Текст книги "Все мои дороги ведут к тебе. Книга первая"

Саша взволнованно поднялась, видя, как медленно появляется в отражении новая Саша.

На нее смотрела знакомая и незнакомая девушка. Платье действительно напоминало оперение волшебной птицы, особенно с пышными, выше локтя рукавами, казавшимися не то крыльями, не то облаками. Белоснежная ткань выгодно подчеркивала выразительные Сашины глаза и темные волосы. Глубокое декольте и открытая спина поддерживались тугим, невероятно тонким корсетом, от чего ее талия была практически невесомой, утопая в пышной расшитой россыпью крошечных жемчужин юбке, переходящей в тяжелый шлейф. На шее и плечах едва заметно блестели тонкими нитками бусы из крошечных звеньев белого золота и мелких, почти невесомых жемчужин. Шею и плечи прикрывала из той же легкой воздушной ткани длинная, с драпировкой вуаль, расшитая серебряными нитями по краю. Глаза были особенно выразительны благодаря стараниям Ольги. Она же решила, что высокая прическа Саше была ни к чему. А потому волосы ее были легко уложены в виде слабо сплетенной косы, перехваченной нитями жемчуга, которые сходились на голове в своеобразную диадему. Крошечные жемчужины в форме риса гроздьями сплелись в сережки и озорно покачивались от малейшего движения возле ее лица. В этом образе она сама себе казалась какой-то сказочной девой, не то лебедем, не то пери.

Саша перевела взгляд на Ольгу, потом на Машу и прижала руки к груди, не в силах что-то сказать.

– Ты волшебная! – тихо сказала Маша и шагнула к Саше. – Ну, же смелее! Улыбнись. Ты прекрасна, Сашенька! – глядя в ее красивые карие глаза, Саша отчаянно вспыхнула, взволнованно переводя взгляд с одной сестры на другую.

Тем временем Ольга вынула из коробки длинные белые перчатки с крошечными пуговицами под жемчуг и протянула Саше.

– Дай-ка я тебя еще раз попудрю, – сказала она, взяв баночку с рисовой пудрой. – Это – незаменимая вещь при открытых плечах и груди. Когда тебе начнут говорить комплименты, от смущения вся пойдешь красными пятнами, а под пудрой этого никто и не заметит… – она ловко подняла бусы и быстро стала наносить пудру, от чего Саша пару раз чихнула со смехом. – И еще, – продолжала деловито Ольга, – периодически покусывай губки, чтобы к ним приливала кровь. Мужчинам нравятся яркие губы, – добавила она нараспев, склонившись к ее уху. Она что-то еще говорила, делясь своими секретами, но Саша половину не слышала и уже не могла запомнить от волнения и переживаний, продолжая с изумлением разглядывать себя в зеркале.

Маша подошла к ней и нежно взяла за руку.

– Ты просто Царевна-лебедь, Сашенька.

Натянув перчатки, Саша еще раз окинула себя в зеркало взглядом, а потом стремительно бросилась в объятия Ольги.

– Дуреха, – расхохоталась Ольга, удовлетворенная своей работой, а Саша, обнимая ее, с изумлением и паникой почувствовала, что под платьем у Ольги нет корсета. Точнее, вообще ничего нет! Она вскинула на Ольгу недоуменные глаза, а старшая сестра только громче расхохоталась и заговорщически ей подмигнула. Затем она с довольным видом поправила свои волосы и скомандовала:

– Ну, что, девочки, этот мир с нетерпением ждет чуда!

1.7.

Прием в Майском был событием месяца. Приглашения на Вальс цветов по случаю дня рождения младшей дочери Кадашевых были разосланы еще за месяц, чтобы дамы смогли подготовить наряды, а их мужья и кавалеры оплатить. К шести вечера потянулись первые автомобили, экипажи и фаэтоны гостей. Мифические существа каменных ворот торжественно встречали банкиров и промышленников, кавалергардов и высших чиновников Баку. Многие приезжали целыми семьями, с женами и незамужними дочерьми. Такой прием был способом поддерживать нужные связи, а также стать началом выгодного знакомства. Слуги с ног сбились, принимая транспорт гостей. Калейдоскоп юбок, шляпок, духов, женский и мужской смех к половине седьмого заполнили внутренний двор и сад Майского.

