Текст книги "Тайна «Красной Москвы»"

– Вы могли забыть. Творческие люди часто бывают рассеянными. Тем более – в состоянии шока.

– Я устала повторять – не прикасалась я к статуэтке. И забыть об этом не могла. Я могу забыть сроки сдачи проектов – потому что одновременно пишу и сценарий, и книжку, и пару-тройку статей. Но я не забываю свои действия! Кстати, – устав от объяснений, я решила сменить тему, – вы установили человека, которому звонил Орехов? Помните, я рассказывала вам о его телефонном разговоре?

Миронов прищурился:

– Извините, обсуждать с вами ход следственных действий я не имею права.

– Еще скажите, что я главная подозреваемая!

– Не знаю, – устало пробормотал Миронов, открывая бутылочку с йогуртом. Он сделал глоток, и над его губой отпечатались белые «усики». – Я уже ничего не знаю. По-хорошему – так задержать бы вас надо для выяснения всех обстоятельств. Отпечатки на орудии убийства – это вам не шуточки.

Я с наигранным испугом залепетала про Даринку и про то, что муж в отъезде – а сама только и ждала эффекта, который произведет йогурт, смешавшись в желудке Владлена Ильича с банкой шпрот и водочкой. Вот если бы он стремительно умчался в туалет, а дело не успел закрыть в сейф…

Мои прогнозы оправдались лишь частично. Порыв посетить «комнату для медитаций» у следователя возник, однако бдительности мужчина не утратил. Он не стал убирать материалы в сейф, а просто выставил меня из кабинета и закрыл его на ключ.

Правда, этот факт меня расстроил совсем ненадолго. Прогуливаясь по коридору, я вдруг обнаружила выход на длинный общий балкон, который вел прямиком к окнам рабочего кабинета Миронова! А окно следователь, имеющий обыкновение курить прямо в кабинете, держал открытым.

Через минуту я уже изучала те самые бумаги, о содержании которых Владлен Ильич не желал говорить.

Впрочем, теперь понятно – дело не только в тайне следствия. Просто хвастать Миронову пока особо нечем. На его запрос о детализации звонков Орехова уже ответили – абонент, с которым парфюмер разговаривал сразу после убийства, не установлен, так как использовалась незарегистрированная сим-карта. Сам Орехов в своих показаниях тот телефонный звонок объясняет просто: ошиблись номером. На настойчивые вопросы Миронова, не пропало ли чего из мастерской, парфюмер почему-то утверждал: ровным счетом ничегошеньки. А как же его жалобы неустановленному собеседнику на пропажу «тех самых духов «Красная Москва»?! Если исчезновение чего-либо пытаются скрыть – значит, явно имеются проблемы с законом… И еще один любопытный момент. Камеры видеонаблюдения, захватывающие вход в подъезд Орехова, как раз накануне были повреждены, и их забрали на ремонт. Этот факт может свидетельствовать о том, что убийство химика было запланированным… Данных экспертизы о моих «пальчиках» в деле пока нет, но это нормально. Эксперт часто сначала сообщает следователю информацию по телефону, а уж потом оформляет акт экспертизы. Впрочем, фамилию криминалиста из протокола осмотра места происшествия я все-таки на всякий случай записала.

Дальнейшее копание в документах показалось рискованным, я выбралась через окно на балкон. И к моменту появления следователя Миронова как раз успела принять вид человека, утомленного ожиданием под дверью.

– Будем составлять протокол допроса? – поинтересовалась я, делая вид, что ничего не знаю об отсутствии в деле экспертизы, до появления которой весь разговор со мной юридического смысла не имеет.

– Пока нет. – Миронов повернул ключ в замке и отошел в сторону, давая мне возможность пройти внутрь.

«Ну, ясно, решил меня на понт взять. А вдруг нервы сдадут и я расколюсь – в случае причастности», – пронеслось у меня в голове. Вслух же я ехидно посоветовала следователю не запивать шпроты йогуртом.

