Электронная библиотека » Ольга Скороходова » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 28 февраля 2019, 08:40


Автор книги: Ольга Скороходова


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Шрифт:
- 100% +

От автора

Я родилась летом 1914 г. на Украине в селе Белозерке, расположенном недалеко от Херсона.

Родители мои были бедные крестьяне. Когда отца в 1914 г. угнали на войну, мать осталась единственной работницей в семье, состоявшей из братьев и сестер моего отца и больного дедушки. Мать много работала – батрачила у священника. Во всякую погоду, в осеннюю слякоть и в зимнюю стужу, она задолго до рассвета уходила далеко за реку, оставляя меня на попечение больного дедушки.

Но как ни тяжелы были первые годы моей маленькой жизни, они все же были моим «золотым детством» до того дня, как я заболела. Случилось это летом 1919 г., когда мне исполнилось пять лет.

И по сей день в моей памяти сохранились некоторые моменты болезни. Так, например, я помню, что у меня был сильный жар, мне чудились пожары, огненные бешеные собаки, которых я боялась и от которых стремилась убежать. Помню, однажды, когда я пришла в сознание, мать начала поить меня чаем с абрикосовым вареньем. Мне казалось, что я очень слаба, не хочу открывать глаза и поэтому ничего не вижу. Мать, которая все время ухаживала за мной (дедушка уже умер, остальные члены семьи отделились от нас, и мы с матерью остались вдвоем), я узнавала по прикосновениям, не открывая глаз. Но на этот раз мне захотелось глазами увидеть, где стоит варенье и какого оно цвета. Я открыла глаза – так мне казалось, – но не увидела, где стоит варенье, в чем оно и какого оно цвета…

Я болела долго, это я хорошо помню, потому что, когда начала выздоравливать, то заметила, что уже холодно; и в самом деле, уже наступила осень. Но не осень была страшна. Страшно было то, что уже ни для меня, ни для матери не было утешения – ослепла я совсем и почти оглохла… А в стране была разруха, шла гражданская война, и, конечно, мать никуда не могла определить меня. Правда, она делала, что могла, – возила меня к врачам в Херсон, но как глазные, так и ушные врачи только гладили меня по голове да сочувственно советовали матери не падать духом.

Отец не приезжал домой. Мать продолжала заниматься хозяйством, весной и летом трудясь в поле и на огороде, а осенью и зимой работая по найму. Обычно мать уходила из дома рано, и я, проснувшись, уже не находила ее в комнате; возвращалась она поздно вечером, когда я уже крепко спала. Таким образом, я была предоставлена самой себе; зимние дни проводила в хате, а летом играла в палисаднике под большим кустом сирени.

Как повлияла глухота на мою устную речь и на мое умственное развитие, об этом я не могла знать в то время. Можно лишь предполагать, что постоянное одиночество, беспомощность и почти полная изолированность от всего окружающего не слишком благоприятствовали дальнейшему умственному развитию, а также улучшению нарушенной глухотой устной речи. В таких приблизительно условиях проходила моя жизнь до зимы конца 1921 – начала 1922 г.

Вдруг мать заболела и вскоре совсем слегла в постель. Мне очень тяжело описывать этот период моей жизни. Я думала о том, чтобы кто-нибудь взял меня к себе, потому что мне – слепой и почти глухой слабой девочке – ухаживать за больной матерью было не под силу. Чем могла я ей особенно помочь? А болела мать, как я узнала потом, туберкулезом. Голодные годы гражданской войны дали себя почувствовать, и в нашей Белозерке начался голод. К весне у нас в хате не было ни одной картофелины, ни одной крупинки. Нам помогали, правда, соседи, но это была такая нерегулярная помощь, на которую особенно рассчитывать не приходилось. Я ослабела окончательно и не могла уже ходить, а мать умирала.

