Текст книги "Я знаю, кто меня убил"

Часть вторая

Прошлое

Глава 1

Сначала их было двое – Физик и Лирик. Мальчишки жили в одной коммуналке и учились в параллельных классах. Первого звали Сеней, второго Гурамом. Сеня родился в Энске, а Гурам переехал из Армении в возрасте шести лет. Худой, смуглый, губастый пацан с копной смоляных кудрей был тут же прозван Папуасом. Над ним издевалась соседская детвора. И не только белобрысая, конопатая, светлоглазая. Цыганята тоже дразнили. Они пусть внешне и не особо отличались от Гурама, но были бойкими, драчливыми, а Папуас – тихим, воспитанным, всегда аккуратно одетым. Он не гонял в футбол, не лазил по подвалам, не стрелял из рогатки… Он читал! Выходил во двор с книжкой и усаживался на скамейку под окнами квартиры. Из них за ним приглядывала бабушка и гоняла местное хулиганье.

Гурам сначала плохо говорил по-русски, но вскоре научился. Овладел языком лучше детей аборигенов. Думал, к нему станут добрее, ан нет.

Сеня верховодил местной шпаной. Бывало, подтрунивал над Гурамом, но беззлобно. Отец, который работал боцманом на барже, наказал никогда не обижать тех, кто физически слабее. И девочек, даже если они вдвое крупнее. Он был хорошим мужиком, правильным, жаль, пил много и из-за этого погиб – выпал за борт и утонул.

…То был предпоследний день лета. Послезавтра в школу, первый раз в первый класс. Сеня категорически не желал учиться, потому что не умел ни читать, ни считать, ни даже писать свое имя. Не до глупостей ему! Он был командиром в игре «казаки-разбойники» и прогулял все подготовительные занятия. Поэтому решил сбежать к бабушке в область и поселиться в ее сарае. Авось не сразу найдут и в этом случае отдадут в школу на следующий год. Он собрал мешок с едой и водой, сел на свой раздрызганный велик и отправился в путь. Цепь слетела метров через триста. Сеня принялся с нею возиться, когда увидел Гурама и цыганенка Ваську. Последний бил Папуаса ногами. А тот вместо того, чтобы дать сдачи, прижимал что-то к своей груди и бормотал:

– Не трогай его, не трогай…

Его… Не меня!

И тут Сеня увидел, что Гурам держит котенка. У того на белой мордочке было красное пятно. Кровавое, судя по всему. Во дворе поговаривали, что Васька живодер, но никто не видел, как он мучает животных. Папуас, судя по всему, увидел. И встал на защиту котейки.

– Ах ты гнида! – вскричал Сеня и кинулся на Ваську. – Над беззащитными издеваешься?

Васька был старше на два года, выше на голову. И он не боялся дошколенка. Но когда увидел в его руке цепь от велика, умчался прочь.

– Он бил его камнем, – шептал Гурам, а по его смуглому лицу катились слезы. – Хотел голову размозжить…

– И ты кинулся спасать?

– А что мне оставалось?

– Пройти мимо, чтобы не получить самому. Смотри, у тебя ноги в синяках и ссадинах! – Гурам носил отглаженные шортики, чем тоже бесил дворовую ребятню.

– Заживут. Зато Снежок жив. – И расцеловал котенка.

– Васька мог бы и тебя… камнем!

Гурам пожал плечами. Узкими, костлявыми. А на покрытые гематомами ножки-палочки даже внимания не обратил. Тогда Сеня и понял, что Папуас настоящий пацан. И предложил ему свою дружбу.

Снежка они, естественно, не бросили. Он стал еще одним жильцом коммуналки. Его взял к себе Сеня, потому что Гураму не разрешили, они и так вчетвером жили в одной комнате. Васька пытался свести счеты с Папуасом, но теперь за него вступились несколько мальчишек. Друг Сени – их друг.

Гурам, естественно, с отличием окончил первый класс. Его портрет повесили на доску почета. Но и Сеня на второй год не остался. Пусть на тройки, но вытянул. Спасибо Гураму, помогал с домашкой. Сеня же, в свою очередь, приобщил друга к футболу. А дворовых ребят отучил обзывать Папуасом. И тот стал Лириком. Но только к пятому классу. Именно тогда в их компании появился еще один пацан, Химик.