– Мне надо взять с вас подписку о невыезде, – устало пробормотал Миронов, распечатывая бланк. – А йогурт… я уже вторые сутки на ногах. Не соображаю, что ем, что пью…

Пока кряхтел старенький принтер, я пыталась понять, симпатичен ли мне следователь и можно ли ему доверять. Методы работы у него не самые гуманные. Для пользы дела, может, это и неплохо. Но он выглядит слабым, жалким, уставшим… Нет, похоже, с таким контингентом каши не сваришь. Если бы меня, не приведи господь, кто-нибудь отправил на тот свет – я бы предпочла, чтобы мое дело вел следователь поэнергичнее и посообразительнее…

* * *

Оказавшись в своей машине, я первым делом достала телефон и проверила почту. Андрей, как и обещал, прислал мне мейл, с которого ему пришла реклама парфюмерной мастерской Орехова. Однако адрес, судя по написанию, явно принадлежал самому Стасу. Таким образом, откуда у Орехова появилась электронная почта Андрея, по-прежнему непонятно.

Внезапно на меня накатила волна раздражения.

Блин, мой день рождения испорчен! Какой-то труп, какие-то допросы! Во что этот проклятый нюхач втянул нашу семью?! Да я сейчас его в порошок сотру!

На мой звонок парфюмер ответил мгновенно. Судя по голосу, Орехов уже успел снять стресс и сейчас находился в той стадии алкогольного опьянения, когда хочется обнять все человечество.

– Лика, душа моя, – кажется, я буквально увидела, как он расплывается в пьяной улыбке, – а я как раз собирался вам звонить.

– По поводу?

– По поводу нашей встречи, конечно.

– Может, нам лучше не встречаться? Как-то не приводят наши с вами рандеву к добру.

– Не приводят… Бедный Юрка… Но жизнь продолжается! И я уже примерно представляю композицию, которая могла бы вам подойти. В вас чувствуется сильный характер. Ноты табака с ванилью или пачули с белыми цветами…

– Скажите, а как вы узнали электронный адрес моего мужа?

– Я не имею чести знать вашего мужа.

– А кто делает рекламную рассылку вашей мастерской? У вас есть пресс-секретарь?

Парфюмер икнул:

– Нет. Один я, совсем один. Но не одинок – мир полон самых чудесных ароматов.

Убеждая себя мысленно, что мои запасы терпения неиссякаемы, я все-таки смогла добиться от парфюмера следующей информации. Рекламные письма он рассылает сам. А электронные адреса ему дают менеджеры интернет-магазинов, торгующих парфюмерией. Что, в общем, логично: если люди покупают парфюм, они скорее заинтересуются рекламой персонального запаха, чем покупатель условной бетономешалки. И это очень похоже на правду: Андрей и правда не любит ходить по торговым центрам, ему проще выбрать товар на сайте, и он действительно иногда покупал мне и себе парфюм в интернет-магазинах. К сожалению, информации о статуэтке, которой пробили голову несчастному лаборанту, оказалось совсем мало. Орехову кто-то ее привез то ли из Греции, то ли из Италии. Кто именно – он не помнит. Рассказывать парфюмеру о своей беде с отпечатками пальцев на орудии убийства я не стала. Мы договорились встретиться завтра, составить мне парфюм – и распрощались.

Я позвонила нашей соседке, Насте, живущей в коттедже напротив, и попросила выпустить беднягу Снапа, который, должно быть, уже проклинал свою безответственную хозяйку самыми гневными собачьими выражениями.

– Все сделаю, именинница, – пообещала Настя. – Моя малышня будет просто счастлива погулять с собакой.

Я улыбнулась. Соседские дети, как и Даринка, обожают Снапа, катаются на нем верхом, таскают за уши и за хвост. Снапуня всегда стоически переносит подобные знаки внимания. Мы хорошо сделали с соседями, что оставили друг у друга ключи от наших домов. Здорово выручает вот в таких ситуациях, когда застреваешь в городе.

Попрощавшись с Настей, я завела двигатель, собираясь заехать за дочкой и вернуться в деревню. Но мой телефон зазвонил, на экране появилась фотка сурово нахмурившего брови Седова. И я очень обрадовалась. Действительно, себе я уже весь мозг с этими отпечатками на статуэтке сломала. Так пусть же мой приятель присоединится к этому увлекательному процессу!

