– Джоаккино, – сказала она жениху после того, как они назначили день свадьбы на май следующего года, – я хотела бы пригласить на свадьбу моих сестёр.

– Хорошая идея! – ответил будущий муж. – Мои все будут – и родители, и сёстры с братьями. Конечно, пригласи своих.

– Родители вряд ли приедут, – смущëнно проговорила Анжелина, – мои младшие сёстры ещё совсем маленькие, их не смогут оставить одних в деревне.

– Ах да, знаю, Анне всего два года, а Пьерине – шесть.

– Лаурина тоже не сможет приехать. Её дочка, Розина, ещё слишком мала, да и она снова беременна. Но я хотела поговорить с тобой насчёт Марии. Ей хотелось бы приехать в Рим, чтобы найти работу.

– Почему бы и нет, пусть приезжает.

– Вот только где она будет жить?

– Сколько ей лет?

– Двадцать два. Она на два года младше меня.

– Так пусть живёт с нами. После свадьбы снимем квартиру побольше, все и поместимся.

– Правда? – радостная Анжелина кинулась на шею жениху. – Спасибо, любовь моя, тогда я напишу Марии, чтобы к маю собиралась сюда насовсем!

Ватикан

Папа Ратти разговаривал в своём кабинете с Государственным секретарём, кардиналом Эудженио Пачелли. Оба постарались, чтобы о предмете разговора было известно как можно меньшему количеству людей, хотя встреча двух самых важных персон в Ватикане и не должна была казаться чем-то из ряда вон выходящим.

– Ваше Святейшество, – Пачелли поцеловал кольцо понтифика и уселся напротив.

– Какие новости, друг мой?

– Вчера в Москве, в Бутырке, был расстрелян Фризон.

– Александр Иванович, русский католик? – удивлëнно спросил Ратти. – Ведь это его тайно произвёл в епископы Мишель д’Эрбиньи?

– И не только его. Но, как видите, русские раскрыли их подпольную деятельность и стремление Святого Престола установить дипломатические отношения с Россией.

– А д’Эрбиньи ведь ты рукоположил сам?

– Да, Ваше Святейшество, ещё в 1926 году, – ответил Пачелли. – Я тогда ещё был апостольским нунцием в Берлине. Это было сделано тоже тайно. Его задачей было во что бы то ни стало въехать в Россию. А если бы стало известно, что он католический епископ, его бы не пропустили.

– Даа, – задумчиво протянул папа, – в те годы религиозные преследования в Советском Союзе заканчивались только тюрьмой или ссылкой. В царский период существовали епархиальные структуры в России, но после Первой Мировой войны я уже видел невозможность открытия переговоров с Советами.

– Вот почему д’Эрбиньи действовал подпольно. Он тайно рукоположил несколько епископов и назначил их в католических церквях Донбасса, Одессы, Ленинграда, Могилёва и других городах Московской области.

– Пока мы можем возлагать надежды хотя бы на «Руссикум» – колледж для русских эмигрантов-священников. Я организовал его в Риме в 1929 году, в базилике Санта Мария Маджоре, для изучения русской духовности и культуры. Там живут и учатся многие семинаристы, эмигрировавшие из большевистской России, спасаясь от преследований советского режима. Сам ректор, Венделин Яворка, побывал в ГУЛАГе.

– Информация о колледже Вашего Святейшества является наисекретнейшей в России, – сообщил Пачелли, – и хранится в КГБ.

– Это понятно. Русские прекрасно знают, что мы готовили семинаристов для отправки в Советский Союз. Своими религиозными преследованиями они разрушили церковную иерархию, должны же мы предпринять попытку восстановить хоть что-то.

– Неудача д’Эрбиньи заключалась ещё и в том, что разоблачили его помощника.

– Это того русского коммуниста, Дойбнера? – спросил папа Ратти.

– Да, в 1932 году они вместе писали книгу, и Александр Дойбнер был его переводчиком. Он был священником и внуком Клары Цеткин. Но его разоблачили как советского шпиона.

– Нам придётся на время оставить политику тайных назначений священников в России. Рукоположенных епископом д’Эрбиньи священников начинают казнить, ссылать и заключать в тюрьмы.

– Из-за этого в июле д’Эрбиньи и отказался от сана, – добавил Пачелли. – Это то, что он успел сделать за десять лет. Но после расстрела Фризона придется всё закрыть. Слишком много жизней в опасности.

– Но неудача в России не означает, что мы должны закрывать «Руссикум»! Мы будем продолжать готовить священников для поездки в Советский Союз и осуществим задуманное, как только представится возможность!