Как-то к нам зашла моя тетя. Картина, которую она увидела, до того поразила ее, что она немедленно унесла меня к себе – я была уже в полусознании от голода. Через несколько дней я узнала, что мать умерла…

Осенью 1922 г. Херсонский отдел народного образования направил меня в Одесскую школу слепых детей, где я пробыла до 1924 г. Попав в школу, я через некоторое время поняла, что там все учащиеся – слепые. На меня часто кто-нибудь натыкался, меня осматривали руками, спрашивали что-то. Я дичилась, много плакала и стремилась к зрячим людям. Старшие ученицы, воспитатели и педагоги старались всячески развлекать меня – водили гулять, дарили различные безделушки, бусы, ленты, ласкали и пробовали чему-нибудь научить. Заниматься со мной индивидуально никто не мог, а присутствовать мне в классе было бесполезно, ибо я не слышала того, что говорил учитель. Обращаясь ко мне, громко кричали мне в правое ухо: на левое я оглохла сразу же после болезни.

Через год после моего поступления в школу я окончательно оглохла и на правое ухо. Меня жалели, но ничем не могли помочь. Впрочем, меня водили к врачам, пытались лечить, поместили в детский санаторий, но все это было напрасно. По целым дням я просиживала в спальне в полном одиночестве.

Меня даже не брали в город на прогулки, потому что при окончательной утрате слуха у меня нарушилось равновесие и я не могла ходить без посторонней помощи.

Один одесский профессор, узнав, что в школе находится слепоглухая девочка, сообщил обо мне в Харьков профессору Соколянскому, который в то время был занят организацией учреждения для слепоглухонемых детей. В начале 1925 г. я была отправлена в Харьковскую клинику для слепоглухонемых.

С первых же дней моего поступления в клинику слепоглухонемых для меня началась совершенно новая, необычная жизнь. В то время в клинике было уже пять воспитанников. Нас окружили большой заботой, порядком, чистотой, к нам чудесно относились работники, и я едва ли ошибусь, если скажу, что наши воспитатели, педагоги и сам И. А. Соколянский любили нас не меньше, чем своих родных детей.

После того как я освоилась с новой обстановкой и привыкла к правильному, организованному образу жизни, со мной начали заниматься. Проф. Соколянский приступил к восстановлению моей устной речи, которая была нарушена после утраты слуха. Труды профессора увенчались успехом, и я снова стала владеть устной речью почти нормально. Конечно, я не могла слышать себя, не могла поэтому знать, как говорю. Но все, кто со мной разговаривал, ежеминутно поправляли меня, и мне никогда не разрешали (да и теперь не разрешают) напрягать голос и говорить громко.

Воспитываясь и обучаясь в Харьковской клинике, я закончила среднее образование и готовилась к поступлению в вуз заочно на литературный факультет и для этого еще в 1941 г. должна была переехать в Москву. Нападение фашистов на СССР помешало осуществлению моих намерений.

31 июля 1944 г. я прибыла в Москву, где меня встретили друзья, встретил и мой учитель И. А. Соколянский. Меня окружили вниманием и заботами, дали возможность продолжать учебу и работать. В настоящее время я работаю в Институте дефектологии Академии педагогических наук в должности старшего научного сотрудника.

О моей книге
(Вместо предисловия)

Я хочу кратко рассказать о том, как возникла мысль написать эту книгу.

Осознание окружающего появилось у меня постепенно. Я припоминаю тяжелые моменты, когда я не могла выразить своего отношения к окружающему, не могла выразить своих мыслей так, как этого требовало окружающее. И, конечно, я не могла испытывать того наслаждения, которое мне доставляют теперь чтение книг и общение с людьми. Вначале я не знала, как люди выражают свое отношение к окружающему. В свою очередь, как теперь мне известно, и соприкасавшиеся со мной люди старались понять, чего я хочу, что означают мои попытки войти в общение с ними и внешним миром. Так постепенно и возникла мысль об изучении особенностей тех средств, при помощи которых я стала общаться с окружающей меня действительностью.