– У меня не галлюцинации, это действительно ты и твоя «Тойота», – констатировал мой приятель, и я завертела головой по сторонам.

Действительно, так и есть – на противоположной стороне улицы стоит Вовкин «Форд» с выключенными фарами.

Через пару минут я сидела в машине Седова и активно жаловалась на жизнь.

– Как неудачно я к коллегам заехал, тут снова ты, и у тебя, как всегда, неприятности, – улыбнулся Володя, но его лицо сразу же стало серьезным. – А вообще, я удивлен, что этот эксперт-криминалист Сергей Казько опять работает. – Я вопросительно посмотрела на Володю, и он пояснил: – Да мутный он тип, твой Казько. Пару лет назад его выгоняли. Поймали на какой-то левой экспертизе за большие деньги, но к ответственности привлекать не стали. Он там кого-то отмазывал – с очень крутыми связями. Поэтому его просто уволили, без скандала, но все свои знали: сомнительная история. Да уж, такой контингент, с гнильцой, похоже, не тонет.

– Так, может, ему кто-то заплатил, чтобы он нашел на статуэтке именно мои пальцы? – осенило вдруг меня.

На лице Седова появилось скептическое выражение:

– А доказательства? Если твоих «пальцев» на статуэтке нет – как он потом выкручиваться будет? Хотя ладно, что мы тут гадаем на кофейной гуще. Поехали к нему, и все выясним. Скоро он нам все расскажет как миленький.

Пока Седов выяснял адрес, я пыталась обдумать, как мы будем разговаривать с экспертом. Козырей на руках фактически нет. Если он сознательно меня топит – то чем мы его прижмем, чтобы он раскололся? Володя – лицо процессуальное, руки распускать очень уж активно не сможет. От меня тоже пользы ноль…

Впрочем, никаких аргументов для беседы не понадобилось.

Когда мы с Седовым нашли эксперта, к разговорам он был уже не расположен. Потому что накануне нашего появления к криминалисту Казько, направлявшемуся в свой подъезд, кто-то подкрался сзади, накинул ему на шею удавку и ловко придушил, а потом оттащил тело с дорожки.

Володя первым заметил лежащий за припорошенным снегом кустом труп. Пока он звонил в полицию, я попыталась нащупать пульс на руке Казько. Мне все казалось, что Седов ошибся и мужчина до сих пор еще жив – слишком естественным выглядело его лицо, несмотря на изуродовавший шею узкий красный шрам (или странгуляционную борозду, как называют его судебные медики). Однако пульса не было. Рука оказалась теплой. Похоже, все произошло буквально за пару минут до нашего появления…

– Скоро приедет следственно-оперативная группа. – Седов приблизился и с тоской посмотрел на труп Казько. – Тебя, Вронская, вообще из дома выпускать нельзя. Где ни появишься – там уже трупак лежит.

– Читаешь мои мысли. Слушай, может, нам надо было того?.. Ну, сделать вид, что нас тут не стояло?

– Да по мобильникам бы нас на следующий же день просчитали. И что бы мы тогда сказали? Это уже статья, мать.

– А сейчас мне что говорить? Приедет Миронов, он мне как раз до этого рассказал об отпечатках… Получается, у меня был мотив.

– Слышишь, мотив, – Володя легонько хлопнул меня по плечу, – не вешай нос. В конце концов, ты тут оказалась вместе со мной, а следователь – самый надежный свидетель. В таких вот скользких ситуациях показания сотрудников правоохранительных органов принимаются во внимание. Так что вопросами тебя потерзают. Но потом ты вернешься домой, а не в ИВС. Успокойся. Нервные клетки, сама знаешь…

Глава 3

1883–1900, Москва, Анри Брокар

– Брокар приехал! Брокар тут! – вопил мальчишка, несясь по улице с антикварными лавками.

Анри, рассматривавший старинный брегет, усмехнулся.