В зале играли музыканты. Но пока подъезжали гости, распорядитель бала – начальник бакинского военного гарнизона Иван Иванович Оболенцев – не начинал танцев.

Хозяева дома – Павел Иванович во фраке и Катерина Муратовна в темном расшитом золотыми цветами платье с высокой прической – стояли в центре залы и приветствовали гостей. Катерина Муратовна искренне улыбалась, но было заметно, что она взволнованна и чего-то ждет. Периодически она склоняла голову к мужу и что-то ему говорила.

В это самое время в зал, наконец-то, вошли сестры Кадашевы, одна ослепительнее другой. Увидев дочерей, Катерина Муратовна счастливо заулыбалась, каждую обняв и поцеловав в щеку, а Павел Иванович с довольным видом наблюдал, как появление его дочерей заставило всех затихнуть.

Ольга с Машей прошли в залу, а Саше, как виновнице торжества, пришлось стать рядом с родителями и приветствовать гостей. Она стояла, взволнованная и смущенная, принимая поздравления и комплименты от людей, которых по большей части не знала. Многих из них Саша видела впервые, а потому старалась запомнить имена, фамилии, звания, которые ей тихо нашептывала на ушко мать. Но гостей было так много, что все эти звания и имена путались и быстро забывались. В зале было много офицеров, их зеленые и красные мундиры заставляли Сашу замирать, тайно надеясь увидеть его.

Когда, наконец, нескончаемый поток гостей закончился, а зала наполнилась смехом и шорохом платьев, когда дамы выстроились вдоль стен, нетерпеливо ожидая приглашений на танец, обмахиваясь веерами, а мужчины разбились в кружки, чтобы предаться беседам о политике и последних новостях, распорядитель бала объявил первый вальс.

Саша любила танцевать, а потому с первых же нот вальса смущение и волнение исчезли. В шорохе платьев под мелодичные звуки Шуберта ноги сами двигались стремительно и ритмично, вспоминая годами отточенный навык. Свой первый танец Саша отдала старшему брату, второй – Алеше. Потом танцевала с отцом, периодически меняясь с братьями. Пятый танец благосклонно подарила Косыгину, о чем тут же пожалела. Поручик пытался любезничать, что вызывало в Саше раздражение и неприязнь. Она еще помнила ту сцену на диване в кабинете отца. А потому после одного танца с Косыгиным больше с ним не танцевала, испытывая страшную брезгливость. Вряд ли поручик расстроился, потому что пару раз ему удалось-таки заполучить в объятия Ольгу Пурталес. И Саша видела, как Ольга игриво улыбалась ему, а на ее щеках играли манящие ямочки, но, сколько бы Косыгин ни пытался склониться ниже к ее божественному локотку или груди, Ольга хлопала его веером и уворачивалась. Может, от этого, а может, от выпитого шампанского вскоре щеки его яростно заалели, глаза заблестели, а рыжие пышные усы, казалось, встали торчком на довольном лице.

А вот танцы с Алешей Сашу от души повеселили. Алеша при всей своей юности и миловидности был слишком угловат и нескладен, танцы давались ему с трудом, а потому он постоянно ошибался, чем заставлял Сашу весело хохотать. Она пыталась его поддержать и вести в танце, но Алеша то путал руки, то начинал не с той ноги, от чего смеялся и сам, вспыхивая и бросая на Сашу виноватые взгляды. Саша лишь весело обнимала его и, поймав его ладони руками, снова пыталась вести.

Выбившись из сил, Алексей забавно сдул повисшую влажную челку со лба и, нескладно поклонившись Саше, уступил очередь прочим кавалерам, отходя к старшему брату, который стоял в кружке офицеров. Ловя его взгляд, Саша понеслась в безудержном вальсе, увлекаемая бесконечной чередой кавалеров, что пытались завладеть ее вниманием. Их имена и лица, заученные комплементы и остроты тонули в звуках живой музыки. Саша и не старалась их запомнить, а просто улыбалась и танцевала. Танцевала, как никогда!

