Текст книги "Охота на не рыжую"

Повесив костюм и рубашку на вешалку, Роберт быстро надел старые джинсы и свою любимую футболку с изображением хэви-металлической «козы». Он достал из дорожной сумки кроссовки и кожаную косуху и поспешил к выходу, негромко закрыв за собой входную дверь.

Роберт сел в машину, повернул ключ зажигания, включил стереосистему, и из динамиков стали доноситься те самые голоса, которые через несколько часов он планировал услышать вживую.

Город, куда направлялся Роберт, был ему не знаком. Никогда не приходилось бывать там, но в прошлом году его закадычные друзья случайно попали на культурно-массовое мероприятие, заинтересовавшее и его. Рок-фестиваль под открытым небом назывался, конечно же, по-английски Open Air – на открытом воздухе. Миха – друг номер один – два дня не умолкая говорил о том, как там было «офигенно»:

– Роб, ты даже не представляешь, как было круто! Конечно, сначала группы были малоизвестные, но и они зажигали не по мелочи, заводя народ. А хедлайнер ого-го какой был! Классные песни, отличный звук, свежий воздух, море девчонок, а атмосфера – ну просто улёт! Если тебе этого мало, то скажу, что в конце был ещё и фейерверк!

А друг номер два Иван, который недавно женился, был более сдержан, подойдя к Роберту, сказал:

– Вечер был агонь (он намеренно выделил первую букву, подражая довольной молодёжи)! Крышу просто сносило! Бро, ты должен там побывать в следующем году.

И вот прошел год. Решив ехать вместе, друзья уже считали дни до начала долгожданного отдыха, который имел легкий культурный оттенок с винным послевкусием, а быть может, и водочным амбре. Но один за другим друзья отказали Робу в компании. Первым с гриппом слёг Иван. Роберт без предупреждения заехал навестить сгорающего от высокой температуры друга, но тот по какой-то непонятной причине долго не открывал и несколько минут разговаривал через закрытую дверь, уговаривая оставить пакет с фруктами под дверью и (во избежание контакта с больным) вернуться домой. С каждой секундой странное поведение Ивана вызывало у молодого человека массу вопросов. Время поджимало, и Роберт не долго думая заявил другу, что если тот сейчас же не прекратит вести себя как кисейная барышня и немедленно не откроет ему дверь, то он просто-напросто выбьет её ногой, так как эта ситуация ему порядком надоела.

Когда же дверь, наконец, открылась, от увиденной картины у Роберта по щекам потекли слёзы. Слёзы эти были от неудержимого, добродушного, совершенно неконтролируемого смеха. Перед его глазами стоял голый Иван, на котором, кроме трусов, ничего больше не было. Тело его покрывало множество мелких и крупных пузырьков, обработанных зелёнкой. Роберт мало что понимал в медицине, но ветрянку от гриппа он отличить мог.

– Грипп говоришь?!– заметил от души хохотавший парень.

– Можешь ржать, сколько душе угодно, но имей в виду, что там, – Иван устрашающе поднял указательный палец вверх, – видят всё.

– Где там? На чердаке?– сквозь смех еле выговорил Роберт.

– Ты понял где! Бог не Тимошка, и обратка будет, – уже с улыбкой сказал больной.

– Не дождешься, Ваня, я ещё в начальных классах ветрянкой переболел. Где ты её подцепил, красавчик? А?

– В детском саду, когда у заведующей договор об оказании фирмой услуг подписывал.

– А из квартиры не выходишь…– начал было Роберт.

– Из-за таких дурачков, как ты, и не выхожу. Если мужики узнают, поднимут на смех.

Последние слова Ивана снова вызвали у Роберта приступ смеха, и он, как в детстве, согнулся, ухватившись за живот, и ржал, ржал, как конь, над своим самым лучшим другом.