У антикваров его давно знают. Сначала скупал он фламандцев, потом стал брать и старинные подсвечники, статуэтки. Дальше – больше: комоды, кресла, гарнитуры. Иногда заплатишь кучу денег, а приобретешь сущую ерунду. А порой за пару копеек завладеешь настоящим сокровищем. Как было, например, с той прокопченной доской – то ли икона, то ли еще что, на темной поверхности не разобрать ничего. Вдобавок, доска и раскололась пополам – Анри случайно сел на нее в повозке. А дома отмыл – и вышло, что сам неподражаемый Дюрер задаром достался!

– Беру, дивные часы, – решил насчет брегета Брокар, доставая деньги.

Не прошло и получаса, как он также приобрел инкрустированную малахитом вазу, а еще старинную шкатулку, искусной работы трость с набалдашником из слоновой кости и, разумеется, пару картин.

Покупки доставили Анри неимоверное удовольствие.

Конечно же, он знал: торговцы обманывают его, берут втридорога.

Стоит ему только приехать к ним – весть разносится быстро, и цены сразу же вырастают. А других покупателей антиквары стращают: «Берите, а то скоро у нас Брокар появится – и боле вы такой замечательной вещички приобрести уже не сможете».

Но в тот момент, когда Анри рассматривал старинные вещи, он был так счастлив, что это стоило любых денег.

Средства у него имелись, причем значительные.

А вот счастья – во всяком случае, полного счастья, того, о котором мечталось, – вот его-то обрести не удалось.

Роскошные антикварные вещи, дорогие и изысканные – они заменяли для Анри именно счастье, к которому он стремился и которое так и не смог получить.

Это была его месть? Его отчаяние? Или, может, облегчение?..

Зайдя домой, Анри попытался не раздеваясь пройти в свою мастерскую и сложить купленные вещи там. Однако Шарлотта, обладавшая невероятно острым слухом, выбежала из гостиной. И с досадой нахмурилась:

– О, Анри! Ты опять?! Опять накупил всякой всячины! В нашем доме скоро будет не развернуться!

Брокар виновато молчал.

Разумеется, Шарлотта права. Он покупает слишком много. Антикварными вещами забиты и гостиная, и спальня, и даже детские.

Как быстро летит время… Дочь Евгения уже невеста, интересуется, как и все девушки в ее возрасте, кавалерами и стихами. А вот мальчишки, Эмиль и Александр, в лучшую сторону отличаются от ровесников. Им не до шумных игр, они живут в мире запахов. Сыновьям разве что обнюхать дорогие старинные вещи, которыми завалена их комната, хочется, а не баловаться с ними.

– Еще только попробуй что-нибудь принести! – не унималась жена. – Ты перетащил к нам в дом все, что было в антикварных лавках Москвы! Распоряжусь домой не пускать, коли опять с барахлом заявишься!

Наверное, на лице Анри отразилась такая тоска, что Шарлотта спохватилась, поцеловала мужа в губы и ободряюще улыбнулась:

– Это ничего, что так много у нас вещей. Нам надо просто найти для них другое место, не наш дом. И выставить их там. Пусть люди смотрят, ходят же к Третьякову.

Брокар почувствовал, как предательски дрожат губы.

У него есть все: деньги, признание, любимая жена, хорошие детки. И вроде бы грех Бога гневить жалобами да стенаниями.

Да только вот все равно сам себя не обманешь.

Нет у него того, ради чего он приехал в Россию. Мальчишкой мечтал он о том, как сочинит ароматы сладкие, как сама любовь, глубокие, как небо, незабываемые, как солнечный свет. Сейчас в волосах полно седины. А эта мечта так далека, словно и не было этих долгих лет напряженного труда…

Мыло мятное, мыло кокосовое. Мыло русское, мыло французское. Мыло сельское и мыло театральное. Спермацетное, выставочное, ярмарочное, электрическое… Десятки сортов, десятки интересных ароматных отдушек… Все это быстро раскупается, все это приносит деньги. Цветочный одеколон исправно пользуется спросом. Но духи, духи…

А ведь он всегда мечтал быть не мыловаром, а парфюмером!

И что, что вышло? Ничего!