Началось все, разумеется, в первую очередь с постепенного знакомства с людьми, имеющими со мной дело. Вначале общение со мной порождало «конфликты», я ощущала окружающее, но не понимала его. Лишь постепенно появлялось что-то вроде потребности знать, понять, желания, чтобы мне объяснили то, что происходит вокруг меня. Так, например, заходили в учреждение посторонние люди; они вносили свой, непривычный для меня запах. Ощущая этот запах, я начинала беспокоиться, отвлекаться, если это случалось во время занятий. Педагоги замечали мое беспокойство и вначале не всегда понимали, что происходит со мной. Они требовали, чтобы я сидела спокойно, и я своим поведением выражала желание, чтобы мне объяснили, кто был и что делал. Или я замечала перемену в настроении педагогов, воспитательниц и вообще у тех лиц, с которыми я систематически встречалась в привычной обстановке и обычное, повседневное поведение которых я воспринимала довольно безошибочно.

Если я замечала, что у того педагога, который в данный момент занимается со мной, в поведении чувствуется что-то необычное, не такое, к чему я уже привыкла, то это отражалось и на моем поведении. Я чувствовала, что ко мне и прикасаются не так, как обычно, и занимаются не так, как всегда. Впоследствии я очень точно различала настроения окружающих меня людей и замечала, что если человеку грустно, то и мои ощущения человека оказывались иными, чем те, когда ему было весело.

Вот так, сначала безотчетно, бессознательно накоплялись в моей памяти факты всего того, что я воспринимала из окружающей меня обстановки. Конечно, это длилось целые годы. Когда я постепенно начала жить сознательной жизнью, я просила объяснять мне все то, что я ощущала, но не в силах была понять без посторонней помощи.

Не каждый человек понимал меня правильно, нередко истолковывая мое поведение как простое любопытство и назойливость. Я переживала это как своеобразный «конфликт», но все с большей и большей настойчивостью стремилась ознакомиться со всем, что окружает меня, и понять его.

Припоминаю такой случай. На одном уроке я заметила, что моя учительница чем-то расстроена. Я не осталась безучастной, и ее настроение передалось мне. Я, как могла, старалась передать ей свое сочувствие и очень хотела, чтобы она рассказала мне свое состояние. Но она мне ничего не объяснила. Когда мы кончили заниматься, ко мне подошел И. А. Соколянский. Он начал меня расспрашивать, как я узнала, что учительница была расстроена. Оказалось, что учительница по-своему истолковала мое участие. Из ее объяснения Ивану Афанасьевичу выходило, будто я занималась «посторонним разговором» на уроке. Помню, это обидело меня… Таких конфликтов было немало. Но не стоит их приводить, достаточно и одного.

Итак, люди не всегда меня понимали. А я хотела все больше и больше знать об окружающем и обо всем расспрашивала. Был только один человек, который всегда понимал меня правильно и всегда объяснял то, что меня смущало, тревожило, было совсем непонятно. Этим человеком был И. А. Соколянский. Когда я научилась писать, то, чтобы получить ответы на волновавшие меня вопросы, я стала их записывать и передавала ему. (Так я привыкла записывать свои восприятия окружающей среды.) Иван Афанасьевич исключительно серьезно относился к моим записям, внимательно их прочитывал, тщательно хранил и всячески поощрял мою любознательность. Не следует думать, что мои записи были в таком виде, в каком теперь изданы в книге. Нет! Первоначально эти записи могли читать только те, кто со мной занимался. Но по мере того как я овладевала разговорным языком, мои записи становились все яснее и понятнее.

Когда эти записи разрослись в целую объемистую папку, встал вопрос об их литературном оформлении, а потом и об издании отдельной книгой. Конечно, многие записанные факты я переоформляла по 10–20 раз. Ведь одно дело – ощутить, воспринять, «осмотреть» руками предмет, это не так сложно. Гораздо труднее описать этот предмет своими словами совершенно так, как я его воспринимаю, т. е. дать образ этого предмета. Когда слепые и глухонемые описывают свои ощущения, восприятия, представления языком зрячих, то надо всегда помнить, что ощущают они иными органами чувств, хотя описывают их словами зрячих и слышащих. Когда зрячий человек видит издали корову, он говорит: «Гляжу я на нее, а она рыжая, вся в белых пятнах, у нее большие красивые глаза…» О той же корове слепой будет говорить теми же словами, как и зрячий, но, если он станет описывать непосредственные ощущения и восприятия, то скажет: «Я осмотрел руками эту корову, у нее шерсть гладкая, мягкая, я ощупал ее ноги, голову, нашел на голове рога, которые показались мне на ощупь такими твердыми».

