Текст книги "Тайна «Красной Москвы»"

– Может, вам стали известны какие-то новые подробности об убийстве вашего лаборанта? – интересуюсь я, делая вид, что не замечаю вселенской обиды.

– Я уточнил у следователя, можно ли сделать уборку в мастерской. Следователь разрешил. Позвонил уборщице, она прибралась. Ковер лежит в кладовке. Попросили пока не сдавать его в химчистку.

Парфюмер говорил короткими предложениями и с такими недовольными интонациями, что мне стало понятно: пора убираться восвояси.

И тогда я решила сделать то, ради чего, собственно говоря, и пришла. Открыла сумку и протянула Орехову конверт.

– Ах да, чуть не забыла. Когда я к вам поднималась, почтальон хотела опустить в ящик с номером вашей квартиры письмо. И я его забрала. Когда жила в городе – у меня всегда хулиганы из ящика почту тырили. – Я поднялась с дивана и постаралась беззаботно улыбнуться. – Хотя кто сейчас письма-то от руки пишет? Наверное, опять реклама. Такое украдут – невелика потеря.

Орехов взял конверт, равнодушно посмотрел на него, положил на столик рядом с использованными блоттерами.

– Я вас провожу. Ваш аромат будет готов дней через десять.

– Мне казалось, по готовой пирамиде духи составить – это быстро.

– У меня нет всех компонентов, придется кое-что заказать. Я вам позвоню.

– Хорошо, договорились. Буду ждать с нетерпением.

Я щебетала, улыбалась – а сама думала только об одном: клюнет ли парфюмер на мою наживку или нет?

Если поведется – то я, вполне возможно, смогу получить новую информацию…

* * *

Я сижу на Белорусском вокзале и жадно рассматриваю потоки текущих мимо людских лиц.

Мне любопытно все: морщинки на лице работяги, наглый взгляд молодой девчонки, улыбка рассматривающего игрушку ребенка, суетливость носильщиков, оценивающая хитрость таксистов.

В такие моменты я понимаю, что в моей деревенской изолированной и комфортной жизни есть и свои минусы. Я редко сталкиваюсь с посторонними людьми, я теряю связь с их проблемами, интересами, стремлениями. Мне надо чаще выходить из нашего коттеджного поселка. Иначе в моих книгах и сценариях не останется настоящей жизни. Бутафорские судьбы и высосанные из пальца проблемы – это всегда очень печально, и…

Задумавшись, я едва не пропустила то главное, ради чего, собственно говоря, и пришлось ехать на вокзал.

«Я все знаю про духи «Красная Москва». Мое молчание стоит 100 тыс. рублей. Положите их к 15 часам в ячейку камеры хранения на Белорусском вокзале, а ключ прикрепите скотчем к обратной стороне доски барной стойки в кафе «Бульбаш».

Вот такое послание получил сегодня парфюмер Станислав Орехов.

Как я и предполагала, Орехов появился на вокзале и старательно выполняет полученные от меня инструкции. Вижу, как он, оглядываясь по сторонам, подклеивает ключ скотчем. О ножницах он заранее не позаботился, оторвать кусочек липкой ленты не получается, мужчина уже покраснел от неловкости и напряжения. Пора прекращать весь этот спектакль.

У меня остался только один вопрос: ставил ли Орехов в известность полицию о письме «шантажиста»? И очень скоро я получу на него ответ.

– Вам помочь? – деловито осведомляюсь я, доставая из косметички маникюрные ножницы. – Оторвать кусок такого скотча без спецсредств нереально.

Орехов все еще ничего не понимает. Он неловко поворачивается, пытаясь закрыть спиной болтающийся моток скотча с висящим на нем ключом. Поскольку Орехов прекращает поддерживать хлипкую конструкцию пальцами, она с предательским треском пикирует на пол.

Итак, ко мне все еще не бегут крепкие парни с явно читающимися намерениями взять под белы рученьки и препроводить в красивую машину с мигалками. Похоже, полиции сегодня вечером не предвидится. Орехов молчал, как партизан – и это еще больше укрепляет меня в уверенности, что этому человеку есть что скрывать.