А ведь большая часть жизни уже прожита, и будут ли благоприятственные изменения в дальнейшем – не известно…

Русские дамы не берут брокаровских духов. Заказывают из Парижа, платят Пино или Любэну втридорога. А было бы за что платить! Брокаровские духи тоньше, изящнее. И стойкость у них выше. Что, Брокар глупец – на деньги от секрета повышения стойкости духов фабрику открывать, а в своих духах тех веществ не применять? Но нет – даже если и купят духи, то потом вернут. Говорят – плохие. А они вовсе не плохие! Они лучше французских, голову можно дать на отсечение!

Шарлотта рассмотрела покупки, потом помогла разложить их по комнатам и коридорам. Затем, лукаво улыбнувшись, увлекла Анри в гостиную.

Там, на рояле, с превеликим удивлением увидел он коробку с любэновскими духами, линейку брокаровских пустых флаконов, а также несколько больших пузырьков, в которых на фабрике смешивались духи для дам. А еще в кресле, лаская шпица Шарлотты, сидел нотариус, господин Бородин собственной персоной.

– Я все чудесно придумала, – жена бросила на Анри лукавый взгляд, – Послушай мой план. Сейчас мы перельем любэновские духи в твои флаконы. А твоими духами наполним флаконы от Любэна. Господин нотариус письменно все это засвидетельствует.

Анри оживился:

– Что же потом?

– А потом мы станем продавать Любэна в наших магазинах. Скажем: коли плохи брокаровские духи, вот вам Любэн.

– То есть не Любэн, а Брокар – но во французских флаконах?

– Совершенно верно! А если кто купит «Брокара», а потом вернет нам в магазин, то это значит, что на самом деле он вернул те самые французские духи! А потом… Потом тебя ждет сюрприз!

Анри сразу же повеселел и занялся переливанием духов.

Пару недель он был невероятно счастлив и ни разу не ходил в антикварные лавки.

Брокаровские духи (которые на самом деле были самыми что ни на есть любэновскими) покупатели возвращали часто.

Но отдавать деньги за любэновские флаконы не приходилось, дамы говорили им комплименты – и Анри только самодовольно улыбался и расправлял свои широкие пушистые усы.

Обещанным сюрпризом оказался знакомый Шарлотте газетчик. Он был приглашен в дом и все записал самым подробным образом.

«Недавно фабрикант Генрих Брокар провел любопытнейший эксперимент. При свидетельстве нотариуса Бородина он разлил свои духи во флаконы известной французской фирмы «Любэн». Французские же духи он перелил во флаконы производства фабрики «Брокар и К^о». Сделано это было в связи с тем, что Генрих Брокар имеет мнение относительно полной неразборчивости московской публики в духах, а также в ее совершенной предвзятости к русскому мылу и духам. За все время, в течение которого продавались якобы французские духи, не обнаружено ни одного недовольного покупателя. Настоящие французские духи, напротив, упрекались в том, что они слишком просты и нестойки. На сим Генрих Брокар полагает завершить свой эксперимент и уверяет, что готов вернуть деньги введенным в заблуждение покупателям, коли те будут иметь в том такую необходимость», – сообщили вскорости «Московские ведомости».

Анри и Шарлотта ликовали.

Никто из покупателей любэновских духов в магазин не заявился.

А брокаровские духи дамы стали покупать так же охотно, как мыло, пудру и помаду.

Вдохновленный спросом на духи, Анри сутки напролет просиживал в мастерской, составляя композиции то на основе ноты розы, то с ярким ландышем. Особенно же радовался он, когда удалось воссоздать аромат сирени. Парфюмеры знают: цветки сирени не поддаются перегонке, все попытки получить и сохранить запах терпят фиаско. Но можно попытаться «собрать» всю нежность аромата сирени, комбинируя запахи других цветов. Когда из пробирки запахло самой настоящей персидской сиренью, по щекам Анри заструились слезы.

«Всевышний сейчас подле меня и ангел-хранитель, – пронеслось в голове у Брокара. – Какую же невероятную судьбу мне даровали! Я сделал все, что хотел. Все мечты и мои стремления сбылись и достигнуты. И это так красиво, как запах розы. А еще в этом есть нотка пачули. Это страх мой и растерянность. Я сделал все, что хотел. Куда же нам с Шарлоттой теперь двигаться дальше?..»