Глава 13. 1939 год. Страх и последствия

Ватикан

Эудженио Пачелли полюбил свою работу в Германии, где прожил десять лет и постоянно боролся за права немецких католиков. Он стал итальянским немцем и продолжал свою борьбу даже после того, как вернулся в Италию, особенно после того, как стал Государственным секретарём Ватикана, а Пьетро Гаспарри ушёл в отставку. Когда к власти пришёл Гитлер, он направил в Рим своего вице-канцлера для переговоров по поводу признания церковью нацистского режима. С согласия папы, Пачелли подписал этот договор, который ознаменовал запрет всех политических партий в Германии. Со стороны нацистского правительства, в свою очередь, гарантировалось соблюдение прав немецких католиков и германской церкви, но духовенству запрещалось вмешиваться в политику. В договоре было прописано, что священники, проживающие на территории Германии, должны быть немцами и подчиняться немецкому правительству. Однако сами же нацисты постоянно нарушали договор, ущемляя права католиков Германии.

Однажды Пачелли работал в своём кабинете, когда секретарь принëс ему письмо от австрийского нунция. В письме говорилось:

«Его Высокопреосвященству, Государственному секретарю, кардиналу Эудженио Пачелли.

Ваше Высокопреосвященство, прошу довести до сведения Его Святейшества, что я неоднократно получаю от священников моей епархии жалобы на кардиналов о сексуальных домогательствах. То же самое происходит и в семинариях, находящихся под покровительством кардиналов, имена которых я указываю ниже. У меня собраны многочисленные доказательства безнравственности австрийского духовенства. Прошу Его Святейшество выступить в защиту священников и семинаристов».

Пачелли написал на конверте: «Немедленно сжечь всю документацию, касающуюся сексуальных домогательств кардиналов». Он ничего не сказал папе, а конверт отдал секретарю и приказал отправить его приказ нунцию в Австрию.

В феврале папа Ратти решил отпраздновать десятилетие примирения Ватикана с Итальянским Королевством. У него была ещë одна круглая дата в этом году: шестидесятилетие его рукоположения в священники. В течение нескольких месяцев перед празднованием он готовил важную речь, которую хранил в секрете. Однако за день до произнесения этой речи Акилле Ратти умер от сердечного приступа – как сообщили, после продолжительной болезни. Позже стало известно, что в речи папы Ратти содержались критические тезисы в адрес фашизма и нацизма, а также против антисемитизма.

Федерация студентов католических университетов, зная о существовании речи, подготовленной папой Ратти, пожелала узнать у Государственного секретаря Пачелли о её судьбе и ознакомиться с ней в предварительном варианте. Но Пачелли заявил, что подобной речи никогда не существовало. В Ватикане стали ходить слухи, что Муссолини приказал личному врачу папы «устроить» ему сердечный приступ, если таковой вообще имел место. Эти слухи ничем не были подтверждены, хотя, учитывая организацию выборов Ратти, могли иметь под собой основание.

В Конгрегации по чрезвычайным церковным делам раздался телефонный звонок. Секретарь взял трубку.

– Слушаю.

– Говорит Монтини.

– Добрый день, Ваше Преосвященство!

– Мне только что позвонил кардинал Пачелли. Где материалы, касающиеся выступления покойного папы Ратти на встрече, которое он готовил?

– Они в типографии, их готовят к печати.

– Кардинал Пачелли приказал немедленно распорядиться прекратить набор текста. Скажите им уничтожить то, что они уже успели напечатать, а также черновики и корректуры.

Секретарь помолчал в трубку.

– Ваше Преосвященство сказали уничтожить все материалы, подготовленные покойным папой Ратти для выступления, я не ослышался?

– Да. Уничтожить всё до последнего листа бумаги.

– Слушаюсь, Ваше Преосвященство, – слегка ошарашенно сказал секретарь и повесил трубку.

Джованни Баттиста Энрико Антонио Мария Монтини родился в семье небольшой сельской знати. В двадцать три года он стал священником, сразу же переехал в Рим, и уже через три года работал секретарём в Ватикане. В сорок лет Монтини стал заместителем Государственного секретаря Эудженио Пачелли.

Тем временем в Ватикане начали готовиться к созыву конклава, чтобы выбрать нового папу. Ещё до своей смерти папа Ратти издал указ, продлевающий время ожидания американских кардиналов. Если раньше кардиналам, живущим далеко от Рима, давали десять дней на сборы, теперь срок продлили до восемнадцати дней. Поэтому в этот раз собрались все: приехали шестьдесят два кардинала, чтобы выбрать нового понтифика. Конклав начался 2 марта, и на первом же голосовании больше половины голосов было отдано Эудженио Пачелли, которому именно в этот день исполнилось шестьдесят три года. На втором голосовании Пачелли набрал необходимое количество голосов, чтобы быть избранным папой, но кардиналы решили проверить, не проголосовал ли он сам за себя, потому что такая процедура запрещена. Сведения о том, кто за кого отдаёт голос, не должны покидать стен зала, где проводится конклав, но факт, что после второго голосования был выпущен чёрный дым, имел место.