Он носил чудно́е имя Эрнест и обычную фамилию – Субботин. Мать, немка, дала имя, фамилия досталась от отца – русского. Мальчика перевели в их школу из другой, потому что в их был очень сильный педагог-химик, а Эрнест был увлечен этой наукой. В пятом классе ее еще не преподавали, но учитель позволял посещать талантливому мальчику не только занятия со старшеклассниками, но и свой кружок-лабораторию.

Эрнест был очень странным. Он блестяще учился, но гуманитарные предметы давались ему лишь потому, что он обладал феноменальной памятью. К примеру, учебник по истории Древнего Египта он прочел за сутки, запомнил все, даже картинки, и мог ответить на любой вопрос учителя. Диктанты писал без единой помарки. А вот сочинения ему не давались совсем. Как и рисование. На любых творческих конкурсах он сидел в стороне. Но тут Гурам блистал! Он не только великолепно читал стихи, но и писал их. А еще рассказы, и два из них напечатали в «Пионерской правде».

Сене же было не до школы. Он занимался в разных спортивных секциях. Не одновременно – по очереди. В одну запишется, та ему надоест, он в другую пойдет. И самбо обучался, и в волейбол с хоккеем, но по году, не больше. Для спорта дисциплина нужна, а Семен был разгильдяем.

Эрнест сам подошел к нему на перемене. Отвел в сторонку и попросил помощи. Сеня думал, защита тому нужна, чушкуют чудика наверняка, но тот, как оказалось, сам мог за себя постоять. Естественно, благодаря уму, а не физической силе. Подкидывал в карманы и портфели обидчиков мини-бомбочки. Особенно хорошо у него вонючки получались.

– Мне нравится одна девочка, – смущенно проговорил Эрнест.

– Поздравляю, – хохотнул Сеня, а про себя подивился, не думал, что этот чудик на девочек внимание обращает. – И чего ты от меня хочешь?

– Пристань к ней, а я ее от тебя защищу. – Сеня расхохотался. С ним даже восьмиклассники не связывались. – Я в журнале видел несколько зарисовок приемов самообороны, смогу их сымитировать.

– Чего?

– Ну, сделать вид, что дерусь. Ты поддашься и упадешь. А Маша меня, как своего рыцаря, вознаградит своим вниманием.

– Ой, и чудно́ вы с Гурамом говорите, – вздохнул Сеня. – Только я девочек не обижаю.

– Тебе всего лишь нужно сделать вид…

– Нет.

– Я буду за тебя все контрольные делать.

– Есть у меня уже помощник.

– Жаль.

Эрнест очень расстроился, поник. Он и так был сутулым, а тут просто в горбуна превратился. Но лицо у него было симпатичным. На общих фото он выходил лучше остальных мальчишек: правильные черты, большие карие глаза, волнистые темные волосы, красиво очерченный рот. Когда закончилась начальная школа, классы переформировали, и Сеня с Гурамом стали учиться в одном. Там же Эрнест. Так вот на общем фото Физик и Лирик были как два уродца. Один белобрысый, с вечными болячками на лице и ужасной челкой, второй с огромным носом, африканскими губами, вокруг которых пробивается щетина. По симпатичности Химик выигрывал. Но женщины, даже маленькие, больше любят хулиганов или поэтов (последних меньше, естественно).

– Что за девчонка? – не сдержал любопытства Сеня.

– Маша.

– Имя я слышал. У нас их много. Только в нашем классе две.

– Она из другой школы. Той, где я раньше учился.

– Красивая?

– Очень. И талантливая. Она поет, как соловей. На всех городских конкурсах побеждает.

– Значит, ее должен знать Гурам.

– Наверное. Но мне он ничем не поможет. Победа над ним не сделает меня героем.

– Да что ты все о драках?

– Все примерные девочки любят хулиганов.

– Точно, – самодовольно улыбнулся Сеня. Гурам рассказывал, что половина их поэтического кружка, а это четыре представительницы слабого пола, неровно дышали именно к нему, хулигану. – Ладно, давай сходим к той школе, где учится эта Маша, и посмотрим, что можно сделать.