А Миху отправили в командировку, в столицу нашей родины – Москву, – ровно на десять дней. Он не казался расстроенным, но и вида не подавал, что счастлив безмерно. В общем, шифровался, чтобы никого не обидеть. И Роберту ничего не оставалось, как самостоятельно отправиться на рок-фестиваль под открытым небом, тем более он знал и место (центральная площадь) и время (на начало он уже не успевал, а до 23.00 времени было предостаточно). Доехав за час до назначенного места, Роб с большим трудом нашел платную парковку. Он закрыл машину и просто пошел на звук гитарных рифов, которые доносились издалека.

Долго сомневаться в правильном выборе направления ему не пришлось, так как информационные указатели были расставлены через сто метров. Дизайнер подошёл к их оформлению с юмором, и поэтому каждый новый вызывал у Роберта, если не интерес, то хотя бы улыбку. Он уверенно шёл, читая надписи на пёстрых табличках. Две последние парень сфотографировал и отправил больному Ивану для поднятия настроения, а быть может, и наоборот. Первая гласила: «Прямо пойдёшь – в сердце рока попадёшь». Вторая просто манила открывающейся перспективой: «Брат, если дойдёшь, лично Кипелову подпоёшь».

Роб замедлил шаг и принялся рассматривать незнакомый городок, тот оказался очень ухоженным. Возможно, он выглядел так потому, что это был его центр. Ярко-зеленый газон радовал глаз, а туи высотой не больше трех метров говорили ему о том, что площадь лет пять назад была полностью реконструирована. Рядом располагался небольшой сквер, в котором Роб обнаружил новые скамейки, выполненные в современном стиле.

Пройдя дальше по тротуару, он вышел к огромному магазину. Стены его были оштукатурены и окрашены в белый цвет, а фундамент и углы были облицованы природным камнем. На вывеске было написано: «Ювелирный магазин «Соблазн». В двух шагах от магазина стоял рекламный щит, с которого смотрела девушка нереальной красоты. Роберт так и застыл на месте. Кожа её была белоснежной, полные губы расплылись в загадочной улыбке, длинные пушистые ресницы обрамляли большие чёрные глаза, скрывавшие непостижимую печаль. В ушах её красовались объёмные серьги винтажного стиля из комбинированного золота с огромными овальными изумрудами и небольшими бриллиантами с обеих сторон, рассыпающими искры во все стороны и отражающими маленькие звездочки в её чертовски красивых глазах. Гордым взглядом она смотрела с недосягаемой высоты, моментально забирая в свой плен.

Он стоял на месте, точно пригвождённый, смотря на идеальное женское лицо, которое было самым красивым из всех, что ему довелось видеть на этом свете. На секунду вспомнив слова своей бабушки, Роберт усмехнулся и неожиданно для себя вслух ехидно сказал: «Такие борщи не варят и пироги не пекут… да и не едят их!» И оторвавшись от незнакомки, медленно направился своей дорогой.

Площадь города была выложена декоративной плиткой. Параллельные ряды прямоугольников хорошо смотрелись на огромной территории, а комбинированные в два цвета узоры в виде небольших ромбов гармонично украшали её края, мирно соседствуя со старинными фонарями, время смены которых еще не пришло. Поблизости дежурила скорая помощь, а за углом, у газетного киоска, стояла пожарная машина. Роберт посмотрел на неё, вспомнил про фейерверк и улыбнулся.

Новенькую сцена из металлоконструкций собрали специально к этому событию и предусмотрительно обнесли метровым ограждением. На территории феста была организована бесплатная креативная фотозона, разрисованная стрит-арт художниками, где сколько душе угодно мог подурачиться каждый желающий. В зоне по соседству те, кто испытывал такую необходимость, могли «освежиться» – попасть под струю оросительной системы. Правда, это давало лишь временный эффект и от жары не спасало. Площадь была заполнена процентов на пятьдесят. Роберт стал в центре и поймал себя на мысли, что ему нравится происходящее. С каждой минутой народ прибывал. Музыка мощным потоком заряжала каждую клеточку организма какой-то необъяснимой силой и радостью. Под жарким солнцем разновозрастная публика отрывалась под живую и динамичную музыку, она напевала любимые песни, рождалась, радовалась, умирала и воскресала вместе со своими кумирами. Какая-то местная начинающая группа «Fire & Ash» после своих треков исполнила каверы известных рок-хитов, чем вызвала у публики небывалые доселе ностальгические страдания. Рок-группы выходили и исполняли по 5-6 песен, четко соблюдая заявленный регламент. Они баловали преданных поклонников и широкую аудиторию своими самыми сильными песнями, и лишь иногда некоторые из них представляли на суд зрителей одну-две новые песни. В перерывах между выступлениями артистов фанаты массово посещали санитарную зону, благо кабинок было много, и организаторам практически удалось избежать очередей и недовольств.