– Какими судьбами здесь? Встречаете, провожаете? Неожиданная встреча. – Парфюмер пытается вести великосветскую беседу и невольно морщится: в кафе стоит такой угар от кухни, что и человек с менее развитым обонянием начнет задыхаться. – Надо же, бывают такие совпадения. Недавно расстались – и вот опять встретились.

– Это не совпадения, – поднимаю с пола скотч, отрываю от него ключ и беру парфюмера под руку. – Пойдемте к камере хранения, заберем ваши деньги. А потом вы все мне расскажете.

Он вырывается и становится красным, как помидор.

– Какие деньги? Это уже, знаете, все границы переходит!

Пожимаю плечами:

– Деньги, которые вы оставили для шантажиста. Не хотите общаться со мной – придется откровенничать с полицией. Я слышала, как вы говорили кому-то о том, что у вас украли духи «Красная Москва». Я случайно оказалась втянута во всю эту историю. Но ездить мне по ушам не позволю. Просто вопрос самоуважения.

– Вы ошибаетесь, нет никакого шантажиста.

У меня невольно вырывается:

– Да вы еще глупее, чем я думала!

Разворачиваюсь, ухожу. Достаю мобильник, чтобы набрать Миронова. И тут раздается дрожащий голос:

– Хорошо, я все вам расскажу…

Глава 4

1913–1917, Москва, Эмиль и Александр Брокары

Весна явно не спешила в печальную кладбищенскую обитель – рыхлый потемневший снег лежал на памятниках, оградках и лавочках. Но запах воздуха уже стал весенним: чуть оттаявшая древесина с ближайших берез добавляла ему бархатистой мягкости.

Эмиль и Александр добрались до могилы Шарлотты, смахнули с медальона снежное покрывало и в почтении склонили головы.

– Матушка, мне не хватает вас, – прошептал Эмиль, напоминавший мать высокими скулами и капризным, четко очерченным ртом.

Александр, внушительным ростом и худощавой фигурой пошедший в отца, вздохнул:

– По крайней мере, мы можем прийти к матушке на могилу. Такова была ее воля – покоиться тут, подле нас, не в фамильном склепе отца.

– Как быстро и неожиданно они ушли от нас, – Эмиль стянул перчатки, очистил скамью от снега и присел. – Когда у отца выявили водянку и болезнь печени, доктор прямо сказал: надо ехать на воды и жить там. Только батюшке все было недосуг. Зато он съездил в Париж, где на выставке наши духи собрали все золотые медали. Хорошее лечение!

– Анри Брокар работал на износ, не думал о своем здоровье. Но с такой напряженной жизнью, наверное, он чувствовал себя счастливым. Отец с матушкой были очень близки. Думаю, Шарлотта не смогла надолго разлучиться с отцом, ушла вслед за ним.

– Сейчас они счастливы на небесах. – Эмиль достал из пальто хрустальный флакончик, поставил его на ладонь – так, чтобы взирающая с медальона Шарлотта могла его как следует рассмотреть. – Видишь, матушка, тут написано – «Любимый букет императрицы». А рядом! Рядом еще один вензель императорской семьи! Теперь мы еще и поставщики всего императорского двора!

Александр присел подле брата, принюхался:

– Матушка, для меня всегда этот запах – запах твоих духов, запах той большой любви, какая была между тобой и отцом. Когда стало понятно, что грядет трехсотлетие дома Романовых и надобно изготовить красивые подарки от нашей фабрики, мы с Эмилем всю голову сломали, что дарить Александре Федоровне. «Майскую розу», «Персидскую сирень», «Звонкий ландыш»? Потом все-таки решили смешать «Букет Шарлотты», как память о тебе.

Эмиль улыбнулся:

– Что ж ты не рассказываешь, какой флакон заказал?! Матушка, у меня чуть волосы на голове дыбом не встали! Это ж надо было такое придумать, просто форменный Лалик[5]5
  Ювелир, изготовитель эффектных флаконов для фирмы «Коти», потом – основатель собственного парфюмерного производства. – Прим. автора.