А что может сказать глухой человек об игре на рояле? Только одно: «Я держал руки на крышке рояля и ощущал вибрации того, что слышащие называют звуками…»

Я воспринимала многие явления. И чем больше я общалась с людьми, чем больше узнавала жизнь и природу, совершая для этого экскурсии в наиболее достопримечательные места, тем богаче и сложнее становились мои восприятия и представления о внешнем мире. И следовательно, тем труднее было подыскать нужные слова для каждого факта в отдельности. Не сомневаюсь, что многие приводимые мною в книге факты некоторым людям покажутся мелочными и недостаточно «художественно оформленными».

Однако пусть эти люди сами попробуют рассказать о себе правдиво, откровенно, художественно в литературном отношении. Например, как они блуждали в темном глубоком подвале, куда не долетали звуки, не достигали солнечные лучи. Эти люди обязательно скажут: «Я в темноте наткнулся… Я ощупал рукой… Я ощутил запах плесени…» и т. п. Каждый писатель, описывая своих героев, их наружность, их жизнь, их характеры и т. д., пользуется своим стилем изложения. Учитывая это, я тоже старалась писать своим «индивидуальным языком», когда работала над настоящей книгой. Год за годом расширялись мои знания, обогащался мой литературный язык. Читатель может верить мне или не верить – это его воля, – но знаниями и литературной речью я обязана чтению, чтению и еще раз чтению книг, и, в первую очередь, художественной литературе. Спасение слепого, глухонемого и особенно слепоглухонемого – в чтении. Как научить слепоглухонемого чтению и письму, об этом пусть расскажут мои учителя, а я говорю только о том, что думаю о чтении как о единственном средстве спасения слепоглухонемого, слепого, глухонемого. Когда это поймут те, кто руководит обучением и воспитанием слепоглухонемых, слепых и глухонемых, обучение это двинется вперед гораздо успешнее, чем теперь.

Если читатель будет внимательно читать мою книгу, он заметит разницу в изложении фактов первых разделов и последних. Книга написана мной совершенно самостоятельно, но, постепенно накапливая материал, особенно в первое время, я пользовалась технической помощью педагогов, когда посещала музей или совершала поездки.

Во время экскурсий в музеи я не могла тащить с собой брайлевскую машинку, чтобы кратко (для напоминания) отмечать то, что привлекало мое внимание. Для этого имелись отдельные обыкновенные тетради у сопровождавшего меня зрячего человека. Я указывала, что нужно записывать, а дома я все это переводила брайлем. Мне достаточно было одного характерного признака статуи, которую я осматривала, чтобы в памяти восстановить ее всю.

Такими краткими записями я пользовалась все время, когда работала над книгой. Имея под рукой «напоминающую запись», я целыми ночами могла описывать самые разнообразные факты и явления.

Я работала преимущественно по ночам потому, что ночью никто не беспокоил меня, мысль свободно «пульсировала» и настойчиво требовала перенесения ее на бумагу.