Неподалёку от Роберта стоял лысый мужчина невысокого роста с умным взглядом. Он внимательно наблюдал за происходящим, выкуривая одну за другой табачную богиню, заставляющую своим дорогим ароматом вспомнить о давно побеждённой и благополучно забытой подростковой никотиновой зависимости. Иногда к мужчине подбегала активная молодёжь в одинаковых футболках с эмблемой фестиваля и пыталась перекричать громкие звуки, доносящиеся со сцены, чтобы сообщить ему какую-то информацию. Тот, не надрывая голосовые связки, спокойно отвечал волонтёрам, и, что самое интересное, они понимали его с первого слова. Народ то уходил, то возвращался, а он все тихо стоял, наслаждаясь качественным звучанием любимого рока. Роберт сходил за кофе, а когда вернулся, увидел, что к лысому подошёл знакомый, который навскидку выглядел его ровесником. Он поздоровался с ним за руку и задал, как показалось Роберту, странный вопрос:

– Валера, а Король и Шут сегодня будет петь?

Удивлённый мужчина потёр блестящий затылок, демонстративно ухмыльнулся, заявляя вполне серьёзно:

– Конечно, будет, сразу после Цоя!

Роберт подумал, что дата распада КиШа была ему неизвестна, но то, что группа завершила своё существование после смерти солиста, он знал точно, так как его друг Иван являлся давним и ярым поклонником этого коллектива. Ну а о смерти Цоя в нашей стране уже тридцать лет кричал каждый забор, точнее, наоборот, многочисленные надписи во дворах до сих пор опровергали его смерть, утверждая, что В. Цой жив. Реакция на шутку лысого не заставила себя долго ждать, и парень засмеялся, уловив краем глаза одобрительную улыбку шутника.

Вечерело. Вовремя появившийся ветерок бодрил. Роб не сразу заметил, что его тело начало двигаться, а руки стали подниматься вверх. Настроение улучшалось с каждой услышанной песней. Любимая музыка доставляла удовольствие огромному количеству людей, внешнее различие которых было настолько явным и очевидным, что даже забавляло Роберта. Сначала он разбил их на три возрастные категории: до 20, средний возраст и после 50. Но потом, тщательно наблюдая за людьми, он образовал новые «виды и подвиды». В них входили явные и тайные любители рока, трезвые и пьяные, лохматые и лысые, голые, босые, ищущие приключений и многие другие. Очереди на фуд-корте были небольшими, но стоящие рядом с Робертом люди без конца жаловались, что на фестивале достаточно быстро закончилась питьевая вода, а из прохладительных напитков осталось только крепкое пиво. Спонсоры фестиваля помогли организаторам очистить площадь от бутылок и банок, открыв магазин по приёму отходов. В нём музыкальные фанаты могли обменять пустую тару на сувениры.

Впереди Роба стояла девушка с зелеными волосами. Она соблазнительно покачивала своими бёдрами, ежеминутно подмигивая и улыбаясь, а её соседка в откровенном топе, уже явно чем-то расслабленная, ритмичными телодвижениями пыталась исполнить элемент цыганского танца, который заставлял её грудь «ходить» в разные стороны. Но что-то шло не так, и пьяная женщина никак не могла устранить поломку в организме, не позволяющую зажигать в полной мере с кучкой подвыпивших инициативных мужчин, желающих поддержать её и то, что так и норовило выпасть в процессе танца.