[Закрыть].

Александр вздохнул. Вечно брат его не понимает! Изготовленный по его собственному эскизу флакон был чудо как хорош. Отлитый из хрусталя в форме диковинного букета, он попал к искусным ювелирам, а те уж постарались на славу. Сирень была отделана мелкими аметистами, ландыш – бриллиантами, розы – глубокими насыщенными рубинами. Стебли стали зелеными. Правда, для их отделки пришлось использовать не изумруды, а малахит – так получался более естественный оттенок, не отвлекающий внимания от самих цветочных гроздей. Особенно удачный камень нашелся для корзинки – большой коньячный топаз, ювелиры просто вставили хрустальную корзинку в него, и мерцание стекла, слегка различимое сквозь дымчатый камень, действительно завораживало.

Когда на флакон падал солнечный свет, по всей комнате от драгоценных камней разбегались разноцветные зайчики. Как Александр гордился тем, что в букетной корзинке как раз все те самые цветы, которые входят в пирамиду запаха «Букет Шарлотты»! Но Эмиль решил, что подносить императрице духи в таком флаконе никак нельзя. И старейшие рабочие, которые трудились рядом с отцом с самых первых дней основания фабрики, полностью поддержали Эмиля. Брат считал, что роскошный флакон отвлекает внимание от самого содержимого. И подарком будет выходить искусная дорогая ювелирная безделушка, а не сами духи. Поэтому для императрицы изготовили классический прямоугольный флакон с притертой крышечкой. Александру это казалось несправедливым и нелогичным. Ведь сам Анри Брокар в свое время стремился удивить не только качественными духами, но и необычным оформлением. Однако на такие рассуждения брат и рабочие ответствовали, что со времени тех восковых цветов много воды утекло, что тогда Анри приходилось объяснять, как хороши духи его. «Сегодня же все иначе, – убеждал Эмиль готового чуть ли не разрыдаться Александра. – Духи Брокара известны всей империи, они сами являются ценностью и лучшим подарком». Поскольку все решения принимались большинством голосов, в Петербург был отправлен простой флакон с золотистой этикеткой, на которой темным было написано: «Букет императрицы». Рассказывали, что Александре Федоровне духи так понравились, что она сразу же распорядилась насчет заказа. А потом уж и титул поставщика императорского дома был пожалован.

– Пойдем, брат… – Эмиль тронул ушедшего в свои мысли Александра за плечо. – Я озяб, да и у тебя уже вон нос синий!

– Сейчас приедем на фабрику, согреемся, – пробормотал Александр, поднимаясь со скамейки. – Я как подумаю, сколько у нас забот с поставщиками да с рабочими, аж страшно становится.

– Не говори! Все как у отца. Он тоже больше всего хотел составлять духи, а вынужден был заниматься мылом. Я бы тоже не отказался придумать достойные духи или одеколон. Да где время взять…

Впрочем, свободного времени у братьев вскорости оказалось более чем достаточно. Однако же сие обстоятельство радости им не доставляло.

Во-первых, среди некоторых дам духи да помада перестали пользоваться спросом. А сами дамы выглядели так, как будто бы и дамами-то не являлись – они стали коротко стричь волосы, курить папиросы, а некоторые даже решались носить самый что ни на есть мужской костюм.

Во-вторых, Россия ввязалась в совершенно бессмысленную войну с Германией, многие покупатели были мобилизованы на фронт, и впервые продажи мыла «народного» снизились чуть ли не вдвое.

Потом начались перебои с поставками продуктов, забастовки.

Рабочие фабрики Брокара, впрочем, недовольства своим положением не высказывали. Еще при Анри Брокаре было заведено, что рабочий день не превышает 8 часов, заработок на фабрике высокий, да еще и бесплатно каждый месяц дается полный набор выпускаемой продукции – и мыла, и пудры, и духов. Причем если рабочий предпочитает мыться не брокаровским мылом, а другим, ему дополнительно доплачивается 75 % расходов на мыльную продукцию.