О. Скороходова

Как я воспринимаю окружающий мир

Самонаблюдения
Осязание

1. Однажды раза два или три закрывали двери в буфетной комнате и столовой. У меня в такие моменты получалось странное ощущение на коже лица: мне казалось, что в комнате стало как-то тесно и не совсем удобно не только для ходьбы, но даже для движения руки, когда я подносила чашку с чаем ко рту. Для меня это ощущение было очень неприятно. Я привыкла, что дверь из столовой в буфетную комнату всегда открыта, и по движению воздуха и по ощущению его на поверхности своего лица я шла прямо в открытую дверь, а при закрытой двери я сворачивала немного в сторону. Я абсолютно не ощущаю света глазами, но если я прохожу то пространство, которое не занято никакими предметами выше меня (или вхожу в открытую дверь), то у меня на поверхности лица такое ощущение, словно я нахожусь под действием света. Интересно то, что это ощущение бывает не всегда одинаково: во время головной боли или общего нездорового состояния, а также во время нервного состояния и усталости оно бывает настолько слабым, что я не всегда ощущаю свободное пространство.

Во время хорошего физического и духовного состояния ощущение окружающей температуры, движения воздуха и свободного пространства усиливается, и мне снова кажется, что я немножко ощущаю свет, только не глазами, а всей поверхностью лица.

2. Я люблю море не только потому, что чувствую его запах, а еще и потому, что оно так приятно освежает мое тело, когда купаюсь. Мне очень нравилось, как морские волны с силой бросали меня во все стороны, то выносили к берегу, то опять увлекали в глубину. Я не умею плавать, но мне это нисколько не мешало наслаждаться морским купанием, особенно когда море бывало неспокойно; я смело шла в воду только для того, чтобы ощущать его шум всем своим телом.

3. Был такой случай. Рано утром, когда я еще крепко спала, меня пришла будить Р. Л. Она вошла тихо, и я не почувствовала ее шагов. Но я почувствовала, как движущийся воздух от ее приближения коснулся поверхности моего лица, и прежде, чем Р. Л. успела подойти совсем близко, я уже проснулась от движения воздуха и протянула ей навстречу руку.

4. Бывает и так, что я настолько сосредоточусь над чем-нибудь, что не сразу почувствую, когда ко мне подходят. Но если ко мне подойдут совсем близко и я это внезапно почувствую, я вздрагиваю так, как будто бы меня оглушили криком или ударили. Однажды я печатала на машинке и так увлеклась своей работой, что не сразу почувствовала, когда ко мне подошел Х. Но лишь только движущийся воздух коснулся моего лица, я испуганно вздрогнула и даже покраснела от волнения.

5. Однажды я читала в кабине с Ч. Вдруг с той стороны, где находится дверь, движение воздуха прошло по моей шее и плечу. Я вздрогнула и повернулась в ту сторону. Ч. сказала мне: «Это зашел Х.».

6. Если Л. И. пожмет мне руку, здороваясь со мной, то я всегда узнаю ее физическое состояние. Также я всегда замечаю, когда она бывает чем-нибудь расстроена или недовольна. Я это чувствую по движению ее пальцев, по напряженному состоянию ее руки, а также и по содроганию. Она часто отвечает мне, что ничем не расстроена, но я уже настолько хорошо изучила ее руку и движение, что не верю ей. Я думаю, что если бы я видела глазами и изучила лицо Л. И., то я, вероятно, не лучше бы узнавала по выражению лица ее физическое и духовное состояние, чем узнаю по самым неуловимым признакам посредством осязания. Однажды она со мной занималась, была расстроена и чем-то сильно взволнована. Я это заметила, как только она позвала меня заниматься, но на мой вопрос: «Что с вами?» – она молчала. Через час она была в совершенно другом состоянии, веселая и спокойная. Я опять спросила: «Что с вами случилось перед занятиями?» – «Ничего». – «Но ведь вы были взволнованы». – «У меня голова болела», – сказала она нерешительно. Я не поверила ей.

7. По малейшему содроганию какой-нибудь жилки или по едва уловимому движению хоть одного пальца на руке у Х. я всегда узнаю, что ему что-нибудь не понравилось или он чем-то недоволен. Также посредством осязания я узнаю, когда он бывает доволен.