* * *

Звонок Андрея по скайпу, мягко говоря, не обрадовал.

Что я скажу мужу? Про два трупа, подарочки на мой день рождения? Про то, что я – мать-кукушка, подкинула ребенка бабушке и дедушке? Хотя последнее, наверное, разумно.

Мне приходится перманентно мотаться по допросам. Я так и не разобралась с отпечатками пальцев на статуэтке. И с учетом всех этих странных событий намного спокойнее, когда дочь находится в безопасности, вовремя получит полагающийся обед или ужин и не будет, как сиротинка, ждать, пока непутевая мамаша заберет ее из садика…

Я сбросила звонок Андрея, но написала ему сообщение: «Перебрала вчера с Настей, сплю». Прилетевшее в ответ «люблю тебя, пьяница» слегка укололо мою совесть. Но я решила, что сейчас времени на рефлексию у меня нет, а потом я все объясню своему чудесному и умному мужу.

От моих намерений сидеть тихо, как мышь под веником, и сочинять истории о победе добра над злом не осталось и следа.

Этот второй труп, эксперта-криминалиста, меня просто доконал!

Да не хочу я быть пешкой непонятно в чьих играх!

Я не позволю подводить себя под монастырь и превращать свою жизнь в нескончаемую череду допросов!

В конце концов, каждый должен уметь постоять за себя. Иначе самоуважение пикирует ниже ватерлинии, и приходится жить с ощущением собственной слабости, трусости и аморфности!

Уже много лет я зарабатываю себе на жизнь тем, что сочиняю загадки на криминальные темы. Теперь мне предстоит разгадать что-то подобное. Надеюсь, справлюсь…

Вчера с Седовым мы полночи давали показания об обстоятельствах обнаружения тела. До дома я добралась под утро, выпустила Снапа побегать по участку, потом попыталась заснуть, но ничего из этой затеи не вышло. Перевозбужденная последними событиями психика показывала мне зловещее кино с кадрами то проломленного черепа лаборанта, то проклятой статуэтки, то алой странгуляционной борозды на шее криминалиста.

Поэтому утро я начала с большой чашки крепкого кофе. А потом стала прикидывать, как заставить парфюмера Орехова, у которого явно рыльце в пушку, рассказать мне все, что он знает.

Наверное, бита или зажатые в дверь пальцы позволили бы получить ответы на все вопросы максимально быстро. Однако с учетом гендерного фактора пришлось отказаться от этой идеи. Привлекать грубую мужскую силу для усиления разговорчивости парфюмера мне не хотелось.

Впрочем, довольно скоро у меня появилась одна идея… И чем больше я ее обдумывала, тем более интересной она мне казалась. Риска особого вроде не было. А вот результат вполне мог появиться…

Мои размышления прервал телефонный звонок Седова.

– Подъезжаю к твоей деревне, ворота открывай, – не здороваясь, выпалил приятель и отключился.

Я включила чайник, достала из морозилки готовую пиццу и поставила ее в микроволновку. Седов, конечно, не откажется перекусить – за городом на свежем воздухе у него всегда пробуждается зверский аппетит.

Внезапный визит следователя меня не удивил. Похоже, Володе удалось узнать какие-то подробности произошедшего. Но он никогда не обсуждает такие вещи по телефону, боится прослушки. На мой взгляд, от этой привычки слегка попахивает паранойей. Однако с учетом сегодняшней доступности всяких шпионских «жучков», возможно, в такой осторожности и есть своя логика.

Через пару минут Володя уже расположился на нашей кухне и, стараясь не смотреть в умоляющие глаза Снапа (который, естественно, утром получил свою порцию корма, но всегда на любую еду смотрел так жалобно, как будто бы никто никогда не кормил эту прекрасную собаку), расправлялся с пиццей и кофе.

Закончив с едой, Седов вытер губы салфеткой и ехидно прищурился:

– Я решил, что с отпечатками пальцев на статуэтке ты, если можно так сказать, случайно под руку подвернулась.

– В каком смысле?

– Нет на статуэтке никаких отпечатков. Ни твоих, ни чьих-либо еще.