Ведущие на сцене объявили выход ретрогруппы, отмечающей в этом году круглую дату своего творчества. Роб настроился на то, что сейчас услышит как минимум пару-тройку песен из того самого первого диска, приобретённого им вместе с Иваном ещё в школьные годы. Но как только возрастной солист начал петь второй куплет, он понял, что его ждёт попурри, состоящее из золотых хитов рок-группы, по сей день украшающих своим звучанием не одну радиостанцию огромной страны.

– Попурри… – сказал он вслух, ничего не выражающим голосом. И в ту же секунду услышал от стоящей впереди девушки:

– Попурри? Это моя любимая песня, – резко повернув голову к Роберту, промурлыкала она, облизнув кончиком языка губы, и заглянула прямо ему в глаза. Парень хотел было объяснить незнакомке, что попурри -это некий микс из популярных песен, но ему как назло помешал накативший приступ смеха, продолжавшийся неприлично долго для того, чтобы потом попытаться замутить с ней основательно, на всю ночь.

Роберт не помнил, когда в последний раз так много смеялся, и был рад, что все-таки решил сюда приехать. Хедлайнер вышел на сцену, когда уже стемнело, примерно в 22.00. Любимая группа Роберта закрывала фестиваль. Они исполняли много новых композиций, из-за чего уставшие гости потихоньку начали разбредаться в разные стороны.

Дело шло к концу, и ведущие объявили последнюю песню. Вдруг его кто-то резко толкнул. Обернувшись, он увидел двух мужчин, которые пытались выяснять между собой отношения, а может, они были фанатами разных групп. У обоих в руках было по бутылке крепкого пива. Толкая друг друга, они выкрикивали по очереди слова, далёкие от литературной нормы. Народ пытался их разнять и успокоить. Роберт схватил одного, стараясь оттянуть его как можно дальше, но тот отчаянно сопротивлялся, упираясь ногами и выгибаясь в разные стороны. На секунду Роберт ослабил хватку, повернулся, чтобы посмотреть на второго героя этого вечера, и моментально поплатился за это.

Первый вырвался на свободу и своей правой рукой ударил ему прямо в левый глаз. Роберт пошатнулся, и в этот момент почувствовал, как бутылка разбилась о его голову. Он упал на асфальт и, теряя сознание, все не мог понять: то, что он видел, было индивидуальной программой или самым красивым завершением вечера под названием «фейерверк»?

Глава 3

ПОСЛЕ ОПЕРАЦИИ

Всю ночь Машу бил озноб. Дикая боль в правом боку время от времени приводила её в чувство. Мягкий свет и тихий гул люминесцентных ламп впервые не раздражали, а наоборот, успокаивали своим глухим монотонным звуком. Сон и реальность смешались, и, как будто в тумане, чей-то незнакомый голос задавал ей вопросы, но её язык с большим трудом отвечал на них. Ощущалось сильное жжение в правом боку, на место которого было положено что-то холодное, тяжёлое, сильно давящее. Маше казалось, что если она рукой дотянется до этой тяжести и аккуратно сдвинет ее, то сразу станет намного легче. Но как бы девушка ни силилась, у неё ничего не получалось, а если и получалось, то чья-то заботливая рука тут же возвращала холод на место, успокаивая добрыми словами. Жар и холод поочерёдно мучали её до рассвета, а жалостливая ночь, как могла, облегчала боль темноволосой красавицы с черными глазами, навевая на неё блаженный туман забытья. Иногда туман рассеивался, возвращая девушку в тяжёлую, болезненную реальность, но это было ненадолго. А потом пришёл он… Поднял её с постели и посадил к себе на колени, как в детстве. Нежно гладил по волосам и целовал в макушку, он говорил ей, что все будет хорошо, что это скоро закончится… А она держала его за руки и просила: «Папочка, ты только не уходи, мне тебе так много нужно рассказать про нас с мамой, бабушку, про Майру, которую ты сейчас просто не узнал бы, и про … Папа, папа, папочка….»