8. Не только у хорошо мне знакомых, но даже у тех людей, которых я мало знаю, я все-таки часто узнаю их плохое физическое или духовное состояние. У меня есть одна знакомая Л., которую я редко вижу. Но при встрече с нею я в первые же секунды узнаю, когда она бывает спокойна и довольна и когда бывает расстроена чем-нибудь, я у нее сейчас же об этом спрашиваю, и она с удивлением отвечает: «Да, ты не ошиблась, я действительно расстроена» – и объясняет, чем расстроена.

9. Мне мои руки частично заменяют зрение и слух. Но и ноги мои играют в этом случае не последнюю роль. Так, я легко чувствую малейшее понижение в почве, если я иду по улице или в парке. Вот почему, идя по улице, я узнаю, когда подхожу к концу тротуара, где нужно сходить на мостовую, и когда подхожу к тому месту, где нужно взойти на тротуар. Даже в доме я чувствую, если пол немного понижается в какую-нибудь сторону. Когда-то у нас цементировали пол в комнате игр. Когда я первый раз прошлась по комнате после ремонта, я определила, что пол стал немного покат в одну сторону.

10. Я пошла наверх в кабину, где я читаю с аспирантами. Со мной поздоровался Ц. и подал мне стул. Я села. Читать должна была мне Ч., но вместо нее ко мне подошла Е. А. Я сразу узнала по руке, но, так как она ничего не говорила и держала меня за руку, то я подумала, что она с кем-нибудь другим говорит. Наконец, мне уже надоело ждать, когда заговорит Е. А., и я спросила: «Что вы хотите сказать?» Е. А., желая подделать свою руку под руку Ч., переспросила медленно: «Ч-т-о?» Тут я поняла, что она хотела проверить, узнала ли я ее. Я покрепче сжала ее пальцы, после чего она должна была сознаться, что ей не удалось обмануть меня своей шуткой.

11. Мне сказала В. М., что она уходит на собрание, а вместо нее будет Л. И. После занятий я легла отдохнуть и уснула. Я почувствовала, что меня будят, и еще во сне, по прикосновению к моему плечу, узнала, что меня будила В. М. Я проснулась и спросила: «Разве вы не ушли на собрание?» – «Все ушли, а я осталась», – отвечала В. М.

12. Я читала с Ч. в кабине. Туда зашел Х. Он подошел ко мне положил свою руку на мое плечо. «Это я», – сказал Х. «Я сразу почувствовала, что это вы, когда вы положили свою руку мое плечо», – отвечала я.

13. Я проходила мимо телефона, у которого стоял кто-то из женщин. Я остановилась и прикоснулась рукой к фигуре того, кто стоял. Я сразу узнала, что это была Е. А. И не ошиблась. Вообще, сразу узнаю Е. А. по первому прикосновению к ней в любом месте ее тела.

14. Мне сказали, что меня спрашивает одна из слепых девушек. Я хорошо знала эту девушку, легко угадывала ее настроения. Когда я к ней вышла, она порывисто схватила меня за руку и только успела сказать: «Оля!..» Я перебила: «Ты получила письмо?» – «Да. Откуда ты знаешь?» Я не ответила на ее вопрос и снова спросила: «От С. М.?» – «Да, от него. Кто тебе об этом сказал?» – «Мне никто не говорил, но я по твоим движениям почувствовала, что у тебя есть что-то радостное, и подумала, что ты, наверное, получила письмо от С. М.».

15. Я читала с Ч. Вдруг я почувствовала, как по моей правой щеке скользнул движущийся воздух. Я повернула лицо в ту сторону, откуда прошла струя воздуха по моей щеке. Ч. сказала: «Это прошел мимо стола Ц.». У меня было такое впечатление, словно я увидела, что кто-то прошел.

16. Многих из своих знакомых я так редко вижу, что можно подумать, что я совершенно забываю форму их рук. Я часто сама не подозреваю, что я помню руки и движения тех людей, которых я мало встречаю, но при встрече с ними оказывается, что я их руки и движения прекрасно помню. У меня есть одна знакомая С., которую я очень мало знаю. На протяжении восьми лет я ее видела всего три или четыре раза. Наши встречи были кратки, и сама по себе С. не производила на меня особенно сильного впечатления. Я ее давно не видела, и вот на вечере в Украинском институте экспериментальной медицины, когда я проходила по коридору, кто-то сзади положил мне на плечи руки. Я остановилась и взяла за руку того, кто подошел ко мне. Я сразу узнала, что это С., хотя я совершенно о ней забыла и не знала о том, что она может быть на вечере.