После очередного вальса, она уже и не помнила, какого по счету, Саша почувствовала легкое головокружение. Тугой корсет мешал ей вдохнуть полной грудью. Да и платье было довольно тяжело, особенно длинный шлейф. А потому, виновато улыбнувшись очередному подскочившему к ней офицеру, она стремительно прошла к дальнему окну гостиной, желая передохнуть. Здесь в полутени, возле фортепиано, у открытого настежь окна можно было спокойно отдышаться, при этом открывался хороший обзор для наблюдения за всеобщим весельем. Упав на стоявшую у окна банкетку, на которой давеча они с мамой сидели и играли в четыре руки, Саша принялась отчаянно обмахивать себя веером, пытаясь выровнять разгоряченное дыхание.

– Мое восхищение, юная леди, – послышался вдруг совсем близко чей-то знакомый насмешливый голос.

Саша от неожиданности вздрогнула и обернулась. В самом углу, куда слабо попадал свет, в кресле, закинув нога на ногу, сидел тот самый Шацкий, спаситель ее шляпы! Он широко улыбался, не сводя с нее глаз. Она его сразу узнала, почувствовав, как кровь почему-то сначала совершенно отхлынула от лица, а потом ярким румянцем вспыхнула на припудренных щеках. В недоумении Саша произнесла:

– Вы?…Что вы здесь делаете?…Простите, не помню, как вас зовут, – соврала она зачем-то и, пытаясь скрыть свой испуг и смущение, отвернулась.

Он, нисколько не смущаясь, приподнялся и театрально поклонился, протягивая ей руку для приветствия.

– Никита Васильевич Шацкий, прелестная незнакомка. Не хочу вас смущать, но, похоже, что меня пригласил ваш отец… – поцеловав ее заметно подрагивавшую ручку, он придвинул ближе кресло и снова сел, все также улыбаясь. – Вы меня снова удивили. Два дня подряд я встречаю вас в самых неожиданных местах. Может, это судьба? – с насмешкой добавил он.

Чувствуя странное волнение и даже испуг от его внезапного появления в своем доме, Саша прислонилась спиной к портьере, пытаясь вспомнить весь их вчерашний разговор. Не наговорила ли она чего лишнего? Господи! Все, все было лишним! Кто же знал, что случайный человек за версту от родного дома непременно окажется знакомым отца?! Отец! Черт! Он все-таки знает отца!

Пытаясь совладать со своим волнением, Саша старалась глубже вдохнуть свежий воздух, который проникал сквозь тяжелый тюль окна живительной прохладой. Она раскрыла свой веер, невольно радуясь тому, что в этой части залы была легкая полутень, которая могла скрыть ее слишком явный румянец. Медленно обмахивая себя, она с недоверием искоса наблюдала за Шацким.

Он, кстати сказать, занимался тем же: смотрел на нее с нескрываемым любопытством, довольно вальяжно расположившись в кресле и постукивая по подлокотнику пальцами левой руки. Вид у него был довольный и удивленный одновременно. Саша отметила про себя, что выглядел он с иголочки. Ему очень шел дорогой темно-синий костюм, изысканная бархатная жилетка с вышитыми узорами в виде турецких огурцов и в тон ей бархатная бабочка, а также модные английские ботинки. Тугой манжет белой рубашки был перехвачен квадратной золотой запонкой с темно-синим камнем. Стоило признаться, он неплохо разбирался в моде.

Она отвернулась, сильнее обмахивая себя веером, заключив, что ей все-таки больше нравились военные.

– Значит, пугливая морская нимфа – дочь местного промышленника, Александра Павловна Кадашева, виновница сегодняшнего торжества? – произнес тем временем Шацкий с неизменной улыбкой. – Позвольте же и мне присоединиться ко всем многочисленным комплиментам и поздравлениям в ваш адрес, Александра Павловна, – он особенно улыбнулся, произнося ее имя во второй раз.

– Саша… – не поднимая к нему лица, поправила она его, невольно вспыхнув: ей не нравилось свое полное имя.

– Ну, вот и познакомились, Са-ша, – повторил он по слогам, словно пробуя на вкус звуки ее имени. Его довольная улыбка отчаянно смущала ее.