Маша отрыла глаза и поняла, что его нет. Она около часа тихо лежала, рассматривала идеально ровный белый потолок, а слезы непроизвольно стекали по её щекам, соревнуясь одна с другой. Плакала Маша не оттого, что он так быстро ушел, а потому что она не успела сказать ему самое главное… О том, как сильно она скучает, ежедневно вспоминая о нём. О том, как заметно постарела мама за эти три года, как похудела, осунулась. Что они так же, как и раньше, ждут его к ужину, садясь за стол по привычке на полчаса позже обычного. О том, что его тапки до сих пор стоят на своем месте, ожидая хозяина с работы. Правда, Майра их немного погрызла, когда у нее резались зубы, но даже дырявые, их никто и никуда не убирает, тем более не собирается выбрасывать.

Зайдя в палату, тучная медсестра обнаружила, что Маша уже не спит. По-матерински улыбнувшись, женщина протянула ей градусник и сделала обезболивающий укол, затем громко сообщила, что ни пить, ни есть нельзя и вставать пока тоже. Ежедневный обход будет примерно в девять ноль-ноль, а может быть, и позже. Её громкий командный голос эхом разнёсся по пустому коридору, пробуждая всех спящих.

      Небольшая светлая палата была рассчитана на двух человек. Маше повезло, если можно так сказать, вторая койка пока пустовала. Из мебели в комнате имелись две кровати, две небольших тумбочки и, что самое интересное, один стул. Персиковый цвет стен немного обрадовал девушку, так как её зрительная память, видимо, навсегда зафиксировала синие и зелёные панели таких учреждений. В этом корпусе недавно произвели ремонт, и палаты были оборудованы санузлами с душевой кабиной, чему Маша несказанно обрадовалась. Ну а вставленная в пластиковое окно противомоскитная сетка оказалась просто сюрпризом для девушки, ожидавшей чего угодно, только не таких апартаментов.

Ровно в девять часов в отделении появился дежурный врач и начал совершать обход по порядку – с первой палаты. Маша лежала в восьмой, к ней он дошёл через час. Валерий Рудольфович оказался веселым немолодым старичком лет этак семидесяти. Он сказал, что операция прошла успешно, помог девушке подняться и пройти к окну, ближе к вечеру разрешил выпить глоток воды без газа, а перед сном – целых два!

Маше очень сильно хотелось есть, но больше всё-таки пить. До обеда она ещё несколько раз медленно подходила к окну, придерживая рукою живот, но сильная слабость не позволяла ей долго стоять. На дворе был конец мая… Проходящие мимо люди ели мороженое и пили охлаждающие напитки, спеша по своим делам. Смотреть на то, как они это делают, было невыносимо. Маша вернулась в кровать. Закрыв глаза, девушка, как маленький ребёнок, принялась мечтать: «Вот бы сейчас залпом выпить стакан холодной воды или чашку зеленого чая с лимоном, или съесть блинчик, нет два, и обязательно со сметаной. А потом котлетку, хорошо поджаренную на сковородке, а потом, потом… Сосиску? Курицу гриль? Нет! Большого гуся, того самого, которого они с мамой ежегодно запекали к новогоднему столу, пока папа был жив».

Маша укрылась одеялом, зевнула и мгновенно провалилась в дивный сон. В нём она весёлая и здоровая шла с бабушкой за водой. Девушка уже успела увидеть старый деревенский колодец с цепью, с ведром, полным до краёв чистейшей воды. Как вдруг посторонние незнакомые звуки вернули её в печальную реальность.

Кто-то быстро пробежал рядом с её кроватью и прервал пустые мечты голодной больной. Маша резко открыла глаза и увидела перед собой маленького смеющегося мальчика. На вид ему было года два, не больше. Он вбежал в палату вслед за своим полосатым другом-мячом, весело подбивая его маленькими ножками в крошечных сандалиях. Огненно рыжий нарушитель спокойствия бегал по комнате, краем глаза поглядывая на незнакомку. Длинные, забавные кудряшки закрывали малышу пол-лица. Салатовые колготки и ярко-жёлтая футболка с надписью «Лучший» делали его похожим на светящегося солнечного зайчика, неугомонного и такого живого. Вслед за мальчиком зашла его мама, полная женщина средних лет. Поздоровавшись, она сказала, что зовут её Галина, а сына – Илья. Илюше на прошлой неделе ушили пупочную грыжу, и добрый доктор разрешил ей находиться рядом с ребёнком. Она пришла познакомиться с соседкой и пожелать ей скорейшего выздоровления. Галя оказалась замечательной женщиной и любящей матерью, у которой к тридцати с хвостиком было уже трое детей. Две старших девочки и младший Илья. Она радовалась, что Бог подарил ей счастье – счастье материнства. Общительная женщина два часа к ряду рассказывала Маше смешные истории, ежедневно случавшиеся в их большой и дружной семье, с гордостью упоминая, что её старшие девочки учатся на одни пятёрки. Илюша всё это время находился рядом с ними. Он бегал и прыгал, бесконечно много раз повторяя Машино имя, правда по-своему, но она понимала его и всячески поощряла. А когда на пороге появился дядя Андрей, её соседи тактично удалились, закрыв за собой дверь.