– Но Миронов-то говорил… Врал? – Я чувствовала себя растерянной и никак не могла собраться с мыслями. – Он меня на понт брал? Что-то я не понимаю, в чем прикол…

– Дело было так. После возвращения с выезда Казько отправился на свое рабочее место, оформлять вещдоки и писать акты. Его коллега, работающий за соседним столом, краем глаза видел – Казько пробивал снятые в парфюмерной мастерской пальцы по «базе». И по какой-то позиции возникло совпадение.

– Мои отпечатки есть в базе МВД? А каким образом они туда попали?

– Как раз твоих отпечатков там нет, я проверял. Но в тот момент, когда возникло совпадение, в кабинет вошел Миронов и поинтересовался, есть ли новости. Казько быстро свернул программу (его коллега со своего места это заметил) и сказал, что отпечатки пальцев на статуэтке принадлежат Лике Вронской. Коллеге Казько твое имя ничего не сказало, он подумал, что эксперт просто озвучил имя-фамилию из базы. Миронов радостно удалился пытать тебя вопросами. А Казько запустил на свой комп вирус, который положил систему и сейчас не позволяет проследить историю последних операций.

– Так он эксперт или хакер? Я себя компьютерным чайником не считаю. Но вот так быстро грохнуть всю инфу с компа не смогла бы.

– Наверное, если бы у тебя было, что скрывать, ты бы предусмотрела быстрый вариант.

– Но зачем Казько было врать насчет меня?!

Седов пожал плечами:

– А ему все равно было, чье имя называть. Ляпнул первое, что в голову пришло. Юридической силы все это не имеет. Сказал бы потом Миронову, что ошибся. Ему надо было просто срочно остановить направлявшегося к компу следователя. Что он и сделал.

– Получается, Казько сам решил снять денег с убийцы и уничтожить его отпечатки? Блин, ну как так!

– Вот так. Этот Казько – та еще мразь. Ничего за душой нет. По трупам пойдет ради своих интересов. Ну ладно, все это лирика. А вот не лирика – я думаю, должна быть какая-то связь между Казько и убийцей.

Я кивнула:

– Ага, получается, слишком быстро все произошло. Эксперт узнал, кто убил лаборанта, связался с ним. Наверное, получил гарантии большой оплаты, уничтожил пальцы…

– А он не поторопился с уничтожением отпечатков?

– А что ему было делать? Если бы он их оставил – их пробили бы по базе, нашли убийцу, он сдал бы криминалиста со всеми потрохами…

– А убийца как об этом узнал? Он расправился с Казько, но где были гарантии, что отпечатков нет?

Седов подлил в свою чашку кофе и вздохнул:

– Наверное, тертый калач. Или Казько – дурак, ему проболтался. Но, в общем, самое главное – больше тебя особо дергать не будут. Работай спокойно. А я поеду, работы куча, все свои дела запустил из-за этих твоих приключений.

– Спасибо. Прости, что напрягла тебя!

Володя встал, давая понять, что разговор закончен. Я проводила Седова, дождалась, пока Володин «Форд» скроется за поворотом, и пошла к своей машине.

Информация о том, что Казько втянул меня во всю эту историю случайно, была очень похожа на правду. Нет, наверное, никакого злодея, плетущего против меня мерзкие интриги. Но остановиться я уже все-таки не могу. Слишком сильно накрутила себя. А благоразумие к числу моих достоинств не относится…

* * *

Если бы не излишняя полнота, Станислав Орехов был бы очень похож на актера и режиссера Федора Бондарчука – тот же выразительный типаж внешности.

– Вот, этот парфюм я сделал для своей жены. – Стас протягивает мне блоттер и грустно добавляет: – Бывшей жены…

Я подношу полоску бумаги к лицу, с наслаждением прислушиваюсь к неторопливым ласкам ванили, проношусь над кустом бордовых распускающихся роз с капельками росы на нежных лепестках, попадаю в заросли кустов малины, спелой, готовой брызнуть терпким соком… Потом вдруг возникают практически физические ощущения – прикосновения Андрея, его тепло, мягкие нежные поцелуи. Люблю просыпаться утром в объятиях мужа, когда в окно льется розоватый солнечный свет, звенят птицы, и впереди целый день, и вся жизнь, и наша любовь…

– У вас талант, – невольно вырвалось у меня, когда грезы и видения пропали и я вспомнила, что есть не только запахи, но и слова. – Потрясающий аромат. Любовь во флаконе.