– Почему же вы не подошли сразу с поздравлениями, как все и как требуют приличия? – спросила она, пытаясь говорить как можно увереннее, не желая показывать свое смущение, сильнее продолжая обмахивать себя веером.

– Как все? – он приподнял брови, как будто от удивления, насмешливо улыбаясь. – Я надеялся сделать это наедине, – он снова тихо подтрунивающе рассмеялся, когда она с досадой метнула на него взгляд. – Надо сказать, я сам был несколько обескуражен, когда увидел здесь вас, да еще и в качестве именинницы. Мне показалось бесцеремонным… мм-мм… шокировать вас также у всех на виду. Кажется, это как раз было бы весьма неприлично.

Саша не понимала, шутит он или говорит серьезно, но мысленно была ему благодарна за это. Действительно, непонятно, как бы она повела себя, если бы увидела его раньше, стоя рядом с мамой и отцом. Но ничего не сказала по этому поводу, а почему-то попыталась задеть его, сказав:

– Почему же вы прячетесь здесь в темноте и не танцуете? Не умеете? – и, не удержавшись, дерзко вскинула на него глаза.

Он усмехнулся, все также глядя на нее.

– Пожалуй, наблюдать за вами мне доставляет большее… удовольствие.

От слова удовольствие, произнесенного им как-то особенно, краска мгновенно залила ее щеки. Она поспешила отвернуться. Черт, зачем, зачем он здесь?! Снова это странное волнение поднималось в ней. Как и вчера на берегу, ей, с одной стороны, хотелось, чтобы он ушел, а, с другой, он будил в ней какой-то непонятный, странный и пугающий интерес. В его присутствии Саша чувствовала себя крошечным кроликом рядом с огромным ирбисом, который беззастенчиво забавлялся ее неопытностью и смущением, и при этом что-то настойчиво удерживало ее от того, чтобы просто взять и уйти. И под напором его темно-карих глаз снова что-то щекочущее, как тогда на берегу, когда она увидела его голым, заколыхалось в ней.

Черт! Это воспоминание вылезло совершенно некстати! Чувствуя, что не в силах справиться со своим волнением и ощущая всей кожей его нахальный взгляд, Саша нервно огляделась, ища хоть какое-то спасение от Шацкого и от собственных мыслей.

На ее счастье совсем рядом стояла Ольга в компании поручика Косыгина и еще какого-то офицера. Ее красивое шелковое платье притягательно обтягивало все ее соблазнительные формы, и почему-то Саша снова вспомнила, что под ее платьем ничего нет! От этой мысли щеки ее еще сильнее вспыхнули. Однако только присутствие сестры могло ее спасти от Шацкого, ведь ни один мужчина не мог устоять перед Ольгой! Это была прекрасная идея, и Саша отчаянно помахала ей рукой, подзывая к себе.

Красавица Ольга кокетничала с молодым гвардейским офицером и красным как рак Косыгиным, который просто не находил себе места, бросая ревнивые взгляды на соперника. А тот, не замечая, пожирал Ольгу глазами, без конца склоняясь к ее ручке и все пытаясь коснуться губами ее локтя. Ольга не сопротивлялась и лишь периодически шаловливо хлопала его веером по плечу, отстраняясь на безопасное расстояние и игриво улыбаясь то одному, то второму. Выглядело это весьма забавно. Заметив Сашины знаки, она весело подмигнула кавалерам и, протянув им обе руки для поцелуя, поспешила к сестре. На ходу Оля поймала официанта, ловко разносившего шампанское по залу, и, подхватив два бокала, грациозно приблизилась к Саше.

– Ну, как, душа моя, настроение? – спросила Ольга нараспев, сразу заметив Шацкого и не сводя с него заинтересованных глаз. – Держи, – она протянула Саше бокал и шаловливо пропела: – Тебе сейчас в самый раз. Правда, господин…? – многозначительно протянула она, буквально впившись глазами в Шацкого.

Саша приняла бокал и, как можно увереннее сказала, небрежно показывая веером в сторону Никиты:

– Оля, разреши познакомить тебя с папиным… э… знакомым… Господин Шацкий… Никита Васильевич, это моя старшая сестра Ольга Павловна Пурталес.