17. Так как мне читают зрячую книгу посредством дактилологии, то для меня очень важно, чтобы у читающего была ловкая и гибкая рука, совершенно не утомленная другой работой. Если же рука читающего бывает усталая и негибкая в движении пальцев, это сильно отражается на моем восприятии. Я быстро устаю. Устает у меня не только голова, но и рука, которой я воспринимаю чтение. К сожалению, не все мои чтецы это понимают и часто обвиняют меня в том, что моя рука слишком тяжела или я невнимательна к чтению. Очень трудно объяснить им такое явление: если они пропускают букву в словах или делают лишние движения, мне приходится особенно сильно напрягаться и крепче схватывать их пальцы. Чем больше лишних движений и пропускаемых букв, тем сильнее я буду задерживать пальцы читающего. Ясно, что от такого ненормального чтения моя голова и рука через час уже отказываются воспринимать то, что мне читают. Очень грустно бывает, когда кто-нибудь из читающих никак не хочет согласиться с тем, что не я плохо воспринимаю, а они плохо читают.

18. Когда я была во Дворце пионеров и мы пошли по лестнице, я почувствовала под ногами ковер. Во всех других комнатах и коридорах я также чувствовала ковер. Когда мы зашли в зал, я почувствовала, что в этом зале пол мраморный.

19. Я не один раз была в Институте экспериментальной медицины, поэтому его помещение мне уже знакомо. Один раз я туда зашла с Х., но он мне ничего не сказал о том, что мы заходили институт. Несмотря на это, я, как только мы стали входить дверь, узнала, что мы пришли в институт. Узнала я потому, что знаю, какие там двери, какой пол и какая лестница.

20. Я занималась на приборе с Х., и, несмотря на то что прибор очень шумел, я почувствовала чьи-то шаги в лаборатории, спросила у Х.: «Кто здесь?» – «Здесь Н. А.».

21. Часто зрячие удивляются, зачем я оправляю волосы или платье. Им и в голову не приходит, что слепоглухой может и должен быть так же аккуратен, как и зрячие, и что он прекрасно знает, когда у него бывает непорядок в костюме. В этом отношении осязание слепоглухого почти целиком заменяет отсутствующее зрение. Я должна сказать, что мы, слепоглухие, не только замечаем непорядок в своем костюме, но даже непорядок в костюме тех, кто нас окружает. Например, я помню такой случай. Я читала с А. И. Когда я сделала движение свободной рукой, то случайно прикоснулась к юбке А. И. Мне показалось, что юбка надета наизнанку. Я посмотрела лучше, и действительно, юбка А. И. была наизнанку.

– У вас юбка надета наизнанку.

– Нет.

– А вот посмотрите – швы наверху.

А. И. посмотрела.

– Да, правда.

– Как вы ее так надели?

– Я встаю рано, в комнате темно, и я ничего не вижу.

– А разве вы не чувствуете на осязание?

– Нет, она одинакова с обеих сторон.

– Нет, не одинакова. Вы посмотрите лучше, разве нижняя сторона похожа на лицевую?

22. Я хорошо знаю, какие в Харькове улицы, и уже привыкла ним. Но когда я поехала в Киев, то заметила, что там тротуары ниже, чем в Харькове, и мне казалось, что, когда зимой улицы занесены снегом, слепым в Киеве труднее ориентироваться при такой незначительной возвышенности тротуаров. Дело в том, что, когда слепой идет по улице, он замечает дорогу по возвышенностям или по понижениям. Но если тротуар почти сливается с мостовой, слепому уже труднее замечать дорогу. Итак, чем резче отделен тротуар от мостовой, тем лучше слепому ориентироваться, помню, что мне в Киеве было трудно отличить тротуары от мостовой, несмотря даже на то, что я ходила со зрячими.