Орехов пожал плечами и откинулся на спинку кресла:

– Наши отношения это не спасло… Так что, какой аромат мы будем придумывать для вас? Я думаю, сначала надо определиться с группой, а потом уже думать о нотах. Какие запахи вам нравятся? Свежие, сладкие? Древесные, восточные?

На какой-то момент мне стало некомфортно и, пожалуй, даже страшно.

Я осознала, что Орехов, за пару секунд выдернувший из моих воспоминаний самые сокровенные нежные и счастливые мгновения, может подойти прямо к моей душе. Он может оказаться слишком близко, понять мои сильные и слабые стороны. Реакция на запахи – это код сейфа. Легко и непринужденно парфюмер вскроет хранилище с моими секретами. Если, конечно, позволить ему это сделать.

Но только я не позволю…

– Стас, а вы можете сделать мне «Ле фу д’Иссей» Иссея Мияке? Этот аромат давно снят с производства. Цены на аукционах доходят до тысячи долларов за пятьдесят миллилитров, дорого. Я скучаю по нему.

Орехов нахмурился:

– Никогда не мог понять привязанности ко всем этим снятостям и винтажам. Сколько новых марок появляется! Постоянно разрабатываются новые компоненты, обыгрывающие уже известные ноты так, что их просто не узнать! Зачем вам это надо? Воспоминания? Вы их вернете, но поймете, что вы уже другая!

Он прав.

Он снова прав, этот хитрый сомнительный человек.

Парфюм, который я прошу сделать, ассоциируется у меня с одним из самых эротичных переживаний в моей жизни.

Тогда я жила с парнем, работала журналистом, писала о политике. Пришла на интервью к лидеру политической партии – и забыла все вопросы, хотелось не обсуждать политологические нюансы, а целоваться. С моим визави происходило то же самое; сбивчивыми фразами он звал меня на прогулку, поужинать, в свою жизнь, в свою постель. Политик выключил диктофон, зарылся лицом в мои волосы и прошептал:

– У тебя потрясающие духи, ты так пахнешь…

Я убрала его руки, перевела дыхание и нажала на кнопку начала записи.

Не будет никакого ужина, никаких поцелуев, никакого секса. Потому что дома меня ждет бойфренд, который, когда я болею, приносит аспирин и чай с лимоном. Он знает мой любимый сорт шоколада и то, что зимой у меня дико мерзнут руки и ноги. И если только сейчас я скачусь в жаркую лавину другого тела – я больше уже никогда не смогу сидеть на кухне в его рубашке и болтать всякие глупости.

На следующий день политик разбился на машине. Мне хочется думать, что это просто стечение обстоятельств, что он не запивал горечь отказа алкоголем, или что если все-таки пил – то я тут совершенно ни при чем.

«Ле фу д’Иссей» для меня – очень странный запах, сладкий, горький, запах страсти и смерти…

Парфюмер не сдавался:

– А может, вам купить «Этру» от Этро? Они отличаются по пирамиде, но схожи на обонятельном уровне. А мы с вами придумаем что-нибудь лично для вас? Мне кажется, это хорошая идея.

Я покачала головой.

Не пущу в свою душу этого странного дядьку. По крайней мере, пока он не станет для меня полностью понятным, как для него понятны все тайны ароматов.

– Я искала аналог «Ле фу», и у меня есть «Этра». Да, похожи. Но «етра» идет в концентрации туалетки, а я хочу парфюмированную воду. Мне нравится, когда аромат стойкий и густой.

– Хорошо, как вам будет угодно. Это ваше право.

Орехов пытался говорить равнодушно, но лицо у него было как у обиженного ребенка. Моя Даринка так же надувает губы, когда я не разрешаю ей поглотить вторую порцию мороженого подряд.