– Ну, кукла, как твои дела?– поцеловав в щёку, спросил дядя.

– Да всё нормально, только пить очень хочется.

И тихим голосом добавила:

– И есть.

Он поставил большой пакет на тумбочку, достал оттуда термос с куриным бульоном, пачку сока, минеральную воду без газа, бутылку кефира и сказал:

– Мария! Теперь дело пойдёт на поправку. Мама передавала тебе привет и сказала, что вечером приедет. А где твой телефон?

– Украли вчера в маршрутке, когда возвращалась домой. Жалко, новый был.

– Не расстраивайся, телефон в этой жизни не главное. Жили же как-то раньше и без телефонов. И хорошо жили…К примеру, твой прадед на коне ездил за солью сейчас уже в другое государство. Говоришь мобильный? Связь?! В то время связи не было никакой, за исключением разве что почтовой, – с улыбкой на лице произнёс мужчина. – Человек вставал рано утром, запрягал коня и уезжал. Никто не знал, когда тот вернётся. Через три, пять, десять дней… Где он? Что с ним? Здоров ли? Сыт? Купил ли соли, в конце концов? Только по приезде семья узнавала, с какими приключениями столкнулся он в пути, где ночевал, кого видел, в чём себя ограничивал, почему так долго отсутствовал.

– Дядя Андрей, ну ты копнул!

– Чистую правду тебе говорю, племянница, раньше так и было.

– Не спорю, думаю, можно прожить и без телефона.

– Хочешь сказать, скучно?

– Нет, не скучно…тяжело, если говорить о телефоне, как о средстве связи, а не развлечении. Честно, обидно немного. Если бы я его разбила, утопила или Майра стащила… А то свистнули при свете бела дня! Чему тут радоваться?! Одни убытки.

Первым её телефоном была огненно–красная раскладушка, купленная родителями перед тем, как ей пойти в школу. Сменила её белая широкая модель с клавиатурой Кверти, потом пришло время золотого слайдера, розового смартфона, много их было. Вот и этот, почти новый, украденный красавец, навсегда останется в её памяти.

Голос родственника вернул девушку в реальность.

– Может, тебе старенький из дома привезти?

– Нет, не надо, жили же как-то раньше. Выдержу и я неделю. Конспектами займусь, умные книжки почитаю, время мигом пролетит. Если что, на посту за углом стационарный есть. Я видела. Древний такой.

Мужчина вопросительно посмотрел на девушку.

– Дисковый, что ли?

– Он самый, – коротко ответила Маша.

– Это не убиваемый аппарат!

– Ошибаешься, дядя, убиваемый. Ничто не вечно в этом мире! Майра с ним быстренько в деревне разобралась, потянула за шнур и всё. Падения с комода, к сожалению, он не пережил. Бабушка сказала, что с момента подключения телефон никогда не ломался. Она этот день хорошо запомнила, Брежнева хоронили.

– Ух ты, какие подробности всплыли.

– Да. Я на всякий случай в интернете посмотрела, хоронили Брежнева 15 ноября 1982 года. Получается, телефон хозяйке верой и правдой 37 лет прослужил. И если бы не досужая Майруша…

Мужчина весело хохотнул.

– Хочешь сказать, отпахал бы ещё 37?

– А вдруг! Чем черт не шутит.