На следующий день они туда отправились втроем. Сели на скамейку возле крыльца и стали ждать.

– Вот она, – выдохнул Эрнест, и глаза его засверкали. Сам он при этом скукожился до размера куклы.

По ступенькам сбегала… взрослая девушка! Красивая, да, но ей было лет пятнадцать.

– Она ж старая, – разочарованно протянул Сеня.

– Ровесница моего брата.

– Ей тринадцать? Выглядит старше. И она на тебя не посмотрит, даже если ты спасешь ее от толпы бандитов.

Маша тем временем спустилась с крыльца и увидела Эрнеста. Узнала, улыбнулась и пошла в его сторону. Химик сжался еще больше, опустил глаза и будто захотел испариться.

– Привет, Эрнест, – поздоровалась с ним Маша. – Ты чего тут?

Тот попытался ответить, но выдал лишь набор звуков.

– Брата ждешь?

– Да, – ответил за него Сеня.

– Он только через час освободится. У нас сегодня шесть уроков. Меня отпустили пораньше на репетицию.

Она лучезарно всем улыбнулась, чирикнула: «Пока, мальчики!», крутанулась на маленьких каблучках и ушла… Или улетела? Крылышки на ее школьном фартуке взлетали так, будто она бабочка, стремящаяся к цветку.

И тут произошло удивительное событие! Гурам вскочил и бросился следом. Он нагнал Машу, заговорил с ней, и они, болтая, продолжили путь.

Оставшиеся на лавке пацаны переглянулись. Сеня был ошарашен, а Эрнест взбешен.

– Он хочет увести у меня Машу?

– Да нужны вы ей, малолетки, – фыркнул Сеня.

Он был прав, к Гураму и Эрнесту Маша относилась, как к детишкам. У нее были поклонники не только из старших классов, но даже с первого курса театрального училища. Она с ними занималась в студии, и многие ребята были без ума от Маши Лавинской. Под ее чары только Семен не попал. Не видел он в девушке ничего особенного. Она даже красивой ему перестала казаться. Присмотревшись к ней, Сеня поняла, что черты у Машки мелкие, зубки кривоватые, а волосы только кажутся густыми. Были бы прямыми, висели бы сосульками, но они вились, и каштановые кудряшки очень Маше шли. Как и веснушки на вздернутом носике.

Повзрослев, Сеня понял, что не внешностью Маша брала. Она была легкой, веселой, музыкальной, грациозной. Умела себя правильно подать, ко всем найти подход, посмотреть, улыбнуться по-особенному. А как заливисто хохотала! И стреляла смешинками из глаз… Как пулями… На поражение…

В тот же день, когда Гурам ушел вслед за Машей, Сеня познакомился со старшим братом Эрнеста Александром. Он поразил пацана своей адекватностью. Оказывается, не все умники-разумники странные. Сашка не только был вундеркиндом и уже на следующий год, в неполные пятнадцать, намеревался поступить в университет. Он еще и в волейбол играл, и под гитару пел. Правда, на это времени не хватало, Сашу постоянно отправляли на олимпиады, и он объехал половину Советского Союза. Внешне от младшенького он тоже отличался, был широкоплечим, довольно рослым блондином. Неудивительно, что Маша именно ему отдавала предпочтение. Она и с Эрнестом общалась лишь для того, чтобы быть ближе к его старшему брату. Но Химик этого не понимал. Его влюбленность в Машу была слепой и отчаянной. Когда ему не удалось договориться с Сеней, он нашел другого хулигана. И попытался защитить от него даму своего сердца. Но огреб по полной! Маше еще пришлось его отбивать, а потом синяки бодягой мазать.

Она дала Гураму прозвище Лирик. Она сказала про него и Эрнеста:

– Вы странная парочка друзей. Один от искусства, другой от науки. Физик и Лирик.

– Я химик, – поправил ее Эрнест.

– Это не важно.

– Не соглашусь.

– Считается, что люди науки и искусства совершенно по-разному познают мир. Поэтому редко дружат.

– У них для склейки третий есть, – заметил Александр Субботин, присутствовавший при разговоре. – Обычный дворовый пацан Сеня. Не физик, но физрук.