В глубине души Эмиль и Александр считали, что в такой сложный час императору недостает твердости и решимости, что не своей головой думает Николай II, а слишком уж часто слушает Александру Федоровну, которой, в свою очередь, старик Распутин вертит как хочет. На какой-то момент им даже казалось, что Временное правительство сможет навести порядок, прекратить войну и погасить народное недовольство. Однако вскорости всем стало понятно, что Временное правительство еще более слабо, чем отказавшийся от власти монарх. В Москве начались перебои с хлебом, голодные недовольные люди громили лавки, на фабриках начались забастовки.

– В Петербурге революция! Товарищи, бросайте работу! Солдаты, помните, что сейчас решается судьба народа! Все на улицу! Все на выборы в Совет рабочих депутатов! – кричали за окном мальчишки, раздававшие большевистские газеты.

Эмиль с Александром с тревогой переглянулись.

– Это не продлится долго. Не может у власти находиться необразованная чернь! – воскликнул Александр, нервно вышагивая по гостиной.

Эмиль кивнул:

– Действительно, какая власть, какие Советы! Они громят лавки и грабят и убивают! Так не должно быть, все это, ты прав, совершенно неправильно и нелогично!

Пару дней Брокарам казалось, что прежняя жизнь может вернуться. Москва была объявлена на осадном положении. Демонстрации и митинги были запрещены, войска готовились к обороне города, газетам запретили печатать сообщения из Петербурга. Власть изо всех сил пыталась защититься от революции, но оказалось, что эта чума уже поразила город изнутри. По команде большевиков прекратили работать все заводы, возмущенная людская масса заполонила улицы, захватила и штаб войск, и банк, и телеграф. Остановить схождение революционной лавины было невозможно…

Когда в особняк Брокаров ворвалась толпа разгоряченной черни, Александр и Эмиль были на фабрике.

Расстреляв дворецкого и горничную, солдаты устремились по комнатам, хватая ценные вещи, ломая антикварную мебель.

Драгоценный флакон с духами стоял на столике в комнате Александра. Когда было принято решение не преподносить его императрице, Александр наполнил его духами и забрал в свою спальню. Красота драгоценных камней радовала глаз, а легкий запах, льющийся из-под крышечки, напоминал о родителях.

Конечно же, во время нападения на особняк дивный флакон исчез. И это отозвалось в сердцах братьев пронзительной болью. Когда Александр не увидел в привычном месте драгоценного букета – по его щекам побежали слезы.

– У нас слуг убили. И пропали вещи намного более ценные, – попытался утешить брата Эмиль, хотя его глаза тоже подозрительно блестели.

– И это я понимаю. И тоже переживаю, что люди погибли. Но в этом запахе – все наши родители, их жизнь, успех.

– Мы найдем этот флакон! – воскликнул Эмиль, протягивая брату платок.

Тот согласился и сделал вид, что искренне верит в сей фантастический прожект…

* * *

– Этот аромат божественен! Он один из самых неоцененных в истории парфюмерии, и, честно говоря, мне это дико обидно.

Мы снова сидим в парфюмерной мастерской.

Стас берет мою руку, прижимает запястье к простому прямоугольному флакончику, растирает пару капель «Красной Москвы» по коже. И словно машина времени уносит меня в прошлое.

У моей мамы «Красной Москвы» не было. Мы долго жили в Германии, и тамошний парфюм пахнул иначе – яркой конфетной сладостью, свежими цитрусовыми брызгами, первыми химическими компонентами. «Красная Москва» – совсем другая, в ней слышны натуральные масла и эссенции, мягко обнимающие теплым пледом. «Красная Москва» – это моя бабушка-учительница; высокий книжный шкаф, заполненный терпким гвоздичным шлейфом. Я читаю сказки Андерсена, чувствуя от страничек аромат пряной горечи; окно распахнуто в сад, и птицы звонко радуются солнцу, сладкий запах пирога с яблоками плывет из кухни. Я любила воровать бабушкины духи, стоявшие возле томика Достоевского, обожала разгорающийся на коже пудровый огонь. Бабуля все мне позволяла, иногда и сама помогала подушиться за ушком. Этот аромат ассоциируется у меня с теплом и безусловной любовью, заполнившей целый мир.