Никита поднялся и встал так, чтобы видеть обеих. С нескрываемым любопытством разглядывая старшую из сестер, галантно поцеловал ее ручку. Саша видела, как игривые ямочки заиграли на Олином лице. И почему-то стало ужасно неловко за то, как сестра оценивающе с хищной улыбкой оглядывала его в ответ. Впрочем, вряд ли Шацкого это смутило, напротив, он занимался ровно тем же, совершенно нагло скользя взглядом по глубокому декольте Олиного платья и особенно задержав взгляд на заострившихся холмах ее грудей. Эти двое умели невероятно вгонять людей в краску!

– Очень приятно, – промурлыкала Ольга, особенно произнеся слово приятно. Саша вспыхнула и в смущении отвернулась в зал. – Чем же вы занимаетесь, Никита Васильевич? – в той же манере продолжала Ольга, пригубив шампанское и не сводя с него глаз.

Он неспешно облокотился на фортепиано, располагаясь удобнее, и убаюкивающим, слегка подтрунивающим голосом, словно вести светские беседы ему доводилось не раз, произнес:

– Всем понемножку, Ольга Павловна. У меня, как и у вашего отца и мужа, транспортная компания в Царицыне…

Саша вскинула на него глаза. Вот это да! Значит, он наврал ей про исследования? О, если бы он сразу сказал, что занимается транспортировками, она бы точно догадалась, что он знает отца!

Поймав ее возмущенный взгляд, Никита улыбнулся и, согласно кивнув, словно разгадав ее мысли, добавил:

– Кроме того, я занимаюсь кое-какими исследованиями. По большей части в Сибири.

В Сибири? Теперь уже Саша с сомнением оглядела его щегольской костюм и бархатную бабочку. Модная свежая прическа, ухоженная короткая борода вообще не вязались в ее голове с образом сибирского искателя. Похоже, сочиняет, чтобы произвести впечатление, заключила она с досадой – и снова отвернулась.

– Оооо, – протянула тем временем Ольга с восторгом, оглядывая его совершенно неприличным взглядом с ног до головы. От подрагивающих ноток ее голоса Саша почувствовала, как по телу пробежали странные мурашки. – Это о-очень интересно. Так вы – покоритель тайги? Чем же вас так привлекают непроходимые безлюдные леса?

– Тем и привлекают, дорогая Ольга Павловна, – насмешливо произнес он, скользнув взглядом по глубокому вырезу на ее платье, а затем перевел взгляд на Сашу и добавил: – Есть люди, которых весьма привлекают безлюдные места. Вы согласны, Александра Павловна?

Саша метнула на него быстрый взгляд и, смущаясь, снова отвернулась, чувствуя, как предательский румянец все сильнее заливает ее щеки. Он нарочно это делает?!

– Но ведь это очень опасно, не правда ли, дорогой Никита Васильевич? – снова промурлыкала Ольга, весьма соблазнительно пригубив бокал с шампанским, не сводя с него слишком откровенный взгляд.

Он снова усмехнулся и, наблюдая за Сашей, которая всеми силами пыталась на них не смотреть, насмешливо отозвался:

– Ну, не опаснее, чем попасть в ловушку к таким очаровательным дамам. Сударыни, – он вдруг поклонился, – позвольте я вас оставлю. Кажется, ваш отец меня зовет.

Саша увидела, что отец, и правда, стоял в нескольких шагах от них и отчаянно махал в сторону Шацкого, не решаясь пройти сквозь стремительно танцующие пары. Когда Никита ушел, она почувствовала невероятное облегчение и взглянула на Ольгу. Та, держа изящно бокал и постукивая по нему пальцами, провожала его неприкрытым хищным взглядом.

– Хо-роош, хо-роош, – протянула Ольга, наконец, и взглянула на Сашу. – Милая, а у тебя отменный вкус.

Саша в недоумении округлила глаза и отчаянно завертела головой, чувствуя, как щеки ее ужасно заалели. На что Ольга лишь громко расхохоталась.

– Ну, мне-то голову не морочь! Я же вижу, как ты взволнованна, – она пальчиками за подбородок подняла Сашино лицо и ласково протянула, вглядываясь в ее тревожно бегавшие глаза: – Раскраснелась вся, дрожит… Боже, как это мило… Кажется, ты его тоже заинтересовала.