Так они и стали Химиком, Лириком и Физруком. Крепко дружили до десятого класса. Потом жизнь раскидала, но связи друг с другом ребята не потеряли. Писали письма, поздравительные телеграммы отправляли, встречались по случаю.

Гурам уехал учиться в Москву, он поступил в литературный институт. Эрнест в химико-технологический родного Энска. Сеня в педагогический на физрука (оправдал кличку). Но, когда завалил сессию, пополнил ряды Советской армии. Взяли его не просто в десант, в бригаду специального назначения КГБ.

Дембельнувшись, Сеня вернулся в родной город.

С друзьями детства он встретился не абы где, а в театре. Туда их позвала Маша.

За два с лишним года все изменились. Гурам похорошел: немного поправился, и нос с губами уже не казались огромными. Он отпустил волосы, начал одеваться с легким богемным шиком. Эрнест же носил все тот же костюм с выпускного, перестал бриться, и его лицо покрывала клочковатая борода. И Химик, и Лирик делали большие успехи в учебе. И оба все еще оставались девственниками. В отличие от Сени, который, первый раз попробовав в пятнадцать, к двадцати одному году набрался опыта и считался ловеласом. У него даже в армии девчонки были, а уж на гражданке… Спортивному, симпатичному, разбитному Сене Забродину они проходу не давали. Но он ни разу не влюблялся. Увлекался, да, но быстро остывал. Тогда как его друзья продолжали хранить свое чувство к Маше.

На представлении они сидели в партере. Сеня скучал, а Химик и Лирик восторгались. Оба приперлись с цветами. Маша оказалась единственной из массовки, кому их подарили. После спектакля они вчетвером пошли в кафе на набережной. Взяли шампанского, но потом заказали еще ситро и пиво. Эрнест не употреблял алкоголь, а у Сени от газиков изжога началась. Да и не признавал он эту шипучку, считал бабским напитком.

– Как твой брат поживает? – спросила Маша у Эрнеста.

– Хорошо. В Москве, в аспирантуре.

– Совсем не приезжает?

– Бывает, но редко. Мы в деревне у бабушки обычно встречаемся. Она под Владимиром. Удобно и нам, и ему.

– Хоть бы позвонил разок, – немного обиженно проговорила Маша. – Так хорошо общались когда-то…

О да, был между ними роман, в который Эрнест не желал верить. Не долгий и для Саши не важный. Они гуляли, в кино ходили, целовались даже, но в семнадцать парень перевелся в московский вуз, а Машеньку с собой не позвал. Он даже не предупредил ее об этом. Просто уехал. Она от Эрнеста узнала о том, что Александр теперь в столице. Стоило ей с родителями на юг уехать. Вернулась, а любимого и след простыл!

После кафе они отправились на речную прогулку. Длилась она два часа. На теплоходе они снова пили, уже коньяк, даже Эрнесту его в кофе добавили, пока он в туалет ходил. Маша с Гурамом устроили концерт для всех пассажиров, она пела, он читал стихи. Захмелевший от чайной ложки коньяка Химик истово им аплодировал, а Сеня, не привыкший быть в стороне, зафиналил концерт трюком. Он ладонью разбил доску, а потом и кирпич, невесть откуда взявшийся на теплоходе. И это произвело настоящий фурор. Тогда-то Маша и посмотрела на него другими глазами!

И стрельнула из них искрами… Как пулями… На поражение.

Одна попала прямо в сердце.

Сеня, последний из троицы, влюбился в Марию Лавинскую.

Глава 2

Она вышла замуж в двадцать четыре. По советским временам довольно поздно. Зато удачно – за очень большого человека!

Химика, Лирика и Физрука она пригласила на свадьбу. А еще Александра Субботина. Но тот не явился, отделался поздравительной телеграммой. А остальные пришли. Даже Гурам, который в Москве остался жить, приехал. Он был с шикарной женщиной за тридцать. Сеня тоже не один заявился, а со своей девушкой. Влюбленность в Машу не мешала ему строить личную жизнь. Парень понимал, что ему нужна другая, скромная, простая, без закидонов и звездных амбиций… Физручка? Пусть так! Он работал, учился заочно и нуждался в боевой подруге, а не в музе… В конце концов, он не Лирик. И не Химик…

Последний приплелся один. Все в том же выпускном костюме, разве что при галстуке. Он был разбит, несчастен. Но до тех пор, пока не начались поздравления. Сидящий рядом Сеня увидел, как друг выпивает водку, вытаскивает из-под стола коробку, перевязанную бантом, и насторожился.