После этого был сделан перерыв на обед, и многие отметили бледность и задумчивость кардинала Пачелли. По окончании третьего голосования Эудженио Пачелли набрал на шесть голосов больше, чем нужно было, чтобы стать папой. Он выбрал имя Пия XII. Первый же день голосования закончился появлением белого дыма, который увидели двести тысяч человек, собравшихся на площади. Это был самый быстрый конклав двадцатого века. Обычно Государственных секретарей не избирают папами, это очень редкое явление, до Эудженио Пачелли этого не случалось почти триста лет. И почти такой же срок папой не выбирали римлянина.

Муж старшей дочери Муссолини, Галеаццо Чиано, написал в своём дневнике, что Муссолини доволен избранием папы, обласканного немцами. Он обещал дать ему несколько советов, как управлять Церковью с наибольшей пользой. Гитлер передал поздравления Пачелли в устной форме через посла Германии в Ватикане. Вместе с раздачей советов Муссолини провёл с папой беседу и о внутренней политике Третьего рейха. Всё это настолько обеспокоило Пачелли, что он втайне от всех, даже от посла Германии при Святом Престоле, назначил встречу с принцем Филиппом Гессенским, который был эмиссаром Гитлера.

Немецкий принц Филипп Гессенский, эксцентричный бисексуал, у которого мужчин перебывало больше, чем женщин, был женат на дочери короля Витторио, принцессе Мафальде Савойской. При дворе он был немецким агентом, а в отношениях Гитлера и Муссолини выступал посредником. На просьбу Пачелли прекратить агрессию против католической церкви он ответил условием: не вмешиваться в вопрос о евреях. Филипп и папа встречались несколько месяцев, и никто в Ватикане об этом не знал. Пачелли принял условие нацистов и молчал, лишь бы не нарваться на свирепость Гитлера. 21 декабря навестить Пачелли в Ватикане приехали государи, а он с ответным визитом 28 декабря наведался во дворец Куиринале, куда не ступала нога ни одного папы с 1870 года. Чтобы угодить Витторио Эмануэле, понтифик яростно выступал против Гитлера.

***

В апостольской библиотеке Алчиде де Гаспри писал статью в ватиканский журнал. У него был псевдоним Зритель, и он отличался тем, что поддерживал позицию церкви в пользу нацизма. В своей статье он так охарактеризовал расовые преследования в Германии: «Ликвидация евреев позволит использовать их капитал для развития бизнеса других людей. Также останутся вакантными должности врачей и юристов, которые сейчас занимают евреи, что позволит многим молодым специалистам сделать карьеру».

Сканцано

С улицы раздался отчаянный визг. Виттория высунулась из окна детской на третьем этаже, где она убирала постели девочек, и увидела трёх младших дочерей, игравших с соседской собакой.

– Что там у вас происходит? – крикнула она сверху.

– Собака лизнула Анне руку, а она испугалась, – насмешливо объявила Пьерина.

Анне было четыре года, и она не говорила. Виттория думала, это потому, что она поздно её родила. Женщине было уже сорок три, когда у неё появилась последняя дочь, и у Анны было шесть старших сестёр и брат. Те нечленораздельные звуки, которые издавала девочка, никто не понимал, и Виттория очень переживала, что Анна на всю жизнь останется немой. Вдруг Фьора, которой было одиннадцать, подбежала к младшей сестре и взяла её за руку.

– Анна, что ты сказала?

Виттории сверху не было слышно, что лепечет малышка, но она видела, как девочки возбуждены.

– Не чу баку, не чу баку, – быстро-быстро тараторила младшая дочь.

– Мама, Анна сказала: «Не хочу собаку»! – восторженно закричала Фьора.

«Пресвятая Дева Мария», – подумала женщина, спускаясь по лестнице, затем выбежала на улицу и схватила дрожащую девчушку за плечи.

– Ну, что ты испугалась, маленькая моя? Собака тебе ничего не сделает.

– Я тела, бы на шла, а на селась на роге! – размахивая руками, кричала Анна.

– Милая, постарайся говорить медленнее, я ничего не понимаю, – пытаясь успокоить её, сказала Виттория.

– Ну так сама скажи! – неожиданно отчётливо произнесла девочка, заставив мать и сестёр сначала замереть от удивления, а потом весело рассмеяться.

Пока женская половина семьи Гальярди радовалась тому, что заговорила маленькая Анна, в деревню с большим холстяным мешком, перекинутым через седло, въехал почтальон на своей кобылке. Он остановился на площади и, не спешившись, прокричал Виттории:

– Синьора Гальярди! Вам письмо из Рима!

Женщина подбежала к запылëнной лошади, и почтальон вложил ей в руки конверт с маркой. Она поблагодарила его, тут же распечатала письмо и, подхватив подол юбки, побежала к стойлам, где работал её муж, крича:

– Сантино! Сантино! Радость-то какая! Анжелина девочку родила! Назвали Франка!