Сашины глаза еще больше округлились, она еще сильнее покачала отрицательно головой, смущенно расправляя складки своего платья, отводя стыдливо взгляд.

– Поверь мне, – сказала Ольга довольно самоуверенно, так и держа Сашу за подбородок, – обычно мужчины, общаясь со мной, и не смотрят на других женщин. А он просто глаз с тебя не спускал, – она чмокнула Сашу в лоб и подмигнула ей. – Он весьма недурен. Не упусти свой шанс, детка. Губки не забывай кусать, сестренка. И выпей уже шампанское, дуреха!

Саша слегка отстранилась от нее и, стараясь сменить тему, спросила, пригубив впервые в жизни шампанское:

– Ты Машу не видела? Я не могу ее найти, – она слегка зажмурилась от ударивших в нос пузырьков.

Ольга выпрямилась и, глядя в зал, уже другим, раздраженным, тоном сказала:

– Она ушла. Побыла совсем немного и ушла. Ну, во-первых, дети, а, во-вторых, она считает неприличным находиться здесь без мужа… Идиотка, – добавила она и взглянула на Сашу.

– Он так и не приехал? – спросила Саша, безумно расстроившись из-за сестры.

– Кто? Этот кобель? – Ольга зло рассмеялась. – Я тебя умоляю, он, наверное, чистит все хвосты, чтоб, не дай Бог, о его подвигах не стало известно отцу. Вряд ли он сюда вообще осмелится сунуться, подлец.

– Оля! – Саша была возмущена грубостью Ольги. – Маша, наверное, хотела бы, чтобы все у них наладилось, разве нет?

Ольга смерила ее взглядом.

– Ты что, думаешь, такое можно простить?

Как-то в устах Ольги это звучало странно. Видно, это читалось на Сашином лице, потому что старшая сестра встряхнула головой и тут же холодно заявила:

– Ему вообще-то повезло иметь такую жену, как Маша. Не сравнивай… Лучше пойдем танцевать, – с этими словами она снова быстро поцеловала Сашу в лоб и потянула ее в зал, где пары строились к новому вальсу…

++++

– Дорогой Никита Васильевич, я смотрю, общество моих дочерей вас увлекло, не правда ли? – Кадашев, подозвав Шацкого, с любопытством смотрел на него.

– Весьма, Павел Иванович, весьма. Ваши дочери восхитительны, – довольно сдержанно проронил Шацкий, останавливаясь рядом с Кадашевым и наблюдая за танцующими парами.

– Ну, не сердитесь на меня, Никита Васильевич. Я вас позвал, как человека умного и довольно интересного, рассудить наш небольшой спор…

Никита как-то скучающе посмотрел на него. Но ничего не сказал, а вместе с ним вошел в столовую. В ней, слева от танцевальной залы, собравшись кружком вокруг старого массивного камина, о чем-то громко беседовали мужчины. Господа сидели на сдвинутых сюда диванах и креслах, кто-то обмахивался платком, другие попивали шампанское, несколько мужчин довольно громко смеялись. Появление хозяина дома в сопровождении г-на Шацкого всех заставило повернуть к ним головы.

Входя немного суетливо от того, что светские манеры все-таки давались ему с трудом, Кадашев громко заявил, похлопывая Никиту дружески по спине:

– Господа, позвольте вам представить моего недавнего знакомого и партнера Никиту Васильевича Шацкого. Несмотря на молодость, Никита Васильевич весьма интересный персонаж…

– Ну, полно, Павел Иванович, – Никита Шацкий насмешливо посмотрел на него, приветственно кланяясь сидевшим в столовой господам.

– Не скромничайте, Никита Васильевич. Господа, – не унимался Кадашев и, обращаясь к гостям, взял на ходу два бокала шампанского, протягивая один Шацкому, – мы познакомились в Петербурге два с лишним года назад на Съезде транспортников. Никита Васильевич поразил меня своей оригинальностью и репутацией в столичных кругах. Как оказалось, человек он весьма разносторонний. Он занимается железнодорожными транспортировками, золотодобычей, а еще, простите, Никита Васильевич, – дружески подмигнул Шацкому, – является весьма уважаемым экспертом в деле строительства железных дорог, член Русского географического общества, исследователь и прочее и прочее. Так что, прошу любить и жаловать!