– Ты что задумал? – прошептал он на ухо Эрнесту.

– Ничего.

– Не ври.

– Он ее недостоин, – простонал тот.

– Маша так не считает.

– Он же старый, лысый… – Химик снова потянулся к водке, но Сеня отставил бутылку. – Если бы она вышла за другого, я бы понял. Но она стала женой этого хорька! Наверняка он склонил ее к браку. Подключил связи в КГБ…

– Ты посмотри, как она счастлива!

– Она же актриса.

– А он большая партийная шишка. Уже продвинул ее в театре, поставил в очередь на квартиру. Машка вытянула счастливый билет. Так что не дури. – Сеня вырвал из его рук коробку. – Что там? Бомбочка из разряда тех, что ты в детстве подкладывал обидчикам в портфели?

– Да, только помощнее. Будет дым и вонь такая, что придется всем покинуть помещение.

– Какой же ты дурило, Эрнест! Тебя за хулиганство на пятнадцать суток как минимум посадят.

– И пусть. Зато я сорву свадьбу.

– Я тебе сорву, – процедил Сеня и силой увел друга из ресторана.

Швырнув коробку с подарком в реку, он затолкал Эрнеста в такси. Его нельзя оставлять в ресторане, а то он еще что-нибудь придумает. Когда вернулся в зал, поздравления закончились. За всех друзей речь толкал Гурам.

…С мужем Машенька развелась быстро. Когда он перестал помогать ее карьере, а лишь мешал ей. И все же она по-своему его любила, даже готова была ребенка родить, но когда поступило предложение сняться в кино, сделала аборт и умотала в Москву.

Тогда в столице жил не только Гурам, но и Семен Забродин. Он учился в высшей школе КГБ. В Энске остался только Эрнест. Но именно он к двадцати шести годам добился самого большого успеха. Лирик работал в журнале штатным автором, писал пьесы, но их ставили в театрах художественной самодеятельности. Физрук еле тянул учебу, поскольку переживал развод. Супруга, которая должна была стать боевой подругой, изменила ему. Думала, Сеня не узнает. Студент высшей школы КГБ!

Эрнест Субботин же стал самым признанным молодым ученым страны. Он выигрывал все конкурсы, на которые Химика отправлял его НИИ. Мог бы и за границей всем нос утереть, но институт был закрытым, и его не выпускали. Стал бы членом партии, кандидатуру Эрнеста рассмотрели бы, но он отказывался пройти хотя бы курсы марксизма-ленинизма. А это было обязательным для тех, кто желал вступить в ряды КПСС. Химик мог перебраться в столицу, возглавить там любую химическую лабораторию, получить квартиру, стать академиком… Но Эрнесту все это было не интересно. Он даже докторскую не защитил бы, не надави на него мама. Химику не нужны были регалии, он и так знал, что в любимой науке разбирается лучше всех. Деньги же его вообще не волновали. Как и квартиры. В родительской у него была комната, ему ее хватало. Стань Маша его женщиной, он жил бы иначе. Но коль он одинок, и вряд ли это когда изменится, то Эрнесту достаточно того, что он имеет. Он даже премии свои и призовые не тратил. Зато как были рады родители, когда сообщили, что хотят купить дачку в садовом товариществе, но им немного не хватает. Попросили добавить. И сын снял все, что лежало на счету. Денег хватило на дом на берегу Волги и на то, чтобы поменять старенький «Москвич» на «копейку». Отец, как водитель со стажем, мечтал, конечно же, о «Волге». Но «жигуль» первой модели тоже ценился у автолюбителей.

То было хорошее время для всех. Но особенно для Марии. Ее наконец-то взяли в кино!