– Ладно, – твёрдо подытожил мужчина и бегло взглянул на часы. Будем надеяться, твоя четвероногая красавица не доберётся до аппарата на посту, а значит, перебоев со связью нам удастся избежать. Звони если что, уже у дверей сказал дядя Андрей и вышел.

– Ок, – услышал он за спиной.

Ох уж эта молодёжь со своими «Ок», «Норм», «ХЗ», «Анон». Нет, он конечно, не противник всей этой новомодной ерунды. Может быть, она его раздражает? Задался мужчина вопросом. Нет. Он бы так не сказал. Сам когда-то дурачился, говорил и делал такие вещи, о которых до сих пор не очень приятно вспоминать. Ладно, самому себе признаться-то можно. Стыдно, стыдно вспоминать. Было время, был он молод… Теперь делать ошибки их время пришло. Стоп. А с чего это, собственно говоря, он себя в старпёры раньше времени решил записать. Ну-ка, стоп! Сто-о-о-п, дружище! Рано ещё семьдесят седьмой год рождения в старики записывать. Ну и что, что седина на висках проступила? Вес? Ерунда! Три злосчастных килограмма, не напрягаясь, за месяц смогу сбросить. Майонез – отмена! Кофе и чай можно без сахара пить. Всё это ерунда, мелочи жизни! Главное в этом деле – душа, а душа, душа у него молодая. Душа его, кому хочешь, ещё фору даст. И нечего по пустякам к детворе придираться … Всё ему нравится: и ок, и норм, и реп тоже. Он не старый. Он ещё молодой! Он еще ого-го-го – какой!

Глава 4

АША?

Роберт проснулся от громкого женского голоса в соседней палате, который рассказывал в основном о том, что пациенту ничего нельзя. Ни пить, ни есть, ни вставать. Ночью он не успел внимательно рассмотреть место своего пребывания, поэтому делал это сейчас, терпеливо ожидая лечащего врача и его приговора.

Шаркая подошвами, в палату вошла окутанная едким запахом хлорки и крепкого табака пожилая санитарка. Согнувшись в три погибели, она втащила в комнату ведро с водой, влажной тряпкой вытерла пыль с подоконника, тумбочек, батареи, повозила шваброй из угла в угол, распылила в туалете освежитель воздуха «Сирень» и ушла со словами:

«Ну, драчун, прощевай, у тебя всё».

Его доставили в больницу на скорой помощи. Хирург наложил ему швы на рану, а дежурный невролог диагностировал лёгкое сотрясение головного мозга. В палату он попал уже в третьем часу и заснул без задних ног, едва коснувшись кровати. Остаток ночи Роберт спал как убитый: ничего не видел, ничего не слышал, ничего не чувствовал. Ему снились танцующие девушки с ядовито-зелёными волосами, дерзкие подростки с короткими ирокезами, седовласые байкеры в коже. Проколотые уши, ноздри, пупы. Грязные пятки танцующих. И небо умопомрачительной красоты, на котором сияли мириады разноцветных звёзд, они игриво дрожали, как плечи танцующей «цыганки».

На обходе престарелый и нудный хирург осторожно заметил, что не ту он музыку слушает, и если бы вчера он выбрал, к примеру, консерваторию вместо рок-фестиваля, то сейчас бы проснулся у себя дома без «свалившейся» на него головной боли. Потом Валерий Рудольфович прописал Роберту множество каких-то лекарств, витамины группы А, В, С, Е и обязательный постельный режим. Порекомендовал исключить телевизор, громкую музыку и компьютерные игры, а также физические нагрузки, активное времяпрепровождение. Необходимо сбалансировать ежедневный рацион, исключив из него на время лечения продукты, провоцирующие колебание давления (сладости, кофеин, жирную и острую еду, спиртные напитки, табак). Только полный покой при неярком освещении. Вставать можно было в туалет или в случае острой необходимости.