Кто-то из гостей уважительно покачал головой, кто-то поспешил пожать Шацкому руку. Сам Никита Васильевич отошел к распахнутому окну, прислонившись к широкому подоконнику, и, насмешливо глядя на Кадашева, скрестив руки на груди, поднял бокал в знак благодарности за такое представление.

– Павел Иванович, вы и сами не лыком шиты, – произнес он, на что Кадашев самодовольно потер руки и добродушно парировал:

– Да, здесь все весьма почтенные и уважаемые господа! Все мы честно трудимся ради процветания нашего горячо любимого Отечества и добиваемся неплохих результатов. Господа! – он поднял бокал, приглашая гостей последовать его примеру. Под звон хрусталя бокалы были торжественно опустошены, а в столовой воцарилось весьма заметное воодушевление.

– Итак, – произнес Кадашев на правах хозяина дома после, оглядев всех с довольной улыбкой. – Господин Шацкий – человек весьма образованный, знаком со многими важными людьми в России. Хотелось бы узнать ваше мнение, Никита Васильевич.

– О чем же ваш спор? – спросил Никита, держа руки на груди и покручивая хрустальный бокал.

– Да спора-то никакого нету, – заговорил довольно грузный мужчина в глубоком кресле. Это был местный владелец металлургических заводов Ревякин Федот Федотович. – Господа военные, – он кивнул в сторону, где стоял Мурат и несколько офицеров, – озадачили нас, подтвердив, что Германия усиленно увеличивает армию и наращивает свой военный бюджет. В то же время Россия пошла на союз с англичанами и французами, хотя с ними у нас довольно напряженные отношения были еще несколько лет назад. Может, все же стоит начать сближение с Германией? – он тяжеловесно перевалился с одного бока на другой, расстегивая сильно обтянувший его большой живот пиджак маленькими толстыми пальцами. Его густая рыжеватая шевелюра была мокра от духоты, а на мясистом зернистом лице выступили капли пота.

– Сближение с Германией и Турцией было бы весьма на пользу, – громко вставил другой, довольно молодой господин, стоявший у камина. Он был в черном фраке, из-под которого виднелась красная бархатная жилетка. Худощав и щеголеват, он был похож на актера в кино, что крутили в синематографах, особенно черными блестящими волосами, изящно уложенными на бок. Это был владелец нескольких мукомольных мельниц в округе Абдуллаев Гайджи-оглы.

– Вы предлагаете нам игнорировать откровенно антироссийские настроения, что царят в Германии? Для союза у нас слишком много разногласий, – произнес довольно жестко Мурат, смерив Гайджи-оглы взглядом.

Мужчины принялись спорить, повышая голоса и пытаясь друг друга перекричать. Шацкий скучающе пригубил бокал шампанского, наблюдая за всей этой картиной.

– Ну, а вы, господин Шацкий, какого мнения придерживаетесь? – спросил, наконец, Ревякин, перекрывая все прочие голоса своим зычным толстым голосом, с ног до головы оценивающе оглядев Никиту.

Шацкий столь же оценивающе смерил его и довольно сухо произнес:

– Думаю, что союз с Англией и Францией был неизбежен. Вы же не станете отрицать, что Россия и технически, и финансово сильно связана с этими странами? Именно они являются кредиторами нашего правительства и имеют довольно большой процент крупных компаний в нашей стране. Возьмем вагоны, локомотивы, пароходы, автомобили, наконец, – добавил Шацкий. – Мы лишь начинаем создавать свое конкурентное производство. Да, вполне успешно, но очень медленно, а потому мы до сих пор зависим от английских, бельгийских, французских машин.

– Да, займы – дело нешуточное, – заметил сидевший неподалеку моложавого вида средних лет банкир Хусаинов Мансур Мансурович. Он покачивал ногой, поглаживая свою клинообразную бородку, согласно кивая Шацкому. – Известно вам, господа, что основной наш кредитор – французы? Пожалуй, даже если мы захотим остаться в стороне, наши долги нас вынудят вступиться за наших кредиторов.