На премьеру она явилась с новым супругом. Вместе снимались, влюбились, поженились через два месяца. Друзей Маша тоже пригласила. Но на сей раз явился только Гурам. И то в надежде засветиться, обзавестись новыми знакомствами. И ему это удалось. Харизматичного молодого мужчину приметила одна влиятельная дама мира кино. Он ее привлек исключительно как самец, но, понимая, что за все в этой жизни нужно платить, женщина протолкнула один сценарий любовника. Его весь перекроили, в титрах Гурама упомянули как соавтора и заплатили, соответственно, копейки. Это его оскорбило. Он распрощался и со своей «мамкой», и с мечтой о кино. Понял, что не создан для него. Как и для корыстных отношений.

Через полгода он влюбился так, что на время позабыл о Лавинской. Его очаровала звезда цирка, Гузель Бахтиярова. О, что это была за чаровница! Тонкая, длинноволосая, с маленьким личиком, но огромными раскосыми глазами. Гурам тонул в них как в омуте. Гузель была из семьи потомственных наездников. Выступала вместе с отцом и братом, не уступая им в ловкости и смелости. Когда она выезжала на арену, стоя на своем вороном жеребце, то виделась Гураму богиней бескрайних степей. Чтобы познакомиться с ней лично, он устроился фрилансером в журнал «Советский цирк». О Бахтияровых он написал большую статью. Сам сделал фото. Естественно, почти на всех была Гузель. Лучшую фотографию, на которой Гузель походила на богиню бескрайних степей, он отнес знакомому художнику. Тот нарисовал две картины. Одну Гурам оставил себе, вторую подарил Гузель.

Роман у них завязался не сразу. Пришлось за богиней поухаживать. Мария Лавинская в очередной раз развелась, очень искала общения с давним поклонником. За счет него желала поднять свою самооценку. Если бы не Гузель, Гурам воспользовался бы этим и, возможно, добился бы наконец Маши. Но его глаз перестал на нее гореть. Он соглашался на дружеские встречи, но, едва заходили разговоры на личные темы, не мог не упоминать Гузель. Марии это не нравилось. Она обижалась, ведь мир должен был вращаться вокруг нее! Как результат – очередной разрыв отношений…

Гурам потерял Машу из виду на несколько лет. И все их посвятил Гузель.

Они не жили вместе. Так пожелала она, его богиня. Гузель не собиралась покидать родной дом, где родители, брат с семьей и ее дочка. Да, у Гузели был ребенок от мужа-иллюзиониста, предавшего их обеих. Когда труппа гастролировала по странам соцлагеря, он бежал в ФРГ и попросил там политического убежища. После этого все Бахтияровы стали невыездными. Спасибо, их из цирка не выгнали и четырехкомнатную квартиру не отобрали.

Гурам стал проводить все свободное время в цирке. Там, где находилась его любимая. Он помогал, чем мог. Записывал приветствия для гостей, оформлял афиши вместо забухавшего художника, таскал реквизит, но только если об этом просила Гузель. Ради нее он на все был готов, мог даже навоз за конями убрать.

Он несколько раз звал ее замуж. Но всегда получал отказ, пусть и в мягкой форме. И Гурам решил сделать предложение на арене цирка. Красиво, торжественно! Во время генеральной репетиции нового шоу. Он намеревался спуститься к любимой из-под купола цирка с шикарным кольцом в коробочке. Он подговорил гимнастов, начал тренироваться. Заказал у знакомого портного белый фрак, а у цветочника два мешка лепестков. Они должны были посыпаться на жениха и невесту сразу после того, как Гурам встанет на одно колено.

За пару дней до события Гузель сказала:

– Не делай этого!

Они лежали в постели. Голые. Он гладил ее спинку. Худую, жилистую, поросшую волосками… Спинку молодой лошадки. У Гузель и косы были жесткими, густыми, как грива. Она походила на животных, с которыми выступала. Поэтому у нее так здорово это получалось.

– Хорошо, не буду, – покладисто согласился Гурам и убрал руку с ее спины. Они дважды занимались сексом до этого, и он хотел вздремнуть перед следующим заходом.

– Не делай мне предложение!

– Кто проболтался? Гимнасты?

– Не важно. Отмени все.

– Почему?

– Чтобы не потерять лица. Я снова скажу «нет».