23. Я пила чай. Руки у меня были заняты чашкой и хлебом. Ко мне подошел Х. и прикоснулся к моему плечу. Я сразу узнала его по прикосновению.

24. Однажды вечером я откуда-то возвращалась домой. Со мной шла А. И. Когда мы зашли в наш коридор, там было совершенно темно, и А. И. не могла идти. «Здесь темно, как в могиле, я не знаю, куда мне идти». Я хорошо знала дорогу в коридоре и стала вести А. И. Но она шла ужасно плохо, все время шаркала ногами и едва решалась сделать шаг.

– Да вы не бойтесь, я же вас веду.

– Кто тебя знает, куда ты меня заведешь?

– Я вас веду к двери, а вы лезете на стену.

Наконец, я дотащила А. И. к двери и сама позвонила, так как она даже звонка не могла найти. Таких случаев я испытала на себе очень много. Порой бывает смешно и жалко замечать, как зрячие беспомощны в темноте, даже и тогда, когда находятся в хорошо знакомой обстановке.

25. Однажды я провожала Е. А. до ее квартиры, так как в доме было совсем темно. Когда мы стали подходить к тому месту, где находились ступеньки вниз, Е. А. крепко взяла меня за руку и очень осторожно начала идти.

– Не бойтесь, ступеньки еще не так близко. Я вам сделаю знак, когда нужно будет спускаться… Уже ступеньки.

И я сделала Е. А. условный знак (движение рукой вниз).

– Я падать не хочу, а твоих знаков не понимаю, – сказала Е. А.

– Так я же вам знак делаю и говорю… Ну, уже окончились ступеньки, теперь идите смело.

26. Со мной говорил Х., и вдруг потух свет. «Он, вероятно, скоро загорится», – сказал Х. и ушел. Через несколько минут я пошла в спальню, где стоит на столе лампочка. Лампочка была уже горячая, и поэтому я узнала, что свет опять зажегся. Когда я спросила дежурную, есть ли уже свет, она ответила: «Да, есть».

27. Я раздевалась в вестибюле, а когда шла в комнаты, увидела, что кто-то стоит возле двери в пальто. Я по пальто сразу узнала, что это В. М., хотя это был необычный для ее прихода час.

28. Когда я заболела брюшным тифом, то несколько дней не видела Х., так как его не было в отделении. В тот день, когда Х. пришел в отделение, я чувствовала себя плохо. Мне пришлось делать некоторое усилие, чтобы понимать то, что мне говорили. Но когда ко мне подошел Х. и взял меня за руку, я моментально узнала его.

29. Однажды, когда я была в Одессе на отдыхе, работники того института, где я останавливалась, попросили меня осмотреть какую-то гипсовую головку и определить ее дефекты. Я осмотрела и обнаружила следующие дефекты: правый глаз находился слишком далеко от переносицы, а левый глаз был расположен ниже правого. Одна щека была больше другой. Уши также были расположены неправильно.

Эта головка была невелика, и ее недостатки не были особенно выражены, но все-таки я их заметила сразу, как только провела рукой по головке. Работники института пришли в восторг и решили, что я занимаюсь «исключительно одной скульптурой».

Лично я не находила ничего особенного в том, что различала дефекты гипсовой головки: ведь мое осязание в этом отношении играло ту же роль, что и зрение у этих людей, принявших меня за «скульптора».

30. Однажды в магазине я осмотрела статую танцующей цыганки, держащей бубен над головой. Прошло несколько дней после того, как я осмотрела эту статую цыганки, и мне все казалось, что ее стройная фигурка с изящными ножками танцует в моих руках.

31. Как-то я осматривала бюст Гиппократа. Мне очень понравилось его греческое правильное, красивое лицо и кудри. Я сказала Е. А., которая была со мной: «У него очень красивое лицо правильная форма головы». – «Да, очень красивое», – ответила Е. А.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации