Текст книги "С ангелами рядом"

***

Однажды в Ватиканскую апостольскую библиотеку пришёл священник, который был другом главного библиотекаря, и сказал ему:

– Я пытаюсь помочь одному моему знакомому найти работу. Он очень пострадал от фашистов. Не найдётся ли у вас места для него?

– Не будет ли это неосторожностью – давать убежище тому, кто скрывается от фашистов?

– Нет-нет, он вовсе не скрывается! Он был арестован, но его освободили, и сейчас он лишь находится под наблюдением полиции. И потом, ему не нужно убежище, у него есть семья. Просто сейчас он переживает период больших экономических трудностей, а я стараюсь дать ему моральную поддержку.

– Ну что ж, – сказал главный библиотекарь, – я подумаю, как можно ему помочь. Как его зовут?

– Алчиде де Гаспери.

Алчиде Амедео Франческо де Гаспери был принят внештатным сотрудником и ему поручили работать над каталогом печатной продукции.

Сканцано

На свадьбе Лаурины гуляла половина Сканцано, но из соседней деревни Виттория пригласила только семью своей двоюродной сестры Клементины. Она пришла с мужем, четырьмя детьми и пятым ребёнком под сердцем. После того, как молодых обвенчали в церкви, а гостей накормили, выставив столы прямо на улицу, Виттория и Клементина уселись на лавочку поболтать. Их разделяло семь километров, но домашние заботы не позволяли им видеться часто. Они смотрели, как играют их младшие дети, а старшие пытаются флиртовать с местными парнями и девушками. Женщины вспоминали себя в молодости, и это наполняло их сердца теплотой.

– Анжелина у тебя красавица! Сколько ей уже? – спросила Клементина.

– Шестнадцать.

– Смотри, не успеешь оглянуться, найдет и она себе мужа.

– Анжелина на здешних парней не смотрит, – вздохнула Виттория. – Говорит, мечтает уехать в Рим. Да я и не удивляюсь: она всегда была как будто благородных кровей – принцесса, а не деревенская девушка.

– И правильно делает, что мечтает. Пусть едет, ты её не держи. Мария у тебя тоже девочка серьёзная. Ведь ей четырнадцать?

– Да. Каждое воскресенье в церковь ходит с отцом. И представь, приучает и малышей. У Розы скоро первое причастие, ей семь. И пятилетний Доменико от них не отстаёт.

– Ангелочки, – улыбнулась Клементина, глядя, как Роза помогает упавшему брату встать и отряхнуть от пыли штанишки.

– Пойдëм-ка в дом, – вдруг всполошилась Виттория, – Фьора может проснуться. Хоть ей всего год, но она спит наверху, как бы ей не вздумалось сползти с лестницы.

Женщины поднялись и стали пробираться среди накрытых столов, танцующих гостей и играющих детей. На входной двери сидело сотни две мух, которые тут же ворвались гудящим роем в кухню.

– Вот окаянные! – воскликнула Виттория.

– Давай-ка выгоним их, – сказала Клементина, – закрывай окна.

Виттория закрыла ставни на окнах, и кухня погрузилась во мрак, лишëнная солнечного света. Женщины открыли входную дверь, взяли полотенца и начали отчаянно махать ими по направлению к освещëнному проëму. Мухи, видевшие перед собой единственное светлое пятно, подгоняемые развевающимися в воздухе полотенцами, устремились из кухни на улицу. Не всех, но больше половины насекомых таким образом женщинам удалось выгнать.

– Проверенный приём, – усмехнулась Клементина, пытаясь отдышаться.

– Да уж, на закате повторим, а то завтра утром поспать не дадут.

Покончив с одним делом, две женщины стали подниматься вверх по лестнице, чтобы проверить спящую дочку Виттории.

Глава 9. 1930 год. Принц Умберто

Рим

Когда Римом и большей частью Италии правили папы, один из них, Камилло Боргезе, решил построить в 1615 году ещё один Апостольский дворец с часовней, где понтифики могли бы совершать богослужения. Для этого был выбран Куринальский холм, в средние века известный своими виноградниками. Так на холме возникла часовня Святых Петра и Павла, украшенная фресками и имеющая такую же планировку, как и в Сикстинской капелле. Великолепие позолоченной лепнины на потолке часовни отражается в мраморном полу, старинный парижский гобелен украшает главный алтарь. Когда папы перестали ладить с королями – или короли с папами – и их заперли в Ватикане, династия Савойя использовала часовню для проведения брачных церемоний.

В среду, 8 января, семья Таманьини, как и тысячи римлян, собравшихся на площади Куиринале, с нетерпением ожидала захватывающего события. Жандармы теснили толпу, но Джино удалось протиснуть вперёд Владимиро и Эдельвейс, чтобы им было лучше видно. Он посадил на плечи четырёхлетнего Артуро, просто чтобы его не раздавили, всë равно малыш мало что понимал. Бьянка держала на руках годовалого Ульдерико. Она была беременна пятым ребёнком, хоть это ещё и не было заметно.

– Папа, смотри, едут! – закричал Владимиро.

Через площадь в ворота дворца Куиринале въехала карета в сопровождении десяти или двенадцати всадников, в которой сидела молодая пара – принц Умберто II, сын короля Италии Витторио Эмануэле III, и бельгийская принцесса Мария Хосе. Они должны были обвенчаться в часовне. Принц был одет в форму полковника пехоты с орденами и саблей, а невеста утопала в белом пальто с большим меховым воротником из белого горностая. Еë волосы украшала бриллиантовая диадема. На руки принцессы были надеты длинные белые перчатки, потому что накануне свадьбы она обнаружила, что кружева на рукавах платья пришиты криво. В белом была только невеста: принц попросил гостей позаботиться о том, чтобы этот цвет не присутствовал в их одежде. Это был также день рождения королевы Елены, матери Умберто. Бенито Муссолини почтил своим присутствием королевскую семью.

– Папа, смотри, белые голуби! – закричал вдруг Артуро.

В одиннадцать утра толпа на площади была вознаграждена за долгое ожидание романтическим зрелищем. Стая голубей, выпущенных в небо, возвестила итальянскому народу, что во дворце только что состоялось бракосочетание принца и принцессы. Вскоре они появились на балконе, чтобы поприветствовать собравшихся, и толпа возбуждëнно взревела. Мужчины махали шляпами, а женщины – платками и шарфиками.

После подписания Латеранского договора в 1929 году, отношения между Ватиканом и Италией потеплели, и папа Ратти принял у себя жениха и невесту после церемонии в 12:30. Его Святейшество подарил молодожëнам гобелен «Мадонна с младенцем» и жемчужные чëтки, украшенные золотом.

Турин

2 февраля Умберто и Мария приехали в Турин, где расположились в апартаментах прадеда Умберто, Витторио Эмануэле II, в королевском дворце. После свадьбы супруги испытывали огромные культурные различия, и этот период стал очень нелëгким для молодой семьи. Различались молодые люди и по характеру. Умберто воспитывался строгим отцом, любителем великолепия и этикета. Он был замкнутым религиозным юношей, находившим утешение в обществе ласковой матери. Мария же была воспитана неформально, поэтому выросла общительной и имела разносторонние интересы. Ей были безразличны этикет и светские мероприятия, она могла устроить скандал по малейшему поводу, после чего покурить и напиться. Из-за этого о принце стали ходить сплетни, которые ничуть не придавали ему веса на политической арене. Наоборот, его старались очернить, особенно фашисты. Невзлюбили в Турине и принцессу – не только за её характер, но и за чëрные, вьющиеся, вечно лохматые волосы. Она же не придавала значения сплетням, организовывая концерты во дворце и занимаясь благотворительностью.

Фашистская политическая полиция тщательно следила за личной жизнью принца, особенно за его любовными похождениями. Говорили, что у него было много приключений с женщинами всех социальных слоев, чему причиной были какие-то сексуальные недоразумения с принцессой. Единственной радостью для Умберто, занятого лишь своими казармами и солдатами, стала свадьба одной из его четырёх сестёр. Джованна Савойская, что была на четыре года младше Умберто, познакомилась с болгарским царем Борисом III за три года до свадьбы. Они полюбили друг друга и поженились в Ассизи 25 октября, не обращая внимания на то, что для родителей Джованны этот брак был стратегическим. На свадьбе присутствовал Бенито Муссолини. После роскошного приёма молодые уехали в Софию на коронацию новой царицы Болгарии. Умберто, вернувшись с женой из Ассизи, упросил отца перевести его в Неаполь, подальше от недоброжелательной и лицемерной атмосферы Турина.

Глава 10. 1932 год. Фашистская суббота

Рим

Субботнее утро в римском районе Прати было похоже на все субботы любого другого римского района. В шесть часов утра не было ни одного человека, кроме младенцев и стариков, кто бы оставался в постели. В семье Джино Таманьини спали только трёхлетний Ульдерико и годовалый Пьеро. Бьянка проснулась первой, разбудила мужа и принялась будить старших мальчиков и дочь. У Таманьини было уже пятеро детей. Двенадцатилетний Владимиро встал первым, надел брюки, чёрную рубашку и причесывался перед зеркалом. Девятилетняя Эдельвейс Таманьини, уже одетая, натягивала белые гольфы.

Бьянка взяла на руки шестилетнего Артуро, который никак не мог проснуться.

– Давай, сокровище моё, ты должен одеться. Сегодня твой первый парад, ты не забыл?

– Я спать хочу, мам.

– Я знаю, милый. Обещаю, завтра ты будешь спать до полудня.

Она посадила Артуро на кровать и стала надевать ему чёрную рубашку.

– Лаура, завтрак готов? – услышала Бьянка голос мужа из спальни. Он так и звал её Лаура, с их первой встречи на площади Венеции.

– Готов, – ответила она, и позвала, повысив голос: – Все к столу!

Завтрак состоял из кофе и хлеба с повидлом. Артуро ел вяло, часто поглядывая то на мать, то на отца.

– Волнуешься, сынок? – спросил его Джино. – Ничего, я буду рядом. Увидишь, тебе понравится.

Вдруг двенадцатиэтажное здание загудело, как разбуженный улей.

– Выходят! – закричал Миро и выскочил из-за стола. Сестра последовала за ним, не допив кофе.

– Пойдем, Артуро, – Джино встал и взял сына за руку.

Бьянка поцеловала мальчика на прощание, все четверо вышли на лестничную площадку и стали спускаться. По лестнице стекал вниз нескончаемый поток обитателей дома: мужчин, мальчиков и девочек. Были среди них и женщины, которые сопровождали свои семьи, если им нечего было делать дома. Бьянка всегда оставалась: у неё было двое малышей, и в семье из семи человек было много работы.

Закрыв за мужем и детьми дверь, она устремилась к окну. Во дворе уже начали собираться первые вышедшие из подъездов люди, направляясь к выходу из ворот. В римских кварталах почти все дома построены одинаково – четыре или более зданий образуют «колодец», вход в который идëт через ворота или главный подъезд. Внутри «колодца» располагается маленький дворик или сад, часто очень красивый и ухоженный, иногда с фонтаном, дорожками и скамейками. Бьянка смотрела, как её семья идёт по дорожке двора, вливаясь в общий поток людей, выходящих из ворот на улицу и отдающих салют вытянутой вперёд рукой встречным знакомым. Это было обязательное приветствие.

В фашистской Италии «римский салют», как его называли, был принят королевским указом и использовался официально в государственных учреждениях. Для «чёрных рубашек» – то есть молодёжи, состоящей в фашистской организации, – такое приветствие было обязательным на демонстрациях. Рукопожатие было запрещено, так как считалось негигиеничным.

Когда все вышли, на какое-то время воцарилась такая тишина, будто всё население города внезапно вымерло. Потом во двор вышла женщина, одетая в чёрное, прошла через ворота на улицу, вернулась через пять минут, увидела в открытом окне Бьянку и закричала:

– Синьора Таманьини, флаг!

Бьянка побелела лицом и бросилась к противоположному окну, которое выходило на улицу. На наружной стене, с правой стороны от подоконника, был прикреплëн кронштейн, который им установили несколько лет назад. Она торопливо вставила итальянский флаг в кронштейн и поспешила к окну, которое выходило во двор. Выглянув наружу, она увидела, что женщина всё ещё стоит и смотрит на еë окна.

– Простите, синьора Изабелла, я забыла. Больше такого не повторится! – прокричала ей Бьянка испуганно.

– Я очень на это надеюсь, иначе вы знаете, какими могут быть последствия.

Изабелла Орсини была главной по зданию. Когда Муссолини пришёл к власти, он избрал очень необычную тактику поддержания порядка в городе. Вместо того, чтобы отдать Рим под надзор военных патрулей или отрядов полиции, он создал сеть верных людей из самих жителей города. В каждом доме был человек, который следил за порядком и за тем, как выполнялись правила, установленные правительством. Одним из этих правил было каждую субботу вывешивать на наружную стену всех зданий итальянские флаги. Это должна была делать каждая семья, а ответственный по дому проверял неукоснительное соблюдение правила. Неоднократное непослушание каралось наказанием. Наказания могли быть различными. Провинившегося могли подстеречь вечером несколько человек, избить палками или влить ему в рот большую дозу сильного слабительного. Каждый ответственный по зданию подчинялся главному по кварталу и докладывал ему о проделанной работе. Тот был в подчинении у главного по району, и так далее – до министра народного просвещения, а потом и самого Муссолини.

Вздохнув с облегчением, что на этот раз Изабелла не очень рассердилась, Бьянка отошла от окна и стала убирать со стола после завтрака, изредка с опаской выглядывая во двор. Изабелла приступила к своим обязанностям. Она поднялась на крышу и стала развешивать на балюстраде огромное полотнище с фашистским крестом. С высоты она видела, что с крыш всех остальных домов свисают такие же знамена. Затем она снова спустилась в свою квартиру и включила радио, звук из которого поступал в громкоговорители, установленные во дворе. По радио каждую субботу шла трансляция с парада из центра города. Громкий торжественный марш разнëсся по «колодцу». Проснулись Ульдерико и Пьеро, и Бьянка поспешила в их комнату.

Несколько лет назад Муссолини приказал министру народного просвещения создать организацию, целью которой стало нравственное и физическое воспитание молодёжи. Этот моральный орган назвали «Балилла», и его задачей было вдохнуть дух фашизма в каждого итальянца с детства. В организацию записывали с шести лет – малышей называли «дети волчицы». В отряд «Балилла» входили с восьми лет, а с четырнадцати лет детям уже давали оружие и называли «авангардистами». Королевским указом были закрыты другие молодёжные организации, скаутские и пионерские. По всей Италии должна была существовать только «Балилла». Оставались лишь партизаны, которые действовали подпольно и вели активную антифашистскую борьбу.

Каждую субботу в Риме проходил парад. В нём должны были принимать участие все члены организации «Балилла» в возрасте до 18 лет – как мальчики, так и девочки, а также мужчины призывного возраста. Замужним женщинам в параде участвовать не разрешалось, они должны были заботиться о семье, а семья считалась святой в идеологии фашизма. Представители мужского пола должны были надевать чёрное, а девочки – белые блузы и чёрные юбки. Иногда проводились не только парады, но и спортивные состязания. А ещë общественные беседы на политические фашистские темы для мальчиков и занятия по ведению домашнего хозяйства и уходу за детьми – для девочек. Такие дни назывались «фашистскими субботами», и присутствие каждого на всех мероприятиях было обязательно. За этим строго следили школьные учителя, которых обязывали сотрудничать с фашистами, и ответственные по жилым домам, которые контролировали, все ли ушли на парад.

К обеду Бьянка услышала с улицы приближающиеся голоса, которые понемногу слились в один нестройный гул. Она выглянула в окно. В ворота втекала масса людей, возвращавшихся с парада, разливалась струйками по дорожкам, гудя, распределялась по подъездам. По лестнице затопали десятки ног, шум шагов заглушали возбуждëнные голоса детей. Дверь в их квартиру открылась, и первым ворвался Владимиро.

– Мама, ты не представляешь, как было здорово! Был сам Дуче! Я его видел! Он такой, мама… такой…

«Дуче» называли Муссолини, что означало «вождь», – так же как Гитлера называли «фюрером». За старшим сыном вошли остальные члены семьи, уставшие и голодные, но довольные и восторженные. За обедом Бьянка спросила Артуро:

– Сынок, как прошёл твой первый парад? Тебе понравилось?

– Да, мама. Я теперь «сын волчицы». Я маршировал, а потом мы играли в мяч.

Вечером того же дня, когда уже стемнело и дети спали, Бьянка сидела у открытого окна. Вдруг краем глаза она заметила какое-то движение во дворе. Она взглянула вниз и увидела одного из соседей в сопровождении двух мужчин, которые направлялись к выходу со двора на улицу. Сосед был одет в плащ и держал в руке чемодан. Она тихонько позвала Джино. Тот подошёл и тоже выглянул в окно.

– Смотри, это тот странный мужчина из соседнего дома, – сказала Бьянка мужу, – куда они его ведут?

Джино взглянул вниз и нахмурил брови.

– Так вот почему он не был женат и платил налог…

Муссолини издал указ облагать налогом всех мужчин, которые в возрасте двадцати пяти лет всё ещё не обзаводились семьями.

– Почему, Джино?

Он посмотрел на жену.

– Сама догадайся.

Бьянка в страхе отпрянула от окна. Обложение налогом было не единственной мерой борьбы с однополыми отношениями. При фашизме их преследовали очень строго. Наказанием было лишение свободы сроком до трёх лет и ссылка на отдалённые острова или высоко в горы.

Неаполь

Вилла Роузбери под Неаполем принадлежала британскому лорду рода Роузбери. Когда лорд постарел, её использовали для отдыха британские послы, а после его смерти наследники подарили виллу Итальянскому Королевству. Муссолини, который присутствовал при акте передачи виллы британским правительством, хотел устроить там музей. Когда в Неаполь приехали принц Умберто с женой, им устроили пышный приём, а потом предложили поселиться на этой вилле с частным пляжем. Отношения принцессы Марии Хосе с мужем начали понемногу налаживаться в непринужденной неаполитанской обстановке, и они часто купались в море ночью.

Однако отношение к фашизму у принцессы было негативным. Она быстро завязала знакомства как в высшем обществе, так и среди духовенства – с представителями антифашистского движения. Умберто держал нейтралитет, но не мешал жене. Фашистская полиция контролировала их и здесь, но похоже, их больше интересовали сплетни, которые ходили по городу. Если уж сплетников интересовало, почему у супружеской пары нет детей, то рано или поздно этим заинтересовался бы и сам король. Витторио Эмануэле приставил к невестке придворного врача и отправил еë в Германию к самому известному гинекологу.

Глава 11. 1934 год. Жизнь продолжается

Неаполь

После многочисленных поездок в Германию к гинекологу, анализов и обследований было объявлено о беременности принцессы Марии Хосе. В первые месяцы ходили злобные слухи, что принцесса забеременела не естественным путем – многие были уверены в неспособности Умберто оплодотворить жену. Однако в то время было бы подозрительно, если бы наследники королевского рода пошли на такой шаг, да ещё и противоречащий их вере. Искусственное оплодотворение тогда было на начальном этапе исследования, и гипотеза о его применении не имела под собой основания – несмотря на многочисленные поездки принцессы на медицинские осмотры. 24 сентября Мария Хосе родила девочку, которую назвала Мария Пия. Полное имя принцессы было Мария Пия Елена Элизабетта Маргарита Милена Мафальда Людовика Текла Дженнара Савойская. На родах присутствовали мать принцессы, Елизавета Бельгийская, и мать Умберто, Елена Савойская. Король Витторио Эмануэле в честь радостного события накормил четыреста бедняков и выдал более двух тысяч пособий нуждающимся.

Сканцано

В спальне наверху, в доме, где жили Лаурина с мужем, раздался последний натужный крик. После этого послышался писк, и местная повитуха сошла с лестницы, оставив роженицу своей помощнице.

– Внучка у тебя, Виттория. Я руки пойду помою.

– Ну, наконец-то, слава тебе, Господи! – воскликнула новоиспечëнная бабушка и поспешила к дочери.

Девочку уже помыли в корытце и запеленали. Уставшая Лаурина отдыхала на подушках.

– Дочка, ну как ты? – Виттория слегка обняла её, боясь сделать больно.

– Мама, смотри какая у меня девочка! – слабым, но восхищëнным голосом проговорила роженица. – Я назову её Розиной.

– Очень красивая! – сказала Виттория, улыбаясь, но вдруг схватилась за спинку кровати, побледнев.

– Что с тобой, мама? – испуганно спросила Лаурина.

Виттория присела на краешек кровати, смущëнно улыбаясь.

– Да вот, дочка… оказия какая… опять я… опять мы с твоим отцом…

– Мама! Ты думала, Фьора будет последней, а потом ещё и Пьерина родилась! И опять ты…

– Ну что же делать, Лаурина…

– Как же ты, мама? Ведь тебе уже сорок два. Моя Розина будет ещё совсем маленькая, когда ты родишь, я тебе помочь не смогу. Вот и Анжелина скоро в Рим уезжает.

– Да не волнуйся ты, дочка, я справлюсь. Мария мне поможет, ведь ей уже девятнадцать. А за Анжелину я очень рада. Найдет в Риме работу, хорошего мужа: всё, как она мечтала.

Они услышали шум на улице, и Виттория выглянула из окна.

– Тетя Клементина пришла с маленьким Убалдо. Отец утром пошёл ей сказать, что ты рожаешь. Пойду, обрадую их! Хорошо, хоть старших дома оставила, не до них тут. Господи, да и она опять беременная!