– Композиционно пирамида «Красной Москвы» составлена гениально. Гвоздика с иланг-илангом, розой и ирисом подчеркивают лучшие цветочные стороны букета, ваниль уравновешивается цитрусом и кориандром, создавая баланс сладких и свежих нот. Эту пирамиду передирали и передирают, от старенькой «Глории Вандербильд» до новомодных ароматов Монталя. Но при всем при этом «Красная Москва» сегодня не самый популярный парфюм. «Пятерка» от Шанель по-прежнему в лидерах продаж, это уважаемая классика. А «Красная Москва» – так, бабушкины духи… такой у них имидж среди большинства обывателей… А на мой нос «Красная Москва» круче Шанель – она женственнее, нежнее. Хотя, кстати говоря, как «пятерку» могут легко носить мужчины, так и «Красная Москва» на мужской коже раскроется великолепно! Мне очень нравится тенденция современного нишевого парфюма, где нет разделения на мужские и женские ароматы, все выпускается как унисекс. Это правильно. Парфюм должен быть созвучен душе. А у души на самом деле нет пола.

Я вдыхаю чудесный аромат, струящийся с моего запястья, и готова подписаться под каждым словом парфюмера. Если бы «Красную Москву» выпустил сегодня бренд селективной парфюмерии по цене долларов сто пятьдесят – двести за пятьдесят миллилитров – все гламурные журналы рассыпались бы в похвалах оригинальному аромату. А так… Наверное, с окончанием советской «эпохи» я никогда не улавливала этот запах в толпе. Качество сегодня вторично, первичен маркетинг.

– У этого аромата такая тяжелая судьба, – продолжает парфюмер, вертя перед своим носом красной крышечкой от флакона. – Генриху Брокару приходилось постоянно доказывать, что его духи не только не хуже, но и много лучше французских. Потом его фабрику национализировали большевики. Любые французские духи из магазинов исчезли. И к «Красной Москве» стали относиться как к чему-то безальтернативному, чем пользуешься от безысходности. Потом появился импорт, и «Красная Москва» стала скорее символом бедности. Настоящие французские духи стоили дорого, отечественный парфюм был доступнее. Я не хочу умалять достоинства «Клима» и «Мажи Нуар». Но автор «Красной Москвы» – тоже француз, причем как парфюмер он был на порядок талантливее, смелее, оригинальнее своего поколения…

Кажется, я начинаю понимать, к чему вся эта длинная предыстория. К тому же я подслушала разговор – Орехов жаловался анонимному собеседнику на то, что у него пропали духи «Красная Москва». Надо полагать, речь идет о каком-то старинном раритете. Вряд ли современный недорогой «кирпичик», продающийся в любом магазине, заинтересовал грабителя и убийцу. С этой старинной «Красной Москвой», скорее всего, связана не совсем чистая история. Иначе Орехов бы предпочел иметь дело с полицией, а не с шантажистом.

Я озвучиваю свои выводы, а Орехов быстро-быстро кивает головой, как китайский болванчик. Потом он уточняет детали – и я вижу картину российского бардака и рвачества в наихудшем его проявлении.

Итак, да – пропали духи «Красная Москва». Очень старые, скорее всего, им было более ста лет, и их готовил если не сам Генрих Брокар, то его сыновья-парфюмеры. Драгоценная жидкость сохранилась прекрасно. Главные враги духов – свет и жара, а еще перепады температур. Старинные духи были налиты в непрозрачный, инкрустированный драгоценными камнями флакон и хранились в запасниках известного российского музея (где имелись явные проблемы с обеспечением сохранности экспонатов, но вот постоянную температуру поддерживать умели).