– Остаться в стороне? —Мурат возмущенно сделал шаг в его сторону, сильнее сжав бокал. – С каких это пор, по-вашему, Россия должна сторониться событий в Европе?

– Хотя бы с тех, когда последняя авантюра закончилась полным крахом! – отозвался Мансур Мансурович, в упор уставившись на Мурата и группу офицеров, что стояли рядом с ним, невольно вспыхнув.– Нам и Портсмутского унижения хватило.1717
  Портсмутский мир – мирный договор 1905 г. между Россией и Японией после поражения России в Русско-Японской войне (1904—1905гг.)


[Закрыть] И беспорядков по всей стране, что породила та война…

– Господа, господа, – заволновался Кадашев, стремительно направившись в сторону старшего сына, но Мурат лишь рукой остановил отца и, сверля темным, почти черным взглядом г-на Хусаинова, произнес:

– Нет уж, пусть господин Хусаинов выскажется. Кажется, вы что-то имеете против русской армии?

– Ну, вообще-то всем известно, что реформа нашей армии еще не завершена, – начал Хусаинов, невольно озираясь по сторонам, пытаясь найти поддержку в лице других гостей. Он сильнее прежнего крутил бокал в руке, говоря: – В прессе то и дело появляются факты, фиксирующие воровство и утечку средств, выделенных на военные нужды. Поэтому лично меня тревожит перспектива войны. Не хотелось бы, господа, повторения безобразий девятьсот шестого года…

– Ну, всему верить, что пишут в газетах-то, не стоит, – громко отозвался г-н Ревякин, снова переваливаясь с боку на бок, изрядно покрываясь потом. При этом он весьма недружелюбно смерил Хусаинова взглядом, добавляя: – И потом, военные затраты всегда велики. Производство металла – дело хлопотное и затратное.

– Да, и кое-кому это всегда на руку, – насмешливо отозвался Никита Шацкий, все также стоя у окна и наблюдая за владельцем металлургических предприятий. – Иные на войне зарабатывают миллионы.

– Почему бы и нет? Во время войны резко вырастут цены, – довольно произнес Ревякин, похлопав себя по тугому животу, – особенно на металл, – и захохотал, многозначительно оглядывая гостей столовой.

– Ну да, ну да, – произнес Шацкий, с сожалением наблюдая за тем, как все невольно оживились, обсуждая возможность войны и получения несметной прибыли.

– Война – это не только выгода и прибыль, – с досадой произнес Мурат, пытаясь привлечь внимание господ, охваченных невероятным азартом при обсуждении выгод. – Успешная военная кампания позволит укрепить позиции России в мире, вернуть былую славу. Как офицер, считаю, что война непременно будет, но в этот раз мы отстоим интересы Отечества. Это дело чести, – с этими словами он обернулся к военным, приподнимая бокал, и под согласные кивки вновь зазвучал звук хрусталя, и кто-то громко провозгласил: – За Отечество! За силу и доблесть России!

Тем временем г-н Хусаинов подошел к Шацкому, озадаченно поглядывая на всеобщий восторг от перспективы очередной войны. Поравнявшись с Никитой, Мансур Мансурович удрученно покачал головой, глядя в сторону компании промышленников, и произнес:

– Никогда не понимал стремления людей убивать друг друга. Но, глядя на господ, невольно задаешься вопросом: а может, самоистребление заложено в нас природой? Как думаете? – и он перевел взгляд на Шацкого.

Никита улыбнулся лишь уголками губ, а потом отозвался:

– Они наивно полагают, что война в Европе их не коснется. Однако Германия уже вовсю усиливает свои позиции в Турции.

Хусаинов пару раз кивнул и добавил:

– Я несколько недель назад прибыл из Порты. Немцев там пруд пруди. А сами турки всерьез воодушевлены идеей объединить все тюркские народы.

– Все? – Никита усмехнулся. – Не уж наши татары и башкиры тоже в их планах?

– Удивлены? – Мансур Мансурович покачал головой. – Знаете, сегодня, чем абсурднее идея, тем она кажется привлекательнее. Так что не удивлюсь, что они и на наше Поволжье засматриваются.