Роберт лежал в постели и дремал. Боль в голове не утихала. Лёгкая тошнота и слабость донимали его без перерыва с того самого момента, как он открыл глаза, точнее один глаз, второй, отёкший, приоткрыть Робу было пока не под силу. Шум в ушах время от времени то появлялся, то исчезал вместе с повышенной потливостью и отрывками вчерашнего вечера, в котором всё, кроме финала, казалось ему просто идеальным. Живая музыка, невероятно смелый народ, его неформальная одежда, классные прически, нестандартное поведение, сам город, даже разговорная снижено-грубая лексика – да всё было очень забавным. Мероприятие это, как глоток свежего воздуха, взбодрило Роберта, заставило отвлечься от рутины неотложных дел и вспомнить, что ему всего двадцать пять. Ни тридцать, ни сорок, а двадцать пять. И! если бы сейчас на его лице вместо побоев красовался здоровый румянец, как после получасовой прогулки на свежем воздухе, можно было бы смело утверждать, что рок-фестиваль пошёл ему только на пользу. А поскольку отражение в зеркале что в фас, что в профиль пугало даже хозяина, затевать такого рода разговор даже с самим собой Робу не очень-то и хотелось.

Вдруг детский голос, прозвучавший где-то совсем рядом, заставил выйти его из затуманенного состояния. Маленький непоседа громко носился в соседней палате. Было слышно, как мяч ударялся о пол, мебель, стены, а неугомонный всё резвился, весело хлопал в ладоши, визжал от восторга и постоянно звал какого-то Ашу. Поначалу Роб никак не реагировал на детские крики, женскую болтовню, раздражающе звонкие удары мяча, сопровождаемые одиночными выстрелами из игрушечного автомата. Не реагировал, пока из-за стены часто и громко не стали раздаваться длинные автоматные очереди, попадающие точно в цель – в его нервы. Но потом пронзительный детский голос заглушил все остальные звуки, заставляя молодого человека попросту возненавидеть неизвестных ему взрослых людей за преступное бездействие. А ребёнка за чрезмерную гиперактивность. «Глухонемого» же, безжалостного Ашу Роберт с лёгкостью обвинил бы в бездушии, если бы тот, конечно, попался ему где-нибудь в тёмном больничном коридоре. Он бы тогда быстро подобрал подходящие выражения, чтобы как следует отчитать его, на ходу бы придумал и внёс изменения в Кодекс РФ об административных правонарушениях (КоАП РФ), даже если бы с Ашей рядом стояли папаша с мамашей. Собственные мысли вызвали улыбку на лице молодого юриста, а также нежные воспоминания о крестнице Еве. Она была постарше этой мелюзги, но когда пребывала в том самом, слегка возбуждённом настроении, ничуть не уступала его беспокойным соседям, а быть может на несколько децибел превосходила.

– Дети, – еле слышно простонал Роберт. – Боже милостивый, скажи, почему они всегда так громко кричат. Причём делают это постоянно, когда играют, дерутся, мирятся, что-то никак не поделят…

– Интересно, – подумал вдруг Роберт, – если бы у меня были свои дети, я бы так же остро реагировал на эти вопли за стенкой? Тут и думать нечего! Я знаю ответ.

В последнее время его бабуля в разных формах пыталась донести до него, взрослого единственного внука, мысль о том, что у них в родне долгожителей не было и, возможно, никогда не будет, если он в ближайшее время не отодвинет свою работу на второй план, не задумается о семье, ребёнке, желательно не об одном. Пожилая женщина в лоб говорила Роберту, что она невечная и, пока её не одолела старческая деменция, ей бы очень хотелось увидеть правнуков, понянчить их и помочь, если, конечно, внук с будущей невесткой удостоят шестидесятитрёхлетнюю пенсионерку такой чести.

– Семья – это счастье, дети – богатство, а хорошая жена – крепкий тыл, – не уставала повторять при каждом удобном случае Евдокия Матвеевна. Она, как Шахерезада, рассказывала ему сказки про красивую семейную жизнь его знакомых, сверстников, но при этом почему-то забывала упомянуть тех, у кого супружество не сложилось, чей брак, как первый блин, получился комом и, кроме разочарований, откровенной ненависти к некогда любимому человеку, нервотрёпки, головной боли и горького опыта, ничего не принёс.