– Флакон – это отдельное произведение искусства. Раньше «Красная Москва» называлась иначе – «Любимый букет императрицы». Флакон отлили из хрусталя, в форме букета, причем состоял этот букет из тех же цветов, которые входили в пирамиду! Хрустальные цветы были украшены драгоценными камнями, стебли отделаны малахитом, сама корзинка переливалась великолепным коньячным топазом, и…

Перебиваю этот восторженный поток:

– У кого и за какую сумму вы это купили?

Парфюмер тушуется, смотрит враждебно. Потом, похоже, решается:

– У сотрудника музея Тимофея Веремеева. Я разговорился с ним. Он проводил экскурсию по залу, где было много предметов, связанных с парфюмерией. Представляете, надушенные веера и перчатки до сих пор хранят аромат – а ведь прошло уже более ста лет! Вот что значит натуральное сырье и качественные компоненты! Амбра, кажется, может благоухать вечность!

– Вы сказали Веремееву о своей профессии и он предложил купить раритет?

Орехов кивнул:

– Да. Ну, конечно, не сразу. Пару раз мы встречались за ленчем, он присматривался ко мне. Потом решился. Средства у меня имелись – как раз накануне мне перечислили крупную сумму денег, мой гонорар за парфюм для знаменитой зарубежной компании. К сожалению, российские парфюмеры не могут афишировать свою работу для известных брендов. Нас используют как гастарбайтеров. Но лучше анонимная работа, чем отсутствие работы… Да, так вот – стоил этот старинный флакончик, как новый джип. Но для меня его ценность неизмеримо выше. Я обожаю все, что связано с историей парфюмерии, а этот флакон, похоже, принадлежал императорской семье и был сделан по заказу тех самых Брокаров…

– И что, вы хранили такую дорогую вещь в мастерской?!

Стас вздохнул, встал с дивана и нервно заходил по комнате.

– Да. Хранил. А что толку в ценных вещах, которые лежат в сейфе? Я хотел видеть этот флакон, чувствовать его энергию. Иметь возможность показать любому клиенту тот самый старинный аромат… За сохранность духов я не переживал – у меня тут климат-контроль. Флакон абсолютно непрозрачный. Крышка притерта плотно-плотно, контакт с воздухом многие годы был исключен. Я не уловил в духах ни одной битой ноты. Ах, знали бы вы, как он звучал! Глубоко, объемно – и вместе с тем очень, очень тонко! Натуральные компоненты – сейчас таких не достать. Но… Да, Тимофей продавал мне этот флакон с одним условием – не демонстрировать его никогда. Владеть, наслаждаться, но не на публике.

– Он боялся, что о незаконной продаже станет известно? – догадалась я, испытывая острое желание усадить парфюмера на место, так как от его лихорадочных метаний у меня рябило в глазах. – Но как Тимофей мог узнать об условиях хранения флакона? Вы могли наврать ему, что духи лежат в сейфе. Или он в гости пришел?

С печальным выражением лица Орехов развел руками:

– Сила рока, воля случая. Однажды он собирался зайти в мастерскую – и я унес флакон. Но наверное, правду говорят: чему быть – того не миновать. Оказалось, что его родственнице, так же как и вам, подарили сертификат на посещение моей парфюмерной мастерской. Она заметила флакон, заинтересовалась, я показал ей эту вещь. В общем, Тимофей все узнал. Накануне убийства он звонил мне. Разговор был резкий, неприятный, с угрозами… После того как мы обнаружили труп, Веремеев опять набрал мне. Он как будто бы чувствовал, что случилось непоправимое. Я решил после всего произошедшего воздержаться от прямых обвинений, рассказал про кражу и убийство. Мне кажется, когда идешь по пути резких наездов – человек вынужден защищаться, и сложно понять, насколько он искренен. Я выбрал другую тактику, хотел показать свою растерянность, страх.

– И что вы поняли по реакции Веремеева?

– Он был неприятно удивлен и напуган. Просил меня не говорить ничего полиции о флаконе. Он сказал, что для музея как-то получилось подчистить документы, уничтожить информацию о поступлении в фонд этой вещи. А теперь он очень боится, что наши махинации вскроются.

– Вы верите ему?

– Да. Он интеллигентный человек. А тут – украсть, убить. Нет, невозможно. Не могу себе представить.

– Да, наверное, подозревать этого Тимофея не надо. – Я тоже встала, подошла к окну, открыла форточку. Ароматы мастерской, доставлявшие сначала мне неимоверное наслаждение, через час сжали голову, как тиски, и я почувствовала даже обычно несвойственное моему организму повышение давления. – У него же нет гарантий, что вы не станете откровенничать с полицией. Да, он вернет флакон на место. Но могли появиться ваши показания о незаконной продаже – и он огреб бы по первое число. Это же подсудное дело, и никакая вещичка стоимостью джипа не заменит свободы…

На всякий случай я все-таки попросила Орехова написать мне телефон Веремеева. К счастью, выяснилось, что номер автомобиля музейного работника Стас тоже запомнил – он отличался от номера его собственного авто всего на одну цифру.

Я подумала, что при помощи Седова (который, в свою очередь, загрузит своих оперов парой-тройкой телефонных звонков и запросов) мы очень быстро поймем, находился ли в момент совершения преступления Веремеев возле парфюмерной мастерской.

Данные по пеленгации мобильного телефона позволяют точно определить квадрат нахождения абонента. С камер видеонаблюдения, установленных на дорогах, можно легко получить сведения об автомобиле с конкретным номерным знаком. Конечно, остается вариант предусмотрительности преступника, который заранее заботится об отсутствии следов мобильного телефона или автомобиля. Что ж, обнаружение такой ситуации – тоже информация, свидетельствующая об определенном раскладе…

Получается, что флакон видели клиенты, приходившие в парфюмерную мастерскую. Флакон видел убиенный лаборант Юрий Иванов, он тоже мог кому-то сообщить. Вот по этим направлениям я стала бы пытаться искать предполагаемого вора и убийцу.

– Как давно у вас находился раритетный флакон? – поинтересовалась я, с тоской оглядываясь по сторонам. Мне очень хотелось пить, а вот кулера с водой поблизости что-то не было видно.

– Всего две недели.

– Ага, значит, уборщица тоже видела флакон?

– Нет. Она из Украины, ездила домой. Вернулась только после убийства. И старинной «Красной Москвы» в мастерской уже не было.

– А вы фиксируете своих клиентов? Наверное, у вас есть ежедневник?

– Конечно. – Орехов подошел к подоконнику, взял записную книжку, открыл ее – и присвистнул.

Когда я подошла ближе, то поняла причину удивления.

Часть листов в блокноте была грубо вырвана.

Значит, я была права в своих выводах, имя убийцы имелось в списке недавних посетителей. И он позаботился о том, чтобы сохранить инкогнито.

Странно, что блокнот не изъял Миронов. Хотя, с другой стороны, он мог еще не отрабатывать версию с клиентами и был так взволнован обнаружением на орудии убийства моих отпечатков пальцев.

У меня вырвалось:

– Жалко, что мы с вами залапали этот ежедневник своими руками. А вдруг с него можно было снять отпечатки убийцы? Вроде бы он оставил пальцы на орудии убийства, но сейчас ничего выяснить уже нельзя. Блокнот мог бы пригодиться экспертам.

– Вообще все записи я дублирую в смартфоне, – пробормотал Орехов, закрывая блокнот. – Там можно звуковую напоминалку поставить, очень удобно…

Голос у парфюмера был таким спокойным, как будто бы планы преступника не потерпели фиаско. А я еле удержалась, чтобы не запрыгать от радости!

* * *

За последние две недели в мастерской Орехова, как выяснилось, побывало (включая меня) десять человек. Обычно парфюмер старается назначать в день две-три встречи (больше нельзя, так как нос перестает различать нюансы запахов). Но так совпало, что именно после покупки старинного флакона крупная сеть парфюмерных магазинов попросила Орехова прочитать лекции для персонала. Происходило это все в различных магазинах, в мастерской Орехов появлялся ближе к вечеру и просто физически не успевал встретиться с большим количеством клиентов.

Копаясь в смартфоновской записной книжке, я даже обнаружила очередь из таких же, как я, владельцев подарочных сертификатов. Почему парфюмер согласился встретиться со мной так оперативно?

В моем сознании снова стали роиться параноические мысли о вселенском заговоре против собственной скромной персоны. На что Орехов беспечно заметил:

– Вы зарегистрировались на моем сайте, чтобы пообщаться, сделали аватарку со своей фотографией. Я – мужчина уже одинокий, почему-то дико захотелось вас увидеть. Наверное, предчувствовал, что вы сможете мне помочь.

«Блин, что ж я ничего такого не предчувствовала?! Надо было когти рвать! – мысленно ругалась я, понимая, как легко можно было избежать попадания в эту неприятную историю. – Неправильная у меня интуиция. Она должна меня предупреждать о засаде, а не гнать туда изо всех сил…»

Итак, список. Вычитаем меня, любимую, остается девять имен. И многие из них мне очень хорошо знакомы.

1. Елена Соколова, спортсменка-гимнастка. Густые темные волосы, карие глазищи на пол-лица. Сейчас ей что-то около тридцати лет. Из спорта она ушла эффектно, с олимпийским «золотом». Отказ от жесткой диеты и спортивных нагрузок пошел Елене на пользу – худющая девочка вмиг превратилась в роскошную стройную сексуальную красотку, раздеть которую мечтают все фотографы мужских журналов.

2. Екатерина Савицкая, актриса. Возраст ее навскидку не скажу, выглядит она всегда на двадцать пять, но ей легко может быть на пятнадцать и даже двадцать лет больше. Не могу воспринимать ее и других слишком красивых женщин как актрис. У такой эффектной внешности лишь одна роль – собственная жизнь. Но всегда с удовольствием смотрю интервью Савицкой – она умна, оригинально мыслит, и есть в ней что-то завораживающее.

3. Полина Уткина, владелица сети мобильных фитнес-центров. Вообще я уже давно ушла из репортерской журналистики и могу себе позволить не читать газет и не смотреть телевизор. Но история Полины у всех на слуху. К сорока годам, она, как это часто случается с женами богатых бизнесменов, оказалась у разбитого корыта. Муж ушел к молодой, алименты на детей платить не собирался. Полина решила взять себя в руки, сбросить лишний вес, найти работу. Она поняла, что посещать тренажерный зал не всегда удобно: пробки, много людей, неловкость за свое далекое от идеала тело. Покупка всего тренажерного оборудования, необходимого для похудения, – дорогое удовольствие. А вот прокат – причем вкупе с грамотно составленными диетой и программой тренировок – может быть востребован. Она рискнула, взяла кредит на покупку тренажеров, и бизнес очень быстро стал приносить хороший доход. Для завершения образа лягушки-победительницы, сбившей спасительное масло из жизненных неурядиц, Уткина вышла замуж. Полина – очень открытый и светлый человек, ее обожают журналисты.

4. Виктория Прокопова, телеведущая. Наткнувшись на это имя, я вдруг обнаружила в себе наличие некоей корпоративной этики. Когда не можешь с ходу отметить ни внешних достоинств, ни развитого интеллекта – наверное, нет нужды изгаляться в описании минусов. К тому же от персоналий тут вообще мало что зависит. Современное телевидение пытается поднимать всю грязь из душ людей, цепляя их внимание любой ценой. И программы ведут те журналистские кадры, которые могут обеспечить выполнение этой стратегической задачи.

– Эта девушка – и есть та самая родственница Тимофея Веремеева, – прокомментировал мое задумчивое разглядывание фамилии Орехов. – Мне показалось, я ей приглянулся, она явно кокетничала со мной. Но Виктория немного «моветон»; не тот тип девушек, с которыми приятно общаться. И чтобы утешить ее в связи со своим отказом, я показал ей поближе старинный флакон, на который Виктория с интересом поглядывала. Она часто общается с Тимофеем и решила, что ему будет очень интересно узнать об историческом артефакте…