– Но почему? – Он развернул ее к себе. Еще и ночник включил, чтобы видеть лицо. А оно, облитое тусклым, похожим на лунный светом, было просто завораживающим. – Нам же так хорошо вместе, мы третий год наслаждаемся друг другом…

– Да. Я обожаю тебя. С тобой все хорошо: заниматься любовью, беседовать, гулять. Ты не только сексуальный, ты умный. Я тебя слушаю порой и диву даюсь. Как ты можешь столько знать? Я даже таблицу умножения не помню…

– Это не важно. Для меня ты идеальна. Во всем!

– Так давай продолжим наши отношения, – выпалила она и всем телом подалась к нему. – Такие, как сейчас. Будем жить сегодняшним днем и наслаждаться моментами.

Гузель обвила его торс ногами. От ее лона шел жар. Она была такой темпераментной, что, когда они занимались сексом, простыни нагревались и намокали. Не от пота – от страсти.

– Ты во мне не уверена? – не дал себя соблазнить Гурам. Это было трудно, но он сдержался и оторвал от себя Гузель.

– Ни в ком, кроме членов своей семьи.

– Понимаю, тебя однажды предали…

– Если я и выйду замуж, то только по расчету, – рубанула она. – И этот человек должен будет взять ответственность не только за меня с дочкой, но за всех Бахтияровых.

– Вряд ли такой найдется.

– Почему же? – очень спокойно возразила Гузель. – Уже есть кандидат. Но он пока в браке. Если разведется и сделает предложение, я его приму.

– То есть ты крутишь сразу двумя мужиками? – подскочил на кровати Гурам.

– Тремя. Но сплю только с тобой. И хочу продолжать это делать…

– Даже вступив в брак? – Она кивнула. – Нет, это неприемлемо! Я не буду делить свою женщину с кем-то.

– Значит, придется расстаться.

Она выбралась из кровати и отправилась в ванную. Гурам за ней.

– Мне под тридцать. Я хочу семью, детей. И я готов удочерить твою доченьку.

– И куда ты нас приведешь? Сюда? В общагу?

– У меня, между прочим, отдельная комната. Если поженимся и заведем еще одного ребенка, дадут квартиру.

– Я не собираюсь больше рожать. О чем говорила не раз. Ты чем слушал?

– Надеялся, ты передумаешь.

– Нет! – рявкнула она и захлопнула перед его носом дверь.

Когда Гузель вышла из ванной, то сказала:

– Между нами все кончено.

– Как скажешь, – пожал плечами Гурам. В тот момент он был в себе уверен. Она не права, а он молодец. И Гузель поймет это, признает ошибку, и у них все будет хорошо.

– Не приходи больше в цирк.

– Я все еще сотрудничаю с журналом и буду являться туда, когда захочу. Между прочим, мне заказали статью о Михайловских.

Он ударил по больному. Эта цирковая династия была не менее прославленной. Михайловские тоже работали с животными и выступали как с пуделями, так и со львом. Их переманили из киевского цирка год назад. За это время они обзавелись толпами поклонников. Кто-то ходил именно на Михайловских. Половина из них на Элину, главную звезду в семье. Она, как и Гузель, была молода, хороша собой (но белокура, фигуриста, улыбчива) и тоже выезжала на арену верхом на животном. Это был тигр Шерхан.

Гузель терпеть не могла Элину. Видела в ней конкурентку. Поэтому Гурам решил приударить именно за ней после того, как богиня бескрайних степей отбрила его. Он ждал две недели, когда та одумается. Еще столько же надеялся на это. Вскоре снова стал бегать за Гузель, но та была непреклонна. Она поставила точку в их отношениях… И всё!

Но у Гурама и с Элиной не получилось. Как он понял, звезды цирка спаривались либо со своими, либо с теми, кто мог принести пользу всему клану. А как правило, работали на два фронта. У большинства были и супруги, и любовники-любовницы. Причем у мужчин-гимнастов обычно имелись жены, а их покровителями являлись мужчины. И их за это никто не осуждал. Как и женщину-змею. Она выступала с сольным номером. Демонстрировала чудеса гуттаперчевости на арене, а после выступлений выезжала на оргии в закрытые коттеджи партийных бонз. На одной из многих она произвела такое впечатление на министра энергетики Китая, что он увез ее в Поднебесную.

И все же Гурам женился на цирковой. И она была из династии Михайловских. Девушка не выступала, она ухаживала за животными, была ветеринаром. Очень милая, добрая, скромная, почти незаметная… Гурам не рассмотрел бы ее, если бы Лиля сама к нему не потянулась. Она подошла к нему и выразила свое сожаление из-за того, что сорвалась его помолвка. Естественно, о том, что его отшили, узнал весь цирк, от директора до разнорабочего.

– У меня тоже была личная драма, – продолжила Лиля. – Я ждала парня из армии два года, но он, когда вернулся, на мне не женился.

– Усомнился в вашей верности? Кто-то оболгал?

– Если бы. Просто он меня разлюбил. И, как оказалось, еще до того, как ушел в армию. А я на проводах плакала, бежала за его поездом, на присягу приезжала. И твердила: я тебя дождусь. Мог бы сказать о том, что чувства иссякли. Но нет, ему нравилось думать, что на гражданке есть та, что ждет и пишет письма.

– Вам сколько лет?

– Двадцать четыре.

– И больше ни одной драмы?

– Нет личной жизни – нет драм, – горько усмехнулась Лиля.

– А вы хотели бы семью, детей?

– Конечно. И красивого предложения руки и сердца. Но это все не про нашу честь.

– Пошли бы за меня? – выпалил Гурам.

– Не играйте с огнем. Вдруг соглашусь?

– И прекрасно. Я готов повести вас в загс хоть сейчас.

– Он уже закрыт.

– Тогда завтра.

– Вы любите другую.

– Это пройдет.

Он начал давить на бедняжку. А она ему даже не нравилась как женщина. Человек видно что хороший. Да и внешне вполне себе. Только обычная она, не звезда. А его всегда тянуло к ним! Но Гураму тогда казалось, что если он не уговорит ЭТУ, то не женится вообще.

Через четыре дня он сделал Лиле предложение. На арене цирка. Спустился к ней из-под купола в белом фраке. С кольцом. Только лепестков не было. И бабочек в животе. Но у Гурама появилась невеста. И он был намерен довести ее до загса. Передумал бы лишь в одном случае: если б Гузель решила возобновить отношения. Но та никак не отреагировала на представление, которое задумывалось ради нее. Нет, она поприсутствовала на нем, похлопала, пожелала счастья жениху с невестой, но как будто совсем не расстроилась. А говорила, что Гурам ей не безразличен! Врала, получается? Или хорошо скрывала эмоции потом?

Свадьба состоялась через месяц. Тогда же молодые разделили ложе. То есть их ночь действительно оказалась первой, и Лиля лишилась девственности, как и положено порядочной девушке, с законным супругом.

Она любила Гурама. А он, даже когда остыл к Гузели, так и не смог ответить жене взаимностью. Но он хорошо к ней относился. Берег ее, баловал. Особенно в период беременности. Лиля два года не могла зачать. И когда чудо свершилось, оба были на седьмом небе. Дети – это счастье. И облегчение для обоих. Лиля боялась, что муж ее бросит, если она не подарит наследника. Гурам боялся почти того же – что бросит жену, если она не подарит ему наследника. А это значит, что все было зря!

Марк родился здоровым и красивым. Что было для Гурама радостно, похожим на жену. Сына-папуаса он тоже любил бы, но выживать с нестандартной внешностью гораздо труднее. Уж ему ли не знать!

От супруги Гурам, естественно, гулял. Но аккуратно. Он не желал ранить Лилю. И вот однажды его очередная пассия-журналистка пригласила его на прием в Дом кино. Там он увидел Марию.

Она изменилась. Чуть постарела, похудела, выглядела усталой и потерянной. А ведь тогда она находилась в зените славы!

Наткнувшись взглядом на давнего друга, Маша сразу просияла.

– Гурамчик, как я рада тебе! – вскричала она и кинулась обниматься.

– Здравствуй, дорогая. Ты все хорошеешь! – Как ни странно, уязвимость сделала ее в глазах Гурама еще более привлекательной. – Видел твой портрет в журнале «Большой экран». Это триумф, детка.